Текст книги "История сахара: сладкая и горькая"

4. Англичане и сахарный бизнес

Испания и Португалия были первыми странами, начавшими серьезное исследование новых земель за пределами Европы, и первыми, всерьез заявившими на них свои права. После 1493 г. их претензии подкрепились Тордесильясским договором, а Португалия безотлагательно объявила Африку своей собственностью, хотя другие европейские страны были от этого не в восторге. Этим договором папа Александр VI утвердил меридиан, проходящий от полюса до полюса через самую западную точку островов Зеленого Мыса, т. е. примерно 50 градусов к западу от Гринвича. Эта линия разделяла все вновь найденные земли где бы то ни было в мире между Португалией или Испанией, за которыми признавалось вечное владение.

В 1529 г. Сарагосский договор добавил еще одну линию, примерно 145-й меридиан восточной долготы, завершившую разделение планеты на испанское и португальское полушария, и отдал Филиппины Испании. Впрочем, к концу XVI в. в мире уже было много протестантов, которых мало заботили правила, установленные папой, и даже королева Мария не смогла заставить свой Тайный совет признать этот договор. Преданность стране и прибыли взяла верх над верой.

Единственным случаем, когда британцы, французы или голландцы признавали договор, был их спор о том, имеют или не имеют силу европейские мирные соглашения за разделительной линией. Иначе говоря, когда это было им выгодно, линия признавалась, но в любое другое время она словно испарялась, и «за линией не было мира».

Так, во времена королевы Марии Тайный совет строго запретил экспедиции в Африку. Заявив это, он полностью выполнил свой долг, но английские корабли по-прежнему продолжали свои плавания. Англичане знали, что даже католики-французы не обращают внимания на договор. Не далее как в 1523 г. французский капитан Жан Флорентийский атаковал испанский корабль, перевозивший сокровища, чем вызвал возмущение испанского короля Карла I, на протесты которого французский король Франциск II ответил: «Покажите мне завет нашего отца Адама, что отдавал бы все эти земли Вашему Величеству».

Если не было никакой проблемы в том, чтобы сыграть шутку с донами при правлении католической королевы Марии, то при королеве-протестантке Елизавете на троне это уже твердо, хоть и не гласно, поощрялось. Ее Тайный совет также запрещал морякам ходить в чужие земли, но каждый раз закрывал глаза на их плавания. И хотя испанские и португальские шпионы об этом знали, они ничего не могли поделать. Как и с тем фактом, что французские кальвинисты имели колонию Форт-Колиньи на территории современной Бразилии, или с тем, что португальцы и голландцы дрались из-за островов Пряностей и других территорий, не говоря уже о том, что голландцы, англичане и даже датчане – все были готовы отхватить кусок испано-португальского пирога, и все эти страны в конце концов получили свою долю сахара.

В 1598 г. Лондон посетил немецкий юрист Пауль Гентцнер. О своем визите он рассказывает:

«…[англичане] более утонченны в еде, чем французы, они едят меньше хлеба и больше мяса, которое жарят превосходно; они добавляют много сахара в свои напитки; их ложа покрыты коврами, даже у фермеров; им часто досаждает цинга, впервые, как говорят, попавшая в Англию с норманнами…»

Впрочем, сахар имел губительные последствия, как считал Гентцнер, описывая английскую самодержицу Елизавету I:

«…Затем вошла королева 65 лет, как нам сказали, очень величественная; ее лицо продолговатое, светлое, но в морщинах; глаза маленькие черные и приятные; нос немного вздернут; губы тонкие, зубы черные (изъян, который, кажется, свойственен англичанам из-за обильного употребления сахара)…»

Многие из придворных, которых он встретил, наверняка разбогатели на высоких ценах на сахар. Сахар стал более доступным, но выросли и потребности в сладком, так что было обычным делом для придворных зарабатывать на торговле, хотя делали вид, что презирают купцов. Они отправляли корабли в Средиземное море за сахаром, на Мадейру за сладкими винами и сахаром, а также покупали сахар высокого качества в Амстердаме. К тому времени, когда Шекспир в 1609 г. задал задачку с сахаром пастуха, все уже знали, что такое сахар, даже если еще и не пробовали его. Вскоре и это должно было измениться.

Забавно, что большинство изданий путевых записок Гентцнера проиллюстрированы рисунком, изображающим королеву Елизавету, работы некоего синьора Цуккаро (Signor Zuccharo). Учитывая его имя, нельзя не упомянуть, что синьор Цуккаро поступил мило и мудро, не показав зубов королевы.

Пираты и торговцы

Сэр Джон Хоукинс, которого часто называют первым английским работорговцем, был родом из Девона, как и его родственник Фрэнсис Дрейк. Хотя он и в самом деле продал несколько рабов, снятых с португальских кораблей, в его оправдание надо сказать, что это не было его обычным занятием и что сам он рабов не захватывал, но они были ему нужны, чтобы наладить торговлю с испанцами. Все это правда. Но более веское (и более честное) оправдание в том, что священники и прелаты, правители и лорды не видели ничего предосудительного в захвате и продаже рабов. Почему же он должен был отказаться от перспективы обогащения?

В любом случае то была эпоха морских волков, и в море был всего один закон: если ты видел корабль, который мог захватить, то ты так и делал, если же другой корабль мог захватить тебя, ты бежал. Это был мир, где волки пожирали волков, и Хоукинс прекрасно это понимал, как и все девонширцы.

Томас Уиндхэм был отъявленным морским волком. Он плавал с отцом Хоукинса, а позже снаряжал свои экспедиции. В 1552 г. «Лев», на котором командовал Уиндхэм, был вынужден пристать к одному из Канарских островов, где-то между Фуэртевентура и Лансароте, чтобы залатать течь ниже ватерлинии. Его команда перенесла 70 ящиков сахара на берег, чтобы облегчить корабль. Эти ящики увидели местные жители. Они опознали в них груз с корабля, который недавно вышел из порта, после чего Уиндхэм был обвинен в пиратстве.

Вопрос легко разрешился, когда люди Уиндхэма взяли в плен губернатора, «очень пожилого джентльмена семидесяти лет», как его описывают, и создав таким образом выгодные условия для переговоров, спокойно покинули порт. Уиндхэм умер через год по пути домой после плавания на другом корабле к африканскому побережью в поисках золота и перца, но он успел подать пример другим. С донами можно вести переговоры, сказал девонширец, но сначала их надо посадить на бочку с порохом, если вы хотите заключить выгодную сделку. Такова была торговля в те времена, и если Уиндхэм действительно силой захватил те ящики с сахаром, что ж, это тоже было обычным делом.

В 1562 г. Джону Хоукинсу было 30 лет, и он был готов приступить к делу. Он отплыл в Африку, планируя раздобыть золотой порошок и слоновую кость, рынок которых уже сформировался в Англии. В его распоряжении было три корабля, а также финансовая поддержка казначея морского флота (помогло то, что этот чиновник был также его тестем), двух членов городского магистрата, лорда-мэра Лондона, будущего лорда-мэра и, что наиболее важно, самой королевы Елизаветы. Он захватил 300 рабов, в основном с португальских кораблей, следовавших к островам Зеленого Мыса, и, позлив португальцев, ущипнул еще и пару испанских бородок.

Прибыв на Эспаньолу, Хоукинс заявил, что ему необходимо откилевать свои корабли и что заплатить за это он сможет, только продав нескольких рабов. Начав торговлю, чтобы заработать на ремонт, он продолжил ее еще немного и сумел вернуться в Англию с чистой прибылью. Такой поведали эту историю обе стороны, но, похоже, что испанские колонисты, задыхавшиеся под гнетом торговых запретов, наложенных метрополией, были рады провернуть дельце, прикрывшись благовидным предлогом.

В свое третье плавание Хоукинс отправился на шести кораблях, два из которых принадлежали лично королеве. В испанском колониальном порту Рио де ла Ача английский флот произвел несколько выстрелов из пушек и взял город. Испанские сокровища на берегу англичанам помогли обнаружить два раба – один мулат, другой негр – в обмен на свободу.

Хоукинс впоследствии заявлял, что он как честный человек взял из сокровищ только 4000 песо за тех рабов, что оставил в городе, и вернул остальное. Затем, поскольку верность расе и классу ценилась выше, чем верность стране и религии, он отдал испанцам рабов, которые предательски указали на сокровища. Испанцы, также склонные уважать помощь галантного и благородного противника и чуткие к различиям расы и вины, немедленно четвертовали негра и повесили мулата, обоих за предательство.

И снова история может быть подвергнута сомнению, поскольку испанцы заявили, что рабы, которых они были вынуждены купить, были старыми и немощными, больными и умирающими. Возможно, казнь предателей была выдумкой, добавленной к истории ради убедительности, или, возможно, их действительно постигла эта участь для того, чтобы истинные виновные не понесли того же наказания.

Защитники Хоукинса в современной Англии говорят, что рабы, которых он продавал, были нужны для того, чтобы вымогать деньги у испанцев и стимулировать торговлю, – так что он не то чтобы торговал рабами, а, так сказать, использовал их с целью начать торговлю. Впрочем, итогом его третьего плавания стал первый сахар, привезенный из Вест-Индии в Англию, а Фрэнсис Дрейк обрел ценный опыт жесткого обращения с испанцами. Чтобы торговать с донами на равных, нужна непоколебимая решимость, холодная сталь, железные ядра и много свинцовых пуль для мушкетов.

Забавно, что свинец – сквозная тема в истории сахара. Александр VI, папа, одобривший Тордесильясский договор, отец Цезаря и Лукреции Борджиа (среди прочих), проложил себе путь на папский престол взятками и ядом. Умер он, скорее всего, от лихорадки, хотя в те времена многие охотно верили в то, что он случайно выпил отравленное вино, предназначавшееся кардиналу Корнето, и таким образом был справедливо наказан. Такова во всяком случае история, рассказанная Александром Дюма в одном из его романов.

Ядом, который использовали Борджиа, был вероятно ацетат свинца, растворимая соль свинца, известная благодаря своему сладкому вкусу как «свинцовый сахар». Похоже, что им было «подслащено» вино Корнето, если оно действительно было для него. Но правда ли, что папа Александр VI умер таким нелепым образом, мы, наверное, никогда не узнаем.

Была и другая связь между свинцом и сахаром, не считая использование свинцовых труб для перегонки сока сахарного тростника от прессов до котельных. Около 1000 г. ацетат свинца применялся в Египте как средство для очистки кипящего тростникового сока, но такое использование свинца вскоре было запрещено. Подозрительную жидкость обнаружили рядом с туалетами, где сероводород (сульфид водорода), поднимавшийся из выгребной ямы, производил красноречивый черный осадок сульфида свинца в виде жижи.

А в 1847 г. в Британии был зарегистрирован патент, предполагавший использование солей свинца для изготовления сахара. Идея взбудоражила многих, и барон Грей даже был вынужден разослать циркуляр всем губернаторам британских колоний, предупреждавший не допускать этого.

Наемные работники

Пиратские привычки были уже так усвоены, что нет ничего удивительного в том, что «Уильям и Джон», первый британский корабль, прибывший на Барбадос в 1627 г., доставил туда не только 80 английских поселенцев, но также и дюжину негров, захваченных на португальском судне, «встреченном» по пути. На обратной дороге добычей команды стал еще один португальский корабль с грузом сахара. Этот груз был продан за £9600, которые пошли в пользу колонистов. И хотя может показаться, что колонии начались с черных рабов и сахара, на самом деле они начались с наемного труда белых и выращивания других сельскохозяйственных культур.

Через год после того, как британцы впервые высадились на Барбадосе, Генри Уинтроп сообщал по крайней мере о «50 рабах из индейцев и черных», в число которых входили и рабы, подобранные по пути на остров. Между 1628 и 1803 гг. на остров было ввезено 350 000 рабов, из которых 100 000 были женщинами, но когда последние из рабов были освобождены в 1834 г., их уже было всего 66 000. Многие из них родились после того, как корабли с новыми рабами перестали прибывать на остров, – размножение поощрялось. Для сравнения: в Соединенных Штатах между 1803 г., когда ввоз рабов был официально запрещен, и 1865 г. количество рабов увеличилось в десять раз благодаря внутреннему приросту.

Белыми наемными работниками в колониях XVII в. становились те, кто не пригодился у себя на родине. Уже в 1610 г. губернатор Виргинии Дэйл указывал на то, что испанцы значительно увеличили (белое) население своих колоний, отправляя туда бедняков, мошенников, бродяг и преступников. В 1629 г. Генри Уинтроп подсчитал, что ему на его табачной плантации в Барбадосе были необходимы «каждый год по 23 работника». Эти работники не всегда были ему доступны, но тут в Англии началась Гражданская война, и в 1642 г. колонии стали снабжаться партиями заключенных. В это же время появилась банда известная как Духи, которая обманом вербовала или похищала людей, чтобы отправить на Барбадос, где капитан корабля мог, по сути, продать их в рабство.

Многие из этих работников оказались возмутителями спокойствия на новом месте. Шотландцы ценились выше, чем англичане, а ирландцы так низко, что Ассамблея Барбадоса выпустила в 1644 г. закон против увеличения их количества. Но поскольку Барбадосу приходилось брать то, что ему давали, в 1660 г. ирландцы по-прежнему составляли 20 процентов от всех работников.

Тем временем в Новый Свет корабли с африканскими рабами доставили и желтую лихорадку. Она распространяется москитами вида Aedes aegypti, и однажды одному поколению африканских комаров удалось пересечь Атлантику в открытых бочках с грязной питьевой водой. Попав на острова и в Южную Америку, насекомые рассредоточились и дали старт болезни. Для европейского населения это тропическое заболевание стало серьезной угрозой. Тот, кто один раз его перенес, больше не заболевал, и выжившие обзавелись иммунитетом, но новоприбывшие всегда подвергались риску.

Эпидемия желтой лихорадки на Барбадосе в 1647 г. убила около 6000 белых, многие из которых были наемными работниками. Это повысило спрос на черных рабов в 1650-х гг., но в тот момент войны в Британии продолжали снабжать остров свободными работниками. По мере того как число черных рабов увеличивалось, дешевая белая рабочая сила нуждалась в контроле. И Акт 1652 г. предложил решение, позволив двум мировым судьям

«…время от времени на основании своих полномочий… приговаривать к аресту или задержанию всех и каждого, кто был обличен в попрошайничестве и бродяжничестве… чтобы он или они были препровождены в порт Лондона или любой другой порт… откуда он или они могут быть отправлены… в любую заморскую колонию или на плантацию…»

Иначе говоря, магистраты, которые представляли богатых жителей округов и приходов, получили возможность оперативно и регулярно избавляться от бедняков, которые в противном случае были бы для них бременем. Обратите внимание на использование здесь слова «плантация» (plantation) в качестве синонима «колонии». Примерно до 1650 г. под этим словом также понимались поселения английских семей в Уэльсе и Шотландии. И лишь позже плантацией стали называть отдельную (преимущественно монокультурную) ферму. В начале своей колониальной истории Барбадос был поселением (plantation of people), а сахарной плантацией (sugar plantation) он стал, когда туда завезли сахарный тростник и его поля покрыли земли колонии.

Белые рабы

Наемные работники, пережившие желтую лихорадку, вероятно, считали себя счастливчиками, особенно те из них, кто приплыл на острова по собственной воле и мог самостоятельно наниматься на работу. Работники, которые были отправлены туда решением суда на основании сфабрикованных обвинений или похищены Духами и фактически проданы в рабство, могли считать удачей то, что им удалось сбежать из охваченного чумой Лондона (правда, многие из них взамен умерли от островных болезней). Но для некоторых это стало счастливым избавлением. Из-за болезней работников всегда не хватало, поэтому судьи в Англии и Ирландии с радостью выносили приговоры и отправляли заключенных в Вест-Индию. Духи имели возможность промышлять во многих портах: они давали взятки чиновникам, чтобы те закрывали глаза на их махинации, потому что знали, что из-за дефицита рабочей силы им хорошо заплатят за всех, кого они смогут достать.

Духи прибегали ко всевозможным уловкам, тем же, что использовали вербовщики матросов: спаивали и одурманивали, а затем отправляли своих жертв в море с подложными бумагами. По этим документам те были обязаны отработать семь лет на хозяев, обычно мало заботившихся о благополучии работника, который будет потерян для них по истечении срока.

Конечно, не всем работникам удавалось доработать свой срок до конца. По закону 1661 г., устанавливавшему права хозяина и служащего, работник, как и раб, не мог заниматься коммерческой деятельностью, а любая мелкая провинность могла добавить дополнительный год к сроку службы. Чтобы покинуть землю хозяина, работник должен был иметь специальный пропуск, а нечистым на руку нанимателям предоставлялась масса возможностей спровоцировать работников на наказуемые деяния, чтобы их срок службы был увеличен.

Положение наемного работника было так тяжело, что, когда генералы Пенн и Венэйблс остановились на Барбадосе в 1654 г., готовясь к атаке на Эспаньолу и Ямайку, многие работники бежали на их корабли, тогда как команды кораблей, уже знавшие, что такое жизнь в море, бежали на берег. В итоге «Западный план» Кромвеля, имевший целью подорвать влияние католической Испании, привел к гибели на Ямайке 2000 работников с Барбадоса, и в феврале 1656 г. Кромвель ввел войска в Лондон с целью найти 1200 женщин «легкого поведения» для отправки на Барбадос. В течение нескольких дней 400 из них были отправлены туда.

Хозяева плантаций часто были недовольны своими работниками. В те годы Шотландия считалась отдельной страной, хотя во главе ее стоял английский король, и в 1667 г. плантаторы попросили разрешить свободный обмен рабочей силой с Шотландией, а также отправить от 1000 до 2000 английских работников в колонию. Нанимать ирландцев никто не хотел; считалось, что поскольку они католики, то при каждом удобном случае будут помогать французам или испанцам. Но еще больше беспокоила владельцев плантаций пропорция работников и рабов, и они по-прежнему старались заполучить всех белых, которых только удавалось достать.

В 1680 г. на Барбадосе оставалось всего 3000 наемных работников из 13 000 в 1650-х гг. К тому времени на острове было уже так много рабов, что хозяева прибегали к любым уловкам, чтобы сохранить своих наемных рабочих, но те из них, чей срок уже истек, могли сами выбирать, где и как работать.

Когда в 1685 г. случилось восстание Монмута, плантаторы получили передышку. Бастард герцог Монмут предпринял неудачную попытку захватить британский трон, и его сторонники были либо казнены, либо (что было чаще) отправлены на Барбадос. Для Духов выдалось неплохое время, они хватали всех подряд и отправляли их в колонию с документами, подтверждавшими, что они осужденные бунтовщики.

Большинство бывших работников обладало навыками, на которые существовал высокий спрос, так что они могли устанавливать свою цену. Многие прорывы в технологии обработки сахара (как, например, «ямайский станок», о котором речь пойдет в главе 6) были совершены работниками, достигшими статуса специалистов. За свое обучение они должны благодарить испанскую инквизицию и то, как она обращалась с португальскими евреями, которые спокойно жили в Португалии почти до времени похода Великой Армады, когда Испания захватила Португалию и инквизиция взялась за евреев.

Большинство евреев переселилось в Португалию как раз из Испании, бежав от инквизиции одно или два поколения назад, теперь они снялись с места опять, направившись в Голландию, где тепло приняли их знания. Некоторые отправились в Южную Америку, в захваченный голландцами Пернамбуку на севере Бразилии. Евреи, которых считали низшим классом, стали приказчиками на плантациях и, что важнее, на мельницах и прессах. Когда голландцев вытеснили из Пернамбуку, многие евреи уехали с ними в Амстердам, но некоторые переселились на Барбадос и принесли туда базовые знания и умения, которые были так нужны англичанам.