Текст книги "Костяной капеллан"

– Вот и славно. Это Билл, теперь он здесь начальник. Делайте, что он прикажет, и всё пойдёт как по маслу.

Я оставил парней познакомиться с девицами из Свечного закоулка поближе и вышел на подворье. Одному из ребят, само собой, надо будет остаться здесь вместе с Биллом, чтобы место было под охраной. Я был уверен – никто не станет возражать против такой обязанности, но лучше всех на эту роль подойдёт сэр Эланд. Во-первых, он сможет придать этому заведению налёт ложного шика, а, что более важно, я знал – к женщинам он в известном смысле равнодушен, так что по меньшей мере не будет зариться на девок. К тому же эта задача хотя бы удержит его от меня подальше.

Так я стоял в полумраке подворья, разминая спину под кольчугой. Труп вообще-то давно пора убрать, подумал я. Когда ко мне подошла Анна, я не удивился.

– Спасибо тебе, – сказала она.

Я уставился на неё:

– Это за что же?

– За то, что не считаешь, будто я умею управлять притонами только потому, что я женщина. Я бы даже не знала, с чего начать.

Я пожал плечами. Такая возможность мне даже в голову не приходила.

– Поможешь?

Анна кивнула, и вместе мы затащили труп обратно в здание и свалили его в угол к остальным. Как подсказывала память, под домом находится грязный погреб с земляным полом. Кто-нибудь из ребят сегодня выкопает там для них могилы. Анна взглянула на кучу тел и покачала головой.

– Надо бы на воздух. Идём?

Мы снова выбрались на двор, но теперь нас уже ждали там одиннадцать человек. Анна уже готова была звать отряд, но я поднял руку, приказав молчать. Эта компания была из самой многолюдной, хорошо вооружённой и злобной банды в Эллинбурге – из городской гвардии. Их предводитель был мне знаком. Капитан Роган, главный головорез губернатора. Полагаю, я должен был принять за честь, что он посетил меня самолично. Это был сильный, плотно скроенный мужчина лет под пятьдесят со стальным нагрудником поверх кольчуги и двумя золотыми звёздами на плечах, указывающими на высокое звание. Поговаривали – неспроста эти звёзды того же цвета, что шнурки у проституток, но ещё никто не отважился назвать Рогана «губернаторской подстилкой» в присутствии гвардейца. Как-никак головы летели с плеч и за более мелкие провинности, а иногда люди попросту пропадали без вести.

– Капитан Роган, – сказал я. – Какая честь.

Он посмотрел мне в глаза и нахмурился:

– Благ, ты отправишься с нами. С тобой желает поговорить Хауэр.

Рано или поздно мне предстоял этот разговор.

– Всё путём, Анна, – сказал я. – Скажи Йохану, что я ушёл проведать Дедушку.

– Есть, – ответила она, однако не сдвинулась с места. Анна так и стояла, зажав в ладонях рукояти кинжалов. Гвардейцев было одиннадцать, но я знал: чуть что – она ринется в атаку, выигрывая время, пока на подмогу не придёт отряд. Без сомнения, Анна Кровавая была лучшей правой рукой, какая только может быть.

– Всё путём, – повторил я и позволил капитану Рогану и гвардейцам себя увести.

Глава десятая

Никаким дедушкой губернатор Эллинбурга мне, естественно, не приходился – это был всего лишь такой уличный тайный язык. «Пойти проведать дедушку» означало, что тебя повязали, но это ничем плохим не грозит. Если грозило, это уже называлось «пойти проведать вдовушку» – тогда совсем другое дело. Скажи я так, между моим отрядом и гвардией завязалось бы генеральное сражение, и не знаю, чем бы оно завершилось. Числом что наших, что ихних было примерно поровну, но гвардейцы-то были и трезвы, и питались лучше, и доспехи у них были куда в большем порядке, к тому же у каждого помимо дубинки был клинок и свисток, которым можно было позвать на подмогу. Ну нет. В общем, я был рад тому, что проведаю Дедушку.

– Вот не ждал, что ты вернёшься, – сказал мне Роган, пока мы шли переулком в блеклом свете от пары фонарей, – слыхал, там, на юге, нашим жарковато пришлось.

– Да уж, жарковато – это точно, – ответил я. Роган воевал на последней, на тётушкиной войне, поэтому своим пренебрежительным тоном задеть меня не хотел. Просто так уж привыкли говорить ветераны – принижали истинный ужас всего, что с ними было. Этот способ помогал хоть как-то отрешиться от прошлого.

– Да. Что ж, теперь ты здесь, Томас Благ, и тебя желает видеть важная особа.

Ещё бы не желала. Этого я и ждал, но не так скоро. Впрочем, молва быстро разносится по улицам Эллинбурга, к тому же меня и в лицо неплохо запомнили.

– И желание это будет исполнено, капитан, – ответил я. – С гвардией мне ссориться не о чем и незачем, и вам это известно. Мне бы только встать потвёрже на ноги да навести порядок в доме. А там, глядишь, постоянные заработки пойдут, и заживём по-довоенному.

Конечно же, у меня с городской гвардией был договор, согласно которому они в обмен на моё серебро закрывали глаза на мои дела. Немалая часть этого серебра досталась лично капитану Рогану.

– Посмотрим, – ответил он, но я заметил – уголок его рта слегка приподнялся в алчной ухмылке. Капитан Роган был жесток и беспощаден, но был он также и порядочным хапугой, притом не без пороков. Главным среди них были ставки и азартные игры – до войны, если выдавалась хорошая неделя на скачках, я, бывало, отыгрывал все уплаченные ему взятки, да ещё и с лихвой.

– Надеюсь на это, капитан, – отозвался я. – Очень надеюсь.

Я дал им вывести себя из переулка и дальше в гору к губернаторскому дворцу, что лежал в тени Великого храма всех богов. В Эллинбурге не водилось замков, но дворец губернатора был почти ничем не хуже. Громадина эта из серого камня с узкими окнами и железными дверьми высилась неподалёку от конца Торгового ряда, точно боевой слон из Аларии. Из стены торчали опять-таки железные крючья, а висящие на них фонари бросали желтоватые отблески на площадь, где неровные булыжники сменялись правильной брусчаткой. На крыше развевался один-единственный королевский штандарт – его красное полотнище в темноте казалось почти чёрным. Вход неизменно стерегли двое гвардейцев, а вокруг днём и ночью рыскали патрули.

Роган отсалютовал страже, и те распахнули тяжелые двойные двери, чтобы впустить нашу компанию. Мы поднялись по ступеням в каменный зал, по которому гулко разносились звуки шагов. Внутри горели светильники, но немного. Час был поздний, а губернатор был бережливый, ну или пытался таким казаться.

– Ты ведь знаешь устав, – обратился ко мне Роган. Я отстегнул перевязь с мечами и протянул капитану Плакальщиц – Укоризну и Пощаду, не вынимая из ножен тяжёлые клинки. Тот передал их одному из гвардейцев и строго прищурился:

– Это всё?

– Я ведь занимался торговыми делами, а не ездил воевать. Это всё.

Меня всё равно обыскали, но я и не лгал. Роган вдруг фыркнул и отправил половину своего отряда обратно в казармы. Остальные пятеро сопроводили меня по длинному коридору и вверх на один пролёт по узкой лестнице, устроенной, очевидно, для прислуги. Величественная парадная лестница в главном зале не предназначалась для таких, как я; намёк был ясен.

Губернатор Хауэр обнаружился у себя в кабинете на втором этаже – восседал за большим столом с бокалом вина в руке. Даже в своём дорогом костюме, шитом на заказ, смотрелся он не в меру пузатым, к тому же светил плешью на полголовы. Жил губернатор роскошно, как бы ни пытался прослыть бережливым хозяином. Жил, по правде сказать, на излишне широкую ногу, что не лучшим образом сказывалось на здоровье. На вид можно было ему дать лет на десять больше действительного возраста.

Роган велел своим людям ждать в коридоре и уже в одиночку вошёл за мной в кабинет. Выражение лица губернатора меня насторожило. Я думал, что знаю, о чём предстоит разговор: о взятках, о денежных поборах и о том, как они, без сомнения, выросли, покуда меня не было. Теперь я не был в этом настолько уверен.

– Томас Благ, – протянул Хауэр.

– Да, господин губернатор, – ответил я. – Какая неожиданная любезность.

– А вот и нет, не неожиданная и совсем не любезность. Приведи мне хоть один довод, почему бы мне не приказать Рогану свернуть тебе шею.

– Чем же вам моя шея не угодила?

Тот воззрился на меня с гневом.

– Ты всего лишь пару дней как вернулся в Эллинбург, а город уже превращается в кладбище. В реке плавают трупы, переполох в обители – и не думай, будто матушка-настоятельница ни о чём мне не рассказала, – а теперь ещё и резня в Свечном закоулке. Ты, Благ, слишком уж распоясался.

– Я дрался на войне за королеву и за родину, и вот вернулся – и оказывается, меня обобрали до нитки, а мои люди у себя же дома мрут от голода. Думаете, могу я допустить такое?

– На войне ты дрался потому, что тебя призвали и принудили, так что не свисти мне тут. Королева и родина для тебя значат не больше, чем для меня, и оба мы об этом знаем.

Тут он был не прав, конечно, до известного предела, но сообщать об этом не было нужды. По крайней мере, пока.

– Это понятно, – говорю я вместо этого. – Так вы хотите, чтобы я безропотно сидел себе и смотрел, как другие наживаются на том, что я выстроил своими руками?

– Нет, – отвечал Хауэр. – Я так не думаю, и лишь поэтому ты ещё дышишь. Садись, Томас. Выпей вина.

Я сел в кресло с другой стороны стола, более чем уверенный, что сзади надо мной нависает фигура Рогана. Его могучими мозолистыми руками только бы шеи и сворачивать, а я был безоружен. Не беззащитен, конечно, но кулаками у меня получалось орудовать куда хуже, чем у Йохана. Если дойдёт до этого, тогда уж буду бороться с Роганом. Так что я сидел и про себя возносил молитвы Госпоже о том, чтобы эта ночь не оказалась той самой, когда суждено мне переплыть реку. Потянулся за кубком и графином, налил себе вина. Вообще мне больше по вкусу брага, но негоже ведь брезговать оказанным гостеприимством. Вино было крепкое и для меня слишком приторное, но я всё-таки выпил.

– Что-то у вас есть на уме, – сказал я.

Губернатор сделал неторопливый глоток и прокашлялся.

– Не заметил ли ты чего-нибудь общего у всех, кого зарезал?

– Они боятся, – ответил я, вспомнив тех троих на постоялом дворе. – Кто бы ни был у них главарём, его они боятся больше, чем меня и моих ребят. Один что-то там проговорился о семье, которую держат в заложниках. А кроме того, я провёл в Эллинбурге всю свою жизнь, за вычетом войны, а никого из них в лицо не припоминаю.

– Кто-то приставил нож к горлу их детей, – сказал Хауэр.

– Кто же?

Он пропустил мой вопрос мимо ушей.

– Видел ли ты среди них чужеземцев?

– Был один. Высокий, белобрысый такой, волосы длинные. Не из наших краёв.

– Из Скании, – определил Хауэр.

– Вам лучше знать, – сказал я.

За школьной скамьёй просидел я всего несколько лет, выучился писать и производить самые простые расчёты, только и всего. Всякие там истории с географиями были для меня тайной за семью печатями. Я знал, что Скания – это где-то там, к северу, за морем, но не больше того.

– Уж я-то знаю, – заверил он. – Большая часть твоих противников – так, жалкий сброд вроде тебя, мелкая сошка, которой дали почувствовать свою значимость через насилие и краденое серебро. По преимуществу из сёл и местечек, да пара-тройка шишек покрупнее из Даннсбурга, чтобы держать остальных в узде. Они проявили осторожность и не стали нанимать никого из Эллинбурга, у кого бы нашлись другие связи. Верховодит у них, по слухам, некто по прозванию Мясник, а откуда он сам, про то одни догадки. Никто даже толком не знает, кто он, на хрен, вообще такой.

Я проглотил обидные слова и задумался.

– А что же другие банды?

До войны Благочестивые имели в Эллинбурге значительное влияние, но, понятное дело, мы были не единственным уличным кланом, который делал деньги и отстёгивал гвардии. «Кишкорезам», «Аларийским королям» и всем прочим точно так же, как и нам, пришлось отправить многих на войну.

– Примерно то же самое, – сказал Хауэр. – Наши северные друзья не теряли времени даром, пока мужчины из Эллинбурга пропадали на войне.

Губернатор, надо заметить, на войне не был, хотя возраст у него был ещё призывной. На вид, может, так и не скажешь, но он был лишь на пару лет старше, чем я. Ещё не стар, чтобы воевать. Никто младше сорока не был слишком стар, чтобы воевать, когда за ним приходили вербовщики.

– Так кто же они, эти таинственные северные друзья? – спросил я. Хауэр прервался, наполнил кубок, и всё это время капитан Роган стоял прямо у меня за спиной, а его могучие руки были в непосредственной близости от моей шеи. В этом и заключалась главная мысль нашей беседы. Дело было не в насилии, которое я совершил, и даже не во взятках, которые я задолжал. Что бы ни хотел мне сообщить губернатор, сводилось всё к этому.

– Я и говорю, чужеземцы, – ответил Хауэр. – Из Скании, как тот, что тебе попался, и, похоже, он здесь такой не один. Они не то, что ты, Томас; никогда не совершай такой ошибки и с собой их не равняй. Нет, это птицы больше моего полёта. У себя в стране это как Слуги королевы. А теперь и здесь.

Я задумался. Слугами королевы называлась полусекретная часть монаршего двора. Губернатор к ним никоим образом не относился, так что он себе льстил, если считал по-другому. Это было дворянство совершенно особенного рода, оружием им служили не мечи и копья, а дипломатия, золото и ножи в спину в темноте. Слуги королевы были невидимы и неуловимы, по бумагам их и не существовало вовсе. Честные дельцы вроде меня пугали ими детей. Куда там вурдалакам с длинными скрюченными пальцами, какие только в сказках бывают – в тех страшных сказках, которые так обожают дети, зная, что всё это выдумки. Слушайся папу, а не то придут Слуги королевы и унесут тебя в мешке. Вот чего стоило бояться.

– Это правда? – спросил я.

– Да, – заверил Хауэр. – А сейчас мне нужно быть с тобой честным, Томас, и кое-что тебе доверить. Могу я на тебя рассчитывать?

На миг взглянул я на него – на обвислые брылы и бисеринки пота на широком губернаторском лбу. Совсем не верилось, что он собирается быть со мной честным, к тому же я был уверен, что он доверяет мне не больше, чем я ему. И всё же в обычном ходе нашей беседы наметилась перемена, и это по меньшей мере вызвало у меня любопытство.

– Конечно, – сказал я.

– Сейчас в городе находится Слуга королевы, – сказал он. – Точнее сказать, Служанка.

– Сейчас, здесь?

– Именно.

– В чём же дело?

И, главное, к чему это ты ведёшь?

– В стране неспокойно, Благ. Дело тут тонкое, политическое, мелкому жулику, вроде тебя, не понять. Но тебе понимать ничего и не нужно. Тебе просто нужно делать, что велят. Велят тебе Слуги королевы: подпрыгни, так ты и подпрыгивай, понятно? Если ты человек думающий, будешь делать всё, что она тебе прикажет.

– Почему я? – я-то догадывался о точной причине, но всё же хотелось понять, знает ли о ней Хауэр. Тот пожал плечами:

– Мне было велено свести их с первым же главарём банды, что вернётся с войны в Эллинбург. Вот ты им и будешь.

Я не знал, насколько его словам можно верить. Из увиденного в Эллинбурге мог я заключить, что, похоже, я и вправду первый, но эта мысль меня не очень-то убеждала. Я подумал, что тут всё дело в истории. Истории из моего прошлого, о которой губернатор, кажется, так и не прознал.

– Ладно, – отвечаю я. – Кого мне ждать и когда?

– Не знаю, – первый раз в его словах уловил я некий холодок. – Женщину, вот и всё. Она из Слуг королевы, Томас, – ради всех богов, я её даже в лицо ни разу не видел. Она тебя сама найдёт.

Теперь в его взгляде явно читался страх. Я не мог отделаться от мысли, что губернатор как-то раз проснулся посреди ночи и обнаружил эту женщину у себя в спальне, а нож у неё в руке – приставленным к собственным яйцам, пока она отдавала свой приказ. Судя по тому, что я знал о Слугах королевы, примерно так всё и было. И это меня ничуть не удивило бы.

Глава одиннадцатая

Вернулся в «Руки кожевника» я уже к ночи. Почти все уже спали, только Сэм Простак стоял дозором у дверей, а Анна Кровавая ждала меня внутри.

– Что, во имя Госпожи, случилось?

– Всё хорошо, Анна, – ответил я. – Меня водили проведать Дедушку, только и всего.

– Водили, значит, – как я понял, ей уже рассказали, что это означает, – но тебя снова отпустили. Почему – и зачем?

Я вздохнул и плеснул себе браги.

– Губернатор захотел меня на пару слов. Ты пойми, как тут в Эллинбурге всё устроено. Мы – отряд, я – начальник, городская гвардия – это отряд покрупнее, а губернатор – начальник поважнее. Я должен платить ему налоги, так же как мои люди мне платят. Просто рыночные отношения.

Анна нахмурилась:

– Губернатор тут продажный?

– Губернатор тут делец, – ответил я. – Все мы тут дельцы, Анна.

Анна Кровавая была солдатом, а не преступником. Многое было мне неизвестно о её прошлом, ни где она жила до войны, ни чем занималась, но она была честной и преданной. Это восхитительные качества для сержанта, но сейчас она моя правая рука в отряде Благочестивых, и пора бы ей узнать, как всё на самом деле устроено.

– Я вроде не дура, Томас, – оскорбилась Анна. – Подкуп – он и есть подкуп, так и называй.

– Ладно, давай так назовём, – согласился я. – Я подкупаю гвардию, чтобы она не лезла в дела Благочестивых, и так же поступают главари прочих городских кланов. Свою долю сливок снимает капитан Роган, что-то перепадает гвардейцам, а всё остальное загребает себе губернатор. Вот так тут всё и работает.

Я с пренебрежением пожал плечами и осмотрел комнату. У камина Мика резался в карты с Браком – оба выглядели более-менее трезвыми, а все остальные, кажется, уже отправились на боковую.

– А где Йохан? – спросил я.

Моей правой рукой была Анна, но Йохан до сих пор мнил таковым себя, так что по всем правилам это он должен был меня дожидаться. Но это было не так. И, как по мне, говорило о многом.

– Спит у чёрного хода, – ответила Анна. – Выпил немного.

Выдул бутылку браги, да, поди, и не одну, и отрубился – вот что она хотела сказать. Я кивнул.

– Как там Хари?

– Лучше, – теперь Анне стало как-то неуютно. – Гораздо лучше.

– Вот и славно, – сказал я.

Она опустила взгляд и долго рассматривала носки своих сапог и молчала. Мне это было знакомо. Точно так же она вела себя под Абингоном, когда требовалось доложить мне, что ещё кто-нибудь помер. С таким видом Анна сообщала плохие новости, но если Хари лучше, что это за новости, было непонятно. Я отхлебнул из стакана и стал ждать, давая ей время подобрать нужные слова.

– Ему намного лучше, – наконец проговорила она. – Доктору Кордину надо было уйти, так что немного с ним посидел Билли Байстрюк, а потом он уже и привставал, и ел, и снова пришёл в сознание. А сегодня утром, Томас, он назвал меня полковником и спросил, далеко ли до Абингона. Он был так далеко, почти уже умирал из-за такой большой кровопотери, а теперь… живой.

– Ну так хорошо же, – говорю я. – Разве нет?

Я внимательно посмотрел на Анну, и та кивнула.

– Да, хорошо. Знаю, он не из нашего отряда, но кажется, что человек добрый.

– Он часть нашего отряда. Теперь-то уж точно. Все они теперь Благочестивые, Анна.

– Да, – повторила она. – Прямо как Билли Байстрюк.

Я согласился. Видно было – Анна побаивается мальчишку, и это неудивительно. Знал я, что его точно боится сэр Эланд, с той самой ночи в лесу под Мессией. Порой мне и самому бывало не по себе, хотя трудно определить, из-за чего именно. Отмеченный богиней, подумал я. Никогда двенадцатилетнему не стать исповедником и провидцем – а Билли был и тем и другим.

– Не умолчала ли ты о чём-нибудь, Анна Кровавая?

– Да можешь сам поглядеть, – ответила та.

Я прошёл за Анной на кухню, а там, как она и говорила, у постели Хари сидел Билли Байстрюк. Надо признать, Хари действительно выглядел получше. Сейчас он опять уснул, но с лица сошла эта жуткая восковая бледность, и на щёки постепенно возвращался румянец. Билли сидел на столе, скрестив ноги и уперев в него немигающий взгляд. Иногда он уходил в себя – в этом для него не было ничего необычного.

– Так что же?

– Томас, – медленно произнесла Анна, – он сидит, не касаясь стола.

Я присмотрелся и понял, что она таки права. Между задом Билли, его скрещёнными ногами и столешницей был добрый дюйм пустого пространства. Он завис в воздухе.

– Во имя Госпожи нашей, – прошептал я и сглотнул. Билли отмечен богиней, это я знал. Знать-то знал, но знать и видеть собственными глазами – вовсе не одно и то же. Было не похоже, что Билли нас заметил. Так и парил, уставившись на Хари и ничем не выдавая, что видит или слышит вошедших. Может быть, он никого и не видел. Сдаётся мне, парнишка погрузился в своего рода оцепенение, но как и почему – оставалось только гадать. Взаправду ли через него действовала богиня и исцеляла Хари? Может быть. Этой мысли я не исключал, но если так, у меня не находилось для неё объяснений. Насколько я знал, Госпожа не дарует исцеление.

– Надо послать за капелланом, – сказала Анна.

Я укоризненно взглянул на неё:

– Я и сам капеллан, чёрт возьми, но это выходит за рамки моего понимания. Чтобы это объяснить, чародей нужен.

У меня, ясное дело, не было знакомых чародеев, так же, как и настоящих врачей. Был, однако, Старый Курт, живущий на Колёсах, о котором рассказывали, будто бы он искусник. Был он, я полагаю, в той же степени чародеем, в какой Кордина можно было назвать доктором. Может, и не владел книжной премудростью, но то, что он делал, так или иначе срабатывало. Хотя бы в большинстве случаев. Наверно, он бы смог найти объяснение. И всё же, если Билли Байстрюк и совершил что-нибудь над Хари, или это Госпожа совершила что-нибудь через Билли, то это, по-видимому, никому не причинило вреда. Как по мне, совсем даже напротив. Один из моих людей был при смерти – и вот он ожил, и с этим было не поспорить.

– Время позднее, а я утомился, – сказал я. – Если Билли охота позависать в воздухе, так не вижу в этом ничего дурного.

– Ты, значит, просто хочешь оставить всё как есть? – изумилась Анна.

Я пожал плечами. Непонятно, что ещё тут можно поделать, разве что схватить его и силой опустить обратно на стол. Что-то мне подсказывало – это было бы не слишком разумно.

– Это же колдовство, Томас!

– Я помолюсь о знаке свыше, – отвечал я. – А сейчас пойду спать.

Я оставил Анну на кухне наблюдать за Билли Байстрюком, как тот парит над столом и не мигая смотрит на Хари. Молиться я не стал. В конце концов, Госпожа не отвечает на вопросы, а у меня и так хватало хлопот, чтобы ещё голову ломать над парнишкой. По крайней мере, так я тогда про себя решил.

По шаткой лесенке я поднялся в каморку на чердаке, которую застолбил под собственную спальню, и затворил плохо пригнанную дверь. Было слышно, как в соседней комнате похрапывает тётушка. А Билли Байстрюк, подумал я, не раскроет, колдовство это или что, а как это ещё можно выяснить, ума не приложу. Я ведь капеллан, а не мистик, но меньше всего мне бы хотелось, чтобы Анна тревожилась о колдовстве у нас в отряде. Снял я перевязь и кольчугу да размял плечи, ноющие от веса доспехов. Анна перетопчется, тут есть другие дела, гораздо более неотложные. В городе Слуги королевы – хотят, чтобы я на них работал. Снова-здорово!

Наутро я проснулся рано, хотя и лёг незадолго до рассвета. Надо бы сходить по нужде. Я пинком раскрыл спальник, встал, чувствуя, как обдаёт утренним холодком голые лодыжки. Отыскал горшок, встал над ним в исподнем и предался размышлениям. С утреца нет ничего лучше для прояснения головы, чем как следует проссаться. Как по мне, порой это помогает лучше молитвы и уж точно намного действеннее.

Слуги королевы. Я-то думал, что видел последних из них, но, сдаётся мне, ошибался. Я уже писал, что я делец, и это так и есть. Ещё я капеллан, что верно, то верно. Но может быть, я ещё кто-нибудь? Как-никак, то золото, что припрятано внизу в стенке кладовой, не из воздуха ведь появилось. Это золото я заработал, но никто о том не знал. Ни губернатор Хауэр, ни Йохан, ни даже тётушка Энейд. Никто. Я получил это золото от Слуг королевы ещё до войны. И тревожило меня как раз то, что об этом мог пронюхать губернатор. Из его слов, сказанных вчера ночью, выходило, что нет, не пронюхал, и то хорошо. Они, Слуги королевы-то, щедро мне забашляли, надо им отдать должное. Так щедро они забашляли мне за то, что я шпионил для них за губернатором. Он-то, Хауэр, думал – его здесь никто не достанет, в его зловонном промышленном городе, куда никто из утончённых господ и дам Даннсбурга не пожелает ступить своей кисейной ножкой. Доходы, как казалось Хауэру, были такими, как он сообщал, налоги тоже уплачивались должным образом. Никогда бы не подумал он, что кто-то в столице станет утруждать себя и разведывать состояние его дел, но тогда он, конечно, не знал и того, что надвигается война. За войны надо платить – как кровью, так и золотом. Кровь недорого стоит, а вот золото приходится выжимать из провинций, если надо, то и принудительно. Уж на что я далёк от политики, а это даже и мне понятно.

Где-то за год до начала войны со мной связался некий человек. Мне он был незнаком – какой-то восточный купец, предлагал выгодную цену за чай, шёлк и маковую смолу. С этим человеком заключили мы парочку сделок, и как только он завоевал моё доверие, то показал мандат с королевской печатью и предложил ещё одну сделку – работать на Слуг королевы или понести от королевы справедливое наказание за неуплату пошлины на чай и отсутствие разрешения на торговлю маком. Я знал – королевская справедливость будет похлеще моей собственной, а потому, ясное дело, согласился. Никогда бы раньше не подумал, что стану шпионить на корону, но тогда я и не подумал бы, что когда-нибудь сделаюсь капелланом. Впрочем, работа на корону встала у меня поперёк горла, будто рыбья кость, и я почти уже подавился. Трудиться на благо её величества, доносить, вынюхивать – всё это шло вразрез с тем, во что я верил, и потому работу эту я ненавидел. Однако лучше уж это, чем в петлю, ну или так я решил про себя, чтобы спокойно спать по ночам. Работал я на этого человека пять месяцев, сливал ему сведения обо всём на свете: от взяток, которыми Благочестивые задабривали гвардию, и до количества лодок, что идут вниз по реке, и того, сколько тюков и бочек выгружают с каждой из них и что в них везут. Все эти сведения, ясное дело, стоили мне серебра, но каждую серебряную марку, что я тратил, этот Слуга королевы, казалось, рад был возместить мне целой золотой кроной. Я был осторожен и осмотрителен, я удостоверился, что мои глаза и уши никому из наших не знакомы. Это дело не для Благочестивых, знал я с самого начала. Сделай я это основным занятием клана, об этом прознал бы Йохан и сам бы сунулся в дело – ну и полетело бы тогда всё к чертям собачьим. Вот уже тогда, понял я, как только закончил справлять нужду и застегнул исподнее, уже до войны знал я – не стоит доверять братцу. Это всё дело прошлое, ну или так я думал, только, видать, на сей счёт я ошибался. Кажется, Слуги королевы про меня не забыли. Слыхал я, будто единственный способ покинуть королевскую службу находится на конце верёвки, и всё шло к тому, что так оно, по-видимому, и есть.

Спрыснул я водой из лохани свою небритую рожу. Подумал – надо бы к цирюльнику. Негоже встречать представителя самой королевы с шершавым подбородком. Оделся и направился вниз на кухню, на ходу застёгивая перевязь с мечами. Там увидел я, что Хари сидит на стуле с миской овсянки в руках и кружкой некрепкого пива перед собой на столе. Так он уплетал кашу, словно целый месяц ничего не жрал. Вид у него по-прежнему был немного болезненный, но в целом он выздоровел, прямо-таки чудом. Не сказать, что я верю в чудеса, но я верю в то, что вижу собственными глазами.

– Доброго утречка, начальник, – Билли Байстрюк сидел у очага. Я взглянул на него, приметив, какой он бледный и измотанный.

– Доброго, Билли. А тебя, Хари, приятно снова видеть в добром здравии.

– Это точно, начальник, – ответил Хари. – Чувствую себя намного лучше. Просто надо было проспаться, я считаю. А то страсть как я утомился за последнее время.

Мне было любопытно, сколько он запомнил, но я решил не торопиться.

– А ты особо не напрягайся, – я залез в кошелёк и дал ему четыре серебряные марки. Хари уставился на меня в явном изумлении.

– Ты пропустил выплату жалования, – сказал я ему. – Тут три марки на брата за вступление в ряды Благочестивых и ещё одна лично для тебя за то, что получил тяжёлое ранение на моей службе. Я, Хари, забочусь о своём отряде и щедро награждаю за верность. Запомни это.

– Есть, начальник, – он ловко спрятал деньги в складках своей пропитанной потом рубахи. – Спасибо.

Ребятам надо справить новую одежду, подумал я. Все они без исключения были грязны и оборваны, да и сам я выглядел немногим лучше. Призванные на военную службу обычно именно такими и были, но так не годилось. Уж точно не теперь, когда мы дома. Как-никак Благочестивым надо поддерживать благопристойный внешний вид.

– Билли, – позвал я, и парнишка поднял на меня ничего не выражающие глаза.

– Да, начальник?

Я понял, что не желаю этого делать. По крайней мере, не прямо сейчас. Перетопчемся, как я решил для себя вчера ночью.

– Сегодня держись-ка подальше от Анны Кровавой, – сказал я. – А я пока пойду.

Я вернулся в общую комнату и наткнулся на Луку Жирного, что как раз возвращался из нужника во дворе.

– Пойдёшь со мной в город, – велел я ему. Тот только кивнул и отправился готовить оружие. Лука – коренной эллинбуржец и знает, как здесь всё устроено. Моей правой рукой была Анна, в этом нет никаких сомнений, но Луку я знал гораздо дольше, а он хорошо знал город. Были задачи, для которых подходил он получше. Я знал, что могу ему доверять.