Текст книги "Это не пропаганда. Хроники мировой войны с реальностью"

В сербских медиа Вучич выглядит совсем иначе, нежели перед западными делегациями. В таблоидах внутри страны он по-прежнему остается старым добрым сербским националистом, который ругается с соседями, оплакивает утраченные после войны территории и одновременно с этим обещает добиться стабильности на Балканах во время саммитов в Брюсселе [36]36
  Karnitschnig, Matthew. Serbia’s Latest Would-Be Savior Is a Modernizer, a Strongman – or Both, POLITICO, 14 апреля 2016 года, обновлено 21 апреля 2016 года; доступно на https://www.politico.eu/article/aleksandar-vucic-serbias-latestsavior-is-a-modernizer-or-strongman-or-both/.


[Закрыть].

Тем временем Сербия стагнирует. По ночам Белград под покровом темноты играет в гламур. Высокие женщины в узких платьях и их еще более рослые спутники бродят по слабо освещенным барам и ресторанам вдоль огромных площадей с колоннами, уходящими далеко ввысь, словно до самой луны. Повсюду звучит музыка – ее играют цыгане на улицах; она доносится с кораблей, пришвартованных к берегам реки и ставших клубами. Музыка стихает лишь к утру, когда приходит заря и становится видно, что верхушки тех самых колонн требуют серьезного ремонта; здания, где расположены рестораны, вот-вот развалятся; город, когда-то правивший юго-восточной Европой, напоминает величавую скалу, медленно сползающую в море.

В городе постоянно протестуют: против коррупции, связанной со строительными проектами; против подозрительных исходов выборов. Но все эти протесты никак не могут объединиться и выработать единую повестку, как это было в дни активной деятельности «Отпора!». Если у Вучича все везде схвачено, то с каких позиций выступать протестующим? С проевропейских? Брюссель у него в кармане. С позиций свободного рынка? Вучич договорился с крупными бизнесменами. С позиций антикапитализма? Возможно, но тогда есть риск скатиться к национализму и реваншизму – а Вучичу и тут есть что сказать.

Тем временем поддерживающие Вучича СМИ называют протестующих проплаченными марионетками иностранных сил. Примерно то же самое было и во времена Милошевича. Разница лишь в том, что Милошевич верил в свои россказни. Во время многочисленных войн его СМИ заявляли, что «Отпор!» – это «совращенные студенты, получающие хорошие деньги» от ЦРУ. После революции Срджа узнал, что Милошевич даже отправлял своих тайных агентов в Вашингтон, чтобы те нашли штаб-квартиру «Отпора!», хотя все это время она находилась в гостиной дома родителей самого Срджи. Вучич использует тему заговоров куда искуснее: он заигрывает с Западом, пока лояльные режиму газеты печатают статьи о том, что «Сербия окружена агентами ЦРУ» или «MI6 планирует заговор с целью убить президента Сербии». Один заговор лепится на другой, и за всем прячется «невидимая рука».

Конспирологические теории много лет использовались для поддержания власти: советское руководство повсюду видело капиталистические и контрреволюционные заговоры, а нацисты – еврейские. Но конспирология должна была лишь подкреплять идеологию, будь то классовая борьба для коммунистов или расовый вопрос для нацистов. Для сегодняшних режимов, пытающихся сформулировать единую идеологию – что, в сущности, невозможно, если они хотят поддерживать власть, посылая разные сигналы разным группам, – идея, что человек живет в мире, полном заговоров, сама становится мировоззрением. Конспирология не поддерживает идеологию, а замещает ее. В России все это можно описать известной фразой самого популярного новостного ведущего в стране. «Совпадение? Не думаю!» – говорит Дмитрий Киселев, перескакивая с небылицы на небылицу, в которых есть всего по чуть-чуть – истории, литературы, цен на нефть и цветных революций, – и всегда возвращаясь к выводу, что мир что-то затевает против России.

А для тех, кто согласен с такой точкой зрения, есть дополнительный бонус – раз весь мир участвует в заговоре, то и в ваших неудачах виноваты не только вы. В том, что вы добились меньшего, чем хотели, что ваша жизнь превратилась в хаос, – во всем этом виновата мировая закулиса.

Что важнее – теории заговора помогают все контролировать. В мире, где даже самые авторитарные режимы опасаются вводить цензуру, аудитории приходится предъявлять максимально циничную картину мотивов своих оппонентов; необходимо убеждать народ, что за каждой самой, казалось бы, благородной мотивацией кроется коварный (пусть и недоказуемый) план. В итоге аудитория утрачивает веру в возможность альтернативы. Известный российский медиааналитик Василий Гатов называет эту тактику «белой глушилкой».

Все это нагромождение заговоров должно заставить вас поверить, что вы, маленький человек, не в силах ничего изменить. Ведь если вы живете в мире, где все контролируется какими-то темными силами, каковы ваши шансы что-то исправить? Лучшее, что вы можете сделать в этом мраке, – положиться на «сильную руку», способную вас из него вывести. Отсюда в СМИ появляются статьи о том, что «Трамп – последний шанс спасти Америку» или что только Путин способен «поднять Россию с колен».

«Сегодня проблема не столько в угнетении, сколько в недостатке идентичности, в апатии, разобщенности и отсутствии доверия, – вздыхает Срджа. – Инструментов, помогающих что-то изменить, стало больше, а вот воли действовать – меньше».

Перманентная революция

Я лично убедился в том, насколько сложно стало использовать прежнюю логику протеста, когда мне выпала честь посетить один из семинаров Срджи в Мексике. Активисты, журналисты, ученые и политические стратеги собрались в конференц-зале одной сетевой гостиницы, чтобы обсудить возможные планы по созданию антикоррупционного движения.

Мексика пережила свой момент великой «демократизации» в то же время, что и Белград: в 2000 году 70 лет правления Институционно-революционной партии (ИРП) завершились и страна стала «демократической». Теперь уже проблема состояла не в диктатуре – в стране прошли нормальные выборы, – а в том, что каждый новый режим был коррумпирован и связан с наркобаронами не меньше, чем предыдущий, а СМИ контролировали олигархи, тесно сотрудничавшие с правительством.

Некоторые участники семинара, особенно те, кто десятилетиями работал в мексиканской политике, слабо верили в возможность перемен. Мексиканцы столетиями разочаровывались в революционных переменах. В XIX веке Мексика воевала за независимость от Испании, а в результате попала под власть собственных диктаторов. В начале XX века она была рассадником утопических социалистических фантазий, о которых напоминают потрясающие муралы на стенах домов в Мехико, созданные революционными художниками. Но результатом этих фантазий стали 70 лет застоя под властью ИРП. Самые циничные участники семинара видели единственный выход в выборах жесткого лидера (более жесткого, чем бандиты), который пообещает навести порядок во имя «народа».

Я незаметно ушел с семинара Срджи, чтобы встретиться с людьми, пытавшимися создавать протестные движения в Мексике. Пообщавшись с ними, я начал замечать, как его идеи отражаются в новом, цифровом измерении.

–

Когда я впервые встретил Альберто Эскорсиа, он показался мне человеком, слишком уставшим, даже чтобы чего-то бояться. Ему все время звонят в дверь и убегают, и из-за этого он не спит по ночам. В окно его спальни светят лазерной указкой. В сети ему постоянно угрожают убийством и шлют картинки, на которых его имя выкладывают пулями, – он получает тысячи таких угроз ежедневно, а его телефон вибрирует от уведомлений в режиме 24/7. Все это превратилось в настоящую психологическую пытку.

Однако Альберто не может уйти из Сети. Это его жизнь. Более того, Сеть для него – некое подобие религии. «Я воспринимаю интернет в метафизическом смысле, – говорит он мне, – как войну между любовью и страхом. А их я могу просчитать с помощью алгоритмов». В Альберто есть что-то не от мира сего. Он может месяцами изучать лингвистические закономерности тысяч публикаций в социальных сетях, чтобы увидеть связи между ними. Он делает вручную то, для чего другие прибегают к помощи машин.

Но почему-то в Мехико разговоры о божественном характере данных перестают казаться чем-то странным. В этом городе буквально все пронизано религией. Тусклый свет мерцает и преломляется в дымке горного воздуха и выхлопных газов, словно в витраже, миллионы паломников каждый год бредут мимо розовых кустов и безногих нищих, чтобы подняться над городом и помолиться у высоких стен базилики Божьей Матери Гваделупской. Иконы Иисуса в ней украшены настоящими волосами, и поначалу кажется, будто они там действительно растут. Священники предостерегают толпы прихожан от поклонения еще более популярному культу Святой Смерти, Матери Теней, Санта Муэрте – покровительницы наркодилеров. В праздник Дня Мертвых, когда весь город облачается в маски с черепами, ее изображения с косой и глобусом можно увидеть буквально повсюду.

Альберто – большой поклонник Срджи Поповича. Лично он не был на его семинарах, но они с друзьями внимательно штудировали учебники Срджи, пока готовили собственные акции протеста, объединившись в своей ненависти к постоянному полицейскому насилию, стычкам наркодилеров и вбросам бюллетеней на выборах. А особенно – к подковерным сделкам, из-за которых возник ужасающий контраст между стеклянными витринами бутиков, высокими заборами роскошного района Поланко и беззубыми обнищавшими людьми, спавшими вповалку на барочных площадях города. Это был разрыв не столько между богатыми и бедными, сколько между эпохами.

Альберто и его друзья начали с выходок против полиции: после того как полицейские избили нескольких студентов, они устраивали молчаливые шествия и акции протеста, в ходе которых они ложились посреди улиц, блокируя движение. Для Альберто протест с самого начала был личным делом. В 2009 году его семья вместе с другими рабочими начала голодовку, чтобы сохранить рабочие места в родном городе Некакса. Альберто, уже тогда широко известный блогер, помог распространить информацию об этом протесте по всей стране.

Во втором десятилетии XXI века протест превратился в способ связи со всем миром. Это был пик «третьей волны демократизации», основанной на силе интернета. Альберто поддерживал постоянный контакт с партнерскими движениями в Испании и США, которые, в свою очередь, общались с другими – в Турции и на Ближнем Востоке. В какой-то момент Альберто одновременно организовывал лежачие демонстрации в Мехико и продвигал хештеги акций в Барселоне.

Доктор Маркос Бастос, бразильский ученый, работающий в Лондонском университете в Сити, проанализировал 20 миллионов твитов, созданных этими движениями в период между 2009 и 2015 годами. Он провел 21 интервью с их участниками, для которых придумал термин «укорененных космополитов». К примеру, одна молодая женщина, которая не могла уехать из своего дома в Шотландии, потому что ее стареющие родственники требовали ухода, смотрела живые трансляции протестов в Стамбуле и Каире, советуя протестующим, как не столкнуться с вооруженной полицией. Множественные частные интересы сливались в нечто большее. Один шведский «серийный активист» сказал Бастосу: «Я борюсь не за интересы какого-то класса, феминизм, экологию или анархизм. Для меня основным политическим объектом выступает моя собственная мать. Я должен убедить ее. Я пытаюсь достучаться до 99 % людей и защищаю не частные ценности, а общественные: справедливость и свободу» [37]37
  Mercea, D. and M. T. Bastos. Being a Serial Transnational Activist, Journal of Computer-Mediated Communication, № 21 (2), 140–155 (2016); доступно на http://openaccess.city.ac.uk/13151/7/Being%20a%20serial%20transnational%20activist_prepublication.pdf.


[Закрыть].

Однако, несмотря на всю активную деятельность укорененных космополитов, в какой-то момент Альберто стала раздражать непредсказуемость, заложенная в самой природе протестных акций. Некоторые достигали своей цели, а другие оказывались напрасной тратой времени. Участники винили в этом то погоду, то правительство… Их подход в соответствии с рекомендациями Срджи заключался в том, чтобы собрать различные группы, определить «наименьший общий знаменатель» их интересов, а затем распространить сообщение среди, как они надеялись, подходящей аудитории. Но откуда им знать, какие темы выбрать? Их подход к решению задачи казался ненаучным, и Альберто чувствовал, что одних только рациональных политических интересов было недостаточно, чтобы протест заработал. Люди хотели быть причастными к эмоционально насыщенным событиям. Вот почему они участвовали в одних акциях протеста и игнорировали другие. Он чувствовал это инстинктивно, но хотел опираться на данные, чтобы превратить свои догадки в конкретику.

Альберто начал изучать поисковые запросы в Google в периоды, предшествовавшие протестам, и обнаружил, что интерес к определенным темам – ценам на бензин или полицейским перестрелкам – заметно проявлялся в Сети уже за несколько месяцев до того, как вылиться в явные причины протеста. То есть можно было заранее предвидеть, что именно способно объединить людей.

После этого Альберто стал исследовать распространение сообщений в соцсетях во время успешных акций протеста. Протесты росли по мере того, как пользователи все больше общались между собой, тем самым уплотняя ткань взаимосвязей – то, что компьютерные специалисты называют «капиллярностью». Альберто прочитал десятки тысяч сообщений, чтобы понять, какие из них сформировали максимальное количество связей. Он прошел по каждой «ветке» сообщений, этот процесс занял у него несколько мучительных месяцев. Альберто обнаружил, что в каждой волне протестов присутствовали определенные слова, позволившие сделать ткань коммуникации более плотной, – словно волшебные магниты, накапливающие капиллярность. Именно это он и называл «любовью» – рост взаимосвязей, которого жаждали участники движения.

Он понял, что если сможет заранее знать, какие темы способны объединить людей и какие слова укрепляют взаимосвязи, то сможет мобилизовать протесты.

Он открыл свой ноутбук, чтобы показать мне, как это работает. В центре экрана вибрировал шар, состоящий из точек, соединенных линиями; к ним постоянно «прирастали» новые линии, и вся эта конструкция подрагивала, росла и уплотнялась. Это была проекция онлайн-общения между участниками самых масштабных демонстраций в Мехико в 2014 году в режиме реального времени. Тогда сотни тысяч людей вышли на улицы после того, как наркодилеры убили 43 студентов, а правительство даже не потрудилось провести расследование. Каждая точка обозначала человека, каждая линия – разговор между людьми, а толщина линий росла по мере употребления ключевых слов, укрепляющих протест.

Пока Альберто показывал мне свою виртуальную проекцию, за окнами кафе, где мы сидели, шел настоящий протестный марш. Я привык видеть протесты именно такими: активные участники, лозунги, речи. Альберто воспринимал все происходящее по-другому, более абстрактно. Он видел пульсирующие линии и точки. Он видел, как отдельные слова излучают энергию, не завися от линейной логики законченных предложений [38]38
  Liberación de datasets sobre #YaMeCansé y Ayotzinapa; доступно на https://loquesigue.tv/liberacion-de-datasets-sobre-yamecanse-y-ayotzinapa/.


[Закрыть].

Вдруг на экране компьютера появились гости: множество крошечных фигурок, напоминающих летучих мышей. Они не соединялись друг с другом, а набрасывались на шар с разных сторон и будто клевали его, разрывая на части. «А вот это, – сказал Альберто, – боты и киборги».

Технологиями к тому времени овладели не только участники протестов. Уже на выборах 2012 года Мексика прославилась среди компьютерщиков: благодаря своим автоматизированным персонажам в соцсетях – по сути, компьютерным программам, притворявшимся живыми людьми, – которых использовал победитель выборов, Энрике Пенья Ньето. Тысячи фальшивых твиттер-аккаунтов, «пеньяботов», были запрограммированы постоянно продвигать в сети сообщения в поддержку Пенья Ньето. Обычно «боты» были довольно тупыми: они просто повторяли одно и то же сообщение раз за разом. «Киборги» представляли собой следующую ступень: боты проталкивали какую-то мысль, а когда кто-то заглатывал наживку и начинал отвечать, в дело вступал человек – киборг [39]39
  Finley, Klint. Pro-Government Twitter Bots Try to Hush Mexican Activists, Wired, 23 августа 2015 года; доступно на https://www.wired.com/2015/08/progovernment-twitter-bots-try-hush-mexican-activists/.


[Закрыть].

Как-то раз к Альберто пришел такой киборг – он оказался студенткой. PR-компании, близкие к правительству, платили «пастухам ботов» вроде нее за управление сотнями фальшивых профилей в социальных сетях. Она сказала Альберто, что стыдилась своей работы – но платили много.

По мере нарастания протестов правительственные боты и киборги приспособились и нацелились на их подрыв. Внезапно протестующие обнаружили, что их обвиняют в том, что они продались оппозиции и ведут себя непатриотично – ложь множилась на глазах. Инстинктивно участники протестов начали отвечать на обвинения. На экране компьютера Альберто можно было увидеть последствия. По мере того как боты набрасывались на точки, обозначающие протестующих, те переставали общаться между собой, переключаясь вместо этого на атакующих. Связи постепенно истончались, и шар, иллюстрировавший коммуникацию между участниками, стал превращаться в бесформенное дрожащее месиво.

В момент кризиса протестов у Альберто возникла идея. Он знал ключевые слова, способные укрепить связи между участниками. Что если наводнить ими интернет? Он снял и разместил на ютубе ролик: девушка, сидевшая перед камерой, перечисляла причины, по которым протесты были так важны. Но каждое сказанное ею слово было тщательно выбрано Альберто, словно точно отмеренная доза лингвистического снадобья.

Как только видео стало вирусным, протестовавшие забыли про киборгов и начали снова общаться друг с другом, повторяя объединявшие их слова. Альберто наблюдал за тем, как трепещущий шар снова обретает форму, а крошечные летучие мыши исчезают одна за другой.

«Вот что я имею в виду, когда говорю, что интернет – огромное поле битвы между любовью и взаимосвязью, с одной стороны, и страхом, ненавистью и разобщенностью – с другой», – объясняет он.

После киборгов настал черед так называемых виртуалов – аккаунтов в социальных сетях, которые сначала внедрялись в сообщества участников протеста, а затем начинали манипулировать ими изнутри.

В 2017 году, когда начались протесты против взлета цен на бензин, «виртуалы» приступили к делу. Активисты помогали протестующим свободно перемещаться по городу, без риска попасть под дубинки полицейских. Виртуалы в свою очередь стали раздавать ложные указания, следуя которым участники протеста попадали прямо в руки полиции. Они распространяли и выдуманные истории о насилии и мародерстве: публиковали фотографии супермаркетов с выбитыми витринами, сделанные во время беспорядков в других странах, а в подписях утверждали, что дело происходит в Мексике. К протестам начали примыкать настоящие преступники, и это дало полиции повод применять насилие.

После нашествия виртуалов в Сети появились угрозы убийством, адресованные Альберто. Тогда же в окна его квартиры начали светить лазером и звонить по ночам в дверь.

В Мексике к таким угрозам относятся серьезно. Во время моего визита Альберто предложил встретиться на собрании Article 19, международной НКО, помогающей в защите журналистов (и получающей часть своего финансирования от «комплекса содействия демократии», в том числе от Freedom House, госдепартамента США и европейских министерств иностранных дел). На стенах зала, где проводилось собрание Article 19, были развешаны фотографии убитых журналистов – в прошлом году погибло 11 человек. 99,75 % таких преступлений остаются безнаказанными. Мероприятие проводилось в одном из терракотовых колониальных дворцов Мехико с тенистым внутренним двором, чьи высокие стройные колонны, галереи и арки лишь подчеркивали печальную причину встречи.

Пока участникам разносили закуски, Рикардо Гонзалес, один из директоров Article 19, рассказал мне историю, произошедшую в городе Рейноса на северо-востоке страны.

Наркоторговцы в Рейносе контролировали местную прессу, которая, как газеты советских времен в России, рассказывала лишь о красоте, чистоте и процветании города. На самом же деле в городе постоянно происходили перестрелки между бандами, а местные жители попадали под перекрестный огонь в разборках, которых официально не было. Затем появились социальные сети и все изменили. Твиттер-аккаунт Reynosa Follow передавал актуальную информацию о перестрелках. Жители Рейносы сообщали друг другу, каких районов избегать: «Два вооруженных человека на углу 3-й и 5-й улиц, выбирайте другую дорогу…» Разумеется, все участники проекта действовали анонимно, рассказал мне Рикардо. Наркоторговцы предлагали денежное вознаграждение любому, кто мог бы раскрыть имена людей, стоявших за Reynosa Follow. Особенно их бесил аккаунт @La Felina с Женщиной-кошкой на аватаре, на этой странице постоянно размещались фотографии местных наркоторговцев с требованиями их арестов.

Одним жарким августовским днем банда наркоторговцев из Рейносы попала в перестрелку, и один из бандитов был ранен. Его отвезли в местную больницу. Им занялись три врача, два мужчины и женщина. Опасаясь надолго оставлять подельника в больнице, бандиты похитили врачей и отвезли в укрытие для продолжения лечения – довольно распространенная практика. Они отобрали у врачей телефоны и в телефоне женщины нашли аккаунт @La Felina. Эта женщина, спасавшая их товарища по оружию, и оказалась человеком, на которого они так долго охотились. Через несколько часов @La Felina написала твит:

Друзья и родные, мое настоящее имя – Мария дель Росарио Фуэнтес Рубио. Я – врач. Сегодня моя жизнь подошла к концу.

Не повторяйте моих ошибок. У вас ничего не получится. Я принимаю смерть ни за что. Они ближе к нам, чем вы думаете.

Последними двумя сообщениями были фотографии: на одной она смотрит прямо в камеру, а на второй видно ее лежащее на полу тело с разнесенным выстрелами лицом. Бандиты вели прямую трансляцию ее убийства. После этого они заменили прежний аватар фотографией обезображенной головы Марии дель Росарио.

Наркоторговцы любят демонстрировать, что технологии не в силах им помешать. Так, одна банда «украсила» тело убитого компьютерными запчастями, словно карнавальную скульптуру: на месте рта клавиатура, на глазах – компакт-диски. Наркоторговцы знают толк в символизме.

С учетом всего этого Альберто решил, что будет разумнее провести какое-то время за пределами Мексики. Он нашел убежище в соседней стране.

На следующих национальных выборах в Мексике в 2017 году ИРП проиграла кандидату по имени Андрес Мануэль Лопес Обрадор, известному также как AMLO. Обрадор пообещал расправиться с коррупцией – но по-своему, сверху вниз. У него не было времени заниматься гражданскими движениями. Он говорил на языке допотопного государственного социализма и национализма (хотя при этом быстро спелся с олигархами и принялся защищать их активы). Альберто знал кое-кого из стратегов Обрадора и решил, что теперь может вернуться домой. Но, несмотря на обещания, он сохранял бдительность. «Обрадор тоже использовал ботов в своей кампании, – сказал мне Альберто, – так что я буду за ним приглядывать». Он чувствовал, что новое правительство не прочь воспользоваться плодами упорного труда протестующих в своих интересах. Но станет ли оно их слушать, придя к власти?

После того как ИРП лишилась власти, Альберто захотел побольше узнать о своих противниках. Он уже был в курсе, что к их деятельности имел отношение некий человек по кличке Чочос, который, по слухам, руководил целой армией троллей, ботов и киборгов. В качестве аватара в фейсбуке Чочос использовал фотографию ухмыляющегося клоуна [40]40
  Olver, Dulce. El 81.3 % de los ataques de bots en Edomex fueron contra Delfina, confirma otro análisis técnico, 1 июня 2017 года; доступно на https://www.sinembargo.mx/01-06-2017/3230408.
  Gallagher, Eric. «Manipulating Trends & Gaming Twitter», Medium, 18 декабря 2016 года; доступно на https://medium.com/@erin_gallagher/manipulatingtrends-gaming-twitter-6fd31714c06c.


[Закрыть]. Он согласился поговорить с Альберто по скайпу, но отказался показать свое лицо.

Находясь по разные стороны виртуальных баррикад, Альберто и Чочос разговаривали как два уважающих друг друга профессионала, обменивающихся замечаниями. Когда моя переводчица работала над расшифровкой их разговора, она порой не могла понять, кому из них принадлежала та или иная реплика.

Альберто спросил насчет фальшивых фотографий разграбленных супермаркетов, которые распространялись во время протестов и способствовали росту насилия со стороны полиции.

Чочос ответил, что точно знает, кто за этим стоял. Это был 19-летний участник фейсбук-группы Scientific Sect. Каждый раз, когда одна из их фальшивок становилась вирусной, они устраивали вечеринку. СМИ писали об «организованной киберпреступности» и «психологической войне», но на самом деле это была всего лишь стайка подростков, жаждавших внимания.

Альберто рассказал, как ему звонили в дверь по ночам…

Чочос отмахнулся. Эти подростки создавали себе аватары, чтобы навести шороху в соцсетях. Теперь они просто начали путать виртуальный мир с реальным. Но все это было игрой. В твиттере вы можете быть кем хотите: женщиной, троллем, активистом. Вы можете выступать от имени обоих участников спора, и об этом никто не узнает. По мнению Чочоса, эти подростки не были способны на реальное насилие.

«Это чем-то похоже на ночной клуб, – сказал мне Альберто. – Как только гаснет свет, вы можете стать кем угодно».

Так неужели Альберто пал жертвой обычных пранкеров? Вряд ли стоит упрекать его за бегство из страны: насилие в Мексике распространено настолько, что было бы глупо игнорировать поток угроз.

Альберто видел более серьезную проблему. Он все еще верил, что интернет способен раскрыть подлинные потребности и желания общества. Ему казалось, что поисковые машины и алгоритмы могут уловить спрос на перемены. Трагедия цифровой манипуляции состоит не столько в том, что люди в сети подвергаются унижениям и оскорблениям, а в том, что их вновь лишали их собственной реальности. В течение 70 лет Мексика была однопартийным государством, в котором «правда» всегда была продиктована сверху. Люди принимали реальность, навязанную им режимом, как норму. В наши дни боты, тролли и киборги могут создать иллюзию общественного мнения – поддержки или ненависти, намного более коварную и всеобъемлющую, чем старые виды медиа. Такая иллюзия становится еще сильнее, когда люди меняют свое поведение в соответствии с тем, что они считают реальным. В своем анализе роли ботов исследователи из Оксфордского университета назвали этот процесс «фабрикацией консенсуса» [41]41
  Woolley, Samuel C. and Douglas R. Guilbeault. Computational Propaganda in the United States of America: Manufacturing Consensus Online, Samuel Woolley and Philip N. Howard (Eds), Working Paper 2017.5 (Oxford, UK: Computational Propaganda Research Project); доступно на http://blogs.oii.ox.ac.uk/politicalbots/wp-content/uploads/sites/89/2017/06/Comprop-USA.pdf.


[Закрыть].

Один онлайн-аккаунт не в состоянии изменить ваше мышление; проблема в том, что в своей массе они создают эрзац-нормы. В течение последних десятилетий проводилось много исследований, показывающих, как люди меняют свое поведение, чтобы оно соответствовало тому, что им кажется общепринятой точкой зрения. В 1974 году Элизабет Ноэль-Нойман, немецкая ученая, занимавшаяся политологией и анализом выборов, провела исследование, показавшее, каким образом люди подстраивают свои убеждения под мнение большинства [42]42
  Griffin, Em. A First Look at Communication Theory, 7th edn (New York: McGraw-Hill, 2008); доступно на http://www.afirstlook.com/docs/spiral.pdf.


[Закрыть]. По мнению Ноэль-Нойман, потребность в принадлежности – одна из самых глубоких человеческих потребностей, а люди мотивированы страхом изоляции; вот почему изгнание, исключение из группы – одна из самых древних форм наказания [43]43
  Noelle-Neumann, Elisabeth. The Spiral of Silence: Public Opinion – Our Social Skin, 2nd edn (Chicago, IL: University of Chicago Press, 1993).


[Закрыть].

В эпоху массовой коммуникации медиа становятся индикатором, в соответствии с которым люди делают выводы о доминирующем общественном мнении. Ноэль-Нойман изящно описывает эту динамику термином «спираль молчания». На одной стороне этой спирали находятся межличностные связи, толкающие альтернативные мнения вверх; на другой – СМИ, толкающие их в противоположном направлении. А на самом дне спирали находится молчание.

Ноэль-Нойман определила два типа людей, борющихся с этим молчанием. Первый тип – «крепкие орешки». Эти люди чувствуют настолько сильный отрыв от общества, что их не волнует, что о них думают другие. Они упиваются утраченным и выдуманным прошлым [44]44
  Там же, с. 218.


[Закрыть]. Другая группа – это «авангард»: реформаторы и активисты, которые хотят, чтобы люди слушали их, несмотря ни на что. «Авангардисты нацелены на будущее, поэтому тоже оказываются в изоляции; но убежденность этих людей в том, что они опережают время, дает им силы продолжать… Шанс изменить или придать новую форму общественному мнению появляется у тех, кто не боится оказаться в изоляции».

Это последнее утверждение подходит в равной мере к Людмиле, Альберто и Срдже.

«Наступают темные времена, Питер, – сказал Альберто после моего возвращения в Лондон. – Новое поколение ботов и троллей толкает нас все дальше и дальше в мир чистой симуляции».