Текст книги "Освобождение животных"

Предисловие к изданию 1995 года

ПЕРЕЧИТАВ ПЕРВОЕ ПРЕДИСЛОВИЕ К ЭТОЙ КНИГЕ, я будто вернулся в полузабытый мир. Теперь люди, которые беспокоятся о животных, не предлагают мне сэндвичей с ветчиной. Все активисты движения за освобождение животных – вегетарианцы; но даже среди более консервативных поборников благополучия животных отношение к употреблению животной пищи меняется. Те, кто продолжает есть мясо, испытывают чувство вины и с готовностью предлагают своим гостям, отказавшимся от мяса, другие блюда. Появилось понимание того, что сочувствовать нужно не только собакам и кошкам, но и свиньям, цыплятам и даже лабораторным крысам.

Не знаю, какую роль в этих изменениях сыграла книга «Освобождение животных». В популярных журналах ее называют «Библией движения за права животных». Не скрою, такое определение мне льстит, но в то же время вызывает неловкость. Я не верю в библии: ни одна книга не обладает монополией на правду. Как бы то ни было, никакая книга не сможет ни на что повлиять, если не заденет нужные струны в душе читателей. Движение за права животных стало логическим продолжением освободительных движений 1960-х, а в моей книге в доступной форме были сведены воедино самые разные аргументы. Все остальное сделали прекрасные люди – трудолюбивые и небезразличные к вопросам этики. Сначала их были единицы, затем сотни, впоследствии – тысячи, а теперь, вероятно, миллионы; все они представляют движение за освобождение животных. Я посвящаю им это переработанное издание, поскольку без них первое издание постигла бы участь книги Генри Солта «Права животных», опубликованной в 1892 году и 80 лет пылившейся на полках библиотеки Британского музея, пока новое поколение не сформулировало заново те же тезисы и не выяснило, что все это уже было сказано раньше, но ни к чему не привело.

Но на сей раз доводы не остались без внимания: движение стало слишком масштабным. Уже достигнуты важные результаты, позволившие улучшить положение животных. Но впереди еще много работы. Сейчас движение за права животных стало глобальным, и оно будет заявлять о себе еще долгие годы.

Меня часто спрашивают, доволен ли я тем, какое развитие получило движение. Судя по постановке вопроса, от меня ждут слов о том, что я и не мечтал о таком эффекте, который произвела эта книга. Но они ошибаются. Во всяком случае, в мечтах я представлял, как каждый читатель скажет: «Да, конечно!» – и немедленно станет вегетарианцем, начнет протестовать против грубого обращения с животными, после чего об идеях движения узнает больше людей, и, по крайней мере, самые жестокие и бессмысленные мучения животных прекратятся под неослабевающим давлением социальных протестов.

Конечно, мечты омрачались тем, что я прекрасно видел и препятствия на этом пути: консерватизм, свойственный большинству из нас, когда дело касается желудка; финансовые интересы тех, кто до последнего миллиона будет отстаивать свое право эксплуатировать животных ради получения максимальной прибыли; серьезное влияние истории и традиций, которыми удобно оправдывать такую эксплуатацию. Поэтому я рад, что встретился лично и познакомился благодаря письмам со многими людьми, которые действительно прочли эту книгу, сказали: «Да, конечно!», перестали есть мясо и присоединились к движению за права животных. Еще больше я, конечно, рад тому, что после многолетней упорной борьбы множества людей движение за права животных стало политической и социальной реальностью. Но всего этого явно недостаточно. Это новое издание, по сути, подтверждает, что пока движению почти не удалось повлиять на основные формы эксплуатации животных.

«Освобождение животных» было впервые опубликовано в 1975 году. За этим предисловием следует переработанная версия книги, впервые вышедшая в 1990 году. К тому времени правки были необходимы по трем основным причинам. Во-первых, во время выхода первого издания движения за освобождение животных не существовало. Сам термин был неизвестен, не было и крупных организаций (да и мелких, вероятно, тоже), которые стремились бы кардинально изменить наше отношение к животным и методы обращения с ними. Через 15 лет стало ясно: в книге под названием «Освобождение животных» было бы странно не упомянуть о соответствующем движении и не рассказать о его деятельности.

Во-вторых, наряду с подъемом современного движения за права животных наблюдалось и увеличение числа публикаций по этой теме – как правило, в них рассматривались тезисы, высказанные в первом издании этой книги. Долгими вечерами я обсуждал с друзьями и коллегами по движению философские и практические вопросы, и мне необходимо было отразить все эти дискуссии в новом издании – в первую очередь, чтобы показать, изменились мои взгляды или нет.

Наконец, вторая и третья главы книги посвящены тому, как наше нынешнее отношение к животным сказывается на тех из них, которые используются в экспериментах и сельском хозяйстве. Спустя несколько лет после выхода первого издания я стал часто слышать высказывания вроде «Конечно, с тех пор положение животных намного улучшилось…». Я понимал, что необходимо описать продолжающиеся страдания животных на фермах и в лабораториях, чтобы указать читателям на факты, которые нельзя списать на старые недобрые времена.

Такие факты составляют бо́льшую часть нового материала в переработанном издании. Я не внял советам добавить свидетельства других форм истязаний животных. Фактический материал не должен был перерасти в исчерпывающий отчет об обращении с животными; как я указал в конце первой главы, факты должны были ярко, четко и точно проиллюстрировать проявления видизма, о котором я говорю в первой главе. Да, я отказался от подробного разговора об охоте и отлове, о меховой индустрии, о жестоком обращении с животными-компаньонами, о родео, зоопарках и цирках, однако это не значит, что все эти вопросы менее важны. Просто для достижения цели мне было достаточно сфокусироваться на двух центральных проблемах – связанных с экспериментами и производством пищи.

Я не пытался ответить на все возражения, которые были выдвинуты философами относительно этических аргументов, приведенных в книге: это превратило бы ее в научно-философский трактат, интересный моим коллегам, но утомительный для большинства читателей. Вместо этого я ссылаюсь в соответствующих местах на другие источники, где можно найти ответы на некоторые возражения. Я также переписал один пассаж из заключительной главы: здесь я изменил свое мнение по философскому вопросу, который лишь косвенно относится к этическим основам книги. Что касается самих этих основ, я читал о них лекции, выступал на конференциях и философских семинарах и подробно излагал их в устной и письменной форме – но ни разу не столкнулся с принципиальными возражениями; ничто не заставило меня думать, будто простые этические основания этой книги – пустой звук. И мне приятно, что многие из моих уважаемых коллег с философских факультетов разделяют мою точку зрения, а в рецензии на это переработанное издание Колин Макгинн, выдающийся заведующий кафедрой философии Ратгерского университета, назвал этические тезисы книги убедительными если не с практической, то, по крайней мере, с теоретической точки зрения[1]1
  Colin McGinn, «Eating Animals is Wrong», London Review of Books, 24 January 1991, p. 14. – Здесь и далее, если не указано иное, прим. автора.


[Закрыть].

В этом издании упоминаются крупнейшие кампании и успехи движения за права животных вплоть до 1990 года. С тех пор появились новые достижения. В конце 1991 года благодаря деятельности ревностных защитников прав животных в Швейцарии было признано незаконным использование клеточных батарей для производства яиц (они описаны в третьей главе). Теперь швейцарские производители яиц позволяют несушкам ходить по полу, покрытому соломой или другими органическими материалами, и откладывать яйца в крытом отсеке для гнездования с мягким полом. Кто-то скажет, что это всего лишь минимальные удобства, но даже они – значительный шаг вперед по сравнению с условиями, в которых содержатся птицы в других странах: там их заключают в проволочные клетки площадью не больше листа А4. В Великобритании не удалось запретить клеточные батареи, но правительство обещало ликвидировать индивидуальные стойла для свиноматок; их использование станет незаконным с 1998 года. В США протестная кампания против условий выращивания телят на мясо (они также описаны в третьей главе) привела к тому, что за период с 1986 по 1991 год производство телятины в стране сократилось на 60 %.

Есть и свидетельства того, что во многих странах в лабораторных экспериментах стало использоваться меньше животных. Например, в Великобритании, где имеется официальная статистика по всем «научным процедурам с живыми животными», нисходящий тренд наметился еще в 1970-е, когда за один год проводилось до пяти миллионов экспериментов. Теперь этот показатель недотягивает и до трех миллионов. Последние данные из США не столь надежны, но они также свидетельствуют о сокращении числа экспериментов. Достигнут прогресс и в разработке альтернатив тестированиям на животных: так, руководство Евросоюза учредило в Испре (Италия) Европейский центр валидации альтернативных методов. Страны Евросоюза согласились запрещать любые ингредиенты косметических средств, испытанные на животных после 1 января 1998 года, за исключением тех случаев, когда альтернативные способы испытаний не прошли сертификацию. Кампании против экспериментов на животных достигли успеха в Италии, где в 1993 году правительство приняло прогрессивный закон, дающий всем гражданам право сознательно протестовать против экспериментов на животных. Любой итальянский студент, лаборант, врач и ученый теперь вправе отказаться от участия в экспериментах над животными без каких-либо негативных последствий (таких, как снижение отметок, увольнение или сокращение зарплаты).

Итак, кампания за изменение отношения к животным и методов обращения с ними продолжается по всем фронтам. Недавние вспышки протестов в Великобритании против перевозок сельскохозяйственных животных показали масштабы общественного беспокойства по поводу обращения с ними. История началась в 1994 году, когда три главные паромные компании, занимавшиеся перевозками живых сельскохозяйственных животных из Великобритании в континентальную Европу, решили выйти из бизнеса. По словам пресс-секретаря одной из них, это стало ответом на сотни тысяч писем и открыток[2]2
  The Independent, 31 May 1994.


[Закрыть]. Однако решение этих компаний не положило конец проблеме: мелкие компании попытались извлечь выгоду из отсутствия крупных конкурентов, но тысячи людей вышли на улицу, чтобы выразить свое негодование по поводу живого экспорта. Обычные люди, многие из которых никогда не участвовали ни в каких протестах, перекрыли дороги к портам, откуда телята должны были отправиться в новые стойла – настолько жуткие и тесные, что в Великобритании они были запрещены. Произошла трагедия: одна из демонстранток, Джил Фиппс, погибла под колесами грузовика, перевозившего телят в аэропорт Ковентри. Сейчас, когда я пишу эти строки, протесты продолжаются, несмотря на заявления министра сельского хозяйства о том, что Великобритания не вправе остановить экспорт в другие страны Евросоюза.

Хотя кампании против экспорта живых сельскохозяйственных животных, против стойл для телят и свиноматок и против клеточных батарей для кур необходимы для того, чтобы прекратить страдания, которые ежедневно испытывают миллионы этих животных, такие кампании строятся на вполне традиционных представлениях о статусе животных. Так, противники экспорта живых сельскохозяйственных животных требуют забивать их рядом с теми местами, где они выросли. Они не оспаривают саму идею выращивания и забоя животных на мясо. Чтобы идеи освобождения животных действительно вышли на первый план, эти реформистские кампании должны вылиться в более широкое движение, которое борется с предрассудками, заставляющими людей ставить интересы других видов ниже интересов Homo sapiens.

Менять отношение к другим видам можно по-разному. Один из способов – поощрять вегетарианство и отказ от жестокости, насколько это возможно. Рост числа вегетарианцев в таких странах, как Великобритания и США, уже серьезно угрожает мясной промышленности. В 1971 году, став вегетарианцем, я фактически оказался членом маленькой секты чудаков – даже лучший вегетарианский ресторан в Лондоне назывался тогда Cranks («Чудаки»). Сегодня вегетарианцы далеки от этого образа: мы совершенно обычные люди, которые беспокоятся о животных, об окружающей среде и о собственном здоровье. На вегетарианцев ориентируется все больше магазинов и ресторанов, а крупнейшие сети общепита начали продавать бургеры с тофу и прочие вегетарианские блюда. Благодаря этому другим людям становится проще отказаться от мясоедения – и так формируется положительная обратная связь.

Еще одна, совершенно иная стратегия, направленная на изменение мнения об особой важности людей по сравнению с другими животными, – проект «Большие человекообразные обезьяны», основанный мною и Паолой Кавальери, участницей нашего движения из Италии. Этот проект – попытка расширить круг существ, которые должны наделяться определенными базовыми правами. На данный момент в этот список входят только все человеческие существа. Тот факт, что в нем оказались все люди, говорит о прогрессе по сравнению с рабовладельческим периодом; тот факт, что в нем пока только люди, – свидетельство того, что нам все еще есть к чему стремиться. Проект «Большие человекообразные обезьяны» призван пробить историческую брешь в межвидовом барьере. В частности, мы требуем признать право на жизнь, свободу и защиту от пыток за гориллами, шимпанзе и орангутанами. Это требование подкрепляется сборником статей 34 видных ученых, философов и других авторов, где приведены свидетельства разумности больших человекообразных обезьян, доказывающие, что к ним нужно относиться как к личностям, а не как к вещам[3]3
  Paola Cavalieri and Peter Singer, The Great Ape Project, London, Fourth Estate, 1993.


[Закрыть]. Результатом должны стать изменения в законодательстве и принятие Декларации прав больших обезьян ООН.

Некоторые из тех, кто слышал о моем участии в этом проекте, спрашивают, не говорит ли это о сужении моей позиции по сравнению с заявленной в первом издании «Освобождения животных» и заключающейся в том, что у всех чувствующих существ есть свои потребности и что эти потребности должны ставиться не ниже потребностей человека. Ответ определенно отрицательный. Ученые, исследовавшие крупных обезьян в дикой природе, такие как Джейн Гудолл, Дайан Фосси, Бируте Галдикас, Роджер и Дебора Фоутс, Франсин Паттерсон, Сью Сэведж-Рамбо и Лин Майлс (все они обучали обезьян человеческому языку жестов для коммуникации), показали в своих работах, что шимпанзе, гориллы и орангутаны – это мыслящие и обладающие самосознанием существа, способные к планированию, формирующие устойчивые социальные связи и живущие богатой социальной и эмоциональной жизнью. Таким образом, большие обезьяны – это идеальный пример, демонстрирующий произвольность межвидовой границы. Если мы считаем, что все человеческие существа, независимо от возраста и душевного состояния, обладают некими основными правами, то как можно отрицать, что большие обезьяны, превосходящие по способностям многих людей, тоже должны иметь такие же права? Более того, наделение больших обезьян правами не нанесет ущерба ни одной из крупных отраслей и никак не скажется на рационе большей части населения Земли (в отличие от ситуации, если бы права получили все животные). Таким образом, если попытки добиться равных с человеком прав для сельскохозяйственных животных неизбежно сведутся к политическим уступкам в плане улучшения условий жизни или смерти этих животных, а не к пересмотру нашего отношения к ним как к средству достижения собственных целей, то проект «Большие человекообразные обезьяны» может претендовать на решение более фундаментальных задач. Если нам удастся впервые в истории включить представителей отличного от нас вида в число существ, за которыми мы признаем базовые права, то проект «Большие человекообразные обезьяны» послужит мостом между людьми и другими видами. В результате задача наделения равными правами и других видов животных станет более осуществимой. Нашу книгу «Проект “Большие человекообразные обезьяны”» мы с Паолой Кавальери заканчиваем так:

…распространение моральных прав на всех крупных обезьян – задача не из легких. Если ее удастся решить, это сразу же принесет существенную пользу всем шимпанзе, гориллам и орангутанам мира. Но еще бо́льшим будет символическое значение этого акта как первого прорыва межвидового барьера.

Итак, проект «Большие человекообразные обезьяны» – это попытка уменьшить пропасть между людьми и другими животными. Он призван дополнить, а не заменить собой борьбу за права животных в более широком понимании.

Прежде чем завершить это предисловие, упомяну еще об одной проблеме, которой не существовало в момент первой публикации книги, но которую необходимо рассмотреть сейчас, поскольку она постоянно привлекает внимание СМИ в контексте движения за права животных. Это проблема насилия.

Стремясь приблизить освобождение животных, активисты прибегают к разным методам. Одни просвещают общество, раздавая брошюры и направляя письма в газеты. Другие пытаются воздействовать на правительственных чиновников и своих представителей в парламенте или конгрессе. Группы активистов проводят демонстрации и акции протеста у предприятий, где животных подвергают страданиям ради удовлетворения ничтожных человеческих потребностей. Но многие недовольны медленным прогрессом, достигаемым подобными мерами, и хотят перейти к прямым действиям, чтобы прекратить страдания «здесь и сейчас».

Никто из тех, кто понимает, что́ приходится испытывать животным, не может осудить подобное нетерпение. В ситуации непрекращающейся жестокости кажется недостаточным сидеть в кресле и писать письма – хочется помочь животным немедленно. Но как? Обычные законные способы политического протеста небыстры и ненадежны. Не стоит ли просто выломать двери и освободить животных? Это незаконно – но требования соблюдать закон не безусловны. В конце концов, закон преступали и те, кто помогал беглым рабам на американском Юге. Более серьезная проблема состоит в том, что буквальное освобождение животных из лабораторий и с промышленных ферм может стать разве что символическим жестом: исследователи просто закажут новую партию животных, а тысячи свиней или сотни тысяч кур с сельскохозяйственных предприятий едва ли найдут себе новое пристанище. Рейды групп «Фронта освобождения животных» в ряде стран были более эффективными, когда активистам удавалось получить доказательства жестокого обращения, которые иначе не стали бы известны общественности. Например, при вторжении в лабораторию доктора Томаса Дженнарелли из Пенсильванского университета были похищены видеопленки, которые убедили даже министра здравоохранения и социальных служб в необходимости прекратить жестокие эксперименты. Трудно представить, чтобы этого удалось добиться какими-то другими способами, так что мне не остается ничего иного, как поблагодарить тех смелых, чутких и неравнодушных людей, которые спланировали и провели эту акцию.

На другие незаконные действия я смотрю совершенно иначе. В 1982 году группа, именующая себя «Ополчением за права животных», отправляла Маргарет Тэтчер бандероли со взрывчаткой; в 1988 году активистка Фрэн Тратт была арестована при попытке заложить бомбу в здание U.S. Surgical Corporation – компании, которая демонстрировала применение хирургических инструментов на живых собаках. Самый серьезный случай произошел в 1990 году, когда бомба была заложена в машину ученого из Бристоля, проводившего опыты на животных. Сам экспериментатор отделался незначительными травмами, а маленькому мальчику, которого в момент взрыва везли мимо машины в детской коляске, потребовались операции по извлечению куска металла, застрявшего в его теле рядом с позвоночником, и восстановлению пальца. Ни один из этих инцидентов нельзя считать сколь-нибудь характерным для движения за права животных, участники которого единодушно осуждают подобное насилие. Однако такие акции могут расцениваться как крайние проявления угроз экспериментаторам, меховщикам и другим эксплуататорам животных, поэтому важно, чтобы все движение четко выразило свою позицию по отношению к ним.

Даже если незначительное число представителей движения попытается достичь целей путем насилия, это станет трагической ошибкой. Некоторые считают, что люди, заставляющие животных страдать, сами заслуживают страданий. Я не верю в месть, но даже если бы и верил, такая позиция опасным образом отвлекла бы нас от главной цели – прекращения страданий. Чтобы достичь ее, мы должны повлиять на мнение разумных представителей нашего общества. Мы можем считать, что человек, мучающий животных, порочен и бессердечен, однако мы сами опустимся до его уровня, если нанесем ему физический вред или даже пригрозим этим. Насилие порождает только новое насилие – эту банальную истину уже подтвердил ряд конфликтов по всему миру. Сила движения за права животных – в этичности его позиции: мы находимся на более высокой нравственной ступени, и спуститься с нее значило бы сыграть на руку нашим оппонентам.

Альтернатива насилию – следование пути величайших и, что неудивительно, самых успешных лидеров освободительных движений прошлого века: Махатмы Ганди и Мартина Лютера Кинга. С невероятной храбростью и решительностью они придерживались принципа ненасилия, несмотря на все провокации и жестокие нападения. Эти лидеры преуспели, потому что справедливость дела, за которое они стояли, была очевидной, а их поведение заставляло задуматься даже их противников. Несчастья, которые мы причиняем другим видам, тоже трудно отрицать, если внимательно присмотреться к ситуации; и именно в справедливости нашего дела, а не в страхе перед бомбами заключается залог будущего успеха.