Текст книги "Освобождение животных"

Конвульсиометр от Columbus Instruments позволяет проводить объективные количественные исследования конвульсий животных. Высокоточный платформенный датчик нагрузки преобразует вертикальные компоненты силы конвульсий в пропорциональные электрические сигналы… Пользователь должен следить за поведением животного и активировать прибор, нажимая на кнопку каждый раз, когда замечает конвульсии. В конце эксперимента будут определены общая сила и общее время конвульсий.

Существует также каталог Whole Rat Catalog. Его издает Harvard Bioscience, и состоит он из 140 страниц, на которых милым рекламным жаргоном описывается оборудование для опытов на мелких животных. Например, о прозрачных пластиковых клетках для иммобилизации кроликов говорится так: «Единственное, чем они смогут пошевелить, – это нос!» Иногда, впрочем, в тексте все же проступают признаки понимания сомнительной природы товара. В описании ящика-переноски, например, есть такие слова: «В этом непрозрачном ящике вы можете переносить свое любимое животное из одного места в другое, не привлекая лишнего внимания». Помимо обычных клеток, электродов, хирургических инструментов и шприцев, в каталоге предлагаются конусы для иммобилизации грызунов, шарнирные ограничители, устойчивые к радиации перчатки, имплантируемые устройства для FM-телеметрии, жидкое питание для крыс и мышей для исследований воздействия алкоголя, гильотины для мелких и крупных животных и даже эмульсификатор грызунов, который «быстро превратит останки мелкого животного в однородную суспензию»[46]46
  The Harvard Bioscience Whole Rat Catalog (South Natick, Mass.: Harvard Bioscience, 1983).


[Закрыть].

Вероятно, корпорации не стали бы производить и рекламировать подобное оборудование, если бы не рассчитывали на весомые продажи. И едва ли кто-то будет покупать инструменты, которые не собирается использовать.

Из десятков миллионов поставленных экспериментов лишь малую часть можно назвать важными медицинскими исследованиями. Огромное число животных используют, например, на факультетах лесоведения и психологии; еще больше – в коммерческих целях для тестирования косметики, шампуней, пищевых красителей и других продуктов не первой необходимости. Все это происходит потому, что мы недостаточно серьезно относимся к страданиям существ других видов. Как правило, защитники экспериментов на животных не отрицают того, что подопытные страдают. Они и не могут этого отрицать, поскольку им необходимо указывать на сходство между человеком и другими животными, чтобы заявлять, что такие эксперименты обладают какой-то ценностью для людей. Экспериментатор, вынуждающий крыс выбирать между голодом и электрошоком, чтобы выяснить, разовьется ли у них язва (а она, конечно, разовьется), поступает так потому, что нервная система крыс очень похожа на человеческую и, очевидно, сходным образом реагирует на удары током.

Протестам против опытов на животных уже много лет. Но они почти ни к чему не привели, поскольку экспериментаторам при поддержке коммерческих фирм, получающих солидный доход от поставки лабораторных животных и оборудования, всегда удается убедить законодателей и общество в том, что возмущаются лишь невежественные фанатики, ставящие интересы животных выше интересов людей. Но выражать недовольство происходящим вовсе не значит требовать немедленного прекращения вообще всех экспериментов. Мы должны требовать прекращения тех из них, которые не приносят прямой пользы и не вызваны необходимостью, а в остальных сферах исследований нужно по возможности стремиться к тому, чтобы заменять опыты на животных альтернативными методами.

Чтобы понять, почему эти небольшие перемены так важны, нужно побольше узнать о тех экспериментах, которые проводятся вот уже больше века. Только тогда можно будет объективно оценить заявления защитников текущей ситуации о том, что опыты на животных ставятся лишь ради важных целей. На следующих страницах будут описаны некоторые эксперименты на животных. Чтение отчетов об этих опытах не вызывает приятных эмоций, но мы обязаны знать о том, что происходит в нашем обществе, особенно учитывая тот факт, что бо́льшую часть подобных исследований оплачиваем мы, налогоплательщики. Если животные вынуждены терпеть эти эксперименты, то нам, по крайней мере, должно хватить сил, чтобы поинтересоваться их содержанием и узнать о них больше. Вот почему я не пытался сгладить или заретушировать информацию о том, что проделывается с животными. В то же время я не стремился добавлять мрачных красок. Отрывки, которые я привожу, – это свидетельства самих экспериментаторов, опубликовавших их в научных журналах, через которые происходит взаимодействие ученых.

Такие публикации, разумеется, более ценны для экспериментаторов, чем наблюдения посторонних людей. И тому есть две причины. Первая заключается в том, что экспериментаторы не уделяют внимания страданиям, которые вызывают их опыты, если только это не требуется для изложения сути и результатов эксперимента (а такое бывает редко). Таким образом, бо́льшая часть страданий остается незамеченной. Экспериментаторы считают лишним включать в свои отчеты любые упоминания о том, что происходит, когда они забывают выключить электрошокеры, когда животные приходят в себя посреди операции из-за неправильно рассчитанной дозы наркоза, когда о животных забывают на выходные и те заболевают и умирают. Вторая причина, по которой публикации в научных журналах более ценны для экспериментаторов, состоит в том, что там сообщается лишь о тех экспериментах, которые сочли важными сами ученые и редакторы журнала. Британская правительственная комиссия обнаружила, что лишь около четверти экспериментов на животных описывается в печати[47]47
  Report of the Littlewood Committee, p. 53, 166; цитируется по Richard Ryder, «Experiments on Animals», in Stanley and Roslind Godlovitch and John Harris, eds., Animals, Men, and Morals (New York: Taplinger, 1972), p. 43.


[Закрыть]. Нет причин полагать, что для США это число будет больше; а поскольку США по числу мелких колледжей, где работают не особенно талантливые исследователи, значительно обгоняет Великобританию, вполне вероятно, что даже меньший процент экспериментов в них приносит сколь-нибудь значимые результаты.

Итак, читая приведенные материалы, не забывайте, что они взяты из источников, благосклонных к экспериментаторам. И если результаты описанных исследований не покажутся вам настолько важными, чтобы оправдать вызванные в процессе страдания, помните: они еще входят в ту небольшую долю экспериментов, которые редакторы посчитали достаточно важными для публикации. И последнее: отчеты, публикуемые в журналах, всегда подписываются именами экспериментаторов. Я не скрываю этих имен, поскольку не вижу причин сохранять их анонимность. И все же не стоит полагать, что упомянутые ниже люди как-то особенно злы или жестоки. Все они делают то, чему их учили и чем занимаются тысячи их коллег. Приведенные ниже описания экспериментов призваны иллюстрировать не садизм отдельных ученых, а узаконенный видизм, который позволяет этим исследователям творить подобное без оглядки на интересы животных, используемых в опытах.

Многие из самых болезненных экспериментов проводятся в области психологии. Примерное понимание того, с каким количеством животных работают в психологических лабораториях, дает следующий факт: за 1986 год Национальный институт психического здоровья профинансировал 350 экспериментов на животных, а это лишь один из источников федерального финансирования психологических экспериментов. Эта организация потратила более 11 миллионов долларов на эксперименты, связанные с прямыми манипуляциями на мозге, более 5 миллионов – на опыты по изучению воздействия наркотиков на поведение, более 3 миллионов – на опыты, связанные с обучением и памятью, и более 2 миллионов – на эксперименты по лишению сна, вызыванию стресса, страха и тревоги. Таким образом, только одна правительственная организация выделила за год более 30 миллионов долларов на эксперименты с животными[48]48
  Расчеты сделаны Лори Грюэн на основе данных U.S. Public Health Service и Computer Retrieval of Information on Scientific Projects (CRISP).


[Закрыть].

Один из самых популярных приемов в экспериментальной психологии – воздействие на животных электрошоком. Иногда это делают, чтобы выяснить, как животные реагируют на разные виды наказания, иногда – для обучения их новым задачам. В первом издании этой книги я приводил описания экспериментов конца 1960-х – начала 1970-х годов, связанных с электрошоком. Вот лишь один пример из тех времен.

О. С. Рэй и Р. Дж. Барретт, психологи из Госпиталя управления по делам бывших военнослужащих в Питсбурге, подавали электрический ток на лапки 1042 мышей. Затем они вызывали у мышей конвульсии, подвергая тех более сильным ударам током при помощи чашевидных электродов, прилаженных к их глазам, или клипс на ушах. Ученые отмечали, что, к их сожалению, «некоторые мыши, успешно прошедшие обучение в первый день, заболели или умерли еще до тестирования во второй день»[49]49
  Journal of Comparative and Physiological Psychology 67 (1): 110 (April 1969).


[Закрыть].

Сейчас, когда прошло уже почти 20 лет и я готовлю второе издание этой книги, экспериментаторы по-прежнему ищут новые варианты опытов на животных: У. А. Хиллекс и М. Р. Денни из Калифорнийского университета в Сан-Диего помещали крыс в лабиринт и били их током, если после первой ошибки они при следующей попытке в течение трех секунд не могли выбрать путь. Исследователи сделали вывод, что «результаты однозначно совпадают с итогами более раннего эксперимента по фиксации и регрессии у крыс, в котором животные подвергались ударам током в коридоре Т-образного лабиринта непосредственно перед точкой разветвления». (Иными словами, воздействие на крыс током в самой точке разветвления, а не перед ней, что и было главным новшеством в этом эксперименте, не выявило никакой разницы.) Далее экспериментаторы цитировали прежние исследования, проведенные в 1933-м, 1935-м и в другие годы вплоть до 1985-го[50]50
  Bulletin of the Psychonomic Society 24: 69–71 (1986).


[Закрыть].

Другой эксперимент был лишь попыткой доказать, что результаты, которые, как уже было известно, применимы к людям, верны и для мышей: Курт Спанис и Ларри Сквайр из Калифорнийского университета в Сан-Диего в одном опыте применяли два разных вида тока, чтобы установить, как электрошок влияет на память мышей. Мышей помещали в светлую часть камеры с двумя отделениями – второе было темным. Когда мышь перебегала из светлого отделения в темное, электроды на лапках били ее током. После «обучения» мышь подвергалась «воздействию электрошока… четыре раза с часовым интервалом… во всех случаях наблюдались судорожные припадки». Электрошок вызывал ретроградную амнезию, которая длилась по меньшей мере 28 дней. Спанис и Сквайр сделали такой вывод из-за того, что мыши не помнили о том, что переход в темное отделение камеры ведет к поражению током. Исследователи признавали, что из-за значительного разброса результатов в разных группах нельзя с уверенностью подтвердить или опровергнуть гипотезу о потере памяти, но все же сочли, что «результаты эксперимента позволяют расширить параллели между экспериментальной амнезией у лабораторных животных и амнезией у человека»[51]51
  Behavioral and Neural Biology 101: 296–299 (1987).


[Закрыть].

В похожем эксперименте Дж. Пейтел и Б. Миглер из корпорации ICI Americas (Уилмингтон, штат Делавэр) обучали обезьян саймири нажимать на рычаг, чтобы получать еду. Затем животным надевали на шею металлические ошейники и били током каждый раз, когда обезьяны добывали себе эту еду. Чтобы избежать ударов током, обезьяна должна была выждать три часа, прежде чем добывать пищу. Для обучения обезьян тому, как не получить удар током, потребовалось восемь недель занятий по шесть часов в день. Это должно было вызвать «конфликтную» ситуацию. Затем обезьянам стали давать различные лекарства, чтобы выяснить, не потребуется ли обезьянам под воздействием препаратов больше ударов током. Экспериментаторы сообщили, что адаптировали свой тест и для крыс и что результаты будут «полезны для выявления потенциальных средств против тревожности»[52]52
  Pharmacology, Biochemistry, and Behavior 17: 645–649 (1982).


[Закрыть].

Экспериментальные исследования условных рефлексов ведутся уже 85 лет. В отчете, составленном в 1982 году нью-йоркской группой United Action for Animals, упоминается 1425 работ по классическим экспериментам по выработке условных рефлексов у животных. Как ни странно, бессмысленность большинства таких экспериментов разоблачается в работе, опубликованной группой экспериментаторов из Висконсинского университета. Сьюзан Майнека и ее коллеги подвергли 140 крыс ударам током, которых можно было избежать, и неотвратимым ударам током, чтобы сравнить уровни страха, вызываемого разными видами шока. Вот аргументация их исследования:

За последние 15 лет изучению различий в поведенческих и физиологических последствиях контролируемого и неконтролируемого дискомфорта было посвящено множество исследований. В большинстве случаев делался вывод о том, что неконтролируемые неприятные события переносятся значительно тяжелее, чем контролируемый дискомфорт.

Однако, подвергнув крыс воздействию тока разной силы и дав им в одних случаях возможность избежать его, а в других – нет, при интерпретации результатов ученые не смогли определить, какие механизмы работают в этих случаях. Тем не менее они утверждали, что считают свои результаты важными, поскольку они «ставят под вопрос выводы из сотен экспериментов, проведенных за последние 15 лет»[53]53
  Journal of Experimental Psychology: Animal Behavior Processes 10: 307–323 (1984).


[Закрыть].

Иными словами, пятнадцать лет исследований, в течение которых животных постоянно били током, возможно, вообще не принесли никаких результатов. Но в странном мире психологических экспериментов на животных этот вывод служит лишь основанием для проведения новых опытов, новых неизбежных ударов током животных в поисках «правильных» результатов – которые, как следует помнить, по-прежнему могут быть применимы лишь к поведению особей, помещенных в клетки и подвергаемых неотвратимым ударам током.

Столь же печальна история бессмысленных экспериментов по вызыванию так называемой «выученной беспомощности», которая считается одной из моделей депрессии у человека. В 1953 году экспериментаторы из Гарвардского университета Р. Соломон, Л. Камин и Л. Уинн поместили 40 собак в челночные камеры. Такая камера представляет собой клетку, разделенную перегородкой на два отделения. Изначально перегородка устанавливалась на уровне спины собаки. Через решетчатый пол на лапы собаки подавались сотни сильных ударов током. Сначала собаки могли избежать поражения током, если понимали, что нужно перепрыгнуть через перегородку в другое отделение. Чтобы «отучить» одну собаку от таких прыжков, экспериментаторы заставили ее сто раз прыгнуть на решетчатый пол в другом отделении, куда, однако, тоже подавался ток. По их словам, когда пес прыгнул, он издал «резкий визг, который перешел в вой, когда он приземлился на решетку под напряжением». Затем они закрыли стеклом проем между отделениями и снова подвергли пса испытаниям. Он прыгнул и ударился головой о стекло. У собак стали проявляться такие симптомы, как «дефекация, мочеиспускание, вой, визг, дрожь, броски на стены клетки и т. д.»; но через 10–12 дней те собаки, которые не могли избежать ударов током, перестали сопротивляться. Экспериментаторы сообщали, что были «впечатлены» этим результатом, и заключали, что сочетание стеклянной перегородки с электрическим током, подаваемым на лапы, оказалось «очень эффективным» средством для предотвращения прыжков собак[54]54
  Journal of Abnormal and Social Psychology 48 (2): 291 (April 1953).


[Закрыть].

Это исследование показало, что можно вызвать состояние беспомощности и отчаяния посредством повторяющихся сильных и неотвратимых ударов током. Такие эксперименты по «выученной беспомощности» продолжались и в 1960-е годы. Одним из самых известных ее исследователей был Мартин Селигман из Пенсильванского университета. Он бил собак током через стальную решетку пола так сильно и упорно, что собаки бросали попытки увернуться и «выучивались» быть беспомощными. В одной статье, написанной в соавторстве с его коллегами Стивеном Майером и Джеймсом Гиром, Селигман так описывал свой эксперимент:

Когда обычная неопытная собака только учится уклоняться от ударов током в челночной камере, обычно происходит следующее: в момент первой подачи тока собака лихорадочно бегает по клетке и воет, испражняясь и испуская мочу, пока не перескакивает через перегородку, тем самым избегая боли. В следующий раз собака тоже бегает и воет, но перепрыгивает через перегородку быстрее, а затем – еще быстрее, пока не научится делать это сразу.

Селигман изменил схему эксперимента: он стал привязывать собак так, чтобы они не могли избежать ударов током. Когда после этого собак возвращали в исходную челночную камеру, где можно было спастись от тока, выяснилось следующее:

…такая собака поначалу реагирует на ток в двойной камере так же, как и неопытная собака. Однако, в отличие от неопытной собаки, она вскоре перестает бегать и сидит молча, пока удары током не прекратятся. Эта собака не перепрыгивает через перегородку, чтобы спастись, – она «сдается» и пассивно принимает удары. В дальнейших опытах собака по-прежнему не предпринимает попыток спастись и всякий раз выдерживает 50 секунд сильных пульсирующих ударов током. Собака, столкнувшаяся ранее с ударами током, которых не могла избежать, была готова терпеть значительное воздействие тока, не пытаясь спастись[55]55
  Journal of Abnormal Psychology 73 (3): 256 (June 1968).


[Закрыть].

В 1980-е годы психологи продолжили эксперименты по выученной беспомощности. В Университете Темпл в Филадельфии Филип Берш и трое других экспериментаторов обучали крыс распознавать световой сигнал, предупреждающий о том, что в течение пяти секунд начнутся удары током. Получив и осознав предупреждение, крысы могли избежать поражения, переместившись в безопасную часть клетки. Когда крысы научились этому, экспериментаторы отделили безопасную часть стенкой и подвергли животных более продолжительным сеансам неотвратимого электрошока. Как и предполагалось, даже когда безопасное отделение снова открыли, крысы не смогли за короткий срок снова научиться избегать боли[56]56
  Animal Learning and Behavior 12: 332–338 (1984).


[Закрыть].

Берш с коллегами также подвергли 372 крысы неприятным испытаниям, чтобы выявить взаимосвязь между павловскими условными рефлексами и выученной беспомощностью. Они сообщили, что «значение полученных результатов для теории выученной беспомощности не совсем ясно» и что «остается довольно много вопросов»[57]57
  Journal of Experimental Psychology: Animal Behavior and Processes 12: 277–290 (1986).


[Закрыть].

В Университете Теннесси в Мартине Дж. Браун, П. Смит и Р. Питерс не без труда создали аналог челночной камеры для золотых рыбок – вероятно, чтобы проверить на прочность теорию Селигмана. Экспериментаторы подвергли каждую из 45 рыбок 65 сеансам электрошока и заключили, что «данные этого исследования недостаточно четко подтверждают гипотезу Селигмана о том, что беспомощность может быть выученной»[58]58
  Psychological Reports 57:1027–1030 (1985).


[Закрыть].

В этих экспериментах множеству животных причиняли острую и длительную боль – сначала для подтверждения теории, потом для опровержения теории и, наконец, для обоснования скорректированных версий исходной теории. Стивен Майер, который вместе с Селигманом и Гиром выступил соавтором процитированной выше работы по вызыванию выученной беспомощности у собак, выстроил карьеру на модели выученной беспомощности. Но в недавней статье сам Майер писал о корректности этой «животной модели» депрессии следующее:

Можно сказать, что пока нет единого мнения относительно характеристик, нейробиологии, возникновения, профилактики и лечения депрессии, чтобы такие сравнения имели смысл.

Таким образом, маловероятно, что выученная беспомощность является моделью депрессии в общем смысле[59]59
  Progress in Neuro-Psychopharmacology and Biological Psychiatry 8: 434–446 (1984).


[Закрыть].

Хотя после такого отрезвляющего вывода Майер пытается сохранить лицо, заявляя, что выученная беспомощность может быть моделью не депрессии, а «стресса и борьбы с ним», фактически это признание того, что больше 30 лет экспериментов с животными оказались пустой тратой времени и солидных средств налогоплательщиков, не говоря уже о невыносимых страданиях животных от острой физической боли.

В первом издании этой книги я рассказывал об эксперименте, поставленном в Университете Боулинг-Грина в Огайо П. Бадиа и двумя его коллегами. Его результаты были опубликованы в 1973 году. В этом эксперименте десять крыс подвергались шестичасовым испытаниям, в ходе которых удары током были «абсолютно неотвратимы». Крысы могли нажать на один из рычагов в тестовой камере, чтобы получить предупреждение о предстоящем ударе током. Исследователи пришли к выводу, что крысы предпочитают узнавать об ударах током заранее[60]60
  Journal of the Experimental Analysis of Behavior 19 (1): 25 (1973).


[Закрыть]. В 1984 году тот же эксперимент решили провести повторно. Поскольку кто-то заявил, что первый опыт мог быть поставлен «методологически неверно», П. Бадиа, на сей раз при участии Б. Эбботта из Университета Индианы, поместил десять крыс в электрифицированные камеры и подверг шестичасовым сеансам электрошока. Шесть крыс получали неотвратимые удары током с интервалом в одну минуту; иногда этим ударам предшествовал предупредительный сигнал. Затем им разрешалось нажать на один из рычагов, чтобы получать либо удары током с предупреждением, либо внезапные удары. Оставшихся четырех крыс задействовали в вариациях этого эксперимента: их били током с двухминутными и четырехминутными интервалами. Экспериментаторы вновь установили, что крысы предпочитают знать о грядущем ударе током, даже если это ведет к более сильным ударам[61]61
  Journal of the Experimental Analysis of Behavior 41: 45–52 (1984).


[Закрыть].

Электрошок также используется для того, чтобы вызвать у животных агрессивное поведение. В одном исследовании, проведенном в Университете Айовы, Ричард Вайкен и Джон Кнутсон разделили 160 крыс на группы и «обучали» их в клетках из нержавеющей стали с полом, по которому проходил электрический ток. Пары крыс били током, пока они не начинали драться друг с другом, вставая на задние лапы в боевую позу или кусаясь. Требовалось в среднем по 30 попыток, чтобы крысы научились начинать схватку сразу после первого удара током. Затем экспериментаторы поместили привыкших к ударам током крыс в клетку с необученными крысами и проследили за их поведением. Через день всех крыс умертвили, побрили и осмотрели на предмет ран. Исследователи заключили, что «результаты оказались недостаточно полезны для понимания агрессивной или оборонительной природы реакции, вызванной электрошоком»[62]62
  Aggressive Behavior 8: 371–383 (1982).


[Закрыть].

Дж. Уильямс и Д. Лирль из Кеньон-колледжа в Огайо предприняли серию из трех экспериментов для изучения влияния регуляции стресса на оборонительное поведение. Первый эксперимент основывался на предположении о том, что неконтролируемые удары током усиливают чувство страха. Экспериментаторы поместили 16 крыс в плексигласовые трубки и подвергли их хвосты неотвратимому воздействию электрического тока. Затем их отправили в сложившуюся колонию других крыс и пронаблюдали за их взаимодействием. Во втором эксперименте 24 крысы в ходе обучения научились контролировать удары током. В третьем 32 крысы подвергались воздействию как неотвратимых, так и контролируемых ударов током. Выводы были следующими:

Хотя эти результаты и наши теоретические выкладки указывают на взаимосвязь между контролем над ударами током, предсказуемостью продолжительности ударов, условными маркерами стресса, страхом и оборонительным поведением, для понимания этих сложных взаимодействий требуются дальнейшие исследования[63]63
  Animal Learning and Behavior 14: 305–314 (1986).


[Закрыть].

В отчете, опубликованном в 1986 году, упоминались более ранние эксперименты в той же области, начатые еще в 1948 году.

В Канзасском университете сотрудники подразделения, именующего себя Бюро изучения детства, били током множество животных. В одном эксперименте шетлендских пони лишали воды, пока они не начинали испытывать сильную жажду. Затем им давали миску с водой, на которую мог подаваться ток. По обе стороны от голов пони помещались колонки. Когда в левой колонке начинался шум, на миску подавалось электричество и пони получали удары током, когда пили. Они научились переставать пить, когда слышали шум из левой колонки (но не из правой). Затем колонки сблизили настолько, чтобы пони не могли отличить одну от другой, а значит, и избежать ударов током. Исследователи отмечали, что похожие эксперименты уже проводились с белыми крысами, кенгуровыми крысами, древесными крысами, ежами, собаками, кошками, обезьянами, опоссумами, тюленями, дельфинами и слонами, и делали вывод, что по сравнению с другими животными пони испытывают большие трудности с определением направления шума[64]64
  Behavioral Neuroscience 100 (2): 90–99 and 98 (3): 541–555 (1984).


[Закрыть].

Трудно понять, какую пользу подобное исследование может принести детям. Но самое печальное в приведенных выше описаниях экспериментов то, что, несмотря на все страдания использованных в них животных, полученные результаты – даже по словам самих экспериментаторов – оказались ничтожными, очевидными или бессмысленными. Процитированные выводы исследователей достаточно ясно показывают, что психологи-экспериментаторы прилагают изрядные усилия, чтобы поведать нам на наукообразном жаргоне то, о чем мы всегда знали – или могли узнать, немного поразмыслив, а не прибегая к болезненным опытам. И ведь эти эксперименты еще оказались довольно важными по сравнению с теми, результаты которых было решено не публиковать!

Мы ознакомились лишь с очень небольшим числом психологических экспериментов, в которых использовался электрический ток. Согласно отчету Бюро оценки технологий, анализ 608 статей, вышедших с 1979 по 1983 год в журналах Американской психологической ассоциации, где обычно публикуются отчеты об опытах на животных, показал, что в 10 % исследований применялись удары током[65]65
  OTA, Alternatives to Animal Use in Research, Testing and Education, p. 132.


[Закрыть].

Многие другие журналы не связаны с Американской психологической ассоциацией, но также публикуют отчеты об опытах на животных с использованием электрического тока. Не стоит забывать, что в печать попадают далеко не все результаты экспериментов. И это лишь один из типов мучительных и болезненных опытов на животных, которые проводятся в сфере психологии. Мы уже упоминали исследования материнской депривации – но можно заполнить несколько книг описаниями других психологических экспериментов: по изучению патологического поведения, моделей шизофрении у животных, передвижений животных, ухода за телом, сознания, общения, отношений хищника и жертвы, стимулов и эмоций, чувств и восприятия, лишения сна, еды и воды. Мы рассмотрели лишь несколько из десятков тысяч опытов, которые ежегодно ставят психологи, но и этого достаточно, чтобы понять: множество экспериментов, практикуемых до сих пор, причиняют страшную боль животным и совершенно бесперспективны в плане получения жизненно важного или принципиально нового знания. К сожалению, для психологов и других ученых животные стали всего лишь инструментами. Сотрудники лабораторий знают цену этих «инструментов», но общее безразличие по отношению к ним заметно не только по экспериментам, но и по лексике отчетов. Вспомните, например, как Харлоу и Суоми пишут о «станке для изнасилования», и о том игривом тоне, в котором они рассказывают об «излюбленных уловках» самок обезьян, родивших после такого насилия.

Равнодушие легко замаскировать техническим жаргоном: он скрывает истинную природу происходящего. Под влиянием бихевиористской теории, согласно которой можно говорить только о наблюдаемых явлениях, психологи разработали целый словарь терминов, которыми именуют боль, не называя ее напрямую. Элис Хейм, одна из немногих психологов, выступающих против бессмысленных опытов своих коллег на животных, говорит об этом так:

Работы по «поведению животных» всегда излагаются наукообразной, гигиеничной терминологией, которая позволяет обычному молодому студенту-психологу без садистских наклонностей продолжать работать, не испытывая тревоги. Так, под «ослаблением» понимается пытка жаждой, голодом или электрическим током; под «частичным подкреплением» – разочарование животного от того, что экспериментатор лишь отчасти удовлетворяет ожидания животного, порожденные на предыдущем этапе; «отрицательный стимул» – это воздействие на животное стимулом, которого оно стремится избежать любой ценой. С термином «избегание» все в порядке – это наблюдаемое действие. А вот термины «болезненный» или «пугающий» не так хороши: они слишком антропоморфны, поскольку подразумевают, что у животного есть чувства, близкие к человеческим. Это недопустимо – ведь это не по-бихевиористски и вообще ненаучно (кроме того, из-за этого некоторые молодые и недостаточно черствые исследователи могут отказаться от изощренных экспериментов; нужно дать им простор для воображения). Самый страшный грех психолога-экспериментатора, изучающего «поведение животных», – антропоморфизм. Однако если бы он не верил в сходство между человеком и другими животными, он и сам бы, вероятно, не смог найти оправдания своим действиям[66]66
  A. Heim, Intelligence and Personality (Baltimore: Penguin, 1971) p. 150; феномен в целом замечательно объясняет Bernard Rollin, The Unheeded Cry: Animal Consciousness, Animal Pain, and Science (New York: Oxford University Press, 1989).


[Закрыть].

Признаки жаргона, о котором пишет Хейм, легко найти в процитированных мною отчетах. Заметьте: даже когда Селигман пишет, что подопытные животные «сдались» и бросили попытки избежать ударов током, он считает необходимым заключить глагол в кавычки, словно показывая, что не предполагает наличие у собак какой-либо мыслительной деятельности. Однако логическое следствие из такого понимания «научного метода» состоит в том, что эксперименты на животных не могут дать нам новых знаний о людях. Как ни странно, некоторые психологи считают настолько важным избегать антропоморфизма, что признают этот вывод верным. Такой подход можно проиллюстрировать следующим автобиографическим высказыванием, опубликованным в New Scientist:

Пятнадцать лет назад, когда я решил получить психологическое образование, проводивший собеседование психолог со стальными глазами допрашивал меня с пристрастием о мотивах такого решения. Он спросил, что такое, по моему мнению, психология и на каком материале ее изучают. Тогда я был наивным простаком и ответил, что психология – это наука о мышлении, а основной материал – люди. Обрадовавшись тому, что сумел так быстро меня подловить, мой интервьюер заявил, что психологов не интересует мышление, что исследовать нужно крыс, а не людей, а мне посоветовал отправиться на кафедру философии, расположенную по соседству[67]67
  Chris Evans, «Psychology Is About People», New Scientist, August 31, 1972, p. 453.


[Закрыть].

Вероятно, сегодня немногие психологи решатся с гордостью заявить, что их работа не имеет отношения к человеческому мышлению. Однако многие эксперименты на крысах можно объяснить лишь тем, что исследователей интересует именно поведение крыс, без какой-либо связи с людьми. Но как в таком случае можно оправдать невыносимые страдания? Они совершенно точно не в интересах крыс.

Итак, в психологии основная дилемма исследователя стоит особенно остро: либо животные не похожи на нас, а значит, нет никакого смысла проводить на них эксперименты; либо животные похожи на нас – но в этом случае мы не должны ставить на них опыты, которые сочли бы возмутительными, будь они проведены на людях.

Еще одна обширная сфера экспериментов связана с ежегодным отравлением миллионов животных. Поводы здесь зачастую тоже ничтожны. В 1988 году в Великобритании на животных было проведено 588 997 научных опытов для тестирования химических веществ и других материалов; из этого числа 281 358 экспериментов не были связаны с тестированием медицинской или ветеринарной продукции[68]68
  Statistics of Scientific Procedures on Living Animals, Great Britain, 1988 (London: Her Majesty’s Stationery Office, 1989), tables 7, 8, and 9.


[Закрыть]. По США точные цифры неизвестны, но если пропорции были теми же, что и в Великобритании, то для тестирования, вероятно, было использовано по меньшей мере три миллиона животных. В действительности, вероятно, их вдвое или втрое больше, поскольку в этой сфере в США ведутся интенсивные исследования, а Управление по санитарному надзору за качеством пищевых продуктов и медикаментов (FDA) требует масштабных исследований новых лекарств перед выводом их на рынок. Требование тестировать на животных лекарства, которые в будущем могут спасти чьи-то жизни, можно оправдать – однако тем же способом тестируются косметика, пищевые красители и мастика для натирания полов. Стоит ли новая мастика или губная помада страданий тысяч животных? Разве у нас нет избытка этих товаров? Кто выиграет от появления на рынке новых наименований – кроме компаний, которые рассчитывают получить прибыль?