Текст книги "Серийные убийцы от А до Я. История, психология, методы убийств и мотивы"

2. Краткая история серийных убийств: Две тысячи лет убийств от Рима до Бостона

Каковые преступления и злодеяния я совершил только лишь к дурному удовольствию своему и из плотского вожделения и ни с какою иною целью либо намерением, ни с кем не советуясь и повинуясь лишь воображению своему.

Жиль де Ре, признание, 1440 год

Я посмеялся над ними.

Альберт де Сальво, Бостонский душитель

Хотя не все серийные убийцы действуют из сексуальных побуждений, значительное количество основывается именно на них. Исторически преступлением на сексуальной почве называлось нападение и/или убийство, сопровождающее или заменяющее сексуальную активность. Сам акт нападения, расчленения, связывания, пытки и/или убийства зачастую для преступника более важен, чем собственно половой акт. Это отличает убийцу на сексуальной почве от «насильника-убийцы», который убивает жертву, чтобы та не донесла на него в полицию. Психологическая динамика тут совершенно другая, и убийца на сексуальной почве предрасположен повторять свои преступления по серийной схеме.

До середины XVIII века о преступлениях на сексуальной почве практически ничего не было известно или, по крайней мере, о них редко писали. В основном это объясняется тем, что убийства на сексуальной почве – это «развлечение», для которого требуется свободное время, в которое преступник предается сексуальным фантазиям, и техническая возможность, чтобы их реализовать. До индустриализации у большинства людей не было времени на фантазии о сексе: они отчаянно пытались прокормиться и избежать различных опасностей – нападений вражеских армий, бандитов, бунтов и эпидемий. (То же самое относится к доиндустриальному третьему миру, где условия жизни куда более суровы, чем в развитых странах.)

Рим – империя гедонистических убийств

В Древнем мире серийные убийства были эксклюзивной прерогативой римских цезарей, императоров и вождей варварских племен, имевших абсолютную власть над своими подданными. В каком-то смысле именно такой безраздельной власти над человеческой жизнью хочет и современный серийный убийца. Однако сложно проследить современную криминальную динамику в убийствах древних деспотов вроде Нерона и Калигулы. В эпоху, когда цирки, где происходили убийства, посещали тысячи зрителей, обвинение римских императоров в серийном убийстве выглядело бы чем-то вроде раздачи штрафов за превышение скорости на гоночной автотрассе.

В Римской империи были сотни арен, на которых убийства совершались на потеху публике. Самый большой из них, Колизей в Риме, вмещал 50 тысяч зрителей, которые сидели в разных секторах в зависимости от достатка. Существовала система продажи билетов, несильно отличавшаяся от нынешней. Ставки были высоки, а атмосфера насыщена сексом; проститутки предлагали свои услуги под арками Колизея. Однако в отличие от современных спортивных матчей, на гладиаторских играх зрители решали, жить противникам или умирать – для этого они поднимали или опускали большой палец[8]8
  Некоторые ученые-классицисты полагают, что палец, поднятый вверх, к небу, означал смерть, в то время как палец, направленный вниз, к земле, означал жизнь.


[Закрыть]. Поэтому в каком-то смысле гладиаторские игры являлись родом массового серийного убийства. Эта точка зрения возникла не в ХХ веке; древние римляне и сами так считали⁵¹. Афинагор Афинский в «Прошении о христианах» утверждает, что «смотреть на убийство почти то же, что совершать оное». Сенека писал, что «бросать человека в яму со львами – то же самое, что рвать его на куски собственными зубами»⁵². Лактанций в «Божественных установлениях» (6.20.9–14) определяет зрителя смертельной игры как particeps – участника.

Публику, безусловно, завораживали такие представления, которые могли длиться целые дни, а то и недели кряду. Зрители с раннего утра выстраивались в очереди, а когда кому-то не хватало билетов, вспыхивали беспорядки – как сегодня перед рок-концертами. Первыми на арену выходили приговоренные к смерти, на которых натравливали диких животных, либо же представление начиналось с боя вооруженных гладиаторов, когда толпа могла спасти проигравшему жизнь, если тот отважно сражался, или приговорить его к смерти, если он оставил публику разочарованной.

В полдень начиналась та часть, которую зрители любили больше всего – поединки между приговоренными к смерти, которые выходили на арену безоружными, и лишь один из них получал для боя кинжал. Выжить было нельзя – победителя разоружали и выставляли против него нового соперника с кинжалом. Публика обожала это зрелище, потому что, в отличие от гладиаторов, лица которых обычно закрывали шлемы, приговоренные шли на гибель с открытым лицом. Римский автор Сенека писал: «Утром людей бросают на растерзание львам и медведям; в полдень их бросают на растерзание зрителям»⁵³.

Римляне различали разные степени жестокости, и для каждой у них имелся отдельный термин. Избыточная жестокость с определенной целью, например распятие или прилюдная казнь на арене, назывались crudelitas и считались рациональными и обоснованными – якобы они помогали предотвращать восстания или внушать страх преступникам. Иррациональная жестокость без выгоды (compendium), убийство ради убийства, называлось feritas. Такую жестокость приписывали необъяснимому гневу, ira, и Сенека в своих трудах связывал неограниченную власть с неограниченной роскошью, а их, в свою очередь, указывал как причину избыточного ira. Так мы видим, что уже в Древнем Риме гедонистические убийства связывались с избытком досуга.

Зрители в Риме патологически обожали убийства и вообще увлекались смертью. Они наслаждались зрелищем убийства и ощущением собственной власти, позволявшей решать, жить жертве или умереть. Грань между постоянными зрителями и серийными убийцами в Колизее была очень тонкой.

Со времен римских гладиаторов и до Джека-потрошителя зафиксировано крайне мало случаев патологического серийного убийства. В древнем англосаксонском эпосе «Беовульф», написанном предположительно в VIII веке, есть персонаж по имени Грендель, настоящее чудовище, который двадцать лет убивал по ночам людей, и чье описание на удивление соответствует современной патографии серийного убийцы: «охваченный дьявольской злобой», «не знавший радости», «нисколько не сожалеет он о своих злых деяниях»⁵⁴.

За пятнадцать веков, отделяющих нас от Римской империи, земля повидала множество тиранов, вождей, разбойников, пиратов и императоров, но совершенные ими убийства сложно отделить от политических и финансовых целей. Об их личностных патологиях нам известно крайне мало. Мы знаем о некоторых излишне ретивых инквизиторах, которые от имени католической церкви отправляли сотни женщин, заподозренных в колдовстве, на пытки и казни, но и здесь теологические императивы заслоняют от нас вопросы личной патологии.

В постиндустриальной истории двумя самыми знаменитыми европейскими убийцами на сексуальной почве являются аристократы, располагавшие массой свободного времени: маршал Жиль де Ре во Франции XV века и графиня Елизавета Батори в Венгрии XVII века. То, что эти двое были казнены за свои преступления, несмотря на высокое положение и власть, указывает на сдвиги, происшедшие в обществе с эпохи римских гладиаторских игр. Природа их преступлений предвосхищала современные, которым еще предстояло случиться.

Жиль де Ре – Синяя Борода,

убийца детей

Жиль де Ре родился в 1404 году близ Нанта, в аристократической семье, и стал одним из самых богатых людей Франции. Он был личным телохранителем и наставником Жанны д’Арк, на стороне которой отважно сражался; ходили слухи, что он был ее тайным любовником. Когда Жанну д’Арк ранили при осаде Парижа в сентябре 1429 года, Жиль де Ре вынес ее из-под огня. За эти и другие заслуги король Франции Карл VII назначил его маршалом и определил ему личный герб с золотыми лилиями на синем фоне.

В 1432-м, в возрасте двадцати восьми лет, Жиль де Ре вернулся в свои владения – Машкуль и Тиффож к югу от Нанта. Жанна Д’Арк в результате предательства оказалась на костре, зато Жиль стал невероятно богат. Его годовой доход превосходил 2,5 млн франков, а капитал равнялся 4,5 млн, что делало его одним из богатейших людей в Европе того времени. Причем в эту цифру не входит стоимость личной коллекции, включавшей предметы искусства, книги, мебель и гобелены. В своей истории Жиля де Ре Жорж Батай пишет:

Его выезды сопровождались королевским эскортом вместе с «церковным собранием». Военный герольд, две сотни человек и трубы возвещали о нем, а каноники из его часовни, некто вроде епископа, певчие, дети из его хоровой капеллы составляли кортеж, который блистал богатейшим облачением. Жиль де Ре хотел ослеплять, не боясь потратить все. Прежде чем предаться своей преступной мании, он, не считая денег, промотал громадное состояние. В его склонности к расточительству коренилось что-то безумное; он жертвовал средства на огромные театральные представления, где бесплатно угощали едой и напитками. Жиль де Ре хотел поразить любой ценой, однако ему недоставало того, чего довольно часто недостает преступнику и что заставило его, когда он давал показания, кичиться поступками, которые следовало утаивать: своими преступлениями…[9]9
  Пер. И. Болдырева.


[Закрыть], ⁵⁵

Именно тогда из окрестностей замков Жиля де Ре начали пропадать крестьянские дети, преимущественно мальчики. Никакой тайны в их исчезновениях не было. Слуги маршала забирали детей к нему в качестве пажей. В XV веке для крестьянского юноши существовало лишь два способа вырваться из нищеты: стать монахом или попасть на службу к местному феодалу. Многие родители почли бы за счастье, привлеки их сын внимание слуг Жиля. Никто не возражал против того, чтобы отправить ребенка в пажи. На суде по делу Жиля де Ре восемь лет спустя свидетели рассказывали, как мальчишки-попрошайки толпились у ворот его замка в надежде проникнуть внутрь. Самых привлекательных действительно впускали – и уже не выпускали обратно. Про одного тринадцатилетнего мальчика, которого взяли в замок, сообщалось, что однажды он вернулся навестить родителей с караваем хлеба из замковой пекарни. Мальчик с восторгом расписывал прелести своей службы, но после возращения в замок никто его больше не видел. Когда родители спрашивали о пропавших детях, им говорили, что тех отправили в дальние замки, принадлежащие Жилю, или что они благополучно перешли на службу к другим лордам, которым понравились во время поездок в гости. Однажды родителям сказали, что англичане потребовали двадцать четыре мальчика в обмен за пленного французского аристократа.

Других детей свита Жиля просто хватала, проезжая мимо, пока те пасли коров на лугу, шли в церковь или бежали исполнять какое-нибудь поручение родителей. Один мальчик регулярно доставлял в замок хлеб – до того дня, когда просто-напросто не вернулся из поездки. Другого оставили дома присматривать за младшими детьми; когда родители вернулись, мальчик исчез. Свидетели позднее утверждали, что весь край был охвачен страхом за детей, и ходили даже слухи, что в замке Жиля де Ре в Машкуле «детей едят». Тем не менее никто не осмеливался высказать свои подозрения вслух или пожаловаться на влиятельного вельможу. В архивах Франции до сих пор хранятся записи свидетельских показаний, некоторые с исправлениями, внесенными новыми свидетелями, подтверждающие исчезновение минимум тридцати семи детей⁵⁶:

Свидетели утверждают, что широко было известно, что детей в этом замке предают смерти⁵⁷.

…кто-то из соседей говорил Барбу и жене его, чтобы они присматривали за ребенком своим и что его могут похитить, они же великий испытали страх, и свидетель даже побывал в Сен-Жан-д’Анжели, и его спросили, откуда он, и он ответствовал, что из Машкуля, после чего все были удивлены весьма, сказав ему, что там едят маленьких детей [на старофранцузском: sur ce, l’on lui avait dit, en se merveillant, qu’on y mangeoit les petis enffants.]⁵⁸.

В 1440 году Жиль де Ре оказался замешан в споре о продаже участка земли. Земля была передана его брату, священнику; в приступе гнева Жиль де Ре помчался в церковь, где тот служил мессу, и в сопровождении вооруженной охраны вломился туда, чтобы заставить священника отказаться от участка. Поскольку нападение на священника считалось оскорблением церкви, инквизиция немедленно взялась за Жиля. Тут же всплыли и слухи о пропавших детях. 14 сентября 1440 года Жиля де Ре арестовали и доставили в Нант. На последовавших церковном и светском процессах оглашались невероятные цифры – от 140 до 800 пропавших детей. (В одном церковном обвинении отдельно оговаривалось, что он «предательски, жестоко и бесчеловечно убил сто сорок или более детей, мальчиков и девочек, или приказал их убить…»)

По словам свидетелей, Жиль де Ре сначала обращался с жертвами мягко. Он провозглашал их своими любимыми слугами, уделял им много внимания и восторгался красотой. Он мог сначала ласкать ребенка, а потом вдруг ударить или ущипнуть. Если ребенок пугался и расстраивался, Жиль делал вид, что пошутил, и говорил, что не хотел причинить ему вред. Стоило ребенку опять развеселиться, Жиль набрасывался на него и насиловал. В протоколах суда, сохранившихся по сей день, зафиксированы показания одного из слуг Жиля:

…помянутый Жиль, обвиняемый, учинял единожды и дважды блуд свой над каждым из помянутых детей, а сделав сие, либо убивал их собственными руками, либо же повелевал убить… иногда обезглавливал их и расчленял тела, иногда перерезал им горло, голова же оставалась с телом, иногда он перебивал им шею палками, иногда надрезал им вену на шее или иную часть горла, так, чтобы кровь их струилась…

…наслаждался, глядя на отрезанные головы, показывал их ему, свидетелю, и Этьену Коррийо, вопрошая, какая из указанных голов является красивейшей – отрубленная в тот самый момент или накануне, или та, что отрублена была позавчера. И он целовал ту голову, которая нравилась ему больше, и получал от того наслаждение.

Свидетели слышали, как Жиль говорил, что получает больше наслаждения, убивая детей, и глядя на их отрубленные головы и члены, наблюдая за их страданиями, и видя, как их кровь течет… чем когда познает их телесно… пока они умирали, он вершил с ними грех содомский⁵⁹.

Сам Жиль де Ре признавался:

…что ради удовлетворения пыла и похоти плотской он похищал сам или силою слуг своих великое множество детей, число коих он в точности указать не мог; каковых детей он убивал сам или силою слуг, совершал над ними злодейства и грех содомский; и он сказал, сознавшись, что извергал семя самым бесстыдным образом на животы помянутых детей, и после смерти их, и во время того, как они умирали; каковых детей порою он сам, а иногда иные его сообщники [далее следует их список] подвергали многими способами различным видам пыток: иногда они отделяли голову от тела ножами, резаками и кинжалами, а порой нещадно били их по голове палками или другими тупыми предметами, иногда их подвешивали в комнате веревками на жердь или на крюк и душили; и когда дети слабели, изнемогая, они совершали с ними грех содомский помянутым способом. Когда же дети оные умирали, он обнимал их и целовал, а у кого были самые красивые головы и члены, тех он отдавал на всеобщее обозрение, а затем приказывал безжалостно вскрыть тела их и наслаждался, глядя на их внутренние органы; и очень часто, когда помянутые дети умирали, он садился им на живот и наслаждался, глядя на то, как это происходит, и смеялся над этим с помянутыми Коррийо и Анрие, после чего он повелевал помянутым Коррийо и Анрие сжечь их трупы и стереть их во прах… Каковые преступления и злодеяния он совершил только лишь к дурному удовольствию своему и из плотского вожделения и ни с какою иною целью либо намерением, ни с кем не советуясь и повинуясь лишь воображению своему.

На церковном суде всплыли также путаные свидетельства о неких сатанинских ритуалах и алхимических практиках, нацеленных на предотвращение финансового краха, ожидавшего Жиля. Не исключено, что эти обвинения были попыткой найти – в отсутствие психиатрической теории, – некое рациональное объяснение его убийствам.

И церковный, и светский суды приговорили Жиля де Ре к смерти, и 26 октября 1440 года он был повешен, а затем похоронен. Последнее, что он сказал перед смертью: «нет такого греха, сколь угодно великого, который Бог не смог бы простить». Сообщников Жиля казнили вместе с ним, а тела после казни сожгли. Сам он потребовал, чтобы его тело сняли с виселицы и похоронили, что, по христианской доктрине, означало будущее воскрешение в Судный день. Из-за высокого общественного положения приговоренного его требование удовлетворили; он похоронен в церкви Кармелиток в Нанте.

Многие детали похищений и пыток, к которым прибегал Жиль де Ре, ничем не отличаются от тех, к которым прибегают современные серийные убийцы.

Элизабет Батори,

«Кровавая графиня», вампир

Словно ради причудливого баланса, который история восстанавливает сама, вторым печально знаменитым серийным убийцей до Нового времени стала женщина – графиня Елизавета (Альжбета) Батори из Трансильвании. Она родилась в 1560 году в родственном браке между представителями двух ветвей одной семьи: Дьёрдя Батори из Эчбета и Анны Батори из Шомьё. Род Батори был одним из самых богатых и влиятельных среди протестантской аристократии в Венгрии. Из этой же семьи произошли двое правителей Трансильвании, множество героев войн и членов церковной верхушки, а также великий император Стефан Баторий, князь Трансильвании и король Польши. В числе прочих родственников Елизаветы был один дядюшка, якобы отправлявший секретные ритуалы и поклонявшийся Сатане; ее тетка Клара, подтвержденная бисексуалка, обожавшая мучить служанок; и брат Елизаветы, Стефан, пьяница и развратник.

У графини была страсть мучить служанок, которых она предавала пыткам без малейшего сожаления. Елизавета собственными руками разорвала рот одной девушке, которая допустила оплошность, прислуживая ей. Ежедневно молоденьких служанок, совершивших какие-либо прегрешения, сгоняли в подвал замка для наказания. Елизавета наслаждалась этими пытками и никогда их не пропускала. Хотя телесные наказания для прислуги в Венгрии XVII века не считались преступлением, все-таки в них усматривали «грубость». Поэтому, путешествуя и гостя у других аристократов, графиня первым делом требовала обеспечить ей приватные покои, где она могла бы наказывать прислугу, не задевая чувства хозяев. Отмечалось, что чаще всего жертвами «наказаний» становились девушки с большой грудью. В пытках Елизаветы явственно просматривался сексуальный компонент.

В пятнадцать лет Елизавету выдали замуж за венгерского феодала графа Дьёрдя Турзо. Муж, нисколько не препятствовавший ей в садистских практиках, научил жену кое-каким пыткам, подсмотренным на войне против турок. Однако убивать она начала только после его смерти.

Однажды, когда служанка нечаянно дернула ее за волосы, делая хозяйке прическу, графиня ударила девушку так, что разбила лицо до крови. Несколько капель упали Елизавете на руку, и когда она их стерла, ей показалось, что кожа стала более свежей и молодой. Графиня решила, что нашла секрет омоложения стареющей кожи. С тех пор она приказывала наполнять кровью девушек ванну и купалась в ней. В следующие десять лет Елизавета принимала кровавые ванны ежедневно, уверенная в том, что этот ритуал спасет ее кожу от старения[10]10
  По крайней мере, так гласит легенда. Один источник приписывает легенду о «кровавых ваннах» тому факту, что после пыток Елизавета выходила вся забрызганная кровью, и могло показаться, что она купалась в ней.


[Закрыть].

Своих жертв она находила примерно так же, как Жиль де Ре. Молодых крестьянок заманивали в замок Елизаветы, суля должность служанки. По прибытии они подвергались пыткам от рук Елизаветы или ее сообщников на протяжении целой ночи, а на рассвете графиня купалась в их крови.

Сообщниками графини были ее слуга, которого звали Фицко («парень» по-венгерски); Илона Йо, повитуха; Доротья Семтеш (или Дорка) и Катарина Беницка, прачка, которая оказалась на службе у графини еще до начала ее преступлений. Также в период с 1604 по 1610 год некая загадочная Анна Дарвулия, якобы лесбиянка, любовница Елизаветы, обучила ее многим пыточным техникам.

Один сообщник подтвердил, что время от времени Елизавета бросала обнаженных девушек на пол в своей спальне и пытала их так, что кровь потом приходилось отмывать ветошью. Служанки таскали туда ведрами золу, чтобы засыпать кровавые пятна. Про девушку, которая не вынесла пыток и очень быстро умерла, графиня кратко упомянула в своем дневнике: «Она была слишком мала».

Однажды, когда Елизавета Батори была сильно больна и не могла подняться с кровати, она приказала приводить служанок к ней. Доротья Семтеш, крепкая крестьянка, притащила одну из девушек в спальню хозяйки и удерживала ее там. Елизавета привстала с постели и изо всех сил отхлестала девушку по щекам, а потом выгрызла кусок мяса из ее плеча. После этого Елизавета искусала служанке грудь.

Говорили, что Елизавета очень боялась стареть; решив, что кровь крестьянских девушек недостаточно чистая, она начала убивать молодых аристократок. Сначала она сосредоточилась на дочерях из обедневших дворянских семейств, которых приглашала к себе в компаньонки. Когда ей начали задавать вопросы о том, куда они пропали, Елизавета сочинила историю: мол, одна из них перебила всех остальных, а потом покончила с собой. Тем не менее родовитые семьи перестали отправлять к Елизавете своих дочерей, и прислуга графини придумала переодевать крестьянок в дорогую одежду и представлять хозяйке как аристократок.

Некоторое время Елизавета следила за тем, чтобы мертвых девушек хоронили по христианскому обряду, в присутствии местного протестантского пастора. Однако счет трупам продолжал расти, и пастор отказался проводить церемонии, говоря, что от Елизаветы к нему поступает слишком много покойниц, скончавшихся «по неизвестным и загадочным причинам». Она пригрозила ему, чтобы гарантировать молчание, и продолжила хоронить трупы, теперь уже тайно. В конце тела, изуродованные и обескровленные, прислуга просто выбрасывала на поля, в амбары, в ручьи за замком и даже в огород при кухне. Так и возникла легенда о вампире, промышляющем в тех краях.

Курсируя между Веной и Северо-Западной Венгрией, графиня Елизавета Батори за десять лет убила около 650 девушек. Как и в случае Жиля де Ре, многие знали, что при ее дворе девушки исчезают бесследно, но никто не осмеливался поднять голос и пожаловаться на графиню, а тем, кто пытался, быстро затыкала рот ее влиятельная родня.

Елизавету защищали два фактора. Во-первых, в то время в Венгрии царило беззаконие, последовавшее после войны с турками. Статус ее мужа-героя, сражавшегося против турок, делал ее неприкасаемой. Во-вторых, Елизавета была протестанткой, а мир между протестантами и католиками в Венгрии был настолько хрупким, что никто не хотел его нарушать. Ситуация изменилась после заключения в Вене мирного договора в 1608-м, когда протестантские и католические провинции объединились под правлением Габсбургов, католиков. Далее последовали протестантские восстания в Австрии, которые король жестоко подавил. Все это подорвало власть графини Элизабет Батори, и на нее хлынул поток жалоб.

Зимой 1610 года Елизавета по-прежнему считала, что положение в обществе обеспечивает ей неприкосновенность, и приказывала слугам выбрасывать трупы девушек с крепостных стен замка Чахтице. Это происходило на глазах у жителей ближайшей деревни, которые и сообщили о творящемся беззаконии королю.

Венгерский парламент инициировал расследование, и замок Елизаветы подвергся обыску. Там нашли множество трупов девушек – обескровленных, с вырванными волосами, отрезанной грудью и выжженными гениталиями.

В 1611 году слуг Елизаветы судили за убийства и казнили, но она, благодаря родственным связям, на суд не попала. Тем не менее ее приговорили к смерти и заменили приговор на пожизненное заключение в замке. Там же, в Чахтице, ее замуровали в одной из комнат, оставив небольшое окошко, в которое передавали еду. Она скончалась спустя четыре года, в возрасте пятидесяти пяти лет.

Дело Элизабет Батори было столь неприятным для венгерской аристократии, что его предпочли замолчать, и оно оставалось в секрете до 1720-х, когда ученый-иезуит обнаружил протоколы официального расследования.

Серийные убийства на сексуальной почве до Нового времени

Кроме случаев Жиля де Ре и Елизаветы Батори в истории сохранилось лишь несколько упоминаний о патологических серийных убийствах до начала XIX века. В Шотландии, в Галлоуэе, между 1560 и 1610 годами, Соуни Бин и его пещерный клан каннибалов тысячами убивали и ели путешественников на протяжении сорока пяти лет. Эта семья, продукт инцеста, состоявшая из восьми сыновей, шести дочерей, восемнадцати внуков и четырнадцати внучек, питалась копченым человеческим мясом, которое обнаружили у них солдаты. Всех их казнили в Лейте без суда. Историческую достоверность этого эпизода, однако, полностью подтвердить нельзя, поскольку по нему так и не удалось найти документации соответствующего периода⁶⁰.

В 1577 году в Нюрнберге немецкий палач Ганс Шмидт писал в своей автобиографии, что казнил Никлауса Штуллера за то, что он «сначала застрелил солдата на лошади; потом вскрыл живот беременной женщине заживо, и там был мертвый младенец; в-третьих, вскрыл живот беременной женщине, где был ребенок женского пола; в-четвертых, опять вскрыл живот беременной женщине, где было двое младенцев мужского пола».

В тот же период в Кельне в 1589 году Питер Штуббе (Штумпф) был обвинен в изнасиловании, убийстве и поедании пятнадцати женщин и детей в деревушке Бедбург в течение пяти лет. Останки его жертв нашли разбросанными на полях вокруг деревни. В числе их имелись беременные женщины, из чрева которых он вырезал плод, чтобы съесть. Одной из жертв стал его собственный новорожденный ребенок, результат инцеста с дочерью, которого он убил и съел. Штуббе обвиняли в том, что он заключил договор с дьяволом и стал оборотнем, поэтому нападал в обличье волка. Его казнили в Кельне 8 октября 1589 года.

Другой случай серийных убийств «волками-оборотнями» был зафиксирован во Франции в 1603-м, когда четырнадцатилетнего мальчика Жана Гренье арестовали после того, как от него отбилась девочка, на которую он пытался напасть. Гренье признался, что в облике волка убивал и ел детей и хорошеньких девушек. Судья края Ла-Рош-Кале допросил мальчика, уделяя особое внимание вопросу оборотней. По данным сохранившегося протокола:

Спрошенный, каких детей он убил и съел, превратившись в волка – ответил, что однажды, по пути из Кутра в Сент-Анле проник в дом, где никого не было и нашел годовалого ребенка в колыбели, какового схватил за горло зубами, вынес в сад к ограде и съел столько, сколько захотел.

Что близ прихода Сент-Антуан де Пизон набросился на девушку в черном платье, которая пасла овец, убил ее и съел столько, сколько захотел. Однако примечательно, что, по его словам, он снял с нее платье, не разорвав. Как известно, настоящие волки рвут одежду своими когтями, оборотни рвут зубами, а люди, которые знают, как раздеть жертву, которую хотят съесть, снимают платья, не разрывая их⁶¹.

То, что платье девушки не было порвано, имело в данном деле большое значение. Врачи, вызванные для оценки состояния мальчика, пришли к выводу, что в действительности он не был оборотнем, а только представлял себя таковым в результате «одержимости демонами». Иными словами, он был сумасшедшим. В результате Жана Гренье не казнили, а заключили вместо этого в монастыре.

Оставшиеся несколько случаев, отмеченные в истории, – это либо серии убийств по политическим мотивам, либо преступления бандитов, грабителей и пиратов, систематически убивавших свидетелей. Несколько серийных убийц действовали в погоне за выгодой, включая женщин, травивших свои жертвы. Серийные убийцы, получавшие от убийства патологическое удовольствие, встречались крайне редко, если встречались вообще, но нельзя отметать возможность того, что легенды о вампирах и оборотнях основаны как раз на их действиях.

Самый ранний зафиксированный эпизод фетишистских серийных преступлений относится к апрелю 1790 года, когда в Лондоне некий Монстр, как называли его тогдашние корреспонденты, совершил серию «преступлений, которым нет названия, поскольку они не описаны ни в одном законе». Монстр подстерегал хорошо одетых женщин на улицах, выкрикивал оскорбления, а потом резал на них одежду. В некоторых случаях он пользовался специальными приспособлениями на коленях, которые позволяли приближаться к женщине в толпе и резать одежду на ней незаметно, снизу. Более пятидесяти женщин подверглись нападениям с его стороны в период с 1788 по 1790 год. Иногда он резал слишком глубоко и наносил женщинам раны, но большинство избегало порезов из-за тогдашней моды: женщины носили множество нижних юбок и многослойное белье.

Эти невероятные и необъяснимые нападения потрясли Лондон не меньше, чем преступления Джека-потрошителя столетие спустя. За поимку Монстра предлагалась награда; все газеты писали о его преступлениях, характер которых начал меняться. Теперь на улицах к женщинам подходил мужчина с букетиком искусственных цветов, который предлагал понюхать. Те, кто склонялся к букету, получали удар острым предметом, скрытым среди цветов.

В июне 1790 года одна из жертв узнала нападавшего, и он был арестован. Оказалось, что это мастер, делавший искусственные цветы, по имени Ренвик Уильямс. Не все жертвы опознали его, и процесс проходил тяжело, потому что власти не представляли, в чем его обвинять. Обвинение говорило о «преступлении, столь новом в анналах человечества, столь необъяснимом и неестественном, что в него просто невозможно поверить». Из-за особенностей процессуального кодекса того времени попытка убийства считалась всего лишь правонарушением, и властям пришлось потрудиться, чтобы найти подходящее обвинение против Ренвика Уильямса. Сначала к нему пытались применить Ковентри-Акт, по которому преступление Уильямса состояло в обмане с целью нанесения увечий. Однако не нашлось доказательств того, что Монстр увечил своих жертв. По «Черному акту» преступлением считалось переодевание с целью нападения, но Уильям не нападал переодетым. Наконец юристы выискали акт от 1721 года, принятый после того, как английские ткачи, протестуя против импорта тканей из Индии, начали резать одежду из импортных тканей на тех, кто ее носил. По этому акту преступнику полагалась ссылка (обычно в Австралию) на семь лет за «нападение в общественном месте с намерением порвать, испортить, разрезать, поджечь или испачкать одежду, или другие действия, совершенные с этим намерением»⁶².

Уильямса осудили по этому обвинению, но суд верховной инстанции решил, что акт в данном случае неприменим. Его судили еще раз, за попытки убийства, и приговорили к шести годам тюрьмы. Сам он отрицал, что является Монстром. После освобождения Уильямс женился и стал отцом; больше он в истории не упоминается.