Текст книги "Зовите меня Джо"

– Очень жаль, – заметил я. – Потому что в Исландии все умеют это делать, кроме изгоев.

После моих слов он покраснел.

– Есть много другого, чем я мог бы заняться, – ответил он. – Дайте мне инструменты, и я покажу вам, как работать с металлом.

Это мне очень понравилось, так как, если честно, никто из моих домочадцев не был одаренным кузнецом.

– Это очень почетное занятие, – сказал я, – и ты можешь нам здорово помочь. У меня есть сломанный меч и несколько погнутых наконечников копий, которые нужно поправить. А также неплохо было бы подковать всех лошадей.

Однако его признание, что он понятия не имеет, как приладить подкову, встревожило меня еще больше.

Вот так беседуя, мы вернулись домой, где нас уже ждала Торгунна.

– Ты не должен так обращаться с гостем, отец! – сказала она. – Заставляешь его работать, как карла!

Джеральд улыбнулся.

– Я хочу работать, – сказал он. – Мне нужно какое-то дело… чтобы начать новую жизнь. Кроме того, нужно отблагодарить вас за вашу доброту.

Это несколько растрогало меня, и я сказал, что он не виноват в том, что в Соединенных Штатах другие обычаи. С утра он сможет начать работу в кузне, и я буду платить ему, однако с ним будут обращаться как с равным, так как все ремесленники являются очень уважаемыми людьми. Прислуга начала смотреть на него с черной завистью.

Тем вечером он забавлял нас рассказами о своем доме: правдивы они были или нет, но слушать было очень интересно. Однако он так и не сумел сложить хотя бы две стихотворные строчки. Должно быть, люди в этих Соединенных Штатах были странными и делали все наоборот. Он сказал, что его обязанности в армии состояли в поддержании порядка и дисциплины. Хельги же сказал, что мы о таком слыхом не слыхивали и, должно быть, Джеральд был храбрым человеком, которому приходилось оскорблять стольких воинов. Однако странник ответил, что люди подчинялись ему из-за страха перед королем. Когда он заявил, что срок службы в Соединенных Штатах всего-то два года и что людей могли призвать на войну даже во время уборки урожая, я заметил, как ему повезло, что он убрался из страны с таким безжалостным и всевластным королем.

– Нет, – с тоской возразил он, – мы – свободные люди, которые могут говорить все, что думают.

– Но, похоже, вы там не можете делать то, что пожелаете, – заметил Хельги.

– Да, – ответил он, – мы не можем убить человека из-за того только, что он нас оскорбил.

– Даже если он убил твоего родича? – спросил Хельги.

– Нет. Король мстит за все обиды от нашего имени.

Я поперхнулся.

– Небылицы твои хороши, – сказал я, – но вот здесь вышла промашка. Как король может знать обо всех убийствах, а уж тем более мстить за них? У него тогда не хватит времени даже зачать наследника!

Джеральд ничего не смог возразить из-за неудержимого всеобщего хохота.

На следующий день Джеральд пошел в кузницу в сопровождении раба, который должен был качать меха, пока тот работает. Тем днем и ночью я был в Рейкьявике, чтобы сторговаться с Ялмаром Широконосым по овцам. Я пригласил его провести ночь в моем доме, поэтому мы вернулись вместе с ним и его сыном Кетилем, рыжим угрюмым молодцем двадцати зим отроду, которому уже успела отказать Торгунна.

Я нашел унылого Джеральда, сидящего на скамье. Он был одет в одежду, что я отдал ему, так как его собственная была испорчена пеплом и искрами.

А чего он, дурак, ждал?

Он тихо говорил с моей дочерью.

– Итак, – сказал я, входя в дом, – как все прошло?

Мой человек, Грим, захихикал:

– Он расплавил два наконечника, но нам пришлось тушить пожар, что он устроил, и вся кузня сгорела.

– Как так? – закричал я. – Ты же говорил, что хороший кузнец.

Джеральд с вызывающим видом встал.

– Дома я работал с другими инструментами, которые гораздо лучше этих, – ответил он. – Вы же все здесь делаете по-другому.

Похоже, что он развел слишком сильный огонь; его молот наносил удары где угодно, только не по металлу, он испортил закалку стали, не зная, когда сталь нужно охлаждать водой. Кузнечному ремеслу обучаются годы, но он должен был сознаться в том, что даже не является подмастерьем.

– Хорошо, – бросил я в гневе, – как еще ты можешь заработать себе на хлеб?

Раздражало, что меня выставили дураком перед Ялмаром и Кетилем, которым я рассказал о страннике.

– Только Один знает, – сказал Грим. – Я попросил его поехать за твоими козами… Никогда раньше не видел столь неумелого всадника. Я спросил его, может ли он прясть или плести, и он ответил, что нет.

– Об этом нельзя спрашивать мужчину! – вспыхнула Торгунна. – Он должен был убить тебя за это!

– Должен был, но не убил, – рассмеялся Грим. – Постойте, то ли еще скажу! Я думал, что мы сможем починить мост, переброшенный через ров. И что же? Он даже не в состоянии держать пилу в руках и едва не отрезал себе ступню теслом.

– Мы не пользуемся такими инструментами, я уже говорил! – Джеральд сжал кулаки, и казалось, что он сейчас расплачется.

Я попросил гостей присесть.

– Я так понимаю, что ты не сможешь заколоть свинью и закоптить ее, – сказал я.

– Нет, – сказал он еле слышно.

– Что же ты тогда можешь делать, человек?

– Я… – он даже не смог ничего сказать.

– Ты был воином, – сказала Торгунна.

– Да, был! – ответил он, сверкнув глазами.

– Бесполезное занятие в Исландии, если ты не умеешь ничего другого, – проворчал я. – Однако, если сможешь отправиться в восточные земли, может, какой-нибудь из королей и возьмет тебя в дружину. – Я очень сомневался, что такое возможно, потому что каждому дружиннику должны быть присущи манеры, за которые хозяину не будет стыдно, но мне было совестно упоминать вслух об этом.

Кетиль Ялмарссон не скрывал своего недовольства тем, что Торгунна стояла так близко к Джеральду и говорила с ним. Он хмыкнул и сказал:

– Я сомневаюсь в том, что ты воин.

– Этому меня хорошо обучили, – угрюмо ответил Джеральд.

– Поборешься со мной? – спросил Кетиль.

– С радостью! – гаркнул Джеральд.

Священник, как вообще следует относиться к человеку? С каждым годом я все больше убеждаюсь в том, что жизнь – не столько борьба добра и зла, черного и белого, как ты об этом толкуешь; мы все похожи на некий неопределенный оттенок серого цвета. Этот бесполезный малый, робкий оболтус, которого безо всякой боязни спрашивали, может ли он выполнять женскую работу, а он не поднял в ответ свой топор, этот человек пошел во двор вместе с Кетилем Ялмарссоном и швырнул его на землю три раза подряд. Он знал какую-то хитрость, как ловчее схватить Кетиля за одежду, когда тот набрасывался на него… Я приказал им остановиться, когда юноша дошел до убийственного исступления, похвалил обоих и наполнил рога пивом. Однако Кетиль весь вечер угрюмо просидел в углу на скамье.

Джеральд сказал что-то об изготовлении еще одного пистолета – точно как у него, только гораздо больших размеров. Он назвал это пушкой. С ее помощью, говорил, он мы сможем топить корабли и рассеивать целые армии. Ему понадобится помощь кузнецов, а также различные интересные вещи. Уголь – это всего лишь уголь, серу, как мне казалось, достаточно просто найти в стране вулканов, но что такое селитра?

Кроме того, поскольку у меня уже возникли подозрения в отношении странника, я пораспрашивал его, как он собирается изготовить то, что задумал. Знал ли он, как смешивать порох? Нет, признался он. Какие размеры должны быть у этой пушки? Когда он сказал мне, что ее длина примерно должна равняться росту человека, я засмеялся и спросил, как же он собирается вылить или выпилить изделие такого размера, даже если мы и найдем для этого достаточно железа. И этого он тоже не знал.

– У вас нет инструментов, чтобы сделать инструменты, которые позволили бы мне сделать нужные инструменты, – заявил он.

И я никак не возьму в толк, что он подразумевал под «Боже, помоги мне, я не могу в одиночку преодолеть тысячу лет истории».

Он достал свою последнюю дымную палочку и зажег ее. Ранее Хельги попробовал пыхнуть такой палочкой и заболел, хотя и остался другом Джеральда. Теперь мой сын предложил утром взять лодку и отправиться в ледяной фьорд, где мне должны были заплатить денег. Ялмар и Кетиль сказали, что хотели бы присоединиться к нам, а Торгунна также выпросила разрешение поехать с нами.

– Недобрый знак, – прошептал Сигурд. – Все люди знают, что земляные тролли не любят, когда женщина на корабле. Это к неудаче.

– Как тогда твой отец привез женщин на этот остров?

Я ухмыльнулся.

Сейчас же мне кажется, что к его словам стоило прислушаться. Сигурд не был таким уж умником, но всегда знал, о чем говорит.

В то время я владел половиной корабля, который уплыл в Норвегию для обмена грубого сукна на древесину. Это был прибыльный бизнес, пока на корабль не напала банда викингов во время беспорядков, связанных с враждой Олафа Триггвасона с ярлом Хааконом. Некоторые люди, промышляющие воровством и убийством, должны быть повешены – бесполезные грабители, пытающиеся лишить имущества и жизни честных купцов. Если бы они были храбры и честны, то отправились бы в Ирландию, где нажиться – раз плюнуть.

В любом случае, корабль был в море, а у нас оставалось три лодки, на одной из которых мы и поплыли. Кроме меня, Торгунны и Хельги с нами поехали Ялмар и Кетиль, а также Грим и Джеральд. Я видел, как странник ступил в холодную воду, когда оттаскивали лодку, а затем снял свои ботинки и чулки, чтобы высушить ступни. Он с удивлением узнал, что у нас есть баня. Похоже, он считал нас дикарями. Тем не менее он был по-женски брезглив и вскоре пересел подальше от наших ног.

Подул попутный ветер, поэтому мы подняли мачту с парусом. Джеральд пытался помочь, но, конечно же, не смог отличить один канат от другого и все запутал. Грим рычал на него, а Кетиль злорадно хохотал. Но через некоторое время мы набрали хороший ход, он подошел и сел рядом со мной на кормовом весле.

Он очень долго думал, а потом сказал тихим, полным сомнений голосом:

– В моей земле есть… У нас есть такелаж и кормило, которые гораздо лучше вот этого всего. С их помощью можно плыть против ветра.

– А! Теперь наш опытный моряк снова принялся заговаривать нам зубы! – хихикнул Кетиль.

– Успокойся! – резко сказала Торгунна. – Пусть Джеральд расскажет.

Он взглядом поблагодарил ее, да, признаться, и мне было интересно послушать.

– Это довольно просто сделать, – сказал он. – Я сам плавал на таких лодках и хорошо их знаю. Так вот… Во-первых, парус не должен быть квадратным и висеть на нок-рее. Он должен быть треугольным и третьим углом должен крепиться к рею, поворачивающемуся относительно мачты. Кроме того, рулевое весло находится не там, где сейчас. По центру транцевой доски должно располагаться кормило, и поворачиваться оно будет с помощью вот этого. – Он быстро чертил план ногтем на накидке Торгунны:

– Благодаря двум этим приспособлениям и большому килю, уходящему вниз примерно на глубину человеческого роста, лодка подобного размера, вернее целый корабль, может плыть против ветра… Вот так. А другой парус можно повесить между мачтой и носом судна.

Что ж, священник, должен признать, что у этой идеи были свои достоинства, и если бы я не боялся невезения, так как несчастье просто шло по пятам за этим человеком, то поработал бы над такой конструкцией. Конечно, там были очевидные недостатки, о которых я не преминул ему сообщить.

– Самое важное и оно же самое скверное, – сказал я, – это вот кормило и большой киль не позволят нам подходить к берегу или плыть по неглубокой реке. Возможно, там, откуда ты приехал, очень много бухт, где можно ставить корабли, но здесь нужно высаживаться на берег в любом удобном месте и быстро отплывать, если на тебя напали. Во-вторых, твою мачту будет сложно убрать, если стихнет ветер и придется идти на веслах. В-третьих, парус неправильной формы. Его невозможно будет растянуть как навес, чтобы провести ночь в море.

– Корабль можно оставить на глубоководье и отплыть на берег в небольшой лодке, – сказал он. – А для укрытия на корабле можно построить небольшие домики или, как мы их называем, каюты.

– Эти каюты будут мешать гребцам, – сказал я, – если только не сделать корабль широким и беспомощным или не посадить гребцов под палубу, как рабов на галерах Миттгарда, а свободные люди не должны грести в таких условиях.

– А вам, что ли, обязательно иметь весла? – спросил он, как малый ребенок.

Ответом ему был громкий смех. Даже чайки, летевшие по правому борту, там, где темной громадой возвышался берег, что-то презрительно прокричали.

– Ого… В тех землях, откуда ты приехал, уже приручили ветер? – хмыкнул Ялмар. – А что будет, если волнение стихнет на несколько дней и у тебя закончатся запасы…

– Можно построить достаточно большой корабль, чтобы брать с собой провизии на несколько недель, – сказал Джеральд.

– Если ты богат, как король, то можно, – заметил Хельги. – И такой королевский корабль, беспомощно торчащий посреди спокойного моря, станет легкой добычей для любого викинга – отсюда и до Йомсборга[55]55
  Полулегендарная крепость викингов на южном берегу Балтийского моря.


[Закрыть]. Если же оставить корабль в море, чтобы разбить лагерь на берегу, то как укрываться от непогоды или обороняться, когда на тебя нападут?

Джеральд словно бы осел и сгорбился. Торгунна с нежностью сказала ему:

– Некоторым людям просто недостает храбрости, чтобы попробовать сделать нечто новое. Я считаю, что это прекрасная идея.

Он улыбнулся ей слабой улыбкой уставшего человека, собрался с духом и сказал что-то о способе нахождения северного направления даже в облачную погоду с помощью камней, которые всегда указывали на север, если их подвесить на веревке. Я вежливо заметил, что был бы весьма заинтересован в том, чтобы он нашел для меня такие камни или узнал, где их можно достать, – и тогда бы я попросил купца привезти мне их. Но он и этого не знал, поэтому сразу же замолк. Кетиль начал было что-то говорить, но Торгунна смерила его таким взглядом, что тот замолчал, однако всем своим видом показывал, что считает Джеральда лгуном и проходимцем.

Вскоре ветер сменился на встречный, так что нам пришлось опустить мачту и взять в руки весла. Джеральд был сильным и решительным, но довольно неуклюжим, а его руки были настолько мягкими, что через некоторое время покрылись кровавыми мозолями. Я предложил ему отдохнуть, но он упрямо продолжал грести.

Наблюдая, как он раскачивается вперед-назад под унылый скрип уключин, как весло покрывается красной влагой в том месте, где он его касается, я много думал об этом малом. Он все делал не так, все, на что только способен мужчина, – так я думал тогда, не зная о будущем, и мне не нравилось, как Торгунна постоянно искала его взглядом, а потом долго смотрела, не в силах оторваться. Он не подходил моей дочери: безземельный, бедный и беспомощный. Однако я не мог понять, почему он мне так нравится. Был ли его рассказ правдой или всего лишь бредом сумасшедшего, я чувствовал, что он честен; и, конечно, то, как он появился у нас, было весьма странным. Я заметил порезы на его щеке от моей бритвы; он сказал, что не привык к нашему способу бритья, поэтому отрастит бороду. Он все старался делать с особым усердием. Я подумал, сколько пробыл бы в живых, окажись я в заколдованной стране из его воспаленного воображения, при том что бездонная пропасть отделяла бы меня от моего дома.

Возможно, его страдания и растопили сердце Торгунны. Священник, женщины – неуравновешенная порода, и поскольку ты не живешь с ними, то не понимаешь их так же, как я, который переспал с полусотней женщин в шести разных землях. Я не считаю, что они сами могут себя понять. Рождение, жизнь и смерть – это величайшие загадки, которые не суждено познать никому, а женщина гораздо ближе к ним, чем мужчина.

Плохой ветер окреп, море приобрело железисто-серый цвет и начало вздымать валы под низкими свинцовыми облаками. Почти не было видно, что там впереди. Когда зашло солнце, мы больше не могли грести и были вынуждены зайти в небольшой, пустынный залив, чтобы разбить лагерь.

Мы взяли с собой хворост и дрова. Джеральд, хоть и спотыкался от усталости, пытался помочь, его крохи-палочки позволили нам развести костер гораздо быстрее кремня и стали. Торгунна начала готовить ужин. И поскольку лодка не смогла укрыть нас от сильного воющего ветра, накидка моей дочери развевалась подобно крыльям, а растрепанные волосы сдувало прямо в столп искр от костра. Настало время светлых ночей, небо было закатного синего цвета, море простиралось неровным листом металла, а земля будто вырастала из усыпляющего тумана. Мы завернулись в накидки, простерли руки к огню и почти все время молчали.

Я понял, что хорошо бы было всех подбодрить, и приказал выкатить бочку моего лучшего и самого крепкого эля. Видно, злая норна[56]56
  В германо-скандинавской мифологии три волшебницы, предсказывающие судьбы мира и людей.


[Закрыть] заставила меня так поступить, но ни один человек не в силах избежать предопределенной ему судьбы. Мы были голодны, поэтому, когда опустошили бокалы, эль сильно ударил в голову. Я помню, что декламировал предсмертную песнь Рагнара Кожаные Штаны[57]57
  Легендарный викинг, которому приписывают взятие Парижа в 845 г. В 865 г. проиграл битву в Британии, был взят в плен и сброшен в яму с ядовитыми змеями.


[Закрыть] – без особой причины, просто потому, что мне так захотелось.

Торгунна встала рядом с сидевшим на земле Джеральдом. Я видел, как она, едва касаясь, гладит его волосы. Видел это и Кетиль Ялмарссон.

– А в вашей земле ведь тоже есть какие-то песни? – спросила она.

– Они не похожи на ваши, – ответил он, подняв голову, чтобы взглянуть на нее. Так они и смотрели друг на друга, не отрывая взгляда. – Мы поем, а не монотонно читаем нараспев. Хотел бы я, чтобы здесь была гитара… Это что-то вроде лиры.

– А! Ирландский бард, – сказал Ялмар Широконосый.

Как ни странно, я очень хорошо помню улыбку Джеральда и то, что он сказал на своем языке, хотя и не знаю значения этих слов: «Только по батюшкиной стороне, бегорра[58]58
  Бегорра – «Клянусь Богом» (ирланд.), слово используется в английском языке для подчеркивания ирландского происхождения говорящего.


[Закрыть]», – предполагаю, что это была магия.

– Ну хорошо, тогда спой для нас, – попросила Торгунна.

– Дайте подумать, – ответил он. – Мне нужно перевести все на скандинавский язык, чтобы вы поняли.

Через некоторое время, глядя на ночном ветру в глаза моей дочери, он начал свою песню. Пелась она примерно так:

 
Говорят, покидаешь долину,
Не забуду твой взгляд и твой смех,
Без тебя не взойдет больше солнце,
Что грело меня столько лет…[59]59
  Слегка переделанные слова американской кантри-песни «Red River Valley».


[Закрыть]
 

Дальше не помню, но там было что-то неприличное.

Когда он закончил, Ялмар и Грим пошли проверить, готово ли мясо. Я видел, как слезы блеснули в глазах моей дочери.

– Такая красивая песня, – сказала она.

Кетиль выпрямился. Свет пламени разукрашивал его лицо дикими боевыми оттенками. В его тоне слышалась юношеская обида:

– Вот мы и узнали, на что способен этот человек: сидеть и сочинять красивые песенки для девушек. Держи его в своем доме только для этого, Оспак.

Торгунна побледнела, а Хельги положил руку на меч. Я видел, как лицо Джеральда помрачнело. Он сказал:

– Так нельзя говорить с добрыми людьми. Возьми свои слова обратно.

Кетиль встал.

– Нет, – сказал он. – Я не буду просить прощения у бездельника, объедающего честного землевладельца.

Он был вне себя от ярости, однако ему хватило ума не оскорблять вместе с Джеральдом и мою семью. В противном случае ему и его отцу пришлось бы биться с нами четырьмя. Джеральд тоже поднялся, сжав кулак, и сказал:

– Давай отойдем от костра и выясним отношения.

– С радостью! – Кетиль повернулся и, отойдя на несколько ярдов вниз по берегу, вытащил свой щит из лодки. Джеральд последовал за ним. Торгунна стояла ошеломленная, затем подняла его топор и побежала за ним.

– Ты ведь идешь безоружным! – закричала она.

Джеральд остановился в изумлении.

– Мне это не нужно, – пробормотал он. – Только на кулаках…

Кетиль подготовился, выпрямился и достал меч.

– Я и не сомневался, что вы в своей земле привыкли драться, как рабы, – сказал он. – Поэтому если ты попросишь у меня прощения, то мы позабудем об этом споре.

Джеральд стоял с опущенными плечами. Он пристально смотрел на Торгунну, как будто ослеп, как будто хотел спросить, что ему теперь делать. Она протянула ему топор.

– Итак, ты хочешь, чтобы я его убил? – прошептал он.

– Да, – ответила она.

Тогда я понял, что она любила его, иначе почему так переживала, что он может опозорить себя?

Хельги принес ему шлем. Джеральд надел его, взял топор и пошел вперед.

– Как это понимать, – сказал мне Ялмар. – Ты помогаешь страннику, Оспак?

– Нет, – сказал я, – он не мой родич и не названый брат. Это не моя ссора.

– Это хорошо, – сказал Ялмар. – Я не хотел бы биться с тобой, мой друг. Ты всегда был хорошим соседом.

Мы вместе пошли за ними и встали вокруг, очертив границы. Торгунна попросила меня дать Джеральду свой меч, чтобы он тоже мог воспользоваться щитом, но пришелец странно посмотрел на меня и сказал, что ему больше нравится топор. Они с Кетилем привели себя в порядок и вступили в бой.

Это не был поединок с правилами и установленным числом ударов, где первая кровь означала победу. Это был смертельный бой двух мужчин. Кетиль понесся вперед, так что меч начал свистеть в его руке. Джеральд отпрыгнул назад, неуклюже размахивая топором, который легко отскочил от щита Кетиля. Молодец ухмыльнулся и полоснул Джеральда по ногам. Я увидел выступившую кровь, которая покрыла пятнами порезанные штаны.

С самого начала это было убийством. Джеральд никогда не имел дела с топором. Один раз он смог нанести удар плашмя. Кетиль мог бы уже изрубить его, если бы не затупил меч о шлем своего противника и если бы тот не был таким быстрым. Однако уже вскоре Джеральд получил около дюжины ранений.

– Остановите их! – закричала Торгунна и бросилась вперед. Хельги поймал ее за руку и с силой оттащил назад. Она сопротивлялась и пиналась так, что даже Гриму пришлось помочь ее удерживать. Я видел печаль на лице моего сына и злую улыбку карла.

Джеральд повернулся, чтобы посмотреть на нас. Лезвие Кетиля опустилось вниз и полоснуло его по левой руке. Он уронил топор. Кетиль зарычал и приготовился добить врага, когда Джеральд достал свой пистолет. Край этой металлической дубинки вспыхнул и гавкнул, как собака. Кетиль упал, дернулся и затих. Его нижняя челюсть отлетела в сторону, а задняя часть головы пропала.

Все надолго замерло, так что слышен был один лишь голос моря.

Затем Ялмар бросился к сыну с холодным окаменевшим лицом. Он опустился на колени и закрыл глаза сына руками, демонстрируя свое право на возмездие. Поднимаясь, он сказал.

– Перед нами свершилось злодеяние. За это ты станешь изгоем.

– Это вовсе не магия, – сказал Джеральд глухим голосом. – Это как… выстрел из лука. У меня не было выбора. Я хотел всего лишь драться на кулаках.

Я встал между ними и сказал, что этот вопрос должен быть рассмотрен королем, и высказал надежду, что Ялмар примет вергельд[60]60
  Денежная компенсация за убийство свободного человека.


[Закрыть] за Кетиля.

– Но я убил его, чтобы спасти свою жизнь! – запротестовал Джеральд.

– Тем не менее вергельд должен быть уплачен, если родич Кетиля примет его, – объяснил я. – Думаю, что из-за такого оружия сумма будет удвоена, но это решать только королю.

У Ялмара было много сыновей, и Джеральд не принадлежал семье, которая враждовала с Ялмаром, поэтому я думал, что тот согласится. Однако он лишь холодно рассмеялся и спросил, где человек, у которого нет ничего за душой, найдет серебро.

Торгунна вышла вперед и с хладнокровным спокойствием заявила, что вергельд заплатит ее семья. Я открыл было рот, но, увидев ее глаза, согласно закивал.

– Да, заплатим, – сказал я. – Чтобы все решилось мирно.

– Тогда ты согласен сделать эту ссору своей? – спросил Ялмар.

– Нет, – ответил я, – в этом человеке не течет моя кровь. Но если я решу подарить ему деньги, чтобы он использовал их, как пожелает, что с того?

Ялмар улыбнулся. Морщинки горя собрались вокруг его глаз, но он смотрел на меня как старый товарищ.

– Вскоре этот человек станет твоим зятем, – сказал он. – Я вижу знаки, Оспак. Он станет одним из вас. Если ты поможешь ему сейчас, то встанешь на его сторону.

– И что с того? – как можно мягче спросил Хельги.

– Что с того… Я ценю нашу дружбу, но у меня есть сыновья, которые не простят смерть своего брата. Они будут мстить Джеральду Сэмссону, чтобы не очернить своих добрых имен, поэтому два наших дома сойдутся во вражде и одно убийство будет вести к другому. Этому мы часто становились свидетелями за наш долгий век, – Ялмар вздохнул. – Я хочу мира с тобой, Оспак, но если ты встанешь на сторону этого убийцы, то все будет иначе.

Я подумал немного, представил, как Хельги лежит неподвижно с раскроенным черепом, как другие мои сыновья будут вынуждены оставлять свои дома, чтобы вступать в сражение из-за человека, которого никогда не видели, я подумал о том, что придется, каждый раз отправляясь за прибитым к берегу лесом, надевать кольчугу и, засыпая, не знать, не проснешься ли ты от того, что твой дом окружен копейщиками.

– Да, – сказал я. – Ты прав, Ялмар. Я отказываюсь от моего предложения. Пусть это будет спор между тобой и этим человеком.

Мы пожали друг другу руки.

Торгунна заплакала и бросилась в объятья Джеральда. Он с силой прижимал ее к себе.

– Что все это значит? – медленно спросил он.

– Я не могу позволить тебе жить у нас, – сказал я, – но, возможно, какой-нибудь мелкий фермер приютит тебя. Ялмар чтит закон и не причинит тебе вреда, пока король не объявит тебя изгоем. А этого не произойдет до середины лета. Возможно, к тому времени ты сможешь убраться из Исландии.

– Кому может пригодиться такой бесполезный человек, как я? – ответил он с горечью.

Торгунна освободилась от его рук и набросилась на меня, обзывая трусом, клятвопреступником и бросаясь другими злыми словами. Я позволил дочке высказаться, затем положил руки ей на плечи.

– Это во благо нашего дома, – сказал я. – Дом и кровь – ничего нет более святого. Мужчины умирают, а женщины их оплакивают, но пока жив род, наши имена не будут забыты. Можно ли послать двадцать человек на смерть ради твоих страстных желаний?

Она долго стояла подобно камню, и я до сих пор не знаю, как бы она ответила на этот вопрос. Вместо нее заговорил Джеральд.

– Нет, – сказал он, – ты прав, Оспак… Это право твоего времени, а не моего, – он взял мою руку и руку Хельги. Его губы слегка коснулись щеки Торгунны. Затем он повернулся и ушел во тьму.

Позже я слышал, что он ушел жить к Торвальду Хальссону, мелкому землевладельцу в Горбатой Пади, однако не рассказал хозяину о произошедшем. Должно быть, он надеялся остаться незамеченным, пока не найдет способа уплыть на восток. Но конечно, пошла молва… Я помню, как он хвалился, что в Соединенных Штатах люди могли говорить друг с другом, находясь на разных краях той земли. А ведь он недооценивал нас, сидящих на своих наделах, и не понимал, как быстро разносятся слухи. Сын Торвальда Рольф пошел к Бранду Шкуре Тюленя, чтобы что-то там обсудить, и, конечно, упомянул о страннике, так что вскоре всему западному острову это было известно.

Если бы Джеральд знал, что должен был огласить то, что является убийцей, в первом же доме, куда пришел, то мог бы жить спокойно хотя бы до королевского суда, ведь Ялмар и его сыновья здравомыслящие люди и не стали бы убивать человека, которого все еще защищает закон. Но так как Джеральд утаил это, он автоматически стал убийцей-преступником, а значит, изгоем. Ялмар и его родичи поехали в Горбатую Падь и вытащили Джеральда. Он смог отбиться от них с помощью своего пистолета и укрылся в холмах. Они последовали за ним, оставив раненых и еще одного убитого, за которого нужно было отомстить. Мне интересно, действительно ли Джеральд верил, что его причудливое оружие лишит нас мужества. Наверное, он не знал, что каждый человек умирает тогда, когда настает его время. Не раньше и не позже, поэтому боязнь смерти не имеет смысла.

Наконец, когда они загнали его в угол, пистолет его подвел. Он взял меч мертвеца и защищал себя так отважно, что Ульф Ялмарссон охромел после этого навсегда. Он дрался хорошо, что признали даже его враги; странные люди живут в этих Соединенных Штатах, но чего у них не отнять, так это мужества.

Его убили и приволокли тело назад. Из-за боязни перед призраком – ведь возможно, что он был чернокнижником – тело сожгли, а все, что ему принадлежало, бросили в очистительный огонь вместе с ним. Именно так я лишился ножа, который он мне подарил. Могильный холм стоит в болотах к северу отсюда, и люди обходят его стороной, хотя призрак так ни разу и не появлялся. Но с тех пор столько всего произошло, что о нем начали забывать.

Вот моя история, священник, все, как я видел и слышал. Многие люди считают, что Джеральд Сэмссон был сумасшедшим. Я же думаю, что он действительно явился к нам из другого времени и что его рок заключался в том, что ни один человек не может жать зерно до времени сбора урожая. Однако я часто думаю о будущем, когда через тысячу лет люди будут летать по воздуху, ездить на повозках без лошадей и уничтожать города одним ударом. Я думаю о той Исландии и молодых воинах из Соединенных Штатов, что приедут сюда защищать нас в год, когда приблизится Конец света. Возможно, некоторые из них будут гулять по той болотистой местности и подумают: что за древний воин похоронен под этим могильным холмом? Может, кто-то из них даже захочет пожить в далеком для них прошлом, когда люди были по-настоящему свободными.