Текст книги "Зовите меня Джо"

Человек, пришедший слишком рано

Ну что тут скажешь – когда человек становится старым, он знает столько всего, что ему уже нечему удивляться. Говорят, что перед троном короля в Миттгарде сидит золотой зверь, что способен вставать и рычать. Я слышал об этом от Филифа Эрикссона, который служил там в дружине, а он довольно разумный малый, пока не выпьет. А еще он видел, как используют греческий огонь – что горит прямо на воде.

Поэтому, священник, я не говорю, что не верю твоим словам о Белом Христе, ведь я сам бывал в Англии и во Франции. Я знаю, как живет там простой народ. Видимо, он очень могучий Бог, так как хранит столько разных мест одновременно… а еще любой, кто примет крещение, получит, мол, белую рубаху? Мне бы хотелось такую. Конечно, она скоро покроется плесенью из-за этой проклятой сырой исландской погоды, но небольшое приношение домашним эльфам должно… Что, никаких жертвоприношений? Да с чего бы? Ладно уж, я откажусь от конины, если нужно, пусть выпадут мои зубы, но каждый здравомыслящий человек знает, каких бед могут натворить эльфы, если их вовремя не покормишь.

…Возьмем еще по кружке и продолжим наш разговор. Как тебе это пиво? Сам варил, веришь или нет. А кружки я достал в Англии много-много лет назад. Я был тогда совсем молодым, э-эх… годы идут, время летит. Потом я вернулся и унаследовал этот вот земельный участок своего отца. С тех пор никуда отсюда не уезжал. Хорошо в молодости ходить в походы с викингами, но когда становишься старше, то понимаешь, где оно, настоящее богатство, здесь, в земле, в этом скоте.

Подбрось-ка дров в огонь, Хьялти! Становится холодно. Иногда мне кажется, что, когда я был мальчиком, зимы были гораздо холоднее. Об этом же твердит Торбранд из Салмондейла, но он считает, что боги прогневались из-за того, что столько людей отвернулись от них. Тебе не удастся так просто переманить на свою сторону Торбранда, священник. Упрямейший человек. У меня же вполне широкие взгляды, во всяком случае, я хотя бы готов слушать.

…Теперь вот о чем я хочу сказать. Ты все толкуешь верно, кроме одного. Конец света не настанет через два года. Это я знаю точно.

И если спросишь меня, откуда, то это очень длинная история и даже в некотором роде жуткая. Я рад, что буду старым, а потом благополучно лягу в землю, прежде чем настанет этот Великий Завтрашний День. Настанет время, зловещее время, и придут ледяные гиганты… ну хорошо, ангел вострубит в свой боевой рог. Я внимал твоим проповедям, потому что знаю, что Белый Христос победит Тора. Я знаю, что Исландия вскоре станет христианской, поэтому лучше быть на стороне победителя.

Нет, у меня не было никаких видений. Но пять лет назад произошел случай, который готовы клятвенно засвидетельствовать мои домочадцы и соседи. Большинство из них не поверило рассказу странника; а я более-менее верю, хотя бы потому, что не считаю, что лжец мог причинить столько вреда. Я любил свою дочь, священник, и после того, как все закончилось, я удачно выдал ее замуж. Она ничуть не возражала, но сейчас сидит в своем гнездышке с мужем и ни слова никому не скажет; я слышал, что ему не очень-то по нраву ее постоянное молчание, поэтому он проводит ночи со своей ирландской служанкой. Не могу винить этого парня, просто меня это очень расстраивает.

Ну вот, я достаточно выпил, чтобы рассказать всю правду, и мне наплевать, поверишь ты мне или нет. Эй… девчонки! Наполните-ка эти кружки, потому что я не хочу, чтобы у меня высохло горло, прежде чем я закончу свой рассказ.

Все началось пять лет назад в один из замечательных летних деньков в самом начале лета. В то время у нас с Рагнхильдой, это моя жена, жили двое наших детей: наш младший сын Хельги семнадцати зим от роду и дочь Торгунна, которой исполнилось восемнадцать. Девушка была красавицей, поэтому у нее уже появились поклонники. Но она их на дух не переносила, а я не из тех, кто станет неволить собственную дочь. Что касается Хельги, то он всегда был полным жизни, спорым на работу, но вместе с тем безбашенным парнем, как и любой его ровесник. Сейчас он служит в дружине короля Олафа Норвежского. Кроме них, конечно же, в доме жили люди: два ирландских раба, две девушки, помогающие с женской работой, и полдюжины наемных карлов[49]49
  Сословие свободных людей в Скандинавии, имевших хозяйство и не относящихся к знати.


[Закрыть]. А ведь это не маленькое домохозяйство.

Ты не видел, где лежит моя земля. Примерно две мили к западу от бухты; деревни в заливе Рейкьявик находятся примерно в пяти милях к югу. Земля поднимается к Лангйокудлю[50]50
  Второй по высоте ледник Исландии.


[Закрыть], поэтому мой участок – сплошь холмы, но сенокосные угодья там просто отличные, а к берегу частенько прибивает бревна да стволы. Ради этого я специально построил на берегу сарай и навес для лодок.

Прошедшей ночью прокатился шторм, поэтому мы с Хельги отправились на берег, чтобы посмотреть, что прибило к берегу. Ты приехал из Норвегии, вот и не знаешь, насколько ценна для нас, исландцев, древесина, ведь на всем острове можно встретить лишь пару скрюченных деревьев. Вот нам и приходится привозить всю древесину из-за моря. На большой земле люди часто сжигают своих врагов с домами вместе, но мы считаем, что это самое распоследнее дело, хотя такое встречается и у нас.

Я поддерживал хорошие отношения с соседями, поэтому мы взяли с собой только ручное оружие. Я – топор, Хельги – меч, а два карла, что пошли с нами, несли копья. Мир как будто очистился после ночной бури, и солнце ярко освещало длинную мокрую траву. Я видел густую изгородь вокруг двора, лоснящихся ухоженных коров и овец, дымок, поднимающийся через дымоход, и понимал, что в жизни моей все довольно неплохо. Беспокойный западный ветер разметал волосы моего сына Хельги, когда мы отошли от земельного участка за гребень холма и приблизились к воде. Странно, насколько хорошо я помню все, что произошло в этот день. По какой-то причине он застрял в памяти, в отличие от любых других дней.

Когда мы вышли на прибрежную полосу, волны сильно били о берег, а все море, вплоть до самого края мира, было покрыто бело-серыми полосами. Несколько чаек кричали, летая у нас над головами, напуганные выброшенным на берег добром. Я заметил, что на берег выбросило не пару веток, а целое бревно, должно быть, с какого-то корабля, который перевозил лес и разбился в ночи. Это была очень полезная находка, хотя я, будучи осторожным человеком, понял, что нужно было совершить жертвоприношение, чтобы дух владельца не вздумал меня преследовать.

Мы спустились вниз и начали затаскивать бревно в сарай, когда Хельги внезапно вскрикнул. Я бросился за топором, одновременно пытаясь рассмотреть, что привлекло его внимание. Тогда мы еще не знали кровной мести, но ведь изгои существовали всегда.

Этот же выглядел вполне безобидным. Он плелся по черному песку и казался совершенно безоружным, так что я даже удивился, что же с ним произошло. Крупный, странно одетый мужчина – на нем была куртка, штаны и ботинки, как и у любого человека, однако весьма любопытного кроя, а штаны в нижней части у него удерживались гетрами, а не ремешками. И я никогда раньше не видел такого странного шлема: он был практически квадратным, спускался вниз, чтобы защитить шею, но на нем не было никакой защитной планки для носа, а на голове он удерживался с помощью кожаного ремешка. И уже совсем трудно поверить в то, что шлем не был металлическим, однако же представлял собой цельнолитой кусок!

Когда он нас увидел, то побежал хромающей походкой, замахал руками и что-то закричал. Этот язык я никогда раньше не слышал, хотя много где бывал. Он больше походил на собачий лай. Я видел, что он хорошо выбрит, коротко пострижен, так что его можно было принять за франка. Он был довольно молод, красив, с голубыми глазами и обычными чертами лица. По его коже я смог понять, что большую часть времени он проводил не на открытом воздухе, однако сложен он был основательно, как взрослый мужчина.

– Может, он выжил после кораблекрушения? – спросил Хельги.

– Его одежда сухая и без разводов, – сказал я, – и бродит он здесь недолго, на его щеках еще нет щетины. Однако я ничего не слышал о каких-либо странниках, остановившихся в наших краях.

Мы опустили оружие, он подошел, пытаясь перевести дух. Я увидел, что его очень плотная куртка и рубашка под ней были не завязаны на шнурки, а застегнуты на пуговицы, казалось, сделанные из костей. Вокруг шеи была повязана полоска ткани, уходившая под куртку. Все одежда – коричневых оттенков. А ботинки казались новыми, очень хорошо выделанными. В некоторых местах его куртки виднелись кусочки латуни, а на каждом рукаве – по три сломанных полоски; а также черная ткань с белыми буквами, такие же буквы были на его шлеме. Это были не руны, а римские буквы «MP»[51]51
  Имеется в виду Military Police, то есть Военная полиция.


[Закрыть]. Его ремень был весьма широк, а в чехле на бедре висела напоминающая дубинку штуковина из металла, а также настоящая дубинка.

– Это, должно быть, чернокнижник, – прошептал мой карл Сигурд, – иначе зачем на нем все эти знаки?

– Может, это украшение или защита от колдовства, – успокоил я его. Затем обратился к страннику: – Меня зовут Оспак Уллссон из Больстада. Что ты здесь делаешь?

Он стоял, тяжело дыша и уставившись на нас взглядом безумца. Должно быть, он много пробежал. Затем он застонал, опустился на землю и закрыл лицо руками.

– Он… он болен, лучше нам отвести его в дом, – сказал Хельги. Его глаза заблестели, ведь совсем не часто мы видели в этих краях новых людей.

– Нет… нет… – странник посмотрел на нас, – дайте мне немного отдохнуть.

Он достаточно сносно говорил на северном языке, хотя и с очень сильным акцентом, который можно было понять лишь с большим трудом, и использовал много иностранных слов, неизвестных мне.

Другой карл – Грим – потряс копьем:

– Когда высадились викинги? – спросил он.

– А когда вообще викинги заходят в Исландию? – хмыкнул я. – Обычно все наоборот.

Приезжий замотал головой, как будто его ударили. Охваченный дрожью, он поднялся на ноги.

– Что случилось с городом? – спросил он.

– Каким городом? – спросил я.

– Рейкьявик! – застонал он. – Где Рейкьявик?

– Пять миль к югу, откуда ты явился, если только ты не имеешь в виду сам залив, – сказал я.

– Нет! Там было лишь побережье да пара ветхих лачуг и…

– Лучше бы Ялмару Широконосому никогда не услышать, как ты отзываешься о его деревне, – посоветовал я.

– Но там был город, – закричал он. В его глазах сверкнула ярость. – Я переходил дорогу, началась гроза, затем раздался гром, после чего я оказался на берегу, а город пропал!

– Он сумасшедший, – сказал Сигурд, пятясь назад. – Будьте осторожны, если у него изо рта пойдет пена, значит, это берсерк.

– Кто вы? – невнятно забормотал странник. – И что вы делаете в этой странной одежде? Зачем эти копья?

– По-моему, – сказал Хельги, – он не похож на сумасшедшего. Просто испуган и растерян. С ним случилось какое-то зло.

– Я не буду стоять рядом с проклятым человеком! – взвизгнул Сигурд и ринулся прочь.

– Вернись! – заорал я. – Вернись туда, где стоял, или я размозжу твою вшивую башку!

Это остановило его, так как у него не было родича, который смог бы отомстить за убийство, однако приближаться не стал. Тем временем странник перестал сверкать глазами и заговорил ровным голосом.

– Что это было, атомная бомба? – спросил он. – Началась война?

Сейчас я могу сказать, что он частенько использовал эту фразу – «атомная бомба», хоть и не понимаю, что она означает. Видимо, это какая-то разновидность греческого огня. Что касается войны, то я понятия не имел, о чем он, так ему и сказал.

– Прошлой ночью действительно была страшная гроза, – добавил я. – И ты говоришь, что тоже попал в нее. Возможно, молот Тора выбил тебя с того места, где ты находился, поэтому ты и попал сюда.

– Сюда – это куда? – спросил он. Теперь, когда первый страх прошел, в его голосе появилось уныние.

– Я уже сказал тебе. Это моя земля на холмах, что в Исландии.

– Но я там и был, – лепетал он. – Рейкьявик, что с ним случилось? Атомная бомба все уничтожила, когда я валялся без сознания?

– Ничего не было уничтожено, – ответил я.

– Возможно, он имеет в виду пожар в Олафсвике месяц назад, – сказал Хельги.

– Нет, нет, нет! – он закрыл лицо руками. Затем поднял голову и произнес: – Послушайте! Я сержант Джеральд Робертс с базы Вооруженных сил США в Исландии. Я был размещен в Рейкьявике, а потом меня ударила молния или что-то вроде того. Внезапно я оказался на пустом побережье, испугался и побежал. Вот и все. Теперь скажите мне, как вернуться обратно на базу.

Я более-менее точно попытался передать его слова, священник. Конечно, мы не поняли и половины того, что было сказано, поэтому он повторил это еще несколько раз и попытался объяснить значения слов. Но даже потом мы ничего не понимали, кроме того, что он прибыл из какой-то страны под названием «Соединенные Штаты Америки», которая лежала далеко на западе за Гренландией, и что он и некоторые другие люди находились в Исландии, чтобы помочь нашим людям сражаться с врагами. И вот это я совершенно не посчитал ложью, скорее ошибкой или игрой воображения. Грим хотел было прирезать его за то, что он посчитал нас глупцами, готовыми поверить первому встречному, но я-то видел, что человек действительно верит в то, что говорит.

Попытка объяснить нам то, что с ним произошло, успокоила его.

– Смотрите, – сказал он очень спокойным для такого буйного человека голосом. – Может, мы попробуем докопаться до истины с вашей стороны. Вы не слышали ни о какой войне? Не о… Ладно, смотрите. Люди из моей страны прибыли на Исландию, чтобы защищать ее от германцев… Сейчас защищаем от русских, но тогда были германцы. Помните, когда это было?

Хельги покачал головой:

– Этого никогда не было, – сказал он, – или я вообще ничего не знаю. Кто такие эти «русские»? (Позже он узнал, что незнакомец имел в виду Гардарики.) Может, старые чернокнижники…

– Он говорит об ирландских монахах, – объяснил я. – У них было здесь небольшое поселение, пока не пришли норманны, но теперь они окончательно отсюда убрались. Однако же это было… г-м-м, более сотни лет назад. Твои люди помогали этим монахам?

– Я никогда о них не слышал, – сказал он. Казалось, что у него перехватило дыхание. – Вы… Разве вы, исландцы, не прибыли сюда из Норвегии?

– Да, около сотни лет назад, – терпеливо ответил я. – После того как король Харальд Прекрасноволосый завоевал все норманнские земли и…

– Сотню лет назад! – прошептал он. Я увидел, как он побледнел – целиком, всей кожей. – Какой сейчас год?

Мы уставились на него.

– Так… Сейчас второй год после великого лова семги, – попытался объяснить я.

– Какой год после Рождества Христова? Я это имею в виду, – хрипло взмолился он.

– А-а-а, так ты христианин? Подожди, дай подумать… Однажды я имел разговор с епископом в Англии, мы удерживали его для выкупа… И он тогда сказал… Так-так… Мне кажется, что он сказал, что этот Христос жил тысячу лет назад, а может, чуть меньше.

– Тысячу… – Он затряс головой, а затем что-то словно вышло из него, и он встал как вкопанный и так и стоял с остекленевшими глазами… Да, я видел стекло, я же говорил тебе, что много путешествовал… Он чуть ли не окаменел, и, когда мы повели его к изгороди, он шел послушно, как маленький ребенок.

Ты сам видишь, священник, что моя жена Рагнхильда все еще красива, даже в столь преклонном возрасте, а Торгунна пошла вся в нее. Она была высокая и худая, с пышной копной золотых волос. Тогда она была еще девицей, поэтому распущенные волосы спускались ниже ее плеч. У нее были огромные синие глаза и небольшое лицо в форме сердечка и алые губы. Во всех отношениях она была очень миловидной и добросердечной, поэтому все мужчины любили ее. Сверри Сноррасон ушел с викингами, когда она отказала ему, и был убит, но ни у кого не хватило мозгов увидеть, что удача просто оставила его.

Итак, мы привели этого Джеральда Сэмссона (когда я спросил, он ответил, что его отца звали Сэм) к себе домой, оставив Сигурда и Грима собирать выброшенный на берег лес. Есть люди, которые нипочем не приведут в свой дом христианина из-за страха перед колдовством, но у меня широкие взгляды, а Хельги, конечно, падок на все новое. Наш гость спотыкался как слепой, когда мы шли по полю, но, похоже, очнулся, когда мы зашли во двор. Он осмотрел все здания, начиная с конюшни и сараев и заканчивая коптильней, пивоварней, кухней, баней, алтарем и жилым домом. А в дверях стояла Торгунна.

Их взгляды на мгновение встретились, и я увидел, как она зарделась, но не обратил тогда на это внимания. Наша обувь гремела по дорожке, когда мы шли по двору, пиная лающих собак. Мои два раба, чистившие конюшни, прервали работу, чтобы поглазеть на странника, поэтому мне пришлось загонять их обратно со словами, что непригодный ни к чему человек – замечательная жертва. Это весьма полезное дело, которого вам, христианам, недостает; сам я никогда не совершал человеческих жертвоприношений, но ты даже представить себе не можешь, насколько помогает в жизни осознание того, что в любой момент его можно осуществить.

Мы зашли в дом, и я объявил имя Джеральда своим домочадцам, а также рассказал, как мы его нашли. Рагнхильда послала своих служанок развести огонь и подать пива, а я провел Джеральда к помосту и сел рядом с ним. Торгунна принесла нам до краев наполненные рога.

Джеральд попробовал сваренный напиток и скривился. Это меня несколько задело, так как мое пиво все признают отменным, и я спросил его, что с ним не так. Он грубо засмеялся и сказал, что все хорошо, но он больше привык к пиву, которое пенится и не является таким кислым.

– И где же, интересно мне, такое делают? – спросил я раздраженно.

– Да везде. И в Исландии тоже… нет… – он уставился в пустоту перед собой. – Скажем так… в Винланде.

– Где этот Винланд? – спросил я.

– Это страна, лежащая к западу от моей. Я думал, что вы знаете… Постойте-ка, – он встряхнул головой. – Может, удастся выяснить… Слышали ли вы о человеке по имени Лейф Эрикссон?[52]52
  Скандинавский мореплаватель, предположительно родившийся в Исландии ок. 970 года. Примерно в 1000 году открыл три региона американского побережья, которое назвал Винланд из-за найденных там виноградных лоз.


[Закрыть]

– Нет, – ответил я. С тех пор я понял, что это – одно из подтверждений его истории, потому что сейчас Лейф Эрикссон является известным вождем. И я достаточно серьезно воспринимаю истории о земле, которую видел Бьярни Херюльфссон[53]53
  Бьярни Херюльфссон – мореплаватель, который, по преданию, первый достиг побережья Америки в 986 г. От него Лейф Эрикссон услышал о землях, лежащих к западу от Гренландии.


[Закрыть].

– А о его отце Эрике Рыжем?[54]54
  Эрик Торвальдсон – первооткрыватель Гренландии.


[Закрыть] – сказал Джеральд.

– Да, о нем наслышан, – ответил я. – Если ты говоришь о норманне, который приехал сюда из-за бойни на его родине, а потом отбыл из Исландии по той же причине и поселился теперь со своими людьми в Гренландии…

– Тогда это сейчас… Незадолго до путешествия Лейфа, – прошептал он. – Конец десятого века.

– Эй! – требовательно окрикнул чужака Хельги. – Мы достаточно терпеливо тебя выслушали, но хватит говорить загадками. Сохраним их для пиров и веселых попоек. Говори откровенно, откуда ты и как оказался здесь?

Джеральда вновь затрясло, да так, что он закрыл лицо руками.

– Оставь человека в покое, Хельги, – сказала Торгунна. – Разве не видишь, что он очень обеспокоен!

Он поднял голову и посмотрел на нее, как израненная собака, которую ласково погладили. В доме было сумрачно, свет проникал через окна в крыше, поэтому свечи не зажигали, но видно было плохо. Тем не менее я заметил, как зарделись лица у этих двоих.

Джеральд набрал в легкие воздуха и начал ощупывать свою одежду; казалось, что она вся состояла из сплошных карманов. Он достал небольшую пергаментную коробочку, вытащил из нее тонкую белую палочку и вставил себе в рот. Затем он вытащил другую коробку, из которой показалась деревянная палочка. Потерев ее о коробку, он извлек пламя. Это пламя он поднес к палочке во рту и вдохнул дым.

Мы все уставились на него:

– Это какой-то христианский ритуал? – спросил Хельги.

– Нет… не совсем, – он скривил губы в скорбной улыбке. – Я думал, что вы удивитесь гораздо больше или даже ужаснетесь.

– Это действительно нечто новое, – признался я. – Но мы в Исландии довольно здравомыслящие люди. Эти огненные палочки могут оказаться полезными. Ты приехал, чтобы торговать ими?

– Едва ли, – вздохнул он. Дым, который он вдыхал, казалось, успокаивал его, что было странно, так как дым от домашнего очага заставил его кашлять, так что глаза заволокло слезами. – Правда заключается в том… Хотя вы все равно в нее не поверите. Я и сам-то с трудом верю.

Мы ждали. Торгунна стояла с приоткрытым ртом, чуть наклонившись вперед.

– Эта молния… – устало кивнул Джеральд. – Я был на улице, когда началась гроза, и, должно быть, молния ударила в меня как-то по-особому, как может произойти только раз в сотне тысяч случаев. Это отбросило меня в прошлое.

Именно так он и сказал, священник. Я не понял его, о чем не преминул сообщить.

– Это трудно понять, – согласился он, – будет просто прекрасно, если все окажется лишь сном. Но если это сон, то мне следует терпеливо дожидаться пробуждения… В общем, смотрите. Я родился в одна тысяча девятьсот тридцать втором году после Рождества Христова в земле на западе, которую вы еще не открыли. Когда мне было двадцать три года, я поступил на службу в армию своей страны и был направлен в Исландию. Меня ударило молнией, и сейчас… сейчас всего лишь тысяча лет после Рождества Христова, и я здесь… За тысячу лет до своего рождения я оказался здесь.

Мы сидели, не шелохнувшись. Я осенил себя знаком молота и отпил добрую половину пива из своего рога. Одна из служанок захныкала, и Рагнхильда зашептала ей с такой страстью в голосе, что услышал и я:

– Успокойся! Бедняга просто умалишенный. Он не причинит нам зла.

Я согласился с ней, хотя не был полностью уверен в ее последних словах. Боги вполне способны воспользоваться ртом сумасшедшего, и богам не всегда следует доверять. Он может стать берсерком или же находится под сильным проклятием, которое перейдет на нас.

Он сидел, уставившись прямо перед собой, и пока я размышлял над его словами, то успел поймать пару вшей и раздавить их с ласкающим слух треском. Джеральд заметил это и спросил с некоторым ужасом в голосе, много ли у нас здесь этих существ.

– Ну конечно, – ответила Торгунна. – А у тебя их разве нет?

– Нет, – криво ухмыльнулся он. – Пока нет…

– Ага, – вздохнула она, – значит, ты болен.

Она была весьма рассудительной девушкой. Я понимал, к чему она клонит, понимали это Рагнхильда и Хельги – ну конечно, человек настолько больной, что у него не было вшей, рано или поздно впадет в бешенство. Были некоторые сомнения, заразна ли такая болезнь, но я решил, что маловероятно. Беда сидела у него в голове, возможно от удара, который он пережил. В любом случае, теперь все стало очевидным, и с этими трудностями мы уже могли справиться.

Я как годи, вождь, наделенный правом приносить жертвоприношения, не мог выставить странника за дверь. Более того, если бы я мог получить эти воспламеняющиеся палочки в достаточном количестве, можно было бы организовать прибыльную торговлю. Поэтому я сказал, что Джеральду пора отдыхать. Он было стал возражать, но мы отвели его к огороженной кровати, он лег на нее и тотчас же заснул. Торгунна сказала, что будет заботиться о нем.

На следующий день я решил принести в жертву лошадь – не только потому, что мы нашли древесину, но и для снятия заклятия, возможно, наложенного на Джеральда. Более того, животное, которое я выбрал, было старым и бесполезным, а у нас уже ощущался недостаток свежего мяса. Джеральд провел целый день, уныло расхаживая вдоль изгороди, но когда я пришел ужинать, то увидел, что он и моя дочь вместе хохочут.

– Должно быть, ты идешь на поправку, – сказал я.

– Да, похоже на то. Все… все могло обернуться для меня гораздо хуже. – Он сел рядом со мной, когда карлы накрыли стол на козлах, а служанки принесли еду. – Меня всегда увлекала эпоха викингов, и у меня есть кое-какие навыки.

– Хорошо, – сказал я. – У тебя нет дома, поэтому можешь некоторое время пожить здесь.

– Я могу работать, – с готовностью сказал он. – Я смогу отплатить вам за доброту.

Теперь уж я точно понимаю, что он прибыл издалека, потому что какой же вождь будет работать на земле, которая ему не принадлежит, и за такую плату? А его выдавали манеры высокородного человека, и очевидно было, что всю свою жизнь он хорошо питался. Я оставил без внимания то, что он не поднес никаких даров; в конце концов, его корабль разбился.

– Может, ты сможешь вернуться обратно в свои Соединенные Штаты, – сказал Хельги. – Мы сможем нанять корабль. Я хочу посмотреть, что это за земля.

– Нет, – холодно сказал Джеральд. – Их еще не существует. Пока не существует.

– Ты все еще веришь в то, что прибыл сюда из завтра? – заворчал Сигурд. – Что за безумная мысль! Передай свинину.

– Да, все еще, – ответил Джеральд. Теперь он был совершенно спокоен. – И я могу это доказать…

– Я не понимаю, как ты говоришь на нашем языке, если ты прибыл сюда издалека, – сказал я. Никогда не называл другого человека лжецом в лицо, если только мы не хвастали друг перед другом за рогом доброго пива, но…

– В моей земле и в моем времени говорят по-другому, но так уж вышло, что язык в Исландии практически не изменился со старых времен, и я выучил его, когда приехал сюда.

– Если ты христианин, – сказал я, – то должен терпеливо отнестись к нашему вечернему жертвоприношению…

– Не имею ничего против, – сказал он. – Боюсь, что никогда не был хорошим христианином. Я хотел бы посмотреть. Как это будет проходить?

Я все ему рассказал: как ударю лошадь молотом перед богом и перережу ей глотку, ветками ивы окроплю все вокруг ее кровью, потом мы вскроем тушу и начнем пировать. Он поспешно сказал:

– Вот и подходящий случай доказать, что я не отсюда. У меня есть оружие, которое может убить лошадь… вспышкой молнии.

– И что же это? – поинтересовался я. Мы столпились вокруг него, когда он достал металлическую дубинку из чехла и показал нам. У меня закрались сомнения; она выглядела достаточно подходящей, чтобы ударить человека, но не более того, хотя выковал ее действительно очень умелый кузнец.

– Что ж, можем попробовать, – сказал я.

Он показал, что еще находилось в его карманах. Там были идеально круглые с потрясающе четкой чеканкой монеты, небольшой ключ, палка со свинцом, которую можно использовать для письма, плоская сумка, в которой лежали куски разноцветной бумаги. Он сказал, что некоторые из этих клочков на самом деле деньги, после чего засмеялась даже Торгунна. Самой лучшей вещью был нож, лезвие которого складывалось в ручку. Увидев, что я не свожу с него глаз, он подарил его мне, – весьма достойный поступок для человека, потерпевшего кораблекрушение. Я сказал, что дам ему одежду и хороший топор, а также позволю жить у меня столько, сколько он пожелает.

Нет, теперь у меня нет этого ножа. И ты узнаешь почему. Очень жаль, конечно, нож был просто отменный, хоть и небольшой.

– Чем ты занимался, прежде чем стрелы войны прилетели в твою землю? – спросил Хельги. – Был купцом?

– Нет, – ответил Джеральд, – я был… инженером… да. Я изучал то, что должен делать инженер. Это такой человек, который строит и создает вещи: мосты, дороги, разные инструменты… И не просто как обычный ремесленник. Поэтому я считаю, что мои знания очень здесь пригодятся, – я видел лихорадочный блеск в его глазах. – Дайте мне время, и я стану королем!

– У нас в Исландии нет королей, – проворчал я. – Наши предки прибыли сюда, чтобы держаться подальше от королей. Теперь мы собираемся вместе, чтобы решать споры и принимать новые законы, но каждый мужчина должен нести полную ответственность за возмещение причиненного ущерба.

– Ну а если нарушитель не захочет подчиняться? – спросил он.

– Тогда на его голову падет кровная месть, – сказал Хельги и начал с блеском в глазах вспоминать некоторые убийства, произошедшие в последнее время. Джеральд выглядел несчастным и положил руку на свой пистолет. Именно так он называл свою плюющуюся огнем дубинку.

– У тебя богатая одежда, – с нежностью сказала Торгунна. – У твоих родных, наверное, много акров земли.

– Нет, – сказал он, – наш… наш король дает каждому мужчине в армии такие одежды. А у моей семьи нет земли, мы снимали квартиру в здании, где также проживают многие другие семьи.

У меня самого немного денег, но мне показалось, что он не был честен, безземельный человек, сидящий со мной на помосте как вождь. Торгунна смогла скрыть мою раздражительность, сказав:

– Ты потом обзаведешься фермой.

Когда стемнело, мы отправились к алтарю. Карлы развели перед ним огонь, и когда я открыл дверь, то увидел, что деревянный Один чуть наклонился вперед. Джеральд прошептал моей дочери, что резьба по дереву была довольно неуклюжей, а так как Одина вырезал мой отец, то я еще больше разозлился на гостя. Некоторые люди ничего не понимают в искусстве.

Тем не менее я разрешил ему помочь мне подвести лошадь к каменному алтарю. Я взял в руки чашу для крови и сказал ему, что он может умертвить животное. Он вытащил свой пистолет, приставил один конец к уху лошади и сжал палец. Раздался хлопок, животное задрожало и упало. В черепе виднелось отверстие. Это никчемное оружие лишило нас лошадиных мозгов! Я уловил острый и горький запах, который иногда можно почувствовать неподалеку от вулкана. Однако от неожиданности мы подпрыгнули, женщины закричали, а Джеральд выглядел довольным. Я овладел собой и исполнил жертвоприношение, как было необходимо. Джеральду не понравилось, когда я кропил его кровью, но это понятно – он ведь был христианином. И он едва притронулся к супу и мясу.

Потом Хельги расспрашивал его о пистолете, и тот сказал, что человека можно убить на расстоянии выстрела из лука, однако в этом нет никакого колдовства – только некоторые обычные вещи и приемы, о которых мы еще не знаем. Поскольку я слышал о греческом огне, то поверил ему. Позже я узнал, что пистолет может быть весьма полезен в битве, однако тогда он показался мне бесполезной тратой железа и месяцев работы кузнеца.

Я больше переживал из-за самого Джеральда.

А следующим утром я узнал, что он рассказывает Торгунне всякие глупые небылицы о своей родине: дома высокие, как горы, повозки, способные ехать или даже лететь без лошадей. Он сказал, что в его городе живет восемь или десять тысяч умножить на тысячу человек, а сам город называется Нью-Йорвиком или как-то так. Мне, как и любому другому, интересно послушать всякие завиральные небылицы, но это уже было слишком, поэтому я грубо сказал ему, чтобы он помог мне поймать разбежавшийся скот.

После того как мы целый день бродили по холмам, я хорошо понял, что Джеральд едва ли сможет отличить морду коровы от ее крупа. Мы практически поймали беглянок, когда он как дурак перебежал им дорогу, они ринулись в обратную сторону, и пришлось начинать все сызнова. Я спросил его как мог учтиво, умеет ли он доить, стричь, косить или молотить, и он сказал, что нет, так как никогда не жил на ферме.