Текст книги "Зовите меня Джо"

Ему не было еще и тридцати, но шутить на эту тему почему-то не хотелось.

– Так вот, – Пит стряхнул с себя секундное оцепенение. – Мы хотели удостовериться. Планетология, экология, химия, океанография, метеорология – все это прекрасно, но только всегда возникают миллионы самых неожиданных загадок и проблем, и во всех них надо разобраться. Нужно было выявить возможные ловушки этой планеты – каковы бы они ни были.

Сначала все представлялось ясным и безоблачным, как улыбка Девы Марии в первое рождественское утро. Мы высадились – нельзя было задерживать корабль на околопланетной орбите, у него имелись другие дела – и организовали базу на самом обширном из континентов. В самом скором времени вся наша сотня с лишком разбрелась по шарику, исследуя, кому что поручено. Мы с Ольгой попали в группу, работавшую на южном побережье, рядом с заливом, который буквально кишел всякой живностью. Там проходило мощное морское течение, от залива оно шло на восток, дальше натыкалось на архипелаг, который отклонял его к северу. Делая облеты океана, мы обнаружили огромные, в полном смысле слова огромные скопления – да что там, настоящие плавучие острова – туго переплетенной растительности, на которых паслись чудовищные морские твари. Не возникало сомнений, что имеются там и животные помельче.

Нужно было посмотреть поближе. Флиттер, единственный наш летательный аппарат, плохо подходил для этой цели, да к тому же он был нарасхват. Но у нас были морские катеры, вот мы и отправились на одном из них. В команду вошли Энэрриан, его жена Вхэл, их взрослые дети Руса и Аррах, моя красавица Ольга и я. Мы собирались достичь ближайшей травяной Атлантиды – так назвала эти острова Ольга – за три-четыре дня, поработать там с неделю и – назад. Каникулы, отдых, пикник.

Он опрокинул содержимое рюмки в рот и потянулся за бутылкой.

– И нарвались на неприятности, – предположил я.

– Нет. – Плотно сжатые губы скривило что-то вроде улыбки. – Скорее неприятность нарвалась на нас. Ураган. Совершенно неожиданный – мы почти не знали этого мира. Высокая солнечная радиация и в особенности быстрое вращение планеты делали тамошний шторм страшнее любого земного. Нам оставалось только уходить от него – и молиться. Я, во всяком случае, молился, думаю, что Энэрриан – тоже.

Ветер выл, кричал, завывал, сбивал с ног, десятками ледяных ножей рвал тело. Грохотали волны – черные, зеленые, усеянные белыми клочьями пены, затем облачная муть скрыла солнце, и все цвета потускнели. Иногда вздымался и крепостной стеной нависал над крошечным корабликом особенно чудовищный вал – вроде земного девятого. Катер соскальзывал в провал между волнами, затем взлетал на гребень, снова падал вниз. Взбитые бешеным ветром брызги воды – обжигающе-холодные, горькие – густым туманом окутывали палубу.

– Уцелеем, если удержимся носом к волне, – сказал Энэрриан, когда налетел первый шквал. – Катер крепкий, аккумуляторы заряжены достаточно. Не подставлять борт под волну – и все будет в порядке.

Но теперь их несло течение, они попали как раз в то место, где могучий океанский поток достигал крайнего острова архипелага; он бурлил, пенился, закручивался десятками водоворотов. Бешенство сталкивающихся потоков воды усиливалось с каждой секундой, они сбивали катер с курса, разворачивали его и в конце концов поставили боком. Теперь ревущие волны перекатывались через палубу; словно огромный колокол, гудел под их ударами корпус.

Свободные от вахты, Пит, Ольга и Вхэл находились в кабине, тщетно пытаясь отдохнуть. Ифрианка вцепилась всеми четырьмя конечностями в свое спальное место – обтянутую сеткой раму, – крепко держалась и не произносила ни слова. В тусклом свете единственной флюоресцентной лампы, вделанной в потолок каюты, огромными топазами мерцали ее глаза. Они словно не видели окружающую тесноту; на что они смотрели – бог знает.

Люди привязались линем к одной из нижних коек, они обнялись, помогая друг другу противостоять качке и броскам корабля, грозившим разбить их о переборки. Белокурые волосы Ольги, лежавшие на плече Пита, были последним светлым пятном во всей его Вселенной.

– Я люблю тебя, – снова и снова повторяла она среди громовых ударов волн и завывания бури. – Что бы ни случилось дальше, я люблю тебя, Пит, и благодарна за все, что ты мне дал.

– И я тебя люблю, – отвечал он.

«И Тебя я люблю, – думал он, – но ведь Ты не возьмешь ее к себе, не возьмешь прямо сейчас, правда? Меня – бери, если будет на то Твоя воля. Но не Ольгу, без нее в Твоем творении останется слишком мало света».

Дверь каюты распахнулась.

– Все наверх! – высокий, свистящий голос ифрианца был еле различим сквозь грохот бури.

Вхэл выбралась на палубу сразу, Берги – как только надели спасательные жилеты. Антигравы остались на базе, а вместе с ними и способность лететь – не дай бог свалиться за борт. Ревущий ветер сбивал с ног. Едва различимые во мраке Руса и Аррах пытались справиться с румпелем. Перед Питом выросла фигура Энэрриана.

– Смотри, – сказал капитан, указывая куда-то вдаль.

Пит, не обладавший, в отличие от ифрианцев, третьим веком, прикрыл глаза рукой и вгляделся. Впереди виднелась белая пенная стена, за ней вздымалось что-то, черное даже на фоне ночного неба. Уши различали шум прибоя.

– Нас несет! – крикнул Энэрриан, пытаясь перекрыть грохот и вой. – И ветер, и течение, а нам не хватает мощности. Похоже, разобьемся. Будьте готовы.

Рука Ольги испуганно метнулась ко рту. Она прижалась к Питу и что-то прошептала, скорее всего – «Нет, нет!» Затем Ольга выпрямилась, бросилась в каюту и начала собирать, держась за переборку, самые нужные из сложенных там вещей. Пит почувствовал, что сейчас он любит ее даже сильнее, чем когда-либо прежде.

Его охватило полное спокойствие, такое же, как и всех остальных. Ни у кого просто не было времени, чтобы бояться. Он тоже взялся за дело. Ифрианцы могут унести сколько-то оборудования и припасов, но совсем немного, особенно в таких условиях. Основной груз пришелся на долю людей – их удержат на воде спасательные жилеты. Все отобранное Пит и Ольга накрепко привязали к себе.

Когда они снова вышли на палубу, катер был уже на мелководье. Энэрриан послал людей к рулю; его жена, сын и дочь раскинули крылья и стали вокруг, стараясь организовать хоть какую защиту от ветра. Стояли они на руках, намертво вцепившись ими в поручни. Сам капитан выбрал своим наблюдательным пунктом крышу каюты; Берги едва разбирали обрывки выкрикиваемых им команд:

– Право на борт! Еще правее!

Слева в воздух взлетали фонтаны брызг – волны разбивались о невидимые в темноте камни. Пенные столбы скользнули мимо, исчезли во мгле.

– Два румба на штирборт – так держать!

Нос катера проскользнул между двух скал. И вдруг впереди мелькнул узкий проход, рассекавший крутой, высокий берег. Путь в лагуну, к безопасности? По обеим сторонам этих врат спасения бесился прибой.

Пройти не удалось. Кораблик ударился о камни, Ольга и Аррах свалились на палубу. Попытка дать полный назад ни к чему не привела, палуба накренилась, одна за другой через нее перекатывались ревущие волны.

Пит оказался в воде. Она подхватила его, потащила вниз, к усеянному острыми камнями дну. «В руки Твои отдаю себя, Господи, – думал он, – но только пощади Ольгу, пожалуйста, пожалуйста», – и море выкинуло его на поверхность, позволило сделать один отчаянный глоток воздуха.

Барахтаясь в непроглядной темноте, Пит пытался сообразить, как двигаются валы прибоя, что нужно сейчас делать. Если удастся удержаться на гребне, можно и спастись… трудно, но можно. И вот он на плечах несущегося гиганта; плечи эти вздымаются все выше и выше, увлекают его вперед с неимоверной скоростью… Пит увидел впереди риф и понял, что сейчас в него врежется, и понял, что погиб.

В его спасательный жилет вцепились когти. Оглушительно хлопали крылья. Ифрианец не мог поднять человека, однако сумел оттащить его в сторону – совсем недалеко, но и этого хватило, чтобы Пит миновал скалу, о которую должны были раздробиться его кости, проскользнул в царивший за ней бешеный, удушающий, но – спасительный хаос прибоя. Ифрианец не успел отпустить его вовремя. Пита резко потянуло ко дну, но он успел увидеть, как золотые крылья тоже уходят под воду. Больше они не появились.

А Пит плыл и плыл, вперед и вперед, плыл бесконечно, как ему казалось, долго.

Теперь вода вокруг была беспокойной – но не более того; слева и справа темнели кручи, впереди виднелся пологий берег. Пит вгляделся назад, в гремящую мглу, но не увидел ничего.

– Ольга, – прохрипел он. – Ольга, Ольга.

Мелькнули крылья, угольно-черные на фоне темного ночного неба.

– Выбирайся на берег, а то унесет придонным течением, – крикнул Энэрриан и полетел дальше, видимо, на поиски.

Пит выбрался на жесткий, шершавый песок, упал и наконец разрешил себе потерять сознание.

Очнувшись – очень не скоро, – он увидел рядом с собой Русу и Вхэл, Энэрриан стоял чуть поодаль. Капитан выбирал пропущенный вокруг древесного ствола линь. Ольга была жива, но двигаться самостоятельно уже не могла, завязанная под мышками петля подтягивала ее к берегу.

Наступил хмурый рассвет; теперь дикая ночная буря чуть стихла, превратилась в некое подобие обычного урагана. Ветер продолжал угрожающе выть, пушечные выстрелы прибоя продолжали сотрясать островок до самого основания, однако над лагуной и полоской пляжа стояло относительное затишье – помогали окружавшие их высокие скалы. Пит и Ольга сидели, тесно прижавшись друг к другу и закутавшись одним на двоих плащом. Энэрриан разбирал спасенные припасы. Вхэл «присела» на задние выступы своих крыльев и неотрывно смотрела в морскую даль. Влага, поблескивающая на ее седеющих перьях, напоминала слезы.

Приземлился вернувшийся со стороны прибрежных рифов Руса.

– Никаких признаков, – голос звучал устало и безжизненно. – Ни катера, ни Аррах.

Плохо соображавший, какой-то окостеневший мозг Пита все-таки отметил последовательность этих слов. И все же… Он повернулся к родителям и брату Аррах, веселой, очаровательной девушки, которая так любила петь при лунном свете.

– Не знаю, как и передать… – начал он и тут же осознал, что действительно не знает подходящих слов на планха; пришлось перейти на английский: – Не знаю, как и передать наше сочувствие вашему горю.

– В этом нет необходимости, – сказал Руса.

– Она погибла, спасая меня!

– И то, что вы несли, то, в чем мы отчаянно нуждаемся. – К Русе вернулось какое-то подобие энергии. – Да, у нашей девочки была смертная гордость.

Потом Пит захочет понять слова Русы и познакомиться с этим новым для себя ифрианским понятием. «Отвага» – перевод слишком слабый и примитивный. У древних японцев были более подходящие слова, но и они не передавали всей глубины выражения «смертная гордость».

– Вы не видели, что она делала, оказавшись в воде? – спросила Вхэл, глядя на него своими желтыми ястребиными глазами. Слишком слабо знакомый с этим народом, Пит не смог понять, что звучало в ее голосе; он подумал, что любовь. Сексуальная мотивация у ифрианцев слабее, чем у людей, – они подвержены сезонным течкам; это Пит знал, но вполне возможно, что этот народ дорожит своими детьми даже больше, чем люди. Ведь дети – сильнейшая из связей, скрепляющих мужчину и женщину, в них вся жизнь.

– Н-нет, я… Боюсь, что нет, – ответил он, запинаясь.

– Она сражалась хорошо, не сомневайся. – Рука Энэрриана на мгновение коснулась спины Вхэл. – Она воздала Господу честь. (Славу? Хвалу? Почитание? Должное?)

«Неужели он хочет сказать, что, утопая, Аррах молилась, исповедовалась?» Вопрос, возникший в осоловелой голове Пита, заставил его пробормотать:

– Теперь она на небесах.

И снова пришлось обращаться к английскому языку.

– Что вы говорите? – пораженно взглянул на него Энэрриан. – Она умерла.

– Да, но ее… дух…

– Мы будем гордиться, вспоминая ее дух. – Энэрриан вернулся к прерванной работе.

– Так, значит, вы не верите, – пришла на помощь Питу Ольга, – что после телесной смерти дух остается жить?

– Каким образом? – резко спросил Энэрриан. – И чего бы ради?

Его поза, движения, даже положение перьев словно говорили: «И оставьте меня в покое».

«Ну что ж, – думал Пит, – очень многие религии, в том числе и весьма высокие, даже некоторые секты, называющие себя христианскими, отрицают бессмертие души. Как жаль мне тех моих друзей, которые не знают, что вновь встретятся с утраченными близкими.

Не знают – и все равно встретятся. Разве может быть, чтобы Бог, из беспредельной своей доброты, из желания поделиться своим бытием сотворивший все сущее, лепил души для того только, чтобы затем разбивать их и выбрасывать?

Ладно. Сейчас главное – сохранить Ольгу в живых, удержать ее душу в этом любимом мной теле».

– Могу я чем-нибудь помочь?

– Да, – сказал Энэрриан. – Проверьте нашу аптечку.

Благодаря герметичной упаковке аптечка осталась неповрежденной. Лекарств для людей – стимуляторов, транквилизаторов, антитоксинов, коагулянтов, обезболивающих, средств, ускоряющих заживление ран, и анестезирующих средств – было в нем гораздо больше, чем лекарств для ифрианцев, и это естественно. Для недавно открытой расы просто не успели еще разработать обширную, научно обоснованную фармакопею. Правда, некоторые препараты, а также хирургическое и часть лабораторного оборудования годились как для тех, так и для других. Пит раздал всем таблетки, снимавшие боль от ушибов и ссадин, а также облегчавшие деревянную усталость перетруженных мышц. Тем временем Руса собирал дрова, Вхэл разжигала костер, а Ольга занялась приготовлением завтрака. У них было значительное количество продуктов, в основном сушеных, а также посуда для готовки, орудия, вроде топорика и ножей, веревка, ткань, фонарики, два бластера и к ним – уйма запасных аккумуляторов. Одним словом – все для выживания.

– Но нет главного, – сказал Энэрриан. – Переносной передатчик утонул вместе с Аррах. Во время бури в эфире было не пробиться, а теперь катер на дне, вместе с ним и главный передатчик. А с воздуха нас почти и не заметишь – металла очень мало, детекторы не среагируют.

– Нас обязательно будут искать, – убежденно сказала Ольга. – Как только немного стихнет. – Пит почувствовал на своей руке тепло ее ладони.

– Это если флиттер уцелел, в чем я сильно сомневаюсь, – покачал головой Энэрриан. – Лагерь должен был попасть под ураган. Укрытие для флиттера еще не построили, а когда поднялся ветер, населению лагеря некогда было заниматься машиной – самим бы спастись. Так что, скорее всего, эта скорлупка перевернулась и разбилась вдребезги. Если я прав, им придется посылать запрос на новый летательный аппарат, и кто знает, как быстро удастся его доставить. Кроме того, мы находимся в неизвестной точке огромного пространства, а у экспедиции нет ни времени, ни людей для бесконечных поисков. Да, они будут нас искать, но если не найдут к какой-то там установленной заранее дате… – по перьям, покрывавшим его лицо и шею, пробежала морщина, нечто вроде волны. Человек в таком случае пожал бы плечами.

– Ну и… ну и что же нам делать? – спросила Ольга.

– Устроим какой-либо крупный, явно искусственного происхождения знак, либо соберем кучи топлива для сигнальных костров – все это на случай, если флиттер пролетит достаточно близко; нужно подумать, какой из вариантов практичнее. Если из этого ничего не получится – будем строить плот.

– Либо переделаем спасательный жилет, чтобы он подходил мне, – предложил Руса. – Тогда я попробую долететь до материка.

– Да, – кивнул Энэрриан, – нужно обдумать все возможности. Но сперва – отдохнем, по-настоящему.

Ифрианцы уснули быстро; идолы какого-то неведомого народа – вот что напоминали эти неподвижные фигуры, сидевшие на отростках сложенных крыльев. Несмотря на усталость, Пит с Ольгой чувствовали какое-то возбуждение и решили перед сном прогуляться.

За скалами, окружавшими пляж, земля постепенно поднималась к вершине, удаленной от места высадки километра на три. Совсем крохотный, подумал об острове Пит. Если вершина расположена в центре. И ничего похожего на приличное укрытие. Упругий ковер каких-то ярко-зеленых, похожих на мох растений; ветер гнет и швыряет из стороны в сторону сучья немногих, растущих поодиночке деревьев. Пит обратил внимание на одно из них, стоявшее неподалеку, посреди обширной каменной осыпи. Стройный коричневый ствол, бешено мечутся на ветру тонкие ветки с плотными, словно жестяными, листьями и роскошными цветами. Цветы – это, конечно, мило, очень мило, но вот кормиться здесь будет нечем; Пит не возлагал особых надежд и на океан – кто его знает, что за твари водятся на этой планете, на Грее, вместо рыб и как их ловить.

– Странно все-таки, – пробормотала Ольга.

– А? – очнулся Пит.

– Я про них. – Ольга указала через плечо на неподвижные фигуры ифрианцев. – Как они восприняли смерть бедной Аррах.

– Знаешь, нельзя все-таки подходить к ним с нашими мерками. Возможно, они вообще ощущают горе не так остро, как мы, а возможно, их обычаи требуют сдержанности. – Пит взглянул на нее и больше не отвел глаз. – Правду говоря, я и сам не способен сейчас толком скорбеть. Я так боялся тебя потерять.

– А я тебя… Пит, Пит, единственный мой…

Они нашли укромное место и занялись любовью; Пит не видел в этом ничего дурного – разве есть в этой жизни лучший способ приблизиться к Богу, к этому вечному чуду?

Потом Пит и Ольга вернулись к своим товарищам и уснули, чтобы проснуться через несколько часов от хлопанья крыльев; поднявшись на ноги, они увидели взлетающих ифрианцев.

Ветер выл по-прежнему громко, но теперь он дул ровнее, без резких порывов и вихрей. По безмятежно-синему небу неслись немногие последние облака, золотые и оранжевые в лучах закатного солнца. Лагуна отливала пурпуром, трава словно горела ярким зеленым огнем. За день она прогрелась, и теперь к соленому дыханию океана примешивались густые пряные ароматы растительности, цветов.

Но прекраснее всего был небесный танец. Энэрриан, Вхэл и Руса кружили, парили, бросались вниз и вновь взмывали, огромные крылья горели расплавленным золотом. Они пели, и ветер доносил до людей смятые обрывки слов: «Высоко парил твой дух, на многих ветрах… вечная память…»

– Что это? – еле слышно выдохнула Ольга.

– Ну, наверное, они… – и тут Пит понял. – Это панихида по Аррах.

Он опустился на колени и вознес молитву за упокой души крылатой девушки, не переставая сомневаться, нужен ли ей этот покой – ей, дочери неба. И не отводя глаз от ее сородичей.

Энэрриан издал громкий боевой клич и бросился вниз. С ошеломляющей скоростью он проскользнул над той самой каменной осыпью. У Пита перехватило дыхание, на мгновение ему показалось, что ифрианец неминуемо разобьется, но тот успел затормозить и победно устремился в небо.

Но тут его хлестнула подхваченная порывом ветра ветка стоявшего на осыпи дерева, бритвенно-острые листья начисто срезали левое крыло. Хлынула кровь – у ифрианцев она ярко-алая; каким-то чудом сумевший развернуться Энэрриан приземлился на вершине осыпи, в месте, до которого чуть-чуть не доставали страшные ветки ланцетного – так назвали его потом – дерева.

Аптечка была под рукой; через мгновение Пит уже несся по каменистому склону вверх. Ольга коротко вскрикнула и бросилась следом. Добравшись до Энэрриана, они застали рядом с ним Вхэл и Русу, те вырывали у себя перья, стараясь прикрыть ими рану.

Вечер, ночь, день, вечер, ночь.

Энэрриан сидел у костра. В слабом, неверном свете его фигура то вырисовывалась на фоне непроглядной тьмы, то совсем – за исключением огромных, немигающих топазовых глаз – исчезала. Жена и сын не оставляли его ни на минуту. Стимуляторы, антикоагулянты и кровезаменитель сделали свое дело, искалеченный ифрианец мог уже говорить, правда тихо, хрипло. Повязка на ране буквально сверкала белизной.

Импровизированный лагерь расположился на дальнем краю острова, в лощине, густо поросшей низким красновато-коричневым кустарником. От кустов шел отвратительный запах, особенно нестерпимый в субтропической духоте, колючие ветки цеплялись за ноги, рвали одежду, однако другого, столь же укрытого от ветра места на острове не было, а на открытом пляже Энэрриан (его принесли в лощину на самодельных носилках) вряд ли пережил бы новую бурю.

Берги сидели по другую сторону костра, тесно прижавшись друг к другу. Желтые, отсвечивающие в темноте глаза нашли их сквозь пелену дыма.

– Я читал, что ваш народ умеет заново выращивать утраченные части тела.

Слова Энэрриана прозвучали в почти полной тишине, нарушаемой только еле слышным шорохом прибоя.

Пит молчал. Он пытался ответить, но не мог, не хватало смелости. На помощь пришла Ольга.

– Мы умеем, но только у себя. Ни у кого другого. – Она уронила голову Питу на грудь и заплакала.

Да, что ж тут поделаешь, расшифровка генетического кода – дело долгое и кропотливое, к тому же нужно очень много работы, чтобы заставить молекулы наследственности повторить работу, уже сделанную ими однажды. У науки еще не было времени на другие расы. А на все – и никогда не будет, слишком уж их много.

– Так я и думал, – кивнул Энэрриан. – А хорошие протезы – их тоже нескоро научатся делать. Так что мне осталось жить год-другой; ифрианец, лишенный возможности летать, быстро заболевает.

– Антигравы… – неуверенно начал Пит. И почти физически, как удар, ощутил презрение, мелькнувшее в желтых немигающих глазах. Крылатому – летать с помощью мертвого бездушного металла?

За всю историю высокомерных, яростно-свободолюбивых ифрианцев не было ни одного восстания рабов – и неудивительно, ведь рабы эти почти лишены жизненных сил. Если вы – мужчина, представьте себя кастрированным. Энэрриан может махать единственным своим крылом и культей второго, насыщать свою кровь кислородом, но куда ему деть избыточную энергию? Подобно кислоте, она будет разъедать тело, затем доберется и до мозга.

Рука Вхэл коротко, всего на какое-то мгновение тронула его спину.

– Завтра придумайте сигнал, – сказал Энэрриан. – И начинайте работу. Слишком много времени ушло впустую.

Перед сном Пит отвел Вхэл в сторону.

– Знаете, – прошептал он в душной, оглушительной тишине, – ему необходим постоянный присмотр. Лекарства помогли преодолеть шок, но дальше принимать их нельзя, а он очень слаб.

– Знаю, – сказала ифрианка скорее шорохом перьев, чем голосом, и добавила, уже громко: – Им займется Ольга. Она не может передвигаться так свободно, как мы с Русой, и у нее нет вашей физической силы. Заодно она будет на всех готовить.

– М-м… М-м… – Пит не знал, с чего начать, он уже боялся этого разговора. – Как вы думаете… ну, я имею в виду вашу этику, этику Новой Веры, – Энэрриан не может покончить с собой?

«Неужели, – подумал он, – Господь осудил бы капитана за такой поступок?»

Глаза Вхэл вспыхнули негодованием, крылья и хвост расправились, хохолок встопорщился.

– И вы смеете такое о нем? – почти взвизгнула она, но, увидав испуганное недоумение Пита, стихла и даже издала звук к-ррр, примерно соответствующий ироническому смешку. – Нет, нет, у него достанет смертной гордости. Он не может не воздать Господу честь.

После обследования острова и нескольких экспериментов решили вырезать на дерне гигантский крест. В сыром виде здешняя растительность не горела, а валежника едва хватало на маленький костер, о большом, маячном, и разговор не шел.

Лопат не было, растительный ковер оказался толстым и плотным, работа буквально выматывала. Возвращаясь в лагерь, Пит, Вхэл и Руса буквально падали от изнеможения и сразу засыпали. Вставал Пит только после восхода солнца, проглатывал, не чувствуя вкуса, какую-то пищу и плелся на работу. Он отощал, оброс бородой, весь пропитался потом и грязью. Мысли ворочались в голове тупо, устало, каждая клетка перетруженного тела болезненно ныла.

Поэтому он не замечал, как потускнела и осунулась Ольга. Порученный ее заботам, Энэрриан поправлялся. Она занималась своими – относительно легкими – делами и стеснялась жаловаться на головную боль, головокружение, понос и тошноту, считая, что во всем виноват перенесенный шок, плюс недостаточное и плохо сбалансированное питание, плюс жара и духота, плюс… Она считала, что выдержит.

Дни были слишком коротки для работы, ночи – слишком коротки для отдыха. Пита постоянно одолевало одно и то же ужасное видение – флиттер появляется и исчезает за горизонтом, прежде чем ифрианцы успевают привлечь к себе внимание. Тогда придется посылать за помощью Русу. Но такой полет – дело долгое, опасное и ненадежное, к тому же лагерь на берегу залива был временным, в любой момент его могли свернуть.

Другая мысль, часто посещавшая Пита, – что бы делали они с Ольгой, оставшись на Грее вдвоем? Даже в теперешнем своем отупелом состоянии он понимал безнадежность такого варианта. Взять хотя бы элементарнейший факт – здесь отсутствовали некоторые из витаминов…

Примерно через земную неделю после памятного урагана Пит услышал ночью свое имя; он медленно, мучительно выплыл из пучин сна. Ольга лежала рядом. В небе стояла почти полная луна, более яркая и быстрая в своем движении, чем луна земная. Ее сияние затмевало почти все звезды, призрачным инеем падало на кусты. И безжалостно вырисовывало запавшие щеки его жены, полные боли глаза. Ольгу била дрожь, Пит услышал, как стучат ее зубы.

– Мне холодно, родной, – прохрипел в душной тишине субтропической ночи с трудом узнаваемый голос. – Мне холодно.

Затем Ольгу вытошнило, прямо Питу на грудь, и она впала в горячечный бред.

Ифрианцы помогали чем могли, Пит давал жене какие-то лекарства из немногих, имевшихся в аптечке. К восходу (нестерпимое в своем великолепии зрелище, мешавшее золотые, розовые и серебристо-голубые тона) стало ясно, что Ольга умирает.

Пит – а точнее, какой-то механизм, в который превратился его мозг, – обследовал свое собственное состояние. Да, его изможденность объясняется не только тяжелой работой, теперь это стало совершенно ясно. У него тоже случались желудочные неурядицы, иногда его бил озноб. Никакого сравнения с полным распадом Ольги, однако явления того же плана. Ифрианцев болезнь не затронула. Возможно, на людей набросился какой-нибудь местный микроб, считающий крылатую расу несъедобной?

Ответ знали спасатели, появившиеся на острове через два (локальных) дня. Кусты, окружавшие лагерь, широко распространены по всей планете. Одна из исследовательских групп заболела в полном составе, после чего они надели изолирующие костюмы и провели анализ выделенных этим растением испарений. В них содержалось некое вещество, практически безвредное для ифрианцев, но при этом – кумулятивный яд[45]45
  Яд, действие которого зависит не от разовой, а общей накапливающейся, кумулятивной дозы.


[Закрыть] для людей. Первооткрыватели назвали эти кусты «адская колючка». К несчастью, это сообщение поступило только после отплытия катера. Пит выжил по случайности – он целый день работал на открытой местности, в то время как Ольга постоянно находилась в лощине, среди кустов.

Хмурые, помрачневшие Вхэл и Руса вернулись к работе, но Пит пошел не с ними, а в другую сторону. Сам не совсем понимая почему, он нуждался в одиночестве. Только в одиночестве мог он бросить в небо немой, отчаянный вопль: «Почему Ты сделал с ней это? Почему Ты это сделал?» Присмотреть за Ольгой сможет Энэрриан – Энэрриан, которого Ольга вернула к ненужной ему жизни. Пит сделал жене успокаивающий укол, быстро прекративший ее мучительные судороги, невнятное бормотание, скрип зубами. Теперь она будет спать мирным сном, который плавно перейдет в смерть, неизбежную – об этом говорили результаты всех анализов – при отсутствии серьезной медицинской помощи.

Спотыкаясь, он вскарабкался на центральный холм. Со всех сторон лежало огромное спокойствие лазурью и голубизной отсвечивающего моря, над головой нависал такой же безмятежный купол неба. Пит преклонил колени и задал свой вопрос.

Через час он смог сказать: «Да пребудет воля Твоя» и вернуться в лагерь.

Ольга не спала.

– Пит! – закричала она. – Пит! – Мука исказила голос Ольги до полной неузнаваемости; Пит вообще не узнавал ее в этом скелете, обтянутом пожелтевшей, покрытой испариной кожей, не узнавал длинные слипшиеся пряди белесых волос, его пугали нестерпимый запах и ногти, больно, до крови, вцепившиеся в его руку.

– Где ты был, прижми меня покрепче, как мне больно, Господи, как мне больно…

Пит сделал ей еще один укол, но почти без всякого эффекта.

И он снова опустился на колени рядом с ней. Пит не стал рассказывать мне, что он говорил, как все это было. Через некоторое время она успокоилась, крепко взяла мужа за руку и стала ждать конца своих мучений.

Пит сказал только, что, когда Ольга умерла, это было, словно кто-то задул огонек свечи.

Он уложил ее, закрыл ей глаза, подвязал челюсть, сложил руки на груди. Механически передвигая непослушные ноги, он подошел к сооруженному для Энэрриана шалашу. Однокрылый ифрианец ждал его.

– Она пала? – спокойным голосом спросил он.

Пит молча кивнул.

– Это хорошо, – сказал Энэрриан.

– Нет. – Пит сам не узнал свой, словно издалека доносящийся, хриплый голос. – Ей не нужно было просыпаться. Наркотик должен был… Вы что, сделали ей стимулирующий укол? Вы вернули ее к этим страданиям?

– А как же еще? – спросил Энэрриан, спросил совершенно спокойно, хотя был без оружия, а его бластер валялся на земле, у самых ног Пита. «Только не это, – пронеслось в измученном мозгу, – это только облегчит ему его судьбу».

– Я увидел, что вы ошиблись в дозировке, – видимо, от усталости. Вы ушли, а я был не способен вас догнать. Она могла умереть до вашего возвращения.

Питу казалось, что он находится в необъятной пустоте, что перед ним нет ничего, кроме этих сверкающих глаз.

– Вы хотите сказать… – спотыкаясь, спросил чей-то чужой, дребезжащий голос, – хотите сказать… что она… не должна была?..

Энэрриан подполз ближе – лишившись одного крыла, он мог только ползать – и взял Пита за руки.

– Мой друг. – В его голосе звучало безмерное сострадание. – Я слишком чтил вас обоих, чтобы лишить ее возможности показать свою смертную гордость.

Пит не ощущал, не осознавал ничего, кроме жесткого холода этих острых когтей.

– Неужели я ошибся? – обеспокоенно спросил Энэрриан. – Разве вы не хотели, чтобы она вступила в битву с Богом?

Любая ночь когда-нибудь кончается, даже долгая ночь Люцифера. К тому времени, как Пит завершил свое повествование, вершины утесов уже зажглись светом начинавшегося дня.

Смерив взглядом остатки коньяка, я располовинил их по нашим рюмкам. Придется устроить сегодня выходной.

– Да, – умудренно кивнул я. – Межкультурная семантика. Движимые наилучшими намерениями, двое существ с разных планет – да что там планет, зачастую из соседних стран – считают само собой разумеющимся, что они думают одинаково. Последствия бывают весьма трагичными.