Текст книги "Зовите меня Джо"

– Теперь, когда они получили представление о технике, то все необходимое изобретут сами, – сказал Болдингер.

Губы Воэна нервно дернулись.

– Не изобретут, если два единственных региона, где нас видели, будут уничтожены.

– Боже милостивый! – Харасти вскочил на ноги.

– Сядь! – рявкнул Болдингер.

Харасти изрыгал ругательства. Лицо его горело. Все остальные сидели в холодном поту.

– Ты назвал меня неразборчивым в средствах, – прорычал Торговый агент. – Возьми свои слова обратно и проглоти их, Воэн, или я вышибу тебе мозги.

Я представил себе ядерный гриб, вырастающий в небе, облачко пара, которое когда-то было девочкой Миерной, и сказал:

– Я – против.

– Альтернатива, – сказал Воэн, не сводя глаз с огромной фигуры напротив него, – состоит в том, чтобы не делать ничего до тех пор, пока стерилизация всей планеты не станет насущной необходимостью.

Лежен затряс головой, словно от боли:

– Неверно, неверно, неверно. Цена за наше выживание будет слишком велика.

– А за выживание наших детей? За их свободу? Их гордость и…

– Какая гордость у них останется, когда они узнают правду? – оборвал его Харасти. Он перегнулся через стол, сгреб Воэна за рубашку и поднял его в воздух. Испещренное шрамами лицо Харасти пылало в трех сантиметрах от физиономии Федерала.

– Я скажу тебе, что мы сделаем, – прошипел он. – Мы будем торговать и учиться друг у друга, родниться и брататься, так же, как мы делаем со всеми народами, чью соль мы ели. И мы примем свой жребий, как и положено людям!

– Отпусти его, – приказал Болдингер.

Харасти сжал свободную руку в кулак.

– Если ты ударишь его, я засажу тебя в клетку, а дома пусть меня судят. Отпусти его, я сказал!

Харасти разжал кисть. Воэн, упав, покатился по полу. Харасти сел, спрятав голову в ладонях и стараясь не разрыдаться.

Болдингер снова наполнил стаканы.

– Что ж, джентльмены, – сказал он, – похоже, мы зашли в тупик. Куда ни кинь, а всё клин. Готов поспорить, что ни один джорилец не говорил бы такими затертыми клише.

– Они так много могли бы нам дать, – умоляющим голосом произнес Лежен.

– Дать! – Воэн, встав, выпрямился, но дрожал всем телом. – Им-м-менно в этом и проблема. Они бы дали! Если бы захотели. Но это будет не наше. Мы, скорее всего, даже не поняли бы их дара, в чем он и как им пользоваться, или… Это будет не наше, говорю вам!

Харасти застыл. Целую минуту он сидел неподвижно, как камень. А потом поднял голову и завопил во всю глотку:

– Но почему не наше???

* * *

Да будет благословенно виски! Мне даже удалось поспать пару часов до рассвета. Но слабый свет, проникавший через иллюминаторы, разбудил меня, и снова заснуть мне не удалось. В конце концов я встал, съехал на лифте вниз и вышел наружу.

Вокруг царила тишина. Звезды уже бледнели, но заря на востоке только занималась. В прохладном воздухе звенело пенье птиц, доносившееся из темного леса, окружавшего меня. Я сбросил башмаки и пошел по сырой траве босиком.

Я почему-то не удивился, когда вдруг появилась Миерна, тащившая за собой своего дроматерия. Она бросила поводок и побежала ко мне.

– Мистер Кэткарт, привет! Я так надеялась, что хоть кто-нибудь уже встал. Я еще не завтракала.

– Ну, это мы сообразим. – Я принялся подбрасывать ее в воздух, пока она не запищала. – А потом будет небольшая прогулка на нашей ракете. Что скажешь? Не против?

– У-ух!… – Ее глаза округлились. Я опустил девчушку на землю. Она долго собиралась с духом и, наконец, осмелилась спросить:

– До самой Земли?

– Нет, боюсь, поближе. Земля далековато.

– А когда-нибудь, в другой раз? Ну пожалуйста…

– В другой раз наверняка. И ждать придется не слишком долго.

– Я лечу на Землю, я лечу на Землю, я лечу на Землю! – она обняла дроматерия за шею. – Я буду страшно по тебе скучать, Большеногий-Пучеглазый-Самый-Самый-Сильный. Ну что ты так грустно пускаешь слюни? Может, ты тоже полетишь. Можно ему, мистер Кэткарт? Он очень хороший дроматерий, честное слово, и страшно любит крекеры.

– Может, да, может, нет, – сказал я. – Но ты полетишь, если захочешь. Это я обещаю. Любой житель вашей планеты, если захочет, полетит на Землю.

А большинство захочет. Уверен, что Совет одобрит нашу идею. Единственно возможный план. Не можешь победить – присоединись.

Я взъерошил волосы Миерны. Если разобраться, милая, мы собираемся сыграть с тобой весьма нехорошую шутку. Вырвать тебя из всей этой первобытности и притащить в огромную бурную цивилизацию. Ошеломить тебя всеми нашими фокусами, техническими штучками, безумными идеями – не потому, что мы лучше, а потому, что занимаемся этим чуточку дольше, чем вы. Рассеять десять миллионов среди наших пятнадцати миллиардов. Конечно, вы на это клюнете. Уж больно велик соблазн. А когда вы поймете, что случилось, остановиться вам не удастся. Вы окажетесь на крючке. Не думаю, что вы сможете хотя бы обидеться на нас.

Ты будешь ассимилирована, Миерна. Станешь земной девочкой. Конечно, повзрослев, ты обретешь свое место среди тех, кто правит нашим миром. Ты сделаешь невероятно много для нашей цивилизации и получишь заслуженное признание. Но главное в том, что это будет наша цивилизация. Моя… и твоя.

Интересно, станешь ли ты скучать по лесу, по маленьким домикам у залива, по лодкам и песням, по древним-древним историям – и… да, по своему любимому дроматерию. Я знаю, что осиротевшая планета будет тосковать по тебе, Миерна. И я тоже.

– Пошли, – сказал я. – Пора готовить завтрак.

Дуэль на Марсе

Бесстрашный и безжалостный, он был знаменит на всю Солнечную систему как охотник на крупную дичь. От огнедышащих драконов Меркурия до ледяных ящеров Плутона – все эти твари становились добычей Риордана. Но в его коллекции трофеев недоставало одного. И теперь охотник поклялся, что добудет запретную «дичь», бродившую по красным пустыням, – марсианина!

Ночной шепот нес мрачное послание. Оно летело через многие мили одиночества, в порывах ветра, в шелесте полуразумных мхов и карликовых деревьев, тихим бормотанием его передавали друг другу крошечные существа, сжавшиеся в расщелинах скал, прятавшиеся в пещерах и в призрачных дюнах. Не в словах, но в смутном пульсе страха, эхом отдавшемся в мозгу Криги, предупреждение гласило:

Они охотятся снова.

Внезапный порыв ветра заставил Кригу вздрогнуть. Ночь была бескрайней, она простерлась вокруг него и над ним, – от горько пахнувших железом холмов до кружащихся сверкающих созвездий в тысячах световых лет над его головой. Он прикоснулся к ночи дрожащими нервами, настраиваясь на голоса кустарников, ветра и маленьких существ, терпеливо рывших свои ходы под землей. Ночь говорила, и он слушал ее голос.

Один, совсем один… На сотни миль пустого пространства вокруг не было больше ни одного марсианина. Лишь крошечные обитатели пустыни, дрожащие кусты да протяжный печальный голос ветра.

Беззвучный предсмертный крик пронесся от куста к кусту, от растения к растению, эхом отдаваясь в пульсе дрожавших от страха животных и отражаясь от плоских стен отвесных скал. Все живое сворачивалось, съеживалось и обугливалось в низвергавшемся с ракеты сияющем потоке смерти, а сгоравшие вены и нервы беззвучно взывали к звездам в ночном небе.

Крига привалился к высокой обтесанной ветрами скале. Его глаза будто две желтые луны светились в темноте, холодные от ужаса и ненависти и нараставшей в нем решимости. Мрачнея, он прикинул, что смерть была рассеяна по окружности с диаметром около десятка миль. Он был пленником этого круга, а вскоре за ним явится и охотник.

Подняв голову, он посмотрел на равнодушно мерцавшие звезды, и по его телу прокатилась волна дрожи. Потом он сел и принялся думать.

Все началось несколько дней назад, в частном офисе торговца Уисби.

– Я прилетел на Марс, – сказал Риордан, – чтобы подстрелить «филина».

Уисби давно уверился в том, что безэмоциональность бесценна. И сейчас он поверх очков молча и холодно изучал собеседника, оценивая серьезность его намерений.

Даже в забытой Богом дыре, такой как Порт Армстронг, о Риордане слышали все. Наследник многомиллионной транспортной компании, которую он превратил в монстра, опутавшего своими щупальцами всю Солнечную систему, кроме того, он был знаменит как охотник на крупную дичь. От огнедышащих драконов Меркурия до ледяных ящеров Плутона – все они становились добычей Риордана. Все, кроме, конечно, марсианина. На эту «дичь» охота теперь запрещена.

Он вытянулся в кресле: рослый, мускулистый, не знающий жалости – и все еще достаточно молодой. В его присутствии неухоженная комната словно бы уменьшилась в размерах, а с трудом сдерживаемая энергия и холодный взгляд зеленых глаз подавляли торговца.

– Вы же знаете, это незаконно, – сказал Уисби. – Если вас поймают, получите двадцать лет.

– Э! Комиссар сидит в Аресе, на другом конце планеты. Если мы провернем все по-тихому, кто и что узнает? – Риордан отхлебнул из стакана. – Я прекрасно знаю, что через год-другой они сожмут кольцо настолько, что охота станет совершенно невозможной. Это последний шанс для кого бы то ни было подстрелить «филина». Вот поэтому я здесь.

Уисби колебался, глядя в окно. Порт Армстронг представлял собой небольшое пыльное скопление куполов, соединенных системой тоннелей в красном море песка, протянувшегося к самому горизонту. По улице шел землянин в гермокостюме с прозрачным шлемом. Пара марсиан бездельничали, прислонившись к стене. И больше никого. Молчаливая мертвенная монотонность под съежившимся Солнцем. Жизнь на Марсе – сомнительное удовольствие для человека.

– Надеюсь, вы-то хоть не купились на эту любовь к «филинам», которой нынче больна вся Земля? – презрительно спросил Риордан.

– О нет, – ответил Уисби. – В моем районе они знают свое место. Но времена меняются. Ничего не поделаешь.

– В прежние времена они были рабами, – буркнул Риордан. – А теперь сердобольные дамочки на Земле хотят предоставить им право голоса. – Он фыркнул.

– Времена меняются, – мягко повторил Уисби. – Когда сто лет назад первые поселенцы высадились на Марс, на Земле только-только отгремели войны между полушариями. Самые страшные войны, которые пережило человечество. Они почти начисто уничтожили старые идеи свободы и равенства. Прилетевшие колонисты были жестокими и подозрительными людьми. А как иначе? В противном случае им было не выжить. Они были неспособны на эмпатию по отношению к марсианам, или как оно там называется, это чувство. Они не могли воспринимать их иначе как мыслящих животных. К тому же из них получались превосходные рабы: пищи им нужно немного, как и тепла и кислорода. Они способны прожить без воздуха не менее пятнадцати минут. А охота на диких марсиан – о, это настоящая, редкая охота! Разумная дичь, которой частенько удавалось улизнуть от охотника, а то и убить его самого.

– Я знаю, – сказал Риордан. – Потому-то и хочу поохотиться на этого «зверя». Нет никакого интереса, если дичь не имеет ни единого шанса одержать верх.

– Сейчас все изменилось, – гнул свою линию Уисби. – На Земле уже давно мир. Верх одержали либералы. Понятно, что одной из первых реформ стала отмена рабства для марсиан.

Риордан выругался. Принудительная репатриация марсиан, работавших на его космических кораблях, влетела ему в копеечку.

– У меня нет времени на философию, – отрезал он. – Если вы поможете мне добыть марсианина, я хорошо заплачу.

– А «хорошо» – это сколько? – поинтересовался Уисби.

Они поторговались как следует, прежде чем ударить по рукам. Было решено, что ружья и небольшую ракету берет на себя Риордан, а Уисби должен будет раздобыть радиоактивные материалы, «сокола» и «гончую». Кроме того, ему полагалась компенсация за риск судебного преследования, хотя риск этот был не слишком велик. Зато окончательная сумма – за все издержки – оказалась весьма приличной.

– Ну, и где мне взять моего марсианина? – поинтересовался Риордан. Он ткнул пальцем в сторону окна. – Поймать одного из этих и выпустить в пустыню?

Теперь презрительно ухмыльнулся Уисби.

– Одного из этих? Ха! Кучка бездельников! Да любой горожанин с Земли сумел бы лучше постоять за себя.

Марсиане и впрямь выглядели не слишком впечатляюще. Ростом не больше четырех футов, с тощими когтистыми ножками и четырехпалыми костлявыми ручонками, эти ребята были жалкими, хилыми созданиями. Грудная клетка необычайно широка, зато талия до смешного тонюсенькая.

Живородящие и теплокровные создания, детенышей своих они выкармливали молоком, но кожа их была покрыта серыми перьями. Круглые головы, украшенные крючковатыми клювами, огромные янтарные глаза и пучки перьев на ушах были причиной распространенного прозвища аборигенов: «филины». Они обычно носили пояса с кармашками и ножи в ножнах. Даже самые рафинированные либералы на Земле не были готовы выдавать туземцам современное оружие и инструменты. Старые обиды живут долго.

– Марсиане всегда были хорошими бойцами, – сказал Риордан. – В прежние времена они вы́резали не одно поселение землян.

– Дикие марсиане, – согласился Уисби. – Но никак не эти. Этот сброд просто тупые работяги, столь же связанные узами нашей цивилизации, как и мы с вами. Если вам нужен настоящий, дикий абориген, я знаю, где такого найти.

Он расстелил на столе карту.

– Видите? Это Хрэфнинские холмы, в сотне миль отсюда. Марсиане живут долго, лет, может, двести, и этот тип Крига ошивался там с тех пор, как прибыли первые земляне. В те дни он частенько организовывал налеты марсиан на поселения, но после всеобщей амнистии и заключения мира живет среди холмов один-одинешенек, в заброшенной старой башне. Настоящий старый вояка, и нас, землян, ненавидит лютой ненавистью. Иногда он появляется здесь, продает всякие шкуры и минералы, так что я кое-что о нем знаю.

Глаза Уисби яростно блеснули.

– Вы всем нам сделаете одолжение, если пристрелите эту наглую тварь. Расхаживает с таким видом, словно все здесь принадлежит ему. Но уж попотеть он вас заставит.

Риордан медленно и удовлетворенно кивнул.

* * *

Человек привез с собой птицу и гончую. Плохо. Не будь их, Крига мог бы затеряться в лабиринте пещер, каньонов и плотном кустарнике, но гончая может выследить его по запаху, а птица – отследить его перемещения сверху.

В довершение всех бед человек приземлился рядом с башней. Все оружие Криги хранилось там – а теперь он был отрезан от всего, безоружен и одинок, не считая той слабой поддержки, которую ему могли оказать обитатели пустыни. Конечно, если бы ему удалось запутать след и как-то добраться до башни, но… Перво-наперво надо выжить.

Он сидел в пещере, глядя вниз, поверх иссушенного пространства кустарников, песка и скал, через мили сухого прозрачного воздуха, туда, где блестел серебристый металл ракеты. Человек был крошечным пятнышком на фоне огромного пустынного ландшафта, одиноким насекомым, ползущим под темно-синим небом. В разреженной атмосфере звезды сверкали даже днем. Бледный, слабый солнечный свет лился на рыжевато-коричневые, охристые и ржаво-красные скалы, на чахлый запыленный кустарник, усеянный колючками, на карликовые деревца и на песок, едва заметно движущийся между ними. Экваториальный Марс!

Человек тоже был одинок, но у него имелась винтовка, способная сеять смерть до самого горизонта, да к тому же хищные натасканные твари и наверняка радиопередатчик в ракете, по которому он сможет связаться со своими. Да еще мерцающая погибель, окружившая их, – колдовской круг, который Крига не мог пересечь под страхом смерти, более ужасной, чем смерть от ружейной пули…

Но возможна ли смерть более ужасная, чем эта? Быть подстреленным безжалостным монстром, а потом стать набитым ватой чучелом, которое увезут на Землю, чтобы любой болван мог пялиться на него? Стальная гордость всей марсианской расы встала во весь рост в душе Криги – жесткая, горькая, безжалостная. В нынешние времена он не многого ждал от жизни: одинокие дни в своей башне, где можно предаваться собственным мыслям да работать над украшениями, что он очень любил. Да еще компания таких же, как он, в Сезон Сборов, торжественные древние церемонии, дразнящая радость встреч, а то и возможность обзавестись подругой, вместе с которой они стали бы растить своих детей… Иногда можно было бы наведаться в поселение землян за предметами, изготовленными из металла, и за вином – единственные стоящие вещи, которые они привозили на Марс, – и смутная мечта о том, чтобы народ его обрел свое место, став равным всем остальным народам перед лицом Вселенной. Не больше. А теперь они хотят отнять у него даже это!

Он послал проклятие землянам и вернулся к своей работе, оттачивая наконечник копья, – не слишком надежная помощь в схватке. Кустарник зашелестел, подавая сигнал тревоги, мелкие зверушки в своих укрытиях запищали от страха, сама пустыня возвещала, что монстр шагает по направлению к его пещере. Но убегать было еще рано.

Риордан разбрызгал изотоп тяжелого металла по десятимильному кольцу вокруг старой башни. Он проделал это ночью, на случай, если поблизости пролетит патрульный корабль. Но после посадки он был в безопасности – всегда можно сослаться на то, что он занимается поиском минералов, охотится на прыгунов или что-нибудь столь же безобидное.

Период полураспада изотопа составлял около четырех дней, что означало: приближаться к кольцу опасно в течение трех недель – ну, как минимум двух. Этого времени вполне хватит, учитывая, что марсианин загнан на столь небольшой площади.

Опасности, что «добыча» попробует пересечь кольцо, не было. «Филины» хорошо усвоили, что такое радиоактивность, еще в те годы, когда сражались с землянами. А зрение марсиан, захватывавшее и ультрафиолетовую часть спектра, позволяло им видеть тусклое мерцание изотопа – не говоря уже обо всех прочих сверхчувствах, недоступных человеку. Нет, Крига может попробовать спрятаться, а возможно, и вступить в бой – но в конце концов он будет загнан в угол.

И все же рисковать не следовало. Риордан установил таймер на радиостанции ракеты. Если он не вернется в течение двух недель, чтобы выключить прибор, станция пошлет сигнал, который будет принят Уисби, и его спасут.

Он проверил оборудование. На нем был гермокостюм, разработанный специально для марсианских условий, с маленьким насосом, получавшим питание по энерголучу с ракеты. Насос накачивал воздух до давления, при котором можно было свободно дышать. Этот же агрегат отфильтровывал воду, содержащуюся в его дыхании, так что о запасах воды беспокоиться не приходилось. В целом вес оборудования на несколько дней, особенно при марсианской гравитации, был вполне умеренным. Он прихватил винтовку калибра.45, разработанную специально для стрельбы в атмосфере Марса. Такого оружия было вполне достаточно для его целей. Ну и, разумеется, компас, бинокль, спальный мешок. Почти что налегке, но он всегда предпочитал экипироваться по минимуму.

На самый крайний случай в костюме имелся резервуар с суспензином. Открыв краник, он мог впустить препарат в дыхательную систему. Газ не вызывал состояние анабиоза, но парализовал двигательные нервы и замедлял общий метаболизм организма настолько, что человек мог неделями жить на одном лишь глотке воздуха. Суспензин был очень полезен в хирургии, он спас жизни многих астронавтов, у которых отказывала кислородная система. Но Риордан не планировал пускать его в ход. Во всяком случае, надеялся на то, что к суспензину прибегать не придется. Было бы весьма утомительно сутками лежать в полном сознании, дожидаясь, когда таймер пошлет сигнал Уисби.

Он вышел из ракеты и задраил входной шлюз. Опасности, что «филин», даже если ему удастся подобраться к кораблю, откроет шлюз, не было. Чтобы взорвать люк, нужен был торденит.

Свистом он подозвал своих помощников. Это были местные животные, которых приручили сперва марсиане, а потом уже и люди. Гончая сильно смахивала на отощавшего волка, но с огромной грудной клеткой и перьями вместо шерсти. След она держала не хуже любой земной ищейки. «Сокол» имел меньше сходства со своим земным тезкой: это была хищная птица, но в разреженной атмосфере требовались крылья двух метров в махе, чтобы поднять небольшое тельце. Риордану понравилось, как они были натасканы.

Гончая залилась лаем: низкий дрожащий звук, который остался бы практически неслышным, не будь гермокостюм снабжен микрофонами и усилителем. «Собака» забегала кругами, принюхиваясь, а «сокол» взмыл в небо.

Риордан не стал задерживаться, чтобы подробно осмотреть башню. Она напоминала рассыпающийся пень на вершине ржавого холма, нечто гротескное и совершенно чуждое человеку. Когда-то, возможно, десять тысяч лет назад, у марсиан было некое подобие цивилизации: города, сельское хозяйство и технология на уровне неолита. Но в соответствии с их собственными традициями они достигли уровня союза или симбиоза с дикой жизнью планеты и отказались от рукотворных механизмов. Риордан презрительно фыркнул.

Гончая снова залаяла. Звук как-то странно повис в неподвижном холодном воздухе, потом скатился по склону скалы и словно нехотя замер в невероятной тишине. Но это был сигнал охотничьего рожка, надменный вызов дряхлеющему миру – посторонись! дай дорогу! грядет Завоеватель!

Внезапно гончая рванула вперед. Она взяла след. Риордан перешел на широкий размашистый шаг, почти не требовавший усилий в слабой марсианской гравитации. Его глаза сверкали, как две зеленые льдинки. Охота началась!

Дыхание всхлипом отдавалось в легких Криги, тяжелое, быстрое, влажное. Ноги ослабли и налились тяжестью, а колотящееся сердце, казалось, сотрясало все его тело.

Но все-таки он бежал, пока пугающий шум рос за его спиной, а топот шагов становился все ближе. Прыгая, изворачиваясь, отталкиваясь от одной скалы, от другой, соскальзывая в сланцевые овраги, проскальзывая между группами деревьев, – Крига убегал.

Гончая держалась позади него, а «сокол» парил над головой. За один лишь день и ночь они довели его до этого, превратив в безумного прыгуна, на пятки которому наступает смерть… Он не думал, что человек может двигаться так быстро и с такой пугающей выносливостью.

Пустыня сражалась за него. Растения, с их странной слепой жизнью, которую ни один землянин не смог бы понять, были на его стороне. Их колючие ветви расходились в стороны, когда он стрелой пролетал сквозь них, и тут же выпрямлялись, впиваясь в бока гончей, тормозя ее бег, но остановить ее они не могли. Гончая прорывалась сквозь их слабенькие пальцы и, повизгивая, неслась по следу марсианина.

Человек отставал на добрую милю, но не выказывал признаков усталости. И Крига продолжал свой бег. Он должен был достичь края утеса прежде, чем человек поймает его в прицел своей винтовки, – должен, должен, должен, – а гончая рычала уже в метре за его спиной.

Он бежал вверх по длинному склону. «Сокол» затрепетал и спикировал на него, стремясь попасть в голову Криги клювом или вцепиться в нее когтями. Он отмахнулся от птицы копьем и нырнул за дерево. Дерево тотчас атаковало изгибающейся подобно змее веткой, от которой гончая отскочила, яростно воя, пока по склону катились камни.

Марсианин взлетел на край скалы. Ее склон почти отвесно падал до самого дна каньона – пятьсот футов обломков с вкраплениями железа катились в глубину, на дно, туда, где свободно гулял ветер. На вершине заходящее солнце ослепило его. Он остановился лишь на мгновение, став черным силуэтом на фоне неба, – прекрасная мишень, если бы вдруг появился охотник. И Крига тут же спрыгнул с края каньона.

Он надеялся, что гончая пролетит мимо, но животное затормозило в последнюю секунду. Крига заскользил по склону скалы, цепляясь за каждую, самую крошечную трещину или расщелину и вздрагивая, когда изъеденная временем скала рассыпалась под его пальцами. «Сокол» промчался ближе, целя в него и криками призывая хозяина. Он не мог сражаться с птицей: все пальцы на руках и ногах были задействованы, чтобы не сорваться вниз, но…

По отвесному склону он скользнул в серо-зеленую группу густосплетенных растений, и все его нервы вибрировали в призыве к древнему симбиозу. «Сокол» вновь спикировал, но Крига лежал неподвижно, словно мертвый. Птица издала крик триумфа и села ему на плечо, нацелившись выклевать глаза.

И тогда гибкие стебли зашевелились. Ни крепости, ни особой силы в них не было, но шипы вонзились в тело «сокола», и вырваться ему не удавалось. Крига, почти обессиленный, спускался на дно каньона, пока терновник разрывал птицу на части.

Огромная фигура Риордана вырисовалась на фоне темнеющего неба. Он выстрелил раз, другой, пули прожужжали в опасной близости от Криги, но, когда тени поднялись со дна каньона, они надежно скрыли марсианина.

Человек включил свой голосовой усилитель, и его голос чудовищным эхом прокатился сквозь густеющую ночь, пророкотав громом, какого Марс не слышал тысячелетиями:

– Один-ноль в твою пользу! Но это еще не все. Я до тебя доберусь!

Солнце укатилось за горизонт, и ночь опустилась как падающий занавес. Сквозь наступившую тьму Крига слышал хохот человека. От этого хохота содрогались древние скалы.

Риордан устал от долгой погони и от коротких сбоев в системе подачи воздуха. Ему хотелось курить, поесть чего-нибудь горячего – но ни курева, ни горячей еды у него не было. Что ж, тем больше удовольствия он получит, вернувшись домой – со шкурой марсианина.

Разбивая лагерь, человек улыбался. А малыш-то оказался «зверем» что надо, уж это, черт возьми, точно. Он продержался уже два дня на маленьком десятимильном пятачке – и даже умудрился убить «сокола». Но сейчас Риордан был достаточно близок к марсианину, и гончая легко берет след. На Марсе нет ручьев или водотоков, чтобы одурачить собаку. Ничего, никуда он не денется.

Он лежал, созерцая великолепие неба, полного звезд. Скоро станет холодно, жутко холодно, но его спальный мешок был оснащен достаточно хорошей теплоизоляцией, чтобы согреть Риордана солярной энергией, накопленной за день ячейками Гергена. На Марсе ночью царит тьма, а от лун его толку чуть: Фобос всего лишь пятнышко, а Деймос – яркая звезда. Тьма, и холод, и пустота. Гончая зарылась в песок неподалеку, но мгновенно поднимет дикий лай, если марсианин внезапно подкрадется к лагерю. Это, конечно, маловероятно – ему ведь тоже нужно искать какое-то убежище, если он не хочет замерзнуть насмерть.

Кусты, деревья и маленькие осторожные зверьки нашептывали слова, которые он не мог услышать, болтали и сплетничали на ветру о марсианине, согревавшем себя работой. Но он не понимал этого языка, который, вообще-то, и языком не был.

В полудреме Риордан думал о прошлых своих приключениях. Крупнейшие звери на Земле: лев и тигр, слон и буйвол – и горные козлы на залитых солнцем вершинах Скалистых гор. Джунгли Венеры и хриплый рев многоногого болотного монстра, который ломился через деревья к месту, где стоял он, сжимая ружье. Примитивный пульс барабанов в жаркой и влажной ночи, песни загонщиков, их дикие пляски вокруг огня – и потом они расползались по адовым равнинам Меркурия, где гигантское, словно раздувшееся Солнце лизало его гермокостюм с паршивой термоизоляцией – величие и заброшенность болот жидкого газа на Нептуне и огромная слепая тварь, с визгом бросившаяся на него…

Но это была самая одинокая, самая странная и, возможно, самая опасная охота из всех, а значит, и самая лучшая. Он не питал злобы к марсианину, напротив, он уважал мужество мелкого существа так же, как уважал отвагу других животных, на которых охотился. И трофей, который он привезет домой после этой погони, будет вполне заслуженным.

То, что его успех останется тайной, Риордана не беспокоило. Он охотился не славы ради – хотя следует признать, что известность и популярность ему были приятны. Но охота была его любовью. Предки его сражались под разными именами: викинг, крестоносец, наемник, повстанец, патриот – любой титул или статус, – все, что пользовалось всеобщей популярностью во времена легенд. Схватка была в его крови, а в нынешние времена всеобщего вырождения сражаться не с кем – разве что с объектом его охоты.

Ну что ж, до завтра. И он погрузился в сон.

Проснулся Риордан в серых тусклых лучах рассвета, быстро приготовил завтрак и свистнул гончую. Ноздри его раздувались от волнения, тело, хмельное от нетерпения, радостно пело. Сегодня! Может статься – сегодня!

Кружным путем они спустились в каньон, и собака целый час металась туда и сюда, пока не взяла след. Гончая тут же издала радостный лай, и они отправились в путь, но шагом, не спеша, – путь был извилист и каменист.

Солнце поднималось все выше, когда они шли по высохшему руслу древней реки. Его бледный холодный свет заливал острые как иглы скалы, окрашивал в фантастические цвета склоны ущелий, песок и обломки, оставшиеся от прежних геологических эпох. Низкий жесткий кустарник хрустнул под ногами человека, сжимаясь и потрескивая в бессильном протесте. В остальном же царила тишина, глубокая, натянутая и словно бы чего-то ждущая.

Тишину нарушила гончая, тявкнув и рванувшись вперед. Свежий след! Риордан бросился за ней, продираясь через густой кустарник, потея, ругаясь на чем свет стоит – и радостно скалясь от возбуждения.

Терновник внезапно расступился под ногами. Испуганно взвыв, собака заскользила по наклонной стене колодца, искусно скрытого под кустарником. Риордан бросился вперед с ловкостью тигра, упав на живот и едва успев схватить гончую за хвост. Шок от удара едва не затянул в дыру его самого. Одной рукой он охватил куст терновника, который яростно цеплялся за его шлем, и вытащил гончую наружу.

Дрожа всем телом, он заглянул внутрь ловушки. Сделана она была на славу: метров шесть глубиной, стены прямые и узкие, насколько позволял осыпающийся песок, и умело замаскированная кустарником. На дне – остриями вверх – были закреплены три пугающего вида кремневых копья. Промедли он хоть мгновение – и расстался бы с собакой, а то и с собственной жизнью.

Он обнажил зубы в волчьем оскале и осмотрелся вокруг. «Филин», должно быть, трудился над западней всю ночь. Значит, он, усталый вусмерть, где-то неподалеку…

Словно в ответ на его мысли со стены ближайшей скалы скатился валун. Огромный. Но тело, падающее на Марсе, ускоряется в два раза медленнее, чем на Земле. Риордан откатился в сторону как раз в тот момент, когда валун грохнулся на место, где только что лежал охотник.

– Ну же, давай! – заорал он и ринулся к скале.

На мгновение на краю скалы появилась серая фигурка, бросившая в него копье. Риордан выстрелил, и призрак исчез. Копье лишь вскользь задело крепкую ткань гермокостюма, и он наконец вскарабкался на узкий карниз на вершине обрыва.

Марсианина нигде не было видно, но едва заметная красная дорожка вела в сторону холмистой пустоши. Клянусь Богом, я подранил его! Гончая с трудом преодолела покрытый сланцевой чешуей подъем. Сейчас ее собственные лапы кровоточили. Риордан отругал собаку, и они снова отправились в путь.