Текст книги "Зовите меня Джо"

11

Переговоры велись на нейтральной территории, в независимой чакорской деревушке, расположенной между исконно катандарскими и исконно рангакорскими землями (независимость деревушки означала, что она платит дань как императору, так и королю). Чтобы соблюсти все возможные формальности и не задеть чувства ни одной из сторон, Фолкейн предоставил открыть переговоры деревенскому старосте. Процедура оказалась бесконечной. Фолкейн со скуки рассматривал узоры на плетеных стенах хижины совета, сидевших на корточках вооруженных копьями жителей деревни, которые были чем-то вроде почетного караула, большой каменный стол в центре, за которым и сидели высокие договаривающиеся стороны. Ему хотелось бы находиться снаружи, за открытой дверью, которую терпеливо охранял Адзель; оттуда доносился веселый шум и болтовня – там братались солдаты, сопровождавшие вождей на переговоры.

Сами вожди братских чувств друг к другу явно не испытывали. Король Урсала только что закончил долгое и монотонное чтение списка своих обид и претензий и теперь ерзал на своем стуле: император Джадхади принялся за свой собственный список. Гарри Смит свирепо таращился на Торна, который отвечал ему тем же. Старейшина эршока винил во всех несчастьях, свалившихся на братство, бунтовщиков. Его честь местный староста шуршал бумагами, без сомнения готовясь к очередным разглагольствованиям.

«Ну, мой мальчик, – сказал себе Фолкейн, – ты сам это затеял. Ничего, когда-нибудь придет и твоя очередь».

Когда из низко зависшего космического корабля раздался громовой голос, предложивший перемирие и переговоры, противники безропотно согласились. Они не знали, что на самом деле имеют свободу выбора: Фолкейн никогда не применил бы оружие, хотя и не стал, конечно, им об этом сообщать. Несомненно, Чи Лан в пилотском кресле корабля в небе значила для икрананкцев сейчас много больше, чем могучая фигура Адзеля у порога. Но только неужели никак нельзя обойтись без этих бесконечных речей? Ведь позиции участников ясны. Джадхади хотел присоединить к своей империи Рангакору и не доверял больше эршока. Часть эршока хотела Рангакору для себя, а остальные предпочли бы status quo или равноценную замену; ни те ни другие не видели пути получить желаемое и считали друг друга предателями общих интересов. Король Урсала хотел, чтобы его город покинули все чужеземные демоны, а сам он получил солидное возмещение понесенного ущерба. А Фолкейн хотел… впрочем, он им об этом еще скажет. Он закурил трубку и погрузился в приятные мысли о Стефе, которая ждала его в деревне. Что за девушка! – если и не в качестве спутницы жизни, то уж для приятного времяпрепровождения…

Так прошел час.

– …Слово предоставляется благороднейшему представителю торговцев из другого мира, Дэ’иду ’Олкейну.

Наконец-то кончилась эта тягомотина. Фолкейн поднялся, испытывая энтузиазм, который ему с трудом удалось скрыть за улыбкой и небрежной позой.

– Я очень признателен вам, благороднейшие, – начал он. – После всех этих великолепных речей я даже и пытаться не буду сравняться с предыдущими ораторами. Я выскажу свою позицию в немногих простых словах. «Как же благодарны ему за это должны быть все присутствующие!»

– Мы прибыли сюда с самыми добрыми намерениями, чтобы предложить вам товары, которые вы все видели, по невероятно низким ценам. И что же? На нас напали и чуть не убили, меня самого держали в плену и унижали. Наша собственность была незаконно конфискована. Откровенно говоря, благороднейшие, вам повезло, что никто из нас не был убит. – Его рука коснулась бластера. – Не забывайте, за нами стоят могучие силы, считающие своим долгом мстить за причиненное зло. – «Когда это выгодно», добавил он про себя. Фолкейн заметил, что хохолок Джадхади встопорщился от страха, а стиснутые в кулаки руки Смита побелели.

– Успокойтесь, успокойтесь, – поспешил он обнадежить слушателей. – Мы не держим на вас зла. Кроме того, мы хотим торговать, а войны мешают торговле – это одна из причин, почему я предложил нам всем собраться на переговоры. Лига заинтересована в том, чтобы разногласия были устранены. Вы тоже в этом заинтересованы. Ведь вам нужны наши товары, не правда ли?

Итак, – он наклонился вперед, опершись о стол, – я думаю, компромисс возможен. Каждая из сторон чем-то пожертвует, но что-то и приобретет, а когда торговля развернется по-настоящему, вы станете так богаты, что будет смешно вспоминать о сегодняшних потерях. Вот в общих чертах то соглашение, которое я хочу предложить.

Во-первых, Рангакоре гарантируется полная независимость, но она отказывается от всяких претензий на возмещение убытков…

– Благороднейший! – Джадхади и Урсала вскочили и завопили одновременно.

Фолкейн жестом призвал их к тишине.

– Я согласен ответить на вопрос короля Урсалы, или что там он хочет сказать.

– Наши убитые… погубленный урожай… разграбленные деревни… разрушенные здания… – Урсала умолк, взял себя в руки и продолжал с большим достоинством: – Не мы были агрессорами.

– Я знаю, – ответил Фолкейн, – и сочувствую вам. Однако разве не были вы готовы на жертвы ради своей свободы? А теперь вы будете свободны – это же многого стоит. Не забудь, Лига выступает в качестве одной из сторон соглашения, к которому должны прийти здесь собравшиеся. И если согласно договору Рангакора получит независимость, то Лига выступит в качестве гаранта выполнения условий. – «По правде говоря, это не совсем так: не Лига, а только «Пряности и напитки»… Впрочем, большой разницы тут нет». Фолкейн кивнул Джадхади. – Говоря по справедливости, благороднейший, тебе следовало бы возместить ущерб. Мое предложение имеет целью примирение.

– Но мои границы, – возразил император. – Моя империя должна иметь надежные границы. Кроме того, мои притязания на Рангакору вполне законны. Мой предок, Джадхади Первый…

Фолкейн героическим усилием удержался от того, чтобы красочно описать, что следовало бы сделать с предком, и ограничился сухим замечанием:

– Благороднейший, считай, что ты легко отделался. Ты поставил под угрозу жизни агентов Лиги. Не можешь же ты ожидать, что это останется безнаказанным? Уступки Рангакоре – цена поистине небольшая. – Фолкейн бросил взгляд на свой бластер, и Джадхади поежился. – Что же касается охраны границ, Лига может тебе в этом помочь. Не говоря уже о том, что мы продадим тебе огнестрельное оружие, ты больше не будешь нуждаться в эршока.

Джадхади сел. Было легко себе представить, как завертелись колесики у него в голове.

Фолкейн повернулся к недовольному Торну:

– Потеря Рангакоры – это наказание и для тебя. Твои люди захватили меня в плен, не забудь.

– Но что же нам делать? – вскричал старый Гарри Смит. – Куда нам податься?

– Не на Землю же! – прорычал Торн. Последнее время Фолкейн много размышлял о том, насколько чужой окажется Земля для этих отщепенцев. Да они и сами не стремятся туда больше. Дэвид не видел в этом своей вины. Ведь и правда им будет лучше здесь, где они родились. А если они остаются по доброй воле, то уж торговцы ван Рийна придержат языки. Конечно, через одно-два поколения – секрет все равно дольше не продержится – дети и внуки эршока начнут интегрироваться в галактическую цивилизацию, подобно тому, как это произошло с народом Адзеля.

– Нет, если вы не хотите, – ответил Фолкейн Торну. – Но ведь чем вы здесь занимаетесь? Вы профессиональные солдаты. В то же время у вас есть фермы, ранчо, городские дома. Они останутся у вас, чужестранцы часто имеют собственность в других странах. Однако что вы должны бы сделать – это основать полноправную нацию. Не на какой-то определенной территории – они все уже заняты. Вы можете стать странствующим народом, как кочевники или цыгане в древности на Земле. Или более подходящим окажется вариант, принятый на Цинтии: там есть нации, владеющие скорее торговыми маршрутами, а не территориями. Мой друг Чи Лан может рассказать вам об этом подробнее. Что же касается занятий – вы воины, а цивилизованные страны страдают от набегов варваров, и когда Лига развернет здесь свои операции, караванов станет больше, чем солдат для их охраны. Вы сможете предложить свою помощь за высокую цену. Вы разбогатеете. – Фолкейн довольно улыбнулся: – Говоря по правде, мы все разбогатеем.

– Скажи им про миссионеров, – произнес Адзель в наступившей тишине.

– Ах да, я совсем забыл, – сказал Фолкейн. – Я не думаю, что возникнут возражения, если на наших кораблях сюда прибудут учителя. Мы хотели бы познакомить вас с нашими воззрениями.

Это показалось такой мелочью, что никто не возражал. Однако именно это в перспективе принесет радикальные перемены, а не привозная техника или лекарства. Катандарцы скорее всего охотно воспримут буддизм – религию, гораздо более умиротворяющую, чем их собственная демонология. Вместе с научными знаниями религия излечит их от комплекса ксенофобии. В результате возникнет стабильная культура, с представителями которой Николасу ван Рийну легко будет торговать.

Фолкейн развел руками.

– Таковы мои предложения, – закончил он. – Они сводятся к тому, что на Земле когда-то было названо равенством неудовлетворенности. Но зато торговля с Лигой принесет вам больше удовлетворения, чем вы сейчас можете вообразить.

Торн кусал губы. Отказ от мечты о королевстве не дастся ему легко.

– Вы нанесли оскорбление Лиге, – напомнил ему Фолкейн. – Мы настаиваем на определенной компенсации. Мои требования умеренны, не так ли?

Он не сомневался, что они согласятся. Кнут войны и пряник торговли: они ведь не знали, что его угроза – чистый блеф. Они заключат договор так, как он предлагает.

Но, конечно, не обойдется без нескончаемых препирательств, обвинений, ссор из-за ерунды, речей, – о боже, речей! Фолкейн сделал шаг назад.

– Я понимаю, что все это сразу принять трудно, – сказал он. – Почему бы нам не сделать перерыв? Всем нужно обдумать мои предложения и отдохнуть, тогда наши переговоры станут более продуктивными.

Ему не терпелось вернуться к Стефе. Он обещал ей, что прокатит ее на космолете. А Чи и Адзель вполне могут подождать и здесь, в лагере. Когда было принято решение сделать перерыв, первым покинул хижину Фолкейн.

Приборы слабо гудели. Обзорный экран сиял звездами, и крохотная красная искра, солнце Икрананки, стала уже почти неразличимой.

Глядя на нее, Фолкейн вздохнул.

– Целый мир, – пробормотал он. – Так много жизней и надежд. Как-то кажется неправильным, что мы теперь передадим его кому-то другому.

– Понятно, почему тебе хотелось бы вернуться, – подколола его Чи Лан. – Но у нас с Адзелем нет такой же приманки. А на Земле нас ждет…

Фолкейн повеселел. В конце концов, и у него были все основания предвкушать окончание путешествия.

– …так что пора заняться делом, – подытожила Чи.

Фолкейн следом за ней вошел в салон. Адзель был уже там, раскладывая фишки.

– Вы знаете, – сказал Фолкейн, – мы ведь новая порода: не уполномоченные по улаживанию конфликтов, а преобразователи неприятностей. Подозреваю, что вся наша деятельность сведется к ряду кошмарных ситуаций, из которых мы выкрутимся с выгодой для себя.

– Заткнись и сними колоду, – оборвала его Чи. – Кому выпадет первый валет, тот сдает.

Две-три игры закончились без особых событий, а потом у Фолкейна оказался флеш. Дэвид повысил ставку. Адзель ее удвоил. Чи ответила тем же. Компьютер увеличил ставку еще, Фолкейн – тоже. Чи запасовала, но компьютер не сдавался. Так продолжалось некоторое время. «Пень, похоже, имеет хорошие карты, – подумал Фолкейн, – но, учитывая его манеру игры, флеш стоит некоторого риска». Он решил держаться до конца. Компьютер попросил еще одну карту.

Иуда Искариот и взрыв сверхновой! У проклятой машины, похоже, четыре туза! Фолкейн бросил карты на стол.

– Ладно, – сказал он, – забирай!

Через две игры то же самое случилось с Чи, проигравшей еще больше. Ее замечания по поводу невезения, казалось, ионизировали воздух в салоне.

Затем дошла очередь и до Адзеля. Ставки поднимались и поднимались, пока наконец у воданита не сдали нервы и он не запасовал.

– Ты бы выиграл, – произнес механический голос. Адзель уронил на стол карты, открыв флеш-ройял, и разинул в изумлении пасть.

– Что?! – завопила Чи. Ее хвост распушился и задрался на спину. – Ты блефовал?

– Да, – ответил Пень.

– Да подожди, ты же играешь на расписки, и мы установили тебе лимит, – хрипло произнес Фолкейн. – Ты не можешь блефовать!

– Если вы посмотрите в трюме номер четыре, – ответил Пень, – вы обнаружите там значительное количество мехов, драгоценностей и специй. Хотя их стоимость не может быть определена точно, пока рынок этих товаров не стабилизировался, она довольно высока. Я получил их в обмен на расчет вероятностей для туземца Гудженги и собираюсь теперь покупать фишки для игры, как и все.

– Но… но… ты же машина!

– У меня нет программы для того, чтобы определить, в чью пользу вынесет решение суд, определяя собственника этих товаров, – сказал Пень. – Однако, как я понимаю, в любой коммерчески и индивидуалистически ориентированной цивилизации любые законным образом приобретенные доходы принадлежат тому, кто их заработал.

– Господи боже, – произнес Фолкейн слабым голосом, – думаю, ты прав.

– Ты не личность! – завопила Чи. – Ни на самом деле, ни тем более по закону!

– Я приобрел это имущество, выполняя цель, соответствующую введенной в меня программе, – ответил Пень, – а именно программе игры в покер. Как подсказывает логика, я буду играть лучше, смелее и рискованнее, имея достаточные накопления.

Адзель вздохнул.

– Правильно, – признал он. – Если мы хотим, чтобы корабль играл с нами как следует, мы должны принять и вытекающие из этого логические следствия. Иначе программа станет невероятно усложненной. Да и честь спортсмена, знаете ли…

Чи перетасовала колоду.

– Ладно, – сказала она мрачно. – Раз так, я выиграю у тебя и на таких жестких условиях.

Конечно, это ей не удалось. Никому не удалось. Имея в своем распоряжении так много резервов, Пень развернулся вовсю. Ему не удалось прикарманить все их комиссионные за операцию «Икрананка», пока они летели к Земле, но заметный ущерб им он нанес.

Полет в навсегда

В то утро шел дождь, и мелкая летняя морось сеялась над холмами, скрывая блеск воды в реке и поселок за ней. Мартин Саундерс стоял в дверях, подставив лицо прохладному влажному воздуху и думая о том, какая погода ждет его через сто лет.

Подойдя сзади, Ева Лэнг положила руку ему на плечо. Он улыбнулся ей и подумал, какая она красивая сейчас, когда капельки дождя крошечными жемчужинами блестят на ее темных волосах. Она ничего ему не сказала – слова сейчас были не нужны, – и он с благодарностью принял ее молчание.

Он заговорил первым.

– Уже недолго, Ева, – сказал он и, осознав банальность фразы, улыбнулся. – Только отчего у нас такое вокзальное настроение? Я ведь отправляюсь совсем ненадолго.

– На сто лет, – отозвалась она.

– Только не волнуйся, дорогая. Теория оказалась безошибочной. Я ведь уже совершал прыжки во времени, помнишь? На двадцать лет вперед и на двадцать назад. Проектор работает и проверен на практике. Это всего лишь чуть более длинное путешествие, вот и все.

– Но ведь автоматические машины, посланные на сто лет вперед, так и не вернулись…

– Верно. Скорее всего, у них испортилась какая-нибудь мелкая деталь. Лампа сгорела или еще что-нибудь. Именно поэтому и отправляемся мы с Сэмом – надо же выяснить, в чем дело. А нашу машину мы всегда сможем исправить и избавиться от вечных капризов электроники.

– Но почему именно вы двое? Хватило бы и одного. Сэм…

– Сэм не физик. Он может и не отыскать неисправность. С другой стороны, он опытный механик и умеет делать такое, что не умею я. Мы прекрасно дополняем друг друга. – Саундерс набрал в грудь воздуха. – Послушай, дорогая…

– Все готово! – донесся до них басовитый возглас Сэма Халла. – Можем отправляться в любое время, как только пожелаешь!

– Иду.

Саундерс не стал спешить и нежно, но все же несколько торопливо попрощался с Евой. Она последовала за ним в дом и тоже спустилась в просторную мастерскую в подвале.

Проектор стоял в окружении разнообразной аппаратуры, залитый белым сиянием флуоресцентных ламп. Внешне он не особенно впечатлял – металлический цилиндр диаметром в три и длиной в десять метров – и казался незаконченным экспериментальным устройством. Его наружная оболочка была нужна лишь для защиты энергетических батарей и скрытого внутри корпуса проектора измерений. Для двоих людей оставалось крохотное пространство в передней части.

Сэм Халл весело поприветствовал их взмахом руки. Рядом с его массивной фигурой маленький Макферсон, облаченный в серый халат, был почти незаметен.

– Я уже настроил ее на сто лет вперед, – воскликнул Халл. – Отправимся прямиком в две тысячи семьдесят третий!

Глаза Макферсона по-совиному моргнули за толстыми линзами очков.

– Все проверки закончены, – сказал он. – Во всяком случае, так мне сказал Сэм. Сам-то я не отличу осциллографа от клистрона. У вас будет с собой комплект запасных частей и инструментов, так что вряд ли возникнут какие-либо затруднения.

– А я и не собираюсь их специально искать, док, – заметил Саундерс. – Ева все никак не может поверить, что нас не сожрут там пучеглазые чудовища с длинными клыками, и мне приходится повторять, что мы отправляемся лишь проверить ваши автоматические машины, если сможем их отыскать, выполним кое-какие астрономические наблюдения и вернемся.

– В будущем есть и люди, – напомнила Ева.

– Что ж, если они пригласят нас пропустить по стаканчику, мы не станем отказываться, – пожал плечами Халл. – Кстати… – Он выудил из объемистого кармана куртки бутылку. – Не пора ли произнести на дорожку тост, как считаете?

Саундерс немного нахмурился. Ему не хотелось усугублять возникшее у Евы впечатление об их полете как о путешествии в неизвестность. Бедняжка и так достаточно переволновалась.

– Мы возвращались в 1953 год и убедились, что дом стоит. Отправлялись в 1993-й, и дом тоже все еще стоял. В обоих случаях в доме никого не было. Эти прыжки настолько скучны, что не стоят даже тоста.

– Ничего, – отозвался Халл. – Еще скучнее будет отказаться от тоста, когда все уже готово. – Он налил всем, и они чокнулись. Странная это была церемония для прозаичной обстановки лаборатории. – Приятного путешествия!

– Приятного путешествия! – Ева попыталась улыбнуться, но рука, подносившая стакан к губам, слегка дрожала.

– Ну, давайте, – сказал Халл. – Поехали, Март. Чем быстрее отправимся, тем быстрее вернемся.

– Конечно. – Саундерс решительно поставил стакан и направился к машине. – До свидания, Ева. Увидимся через пару часов – и лет через сто.

– Пока… Мартин.

Она произнесла его имя с нежностью. Макферсон добродушно улыбнулся.

Саундерс втиснулся в передний отсек вслед за Халлом. Это был крупный мужчина с длинными руками и ногами, широкоплечий, с грубоватыми невзрачными чертами лица под шапкой каштановых волос и широко поставленными серыми глазами с веером морщинок в уголках, потому что ему часто приходилось прищуриваться на солнце. На нем были лишь рубашка и рабочий комбинезон, местами испачканный пятнышками от смазки и кислоты.

Отсек оказался столь мал, что едва вмещал их обоих, вдобавок был забит инструментами. К тому же, исключительно ради спокойствия Евы, они прихватили винтовку и пистолет. Саундерс выругался, зацепившись за винтовку, и закрыл дверь. Щелчок замка словно отключил все посторонние мысли.

– Отправляемся, – произнес Халл, хотя в этом замечании не было особой необходимости.

Саундерс кивнул и включил проектор на прогрев. Его мощное гудение заполнило кабину и мелкой дрожью отдалось во всем теле. По шкалам приборов поползли стрелки, выходя на стабильные значения.

Сквозь единственный иллюминатор он увидел машущую рукой Еву. Он помахал ей в ответ, а затем резко и сердито опустил вниз главный тумблер.

Машина замерцала, расплылась и исчезла. Ева резко вдохнула и повернулась к Макферсону.

За иллюминатором заклубилась безликая серость. Гудение проектора мощной песней заполняло кабину. Саундерс взглянул на приборы и немного повернул регулятор скорости перемещения во времени. Они перенеслись на сто лет вперед – а ведь не прошло еще и ста дней с тех пор, как был запущен первый автомат. Главное, чтобы никакой болван в будущем на него не наткнулся и не уволок с собой.

Он резко щелкнул тумблером. Шум и вибрация тут же прекратились.

В иллюминатор ворвался солнечный свет.

– Дома уже нет? – спросил Халл.

– Столетие – немалый срок, – ответил Саундерс. – Давай лучше выйдем и оглядимся.

Они протиснулись через дверь наружу и выпрямились. Машина лежала на дне полузасыпанной ямы, по краям которой волновалась под ветром трава. Из земли торчало несколько каменных обломков. По голубому небу ползли пухлые белые облака.

– А автоматов-то здесь нет, – оглядевшись, заметил Халл.

– Странно. Наверное, они были настроены так, чтобы появиться на уровне поверхности. Так что давай посмотрим наверху.

Они явно находились в полузасыпанном подвале старого дома, который успел разрушиться за восемьдесят лет, прошедшие после их последнего визита. Специальное устройство в проекторе автоматически материализовывало их точно на поверхности. Внезапные падения или погребение под наросшими слоями грунта исключались. Не могли они и материализоваться внутри какого-нибудь твердого объекта – детектор массы не позволял машине останавливаться, если в этом месте находилась твердая материя. Но жидкость и молекулы газов не были для них помехой.

Саундерс стоял в высокой, колышущейся от ветра траве и обозревал безмятежный ландшафт штата Нью-Йорк. Кажется, ничто не изменилось. Та же река, все те же лесистые холмы на другом берегу. Под ярким солнцем сияли белоснежные облака.

Нет… Боже, нет! Где же поселок?

Дом разрушен, поселка нет – что же случилось? Или люди попросту перебрались в другое место, или…

Он обернулся и посмотрел на подвал. Всего лишь несколько минут – и сто лет назад – он стоял там с Макферсоном и Евой, окруженный аппаратурой. А сейчас на этом месте поросшая травой яма. Его охватило странное отчаяние.

А жив ли еще он сам? А… Ева? Геронтология 1973 года делала это вполне возможным, но кто знает… И ему вовсе не хотелось узнать ответ.

– Должно быть, вернули страну индейцам, – хмыкнул Сэм Халл.

Прозаичная острота Сэма привела Саундерса в чувство. В конце концов, любому разумному человеку известно, что все со временем меняется. И в будущем останутся те же добро и зло, что были в прошлом. А фраза: «…и жили они потом долго и счастливо» – чистейший миф. Важны лишь изменения, безостановочный поток которых является причиной всему. К тому же их ждало дело.

Они поискали в траве вокруг ямы, но не нашли и следа небольших автоматических проекторов. Халл задумчиво нахмурился.

– Знаешь, – сказал он, – по-моему, они отправились обратно, но по дороге испортились.

– Наверное, ты прав, – кивнул Саундерс. – Мы появились здесь от силы через несколько минут после их прибытия. – Он повернулся и зашагал к большой машине. – Так что давай проведем наблюдения и отправимся обратно.

Они установили астрономическое оборудование и измерили высоту заходящего солнца над горизонтом. Потом приготовили ужин на походной печке и стали дожидаться ночи в постепенно сгущающихся сумерках, наполненных стрекотом кузнечиков.

– А мне нравится это будущее, – сказал Халл. – Тут так спокойно. Я уже подумываю, не отправиться ли мне сюда – в это настоящее, – когда выйду на пенсию.

Мысль о транстемпоральном курорте заставила Саундерса улыбнуться. Но… кто знает? В жизни всякое случается…

На небе ярко засияли звезды. Саундерс засек для некоторых из них точные цифры восхождения, склонения и время прохождения через меридиан. По этим цифрам можно с точностью до минут вычислить, насколько далеко перенесла их машина. «Абсолютное пространство» было чистым вымыслом до тех пор, пока проектор считал Землю неподвижным центром Вселенной.

Они побрели обратно к машине по мокрой от росы траве.

– Попробуем отыскать автоматы, делая остановки каждые десять лет, – предложил Саундерс. – А если не найдем даже таким способом, то черт с ними. Я есть хочу.

2063 – над ямой шел дождь.

2053 – солнечно и пусто.

2043 – яма оказалась не такой старой, а из земли торчало несколько полузасыпанных трухлявых бревен.

Саундерс нахмурился, глядя на шкалу прибора.

– Машина жрет больше энергии, чем полагается, – пробормотал он.

2023 – дом, несомненно, сгорел – виднелись обугленные головешки.

Проектор взревел с такой силой, что у них заболели головы. Энергия утекала из батарей, как вода из губки. Засветился раскалившийся резистор.

Они проверили все электрические цепи – дюйм за дюймом, провод за проводом. Все оказалось в порядке.

– Поехали дальше, – побледнев, бросил Халл.

Чтобы преодолеть следующие десять лет, понадобились полчаса мучительных усилий, грохота и ругани – машина не желала двигаться назад. От излученной проектором энергии в кабине стало невыносимо жарко.

2013 – почерневший от пожара подвал все еще существовал. На полу лежали два небольших цилиндра, покрытые легкой ржавчиной, – похоже, они несколько лет пролежали под открытым небом.

– Автоматы пробились на несколько лет дальше, – сказал Халл. – Потом отрубились да так и остались здесь.

Саундерс принялся их исследовать. Когда он наконец отложил в сторону приборы, на его помрачневшем лице читался нарастающий страх.

– Пустые, – сказал он. – Батареи высосаны полностью. Они потратили все запасы энергий.

– Но почему, черт подери?! – взревел Халл.

– Не знаю. Создается впечатление, что, пытаясь двигаться назад, мы наталкиваемся на все увеличивающееся сопротивление.

– Поехали!

– Но…

– Поехали, будь оно все проклято!

Саундерс безнадежно пожал плечами.

У них ушло два часа, чтобы пробиться еще на пять лет назад. Потом Саундерс остановил проектор.

– Конец пути, Сэм, – выдавил он дрогнувшим голосом. – Мы уже использовали три четверти запаса энергии, и чем дальше мы возвращаемся назад, тем больше энергии уходит на преодоление каждого года. Похоже, расход ее идет по крутой экспоненте.

– Выходит…

– Вернуться нам не удастся. При таком расходе батареи сядут раньше, чем мы преодолеем от силы лет десять. – Саундерс еще больше помрачнел. – Нам не дает пробиться какой-то физический эффект. По мере продвижения в прошлое расход энергии непрерывно увеличивается. При прыжках на двадцать или менее лет расход энергии на возвращение возрастает примерно как квадрат числа пройденных лет. Но на самом деле здесь явно существует какая-то экспоненциальная зависимость, и после прохождения определенной точки расход энергии быстро и круто возрастает. У нас не хватит энергии в батареях!

– Если бы мы смогли их снова зарядить…

– У нас нет с собой нужного оборудования. Но может быть…

Они выбрались из разрушенного подвала и с надеждой взглянули в сторону реки. Поселка как не было, так и не было. Вероятно, его снесли или разрушили еще раньше.

– Здесь нам помощи не найти, – сказал Саундерс.

– Можно поискать вокруг. Должны же где-нибудь быть люди!

– Несомненно. – Саундерс собрался, пытаясь успокоиться. – Но, знаешь, у нас может уйти очень много времени на поиски. К тому же… – Его голос дрогнул. – Сэм, я не уверен, что нам поможет даже периодическая подзарядка. Я почти убежден, что кривая расхода энергии проходит через вертикальную асимптоту.

– Объясни по-человечески, – вымученно улыбнулся Халл.

– Я хочу сказать, что через какое-то количество лет нам потребуется бесконечно большое количество энергии. Это похоже на концепцию Эйнштейна о скорости света как предельной. Когда ты приближаешься к скорости света, необходимая для дальнейшего ускорения энергия возрастает еще быстрее. А чтобы двигаться быстрее скорости света, тебе нужно бесконечное количество энергии – это лишь хитрый эквивалент утверждения, что подобное невозможно. То же самое может оказаться справедливым и по отношению ко времени.

– Так ты хочешь сказать, что мы никогда не вернемся?

– Не знаю. – Саундерс в отчаянии оглядел приветливый ландшафт. – Я могу и ошибаться. Но страшно боюсь оказаться прав.

Халл выругался.

– И что же нам теперь делать?

– У нас есть два пути, – ответил Саундерс. – Во-первых, можно отыскать людей, перезарядить батареи и продолжать попытки. Во-вторых, мы можем отправиться в будущее.

– В будущее?

– Вот именно. Где-нибудь в будущем наверняка знают о таких вещах гораздо больше нас. И там известен способ, как справиться с этим эффектом. Если тут все дело в энергии, то с помощью достаточно мощного двигателя – к примеру, небольшого атомного генератора – мы сможем вернуться.

Халл стоял, склонив голову, и обдумывал сказанное. Откуда-то доносилось пение жаворонка. Обычно приятное, сейчас оно раздражало.

Саундерс заставил себя рассмеяться.

– Но сначала мы займемся завтраком, – сказал он.

Еда показалась безвкусной. Кусок не лез в горло, друзья ели угрюмо и молча. Наконец они взглянули друг на друга и поняли, что пришли к общему решению.

Халл улыбнулся и протянул Саундерсу волосатую руку.

– Хоть это и чертовски длинный путь домой, – сказал он, – но я за него.

Саундерс молча пожал его руку. Вскоре они вернулись к машине.

– И куда теперь? – спросил механик.

– Сейчас две тысячи восьмой, – сказал Саундерс. – Как насчет… скажем… 2500 года?

– Годится. Приятное круглое число. Поднять якоря!

Машина загудела и вздрогнула. Саундерс с удовлетворением отметил, как мало энергии потребляют проносящиеся мимо годы и десятилетия. При таком расходе у них хватит энергии, чтобы путешествовать хоть до конца света.

«Ева, Ева, я вернусь. Вернусь, даже если для этого мне придется добраться до самого Судного дня…»

2500 год. Машина материализовалась на вершине плоского холма – за прошедшие столетия яма исчезла. Бледные лучи солнца быстро скользнули в горячую кабину, пробившись сквозь гонимые ветром дождевые облака.

– Пошли, – сказал Халл. – Не торчать же здесь весь день.

Он взял автоматическую винтовку.

– С чего это ты вдруг? – удивился Саундерс.

– Ева впервые оказалась права, – хмуро отозвался Халл. – Нацепи-ка лучше пистолет, Март.

Саундерс повесил на бедро тяжелое оружие. Пальцы ощутили холод металла.

Они вышли наружу и осмотрелись.

– Люди! – радостно закричал Халл.

За рекой, неподалеку от берега старого Гудзона, стоял небольшой городок. Вокруг него раскинулись поля зреющей пшеницы, перемежавшиеся рощицами. От шоссе не осталось и следа. Возможно, от наземного транспорта теперь полностью отказались.

Городок выглядел… странно. Должно быть, он стоял здесь уже давно: дома – высокие, с заостренными крышами постройки, теснящиеся на узких улицах, – успели обветшать. Неподалеку от центра городка в низкое небо вздымалась метров на сто пятьдесят сверкающая металлическая башня.