Текст книги "Джулиан. Возвращение"

– Силы небесные! Бедный ребёнок, за что его постигла такая участь? Мама, как думаешь, малыш выживет?

– Не знаю что и сказать, сынок. Он немало времени пролежал в сырости и холоде, я не возьмусь и предположить, сколько он протянет. Конечно, я сумела искупать бедняжку и завернуть в чистое, а для тепла я положила в корзинку бутыль с горячей водой. Марион согласилась покормить подкидыша, но он так слаб, что молоко больше пролилось, чем попало в рот. Старуха Инесс, уверяет, что он не доживёт и до утра.

– Знаешь, мама, в конце концов, не нам решать сколько отпущено малышу, всё в руках Господа и Святых, мы можем лишь просить о милости. В любом случае, если наш небесный Отец заберёт мальчика к себе, его уход будет мирным, не в холодном сыром лесу, а среди заботы и молитв. Я не хочу впадать в грех осуждения того, кто проявил жестокость по отношению к невинной душе. Надеюсь, этот человек имеет оправдание своему поступку. Должно быть, мать малютки пребывала в страшном отчаянии, что и помутило её разум.

Отец Огюст с интересом рассмотрел шарф, в который был обёрнут ребёнок.

– Хм, это вещь несомненно очень дорого стоит. Мой несчастный брат Эрик обожал шёлковые шарфы. – Задумчиво произнёс Лоран. – Мало кто может позволить себе такую покупку. Должно быть, богатый сеньор соблазнил бедную девушку и оставил, как только, узнал о ребёнке. Скорее всего она слишком молода и страх позора затуманил бедняжке голову.

– Может ты и прав, сынок. Но эта девушка точно не из нашей деревни. – Покачала головой женщина. – Я слишком хорошо всех знаю, что бы у меня возникли сомнения.

Кюре кивнул и вновь взглянул на младенца, что дышал совсем не слышно. Лицо его было бледно, глаза закрыты. Пожалуй, несчастное дитя и впрямь долго не протянет.

Отец Огюст тяжело вздохнул и осенил крестом корзинку с ребёнком. Счастье, если несчастный малыш доживёт до утра, ласковое весеннее солнце скрасило бы последние минуты. Экая жалость, он так мал и ничего ещё не успел познать в мире, из которого так жестоко был изгнан.

В эту ночь, огонь свечи горел только в скромном доме святого Отца Лорана. Ни ему ни его матери Сюзанне не удалось вздремнуть даже на пару минут. Ребёнок, что прежде лежал белый, словно снег, внезапно раскраснелся. Пот так обильно выступил на крохотном личике, что женщина едва успевала промокать его платком. Дыхание мальчика стало громкими, прерывистым и тяжёлым, казалось, он с большим трудом делает каждый вздох.

– Огюст! Силы небесные, малыш задыхается! – В отчаянии воскликнула Сюзанна.

– Мама, у него сильный жар, – озадачено бросил кюре. – Его надо немедленно развернуть и обтереть душистым уксусом. Ах, бедняжка, столько мучений невинной душе за грехи его неосмотрительных родителей!

Женщина с горечью смотрела, как малыш ловит воздух широко открытым ртом, и всё его маленькое тельце содрогается от этих безуспешных попыток.

– Послушай, мама, не знаю сколько осталось бедняжке, но считаю его нужно немедленно окрестить. Пусть он отойдёт к Господу, как положено честному прихожанину. Я принесу что нужно для обряда.

Сюзанна только кивнула в ответ и, взяв ребёнка на руки прижала к себе. Прикоснувшись губами к потной, пылающей от жара голове мальчика, она начала истово шептать.

– Милосердный Отец, когда-то ты простил мой страшный грех, я готова принять на себя чужой и угодить на вечные муки в аду, только пощади эту невинную душу! Этот малыш не успел натворить ничего, за что может быть сурово наказан. Помоги ему, Господи! Пресвятая Дева, пожалей этого бедного ребёнка, ради твоей извечной милости к заблудшим!

Когда Отец Огюст вернулся, лицо женщины было сплошь залито слезами.

– Он… умер?! – Воскликнул священник.

– Нет, сынок, жизнь ещё теплиться в нём, но… малыш угасает с каждой минутой. – Сдавленно прошептала женщина.

– Послушай, мама, при крещении младенцу дают имя святого покровителя, но несчастный видно не успеет воспользоваться им. Как думаешь… не будет ли грехом если мы назовём его именем моего старшего брата?

– Ах, сынок, ты священник и спрашиваешь совета у простой прихожанки. – Горько покачав головой, ответила Сюзанна. – Если ты хочешь услышать моё мнение, то делай как хочешь, большего греха чем совершила мать этого малютки видно уже не станет.

И вот в скромной кухне дома деревенского кюре, в дождливую ночь, умирающий мальчик прошёл обряд крещения и был наречён именем Эрик.

После, женщина с завидным упорством продолжала обтирать малыша душистым уксусом. До самого утра, она и её сын священник, по очереди носили младенца на руках, шепча молитвы. От всей души пытаясь облегчить состояние бедняжки. Если уж ему выпала такая доля пусть его уход произойдёт как можно легче и в ласковой заботе, которой он был лишён с самого рождения.

За окном уже рассвело, когда Лоран, чья очередь настала держать мальчика, удивлённо воскликнул.

– Глазам не верю, мама, взгляни!

Женщина испуганно подошла ближе.

– Что? Что, сынок, малыш совсем затих… неужели он… – И глаза женщины вновь наполнились слезами.

– Нет же! Слава милосердию Господа и всем Святым! Он всего лишь заснул! Смотри, как ровно он дышит, лицо больше не краснеет, жара нет. Он просто спит, самым обычным сном.

Осторожно словно хрупкую вазочку, младенца уложили в корзину и кюре вместе с матерью, опустились на колени. Их лица осунулись за ночь, и были серыми от усталости, но светлая радость наполнила взгляд. Они простояли на коленях больше часу, вознося молитвы и благодарности Богу и Святым покровителям.

В деревне только и разговоров было о счастливом спасении найдёныша. Видно не зря его нашла мать кюре, молитвы священника оказались сильнее зла, что сотворили бездушные люди, оставившие ребёнка на верную погибель. Хотя некоторые сердобольные крестьяне и изъявили желание приютить малютку, ведь он пожалуй принесёт счастье в дом, раз уж небеса взяли его под своё покровительство. Но Сюзанна так и не решилась расстаться с мальчиком и маленький Эрик стал приёмным сыном молодого кюре.

Должно быть, в награду за страдание, он оказался у людей, что одарили его самой щедрой любовью, какую только можно пожелать для сироты. Однако, меру испытаний, выпадающих на долю человека, знает один лишь Господь. Когда малышу исполнился год, Сюзанна и Огюст Лоран с горечью поняли, что мальчик слепой. Может он был таким от рождения. Может жестокость его родителей, или последствия греховной связи стали тому причиной, теперь всё равно не узнать. Одно лишь стало утешением, ребёнок оказался в семье священника. Возиться с незрячим по силам лишь людям, обладающим крепким терпением. Для крестьянской семьи это настоящая обуза. Чем может слепец заработать себе на хлеб? Разве что просить подаяние.

Но, несмотря на опасения Сюзанны, Эрик рос, как все обычные дети и вовсе не был совсем уж беспомощным. Те, кто видел мальчика впервые и не догадывался об изъяне, отмечали миловидную внешность ребёнка. Тонкие черты лица, маленький рот и необычайно чистые глаза нежно– бирюзового цвета. В сочетании с рыжевато-каштановыми волосами и густыми ресницами, такой необычный цвет глаз, тот час привлекал внимание к малышу и заставлял усомниться в его недуге. Словом, маленький приёмыш не доставлял особых хлопот своим опекунам. Но кюре Огюст с досадой замечал, что у мальчика вовсе нет охоты придаваться играм и обычное детское любопытство ему не присуще. Казалось, что Эрик заранее знает, что произойдёт в том или ином случае и не нуждается в подтверждении своих знаний. В глазах священника, ребёнок походил на старика, что живёт на земле так долго и удивить его попросту не возможно. Бессонными ночами Лоран утешал себя мыслями, что малыш ведёт себя странно всего лишь из-за слепоты. Может и к лучшему, что незрячий мальчонка не пытается встать на путь исследования. Страшно подумать сколько всего могло бы с ним приключиться. Ребятишки вечно норовят угодить в неприятности; свалиться в воду, или забрести в лес, угодить под колёса повозки, или прищемить руку дверью. Эрик видно обладает тихим и спокойным нравом и это вполне подходит для мальчика усыновлённого Святым Отцом.

И вскоре Сюзанна и кюре Лоран совсем перестали испытывать страх за ребёнка, раз уж смерть обошла его стороной стало быть, Святые охраняют его, а кто лучше них сможет защитить малыша от всякого зла?

К радости священника, к пяти годам, Эрик, что рано выучился разговаривать, старательно запоминал молитвы которым его учил приёмный отец. Аккуратно исполнял нехитрую работу, помогая Сюзанне по дому. Забавно было глядеть, как мальчик собирает миски после ужина или сосредоточенно наполняет кружки молоком, ухитряясь не пролить ни капли на стол.

В ясный летний день, когда Сюзанна отправилась за покупками в город, Огюст взял мальчонку с собой навестить могилу брата в лесу.

– Ну вот, сынок, теперь ты смирно посидишь под деревом, пока я прочту молитву. – Ласково произнёс молодой священник. – Надеюсь, ты понимаешь, что не следует никуда уходить? Ты же не хочешь заблудиться?

– Нет, папа, я никуда уйду без разрешения. – Кивнул мальчик.

Огюст бережно смахнул засохшую ветку, что повисла на скромном, потемневшем от времени и непогоды кресте и, сложив руки, принялся читать молитву. Глаза его были закрыты, лёгкая грусть щемила сердце. Однако, стоило ему бросить взгляд на могильный холм, как он вздрогнул от неожиданности. Прямо возле креста сидел Эрик, ощупывая землю ладошками.

– Сынок! Чего ради ты покинул своё место? Я же просил не уходить без моего ведома! – Воскликнул кюре.

– Ты молишься о душе моего дяди, папа? – Не обращая внимания на сказанное, спросил ребёнок

– Дяди? Хм… с чего ты решил… – замялся Огюст.

– Не знаю. – Пожал плечами мальчик. – Я просто почувствовал это. Это могила твоего старшего брата, чьё имя я ношу. – Вновь пожимая плечами, ответил Эрик.

Сердце священника отчаянно забилось.

– Ты… ты, должно быть, ходил сюда с бабушкой прежде?

– Нет. Мы ходили только к пруду, и в каштановую рощу. Здесь я ещё не был. – Задумчиво протянул малыш.

– Святой Бриак, от чего же, ты так уверен что это могила твоего дяди, сынок, и даже знаешь как его звали? – Озадаченно спросил Огюст.

– Просто я слышу его, папа. Он обратился ко мне тот час, как мы пришли в это место. – Спокойно ответил Эрик.

Кюре почувствовал, как капли пота выступили на его лице, он схватил ребёнка за плечи и опустился перед ним на колени.

– Сынок… послушай… мальчик мой, то, что ты говоришь-очень злая шутка. Добрым ребятишкам не стоит шутить такими вещами. Смерть близких причиняет страдания. И праздные разговоры об этом могут сильно ранить. Ты меня понимаешь, Эрик?

– Папа, – глядя сквозь приёмного отца своими ясными и чистыми глазами, шепнул мальчик. – Я вовсе не шучу. Но, что делать если дядя и впрямь обращается ко мне?

Огюст, стараясь держать себя в руках и не прикрикнуть на ребёнка, глубоко вздохнул и ровным голосом спросил.

– Хорошо, я верю, что ты не выдумываешь. Просто ответь, кто тебе рассказал, что ты носишь имя моего брата?

– Так дядя и сказал. – Приподняв тёмные бровки, ответил Эрик. – Он очень счастлив теперь…

Глаза священника наполнились слезами.

– Ах, мой мальчик, ты и вообразить не можешь, что значат твои слова. Мой бедный брат успел немало выстрадать при жизни. Он…

– Я знаю. – Вновь ровным голосом произнёс ребёнок. – Дядя сказал, что совершил много тяжких грехов, но Господь услышал твои молитвы и счёл его раскаяние искренним.

Лоран не отрываясь смотрел на мальчика, то что он услыхал, к тому же из уст шестилетнего мальчика, потрясло его до глубины души. Он не знал что и думать. Пресвятая Дева, если он не сможет спросить совета умудрённого жизнью человека, разорванные словно ворох тряпья мысли, сделают его душевно больным. И Огюст нашёл единственно правильное решение, он непременно должен известить Святого Отца Габриэля и его тайный Орден воинов Христа.

Вскоре, на его полное отчаяния письмо, пришёл ответ от брата Бернара. Кюре Лорана с приёмным сыном буду рады видеть в тайной обители.

Священник не решился рассказать матери о странном случае в лесу. Собравшись в дорогу, он всего лишь дал понять, что получил приглашение братьев навестить их.

Маленький Эрик, как всегда, спокойно кивнул и обнял бабушку на прощание. И крепко взяв приёмного отца за руку, без страха и простого детского любопытства, оправился вслед за ним в дорогу.

Молчаливый монах встретил путников у кромки леса. Как и в свои предыдущие посещения, Огюсту пришлось завязать глаза и словно слепцу, пробираться вслед за провожатым держась за его пояс. Мальчика нёс на руках монах. Когда путники сели в лодку, кюре охватили воспоминания, что вновь причинили ему нестерпимую боль. Когда-то, он юным послушником с горящими от нетерпения глазами, ехал на встречу с Отцом Габриэлем. Тогда он был полон надежд. И единственным желанием было распутать клубок тайны и покарать зло. Кто бы мог представить, что это зло вырвалось на свободу с помощью его родного брата! Жажда власти как ржавчина разъедала душу молодого шевалье. И ослеплённый желанием насладиться ею он не нашёл ничего лучше, как получить желаемое из рук дьявольского отродья. Ну и дорого же обошлась красавцу Эрику эта дружба. Даже спустя годы, кюре Огюст старательно гнал от себя мысли, в пучину каких пороков успел скатиться старший брат. Погрузившись в тоскливые воспоминания, он даже не заметил, как лодка причалила к берегу. Впрочем, ехали они в тишине и малыш успел задремать, а провожатый не отличался красноречием.

К радостному удивлению Огюста, Отец де Орли, был ещё жив. Вот уж поистине чудо! Ещё лет тринадцать тому назад старик едва дышал и был так немощен, что казалось, его может поднять в воздух даже сквозняк. Он давно не мог ходить сам и монахи заботливо носили своего настоятеля на руках, что бы усадить в кресло главного зала часовни, выдолбленного в скале.

Прежде чем отправиться к Отцу Габриэлю, Огюст с искренней радостью обнялся с братьями, что когда-то отважно бросились в сражение со злом, стараясь не допустить гибели юного послушника и его матери. Широкое лицо брата Леона так и светилось от счастья. Алоиз весело похлопывал кюре по плечу, а Бернар желал непременно устроить его и мальчика в своей келье на ночлег.

Всё это время, маленький Эрик стоял возле отца, терпеливо дожидаясь.

– Ну что, малыш, ты пожалуй не прочь отведать горячего супу? – Добродушно пробасил Леон.

Мальчик кивнул и протянул к нему руку. Но тот час жалобно вздохнул и прижался щекой к пустому рукаву рясы монаха, что был заткнут за пояс.

– Ну, Эрик, не пугайся, я, видишь ли, неловко сунул руку в мялку. – Пробормотал Леон.

– Нет. – Покачал головой малыш. – Тьма преисподней лишила вас руки, дядя.

Монахи удивлённо переглянулись.

– Эй, Огюст, надеюсь, ты не пичкал воспоминаниями такого мальца? – Озадачено шепнул Алоиз.

– О чём вы, братья?! Я ещё не лишился ума, поведать о той страшной ночи кому бы то ни было тем более ребёнку. – Быстро шепнул в ответ кюре. – Сынок, что ты бормочешь о тьме, тебе же сказали, брат Леон угодил в мялку.

Эрик упрямо сжал губы.

– Я не придумываю, папа, я просто это знаю.

Монахи не нашлись что ответить и поспешили отвести гостей в келью.

– Вот, брат Бернар, немного отстав от остальных, тихо бросил Огюст. – Собственно из-за сынишки я решился просить совета у настоятеля. Господь милосердный, меня пугают его речи и возможность видеть то, что не ведомо другим.

– Пожалуй ты прав, кюре из Куа Тронкиля. Должно быть, это дитя обладает даром прорицателя, а вот к добру ли эдакое умение, пусть решит Отец Габриэль.

Вскоре к Огюсту подошёл сухопарый монах и попросил следовать за ним, господин де Орли желает видеть молодого священника и его сына. Небо над лесом потемнело, тучи, что собирались ещё с полудня, окутали всё мрачным сумраком. Приближающаяся гроза, лишала настоятеля сил. И кюре Лорана проводили не в зал для молитв, а в келью настоятеля.

Огюсту показалось, что старик стал совсем уж бесплотным. На узкой скромной лежанке, покрытой грубошёрстным одеялом, контуры его тела едва виднелись в полумраке комнаты. Но взгляд Отца Габриэля остался таким же пронизывающим и ясным. На морщинистом, словно засохший каштан лице, выделялся лишь острый тонкий нос.

– Как я счастлив, что вновь вижу вас, Святой Отец! – Почтительно опустившись на колени возле ложа настоятеля, воскликнул кюре.

– Ах, сын мой, – тихо рассмеялся старик, – отрадно, что с годами ты не утратил умение искренне радоваться и не скрывать своих чувств. Ты всё тот же восторженный мальчик из Куа Тронкиля. Твоя душа, так и осталась, словно открытая книга, Огюст, во всяком случае, я не нахожу в ней тёмных страниц и тайных посланий. Хотя… твоё желание приехать в обитель, продиктовано томлением, что явно тяготит твои мысли. Речь видно о малыше, что вы с матерью взяли под опеку?

– Вы, как всегда, прозорливы, Святой Отец. – Шепнул в ответ кюре. Видите ли…

– Стой, Огюст, не продолжай, – слегка приподняв ладонь, произнёс настоятель. – Надеюсь, Святые не откажут мне в милости разобраться самому, как помогали раньше. Пусть мальчик подойдёт ближе, а ты присядь возле камина и постарайся запастись терпением и не мешать мне.

– Как вам будет угодно, Святой Отец. – Лоран поцеловал руку старика и легонько приобняв ребёнка за плечи, подвёл его к изголовью постели.

– Эрик, тебе следует поздороваться, это господин де Орли, будь умником и отвечай на все вопросы с должным уважением.

Мальчик кивнул и подойдя вплотную к старику, протянул руку в его сторону. Старик взял своими сухими и узкими пальцами кисть ребёнка и ласково спросил.

– Ты не боишься меня, сынок?

– Нет. – Покачал головой Эрик. – Не думаю, что бы папа привёл меня к плохому человеку, где мне может что-то угрожать.

– Хм, ты прав, малыш, твой славный отец тебя очень любит. Сколько тебе лет, сын мой?

– Должно быть шесть, господин настоятель.

– Удивительно, твоя манера говорить больше годится для более старшего возраста. Ты знаешь молитвы, Эрик?

– Да, господин. Я учу их повторяя за отцом, знаю четыре псалма и хвалу Пресвятой Деве. Если хотите я прочту молитву Святому Гуго, что бы к вам вернулись силы. И хотя Господь призовёт вас через три месяца, вы сможете оставшееся время провести сидя в кресле и не лежать целый день в постели.

Эта сказанная простодушным детским голоском фраза заставила Огюста, как ужаленного вскочить на ноги. Но знак, который подал старик, удержал его от опрометчивого желания схватить ребёнка и потребовать немедленного объяснения своих слов.

– Стало быть, я предстану перед Создателем осенью? Отчего ты так в этом уверен, Эрик? – Спокойно произнёс старик.

– Я просто это знаю, господин настоятель. – Пожал плечами мальчик.

– Ну хорошо, не станем впадать в грех любопытства, согласен? Давай просто поговорим о чём угодно?

– Да, господин Габриэль. – Просто ответил ребёнок

Настоятель и Эрик начали говорить очень тихо, а сердце кюре колотилось так громко, что он мог расслышать лишь отрывочные слова и фразы. Силы небесные, что такого в его приёмном сынишке, раз от его вскользь брошенных фраз, пот выступает на висках? Неужто Господь нарочно привёл этого ребёнка в семью священника? Или это всего лишь совпадение?

Очнуться от собственных мыслей его заставил голос старика.

– Огюст, будь любезен, развороши угли, кажется, они совсем погасли.

Кюре тот час исполнил приказание и вновь присел на низенькую скамью возле камина.

– Эрик, надеюсь, ты не откажешь мне в просьбе? – Обратился настоятель к мальчику.

– Конечно, Святой Отец.

– Принеси мне уголёк для грелки.

Ребёнок с готовностью, и как всегда выставив вперёд руку, пошёл точно к указанному месту. Он спокойно добрался до камина и, к ужасу приёмного отца, не успевшего и глазом моргнуть, вытащил краснеющий от жара уголёк, и даже не вскрикнув от боли, отнёс его к постели настоятеля. Лицо Лорана исказилось отчаянием, он бросился вслед за ребёнком и вновь его остановил жест настоятеля, молча поднявшего руку. В прозрачных глазах его сверкнула решимость, и молодой священник остался на месте, судорожно вздохнув и пытаясь унять дрожь в ногах.

Тем временем, Эрик продолжал спокойно держать горячий уголёк в раскрытой ладошке.

– Отлично, сынок, а теперь мы попросим твоего отца бросить его в грелку. – Прошелестел старик.

Огюст выхватил ношу из рук сына и тут же невольно вскрикнул, едва не выронив уголь на пол. Сжав зубы от боли, он быстро бросил его в грелку и попытался незаметно потрясти обожжённой рукой, что бы унять боль.

– Покажи мне свою ладонь, кюре. – Отрывисто бросил Отец Габриэль.

Лоран молча протянул руку, на ладони пылало багровое пятно ожога.

– А теперь взгляни на руку своего сына, Огюст.

Молодой кюре медленно разжал кулак ребёнка, его ладошка была ровной и белой, словно мальчик не держал в ней обжигающий кожу уголёк

– Я… я не могу понять… к чему вы клоните… Святой Отец… – Пробормотал кюре.

– Мы поговорим наедине, сын мой, – тихо произнёс настоятель. – За дверью ждёт брат Алоиз, проводи мальчика к нему, малышу пора спать. Ты ведь наверняка устал, дорогой мой? – Обратился он к ребёнку

– Да, – кивнул Эрик.

– Ну, вот и отлично, благослови тебя Господь, малыш. Завтра мы сможем вновь поговорить.

– Хорошо, господин. – Так же ровно ответил малыш и, прикоснувшись губами к руке старика, направился прочь ощупывая руками стену.

Лоран в нерешительности прошёлся из угла в угол скромной кельи, морщась от боли в руке.

– Сын мой, – послышался тихий голос настоятеля. – В нише возле камина стоит склянка с мазью, возьми её. Это снадобье приготовлено с молитвой и избавит тебя от боли. Ты молод, надеюсь, целебная мазь сумеет избавить твою кожу от последствий ожога.

Кюре почтительно кивнул и старательно последовал совету старика. Он нарочито медленно наносил густую и вязкую, словно сироп, мазь. Его страшил предстоящий разговор. И Огюст наивно, как мог, отодвигал его. Но, совесть не позволила ему испытывать терпение настоятеля и заставлять ждать немощного старика. Вздохнув, он присел на край постели Отца Габриэля и, осенив себя крестом, приготовился слушать.

– Сын мой, должно быть я разочарую тебя, но сейчас я вовсе не готов прямо ответить на вопросы. – Медленно произнёс старик. – Тебе придётся ещё немного запастись терпением, я должен ещё кое-что проверить. Одно могу сказать с прямотой и достоверностью, твой приёмный сын не принадлежит к миру людей, да… простых людей из крови и плоти.

– Святой Отец! – Крикнул кюре, вскакивая на ноги.

– Тише, мой мальчик, ты слишком возбуждён и сейчас можешь наговорить лишнего, да к тому же, воспалённый разум мешает правильно слушать и понимать других. Если дитя не принадлежит к нашему миру, вовсе не означает что он посланник тьмы. Пока мы этого не знаем наверняка, дождись завтрашнего дня, Огюст. А теперь, отправляйся спать. Я непременно помолюсь о тебе и мальчике.

– Прошу извинить мою вспыльчивость, Отец Габриэль, – опустив глаза, пробормотал кюре. – Я смиренно стану дожидаться вашего вердикта.

Он почтительно поцеловал сухонькую руку настоятеля и направился прочь, но уже в дверях, Лоран внезапно обернулся.

– Святой Отец, я полностью доверяю вашему слову, но… Словом, кем бы ни оказался мой несчастный сын, я ничего не сделаю во вред ему, даже если мне придётся оставить службу. И охотно обменяю свою жизнь на его.

– Ах, Огюст, Огюст. – Слабая улыбка растянула тонкие губы старика. – Столько лет минуло, а ты остался простодушным послушником по прозвищу «маленький викарий». Что у тебя за страсть, вечно становиться орудием искупления чужих грехов? Помнится, много лет назад ты так же отчаянно боролся за спасение своей грешной матери, а после взвалил на себя ношу, отмаливать душу порочного брата. Твоё рвение похвально, но ты рискуешь впасть в гордыню, кичась своей самоотверженностью. Помни, даже благие поступки могут ввергнуть человека в пучину порока, если он возомнит себя спасителем заблудших. Подумай об этом перед сном, и помолись всем Святым, что бы твои благие помыслы, не стали началом пути к пороку.

Молодой священник только кивнул и, поклонившись, закрыл за собой дверь.

Следующий день в обители стал для кюре Лорана ещё более мучительным. Алоиз увёл мальчика к настоятелю и Огюсту не осталось ничего, как смиренно ждать. Вместе с Бернаром и Леоном он отчаянно молился, и так долго стоял на коленях в часовне, что братья шёпотом сокрушались, не упал бы бедняга от голода и жажды. За весь день он не выпил ни глотка воды. Но священник даже не заметил, что последний раз ел день назад. Он ничего не чувствовал, кроме отчаяния и страха за маленького сына. Право же, когда ребёнок умирал, ему было не так страшно, как теперь. Тогда он понимал, что малыша ждёт удел ангела и вечная жизнь. А то, о чём говорил настоятель, гораздо страшнее смерти! Огюст так погрузился в молитвы и свои тяжёлые мысли, что очнулся, лишь почувствовав, как маленькая рука Эрика опустилась на его плечо.

– Папа, ты думаешь обо мне? – Прозвучал его голос.

– Сынок! Слава Пресвятой Деве! Ты вообразить не можешь, как я соскучился! – Воскликнул кюре, прижимая мальчика к себе.

– Папа, ты плачешь? – Шепнул Эрик, проведя ладонями по лицу священника. – Не надо, со мной всё хорошо, господин настоятель был очень добр со мной. Он просил, что бы ты навестил его, а после мы сможем вернуться домой.

– Да-да, конечно, сынок. Я тот час пойду к Отцу Габриэлю. – Пробормотал Огюст.

Всю обратную дорогу, молодой кюре пытался как следует осмыслить слова старика де Орли. Услышанное, требовало времени, дабы привести мысли в порядок. По словам настоятеля, в жилах одного из родителей мальчика, или обоих разом, течёт кровь мертвецов. В таком случае, сомневаться в их принадлежности к миру тьмы не приходится. Но, по счастью, сам ребёнок не порождение преисподней, он всего лишь проводник между двумя враждующими мирами. Это могут засвидетельствовать и отец де Орли и два монаха экзорциста77
  Экзорци́зм (exorcism, греч. ἐξορκισμός) («запрещение бесам») – действия, направленные на изгнание бесов или других духовных сущностей из человека, путем молитв и специальных ритуалов.


[Закрыть]. Печать Христа приложенная к телу ребёнка не вызвала у него ни боли ни ожога. Отметин демонов на его коже монахи так же не обнаружили. Стало быть, причинить зло сам Эрик не может, но, поводырь в мир тьмы обречён на выбор. Он может принять сторону людей равно как принять сторону посланников ада. А предсказать это не возьмётся даже Отец Габриэль. Огюсту остаётся лишь всеми силами охранят ребёнка от встречи с миром тьмы, да молить Господа о защите. Самое лучшее, отдать малыша в монастырь, и ограничится лишь тем, что навещать мальчика. Как ни прискорбно, но такое дитя появилось на свет не само по себе. И кто поручится, что его родители, несомненно посланники ада, не встретятся на пути?

Немало дней и ночей Лоран провёл в тяжких раздумьях и отчаянных молитвах. Лицо его осунулось, побледнело, под глазами залегли тени. Но однажды утром, выходя после мессы из часовни, Отец Лоран внезапно ощутил стойкую уверенность, что не расстанется с приёмным сыном, что бы ни произошло. А если понадобится, то сумеет защитить его. Ах, Святой Бенедикт, не об этом ли говорил настоятель? И не приведёт ли его благой порыв на путь гордыни, а следовательно и самонадеянности, что дорого обходится любому, кто пренебрегает осторожностью?

Мягкие сумерки окутывали квартал дю Марэ88
  Квартал, населенный богатыми аристократами.


[Закрыть], последние лучи заходящего солнца, выгодно подсвечивали крыши богатых особняков. Тишину улиц нарушали лишь скрип колёс роскошных экипажей, да нежный шелест листвы. Вокруг всё дышало спокойствием, царящим в кварталах знати. Множество слуг с утра и до поздней ночи трудилось, дабы устроить жизнь своих сеньоров, как можно удобнее и безмятежней. Ничего не должно омрачать взгляд господ, покидающих свои дома или попросту, бросивших взгляд в окно. И тем более казалась странной фигура женщины, укутанная в скромную накидку из полушерстянки. Лакеи праздно стоящие возле ворот и поджидавшие хозяев, что засиделись в гостях, с удивлением следили за незнакомкой, что быстрым шагом шла вдоль ограды. Однако простолюдины достаточно обнаглели! У проныры спешащей по улице, такой вид, словно она вышла из особняка вовсе не с чёрного хода для прислуги. К тому же в руках её нет корзины, стало быть это не прачка и не цветочница.

Тем временем порыв ветра сдул с головы женщины капюшон, который она торопливо накинула вновь. Этого хватило, что бы один из лакеев присвистнул.

– Ба! Да это же сводня Франческа! Точно! Я мигом признал её.

– И впрямь, Аллен, это она. Вот нахалка! Верно идёт от сеньора виконта, говорят, он не брезгует услугами этой женщины, Святая Катарина, в его-то годы общаться с потаскушками!

– А почём ты знаешь, может ему приглянулась сама мадам сводня? – Рассмеялся его собеседник. – Она весьма недурна и не походит на мерзких старух, что обычно занимаются подобным ремеслом.

– Сомневаюсь, эта паршивка, по слухам, жадна до крайности, ей гораздо выгодней затаскивать в омут порока несчастных голодных девчонок. При этом, она успевает стребовать щедрую сумму с какого-нибудь сластолюбца. А бедняжкам, что услаждали гостя, достаётся не больше десяти су99
  Старинное простонародное обозначение французской монеты


[Закрыть] и парочка оплеух за непослушание.

Женщина успела скрыться из виду, а лакеи продолжали неторопливую беседу, припоминая, кто из жителей квартала дю Марэ пользуется услугами сводни.

Меж тем, Франческа шмыгнув за угол, юркнула в поджидавшую её скромную повозку и покинула чистые нарядные кварталы. Через полчаса экипаж с трудом продвигался по грязным бедным улочкам, утопая колёсами в нечистотах по самые спицы. Даже не поморщившись, бывшая баронесса Клермон де Винье, вышла из жалкой повозки и, подхватив юбки повыше, скрылась за обшарпанной дверью грязного островерхого дома, что жался к таким же убогим строениям, словно подпирающие друг друга калеки.

– Бруно! – Сердито крикнула она, оказавшись в кромешной темноте сырой убогой гостиной.

Наверху лестницы показался огонёк свечи и мужской голос насмешливо произнёс.

– В чём дело, дорогая? Слуги вновь позабыли усыпать твой путь лепестками фиалок?

– Не зли меня больше, чем есть! Спускайся, хочешь, что бы я свернула себе шею в потёмках?

Мужчина неторопливо сошёл по скрипучей лестнице и приподняв свечу хмыкнул.

– А ты и впрямь кипишь от злобы, милая, что приключилось в этот раз?

– Ах, Бруно, с каким наслаждением я расцарапала бы твою надменную рожу! – В сердцах воскликнула женщина. – По твоей милости виконт устроил мне скандал и конечно не заплатил!

– Остынь, красавица, при чём здесь я?

– Ты совсем выжил из ума, паршивый развратник! Виконт хотел невинную девушку, а эта жалкая дрянь Селестина его разочаровала. Что за дурацкая прихоть портить товар до продажи, Бруно?

– Да с чего ты взяла что это я? Вот дурочка! Я попросту отвёз её к графу Гровель де Соваж. Твоему старикашке пора уже угомониться и благодарить, что его слюнявых поцелуев хватит хотя бы на кого-то. Вот ещё нежности! Да он не в состоянии и глазки состроить не то что…