Текст книги "Потерянная Афродита"

В совокупительную комнату стояла очередь. Боже, как печально, что люди лишены фантазии и так зажаты. Прийти в такое место и ждать пока освободится кровать за закрытой дверью, когда вокруг столько свободного места. Не проще ли снять комнату в отеле? Мне понравилась идея стать подарком на юбилей. Она дала полет моей фантазии, усиленной шампанским и очередью из стеснительных развратников.

Я встала, забыв про полотенце. Десяток глаз уставились на нас, а Генный инженер чмокнул меня в родинку на животе. Раздались аплодисменты. Я почувствовала себя на сцене, где я была всем сразу – сценаристом, актером, конферансье и декорациями. Я отодвинула от себя именинника и вышла в центр комнаты.

– Ты в порядке? – крикнул мне вслед виновник торжества.

– Я? В полном! – я прошла мимо глазеющей очереди. Взяла лежащие в углу, неизвестно чьи, босоножки в стразах и надела на себя. В центр зала я возвращалась, чеканя шаг острыми каблуками.

– Ого! – Выкрикнул двухметровый лысый мужик. Он стоял в очереди первым, но сразу забыл, зачем.

– Э! Ты куда смотришь, – заорала его спутница, грудастая блондинка в розовом белье.

– Господа! – я похлопала в ладоши, – Кто-нибудь из вас знает, что такое любовь?

– Любовь или влюблённость? – крикнул неизвестно откуда взявшийся умник.

– Да какая к чёрту разница? – раздался второй голос. – Бред всё это!

– Тише-е-е-е! – скомандовала я, подняла вверх ногу и покрутила в воздухе сверкающей босоножкой. – Любовь и влюбленность – это огромная разница.

Опустив одну ногу, я тут же подняла вторую ногу и крутанула ей в воздухе. Стразы сверкали в свете уличного фонаря.

– Вы что, онемели? Говорите, раз начали! – лысый схватил нашу бутылку шампанского и глотнул.

– Влюблённость… Хм! Это импрессионизм.

– Ты рехнулась? Совсем мозги прогуляла?

– А ты смешной! – я притопнула ногой, впилась в лысого взглядом и подняла перед собой ладонь, как будто держала в ней бокал шампанского. – Представь! Я вижу мужчину, – бокал сделал круг перед его лицом. – Он мне безумно нравится. Безумно! Я его почти не знаю, но это не важно. Не имеет никакого значения! – я провела указательным пальцем по бедру, доставая воображаемую кисть. – Я беру краски и начинаю рисовать! la impresión! Ты меня понимаешь?

– Нет! – покачал головой лысый как под гипнозом.

– Я рисую мужчину! – я сделала пальцем-кистью несколько мазков в воздухе. – Он лишь моё впечатление. Выдумка! Какой он на самом деле меня не интересует. Я наслаждаюсь! Понимаете? Наслаждаюсь! – я покрутила в воздухе пальцами в красном маникюре. – Пульсирующие вибрации, искрящиеся чувства, лучики света не его коже. – Легкость! Едва заметная улыбка! И никакой глубины, никаких проблем. Только пастель! Нежный и сладкий зефир, – я замолчала и уставилась на лысого.

– Ну-ну… А любовь – значит реализм? Ведь так? – он прищурился и показал, что раскусил меня.

– Конечно, нет! – я расхохоталась и резко стала серьезной. – Это было бы безнадёжно скучно. Потом покрутила головой, щёлкнула пальцами и добавила, что любовь не может быть скучной! – Хватит умничать, говори уже! – вспылил он.

– В ней всё перемешано! Это модерн! И ещё чёрт знает, что!

Очередь глубоко вздохнула, а лысый отвернулся к окну и сделал вид, что ему надоело это представление.

– Смотрите же! – крикнула я и села на шпагат. Он подпрыгнул, его голова выехала вперед и застыла. Я продолжала, сверля его взглядом.

– Мужчина! Сильный. Властный. Широкий лоб, мощные скулы. Уже объелся зефира, – я хмыкнула. – У него своё представление о женщине. Он лепит любимую на свой вкус. Берет её тело и выгибает так, что её нос упирается в её же задницу. Меняет местами руки и ноги! Рука становится ногой, нога – рукой и так далее. Вот так! – я выпрыгнула из шпагата, опрокинулась в лихой мостик, выкинула ногу вверх, а руку – в сторону.

– Дорогая, тебе же неудобно? – подбежал ко мне потрясённый именинник.

– Конечно, неудобно! – проговорила я с той внятностью, с какой позволяло моё положение. – А ты думаешь, его это волнует? – я ловко поднялась, ноги снова раздвинулись в шпагате. – Или так! Женщина! Любит! Страстно! Она хочет слиться с любимым полностью. Без остатка. Поглотить! Её рот раскрывается, губы становятся влажными и тают. И растут, растут! И вот мужчина по сравнению с ними кажется ма-а-а-аленьким, – я прищурилась и показала пальцами его размер. – Маленьким и очень сладким. Я беру свою любовь и несу к тающей пропасти. А-а-ам! – я облизнулась и бросила воображаемого мужчину в свой красный рот.

Лысый провел рукой по влажному виску и пошел в сторону раздевалки.

Когда мы с Генным инженером вышли на улицу, была почти ночь. Мы зашли в метро и договорились на следующей неделе выпить кофе. На текущий момент это было самое необычное знакомство в моей жизни. У всех мужчин после знакомства со мной дела обычно катились вниз – одного уволили, другого лишили наследства, а бывший муж вообще заболел раком крови. Через неделю после знакомства мы выпили кофе, еще через две сходили в кино, потом в ресторан и я решила больше не встречаться с ним. Он был такой милый, слишком хороший для того, чтобы лететь в пропасть.

Наступила зима. Решив сделать себе новогодний подарок, я купила чёрные лаковые танцевальные туфли на шпильке, резиновые сапоги, расписанные под хохлому, и улетела в Амстердам на фестиваль аргентинского танго. Они для меня символ свободы на целых две недели. Я на грани усталости и мне плевать на любимую работу. Свобода на целых две недели!

Кроме известных достопримечательностей – каналов, плавучих домов, велосипедов, мельниц, красных фонарей и магазинов для взрослых, этот город запомнился двумя моментами: полным отсутствием дождей, космическими пирожками и Генным инженером №2. Он пригласил меня на танец со всеми вытекающими из него последствиями. Здесь грех не вспомнить Ноев ковчег, где каждой твари по паре. Мужчины появлялись в моей жизни парами. Ведь и музыкантов у меня было двое – до Дирижера был еще Барабанщик, просто воспоминания о нём полностью стерлись из моей памяти.

В перерывах между танцами мы слонялись по Амстердаму. Блуждая по переулочкам старого города, не избежали искушения попробовать местные космические пирожки. Это было мое первое и последнее знакомство с наркотиками. Более омерзительного состояния у меня не бывало – иду по городу со стеклянными глазами, всё понимаю, но сделать ничего не могу, просто иду-иду-иду как полное ничтожество. Очухавшись, и сравнив себя с наркозависимым и впервые в жизни почувствовала себя гармоничной личностью. Это как же надо себя ненавидеть, чтобы по доброй воле принять эту дрянь? Вернулась в Москву. В тридцатых числах декабря позвонил Генный инженер №1, я не сняла трубку. Он написал сообщение с приглашением на каток и совместную встречу Нового года. Я не ответила.

Вовочка №2 написал, что послал мне на день Святого Валентина красное сердце, а отправилось почему-то чёрное. Я искала его в почте, но не нашла. Мы опять разговорились. Вот так просто, ни о чём, будто мы добрые друзья и все хорошо. Болтовня. Я спрашиваю, шутя, делает ли он жертвоприношения на алтарь приличий. Он отвечает, что ведёт крайне спокойный и благопристойный образ жизни. Спросил, есть ли у меня мужчина. Я что-то наплела ему, но на самом деле мне было не до мужчин. В прошлом году меня перевели в другую практику и повысили. Я работала, то есть пахала, как лошадь и на данный момент была выжата как лимон.

Я сидела на кровати и перебирала в памяти события ушедшего года и кроме аргентинского танго ничего радостного не могла вспомнить. Я хорошо зарабатывала, но все деньги спускала на костюмы, рубашки, косметику, профессиональную литературу и аренду дорогой квартиры. Курсировала в дорогих туфлях от офиса домой, еженедельно заворачивая в салон красоты, чтобы восстановить измученное работой тело, потом моя голова опускалась на подушку и засыпала без памяти. Мне ничего не снилось, меня покинули даже змеи, крысы и инопланетяне. И так повторялось снова и снова. Это повторение красивое, точное. Но если оно бесконечно наступает и бесконечно проходит, то чувствуешь себя белкой в колесе, и хочется из него срочно выпрыгнуть и поскакать по разным деревьям, высоким и низким, с листьями, ягодами, иголками и шишками, прыгнуть в кусты, на траву и может полежать на ней, почесав за ушком. И это разнообразие невероятно интересно. А бегать по замкнутому кругу, даже если по пути можно есть бесконечно вкусные орешки – это надоедает, да и вспомнить в итоге нечего.

Несколько лет такой жизни высосали из меня всё, оставив внутри темно-синего костюма абсолютную пустоту.

Сегодня я как обычно опустила голову на подушку и поняла, что сплю в своей комнате, на своей кровати, только передо мной на расстоянии полуметра между полками моего белого стеллажа появляется женщина в чёрном. Её торс висит в воздухе, она смотрит на меня и говорит: «Ну!» И подбородком помогает, как бы впечатывая это слово мне в мозг, а мои руки засасывает в неё. Я испугалась, но не сильно для такого случая, стала открывать глаза и будто открыла их. Мои руки взлетели над кроватью и тянулись к её чёрным одеждам сквозь белые стеллажные полки. А левая рука исчезала в чёрном бурлящем составе, похожем на смолу. Она кипела, двигаясь от кончиков пальцев по ладони, и остановилась на запястье. Там, где она прошла, рука испарилась, а выше моя обычная рука в шёлковой пижаме. Я открываю глаза. Белая полка, на полке – предложение. Три слова розовые и сделаны из зефира. Я их читаю и улыбаюсь. Кажется это мои мечты.

Утром я решительно шла к кабинету своего начальника.

– Знаешь, что, Дима? – Стеклянная дверь распахнулась от моего лёгкого удара коленом. – Ты опять за своё? Хочешь, чтобы я одна переделала всю работу этого мира?

Высокий красавец средних лет в идеально скроенном синем костюме посмотрел на меня с интересом.

– Если бы у меня сейчас были тухлые помидоры, знаешь, что бы я сделала?

– Что? – Густые брови владельца кабинета взлетели вверх, лацкан пиджака возмутительно вздрогнул.

– Я бы закидала ими весь твой кабинет! – Я взвесила в правой руке воображаемый овощ и сделала несколько размашистых бросков, подражая метателю ядра. Дима оцепенел. Несколько моих сотрудников развернулись и уставились на нас сквозь стеклянную перегородку офиса. Я доставала из карманов воображаемые помидоры, целилась, бросала и с упоением наблюдала, как они шлёпаются о стены, стекая вниз бурой вонючей слизью.

Дима первый раз видел такой трюк в исполнении ведущего менеджера. Не успел он опомниться, как я положила перед ним заявление на увольнение. Душное офисное пространство наполнилось свежим воздухом настоящей жизни. Я вдруг поняла, что прожила свою жизнь в тени синих костюмов и актов выполненных работ и теперь хочу стать другим человеком. Я развернулась, переступила порог, и стеклянные двери офиса захлопнулись за моей спиной.

Иду по асфальту, такому чистому, словно его мыли шампунем и поливали из шланга. Из витрин на меня смотрят костюмы и платья без людей. Тишина. Я больше не чувствую боли. Я захожу в шкаф и брожу среди одежды, которую я не знаю. Вот легкое белое платье, но я стесняюсь даже мыслей о нем. Пышногрудая пластиковая продавщица смеется, широко раскрыв надутый рот. Это не от радости, просто у нее такой имидж. Пока она хохотала, я схватила платье и бросилась бежать. Я неслась прочь от этой жизни, от сухих синих костюмов по мокрому асфальту, душистому и свежему как после дождя, от шаблонов и презентаций, от актов выполненных работ. Передо мной мелькали страницы неизвестного или забытого мною мира. Небо. Солнце. Море. Пышная белая пена. Точно такая была на папиных щеках, когда он брился. Передо мной снова и снова вставало это видение, не в силах оторваться от его лёгкости, свежести от его пены я заглядываю в дверную щель. Его торс, его песенка, его квадратные скулы. Белая пена на моих щеках и любовь, которой у меня никогда не было. Я бегу в другую жизнь. Я очень хочу услышать три слова, сделанные из розового зефира.

Я открываю чемодан, кладу в него новое платье и лечу в Ялту. Иду по белой набережной, море пенится в предвкушении праздника как шампанское. Брожу туда-сюда. Почти ночь. Высокий незнакомец заметил взмах шелковой юбки и пошёл следом.

– Девушка, почему вы ночью одна?

Я рассказала ему о своей работе, а он рассказал о своей.

– И все же! Почему вы одна? – У него в голове что-то не складывалось.

На террасе русского ресторана заиграла слезоточивая песня. Он пригласил меня на танец. Сердце бешено колотилось, я провела пальцем по его спине. Мы сели за столик. Стало прохладно, и мы выпили.

– Можем пойти ко мне, – неожиданно сказал мой голос.

– Так вот почему ты ходила одна, – на его лице мелькнуло озарение. Такое бывает у людей, которые долго ничего не понимали, а потом вдруг всё поняли.

Я вопросительно взмахнула ресницами.

– Ясно… Ты проститутка?

Сначала я хотела встать, плеснуть ему в лицо водки и уйти, не оборачиваясь. Но потом решила, что устаревшие образы «Я» надо снимать и выбрасывать как платья, которые вышли из моды.

– Да, – ответила я.

Из Ялты я шагнула в новый мир, наполненный новой работой, Идеальным начальником, аргентинским танго, кино, театрами, имиджелогией и круассанами.

Выйдя из салона с новой стрижкой в туфлях от Марка Джейкобса, я решила пройтись от Лубянки до Чеховской. На Тверской мне встретился невысокий молодой мужчина с портфелем. Наши взгляды и улыбки встретились и тут же разошлись. Через минуту он уже держал меня за левый локоть и говорил, что у меня очень красивые туфли, что ему тридцать шесть лет и он не женат. Через три минуты я шла с ним в обратном направлении. Он поцеловал мне руку, и это было не формальное чмоканье. Это был культ Прекрасной дамы. Мы зашли в кафе с названием «Счастье».

В кафе он не выпускал из рук мою ладонь. Потом также под локоть подвел к Audi TT, цвета красного вулканического жемчуга, распахнул дверь, усадил, поцеловал, закрыл дверь. Проезжая Петровский бульвар, он попросил меня положить ноги на капот, я удивилась и замешкалась. Тогда он остановил машину, выскочил из неё, обежал вокруг, открыл мою дверь и распахнул перед моими удивленными глазами свой паспорт, который оказал на меня успокаивающее действие, словно это была справка о благонадежности контрагента, и я сразу выполнила просьбу. Правой рукой он рулил, а левой гладил мои голени, приговаривая: «Боже! Боже! Как это красиво». Сочетание предъявленного паспорта и ног на капоте сработало как возбуждающая магия.

Это был ухажёр нового типа. Он постоянно суетился вокруг меня словно я хрустальный ларец, наполненный бриллиантами. Это был человек-ритуал. Прежде чем посадить меня в машину, он целовал мне левую руку, обегал машину и распахивал дверцу, вёл к ней под локоть, усаживал, целовал правую руку, закрывал дверь, бежал в обратном направлении и мы трогались с места. На следующий день он повел меня в кино и ресторан, где то прижимал к себе, то держал за руку, словно боясь потерять, и по соседству с этой романтикой жило полное её отсутствие. Точнее секс был частью его ритуала. Он не собирается ждать, пока я ломаюсь, секс ему нужен сразу. Такой деловой подход к любовным делам был необычен и вызывал даже какую-то обиду. Одни мужчины ухаживают, другие мучают, третьи обманывают, очаровывают, а этот заключал договор. Он показал мне паспорт, я ему свои ноги в дорогих туфлях и маленькую красивую руку с мягкой кожей. Что еще надо? Тем более я сама этого хотела. Я расстроилась, что моё желание так буквально исполнилось. Я сказала, что у меня месячные. Он ответил, что ему без разницы.

Он раздевал меня долго и медленно, наматывая круги вокруг кровати. Сняв очередную вещь, он разглядывал на моем теле оголившееся место, бегал вокруг и причмокивал, только один раз он задержаться у моего колена, рассматривая какую-то царапинку, разочарованно качал головой и смахивал ее в надежде, что это соринка или ему показалось. Попрыгав вокруг моей ноги минут пять, он встал на колени и мне на мгновение показалось, что сейчас он будет молить всех богов об исчезновении дефекта. Но он, уставившись на распластанный перед ним упругий кусок мяса с тоненькой прослойкой жира, смирился.

Это был настоящий алтарь, где лежала моя разбухшая от важности и возбуждения матка, одновременно бог, взирающий на коленопреклоненного, и еда бога. Сладкое чувство власти, которого мне так не хватало! Я хотела снять туфли и улечься поудобней, но нет! Богом здесь были туфли. Человек-ритуал оказался фетишистом третьей степени. Это, когда человеку нужны вы в туфлях. На четвертой стадии – вы уже не нужны. Через час жертва Джейкобсам была принесена. Я лежала на влажной от пота и крови простыни. Мой приятель, с красным ртом, руками и членом, погружая палец во влагалище, рисовал на моих грудях и животе сердечки, пронзенные стрелами любви.

Я опять пишу Вове как милому другу. Прошло четыре года, как я познакомилась с ним. Он отвечает, что уехал в Европу и один, совсем один в своем доме на лазурном берегу. А я ему: «У меня роман был» Он, конечно, интересуется что за роман, достойный ли мужчина и хорошо ли мне с ним. Я рассказываю и про мужчину, что опять увлеклась танго, про страсть. Он говорит, что это уже немало, надо только направить её в нужное русло или найти мужчину подходящего, но это сложно. И цель в жизни обязательно нужна. Я не понимаю, что он имеет в виду, то ли подходящих мужчин дефицит, то ли сложно подобрать кого-то подходящего именно для меня, то ли я бесцельная.

Рассказываю, как прошло мое свидание. Сначала кино, где он весь фильм он не выпускал меня из объятий. Потом он повез меня в строящуюся квартиру на кольце и как мы занимались сексом среди голых стен и мешков с цементом, потом в ресторан, потом спросил, когда я планирую отпуск, и что в выходные ночую с ним. Мне очень понравились, что он хотел провести со мной выходные, хотел спать со мной. И что он идеален. Вова сказал, что так я могу его сглазить. Потом мы говорили о кино и обо мне.

– Я стала другим человеком, – сказала я.

– А мне кажется ты всё та же, – засмеялся он, – прекрасная и обворожительная, от которой у меня увлажняются ладошки. И что же в тебе стало другим?

– Я стала более женственной и, кажется, не хочу работать.

– Если так, то это действительно прогресс. Я серьезно. Это прямо современный бич, когда женщины рвутся работать, как сумасшедшие. Мне кажется, нормальные мужчины избегают таких женщин.

К осени мы перешли к философствованию о сексе, и всё чуть не началось сначала. – Не могу забыть нашу последнюю встречу, – сказал он. – Это было потрясающе. Неожиданно и очень эффектно. Я под впечатлением. Ты сумасшедшая и мне это нравится.

– А ты – мужчина-мечта.

– Жду встречи, но не ручаюсь за себя, могу потерять контроль и принудить к своим фантазиям. Ты сводишь меня с ума.

Мы так и не встретились. На новый год я отправила ему в подарок своё фото в духе синей женщины Пикассо с жемчугом на спине, сделанное Саквояжем на плёночный фотоаппарат. Он назвал меня фантастической. Переписываемся целый месяц и я сама того не замечая, рассказала ему всю свою жизнь, а о нём ничего не узнала.

Весной перестала разговаривать с матерью. Точка была поставлена на моём животе куском сыра. Мать все время пыталась научить меня жить, но делала это своеобразно, разбрызгивая яд, который попадал, в основном, на моего сына. Это продолжалось много лет, сначала года три я объясняла ей, что нельзя обзывать человека, что это своего рода проклятье, как в сказке. Если постоянно говорить человеку, что он плохой, то рано или поздно так и будет. Все было бессмысленно. Мама без конца рассказывала, какие хорошие дети у Маши, у Гали и других соседей. Они и то, и сё, и пятое, и десятое. Мне было противно, потому что в своего ребёнка я верила, но лет через пять-семь я сдалась и решила не обращать на это внимания. Я приехала в гости, и она опять начала мне что-то втирать, она кричала, рассекая воздух ладонью. Я даже не помню, что она говорила. Мне кажется, в такие моменты у меня пропадает слух и память. Я что-то съязвила в ответ, не помню, что именно, только видимо это было сильно. В ответ она открыла холодильник, достала кусок сыра и бросила мне в живот. Я ничего ей не сказала, но во мне что-то надломилось. После этого я какое-то время еще снимала телефонную трубку, но потом мне становилось плохо, словно из меня выпили жизнь и перестала реагировать на её звонки.

Я наслаждалась жизнью, и у меня продолжался самый необычный роман – во сне с моим Идеальным начальником. Мы шли рядом, одной рукой он меня обнимал меня за плечи, а другой держал за руку, шепча на ухо: «Если ты это сделаешь, я на тебе женюсь». Утром я долго ворочалась, хотела вспомнить, что же мне нужно сделать, но так и не вспомнила.

Никто не знает, как выглядит душа, но все знают, что она есть. Точно неизвестно, где она живет, где-то в теле человека. Она смотрит на него и говорит с ним. Ее голос такой тихий, что слышен лишь во сне. Он связывает душу и тело, отражая вашу реальность как в зеркале. Иногда оно ничего не показывает. Почему душа молчит? Со мной она не говорила два года, целых два года ни одного сна.

Молчание – это безразличие или сильная обида. И это всегда неизвестность. Уж лучше что-нибудь, чем ничего. Пусть страшная, смешная или красивая белиберда, но это лучше, чем ничего, значит, есть связь, есть эта ниточка к ней. Ведь рано или поздно кокон размотается, и я стану бабочкой или птицей. Нет, не хочу птицей. Я стану прекрасной женщиной и встречу мужчину, который меня полюбит. Требуется переводчик с языка души на человеческий. Психоанализ и сонники не предлагать.

Я все пишу и пишу Вове.

«Привет. Не знаю, зачем пишу. Никогда не понимала, что это за друг, который не отвечает. И что это за особое отношение, о котором ты постоянно говорил? Так больно, что я опять вляпалась в то же самое, что и четыре года назад как глупенькая девочка. Полгода собирала себя по кусочкам после того утра, будто это не ты изменил, а я. И вот опять. Что это за наваждение такое, не знаешь? Когда всего лишь три встречи и даже через несколько лет забыть нельзя?»

Он молчал. Я писала Юле. Она тоже молчала. Я разговаривала сама с собой в своих письмах. Через месяц Вова ответил.

«Может, потому и не отвечаю, чтобы не бередить. Не знаю. Не буду обманывать, мне льстят твои слова. Но и не хочется тебя мучить или даже просто задеть. Особое отношение к тебе, действительно особое. Не могу тебя ни классифицировать в своей жизни, ни найти место правильное в душе. Ты для меня самый сложный человек. Сложный и притягательный. Мне от этого неловко и даже боязно».

Я ответила, что понимаю его.

«Спасибо, что написал. Ведь я все понимаю, точнее моя разумная мужская часть . Я понимаю, но не знаю, что с этим делать, кроме того, как просто пережить. Ты уже всё во мне разбередил и задел, а когда не отвечаешь, ещё и солью посыпаешь. А вообще меня все это бесит. Что ты засел у меня внутри и извлечь тебя оттуда никак нельзя. Потому что я хочу тебя увидеть и не могу. И это самое ужасное – понимать, что ты бессилен.

Единственное, что даёт мне облегчение, так это здоровый цинизм. Потому что нет ничего сложного, если смотреть на всё это сверху. Есть жена. Нет страстного секса. Это и не плохо и не хорошо. Это просто реальность. Есть другая женщина. Вся простота в том, что эти женщины не могут конкурировать, потому что они на разных полочках лежат. Мне нет дела до твоей жены. И не нужно искать правильного места в душе. И нет ничего сложного».

Потом еще раз.

«Вова, привет! Я ходила к психотерапевту, потому что со мной кажется не все в порядке. Там я поняла одну интересную вещь. Я тебе рассказываю об этом, потому что именно ты мне об этом уже говорил. Помнишь, ты говорил, что я рассуждаю как мужчина, смотрю на секс как мужчина. Так вот это и есть мой внутренний мужчина. С ним ты и разговаривал, если не считать разговоры о сексе и сам секс конечно. Потому что он у меня сильный и именно он развивался во мне все эти годы, начиная с пятнадцати лет, когда я родила. Если можно так выразиться «чтобы меня защищать», потому что некому больше было. Вот отсюда и структурированное мышление, и порядок в голове, и логика, и бизнес-процессы, и отсутствие женского эгоизма, открытость, смелость и все такое. А моя женская часть? Она спряталась от страха. Ей так и осталось пятнадцать. Понимаешь? Она так и осталась юная, незрелая, безбашенная, доверчивая. Отсюда и задирание ног в машине, секс на первом свидании, в публичных местах и тому подобное. Не каждый может это вынести, сразу и ноги задранные и логичные «мужские» рассуждения. Только ты, наверное, и понял, хоть немного. В общем, это опять «мужчина» с тобой разговаривал . А девочку мне надо подрастить, а потом передать в заботливые руки».

Во сне я сидела на берегу реки. Не знаю, почему я называю это рекой, ведь я не вижу берегов, ни конца, ни края, только одна вода. Волны очень сильные и уровень воды постоянно растёт. Мне приходится подниматься выше и выше, чтоб не затопило. Я удивляюсь, откуда такое наводнение. Вода мутная, будто в ней растворили много глины. Небо такого же цвета, как и река. Берег гранитный, ни травы, ни земли, ничего живого. Вода поднимается, я собираюсь уйти, чтобы не утонуть. И вдруг понимаю, что иду по лазурному берегу, но почему всё такое бесцветное? Где голубое море, синее небо, яркое солнце и зеленая трава? Почему я здесь и не встретилась с Вовой? Я ищу его контакты в телефоне и записной, но не нахожу, и не могу вспомнить ни одной цифры его номера. Я просыпаюсь и понимаю, что больше никогда не смогу его увидеть.

Пришло письмо от Юли. Я очень обрадовалась предстоящему разговору, а потом поняла, что пишет фантом: «Юля высылает вам подборку смешных картинок».