Текст книги "Кенгуру, или Я тебя не понимаю"

– Господа… – голос мой звучал, как ручеёк, рука осторожно легла на руку моего спутника.

Мне нужно было любой ценой разрядить обстановку и остудить их пыл. Как там нас учили? Доктор Майрус, придите мне на помощь. Мозги работали молниеносно и быстро вытащили цитату из лекции специалиста, в очередь на обучение к которому выстроились почти все разведки мира. Великий гуру утверждает, что когда человек находится в состоянии стресса, уровень кортизола (гормона стресса) у него в крови повышается, человек становится агрессивным и склонным к импульсивным, необдуманным поступкам. И вот в этом случае давить на него нельзя, это вызовет обратную реакцию.

Для того, чтобы нейтрализовать его, надо очень внимательно прислушаться к нему, пытаясь понять его и его позицию, и если он видит, что вы его слышите, кортизол начинает падать. А уровень другого гормона, окситоцина, начинает повышаться. Окситоцин ещё называют гормоном доверия.

Изучая этот материал, я думала, что мне не придётся работать с такими клиентами, так далеко не зайдёт, но сейчас, на моих глазах, разыгралась сцена, классически описанная знаменитым нейрофизиологом. Возле меня сидели два разъярённых самца с запредельным уровнем кортизола, и ни один из них не слышал другого, что не могло вызвать ничего, кроме протеста.

– Герман Алексеевич, – я излучала само тепло, саму доброжелательность, – давайте спросим Игоря Владимировича, пусть он нам расскажет, у него, наверное, есть очень веские причины, раз он так поступил. Игорь, откройте нам страшную тайну, – я делаю круглые, испуганные глаза, – может, и нам надо избавиться от наших акций?

Герман смотрит на меня с удивлением и недоверием, но это не страшно, лишь бы не агрессия, иначе можно всё испортить. Игорь тоже как-то очень растерян, он явно не ожидал такого поворота. Но не выглядеть же придурком перед милой женщиной? Да, и с Германом их что-то связывает.

– Однако, ещё раз удивила, – подумал Герман, – и как это она так ловко всё перевернула, как будто с ног на голову? Но это не главное, важно другое – что она нравится мне всё больше и больше, и даже если б она была полной дурой, я бы не отпустил её ни за что!

– Я просто спасал свои деньги, потому что все знают, что вам скоро конец! – выдал Дударев.

– Боже, что он несёт, – простонала я про себя – глаза Германа опять заискрились злостью, и мне пришлось играть на опережение.

– Ну, не совсем так, – как можно мягче сказала я, – Вы не допускаете, что это ошибка? У Вас надёжные источники информации? Вы знаете, вот мне непонятно, почему Игорь Владимирович всем верит, а мне нет? А ведь я владею самыми точными данными.

Дударев уже немного начал втягиваться в игру, и ему понравилась моя позиция. С другой стороны, акции он уже сдал, и терять ему было нечего. А, хорошенькой женщине нужно доказать свою правоту и заодно утереть нос этому козлу Герману.

– Представьте, себе, из очень надёжных! Вот! – и он ловким движением руки, как фокусник из шляпы, вытащил из кармана то, что наша хвалёная служба безопасности не может найти!

Дударев передал мне свёрнутый листок бумаги: информационное письмо за подписью вице-президента банка-конкурента, в котором говорилось, что мы, Интерфинанс, и ещё четыре банка в ближайшее время прекратим свою деятельность.

Мы с Германом ошарашенно смотрели друг на друга: вот он, момент истины!

– Где ты это взял? – спросил Герман.

– Пришло по электронной почте, я просто распечатал.

– Вот гады! – выругался Громов. – Это же надо такое придумать, это бред, неправда и недобросовестная конкуренция!

Игорь засмеялся и опять превратился в «колобка».

– А ты где-то видел добросовестную? – Его глазки хитро заблестели, а лицо опять стало добродушным. И он с огромным аппетитом и удовольствием принялся уплетать томлёный говяжий бок в трюфельном соусе с грибами.

– И то правда, – согласился Громов.

Я быстро прикидывала в уме, что больше всех пострадали четыре финансовые организации, указанные в этом письме.

– Игорь, – спросила я, – Вы поверили и продали наши активы, а деньги отнесли им?

Дударев молча жевал и смотрел на меня, как бы решая, говорить – не говорить. Я продолжила:

– Так они Вас разыграли, у них дела не очень хорошо идут в настоящее время, очень много токсичных активов, им ЦБ дал срок месяц (это я знала точно, мне сказала Инна). У них начались предсмертные судороги, поэтому они и решились на такой трюк, всё равно терять нечего! Неужели Вы отдали им свои деньги?

Тот дожевывал великолепную говядину, был размягчён вкусной едой и алкоголем, и настроение у него снова было хорошее, но, видимо, на моём лице отразился ужас от содеянного им, потому что Игорь недоверчиво посмотрел на меня, но так как был калачом тёртым, ответил:

– Забрать-то я забрал, но им не отдал! – улыбнувшись при этом, а мы с Германом весело засмеялись.

– Отлично! – захлопала я в ладоши. – Тогда несите обратно к нам, не переживайте, всё будет хорошо! Да и заходить в акции сейчас – одно удовольствие, цены резко снизились, Вы будете в очень хорошем выигрыше! – изображая верх доброжелательности, предложила я.

– Только не тяни, – добавил Герман, – сейчас снова в рост пойдем. – И подмигнул Игорю.

После этого, естественно, надо было выпить за победу, и за удачу, и опять за женщин, особенно красивых! Настроение заметно улучшилось у обоих, всё-таки никто не хотел конфронтации. И расставались мы уже закадычными друзьями. Я всегда поражалась этому свойству русских людей сходится близко после дружеских посиделок. Потом Громов попросил меня немного подождать и пошёл провожать Игоря. Наверное, им было, что обсудить без меня, потому что он довольно долго не появлялся. Затем пришёл водитель Германа Алексеевича и молча, дал мне конверт.

Я с любопытством вскрыла его, там лежала пластиковая карта – ключ от номера на восемнадцатом этаже. И что мне с этим делать? Честно сказать, я была разгорячена вином, спорами с мужчинами и победой над Игорем, мне совсем не хотелось уходить домой. И потом, он мне очень нравился.

Меня никто не заставлял, не удерживал и даже не уговаривал, что, признаться, немного обидно. Чтобы потом ни о чём не жалеть, мне даже пришлось вспомнить основное правило принятия решения: для того, чтобы включить мозги, необходимо отключить эмоции. Как я ни старалась, разум не включался. Мои мозги с ужасом наблюдали со стороны за тем, что я делала, судорожно истеря при этом и обещая закончить жизнь суицидом! Но я их отключила! Вот так, представьте, я использовала самое главное правило с точностью до наоборот. Выбор я сделала, опираясь на эмоции, но абсолютно осознанно.

Лифт поднял меня на нужный этаж, электронный ключ пискнул, зелёный индикатор мигнул, и дверь отворилась, пропуская меня внутрь.

Тонкий прекрасный аромат сразу окутал меня, вся комната была заставлена необыкновенными букетами в огромных вазах, лепестки роз были рассыпаны по полу, дорожка из цветов вела к кровати. Это было очень красиво и романтично, как картинка из сказочных снов. Всё было настоящим, словно королевские покои, много хрусталя, позолоты, приглушённый свет и мерцание. Я не ожидала такой роскоши и немного ошалела после Инкиной хрущёвки. Надо же, просто «Тысяча и одна ночь»! Позже я узнала, что Герман Алексеевич любит театральные эффекты, красивые жесты, постановочные сцены, позиционируя себя этаким шахиншахом. Это был его обычный приём – ошеломить великолепием юную Золушку, чтобы она не успела опомниться. Признаюсь, это ему удалось.

Минут через пятнадцать Герман вошёл. Он улыбался и смотрел на меня. В его взгляде я уловила блеск вожделения, который всегда чувствую моментально, но он даже не скрывал, не маскировал этого, хотя бы из вежливости.

Где-то глубоко запрятанный, предательский страх шевельнулся во мне, я испугалась его мужской страсти и силы и боялась себя, потому что стеснялась быть глупой, неловкой, сказать или сделать что-то не так и испортить атмосферу волшебства, заполнившую пространство. Я не знала, что мне делать, всё-таки мы были чужими друг для друга люди…

Улыбаясь, он приблизился и сказал:

– Боже, как я рад, что ты пришла!

Я молчала, потому что была скованна неловкостью ситуации, и не понимала, что говорить. Любой звук казался мне фальшивым, но он тут же тонко почувствовал мое настроение:

– Знаешь, я всё время думал о тебе, я очень ждал эту минуту, – произнёс он мягким приглушённым голосом, бередящим душу, и я почему-то поверила ему. Наверное, потому что сама думала только об этом.

Я улыбнулась.

– Смешно! Надо же, какое совпадение, неужели так бывает?! – не без иронии заметила я, но это его «я очень ждал эту минуту» отпечаталось в голове и постоянно всплывало, как гимн счастью, как заглавный рефрен в моей сольной партии.

– Ты тоже этого хотела?! – не поверил мой мужчина, потом пристально посмотрел на меня. – Ты стесняешься себя, своих желаний? – догадался он, а я покраснела.

Он приятно негромко засмеялся, легко подошёл к очень красивому банкетному столику, на котором стояло шампанское в ведёрке со льдом, открыл бутылку, налил вино в бокалы:

– За невероятные совпадения! – глаза его искрились, губы улыбались, и я поняла, что мысленно он уже раздевает меня.

Его губы отчаянно притягивали мой взгляд, и я всё время на них смотрела, хотя понимала, что это глупо и этого делать не надо. Мне захотелось узнать их вкус, недоступный ранее. Всё оказалось гораздо проще, чем я думала. Герман потянулся ко мне, его руки легли мне на талию, и я инстинктивно прижалась к его лицу в поисках этих манящих, смеющихся губ. Это было очень вкусно, долго-долго и обжигающе, его желание постепенно передалось мне, медленно пробуждая воображение и чувственность, по моему телу прокатилась горячая волна, а сознание затуманилось.

– Ты необыкновенно красива, – произнёс он, целуя меня.

Больше он не говорил ничего. Я только успела отметить, что Герман очень хорошо знает, что делать, и мастерски выстраивает линию поведения. Ещё минута, и я была полностью в его власти и больше ничего не соображала. Ему нравилось расстёгивать каждую пуговичку на моей блузке, обнажать моё тело, снимать с меня одежду, вытаскивать шпильки и заколки из моих волос, распускать их и снова целовать меня. Мне это тоже нравилось, доставляло давно забытое удовольствие, я стремительно уносилась в мир блаженства, мир грёз, мир невероятного, острого сексуального наслаждения, которое возникает только в редких случаях, когда природа каким-то непостижимым образом включается в игру полов, вызывая между мужчиной и женщиной необъяснимое притяжение.

Да и зачем нужны слова? Что он мог сказать? Что любит меня, что не может без меня жить? Это было бы просто смешно и фальшиво! Я бы сразу это почувствовала, а так создавалась иллюзия нежности и любви, какого-то магического действия. Я ощущала себя Золушкой наоборот, не той, которую ищет принц, как в детских сказках, а другой, современной, которая сама ищет принца, находит его, но не может расколдовать. Очарование ночи рассеялось утром. Проснулась я в одиночестве и, вспомнив всё, с тревогой поехала на работу.

* * *

Наш визит к Игорю не прошёл даром, все вкалывали в ускоренном режиме. Герман Алексеевич немедленно обратился в ЦБ с требованием дать опровержение инсайдерской информации, распространяемой недобросовестными финансовыми организациями, а также в правоохранительные органы с просьбой о возбуждении дела против банка-конкурента за клевету.

Наша служба безопасности отработала по своим каналам и вместе с пресс-секретарём отправила подробные разъяснения в СМИ. Все эти действия возымели результат, падение акций было приостановлено. А через пять дней начался рост наших активов. Но самое главное, что ещё через три дня Игорь принёс нам свои деньги назад. Вот это было самой лучшей рекламой! Я уверена, что без совета с опытными финансистами он бы этого не сделал. Значит, наша репутация на рынке восстановилась.

Правда, до хорошего было ещё очень далеко. Вытаскивая банк из ямы, мы залезли в долги, и соотношение активов-пассивов было не в нашу пользу. Необходимо было срочно принимать меры. И, желательно, нестандартные, чтобы привлечь к нам клиентов.

Звонок телефона оторвал меня от работы – это была Инна.

– Юля, привет! Что происходит? Кенгуру!

Это означало, что Инна перестала меня понимать и чем-то очень недовольна, в её голосе слышались обида и недоумение. Я почувствовала угрызения совести, всё-таки я не права.

– Мы же договорились: никогда не отключать телефонов, а я не могу до тебя дозвониться несколько дней, и ночевать ты не приезжаешь, что я должна думать?

– Инусь, не переживай, всё хорошо. Просто я очень занята, – к сожалению, я пока была не готова всё объяснить ей.

Не могла же я сказать, что мы с Германом сошли с ума и он просто не отпускает меня. У меня возникало впечатление, что за мной следят, и когда я собиралась с работы, его водитель вырастал передо мной, как немая тень Алладина. Он забирал меня, и мы снова летели по ночным дорогам через пробки и слякоть, пока, наконец, не оказывались в укромном месте. Обычно Герман заказывал ужин в номер, он всегда терпеливо спрашивал, чего мне хочется, я отвечала:

– Чего-нибудь необыкновенного, неиспробованного, чего нет в меню, – и смотрела на него загадочным, затуманенным взглядом.

Он подхватывал мою игру и уточнял:

– Заманчиво, а можно поконкретней?

– Да, конечно! Любви: на первое, поострее, чтоб обжигала, как перец чили, на второе тоже любви, только погорячее, чтоб согревала, как коньяк, а на десерт любви сладкой, но не приторной, со всякими мармеладными изысками.

Он смеялся:

– Для такой худышки у тебя очень хороший аппетит, а ты не боишься, что всё не осилишь? – говорил он своими бархатистыми тонами, вызывающими лёгкий трепет. Но я не боялась.

– Ты же мне поможешь? – спрашивала я, заглядывая ему в глаза и замирая в ожидании.

И ещё он всегда просил принести шампанского, потому что заметил, что от шампанского я теряю голову, в меня вселяется лёгкий кураж, и всё становится нипочём. Я глотала вино, заедая фруктами, и становилась другой девушкой, совершенно раскованной, и Герман тонко замечал эту перемену.

– Когда я тебя увидел в первый раз, мне показалась, что ты очень колючая, как кактус. Я не ошибся? Мне даже страшно было к тебе подойти! – и он делал испуганное лицо.

Но тут, уже смеялась я, причём по-настоящему, с удовольствием.

– Чего ты боялся? Ха-ха-ха! Повтори, пожалуйста! Уколоться? Это что, новый анекдот? Громов боится подойти к девушке? Ты когда это придумал? Надо же, какой пугливый, наверное, тебе пора пить лекарство от страха! – говорила я, широко округляя глаза.

Мы смеялись, пили вино и целовались, я очень любила вкус его губ. Потом я уходила в ванну, включала очень горячую воду и становилась под гудящие струи воды, мне нравилось смывать с себя прошедший день. Через некоторое время приходил он и присоединялся ко мне, и мы вместе избавлялись от тревог, суеты и глупости пролетевших суток. Я закутывалась в огромную махровую простыню, а Герман просто растирал своё крепкое тело банным полотенцем, и через несколько минут мы оказывались в постели. А потом каждую ночь всё повторялась, как в первую…

В наших отношениях появилась какая-то неуловимая лёгкость, мы много шутили, разговаривали, мне было очень хорошо с ним. Моя первоначальная скованность исчезла, появилась внутренняя уверенность в том, что я сделала правильно свой выбор. Я потихоньку наблюдала за главным человеком в моей жизни и научилась понимать его мимику и жесты, угадывать его настроение, но, к моему ужасу, он был невероятно закрытым.

Я чувствовала, что очень нравлюсь Герману, но также понимала природу влечения: мы великолепно совпадали по темпераменту, диапазону преемственности, границ допустимого в интимных вопросах, но он всегда был очень сдержан в общении. Герман выстраивал стену в отношениях за пределами спальни, и туда вход мне был запрещён. Это было обидно, но он же ничего не обещал? И потом, я же сама на это согласилась.

Иногда мне казалось, что я лечу с огромной высоты, с обрыва, но по пути зависаю и в страхе болтаюсь в воздухе. В моём сознании всё слилось: ночи и дни, дни и ночи, всё смешалось, перепуталось, и я уже не могла отличить, что было вчера, сегодня, позавчера… Но, самое главное, чувство эйфории, полёта не покидало меня, и я впервые в жизни была по-настоящему счастлива.

– Ты шутишь?! – конечно, Инна мне не поверила. – Тебе действительно нечего мне рассказать? – настаивала она.

– Конечно, есть. Давай на днях встретимся и всё обсудим, – предложила я.

Я очень хорошо понимала, что как бы я ни пыталась себя оправдать, я ничем не отличаюсь от Мелани, просто превратилась в Мелани № 2. Поэтому и прячусь от Инессы.

Меня иногда заботила мысль о его семье, я знала только, что жена и дети проживают в Англии. Однажды он сказал мне, что их отношения с супругой перешли в стадию гостевого брака. Я спросила:

– Это как?

Но он странно посмотрел на меня и не ответил.

Но самое страшное, что я отчётливо видела, почему я не могла ему ничего противопоставить: я очень сильно его любила, меня тянуло к нему, и я ждала каждой нашей встречи. Так что, если быть честной, хотя бы с самой собой, дело не в нём, дело во мне.

* * *

Генерала звали Волчанский Олег Анатольевич, и надо сказать, его внешность и поведение невероятно точно совпали с фамилией. Был он сухощавый, подвижный, с близко посаженными тёмными глазами, и даже цвет волос отдавал серым серебром. Генерал никого не любил и никого никогда не хвалил, говорил очень резким отрывистым голосом, и за глаза все в отделении звали его Волчара. Уже одно это имя наводило ужас на подчинённых, потому что все знали о его беспощадном характере. Был он теоретически непотопляем, потому что много лет служил в охране высокопоставленного члена правительства, можно сказать, работал его тенью, и теперь старые связи очень помогали ему.

Так случилось, что сейчас я стал тенью Волчанского: последние несколько лет мне пришлось выполнять самые сложные, самые отвратительные его поручения, а что я мог сделать? Приказы надо выполнять!

Но однажды фортуна повернулась ко мне, извините, задом. И теперь мне предстояла очная встреча с ним. Он специально пригласил меня в свой кабинет, что означало высшую степень неудовольствия. Мне пришлось одеться в полную офицерскую форму, собрать волю в кулак и в назначенное время прибыть в управление.

Я поднялся на третий этаж, по сочувственным взглядам сослуживцев понял, что многие уже знают: я впал в немилость. В приёмной адъютант поприветствовал меня кивком головы и сухо сказал:

– Ждите, генерал занят.

Я присел на стул, достал телефон и отключил его. Главный терпеть не мог, когда у него на приёме раздавалась телефонная трель, это его ужасно злило. Необходимо было хоть так себя обезопасить! Хотя по сравнению с тем, что я натворил, это такая мелочь… Примерно через час адъютант поднял трубку внутренней связи, посмотрел на меня и сказал:

– Зайченко Леонид Иванович, Вас ждут, пройдите!

Я знал, что лейтенант был любопытным, ему нравилось подслушивать разговоры в кабинете у генерала и владеть всеми новостями, поэтому строго посмотрел на него:

– Только попробуй! – мой взгляд был жёстче штыка. – Пожалеешь, что родился!

Улыбка слетела с его и лица, и он пробормотал что-то невнятное. Я ещё раз зло сверкнул глазами и прошёл в кабинет.

Волчанский сидел за столом. Невысокий худой человек в большом кресле. Он даже не пошевелился, только его глаза встретились с моими. Я прошёл два шага вперёд и замер. Генерал молчал, а мне тем более нельзя разговаривать, он же старший по званию. Мне это не нравилось, лучше б ругался матом, тогда я хотя бы знал, что у него на уме…

Но вдруг его прорвало!

– Лёня! Ты хоть понимаешь, что натворил? Загубил всё, на что я потратил пять лет! Я добывал эти контракты, договаривался с нужными людьми в правительстве, чтобы они нам достались, а ты? (Дальше последовала нецензурная брань!) Я молчал. Так продолжалось минут пятнадцать, из них минут десять матом, но это был хороший признак, потому что это ещё не высшая степень неудовольствия, хуже, когда он говорит тихо, совсем тихо, спокойно и грамотно, вот тогда точно, тебе уже не выжить. Никак! Он остановился, зло скривился:

– Что ты предлагаешь, что делать будем?

Я выдохнул:

– Сейчас разрабатываю новый вариант с банком Громова, думаю внедрить туда своего человека для начала. Уже получилось выполнить некоторые начальные ходы, получить интересную информацию. Но у него очень хорошая служба защиты, поэтому необходимо действовать осторожно. Он очень педантичен, и охрана у него, пожалуй, одна из лучших в стране, многое будет зависеть от его позиции.

Это был крайний вариант для меня, всё-таки Герман был моим другом, но другого выхода я не видел, на кону стояла моя жизнь, а при хорошем стечении обстоятельств Герман мог сохранить и жизнь, и деньги! Но генерал знал всё.

– Это же твой друг детства? – язвительно спросил он.

– Да, мы выросли в одном дворе!

– А ты сможешь его переиграть? Он крепкий орешек!

Я усмехнулся:

– Придётся! И потом, он же не бесплатно будет с нами сотрудничать, он же свою долю получит.

– Да, но он очень много теряет, поэтому может быть очень опасен! Ты должен всё просчитать до последнего, до мельчайшей детали! Это твой последний шанс! Можешь быть свободен!

Я откланялся и ушёл, но на душе было очень муторно и неспокойно, хотя на войне, как на войне!

* * *

Перспектива потерять банк после инсайдерского налёта очень меня разозлила. Понятно, что в любом бизнесе всегда надо быть готовым к защите, а то и к нападению, но чтобы действовали так беспардонно, мы явно не ожидали. Всё-таки надо усилить службу безопасности аналитической группой, только где их взять, мощных аналитиков, а главное, честных.

Я уже на автомате просматривал последние биржевые сводки, как внимание мое привлекла информация о крахе банка «Зори Москвы». Боже, ну какой идиот мог так назвать банк! И сколько их развелось, этих банков, столько, что даже имён придумать не могут! То, что я узнал, не просто изумило меня, а повергло в шок.

Жил-был банк, хорошо себе жил, и вдруг он без видимых причин стал тонуть, а чтобы ЦБ ничего не заподозрил и не отозвал лицензию, отчётность стали подтасовывать. Буквально, за шесть месяцев до кончины банка назначают нового председателя правления по фамилии Холодков Андрей Алексеевич, и за его подписью выдают кредиты в очень значительных суммах сомнительным фирмам, которые, естественно, никто возвращать не собирался. Кроме того, менеджмент в количестве семи человек, которые, как я подозреваю, и были основными бенефициарами разгрома банка, списали со счетов клиентов и перевели на подставные организации огромные средства, да так, что в реестрах банка исчезло всякое присутствие этих вкладчиков. Ничего себе, порезвились!

Люди стали обращаться за вкладами, а их там и след простыл, народ повалил в прокуратуру, возбудили уголовное дело, эти ясные «Зори Москвы» закрыли, но деньги уже испарились.

Виновным за всё, или козлом отпущения, назначили этого Холодкова, который проработал шесть месяцев. Его адвокат уверяет, что банк разграбили до него, чему я точно верю, что Холодков пытался спасти банк и что он подписал только то, что одобрило правление, но подпись-то его! А это огромные деньги, которые ушли в никуда. Мужику только сорок два года, а он попал в тюрьму и тяжело заболел там!

Я почему-то думал, что в наше время уже так топорно не работают, но не верить своим глазам не мог! Я видел документы с указанием фамилий фигурантов, сумм хищений, статей уголовного права и решением суда. Мне не хотелось признавать, но то, что произошло в действительности, как две капли воды напоминало то, что предложил мне Зайченко в своих проектах!

– Вот даёт! Да он обкатал уже эту схему! Убеждён, что в этом деле с «Зорями Москвы» без Леонида не обошлось!

Мне стало не по себе, все-таки, учитывая наши отношения, очень неприятно. Воспоминания детства жили во мне, перед глазами вставали красочные картинки и бередили душу.

Сложно представить, что можно вот так просто растоптать многолетнюю дружбу. Я много раз в уме проигрывал разные варианты, и все они оказывались не в мою пользу. Мой друг Лёнечка хочет вывести деньги из банка на липовые счета, в офшоры, в тёплые страны и потом всё свалить на меня или другое подставное лицо. Но даже в этом случае меня ничего хорошего не ждёт, потому что я теряю корпорацию, огромные деньги, которые даже не мои, а наших вкладчиков и инвесторов, разоряю тысячи людей и навсегда расстаюсь с честным именем! Это совершенно неприемлемо для меня, поэтому я твёрдо решил не принимать его условий. Но, чтобы остановить Зайченко, надо понять, что им движет, зачем ему мой банк и эти огромные средства. Где-то в глубине меня зрело подозрение, что для него дело было очень серьёзным, просто вопросом жизни или смерти. Попробуем выяснить.

Я пригласил Давиденко. Старый лис был, как всегда, строг и подтянут, когда я предложил ему чашку кофе, ответил:

– С удовольствием, – и улыбнулся.

Секретарша Люся, излучая любезность и стараясь угодить, подала нам только что сваренный кофе. Она знала, что я люблю очень горячий и очень крепкий, обязательно с пенкой, поэтому относилась к кофе, как к ритуалу.

Запах свежесмолотых зёрен пополз по кабинету, возбуждая аппетит и желание пригубить ароматную жидкость. Сергей Иванович очень осторожно взял крошечную чашечку, поднёс к лицу, чтоб лучше уловить аромат, и отпил маленький глоточек, я тоже очень медленно, смакуя и наслаждаясь вкусом, расправился со своей порцией.

– Ты что-то много стал пить кофе! – сказал он. – Не боишься? Опасно для сердца.

Я усмехнулся:

– А что сейчас не опасно? Ты думаешь, для здоровья лучше коньяк, водка или виски? Кофе хорошо прочищает мозги и именно поэтому мне нравится. Знаешь, сегодня мне на глаза попались интересные документы, и неприятное предчувствие меня не покидает.

Я перевёл взгляд на старого лиса:

– Мне нужно, чтоб ты помог мне разобраться с одним затонувшим банком, – попросил я. – Необходимо узнать всё до мельчайших подробностей: кто его «крышевал», кто вёл дело, каким боком здесь присутствует Леонид Иванович и вообще, какие у него проблемы на службе?

Сергей Иванович осторожно отставил блюдце, с сожалением посмотрел на пустую чашечку.

– Ещё кофе? – поинтересовался я, но тот отрицательно покачал головой.

– Больше уже будет перебор, и так не могу уснуть ночами, врачи запретили пить кофе и чай после десяти утра, слишком много содержат кофеина, он скапливается и раздражает мозговые центры, поэтому возникает бессонница. А, в молодости пил сколько угодно, и ничего, – спал как убитый, – с досадой произнёс он.

– А курить разрешишь? – он знал, что я не курю и не разрешаю курить в помещении, но Старый лис был заядлым курильщиком, а я понимал, что для него кофе без сигареты не существует, это как море без воды. Я кивнул.

– Кури! – подошёл к окну и открыл его.

– Видишь ли, Герман, – он с удовольствием втянул в себя табачный дым, – знаешь ли ты, что человек использует свой мозг только на три процента? Зато чужой имеет на все сто!

Я улыбнулся:

– Это ты про меня?

– Не совсем про тебя, только отчасти, я про общую обстановку. К сожалению, сделать то, что ты просишь, будет очень сложно, потому что материалы эти закрыты, находятся в следственном комитете и доступа к ним нет, – докуривая сигарету, задумчиво продолжал Сергей Иванович. – Возможно, только договориться с кем-то из сотрудников, но это как повезёт.

Я и сам понимал, что практически невозможно, но надеялся на успех, всё-таки связи у него обширные. Давиденко попрощался и вышел.

Я остался со своими мыслями, успокоиться не получалось. Что ж, раз кофе нельзя, плесну себе немного виски, чего никогда не делаю на работе. Вот теперь партия начинается. И начинается не по моей воле, меня пытаются втянуть в игру, азартную и опасную. Как опытный игрок, я понимал, что выиграет тот, кто не раскроет свои карты, свои козыри раньше другого, кто сможет просчитать ходы противника, хотя б на несколько шагов вперёд, но как это сделать? Здесь преимуществ у меня нет, они явно у Зайца, потому что ему проще завербовать кого-то из работников банка, что он наверняка и сделал, чем мне выйти на сотрудника спецслужб. Я могу надеяться только на старые связи.

Так давай, Герман Алексеевич, думай, шевели мозгами, что ты можешь противопоставить, чтобы изолировать матёрого офицера? Пожалуй, ничего. Несмотря на моё твёрдое решение не принимать условия Зайченко, я понимал, что открыться сразу не смогу, чтобы нейтрализовать его, мне нужны улики, которые заставят его прекратить игру, причём неоспоримые.

Выиграет тот, кто будет владеть информацией к шифрам транзакций. Пока деньги у меня, мне никто ничего не сделает, потому что им нужны деньги! И, что очень важно, им нужны деньги, выведенные за пределы страны, в этом я уже не сомневался, как и в том, что Заяц работает не один. В одиночку он бы на меня не попер, слишком неочевиден выигрыш. И, главное, надо обязательно вычислить его «кукловода»! Но прежде всего надо докопаться до истины, до мотива, почему он это делает. Это и будет ключ к разгадке.

Леонид был лёгок на помине. Я взял телефон.

– Привет, – начал он – как дела у наших доблестных банкиров? Я слышал, ты одержал победу, раскрыл инсайд?

Мне не хотелось говорить на эту тему, и я не считал это победой, мне казалось, что это, напротив, наш провал, но он напирал.

– Сейчас в деловых кругах только и разговоров про этот случай, это ж надо, такое придумать, письма с инсайдом рассылать акционерам! А народ пугливый оказался, тут же распрощался с активами!

– Лёня, что ты хочешь? – мне надоело его слушать.

– А вообще все тебя хвалят, говорят, ты всё правильно и очень чётко сделал, но сейчас акции растут?

– Я не обсуждаю эти темы по телефону!

– Растут, – утвердительно сказал он, – сам смотрел сегодня.

Я молчал, но это не сбило его с толку.

– Это хорошо. А что, Герман Алексеевич, у тебя новая женщина, новая любовь появилась? Почему же ты молчишь?

– Не говори загадками, не в цирке! Какая женщина? – разозлился я.

– Ну как же, я вот недавно Игоря Дударева встретил, так он в полном восторге от твоего нового сотрудника, то бишь советника. А точнее, советницы? Вот только мы с Игорем не можем понять, что она тебе советует? В каких вопросах? – его жирные намёки раздражали всё больше.

– Без комментариев, это производственный момент, кто мне необходим, того и принимаю на работу! – сухо ответил я, но не тут-то было, он имел очень точные сведения.

Заяц заржал: