Текст книги "Дом на отшибе"

* * *

В эту ночь Уолли снова не спалось, он недовольно ворочался с боку на бок и в конце концов распахнул глаза и воззрился в потолок. У него не выходили из головы слова Бена. Неужели их ведьма тоже одна из тех? Но нет, эта была настоящая.

Несмотря на то, что Уолли уже входил, что называется, в средний школьный возраст, мир волшебства еще не запахнул перед ним свои двери, как это начинало происходить с его сверстниками. И мальчику чудилось во всем нечто большее, чем оно являлось для взрослых. Порой, наблюдая за полетом стрекозы над водой или таяньем солнца за изрезанной поверхностью леса, ему казалось, что он вот-вот разгадает какой-то секрет. Секрет жизни, быть может… Ее тайный закон, по которому вращается весь мир, а люди заносят в свои многочисленные рукописи лишь осколки этого закона, малосущественные фрагменты. А потом книги, полные этих бессвязных фрагментов, читают такие умники, как его старший брат, и оттого полагают себя лучше, чем иные. А такие, как Уолли, предпочитают все потрогать, попробовать на зуб, вместо того чтобы читать, как заумные старики рассуждают, с какого конца бить яйцо.

Поерзав еще немного, Уолли перевернулся на живот, сложив руки под подбородком и подтянув пятки к попе. Нет, ну почему и Бен туда же? Он ведь постоянно бывает на природе, как же может он не видеть, что вокруг все просто напитано тайнами и… магией! Уолли резко перевернулся и сел. Спать было совершенно невозможно! Он быстро оделся и, не боясь разбудить сестру, – она, как и присуще маленьким детям, обладала отличной крепостью сна, – покинул комнату. Мимо комнаты родителей мальчик прошел с куда большей осторожностью. Ведь всем известно, что у взрослого человека, обремененного массой забот, сон зачастую чуток и прерывист. И если подобраться к такому человеку поближе, то можно услышать тихое жужжание беспокойного роя мыслей, не дающего ему полноценного ночного покоя. Но Уолли, разумеется, решил не приближаться, а вместо этого тихо спустился по лестнице на первый этаж, засунул ноги в ботинки, не расшнуровывая, накинул куртку, ибо еще вечером он заметил, что начало ощутимо холодать, и никем не замеченный покинул дом. Обойдя его, Уолли вывел из двери подсобки велосипед и выехал в ночной город.

Абсолютная пустота улиц опьяняла, и юное создание на двух колесах петляло, не разбирая дороги, по лабиринту мостовых, мимо закрытых лавок, покрытых полотном лотков, огибая удивленные взгляды фонарей, туда – вверх по склону к подножию горы. Вот кто наверняка не спал, – думал в этот момент Уолли: гора и ведьма! Разве ведьмы спят по ночам? Не… Они садятся на помело и летают по небу, варят таинственные зелья, которые нельзя делать при свете дня, а еще…

Уолли резко затормозил, чуть не врезавшись в последний фонарный столб. Дальше улочки не освещались, и пришлось идти пешком, поскольку дорогу было плохо видно. Небо затянуло тяжелыми тучами, цепляющимися пушистыми боками за белые клыки гор, и ночь была особенно темна.

Сам не зная почему, Уолли не испытывал страха, когда подбирался посреди мрака к домику ведьмы, в отличие от предыдущих вылазок, хотя тогда это происходило еще в относительно светлое время и он был не один. Окна не горели, из трубы дыма не шло. Улетела, что ли? Уолли осторожно приоткрыл калитку и пробрался на участок. Никого. Тихонько прокрался к дому и заглянул в окна веранды. Темно. И вдруг что-то вспыхнуло посреди комнаты, и из-за стекла на мальчика воззрились два огромных зеленых глаза. И Уолли, забыв про все на свете, заорал в голос!

В этот момент он был уверен, что перед ним сама ведьма, превратившаяся в какое-то чудовище, теперь готовящееся разодрать его на куски за то, что он узнал ее тайну. На соседнем участке захлопали крыльями голуби, но мальчику показалось, что это полчища летучих мышей ринулись к нему. И он продолжил орать, не в силах сдвинуться с места, словно пригвожденный каким-то страшным заклятьем…

На чердаке домика зажегся огонек, и внутри послышались шаги. Глаза исчезли так же внезапно, как появились, а распахнувшаяся входная дверь обнаружила девушку в белой длинной сорочке с накинутым на плечи платком и взъерошенными волосами.

– Это что за явление? – провозгласила она, щуря глаза на мальчика.

– Вы… Вы… это… не оно больше? – выдавил из себя переставший, наконец, орать Уолли.

Кэт еще раз протерла глаза, убеждаясь, что все это не продолжение ее сна, и потянула платок на мерзнущие плечи.

– Что случилось? А? Какого лешего, в самом деле?

– Да я тут… мимо проезжал… – Уолли медленно начинал видеть происходящее глазами обычного человека. – Но там… Вы – точно не оно?

– Так, – Кэт передернула плечами, – иди сюда говорить, а то я так околею.

Смущаясь немного, мальчик вошел в дом, но, когда оказался в гостиной, замер на пороге. У кресла на него взирали большие зеленые глаза. Кот самодовольно зевнул и, обняв себя хвостом, снова уставился на Уолли, всем видом выражая удовлетворение от произведенного эффекта.

– А, это Полосатый, – махнула рукой ведьма, – теперь живет у меня. Ну, или захаживает. Коты они такие, как говорится, сами по себе.

Она сняла со спинки кресла пушистый плед и, завернувшись в него практически целиком, посмотрела на мальчика так же внимательно и пронзительно, как ее недомашний питомец.

– Так и что тебе надобно, отрок?

Эта фраза напомнила Уолли манеру изложения из его книги со сказками народов мира, только он не мог вспомнить, на какую именно историю это походило. И мальчик невольно улыбнулся, хотя полосатое животное у кресла все еще казалось ему пугающим.

– Я хотел кое-что спросить, на самом деле, – начал он, оглядываясь, все еще в надежде обнаружить следы каких-то магических действий.

– Итак, понимаю, вопрос твой не требует отлагательств, раз ты решил для этого зайти ночью? – иронично заметила Кэт, поглядывая на мальчика.

– Не то чтобы. – Уолли посмотрел на пол, потом перевел взгляд на кота, и они оба прищурились друг на друга. – В общем, – выдохнул Уолли быстро, – я хотел застать вас за колдовством. За настоящим колдовством, а не деланием мазей. Бен сказал нам сегодня… Бен – это наш друг. Сказал, что бывают… разные там гадалки, которые только притворяются, и все подобное. Он не поверил нам, что вы ведьма.

Кэт наклонила голову и посмотрела на мальчика слегка исподлобья, потом рассмеялась.

– И что же такое, по-твоему, настоящее колдовство?

– Ну… Я думал, вы летаете по ночам на метле… – Он немного смутился, произнося это вслух, – И превращаетесь в животных. Я так заорал, потому что подумал, что он, – Уолли кивнул на кота, – это вы.

Тихонько посмеиваясь, Кэт смотрела на мальчика и думала, что же с ним делать.

– Ну тогда что же ты так шумел, когда увидел Полосатого, если именно за этим и пришел сюда? – поинтересовалась ведьма.

Уолли слегка выкатил глаза и комично пожал плечами, достав почти до самых ушей.

– Ладно. – Кэт махнула рукой и пошла на кухню ставить чайник. Когда она вернулась, то забралась с ногами в кресло и снова заговорила. – В кота я, конечно, не превращаюсь. И действительно сейчас по большей части занимаюсь помощью людям, используя умение правильно соединять свойства разных трав. – На мгновение она слегка погрустнела, снова вспоминая разговор с Викторией. – Но мир существует в глазах смотрящего. Каких-то вещей люди не видят, если не готовы их видеть, пусть даже они будут происходить под самым их носом. А тех, кто готов, они не минуют. Это, к сожалению, не значит, что нет таких людей, которые попытаются рассказать тебе то, что ты хочешь услышать, и взять за это деньги. Порой, когда все методы уже исчерпаны, мы готовы цепляться за соломинку. Плохо, когда этим пользуются… Есть вещи, которых не изменить даже магией. Например, смерть.

Уолли сидел на стуле напротив ведьмы и смотрел на нее во все глаза.

– Есть законы, – продолжала она негромко, – которые нельзя нарушать. То, что делаю я и такие, как я, это взаимодействие с существующими силами мира. – Она вдруг поднялась и, подойдя к мальчику, плавно положила ладонь ему на голову. В этот момент он почувствовал, как из центра ладони в его макушку начинает литься приятное тепло. – Мы тоньше чувствуем эти силы и потому можем немного перенаправлять их ход, где-то усиливая, где-то ослабляя их течение. Но когда река меняет свое русло, покидая один из сосудов, никто уже не вернет ее обратно.

Тепло разлилось по всему телу мальчика, и он сладко зевнул, перед глазами вдруг всплыло улыбающееся лицо мамы, когда она будит его по утрам, веселая улыбка папы, когда удается выцарапать его из газеты и дел и они вместе гоняют мяч на заднем дворе, симпатичная девочка на задней парте, которой Уолли всегда точит карандаши и отдает яблоко, озеро, утопающее в утреннем тумане, когда они ходят туда рыбачить с мальчишками, и прогулки на каяках с Беном… Уолли улыбнулся, и Кэт мягко сняла ладонь.

– Но это пусть, – она развернула к нему ладони, – пусть остается между нами.

Уолли кивнул, а потом добавил:

– Роджеру этого все равно было бы не втолковать.

– А, твой старший брат, – кивнула ведьма, возвращаясь в кресло, – не будь к нему слишком строг. Я полагаю, ему очень непросто с людьми.

– Пф… А целый день сидеть за книгами? Что сложного-то в общении с людьми?

– Знаешь, для разных людей разные вещи требуют неодинакового количества усилий. Иногда, чтобы достигнуть одного и того же результата в каком-то деле, одному нужно вот столько вложить, – Кэт слегка развела ладони, – а другому – во-о-от столько, – она распахнула руки на всю ширину. – Но тому, кому нужно чуть-чуть усилий, зачастую сложно понять того, кто затрачивает их много. Есть что-то, что тяжело дается тебе?

– Ну… – Уолли пожал плечами. – Долго сидеть за один и тем же занятием…

– Ну вот. – Кэт усмехнулась. – А твоему брату это, видимо, несложно. Зато взаимодействие с окружающими может быть для него сильным испытанием. Понимаешь, если я не ошибаюсь, Роджер относится к тем людям, что в первую очередь от общения ждут информации, а не взаимодействия. Тогда выходит, что ему нужно приложить много усилий, общаясь с людьми, и при этом, возможно, не получить от контакта ничего приятного. Тогда как с книгами все просто – там можно быть собой, не пытаясь угадывать, как воспринял твои слова собеседник, и при этом наверняка получишь, что тебе нужно. Вот и выходит, что в его мире общение не всегда стоит вложенных в него усилий. Вот ты бы что предпочел – потратить много сил и получить за это небольшой негарантированный результат или приложить меньше усилий, но получить гарантированный результат?

– Понятно же, – согласился Уолли, не видя смысла в вопросе, – что второе.

– Вот поэтому Роджер и предпочитает книги. Но это не означает, что ему общение не нужно вовсе. Он тоже любит вас, просто выражать это может по-своему. Будь к нему терпеливее.

Уолли вздохнул, оглядываясь через плечо на заоконный мрак веранды:

– Вы извините, что я так ночью…

Кэт неопределенно повела плечами.

– Доберешься до дома?

– А то! Туда же с горы! Мне понравилось ездить ночью! – И он подмигнул потихоньку задремавшему под шорох голосов коту. Тот пренебрежительно дернул ухом, на мгновение открыл хитрый прищур одного глаза, инспектируя происходящее, и снова изобразил, что ему совершенно нет до этого дела.

Пока Уолли катился вниз через город, фиолетовые очертания гор стали четче вырисовываться на фоне неспешно светлеющего небосклона. Их вершины таяли в мареве туч, и только туманная гладь воды постепенно преображалась в преддверии рассвета, были слышны всплески рыбьих хвостов и переливы птичьего хора. Мир пробуждался, а Уолли несся через спящий городок, отрывая ноги от крутящихся самостоятельно педалей, представляя, что летит.

Глава 5. Гора

Высунув ладонь из-под одеяла, Бен пытался нашарить верещащий на прикроватной тумбочке будильник. В комнате было холодно, и тело не желало покидать созданное им под одеялом тепло. Наконец, пищащую машинку удалось заглушить. Приоткрыв глаза, Бен сощурился в окно. Небо затянули серые тучи, и солнечные лучи, с трудом просачиваясь через эту вату, слабо освещали комнату. Почувствовавший пробуждение хозяина Пиджен уже вовсю скакал по одеялу, побуждая Бена не оставлять попыток подъема.

– Ну что ж… – Отчаянно зевая, мужчина выбрался из кровати, сонно погладил пса и, подойдя к свету, распахнул створки окна навстречу необычно холодному воздуху утра. Затем, быстро умывшись, начал разминку прямо так – в одних шортах и майке. Практически каждое утро молодой инструктор предпочитал не пренебрегать упражнениями, но в дни восхождений уделял этому особое внимание, как следует пробуждая движением тело, разогревая и разрабатывая коленные суставы. Рюкзак со снаряжением и едой был собран еще с вечера, и оставалось только залить кипяток в термос.

Пиджен ликовал и был готов уже сам, ухватив за лямку рюкзак Бена, тащить его впереди хозяина. И хотя спаниель всегда был рад большой компании, такие прогулки он любил особо, каким-то своим животным чутьем осознавая, что сегодня был именно такой день: тропа, его хозяин, бодро шагающий вперед, и он! А потом будет привал где-нибудь среди лугов, полных разнообразных запахов – прошедшего здесь недавно стада, собак-пастухов… Хозяин сядет на землю рядом с ним, и они разделят еду. Подбежав к двери, Пиджен аккуратно поскреб лапой и большими, черными, полными преданности глазами посмотрел на Бена.

– Да-да, уже идем! – рассмеялся тот нетерпеливости верного соратника.

Когда Бен и Пиджен покидали дом, там еще стояла тишина утренней дремы, даже фрау Марта пока не поднялась, и не было слышно посвистывания чайника на кухне, и не разливался по гостиной запах свежего кофе.

Выйдя на тропу вдоль реки, Бен поднял взгляд на гору, с которой у него сегодня было назначено свидание, и увидел, как ее голова безнадежно задернута толстой вуалью облаков. Мужчина слегка нахмурился, размышляя, что придется, возможно, скорректировать запланированный маршрут.

Шаги, крепкие и уверенные, равномерным ритмом вторили мелодии реки, с камня на камень несшей потоки ледниковой воды вниз, к Альтерзее. Зеленые сочные травы тянули стебельки вверх, раскрывая листья навстречу лету. В этой песне жизни мысли Бена потихоньку стали утекать от настоящего, перенося его в галерею воспоминаний и мечтаний. С детства он любил длинные прогулки, походы с отцом, когда они брали легкую палатку, минимум вещей и отправлялись по какой-нибудь тропе или же просто уезжали на озеро на весь уикенд. Потом, когда заболела мать, отцу стало сложно уезжать надолго, и постепенно Бен обнаружил, что все чаще гуляет один. Конечно, у него были поездки и с друзьями из школы. Но это было не сравнить с тем, как они двое садились на берегу реки или на камне, делая привал, молча отец протягивал ему сэндвич, и они смотрели вдаль, на расстилающийся мир перед ними, в этот миг, казалось, принадлежавший им одним – крепкому, слегка седеющему мужчине и мальчику рядом с ним.

А потом не стало матери. И никакие старания отца и никакие надежды сына ничего не смогли изменить. Тогда-то Бен и решил, что после школы не станет сразу поступать в университет, а вначале увидит мир. И вот теперь мир горной тропой расстилался перед ним, ведя его к затуманенному взору горы. Каждый раз, поднимаясь, Бен словно слышал какой-то чуть различимый зов, влекущий его ступать вперед, не останавливаясь. В горах он не отступал, но при необходимости искал обходные пути, следуя за этим зовом. Не раз это чутье помогало ему в последний момент увернуться от летящего камня, подсказывало, куда поставить сорвавшуюся ногу на скале. Когда он выходил на горную тропу, он как будто воссоединялся с чем-то, что вело его все выше и звучало с каждым метром высоты все громче. А вдалеке от гор стихало, растворяясь в шуме человеческих голосов.

Пиджен гонялся за стрекозой, спугивая ее с одного стебелька на другой. Бен протянул псу половину своего бутерброда и посмотрел вверх на речные перекаты. После привала они сворачивали, отдаляясь от ее русла, подъем становился витиеватей и круче, ныряя под сень ароматного пихтового леса.

В некоторых местах по пути Бен обновил знаки разметки туристической тропы, но вскоре свернул с нее, разведывая, как и планировал, новый выход к верхним озерам, который мог бы открыть его будущим подопечным особенно притягательный вид. Час еще был ранний и, выйдя к первому озеру, обрамленному хвойным лесом, словно пушистыми ресницами, Бен почувствовал, что его тянет задержаться на берегу. То самое внутреннее чутье, что обычно вело его через каждый перевал, словно таинственный лесной человечек, нашептывало ему, манило побыть здесь еще чуть-чуть… подольше… Пиджен уложил ушастую голову на колено хозяина и смотрел на него своими большими темными глазами, а может, на пушистый войлок облаков над их головами.

Съехавшая на рюкзак ладонь развеяла легкую дрему, натолкнувшись на баночки, выпиравшие сбоку через брезент. Вытащив одну, Бен глянул на недвижную гладь озера и поднялся.

– Или на обратном пути, что думаешь? – повернулся он к спаниелю. – Да, ты прав, а вдруг обратно другим путем пойдем. Наберу немного.

Он опустился на колени и повел краем банки по зеркальной поверхности, тут же отразившей его движение расходящимися вдаль кругами.

«Как же здесь красиво. Как удалось мне так внезапно найти место, где хочется остаться». Бен собирался, завершив привал. Мысли его были куда спокойнее тех, что одолевали в начале подъема. Природа, казалось, наполняла все смыслом, который нельзя было выразить узостью слов, но лишь глубинным ощущением целостности со всем миром.

Бена словно захлестнуло этой волной, и он двинулся наверх, туда, где на фоне серого неба поблескивал край первого снежника.

* * *

После беседы с ночным визитером Кэт еще некоторое время не возвращалась наверх, раздумывая над собственными словами, сказанными мальчику. Иногда она казалась себе и впрямь какой-то шарлатанкой, пытающейся вогнать бо́льший смысл в несущественные действия. Ее образование, ее достижения перед наставницами, что это, в сущности, значило перед лицом реальной жизни? Она так надежно спряталась в этом маленьком домике, за своими маленькими делами, что стала забывать, зачем сюда приехала. Теперь Виктория напомнила ей о вопросах, которые Кэт никак не могла разрешить и оттого отодвинула их куда-то в самую глубину головы и надежно зарыла там. Не так уж и надежно, выходит…

Нужно было отправиться на рассвете на гору и все хорошенько обдумать. Нет, она не будет лезть в эту игру, но нужно понять, как далеко зашла ее подруга и чем тут можно помочь. Даже больше, чем слова Виктории, Кэт беспокоили собственные сны. Правда, в последнюю пару ночей они почему-то оставили ее.

Она достала рюкзак и стала укладывать в него все необходимое, включая легкий пуховый спальник и тонкую одиночную палатку, на случай, если придется заночевать наверху. Кот подошел и с любопытством сунул морду в рюкзак, но, не обнаружив для себя ничего интересного, с гордым видом удалился. Ему надоело сидеть дома и, толкнув пушистой головой дверь, он растворился в ночи. Кэт проводила его глазами.

Уже в сиреневом отголоске приближающегося рассвета девушка успела ненадолго задремать, и тогда ей приснилась гора. Но она не казалась больше той земной твердью, на основании которой сидел домик ведьмы. Она была живая. Кэт чувствовала это, наблюдая призрачный образ, тянущийся во мрак небес. Гора не разговаривала и не меняла формы, но ощущалась иначе, не как в реальной жизни. А Кэт просто стояла у подножия и смотрела на нее, не решаясь ступить. И вдруг что-то произошло на вершине, словно раскрылся рот и начал поглощать то, что находилось там. Это ощущение усиливалось, делая Кэт все более причастной к странному процессу. Ей хотелось сопротивляться, но тело было неподвластно, неясно даже, имелось ли тело… Пробуждение пришло резко: Кэт открыла глаза, увидев над собой деревянные балки потолка, и рывком села на кровати. Она медленно дышала, чтобы привести мысли в порядок и полностью осознать, что сон окончен, когда дверь приоткрылась, и из-за нее показались два зеленых глаза. Кот прошел в комнату, не сводя взгляда с девушки. И тогда Кэт опустилась на подушку и забылась до самого утра. И разбудило ее только просветлевшее небо.

Если молодая ведьма хотела обдумать что-то важное, она отправлялась на длинную прогулку в одиночестве. Иногда ей казалось, что ноги в своем равномерном движении запускают какие-то шестеренки, заставляя ее мозг принимать более взвешенные решения, а в четырех стенах он зацикливается на паре мыслей, повторяющихся в голове снова и снова в различных вариантах. Ее немного удивило, что утро оказалось весьма прохладным, вторя предшествующему вечеру, хотя лето только начинало клониться к закату. Впрочем, быстрый шаг и рюкзак за спиной заставили вскоре забыть об этом.

Тропа поначалу шла через густые заросли сочной растительности, но постепенно со сменой ландшафта менялись и его обитатели, вскоре ведьма вступила в пихтовый лес, наполненный запахом смолы. Но Кэт не задержалась здесь, как любила это делать во время своих обычных прогулок, а поспешила выше, туда, где зона леса постепенно сменялась альпийскими лугами, открывая вид на долину внизу, где вдоль реки расползающейся каплей лежал город, а еще ниже проглядывало вытянутое зеркало Альтерзее. С вершины дышало холодом, и ветер играл волнами по поверхности трав с приземистыми, но крупными и яркими цветками. Кэт смотрела вниз, на Дорфштадт, уже почти два года являвшийся ее постоянным домом. А сколько временных пристанищ она сменила за годы до того… И хотя она была вполне довольна своим обиталищем, но не чувствовала, что ее жизнь действительно вплелась в этот пестрый ковер из цветных домиков, заполненных туристами витиеватых улочек, занятыми горожанами центра и спокойными размеренными обывателями окраин. Город, как неспешный спрут, захватывал долину у подножия горы, не смея притронуться к ее бокам, разве что из соседних ферм выгоняли на верхние луга скот. И только домик на отшибе, отделенный от основных щупалец пустырем, единственный завис где-то между горой и Дорфштадтом. И в этом домике жила Кэт, тоже зависшая где-то между там и тут: своим прошлым и непонятным ей будущим. И вот она смотрела сверху вниз на город, уже шагнув в сторону снегов, всеобъемлющей тишины и безразличия горы к суете у ее подножия.

Кэт сложила вещи у низенького, застывшего в вечном изгибе деревца, обозначая этим место возможного ночлега, и двинулась к дышащему холодом и свежестью белому языку горы. Здесь заканчивались последние замшелости на камнях и лишь местами виднелись плоские, прикипевшие к серой поверхности лепешки лишайников, а дальше – только снег и лед. Разумеется, Кэт знала, что даже в промоинах пещер во льду – есть жизнь, а в небе – размах крыльев хищных птиц, но сейчас все как будто замерло, словно готовилось к чему-то. Тучи так и не расползлись и теперь разрывали пушистые бока о зубья вершины. Эта серая мощь придавливала, заставляя что-то пульсировать в голове. На мгновение девушке стало почти нехорошо. Она опустилась на корточки и положила раскрытые ладони на шершавую поверхность огромного камня. И тут почувствовала, как гора вздохнула. И сразу вслед за этим послышался тяжелый сдавленный гул. Кэт вскинула голову: прямо на линии снега за перегибом мощным белым облаком взметнулся снег.

Всю ночь гора доила тучи. И теперь толстый наст свежих сливок не мог больше цепляться за спрессованную поверхность обледенелого снега и пополз, постепенно набирая силу, разламываясь на фрагменты, – рухнул!

И гора замолчала. Гора получила свое.

Кэт замерла, перестав дышать. Она явственно почувствовала, что случилось. Всю ее суть словно проре́зало этим осознанием. И в этот момент она услышала лай…

Маленький рыжевато-белый комочек жизни несся к ней по колючему снежно-льдистому насту, поскальзываясь, раня кожистые подушечки лап, животное мчалось, звало на помощь! Спаниель с разбегу ударился ей в ноги, заскулил и схватил зубами за штанину, всем своим существом умоляя последовать за ним. Но Кэт и так уже чувствовала, куда бежать.

Под ботинками скрипели и хрустели, крошась, комочки слипшихся снежинок. Кэт почти не разбирала дороги, она чувствовала, что там, где-то под глубиной жадных ледяных лап горы, еще трепещет жизнь. Но все слабее… Воздуха все меньше… Вздох… Еще слабее… Еще… И есть только секунды. И потом гора навсегда заберет свою добычу.

* * *

В этот день Мэри-Лу была совершенна невыносима. Она привередничала за завтраком, чего с дочерью фрау Кляйн не случалось с младенчества. Затем ухитрилась нагрубить Роджеру, причем по какому-то незначительному поводу, как полагала ее мама. Спорили про какие-то… сказки?

И в довершении поссорилась с Уолли из-за его комментария о ее прическе. Да. Что же это вселилось в ее маленькую девочку, недоумевала фрау Кляйн. Сегодня у нее был выходной от офисной работы, и к вящей радости старшего сына она сама осталась приглядывать за детьми. И тут на тебе! Одно дело Уолли – на него вечно жаловались учителя. А у Роджера в противоположность были проблемы в общении с одноклассниками, да и в целом… в общении. Но Мэри-Лу?

А между тем малышка и сама не могла понять, отчего все существо ее пребывает в таком смятении, что даже мелкое замечание кажется громом среди тишины гор. Это не облеченное именем ощущение не давало ей покоя.

До переходного возраста еще долго, терялась в догадках фрау Кляйн, фруктов ест достаточно, на свежем воздухе тоже бывает регулярно. Она даже в какой-то момент потрогала лоб дочери, но, повышенной температуры не обнаружив, решила поискать объяснение в чем-то ином.

После завтрака Роджер поспешно скрылся на чердаке, там его ждала незаконченная книга о путешествии одного натуралиста и этнографа по тропическим дождевым лесам. Подобные истории увлекали Роджера, раскрывая новую информацию о мире, но, в отличие от младшего брата, он редко представлял себя на месте героя повествования, предпочитая наблюдать за ним так же, как наблюдал за окружающими людьми. Как раз когда он дошел до описания обычаев и поверий одного из местных племен, в дверь постучали.

– Это я, Роджер, – раздался за тонкой дверью голос его матери. Затем дверь приоткрылась, и фрау Кляйн тихонько зашла в комнату, заглядывая украдкой в книгу.

– Мам, ну ты же знаешь, что я не люблю, когда читают через плечо. – Роджер сразу же заложил страницу и отодвинул книгу.

– О чем она?

На это сын только протянул ей том. Фрау Кляйн вздохнула и опустилась на кровать.

– Я собираюсь на прогулку с Уолли и Мэри-Лу, пойдешь с нами?

Роджер помотал головой. Нельзя было упускать такой шанс – наконец-то побыть дома одному, когда никто тебя не дергает, не ломится в комнатку, не скачет рядом по лестнице, когда весь дом исключительно пуст и не издает никаких звуков. Но для вида мальчик глянул в окно:

– Пасмурно. Возможно, будет дождь.

– Да, похолодало, – согласилась мама и, поняв, что на более продолжительный диалог ей сейчас сына не вытянуть, поднялась, – как хочешь. Если соберешься выходить, оставь записку на кухне и запри дверь.

Роджер молча кивнул, и фрау Кляйн, еще раз вздохнув, оставила его наедине с дневниками путешественника.

– Мэри-Лу, надень другую курточку, пожалуйста, – обратилась она к дочери, уже ожидавшей в прихожей и, сидя на скамеечке под вешалкой, болтавшей ногами. – А Уолли где?

Девочка только пожала плечами:

– Сказал – «щас». Мам, а зачем другую?

– Там холодно что-то сегодня. – Фрау Кляйн снова пошла вверх по лестнице. – Что происходит, такое теплое лето было… Уолли! Мы выходим! Давай скорее!

– Да, да! – послышалось из-за двери.

Мальчик скакал по комнате в одном носке, заглядывая под тумбочки и кровати и не понимая, куда мог запропаститься второй. Он помнил, что во время своей ночной вылазки надевал оба, но вот по возвращении был уже такой сонный, что едва добрался до кровати и уснул, даже не переодевшись. С утра носки ему не требовались, и потому он не заподозрил пропажи. В конце концов он махнул рукой, достал из ящика носок другого цвета и, нацепив его, с грохотом сбежал с лестницы. В этот момент его брат на чердаке почувствовал, что уже не может дождаться, когда семейство отчалит на прогулку.

– У тебя разные носки, – мгновенно отметила Мэри-Лу, как только ее брат появился в прихожей.

Фрау Кляйн, которая уже застегивала плащ и даже не смотрела на сына, тут же обернулась, скользя взглядом по его стопам.

– Мэри-Лу проглотила стрекозу, – пробурчал в ответ Уолли, до этого надеявшийся быстро сунуть ноги в ботинки, не привлекая внимание мамы.

– Уолли. – Тон фрау Кляйн был назидательный. – Что происходит?

– Так красивее, – попытался выкрутиться мальчик, но взгляд мамы явственно говорил, что ее не проведешь.

Мэри-Лу, оскорбленная замечанием брата, насупленно уставилась в пол и сразу же заметила валявшиеся у двери ботинки.

– А по-моему, просто кто-то один носок потерял. – И она указала на высунувший полосатый язык ботинок, который Уолли вчера стягивал уже в полусне.

Фрау Кляйн нагнулась, извлекая носок:

– Это еще что такое, когда ты успел? Я же вечером всю обувь на полку ставила. – Она строго посмотрела на сына. – Уоллис Кляйн, что происходит в этом доме?

В этот момент Уолли, раздосадованный предательством сестры, попытался ухватить ее за косичку, чего обычно в отношении Мэри-Лу себе не позволял. Тут же взвившись со своего насеста, Мэри-Лу заверещала, а фрау Кляйн неожиданно обнаружила себя в эпицентре маленького смерча из принявшихся носиться друг за дружкой детей. В этот момент на чердаке Роджер зажал ладонями уши и еще ниже склонился над книгой.

– Всё! Быстро все на улицу! – скомандовала фрау Кляйн и выставила острый указательный палец в направлении двери. – И прекратите немедленно это безобразие, а то соседи решат, что у нас тут маленький зверинец.

Она подхватила лакированную черную сумочку и выпроводила свой выводок на улицу. С мягким хлопком дверь закрылась за ними, а старший сын с облегчением вздохнул и перевернул страницу.

На набережной было не особенно людно, видимо, холод и возможность дождя загнали всех праздно шатающихся в тепло кафешек и ресторанов, оставив пространство деревянного настила рыбакам, нескольким неутомимым бегунам и ответственным мамам с колясками. Уолли сразу же убежал к воде – интересоваться уловом у знакомых рыбаков, а Мэри-Лу в этот раз предпочла держаться рядом с мамой. Она притихла и брела, глядя себе под ноги. В какой-то момент они вышли туда, где открывался хороший обзор на долину реки и возвышавшуюся вдали гору, тогда девочка неожиданно схватила маму за рукав плаща: