Текст книги "Ослиная порода. Повесть в рассказах"

Конфетка

У моей бабушки в Ростове-на-Дону, конечно, были соседи. Обитали они в старых домиках общежития в центре города. К моему величайшему изумлению, несмотря на рассказы о полетах Гагарина в космос и цитаты из научной фантастики Беляева, на деле оказалось, что у людей в жилье нет туалета.

Нет, и все тут!

Чтобы справить большую или малую нужду, люди, проживающие в Газетном переулке, стремились на специальные для такого случая ведерки, а те, что отличались особой спортивностью, могли даже среди ночи добежать до деревянного сарая, одиноко стоящего в центре построек, и сходить в туалет там.

Жизнерадостностью обитатели общежития не отличались. Ходили с понурыми лицами. А когда я спросила, почему в моем городе есть в квартирах туалеты и ванны, а в бабушкином городе Ростове-на-Дону в самом центре их нет, все испуганно зашептали что-то про старые времена, доносы и Сталина.

Из вышесказанного я поняла только одно: жаловаться и роптать народ боялся и предпочитал пачкать иногда в подъезде, иногда под деревьями. Порой людям удавалось добежать до заветного ведерка, или они чинно сиживали в общем вонючем клозете, но главное было – молчать.

– Эх, – вздыхала мама, – жили бы здесь чеченцы, быстро бы все отстроили! Они любят труд! Здесь такие дома были до Второй мировой, как поместья, а потом сделали общежитие, а коммуникации не провели!

Увы, сами местные жители, как подремонтировали комнаты после войны с фашистами, так и жили в них без удобств.

Вечерами они собирались на покосившихся от старости скамейках, чтобы полузгать семечки, поделиться увиденным за день да помечтать о лучшей доле.

Дети крутились рядом. Любимой игрой у них было чертить на асфальте мелом квадраты и играть в классики, прыгая на одной ножке. Взрослые не обращали на ребятню внимания, лишь изредка, если начиналась драка среди малышей, поворачивали головы, но со скамеек не вставали и не вмешивались.

Как-то вечером я оказалась среди местной ростовской детворы. Малыши сразу приняли меня в друзья, словно знали всю жизнь, и я весело заскакала и запрыгала.

– Давай играть в догонялки! – предложил кто-то.

– Чур, не я вожу! – наперебой закричали остальные.

Время летело быстро, о чем предупреждали желтоглазые фонари. Мама и бабушка не сидели во дворе со всеми, были заняты домашними делами; а взрослые ростовчане неожиданно подозвали нас к себе.

– Это тебе! – вручали они каждому карамельку. – А это – тебе!

Я близко не подходила, думая, что, приехав издалека, не имею права брать конфетки у тех, кто живет здесь давным-давно.

– А чего ты стесняешься, девочка? Откуда ты? – спросила меня какая-то тетя со светлыми волосами.

Я смутилась еще больше от ее ласкового голоса, но ответила:

– Мы только вчера с мамой прилетели бабушку проведать. Я из Грозного.

Взрослые переглянулись.

– У нас на всех конфет хватит! – сказала женщина. – На! Возьми конфетку!

Я доверчиво протянула руку и получила карамельку.

– Спасибо! – поблагодарила я, как учила мама.

Дошколята, такие же как и я, радовались сладостям, ведь конфеты были в дефиците. Мы собирали фантики, выменивали их друг у друга, иногда играли на них, словно на деньги.

– Такая вкусная конфетка! – радовался какой-то мальчик. Потом он спросил меня: – А почему ты не ешь?

– Дома съем, – ответила я. – Мне надо с мамой поделиться.

– Конфетка маленькая, ешь сама, – сказала тетя, которая меня угостила. – Маме мы тоже дадим!

Преисполненная впечатлениями от всеобщего великодушия, я развернула фантик и чуть было не проглотила… крошечный белый камешек!

Взрослые довольно хохотали. Они прямо-таки визжали от смеха и чуть не попадали со скамеек.

– Она подумала, что это настоящая конфета! – хлопая руками по своим выдающимся бокам и животам, говорили они.

– Она поверила, что мы угостим ее!

Надо сказать, что я слегка оторопела. Мне исполнилось пять лет, но я догадалась, что надо мной глупо пошутили.

Дети не смеялись. Они с удивлением разглядывали камень в моей руке.

– Это не конфетка! – сказала одна из девочек. – Мама, ты завернула камень в бумажку и дала Полине!

Взрослые отреагировали на это так:

– Брысь отсюда! Это была шутка. Нет больше карамелек!

– А больше и не надо, – ответила девочка с двумя хвостиками. – Я отдам ей кусочек своей конфетки! Потому что ваша шутка очень плохая!

И, раскусив свою карамельку, она протянула мне половину.

Собака-бака-бака

Жил-был на свете черный пудель, злой-презлой, гавкучий, вреднющий.

И случилось так, что мы с мамой шли по улице, а пудель с хозяйкой бежали нам навстречу. Встретились мы у подъезда, в котором жили мои бабушка и прабабушка. Мы с мамой думали, как бы поскорее заскочить в подъезд, но пудель преградил нам путь и грозно залаял.

Я, признаться, очень испугалась.

Хозяйка пуделя закричала:

– Хватит! – и дернула его за хвост.

Пудель на секунду оторопел от такой наглости, а потом бросился на меня и укусил за коленку.

– Мама! – Я заплакала.

Пуделя оттащили, но поздно: на коленке остались отпечатки собачьих зубов и выступила кровь. Хозяйка, подхватив пса на руки, ретировалась на свой этаж, а мама пошла к бабушке и прабабушке – перевязывать раненого бойца.

– Успокойся, не плачь! – говорила мне бабушка Галина. – Я испеку тебе калач с изюмом!

– Лена, расскажи ей про Гришку, – напомнила маме прабабушка Юля-Малика.

Но я громко ревела, глядя на свою коленку, и никаких историй слушать не желала.

– Вот рева-корова! – сказала мама. – Не то что мой друг Гришка. Было ему тогда восемь лет, и ходил он во второй класс. А во дворе у гаражей жил кусачий барбос по кличке Тузик. Однажды Гришка возвращался из школы, а Тузик выскочил из будки, свирепо гавкнул, а потом больно-пребольно укусил его. Как ты думаешь, что сделал мой приятель?

– Ч-ч-ч-то-о он с-де-ла-лал?

– Он крепко прижал к себе Тузика и укусил его в ответ! И не просто укусил! А отгрыз ему ухо. С тех пор жил Тузик с одним ухом и не гавкал. Вот как дело было!

– Будешь чай с малиной? – спросила бабушка, заметив, что я перестала плакать.

– А е-е-е-сть пи-и-и-рог?

– Что такое? Ты заикаешься, что ли? – нахмурилась моя мама, а потом велела: – Давай скажи что-нибудь! Что угодно!

– Я хо-чу в ту-у-а-лет.

– Боже мой! Загубили ребенка! И так никакого таланта, а теперь еще стала заикой!

Мама побежала бить дверь соседке. Но соседка и пудель заперлись и никому не открывали, притворившись, что их нет дома.

Вернувшись с лестничной площадки, рассерженная мама каждые пять минут просила меня сказать какое-нибудь слово, но у меня все выходило неправильно, бабушка и прабабушка всплескивали руками и тоже бегали стучать к соседке, за дверью которой царила мертвая тишина.

Доктор в поликлинике, куда меня привели на следующий день, сообщил:

– Заикание вызвано испугом. Пройдет.

Соседка, спрятав собаку и спрятавшись сама, передала мне через сторожа в подарок куклу в платье в горошек. Куклу мама разрешила оставить, хотя мне она не понравилась: у нее были растрепанные седые волосы, совсем как у хозяйки пуделя.

Пришла пора возвращаться в Грозный.

Родной двор встретил нас шутками и смехом, а также советами, как побороть страх перед собаками.

– По кавказскому обычаю, следует положить нож под подушку!

– Нужно еще сильнее напугать ребенка!

– Давайте хором на нее гавкнем…

Но мама разогнала услужливых советчиков.

В нашем городе был рынок словно из восточной сказки. Там продавали золото, изготавливали амулеты и заворачивали в них молитвы и целебные травы, рядом, в соседних рядах, торговали одеждой, килькой, засоленной в гигантских бочках, домашними сырами, медом и даже мебелью.

Мама поспрашивала людей на рынке, как быть, чтобы я перестала заикаться и бояться собак. Старая цыганка ей посоветовала:

– Заведите собаку! Если она ее полюбит, страх уйдет и не вернется!

И мама стала думать, где взять собаку, потому что там, где я родилась, собак дома держать не принято.

Чапа

Осень пришла вместе с капитальным ремонтом. Грязь. Слякоть. Отопление не работает. Дыры в стенах, которые свидетельствовали о том, что рабочие снуют туда-сюда без толку. Тетя Марьям ругалась, жарила пирожки прямо на улице, потому что газ отключили и негде было готовить, а дворовые малыши крутились рядом, высматривая, как бы их стащить.

Поэтому, как только тетя Марьям выкладывала готовые пирожки на тарелку, те исчезали, и ей приходилось заново готовить для своей семьи, но и на новые пирожки тоже шла охота.

Я по-прежнему заикалась, поэтому с детьми дружить перестала. Обзывались. Передразнивали. И пришлось мне читать книжки, да с кошками беседы вести: кошки они ведь все понимают, никогда не рассмеются в лицо, разве только иногда ухмыльнутся в усы, и все.

Дедушка узнал, что мама грустит, и пришел в гости. Принес сметаны и молока в сетке-авоське. Поели мы на ужин пирожки тети Марьям, выпили по стакану молока и легли спать. Все равно электричество отключили и темнота вокруг была беспросветная.

– У-у-у-у-у! – раздался негромкий собачий вой.

Может, конечно, нам показалось. «Из-за дождя», – решили мы, потому что улицы превратились в мелкие бурлящие речки.

– У-у-у-у-у! – Вой донесся снова.

Мама начала прислушиваться, дедушка вышел в подъезд, но никого не обнаружил, и мы опять отправились спать. Мне снился театр, в котором разыгрывали сценки из трагедий Шекспира и говорили стихами.

Под утро я вновь проснулась от собачьего воя.

Дедушка, вооружившись подсвечником, вместе с мамой отправился искать того, кто плачет, а я, надев куртку на ночную рубашку, последовала за ними. Остальным соседям вой, судя по всему, не мешал. Оказалось, кто-то бросил в подвал дома щенка, и, провозившись часа два, деду через дырку в стене удалось спустить вниз сумку на костыле. Щенок забрался внутрь сумки, и мы подняли его наверх.

– Думаю, это мальчик, – сказала мама, взяв его на руки. Щенок был черный с рыжинками, только грудка белая. – Много стало жестоких людей! Ведь кто-то нарочно его сбросил, чтобы он погиб!

– Поспит немного, и отпустим во двор, – решил дедушка, задувая свечу.

Утром я проснулась от смеха. Мама веселилась как никогда. Дедушка сказал щенку:

– Принеси мои тапочки! Они в коридоре!

И щенок принес именно его тапочки, а не мои или мамины. Вначале правый, а затем левый.

– Ай да умница! – восхищался дед.

Щенок оказался девочкой.

– Пу-у-усть жи-и-и-вет у нас, – попросила я.

Мама застыла в нерешительности.

– Пусть живет, – поддержал меня дедушка. – Где три тарелки супа, там и четыре!

С тех пор я перестала заикаться и бояться собак. У меня появилась своя собака по имени Чапа.

Преступница

Дедушка Анатолий и прабабушка Юля-Малика подарили мне старинные открытки с удивительными сюжетами: дети поздравляют верующих с Рождеством; монахини в келье читают псалмы; охотники целятся из ружей в оленят; цветочницы, подбегая к дилижансам, предлагают пассажирам весенние букеты. Спрятавшись ото всех, я могла рассматривать их часами. Необыкновенная хрупкость ушедшего мира казалась мне достойной высшего восхищения.

А самой любимой моей открыткой была «Преступница». На ней у серой скалы стояла невероятная красавица с длинными черными волосами. Ее изящные руки были закованы в кандалы, под ногами плескалась морская волна, и я представляла себе корабль, увозящий молодую женщину от цивилизации на север, в ссылку. И думалось мне, что пострадала она из-за любви.

Конечно, эту идею подсказала мама:

– Ревность пронзила ее сердце. Она убила своего возлюбленного! Преступница обречена на смерть в дремучих лесах.

Мысленно я пыталась сорвать кандалы с несчастной. Но Преступница держала величественную осанку и, слегка наклонив голову, великодушно улыбалась мне, словно не нуждалась в помощи. За это я восхищалась ею и любила ее больше прежнего!

Черно-белая открытка напоминала фотографию из девятнадцатого века, поэтому я хранила ее очень бережно, завернув в носовой платок.

Однажды теплым весенним днем я была отпущена мамой на прогулку. Бог мой! До чего это было прекрасное время! Утром я замечала редкие, едва пробившиеся из-под земли травинки, а к вечеру они наливались силой: это было настоящее волшебство! Я не обманываю вас, милые читатели: действительно, я умела видеть, как растет зеленая, сочная трава.

– Девочка, ты здесь совсем одна? – раздался звонкий голос.

Сидя у кустов крыжовника на пеньке и рассматривая жуков, цветы и травинки, я не заметила, что солнце уже в зените, а утро растворилось вместе с пением соловьев.

– Играю! – сказала я.

Девушку, подошедшую ко мне, я видела впервые. На ней были длинная бархатная юбка и красивая цветастая блузка с кружевом. Ее черные волосы, уложенные вокруг головы косой, напомнили мне царевен из сказок.

– Ты сидишь здесь совсем одна? – повторила она, будто удивляясь этому факту.

– Нет, я не одна, – возразила я. – Со мной кукла Алиса и открытки.

– Ты любишь свою куклу? – спросила незнакомка, ловко усевшись на траву, нагретую апрельским солнцем.

– Она – моя королева! – полушепотом выдала я тайну, а потом добавила: – Жаль, что ее волосы не черного цвета! А вот у тебя черные…

Девушка была смуглой, черноглазой и… улыбчивой. В ней чувствовалось что-то величественное и гордое.

– Тебе нравятся черные волосы? – удивилась она.

– Да! – И чтобы незнакомка все правильно поняла, я достала из-за пазухи платок, развернула его и протянула ей открытку: – Мама говорит, что здесь изображена Преступница. Она убила своего принца. Он ей изменил! Принц полюбил другую девушку. Теперь Преступницу везут в тюрьму… Я так люблю ее…

– Почему? – Девушка перестала улыбаться и посмотрела на меня серьезно: – За что ты любишь ее?

– Она прекрасна! Я хочу быть такой, как она!

Незнакомка засмеялась. Ее смех был грустным и добрым одновременно.

– Не надо! Не мечтай об этом! – сказала она, насмеявшись вдоволь. – В тюрьме плохо! Никого нельзя убивать… А знаешь, – вдруг предложила девушка, – я могу сшить для твоей куклы красивые туфли! Разве можно ходить босиком? Холодно без туфель ходить по траве!

– Но как ты сошьешь их? – теперь удивилась я. – Для этого нужны иголка, нитки и материал!

Незнакомка слегка сдвинула кожаный пояс, вынула из-под него настоящую иголку с белой ниткой, сорвала со своей юбки алый бархатный цветок и уверенно заявила:

– У нас все есть.

Через пять минут у моей Алисы на ногах были потрясающие алые балетки!

– Спасибо! – сказала я в полном изумлении.

– Мне пора. – Девушка наклонилась, поцеловала меня в щеку и ушла.

Немного поиграв с куклой, я поняла, что мне хочется побежать к маме и похвастаться таким невероятным событием. Взяв на руки Алису, я решительно направилась домой.

Мама стояла около подъезда и оживленно обсуждала дворовые новости с соседками.

– Дочка к ней приходила, – объясняла тетя Айза.

– Милиция кинулась ловить, да уже поздно… – сказала баба Нина.

– Вот оно как бывает! – развела руками тетя Варя.

– Чего тебе? – недовольно спросила мама, увидев меня.

– Мама! Мама! Алисе пошили туфли!

– Кто пошил? Кому это надо?

– Одна девушка – она шить умеет!

– Ну, молодец! – Мама продолжила разговаривать с взрослыми, а я зашла домой и первым делом отправилась на кухню в поисках съестного.

Вскоре хлопнула дверь: вернулась мама.

– Что случилось? – спросила я. – О чем говорили тети?

– Беда! – сказала мама. – Цыганка сбежала из тюрьмы. Мать свою проведала, что живет рядом с нами в переулке, переоделась и ушла.

– Она преступница? – спросила я удивленно.

– Еще какая! Убила мужа за измену! Ножом! А ей всего-то девятнадцать лет!

Посмотрев на Алису, я увидела, что одна туфелька потерялась, и побежала ее искать.

«Веселый день»

Надо отдать должное моей маме – она старалась заботиться о своем чаде. Мама всегда проверяла, теплая ли у меня шапка, подстрижены ли ногти, чистила ли я зубы. Далеко не у всех ребят в нашем дворе были такие мамы. Некоторые дети бегали с утра до вечера свободные как ветер! Питались они тем, что бросали им из окон жалостливые соседи. Воду пили прямо на улице из крана для полива и чувствовали себя абсолютно счастливыми.

– Растут как трава! – говорила про них моя мама.

А как по-моему, росли они чумазыми, но довольными: лазили по крышам и чужим садам, спать шли, когда им вздумается, ругаться умели самыми скверными словами.

Таких детей в нашем дворе было много, потому что там, где я родилась, в каждой семье по нескольку ребятишек, и родители не успевали за ними присматривать: мужчинам это вообще не пристало, а женщины заняты самыми маленькими. Поэтому старшие дети предоставлены самим себе.

Как-то проведывая подружку, я увидела такую картину: она просила у своей мамы поесть. Мама понимающе кивнула, дала дочке соленый огурец, который достала из трехлитровой банки, и сказала:

– Это твой обед! Больше не отвлекай меня!

Подружке было четыре годика. Проглотив «обед», она побежала на улицу собирать малину. Ведь ребенку хотелось не только соленого, но и сладкого!

А моей маме хотелось для всех детей во дворе хоть раз в неделю устроить настоящий праздник. Чтобы все дети почувствовали себя сытыми и окруженными заботой. Так появился «Веселый день».

В этот день, который выпадал на субботу или воскресенье, моя мама пекла огромное количество разнообразных пирогов, пирожков и булок и раздавала ребятишкам. Запивали компотом, разлитым в бумажные стаканчики. Когда все наедались, шли в парк кататься на каруселях – моя мама платила мелкую денежку, чтобы каждый ребенок мог разок прокатиться. Потом она покупала нам леденцы и мороженое.

– Вот это да! – шептались соседи. – Надо же, как чудит! Зачем она заботится о чужих детях?!

А дворовые малыши бежали к моей маме, обнимали ее, называли «наша любимая тетя Лена». И я, признаться, сильно ревновала, отпихивала их руками и ногами, повизгивала:

– Это моя мама! Не трогайте! – за что нередко получала подзатыльники.

– Не ревнуй! Ибо ревность и зависть есть страшные грехи человеческие! – учила меня мама.

Она строила всех детей парами, и мы, держась за руки, шли по улице. Прохожие думали, что идет группа из детского сада. Соседки, видя, что раз в неделю можно на целый день избавиться от своего ребенка, души в маме не чаяли и слово «спасибо» кричали из окон на разных языках.

Я обычно держала за руку Аленку, а за нами шагали Башир и Сашка, Катя и Мадина, Алихан и Вася, Денис и Коля.

– Мы все должны поддержать Колю! – говорила моя мама. – У него осталась только бабушка, а больше никого нет. Нет ни папы, ни мамы. Поэтому, если у кого-то есть бублик, нужно поделиться!

Мы отламывали по кусочку своего бублика, отчего у Коли еды становилось много, а у нас мало.

– Но ведь он растолстеет! – бунтовала я. – Получается, что у нас по половинке бублика, а у него целых пять, потому что десять половинок!

– Какая-то бессовестная у тебя математика! – удивлялась мама. – Пусть ест!

Коля послушно кивал и ел.

После прогулки по парку мы, слегка уставшие, успевшие поругаться, подраться и вновь помириться, пили молочный коктейль, похожий на мороженое, но не такой холодный.

– Все ваши? – спрашивал у мамы какой-нибудь изумленный посетитель кафе, в котором располагался наш отряд. И, узнав правду, покупал каждому из нас по пирожному «Корзиночка». Сверху каждое такое пирожное украшали цветочки из разноцветного заварного крема, и мы, урча, как котята, съедали их первыми.

Находился и добродушный шофер автобуса, бесплатно подвозивший всю нашу компанию до остановки рядом с домом, и мы долго махали ему вслед и посылали воздушные поцелуи.

Тетя в белом халате

Я спала на кровати под атласным пододеяльником, расшитым шелковыми лентами. Вокруг лежали подушки с бархатными наволочками, словно я родилась настоящей принцессой. Все это были подарки бабушки Галины.

– Просыпайся! – сказала как-то раз мама. – Время пришло!

– Куда оно пришло? – спросила я, открывая глаза.

С тех пор как я прочитала книжку «Алиса в Стране чудес», время стало представляться мне в виде брюзжащего старика, который с одними людьми дружит, а с другими – нет. Он ходит туда-сюда и никому не дает покоя.

– Живо собирайся! – Мамин голос подсказал, что философские беседы она поддерживать не намерена.

Наскоро проглотив булку с чаем, я начала собираться.

Мама тем временем достала из шкафа сумку, сложила туда бутыль с водой, яблоки и немного печенья. Потом она взяла меня за руку, и мы вышли на улицу.

Я едва успела обуть свои беленькие сандалики.

В городе Грозном весной тепло, поют птицы и волшебный запах разливается от цветущих деревьев. Когда на деревьях созревают фрукты, их можно собирать по всем улицам и садам!

Мы с мамой шли молча: я была погружена в себя. Мне невероятно хотелось встретить цыпленка из детского театра, куда мама водила меня на спектакль.

– Сейчас в поликлинику пойдем, – прервала мама мои мечты о цыпленке. – Зубки твои проверим… Заодно картинки посмотрим.

Надо сказать, мы часто заходили в поликлинику и смотрели на детские рисунки: цветы, дома, кошек и собак. Мне они нравились. На зеленой, плохо покрашенной стене экспозиция менялась постоянно.

Пока я рассматривала рисунки третьеклассников, к нам подошла тетя в белом халате. Она ласково сказала мне:

– Девочка, идем со мной!

Оглянувшись, я поняла, что мамы рядом нет.

– А зачем? – спросила я.

– Доктор Айболит сказал мне посмотреть твои зубки, – бодро сообщила добрая тетя.

– Куда-то мама пропала… – пожаловалась я.

– Сейчас придет, – успокоила меня женщина.

Мы пошли по длинному коридору и оказались в кабинете. Посреди кабинета стояло бордовое кресло. Рядом примостилась большая лампа на ножке и столик с какими-то железными инструментами.

Я волновалась, что мама запутается в коридорах поликлиники и потеряется, совсем как девочка Алиса в кроличьей норе. Но меня отвлекло кресло: оно было мягкое, и я стала вертеться на нем, воображая, что я – царица, а это вовсе не кресло, а трон в какой-то сказочной стране.

– Открой ротик, пожалуйста, – попросила тетя-доктор.

Я открыла.

– Только посмотрю! – сказала она, постучав длинненькой узкой железкой, похожей на спицу для вязания, по моим зубам.

Затем взяла со стола щипцы и как-то задумчиво на меня взглянула.

– Я ничего делать не буду! – зачем-то еще раз сообщила она.

В ответ я кивнула, подумав, что если мама потеряется, то я все равно ее найду и приведу домой.

Тетя-доктор влезла мне щипцами в рот, там что-то зловеще хрустнуло, и я поняла, что происходит самое настоящее воровство! Среди бела дня! Да, да! Именно так вели себя Кот и Лиса, повстречав горемыку Пиноккио. У меня хотят украсть зуб! Эта воровка вовсе не была мне другом!

Я стала вырываться изо всех сил и рычать, стараясь напугать врага и освободиться. Но оказалось, что вырваться невозможно: железные клешни крепко держали мой зуб, и я напрасно отпихивала злодейку.

Через минуту недобрая тетя продемонстрировала огромные щипцы с моим родным зубом.

– Вот и все! – рассмеялась она.

Я в этот момент задохнулась от возмущения. Сердце мое колотилось, словно заячий хвост, в глазах потемнело.

– Отдай! – крикнула я.

– Что отдать? – не поняла доктор.

– Мой зуб! Давай его сюда! – возмущенно потребовала я.

Доктор опешила.

Пока она пыталась сообразить, почему я требую у нее свой малюсенький гнилой зуб, в кабинете показался длинный нос моей мамы. Она протиснулась в дверь и спросила:

– Все в порядке?

– Девочка даже не плакала! Ни одной слезинки!

Это была правда. Я не плакала. Я готова была их поколотить.

– Она украла мой зуб! Воровка! – вскричала я. – Пусть вернет!

– Это был плохой зуб! – заявила мама. – Правильно, что его удалили!

Истина стала очевидна: взрослые сговорились и совершили злодейство сообща! Поняв это, я не просто заплакала, а так завизжала, что мама и доктор охнули и моментально закрыли уши руками.

– Немедленно верните мне зуб! – требовала я сквозь слезы. – Я вставлю его обратно! Это я решаю, хороший он или плохой! Верните, злодейки!

– Ну-ка, пошли! Хватит на сегодня нервотрепки! – Мама схватила меня и потащила на улицу, на бегу извиняясь перед доктором.

Но ничто не могло утешить меня. Не помогли ни пинки, ни тычки, ни печенье.

Я горько плакала. И не потому, что мне было больно, а потому, что впервые в жизни меня обманули.