Текст книги "Ослиная порода. Повесть в рассказах"

Смерть

Вначале я не знала, что такое смерть.

Как-то раз мы шли по осенней улице, где желтые и оранжевые листья легко поднимались вверх хлестким ударом ноги, и мама сказала:

– Если приходит смерть, она забирает того, с кем ты играешь и разговариваешь, уводит далеко-далеко, и больше ты никогда не сможешь его увидеть!

– Почему? – вполне разумно спросила я, а листья закружились вокруг нас в воздушном потоке.

– Когда я была маленькая, – продолжала мама, – мы читали научную фантастику про то, как человек полетит в космос. Потом и вправду человек полетел в космос! Его звали Юрий Гагарин. Весь мир узнал, как выглядит наша планета из космоса. Она круглая, словно мяч! Еще мы верили, что откроют важное лекарство, волшебную витаминку, приняв которую люди перестанут умирать и будут жить вечно! Но витаминку до сих пор не изобрели. Может быть, конечно, что-то пошло не так или же скрыли от народа, засекретили, а правителям и богачам бессмертие продадут!

– А что бывает, когда человек умрет? – Я нашла веточку и теперь подбрасывала ею листья в воздух.

– Непонятно, – сказала мама. – Есть разные философии и притчи, но на самом деле никто точно не знает. Потому что никто не вернулся оттуда, скажем, через полгода. Однако доподлинно известно, что, после того как у человека останавливается сердце, он лежит неподвижно, молча, а потом его закапывают в землю. Иногда сжигают, но это в далекой стране под названием Индия.

– Сжигают? В землю закапывают?! – Я выронила веточку и остановилась с ощущением жуткого страха.

Но мама этого не заметила, она увлеклась:

– Вот сколько раз я тебе повторяла: не трогай провода! Не суй пальцы в розетку! Один любопытный мальчик полез, его ударило током, и мама нашла только мертвого сыночка! Он весь почернел и лежал не шевелясь. Потом его положили в специальный ящик – гроб – и отнесли на кладбище! А там закопали в землю!

Надо сказать, что какое-то время мама уже шла по улице одна, потому что ужас сковал мое тело и я не могла сделать ни шагу. Наконец она это заметила и помахала мне рукой:

– Чего таращишь глаза?! Мальчик тот маму не слушал, вот и получил по заслугам!

– Э-э-э… а из-за чего он стал черным? – Я попыталась поймать маму на недостоверных фактах, чтобы приободрить себя.

– А как же! – громко вскричала мама. – Его ведь током ударило! Это как молния! Он сгорел дотла. Был живой радостный мальчик, а стал словно маленькая черная кукла из пепла!

Дальше мы шли в полном молчании: я то и дело вздрагивала и оглядывалась на стога осенних листьев, оставленные дворниками посередине улиц: нет ли там сгоревшего мальчика, который не слушал свою маму.

Дома я наотрез отказалась щелкать выключателем, ибо мне пришла в голову мысль, что не только из розетки может вырваться электрическая молния и испепелить ребенка. А заставить меня включить пылесос отныне стало настоящей проблемой, потому что даже ремень и горох перестали действовать.

Однако само объяснение смерти я так и не нашла: разговоры со сверстниками четырех и пяти лет не имели успеха. Девочка Тоня рассказала, что ее папа живет в раю, и получалось, что это курорт, где можно кушать одни пирожные и пить сладкий дюшес!

А мальчик Федя и вовсе сообщил, что бабушка уехала в командировку в ящике и вернется оттуда с подарками лет через сто.

Мама опасную тему стала обходить стороной, увидев, как плохи дела с пылесосом и выключателем, поэтому правды было не добиться.

В нашем большом дворе жила русско-чеченская семья алкашей. Это были самые настоящие пьяницы, которые утром покупали водку, днем пели песни или дрались, а вечером за неимением денег выпрашивали у сердобольных соседей спирт или одеколон. Мама запретила мне играть с их сыном, моим ровесником Русиком. Русик всегда был грязный, потому что родители не купали его с мылом и шампунем, и голодный. Мы бросали ему из окна, как и другие соседи, пирожок или помидор, чтобы он не умер с голоду.

В семье Русика водку пили мама и папа, дедушка и бабушка. Никто и никогда не видел их трезвыми. Жили они не в нашем подъезде, а в соседнем, на третьем этаже.

Однажды поздним вечером Русик постучал в нашу дверь и сообщил:

– Дедушка маму убил!

– Что случилось? – не поняла соседка тетя Айза, которая пила чай у нас на кухне.

– Они подрались из-за бутылки водки! Мама мертвая лежит!

Взрослые переглянулись.

– Знаешь, Русик, – сказала моя мама, – посиди-ка с Полей, а мы с тетей Айзой сходим к тебе домой.

Мы с Русиком устроились на диване, и он, ребенок, страдающий дистрофией, спросил:

– У вас есть хлебушек?

– Конечно! Я сделаю тебе бутерброд! – ответила я радостно, сообразив, что смогу его угостить.

Однако пока я резала на кухонном столе булку хлеба, Русик, сжимая двумя руками кусочек колбасы, слопал его, икнув и едва не подавившись.

Для бутербродов ничего не осталось.

Я дала ему вареное яйцо из холодильника, и он съел его с хлебом. После этого вид у него стал совершенно довольный, и тогда, пользуясь отсутствием мамы и возможностью поговорить с мальчиком, с которым разговаривать строго запрещали, я спросила:

– Что такое смерть?

– Мама и дедушка подрались из-за водки, – сообщил Русик, – а потом дедушка ударил маму бутылкой по голове, и она упала. Она теперь мертвая. Лежит, закрыв глаза, но не спит. Не будет больше со мной говорить. Ее душа ушла.

– Куда?

– Я не знаю. Но пока была душа, мама могла говорить, а теперь ее положат в гроб и закопают.

– Кошмар! – Я не нашлась, что сказать, а потом спросила: – Ты боишься?

– Немного, – ответил Русик. – Я боюсь умереть. Ведь тогда я тоже не смогу больше играть!

Мы сидели без света в темной комнате, потому что я боялась дотронуться до выключателя, а когда Русик к нему потянулся, отчаянно закричала:

– Не смей! Ты станешь черной куклой из пепла!

Мальчик так и застыл с вытянутой рукой.

Мама и тетя Айза вернулись в грусти и унынии. У Русика действительно в пылу пьяного спора погибла мама. По решению соседей он остался в нашей семье на несколько дней. Его родных особо не заботило, где мальчик.

Русика искупали в ванной, переодели в мою старую пижаму с ежиками, показали мультики через фильмоскоп, в луче которого разворачивалась целая история. Свет падал на межкомнатную дверь, и, медленно поворачивая рулончик пленки, мама читала нам сказку.

Ночью, едва я закрыла глаза, приснился сон. От обычного он отличался тем, что все было как на самом деле. Я шла по двору, на мне были башмачки с блестящими замочками, в руках я держала зонтик с веселыми зайчиками, а из хмурых облаков обреченно капал дождик.

– Поля! Поля! – кто-то позвал меня, и, задрав голову, я поняла, что это мама Русика, которая махала руками и улыбалась, стоя на балконе третьего этажа.

– Здравствуйте! – прокричала я соседке.

– У меня все в порядке! Скажи Русику, что я его люблю!

В этот момент я поняла, что мама Русика мертвая. Мне стало ясно, что она не может разговаривать, но ведь разговаривает!

– Аааааа! – закричала я и проснулась, разбудив всех обитателей нашего дома.

– Что такое? Что случилось? – бросились ко мне мама и мальчик-сосед.

– Его мама, – показывая пальцем на Русика, сказала я, – передала, что у нее все в порядке! И что она его любит!

– Я это знал! – почему-то улыбаясь, сообщил Русик. – Жаль, ее не будет на моем дне рождения! Мне скоро шесть лет!

– Мама обязательно приедет! – поражаясь самой себе, уверенно сказала я. – Просто она будет невидимой!

«Скорая помощь»

Похороны соседки прошли быстро. За осенью наступила зима, Русика родные отдали в детский дом, и соседи иногда отправляли туда посылки с пряниками. Никто, правда, не знал, доходят ли посылки до адресата и кто на самом деле ест пряники.

Жизнь – это шахматная доска.

Дедушка научил меня играть в шахматы.

Вечерами на резном ореховом столе шли битвы между черными и белыми племенами.

– Я всегда буду играть черными! – заявила я в первый день обучения.

– Вот ослица! – не выдержала мама, натирая до блеска стекла в серванте, хранившем наш китайский фарфоровый сервиз. – Ты даже правил не знаешь. Белые имеют огромное преимущество: они ходят первыми!

– Есть поверье, что давным-давно в шахматы играли несколько человек. Они с четырех сторон стремились вглубь, сражаясь за центр доски, которая олицетворяла собой этот мир. Фигурки были желтыми, красными, черными и белыми. Потом остались только черные и белые. Во времена порабощения негроидной расы белые возомнили себя победителями и, соответственно, обрели право первого хода, – сказал дедушка.

– Вот поэтому я всегда буду играть только черными!

– Да что это за упрямство такое?! – вздохнула мама.

– Мне не нужен первый ход, чтобы стать победителем! Я выиграю в самой трудной битве! – заявила я.

– Вообще-то есть правило игры, – миролюбиво заметил дедушка. – Сейчас я спрячу в ладонях две пешки разных цветов, а ты выберешь одну из них. Это и определит твою сторону.

Он спрятал шахматных солдатиков за спиной, а я закрыла глаза.

Когда мои веки оказались плотно закрыты, словно шторы, с одной стороны на непрозрачном фоне светилось яркое пятнышко, а с другой – темное.

– Эта пешка! – выбрала я, и засмеялась, потому что угадала.

– У тебя есть интуиция. – Мама внимательно наблюдала за мной. – Интуиция – это предчувствие.

После игры мы выпили абрикосовый компот, и дедушка уехал к себе: ему нужно было работать над новым фильмом. Он снимал на видеокамеру горы, жителей поселков, записывал их рассказы о жизни, поэтому приходил к нам довольно редко, особенно после того как перенес монтажный столик в свою квартиру.

Надев ночную рубашку, я поняла, что с мамой что-то случилось: она сидела на кровати и едва шевелила губами.

– Мне нужна «скорая помощь»! – с трудом произнесла она. – Сердце! – и потеряла сознание.

Путаясь в ночной рубашке, расшитой атласными лентами, я бросилась к ближайшей соседке, тете Марьям.

– Маме плохо! – кричала я.

Тетя Марьям, заскочив к нам, потрясла маму за плечо, но мама как будто спала и глаза не открывала. Мне показалось это забавным, а тетя Марьям побледнела. Взяв меня за руку, она побежала на второй этаж к тете Лизе: у той был телефон. Но дверь нам никто не открыл. Тогда мы начали стучать во все двери, некоторые по кавказскому обычаю были даже не заперты.

– Лене плохо! «Скорая помощь» срочно нужна! – твердила тетя Марьям, прижимая молитвенно руки к груди.

К ней подключились тетя Айза и тетя Валя.

Во времена моего детства мобильных телефонов не было, да и стационарные телефоны тоже были редкостью. В нашем подъезде они имелись только в двух квартирах. Добежав до четвертого этажа, мы смогли вызвать «скорую» от тети Катерины.

Но врачи не спешили спасать больную.

Соседи столпились около кровати, но мама не подавала признаков жизни. Тетя Марьям продолжала держать меня за руку, а я спросила:

– Мама умерла?

Все испуганно на меня посмотрели, а тетя Варя прошептала:

– Бедное дитя! Скорее всего, да.

Я подумала, что теперь, если мама действительно умерла, никто не будет меня ругать, шлепать, давать мне подзатыльники, а вечерами никто не будет рассказывать сказки и читать стихи. И упрямо решила, что заранее согласна на все затрещины, пинки и щипки, лишь бы только мама не умирала! Мама не должна умереть! Нет!

И, взывая к высшим силам, я заревела во весь голос.

Как только мой громкий рев перешел в истошный визг, мама открыла глаза и спросила:

– Что ты орешь, паршивая ослица? Ты мертвого из могилы поднимешь!

Соседи ахнули, старушки мелко закрестились, тетя Марьям забормотала молитву из Корана. Мама с бледным лицом попыталась привстать.

– Лежи!

– Не шевелись!

– Ты полчаса была без сознания!

– Это может быть инфаркт! – заголосили соседи.

Мама на нас удивленно посмотрела, а потом спросила:

– А что за женщина приходила, когда здесь никого не было?

– Женщина?! – удивились соседи.

– Да. В черном платье и черном платке. С черной сумкой. Она постояла на пороге минут пять. Помолчала. Потом ушла… Женщина незнакомая, не из нашего двора…

Тетя Валя нараспев читала строки «Отче Наш».

– Слава богу, что ушла! Нечего ей тут ходить! – сказала тетя Катерина с четвертого этажа. – Сейчас «скорая» приедет, все будет хорошо!

«Скорая помощь» действительно приехала – через два часа, когда соседки, напоив маму каплями для поддержки сердца, разошлись по домам, а мы легли спать.

Уля

Мы познакомились у куста малины: это была маленькая серо-белая улитка, неприметная с виду, которая любила солнце и дождик. Ползала она по тонким стебелькам растений в поисках пищи. И я, как мне казалось, войдя к ней в доверие, предложила улитке аренду жилья в разрисованной железной коробке из-под леденцов.

Так она провела лето и теплую осень, а как только наступили холода, я решила забрать ее домой, чтобы она не заснула на всю зиму.

– Эксперименты проводишь! – посетовала мама. – Улитки должны спать до весны!

– А что будет, если она не заснет? – поинтересовалась я.

– Вот ослица! Зачем тебе это?!

– Хочу знать!

В конце концов мама махнула рукой и занялась своими делами, а Уля вместо белого покрова снегов очутилась на нашем круглом столе под лампой.

Выяснилось, что Уля ест сено, и я заготовила его впрок, высушив траву на батарее.

– Всю квартиру захламила! – возмущалась мама. – Вместо того чтобы читать английскую классику, ты возишься с улиткой из огорода! Позор!

Зато Аленка была в восторге. Она приходила покормить Улю свежим листочком салата, белокочанной капустки или приносила ей несколько тонких ломтиков моркови в подарок. Уля по съестному богатству ползала, наслаждалась и засыпать не думала.

А потом все-таки заснула. Перестала выглядывать из домика, и я не знала, что делать. Как спят улитки под землей? Какую нужно выкопать норку?

Дедушка давно не приходил в гости, а мама посоветовала отправить Улю в полет – через окно. Но на это я не согласилась.

Через какое-то время мы про садовую улитку забыли, и она спокойно спала в пластмассовой мисочке оранжевого цвета, внутри которой была постелена соломка.

С каждым днем на улице становилось все холоднее, а под Новый год и вовсе разыгралась метель, а мы наряжали елку, зажигали гирлянды и пели песни.

Мисочку с Улей мама поставила под елку с остальными игрушками.

Когда пришло время торжества, наши соседи, Аленка и ее мама тетя Валя, вдруг заметили:

– Уля проснулась!

Действительно, малюсенькая улитка выползла из своего домика и удивленно покачивала рожками, словно понимая, что она главный гость на этом празднике.

Старые вещи

Старые вещи хранят в себе запахи прошлого. Поверьте, они пахнут иначе, чем новые, они пахнут историями! Когда я приезжала в Ростов-на-Дону к бабушке и прабабушке, то первым делом лезла в шкафы и на полки, которым было по двести лет.

Я пыталась рассмотреть каждую щербинку в массивном важном буфете, украшенном виноградными гроздьями. Он стоял в коридоре.

Когда-то этот старинный буфет орехового дерева был предметом гордости в дворянском поместье. В те годы один из моих прапрадедов заведовал шахтами. Вечерами прислуга зажигала свечи в высоких подсвечниках, которыми служили рога оленей из настоящего серебра, а гувернеры рассказывали детям сказки на французском языке.

Покрытый лаком, переживший несколько войн и революций, буфет казался мне живым персонажем прошлых лет, способным о многом рассказать.

– Что это за вмятина? – спросила я бабушку Галину.

– Бомбу сбросили с немецкого самолета. Крышу здания пробило, вещи разбросало взрывной волной, мраморная ванна раскололась надвое и после Второй мировой ее так и не восстановили, а столик раскрошился, влетев в буфет. Сам буфет тогда не пострадал, только стекла выпали и разбились. Они были из цветного стекла, а теперь обыкновенные, прозрачные…

И вот приоткрылась тайна: когда-то стекла были цветными, яркими, как витражи в соборе Нотр-Дам де Пари, который я видела на открытках!

– А что за глубокая царапина на боку? – продолжала я исследования, сидя на коврике у буфета.

– Ах, царапина… – Прабабушка задумалась. – Это в Гражданскую войну произошло. Голодный и вороватый люд нападал на зажиточную знать, вот тогда-то и ворвался к нам какой-то сумасшедший: хотел топориком жильцов порешить, а досталось буфету! Злодея оглушили лопаткой для угля, и он скатился по лестнице вниз.

В полке, ровеснице Ленина, я нашла ароматную колбочку из-под духов. По форме она походила на силуэт османской султанши. Колба изящной ручной работы от стеклодувов далекой Турции была украшена драгоценными камешками и золотыми цепочками. Я любовалась ею несколько часов.

Порывшись в другом шкафу, я обнаружила шкатулку. Шкатулка показалось мне необыкновенно тяжелой: она была сделана из чугуна. На крышке русская красавица в кокошнике целовала солдата. Внутри шкатулки находилась маленькая стеклянная банка с какой-то жидкостью. Подумав, что это живая вода из сказки, я огляделась по сторонам, дабы убедиться – взрослые далеко и не видят моих действий, и решилась открыть банку. С первого раза пластмассовая крышка не поддалась. Я надавила сильнее. Еще сильнее. Крышка слетела, банка перевернулась в воздухе, и жидкость плеснула мне в лицо.

Как же истошно я завопила! Мать, бабушка и прабабушка бросились бегом в мою сторону.

– Ах ты, ослиная порода! Что ж ты натворила! Ты ослепнуть решила?! – кричала мама.

– Ой-ой-ой! Ай-ай-ай! – причитали бабушка и прабабушка.

– Помогите! – орала я. – Это не живая вода!

– Точно! Это не она! – Мама сняла с ноги чувяк.

– Я ничего не вижу! – продолжала визжать я.

– А что это вообще было? – спросила мама, не забывая яростно шлепать чувяком пониже моей спины.

– Не помним! – ответили бабушка и прабабушка и развели руками.

– Ну-ка пошли! – схватив меня за шиворот, мама побежала к крану. Там она промыла мне глаза и нос. – Больше не трогай старые вещи! Это может быть опасно! – наставляла меня она, и, чтобы я лучше все усвоила, одними словами дело не ограничилось.

Праздники

Лето – это маленькая Вселенная.

На Кавказе оно длится так долго, что порой кажется – мы всегда жили летом.

Лето начиналось с последних дней марта, когда мы сбрасывали с себя свитера и бегали в платьях под палящим солнцем; лето продолжалось в апреле и мае, розовея вместе с первыми созревшими абрикосами. Лето продолжалось в сентябре, теплое, радужное. Небеса были такие же синие, как и в августе. Лето не отпускало нас в октябре, когда начинала желтеть листва, но мы все еще не кутались в плащи и куртки.

Зима на Кавказе мягкая, осень и весна поражают плавностью, поэтому я искренне верила, что лето является главным в круговороте природных циклов.

Утро летом наступает рано, птицы нежно щебечут, радуясь солнцу. Отчетливо слышны соловьиные трели. Вечером солнце долго не гаснет, набрасывая багряный закат, словно шаль, на могучие плечи гор.

Именно в такие летние вечера моя мать собирала всех детей в округе и начинала рассказывать волшебные сказки. Дети вздыхали, смеялись, маму не перебивали и даже не шептались, боясь пропустить истории о рыцарях и королевах.

– Сегодня я расскажу вам о доброй русалочке, – говорила мама.

А в другой вечер объявляла:

– Послушайте о диких лебедях – принцах!

Даже самые отчаянные озорники, услышав названия сказок, умолкали. Часто мама, словно Шахерезада, продолжала сказку, прерванную накануне, если та была чересчур длинной.

Дети собирались в нашем дворе из пяти окрестных многоэтажек, переулков, частного сектора, из района за железной дорогой. Никто не читал им сказки дома. Многие признавались, что ни дедушки, ни бабушки, ни папы, ни мамы не читают книг, да и книжек-то у них нет, разве что пара религиозных да поваренный справочник о супах и салатах.

Мама всех жалела. Старалась преподнести сюжет как можно интереснее, и девочки плакали, сочувствуя сказочным персонажам, или улыбались, если все заканчивалось пышным торжеством.

Когда приходила короткая и яркая зима, мама устраивала игры в нашей квартире. Повалявшись в сугробах, прорыв в них туннели, смастерив снеговика и накатавшись на санках с горки, дети ближайших соседок приходили к нам.

– Будем выигрывать призы! – объявляла мама.

– Призы? – удивлялись дети. – Сувениры?

Обычно ко мне приходили Хава, Аленка, Рада, Ася, Патошка, Аня и Бильяна, а из мальчиков Коля, Димка, Вася, Ислам, Сережа и Магомед.

Мама протягивала через всю комнату бельевую веревку, а на ней закрепляла пакеты с подарками. В пакетах лежали тетрадки, книжки, карандаши, маленькие машинки, пупсики, носки и варежки.

Ребенок надевал повязку на глаза, и под общее веселье и смех его раскручивали, чтобы он заранее не приметил определенный пакет и не нацелился на него. Затем мама торжественно вручала ему пластмассовые ножницы и командовала:

– Выбирай пакет и отрезай!

Ребенок на ощупь выбирал подарок и снимал с глаз повязку. Остальные дети хлопали в ладоши.

Мне лично всегда доставалась какая-нибудь ерунда вроде надувного шарика или пары карандашей, зато гости были довольны. Друзья рассказывали своим родителям о необыкновенных праздниках в нашей квартире. Соседки маму сердечно благодарили, но у себя подобных мероприятий никогда не устраивали.