Текст книги "Западня"

IV

Жандармы и их спутники по большому тракту въехали в селение Бореш.

– Отсюда нас поведет дальше Бюдо, он знает здешние края, – сказал Мэн-Арди.

– Я знаю Куссорскую дорогу.

– И все?

– Да?

– Значит, Совиную башню вы даже в глаза не видели? – спросил полицейский агент.

– Как-то зимой, справа от дороги, я заметил за деревьями что-то вроде донжона.

– Должно быть, это она и есть.

– Но отвести туда я вас не смогу. Там есть тропинки, взбираться по которым очень тяжело.

– Надо найти проводника из окрестных жителей.

– Если это возможно.

– Черт побери! Возьмем первого встречного.

– Сомневаюсь я, что кто-то из них согласится нас туда проводить, – вставил слово полицейский агент.

– Почему?

– Во-первых, эти бедолаги пребывают во власти страха, который бандиты наводят на всю округу.

– Это все?

– Нет. Уже совсем стемнело, а в таком тумане он будет бояться еще больше.

– Вы думаете?

– В довершение этого, мой лейтенант, – сказал Мэн-Арди, – если мы силой заставим кого-то из крестьян выступить в роли нашего проводника, ему ничто не помешает сбежать, оставив нас в крайне затруднительном положении.

– Тем более что при такой погоде ничего нельзя рассмотреть дальше собственного носа.

– Я прикажу зажечь факелы.

– Это было бы крайне неблагоразумно.

– Неблагоразумно?

– Да, ведь каждый луч света станет мишенью для бандитов, которые вполне могут обстрелять нас из ружей.

– Думаете, они до этого дойдут?

– Я слышал, они дерзки, решительны и способны на все.

– И все равно, я не хочу, чтобы мы впустую проделали эти четыре лье, – настаивал на своем офицер. – Да над нами весь Бордо будет смеяться, когда увидит, что мы не только вернулись не солоно хлебавши, но и не сделали ничего для того, чтобы выманить зверя из логова.

– Я здесь для того, чтобы вам подчиняться, – вновь вступил в разговор агент полиции. – Приказывайте и мы выступим.

– В таком случае я предлагаю постучаться в первую попавшуюся дверь. Тот, кто откроет, и проводит нас к башне.

– Будь по-вашему.

Первым на пути оказался низенький домик, расположенный в аккурат напротив широкого входа в церковь. В него и постучали.

– Кто там? – донесся изнутри голос.

– Эге! – молвил Мэн-Арди. – А вот это уже странно.

– Что ты имеешь в виду? – спросил Мальбесан.

– У меня такое ощущение, что этот голос принадлежит Сентаку.

– Сам бы я этого утверждать не осмелился, – тихо ответил Мальбесан, – но мне тоже так показалось.

– Кто там? – повторил тот же голос.

– Именем закона, откройте! – приказал офицер.

Дверь приоткрылась.

– Чем могу служить? – ответил появившийся на пороге согбенный годами старикашка – явно не тот человек, что говорил первым.

– Мы хотели бы найти в деревне кого-нибудь, кто проводил бы нас к Совиной башне.

– Право же! Вам, добрейшие мои господа, очень повезло.

– Почему?

– Потому что только в этом доме есть кому вас туда отвести.

– Как это?

– Все жители Бореша – трусы, они верят в сказки о привидениях, которые рассказывают о башне, и ни один из них не рискнет туда отправиться. Кроме меня.

– Вас?

– Меня и моего сына. Видите ли, добрейшие мои господа, все дело в том, что и я, и он были солдатами.

– Солдатами?

– Да! Я при Республике, он – при правлении Людовика XVIII.

– Значит, вы согласны?

– Он согласен.

– Отлично! Где мы можем его найти?

– Да вот он.

И старикашка вытолкал вперед настоящего колосса. На лице его застыло настолько глупое и свирепое выражение, что поневоле возникала мысль о том, что без некоторого притворства здесь не обошлось.

При виде великана офицер не удержался от замечания и сказал:

– Понятно. С таким телосложением привидений бояться действительно нечего.

Крестьянин внимательно смотрел на жандармов снизу вверх, будто пересчитывая их количество.

Пока длился весь этот разговор, Мэн-Арди с друзьями спешились, чтобы немного размять озябшие ноги.

Из приоткрытой двери брызнул луч света, ослепивший жандармов и осветивший небольшой участок истоптанный множеством ног дороги.

Вдруг Танкред, который до этого пристально всмотрелся в колосса и решил, что тот ему не по нутру, увидел, как у ног его что-то блеснуло.

Он быстро наклонился, чтобы поднять заинтересовавший его предмет, но великан, будто по недосмотру, встал на него ногой и раздавил.

– Эй, вы, бывший вояка! Отойдите в сторонку, – обратился к нему Танкред.

– Почему это?

– Потому что вы своей слоновьей ногой раздавили предмет, который я хотел поднять.

– Отойди, Бертран, – слащаво велел старик.

Но исполин в облике крестьянина сделал вид, что не слышит.

Тогда офицер направил на него коня и крикнул:

– Поберегитесь, мой друг!

Бертран был вынужден отойти. Танкред нагнулся и поднял золотую безделушку, теперь совершено бесформенную. Он внимательно рассмотрел ее и громко заявил: – Это она. Я в этом совершенно уверен.

– О чем вы? – спросил полицейский агент.

Мэн-Арди собрался было ответить, но тут увидел устремленные на него пылающие глаза великана, которого к этому моменту он уже стал опасаться.

– То, что я хочу вам сообщить, лейтенант, очень важно. Но для этого мне нужно поговорить с вами и агентом полиции наедине.

– Тогда давайте отойдем в сторонку, – сказал офицер.

– Ну вот, – сказал полицейский агент немного погодя, – мы вас внимательно слушаем.

– Здесь, по всей видимости, были бандиты, – быстро молвил Танкред.

– Почему вы так решили?

– Только что я нашел на дороге золотой крестик, который подарил Маринетте в первый день нового года.

– Это его раздавил сей здоровенный идиот?

– Да, и я подозреваю, что сделал он это специально.

– Так оно и есть.

– И потом, на мой взгляд, он не так прост, как кажется.

– Именно это я и собирался вам сказать, – добавил от себя агент.

– Надо быть осторожнее с этим малым, он наделен недюжинной физической силой и вполне может привести нас к бандитам, которые, должно быть, уже вернулись в свое логово, если судить по найденному нами доказательству их недавнего пребывания здесь.

– С уверенностью можно сказать лишь, что Маринетта тоже была с ними – по доброй воле или по принуждению.

Обменявшись еще парой фраз, они вновь подошли к двери.

– Нам жизненно необходим проводник, – обратился офицер к старому крестьянину. – Но твой сын, по виду, слишком глуп, чтобы мы могли воспользоваться его услугами. Поэтому поведешь нас ты.

– Я?

– Да. У тебя есть возражения?

– Возражения? Нет у меня никаких возражений, я вообще не знаю, что это такое. Но меня измучил ревматизм, и если я буду бегать по берегу в такой туман, ничего хорошего из этого не выйдет.

– Думаешь, мне от этого будет какая-то польза? – возразил ему офицер.

– Я этого не говорил, но вам лучше взять моего сына.

– Эге! Вижу и ты, и твой сын стали упрямиться. Вы, случаем, не в сговоре с разбойниками?

– Мы?

– Да, вы.

Великан угрюмо хранил молчание.

– Почему вы так решили? – спокойно спросил старый крестьянин.

– Потому что при мне люди еще никогда не вели себя столь церемонно. Жандармы, окружите дом и арестуйте мне этих ребят.

На какое-то мгновение крестьянин и великан застыли в оцепенении. Из дома донесся какой-то странный шум. Затем тот, который выдавал себя за сына, выступил вперед и сказал: – Напрасно вы гневаетесь, мой офицер. Ни я, ни отец не отказываемся проводить вас до места назначения. Впрочем, даже если вы велите нас арестовать, мы все равно не окажем ни малейшего сопротивления.

– Вот вы и уступили. Так-то лучше. Отец разделяет ваше мнение?

– Да, – ответил старик.

– Отлично. В таком случае выступаем. И если у вас под ногами блеснет какая-нибудь вещица, постарайтесь на нее больше не наступать.

– Я буду стараться, мой лейтенант, – смиренно ответил колосс уже не с таким глупым видом, как вначале.

– Идите впереди. Жандармы – спешиться!

Услышав эту команду, стражи закона спрыгнули на землю. Лошадей отвели в конюшню к кюре, у которого как раз оказался просторный сарай, вполне пригодный для этих целей, и пешком направились по ухабистой дороге.

Но даже эта грязная распутица была поистине чудом по сравнению с рытвинами, ямами и колдобинами, встречавшимися на каждом шагу на Коссурском тракте.

Если, с одной стороны, эта странная дорога представляется самой живописной во всем мире, то с другой – зимой она становится хуже некуда для пешеходов, которые не видят толком, что у них под ногами.

На каждом шагу, будто ступени гигантской лестницы, попадаются камни, и порой, чтобы преодолеть подобное препятствие, ногу нужно поднимать на тридцать, а то и на сорок сантиметров.

Вдобавок к этому Коссурская дорога, служащая прекрасным напоминанием о старой Франции, по обе стороны огорожена живыми стенами из плюща, сорных трав, вьющихся растений и деревьев, переплетающихся между собой, как в девственном лесу.

Вследствие всего этого тьма сгустилась еще больше. В какой-то момент офицер испугался, что его люди заблудятся, и стал подумывать о том, чтобы велеть им взяться за руки.

Почему он не решился на эту меру предосторожности, мы не знаем. С уверенностью можно сказать лишь, что когда жандармы и пятеро молодых людей сошли за проводниками с тракта, все стали друг с другом перекликаться.

Стражи закона прекрасно осознавали нависшую над ними опасность. На расстоянии нескольких шагов все эти люди, хорошо знавшие друг друга, утратили всякую взаимосвязь.

В какой-то момент каждому из них показалось, что он оторвался от основного отряда жандармов, и он стал звать проводников, которые, будто их стало в несколько раз больше, откликались то справа, то слева, то спереди, то сзади, еще больше усиливая всеобщее замешательство.

– Вот черт! – воскликнул офицер. – Все эти простофили сейчас разбредутся в разные стороны, и я их больше не соберу.

Чудовищный туман стал еще плотнее.

– Мой лейтенант, – тихо обратился к нему главный сержант, – нас предали.

– Предали? Как это?

– Разве вы не слышите, что, когда кто-то из жандармов подает голос, ему каждый раз отвечают с другого места? Проводники, вероятно, заодно с бандитами, которые нас окружают и отвечают на наши призывы, чтобы сбить с толку.

– Вы правы. Надо срочно собрать наших людей.

И жандармский офицер, обладавший зычным голосом, выкрикнул команду, после которой все, кто ее услышал, тут же бросились к нему.

Но суматоха достигла такой степени, что девять человек, в том числе Гонтран де Кастерак и Бюдо, на этот зов не явились.

Гонтран, несколько увлекшись и поддавшись порыву, вслед за Бюдо, незадолго до этого сориентировавшегося на местности, по узкой тропинке поднялся на высокий берег. Он уже собрался было направиться к руинам, но в этот момент чей-то голос, принадлежавший, как ему показалось, поводырю, крикнул: – Сударь, куда, к дьяволу, вы идете? Берите левее. Вы же вот-вот свалитесь в пропасть.

Гонтран в ответ крикнул:

– Черт! Ваше предупреждение меня спасло. Спасибо, мой мальчик, за добрый совет. Бюдо, идите сюда. Память вас подвела.

Но Бюдо на этот призыв не ответил. Его рядом с Гонтраном больше не было.

Сначала тот не придал этому особого значения.

– Бюдо! Бюдо! – стал кричать он.

Ответом ему была тишина. Затем, когда он стал звать во всю мощь своих легких, молодому человеку показалось, что слева кто-то откликнулся на его зов, и он тут же направился в ту сторону.

Друга он так и не нашел. Но миновав сосновый лесок, вышел то ли на дорогу, то ли на широкую тропу и пошел по ней.

От спутников никаких известий не было, Гонтран их совершенно не слышал и ничто не могло подсказать ему, где они находились.

– Ну вот! Я заблудился, причем заблудился окончательно.

Если бы офицеру пришло в голову произвести залп, Кастерак знал бы, в каком направлении следует идти.

Но, к сожалению, командир жандармов, которого отсутствие семерых солдат и двух молодых людей привело в ярость, не подумал о том, чтобы прибегнуть к этому средству.

«В том, что со мной произошло, нет ничего странного, – думал Кастерак, – я искал приключений, и теперь погребен туманом, который рассеется только завтра. Хорошая перспектива, ничего не скажешь – провести всю ночь, блуждая неизвестно где! Не говоря уже о том, что отовсюду доносятся звуки, по всей видимости, свидетельствующие о том, что за мной следят и шпионят, что бандиты где-то рядом. Для начала нужно отвратить от себя эту опасность».

И Кастерак решительно двинул через виноградник – наугад, преодолевая возникавшие на его пути препятствия, то спускаясь в овраг, то поднимаясь на гребень холма.

План был поистине мудрый. Приспешники Андюса хоть и знали здешние края, но в этой пугающей тьме видели не больше других. Вскорости они сбились со следа Гонтрана, который, больше не слыша ничего подозрительного, остановился, чтобы перевести дух.

Он прислонился к ореху, вытер лоб, но тут же вновь насторожился, услышав голоса.

Говорили двое проходивших мимо людей. Они даже не думали таиться, и поначалу Гонтрану показалось, что он, благодаря случаю, вышел к жандармам.

Но из-за нависшей над ним угрозы молодой человек решил проявить осторожность и, перед тем как заявить о своем присутствии, прислушался внимательнее, чтобы выяснить, нет ли поблизости врагов.

И вот что ему удалось услышать:

– Возьмите левее, саиль, вы же знаете, здесь протекает река. Один неверный шаг – и вы упадете.

– Ты прав.

– И не волнуйтесь, мы прибудем вовремя.

– Надеюсь, – ответил тот, кого назвали саилем, – но не забывай, что сегодня из Сен-Круа-дю-Мон возвращается моя жена и вечером мне нужно быть в Бордо, чтобы встретить ее.

– Саиль, время у нас есть. Еще нет и семи, к тому же мы услышим, как карета мадам будет проезжать мимо. Ее можно без труда узнать по звону серебряных колокольчиков лошадей. Как только она минует селение, мы вскочим в седло и без труда окажемся в Бордо за час до прибытия мадам де Сентак.

– Никогда не произноси вслух этого имени.

– Вы правы, саиль, прошу прощения.

При этих словах Кастерака охватило сразу несколько чувств, которые, сменяя друг друга, пронеслись в душе с быстротой молнии. Сначала, при мысли о том, что стоило ему сделать еще шаг и он упал бы в реку, которая в этом опасном месте затянула бы его на дно, Гонтран почувствовал, что волосы у него на голове встали дыбом.

Но очень быстро об этом позабыл, услышав, как господин, которого звали Саилем, заговорил о своей жене и, в особенности, когда узнал, что женщина эта была не кто иная как мадам де Сентак – Эрмина де Женуйяк, внучка графини Сары.

Что скрывалось за этой новой тайной?

Кастерак очень рисковал так ничего больше и не узнать, ведь голоса удалялись, и разговор становился все неразборчивее. Но тут Сентак вдруг сказал: – Черт возьми! Нам везет. Я даже не думал, что дом уже так близко. У тебя есть ключ?

– Вот он.

– Давай открывай. Только не шуми, чтобы не испугать ее, если она уже пришла в себя, – продолжал Сентак.

Гонтран услышал скрежет ключа в замке, затем тихо закрылась дверь. Он тут же бросился в том направлении, где, по его мнению, находился дом, и оказался достаточно везучим для того, чтобы добраться до него без особых приключений.

С величайшими предосторожностями Кастерак обошел жилище, представлявшее собой что-то вроде крестьянской лачуги, в которой был только один этаж и, по всей видимости, одна-единственная комната.

Вошедшие зажгли свечу. К счастью для Гонтрана, ставень, закрывавший единственное окно убогой лачуги, был полностью источен червями, а один его уголок то ли рассыпался в прах, то ли отвалился в результате какого-то незначительного происшествия, так что молодой человек мог вполне видеть все, что происходило в небольшой комнатенке.

Кровати в ней не было, вся меблировка состояла из стола, двух колченогих стульев и большого кресла, обтянутого утрехтским бархатом, роскошь которого совершенно не вязалась с убогой окружающей обстановкой.

В этом кресле сидела, точнее, лежала, юная, изумительной красоты девушка.

Судя по всему, роста она была среднего, но зато обладала точеной фигуркой.

Белокурые волосы вились и чуточку отливали медью.

Большие черные бездонные глаза красавицы были открыты, но по ее неподвижности было понятно, что она пребывает в полнейшем забытьи, вызванном каким-то сильнодействующим зельем.

Теплые тона ее кожи, очень смуглой, самым удивительным образом контрастировали с цветом волос, что только усиливало шарм девушки, и без того очаровательной. Через приоткрытый ротик, в обрамлении коралловых губ, виднелись жемчужно-белые зубки.

Вошедшие молча ею любовались. Гонтран не ошибся: один из них действительно был Сентак, что касается второго, то хоть на нем и красовался европейский костюм, сам он, по-видимому, был чистокровным представителем расы индусов, в те времена еще не до конца покоренной Англией – не столько черная, сколько смуглая кожа, угловатые черты лица, прямые волосы и не лишенная изящества борода.

– Значит, это она, – сказал сей персонаж, стоя в почтительной, смиренной позе.

В ответ на это Сентак утвердительно кивнул головой.

Кастерак решил, что перед ним малышка Маринетта. Помимо прочего, ему показалось, что во внешности девушки присутствует какая-то особенная первозданность, будто ее совершенно не коснулась цивилизация. Гонтран стал уже измышлять план, призванный вернуть юной девушке свободу, но то, что он услышал, как и все произошедшее в этом доме, навело его на мысль, что он совершает большую ошибку.

Сентак набросил на безжизненное тело девушки что-то вроде шелковой мантии яркого красно-оранжевого цвета, в центре которой были вышиты какие-то странные символы, и сказал: – Это принцесса Вандешах, мой дорогой Мюлар.

При этих словах, но в первую очередь при виде мантии индус пал ниц перед юной особой и забормотал какие-то странные слова, которые произвели на Сентака не менее яркое впечатление – он склонился перед спящей девушкой, проявляя все признаки уважения и почтения.

Мюлар вскоре встал.

– Когда она придет в себя? – спросил он.

– Примерно через час.

– Тем временем, саиль, расскажите мне, как вы ее нашли.

– Сначала я должен поведать тебе, как мы ее потеряли, – ответил Сентак.

Нетрудно догадаться, что изумленный Гонтран не упускал из их разговора ни единого слова.

Сентак продолжал:

– Тебе известно, что из дворца своего отца, высокородного раджи Ризапура, Вандешах исчезла в младенческом возрасте.

– Ей тогда едва исполнилось одиннадцать месяцев.

– Да. Ее вверили заботам кормилицы, которая тоже принадлежала к одному из знатнейших семейств царства.

– Кормилице Хатильдан?

– Совершенно верно. А ты ничего не забыл, мой верный и бесценный слуга Мюлар.

– И сохранил вам преданность, – ответил индус.

– Эта Хатильдан каким-то образом познакомилась с христианскими проповедниками – католическими священниками, появившимися в тех краях, чтобы обратить их в новую веру. В таком деле, как религия, всегда найдутся люди, которые предадут старых богов и начнут служить новым. – в виде рассуждения добавил Сентак. – Именно это и случилось с Хатильдан.

– Неужели она совершила вероотступничество? – спросил Мюлар голосом, выдававшим его возмущение и ужас.

– Да. Эта женщина, которая шесть лет была жрицей Шивы, сменила культ Брахмы на веру в Христа и Пресвятую Богородицу.

При этих словах индус, с видом отчаявшегося человека, воздел глаза к небу.

– И когда она предала нашу религию… – продолжал Сентак.

Услышав это, Кастерак не удержался и прошептал:

– Значит, эта скотина Сентак не христианин!

– …Хатильдан стала католичкой из числа самых ревностных, – продолжал тот. – Будучи умной, но чересчур склонной к фанатизму, она тут же принялась обращать всех в новую веру.

Затем, когда она в один прекрасный день любовалась маленькой принцессой Вандешах, вскормленной ее молоком и теперь ей улыбавшейся, кормилице в голову пришла мысль, что это дитя, которое она так любила, по законам христиан проклято. И с тех пор мысль эта не давала ей покоя.

Мюлара охватывало все большее и большее удивление.

– Хатильдан тайно обратила всю свою семью в католицизм. Ее муж, дети, сестра страстно поклонялись новому богу, и в разговорах с домочадцами речь нередко заходила о том, как сделать христианкой и Вандешах – разумеется, даже не поинтересовавшись ее мнением. Так и сделали: Хатильдан окрестила принцессу…

– Но от кого вы узнали все эти подробности, саиль?

– От одного миссионера, который, впрочем, не во всем одобрял кормилицу.

– Продолжайте.

– После обращения Вандешах в новую веру Хатильдан становилось не по себе при мысли о том, что ее приемного ребенка отнимут и отдадут во дворец слугам раджи, которые не преминут воспитать ее в духе религии своих отцов. Сделать все, чтобы вырвать принцессу из рук идолопоклонников и не дать вернуть ее обратно мнимым богам – подобное было бы для нее поистине невыносимо.

Мюлар воздел руки к небу.

– Вина Хатильдан была огромной, но вскоре она усугубила ее еще больше. Она задумала похитить Вандешах у ее отца и народа, чтобы вырастить и воспитать в христианской вере…

– Мерзавка! – прошептал индус.

– Чтобы потом, – добавил Сентак, – вернуть принцессу подданным уже после того, как она вырастет и будет связана с новой верой неразрывными узами. В разговорах с поведавшим мне об этом миссионером она говорила, что таким образом Вандешах принесет в свою страну религию Христа и станет распространять ее на примере собственных добродетелей. Чтобы спустя короткое время все царство Ризапура оказалось во власти нового Бога!

В своем фанатизме Хатильдан отточила этот план и тут же взялась за его осуществление. Она решила вместе со всей семьей уехать в Европу. Набив драгоценностями сундуки, отправленные загодя, кормилица зафрахтовала судно и погрузила на него все, что смогла тайком вывезти, – это не составило для нее особого труда, ведь вы знаете, что от границы царства Ризапура до моря всего полдня пути.

Как-то ночью, когда все было готово, ее муж, сестра, дети и слуги – к слову, ни о чем не подозревавшие – сели на слонов, отправились к побережью и прибыли туда в четыре часа утра. Шлюпка доставила их на корабль, который тут же поднял паруса.

– Тогда получается, – сказал Мюлар, – что Хатильдан, чтобы уберечь Вандишах от культа ложных, по ее мнению, богов, низвела принцессу, которой предстояло стать царицей, до уровня служанки?

– Не торопитесь. Хатильдан хоть и перешла в христианство, но сохранила верность своей стране и соотечественникам. Единственное, что не давало ей покоя, это желание помешать вновь впасть в идолопоклонничество той, чью душу, как ей казалось, она навсегда спасла.

В то же время она намеревалась воспитать принцессу настоящей царицей. Поначалу ее план состоял в том, чтобы отвезти младенца в Рим и представить папе, который определит ее в пансион, где ей преподадут все основы христианского воспитания.

После этого она собиралась устроить принцессе путешествие по всей Европе и познакомить с общественным устройством народов Запада, с тем чтобы Вандишах, вновь взойдя на трон, принесла своим подданным не только единственно возможную, с точки зрения Хатильдан, религию, но также представления о цивилизации и ее основы, с помощью которых вновь обращенный и как следствие истово верующий народ сможет творить чудеса. Надеюсь, тебе все понятно?

– Да, – ответил Мюлар.

– Хатильдан вместе с домочадцами отчалила и в течение четырех месяцев плавание проходило спокойно и без приключений.

И тут в один из дней, когда корабль вошел в Гибралтарский пролив, чтобы выйти в Средиземное море, кормилицу с семьей застиг столь неистовый ураган, что надежда спасти судно рухнула уже через несколько часов.

Но именно в этой ситуации Хатильдан проявила всю свою верность и смелость.

Когда корабль во многих местах дал течь, капитан приказал спустить на воду единственную оставшуюся шлюпку, способную взять на борт самое большее шесть человек. Хатильдан, захватив все самое ценное, села в нее вместе с принцессой и двумя гребцами. Она очень любила своих детей, но, несмотря на это, бросила их без малейших колебаний.

«Возрадуйтесь! – сказала она им при расставании. – Вы будете ждать меня в обители Господа. Я же должна выполнить свой долг и спасти принцессу, которая, в свою очередь, спасет и возродит нашу прекрасную страну».

Слушая его рассказ, Кастерак думал, что ему снится сон.

– Судно, – продолжал Сентак, – пошло ко дну практически на глазах кормилицы.

Она вверила Господу свои печали матери и жены, во искупление грехов, затем в экзальтации прижала к груди девочку, гордая от того, что спасла ее.

Буря все еще бушевала, но накал ее стал стихать. Два дня и две ночи шлюпку швыряли огромные океанские волны, и ее пассажиром оставалось только положиться на волю случая.

Больше всего в этой истории удивляет то, что матросы не убили Хатильдан и ребенка, чтобы завладеть хранившимися в ларцах сокровищами.

– Может, они не знали их истинной ценности? – спросил Мюлар.

– Возможно, – ответил Сентак. – Как бы там ни было, потерпевших кораблекрушение подобрало судно, следовавшее в Бордо, причем в тот самый момент, когда в море разыгрывался новый шторм. Спасение принцессы и Хатильдан осуществлялось в крайне сложных условиях. Сначала на борт подняли дитя, потом кормилицу, но в тот момент, когда собирались втащить хранившиеся в шлюпке ларцы, огромный вал воды накрыл ее, опрокинул и увлек за собой двух остававшихся в ней матросов.

Людей, в конечном счете, спасти удалось, но вот ларцы, набитые бриллиантами, изумительными камнями и драгоценностями навсегда поглотила морская пучина.

По прибытии в Бордо Хатильдан стала рассказывать историю своих злоключений каждому, кто, на ее взгляд, мог проявить интерес к судьбе принцессы, в первую очередь католическим священникам. Но те ей не поверили, по-видимому, приняв за интриганку.

Отчаявшаяся кормилица, снедаемая чувством вины, впала в полнейшую нищету и Вандешах, конечно же, разделила все ее страдания.

– Бедная принцесса! – молвил Мюлар.

– Моральные и физические страдания, обрушившиеся на Хатильдан, подточили ее здоровье и одним прекрасным утром она скончалась.

Чувствуя приближение предсмертной агонии, она попросила привести одну простолюдинку, до этого проявившего к ним с принцессой сострадание, и рассказала от начала до конца всю свою историю, вырвав у той обещание, что она сделает все возможное, чтобы вернуть принцессе трон и приличествующий ей ранг.

Но славная женщина, которой Хатильдан до этого ни в чем не признавалась, не поверила из ее рассказа ни единому слову.

Она решила, что старая Индианка, как ее прозвали, уже начала бредить и что все ее повествование – плод чистого воображения человека, стоящего на пороге смерти.

Впрочем, это не помешало ей похоронить кормилицу и позаботиться о девочке, которая впоследствии худо-бедно выросла и стала красавицей. Сейчас ей шестнадцать лет.

– И в Ризапуре никто даже не догадался, что стало с Вандешах? – спросил индус.

– Никто.

– Я знаю, что после ее исчезновения рассказывали какую-то таинственную историю, в которой некую роль сыграла богиня Шива…

– Верно. К счастью, народу дали все основания так думать, ведь это позволит принцессе вернуть то высокое положение, предназначенное ей с самого рождения.

– Но откуда вы, саиль, узнали, что это дитя – наша правительница?

– Ты должен знать, что через четыре года после загадочного исчезновения принцессы Ризапура, тогда мне было двадцать два года, в мою страну вторгся некий авантюрист.

– Джелли.

– Да, Джелли, незаконнорожденный сын моего отца и баядерки. Этот негодяй собрал на моих границах войско. Я был молод, вести меня за собой было некому, со всех сторон меня окружали придворные, падавшие передо мной ниц по поводу и без повода. Я смеялся – остальные тоже смеялись, я тосковал – и все плакали. Сейчас, когда я вспоминаю об этом, меня тошнит. И рядом не оказалось никого, кто сказал бы: «Принц, живя в распутстве и утехах, нельзя ни поднять свою страну, ни добыть воинской славы».

– Простите меня, саиль, – сказал Мюлар со смирением, за которым угадывался упрек.

– Да, ты прав. Ты один желал открыть мне глаза и донести до меня истину.

– Я знал, что Джелли окружил себя многочисленными сторонниками. Мне также было известно, что ваше безумство и расточительство отвратило от вас народ, который с радостью встретил бы любого претендента на трон, лишь бы тот был царских кровей.

– А мой враг действительно принадлежал к царской династии.

– Да.

– Когда я думаю, что по моей вине на голову народа, который я был обязан сделать счастливым, обрушилось столько бед, меня пробирает дрожь. Нет нужды напоминать тебе о том, что произошло потом. Солдаты бросили меня.

– Да, но вы, стоя рядом со мной, сражались, как лев во главе горстки людей, сохранивших вам верность. Благодаря чему народ хотя бы узнал, что правитель, которого он потерял, был храбрейшим из индусов.

– Но это не помешало мне покинуть поле брани практически в одиночку.

– Вместе со мной, саиль.

– Да, Мюлар, вместе с тобой. Ты никогда не льстил мне и не предавал в годы лишений. И благодаря только тебе ко мне вернулось мужество, а в душе забрезжила надежда, что еще не все потеряно.

Мы переоделись факирами и через тысячи опасностей добрались до Бомбея.

– Там, в первую же ночь, мы сменили наш мерзкий наряд на европейские костюмы…

– И тут же отплыли в Европу. Поскольку англичане были нашими заклятыми врагами, мы решили поселиться во Франции. Я быстро выучил язык и отправился в Бордо, где ты снабдил меня всеми необходимыми документами.

– С этого момента все ваше поведение, саиль, было помечено печатью величайшей осторожности. Вы не совершили ни единой ошибки и ни разу не дрогнули…

– Да, я помню твои уроки. Поэтому когда я, уже нося имя Сентак, узрел возможность жениться на самой богатой наследнице Франции, то не колебался ни минуты. Все, что мне требовалось, это огромное состояние. У мадам де Женуйяк была пара дюжин миллионов, кроме того, в случае смерти некоего господина Давида она могла стать еще богаче. Именно к этому я и стремился. Могу сказать уже сегодня, что пройдет совсем немного времени, и все осуществится в полном соответствии с нашими пожеланиями.

– Вы правы.

– Да. Я предпринял последние шаги.

– И что теперь?

– Теперь моя жена унаследует деньги Давида, я получу наследство жены, и в моем распоряжении будет состояние, с помощью которого я смогу вернуться домой.

– Наконец-то!

– Да, я надеюсь, что через год мы отправимся в Индию.

– Да услышит нас Брахма.

– В довершение наших удач я отыскал принцессу Вандешах и моей первейшей заботой по возвращении на полуостров Индостан будет вернуть правительницу ее народу, который увидит в этом возвращении чудо. И из этого чуда я сумею извлечь выгоду.

– Каким образом? – спросил Мюлар.

– Просто-напросто женюсь на спасенной мной молодой женщине и попрошу у нее армию, чтобы изгнать узурпатора Джелли.