Текст книги "На другой планете"

V

Вдруг там, далеко над горизонтом, я заметил какой-то темный предмет, летевший по воздуху по направлению прямо ко мне. С первого взгляда, за дальностью расстояния, было трудно рассмотреть, что это такое. Казалось, это была какая-то птица, огромная птица, с чрезвычайно длинным туловищем. Таинственный предмет быстро приближался, и я напряг всю силу зоркости своего глаза. Да, без сомнения, это птица, – я стал уже вполне ясно различать ее размеры и формы. Но боже! Ведь эта птица страшно похожа на того двуглавого дракона, о котором я в детстве слыхал только в сказках от своей няни! И этот страшный дракон с двумя раскрытыми пастями, со свистом рассекая крыльями воздух и храпя, и фыркая, как лошадь, несется прямо на меня, прямо к окну, на котором я стоял! Что мне делать? Вероятно, он меня уже заметил и летит, чтобы пожрать меня! Ах, почему меня оставили одного, зачем не предупредили, что здесь существуют такие страшные, кровожадные чудовища? Теперь я погиб! И куда это скрылся Пакс?!..

Мне стало даже казаться, что я уже слышу запах серы… Моментально я спрыгнул с подоконника и бросился в другую комнату, чтобы где-нибудь спрятаться. В этот момент дракон, пыхтя и страшно вращая своими огромными глазищами, с шумом сел на подоконник, где я только что стоял.

– Ну что, успокоились ли вы, наконец? – послышался вдруг веселый голос Пакса, и не успел я сообразить, откуда исходит этот голос, как Пакс, спрыгнув со спины дракона, очутился возле меня.

– Боже мой, как меня напугало это чудовище! – дрожа от страха, произнес я. Пакс засмеялся:

– Не бойтесь! Это чудовище столь же безобидно, как ваши упряжные лошади.

И, подойдя к дракону, он потрепал его своим хоботом по шее, причем страшное животное издало какое-то громкое шипение, наподобие гусиного, должно быть выражая этим свое удовольствие. Затем Пакс хлопнул (уо по спине и свистнул. Дракон повернулся на подоконнике, взмахнул своими могучими крыльями и исчез.

– Надеюсь, что вы теперь совершенно привели свои чувства и свои мысли в порядок? – обратился ко мне марсианин.

– Да, сударь. Но меня немножко напугал этот дракон… Это было так неожиданно… Я ничего не подозревал подобного, – забормотал я, конфузясь и припоминая свои недавние приключения. – Вы меня извините, пожалуйста, за мое поведение. Я вполне сознаю, что должен был показаться вам совершенным дикарем; но ведь, вы знаете…

– О, пожалуйста, не трудитесь извиняться. Своим поведением вы нисколько меня не удивили, – иным оно и не могло быть. Вы сразу очутились здесь в совершенно для вас неестественной и, главное, неожиданной обстановке. Ведь вы, обитатели Земли, привыкли считать себя центром мироздания, венцом творения и, если подозреваете о существовании разумных существ на других планетах, то почему-то воображаете, что эти существа непременно должны быть и по наружному виду похожи на вас, так как вам кажется, что лучше и совершеннее форм человеческого тела нет и быть не может. Вы с детства проникаетесь антропоморфическим взглядом на природу и на разум в природе, приписывая ему те же самые свойства, какими обладает ваш разум. Все это для меня вполне понятно. Это заблуждение когда-то существовало и у наших предков, пока они не изобрели такие оптические инструменты, при помощи которых сделалось возможным видеть и изучать других разумных существ, живущих на других планетах. Да, когда-то и наши предки воображали, что лучше, красивее и совершеннее их нет в мире существ. И поверьте мне, что обитателю Марса, в первый раз видящему организм человека, он кажется так же безобразным и внушает такое же чувство отвращения, как и наш организм вам.

Я был сильно смущен этими словами, потому что они мне казались вполне справедливыми. В самом деле, с чего это я воображал, что обитатели Марса непременно должны быть похожи на нас – людей? Почему я думал, что природа, произведя человека, истощила на нем всю свою художественную, творческую способность и, создав этот шедевр своего искусства, уже сделалась неспособной творить что-либо более совершенное? Какое дикое самомнение и самообольщение! Какое невежественное недоверие к творческим способностям природы!

Я совершенно не знал, что ответить марсианину.

– Вы только сравните свое человеческое тело с нашим, – продолжал Пакс, – и вы увидите, что наш организм много совершеннее вашего. Начнем хотя бы с нашего верхнего органа – уха. Ваши уши устроены так, что вы волей-неволей должны слушать все, даже то, чего вам не хотелось бы, – они у вас всегда раскрыты для всех звуков, приятных и неприятных. Мы раскрываем свой орган слуха только тогда, когда этого желаем, и притом в такой мере, как это нам кажется лучше и удобнее. Глаз у нас хотя и один, но он видит ничуть не хуже, чем ваши два. Вы знаете, что освещение на Марсе вдвое слабее, чем., у вас на Земле, а, между тем, замечаете ли вы эту разницу? Наши два мускулистых хобота далеко совершеннее и удобнее ваших двух костлявых, неуклюжих рук: мы можем оперировать ими, как нам угодно, сгибать их в любом направлении, свивать, если нужно, в кольцо, и прочее, между тем как кости ваших рук позволяют вам делать руками только ограниченные движения. Наши органы дыхания устроены так, что мы можем жить и на суше и в воде, как ваши земноводные.

Вы видите на пальцах наших ног перепонки? Они позволяют нам быстро плавать, причем хвост служит нам вместо руля. А эти клешни сослужили нам когда-то громадную службу в борьбе за существование. Можно сказать, что, главным образом, благодаря им мы вышли победителями и восторжествовали над всеми другими животными. Впоследствии, когда мы изобрели другие, искусственные и более действенные орудия для борьбы с врагами, эти клешни утратили свое прежнее значение, и теперь служат нам скорее лишь как украшение, как ногти на человеческих пальцах, бывшие у вас когда-то тоже не последним орудием для нападения и самообороны.

«Клешни им служат для украшения! Хорошо украшение, нечего сказать!» – подумал я.

– Красота ведь вещь, милостивый государь, совершенно условная, – сказал Пакс, точно прочитав у меня в глазу мою мысль. – Даже и у вас на Земле люди расходятся во взглядах на красоту, в особенности на красоту форм человеческого тела. В глазах некоторых ваших африканских дикарей самою красивою женщиной считается та, которая настолько растолстела и ожирела, что без посторонней помощи не может вставать и ползает на четвереньках. А есть и такие, что находят красивым продевать себе кольца через ноздри, срезать верхушки ушей, сплющивать нос и прочее. С точки зрения вашего европейца это считается уродством, между тем как негру европейская красавица с ее белым цветом кожи внушает чувство омерзения. Если среди людей на Земле существует такая громадная разница во взглядах на красоту, то тем более эта разница должна существовать у разумных существ разных планет, не имеющих почти ничего общего в устройстве их организмов. То, что, с вашей точки зрения, вам кажется в нас уродливым и безобразным, нам далеко не представляется таковым, и наоборот, то, что вам представляется у вас верхом красоты, изящества и совершенства, нам кажется неуклюжим и отвратительным.

– Не будем об этом спорить, – возразил я, – во всяком случае, надеюсь, что эта разница во взглядах на красоту не помешает нам с вами остаться в хороших отношениях?

– Вы имеете о нас, обитателях Марса, очень нелестное мнение, если думаете, что мы способны быть в претензии на тех, кто не согласен с нами, – возразил Пакс.

Я так сконфузился от этого замечания, что почувствовал, как мое ухо на макушке головы поднялось и насторожилось: у обитателей Марса чувство смущения проявляется именно в такой форме, а не в краске на лице, как у людей.

– Ну, полноте! Надеюсь, что, узнав друг друга ближе, мы сделаемся друзьями, – сказал марсианин, протягивая мне свой хобот для пожатия. – Вы, вероятно, голодны. Сейчас мы отправимся в мою столовую, которая находится там, на дне моря, – указал он своим хоботом куда-то за окно. – Моя жена и дочь нас ждут. Я их предупредил, что у нас будет гость. Моя дочь очень интересуется вами и нарочно изучила все ваши земные светские манеры обхождения, чтобы вам на первых порах не чувствовать себя среди нас как в лесу, – с лукавым, как мне показалось, взглядом прибавил марсианин.

«Боже мой! Его дочь интересуется мной! Уж не хочет ли она влюбить меня в себя!» – почти с ужасом подумал я.

– Прыгайте за мной на подоконник, – сказал Пакс, легко, точно птица, вскочив на окно. Я беспрекословно повиновался.

– А теперь ныряйте в воду, я последую за вами! – указал он на находившуюся под нами морскую пучину.

– Но помилуйте! Я совершенно не умею плавать. Я могу утонуть, – запротестовал я в испуге.

– Не утонете; вы увидите, что нет никакой опасности. Да ну же, смелее!

И не успел я ничего возразить, как он легонько подтолкнул меня, и я стремглав полетел в воду, испуская крик ужаса.

Опомнившись уже под водой, я увидал, что рядом со мной находился Пакс.

– Вы видите, что ничего страшного нет, – сказал он.

– Плывите за мной: нам предстоит сделать ваших верст 20.

И он быстро помчался в глубину моря. Я последовал за ним, но с непривычки мне было трудно поспевать.

– Однако мы так, пожалуй, не скоро прибудем. Придется, верно, вас везти, – заметал мой вожатый, и при этих словах он издал пронзительный звук, в ответ на который из глубины моря послышалось страшное мычание, вроде коровьего, и скоро в полумраке воды я увидел какую-то огромную массу, несшуюся к нам навстречу. Но вот я ясно разглядел огромное морское чудовище с громадною пастью, в которой торчали страшные зубы, как у акулы. Я уже думал, что мы оба погибли, но Пакс, сделав легкий пируэт в воде, вспрыгнул на спину морскому животному и закричал:

– Ну, вот вам конь, влезайте на него и садитесь позади меня! Он нас живо домчит.

Я с недоумением смотрел то на марсианина, то на огромную рыбу, не зная, на что мне решиться.

– Да смелее! Давайте ваш хобот, – сказал Пакс, протягивая мне свой. Я ухватился за него и тотчас же очутился на спине морского чудовища, рядом с марсианином, как в седле, в одном из углублений на длинном хребте рыбы, имевшей вид гигантской стерляди.

– Вы еще не успели освоиться с функциями членов вашего нового тела, и потому на первое время вам немножко трудно чувствовать себя в воде так же легко, как и нам. Но это не беда, вы живо привыкнете к своему новому положению, – говорил Пакс, в то время как рыба с неимоверной быстротой несла нас в глубину моря.

По мере того, как мы опускались ко дну, мрак сгущался все более и более. Нам встречались иногда различные, совершенно неведомые мне рыбы и морские чудовища. Но вот мы опустились до самого дна. Какой своеобразный, новый мир открылся передо мною! Мы плыли среди огромных водорослей, густо переплетенных между собой. Там и сям виднелись гигантские букеты цветов, чрезвычайно ярких и более роскошных и блестящих, чем перья павлина, опушенных бесчисленным множеством причудливых раковин, испещренных самыми яркими красками. Повсюду виднелись громадные тысячелистники, протягивавшие во все стороны свои извилистые руки. Лучи солнца очень слабо проникали в этот таинственный мир, хотя, несмотря на это, мой глаз ясно различал все предметы.

Но вот мы вступили в совершенно темный, узкий проход, образованный громадными, нависшими с той и с другой стороны подводными горными кряжами. Минут пять несла нас рыба по этому узкому, мрачному ущелью, как вдруг впереди показался просвет. И не успел я сообразить, отчего происходит это освещение, как мы очутились в долине, освещенной как бы ярким лунным светом, причем, источника этого света нигде не было видно.

Стараясь понять это таинственное явление, я заметил, что свет исходил от самой воды, и не только от нее, но и от всех предметов, находившихся в ней, даже мы сами светились, точно светляки. Оказалось, что здесь была фосфоресценция моря.

Вид, открывшийся перед нами, был поистине волшебным. Мне чудилось, что мы плывем среди развалин какого-то величественного заколдованного подводного города. От действия морской воды скалы, торчавшие вокруг, были испещрены самыми разнообразными вычурными узорами и походили на остатки фантастических зданий и замков с бесчисленными зубцами на стенах. Повсюду виднелись столбы, колонны, чудовищной высоты портики, поднимавшиеся высоко над нашими головами к поверхности моря. Громадные каменные глыбы были увенчаны своеобразными балюстрадами и галереями. И все эти портики, колоннады, дворцы и столбы были покрыты миллионами различных живых существ и растений, сглаживавших собою шероховатости и угловатости скал, так что камень под этою магическою растительностью совершенно исчезал. Со всех сторон поднимали свои живые ветви множество зоофитов и полипов, и мириады медуз, подобно люстрам, украшенным хрустальными подвесками, свешивались со сводов гротов. Под арками же плавали легионы разнообразных рыб и морских чудовищ.

Миновав этот заколдованный лабиринт, мы выплыли на ровную, усыпанную песком площадку, посреди которой оказался великолепный небольшой домик-дворец, сделанный из какого-то очень красивого камня, похожего на яшму, с огромными хрустальными окнами. По ту сторону этого дворца начинался величественный парк, с такими своеобразными гигантскими деревьями, что вершины их терялись где-то высоко у поверхности воды.

Рыба подплыла к зданию и остановилась. Пакс, ловко соскользнув с нее, пригласил меня следовать за собой. Мы подошли к четырем красивым колоннам портика. Среди этих колонн находился бассейн, или, вернее, большая металлическая ванна. Сказав, чтобы я следовал за ним, Пакс нырнул в эту ванну, и когда я очутился возле него, он надавил какую-то пуговку. Ванна тотчас же герметически захлопнулась сверху крышкой, мы очутились в совершенной темноте, и я почувствовал, как эта ванна вместе с нами стала погружаться сначала вниз, а потом снова поднялась вверх и остановилась. Пакс снова надавил кнопку; крышка открылась, и мы очутились уже не в воде, а на воздухе, в ярко освещенной, благоухающей комнате подводного домика.

– Ну, вот мы и дома, – сказал Пакс.

VI

Когда мы привели себя в порядок и я успел оглядеться, Пакс объявил, что он сейчас меня познакомит со своей женой и дочерью, которые находились в соседней комнате.

– Но я должен буду чувствовать себя перед вашими дамами очень неловко, так как не имею никакого понятия о вашем языке, и мне придется объясняться с ними пантомимами, – заметил я.

– На этот счет не беспокойтесь, – возразил мой хозяин. – Моя жена и дочь обе страшные лингвистки и владеют русским языком так же хорошо, как и мы с вами.

И затем, подойдя к двери, за которой находились марсианки, и, очевидно, стараясь играть роль европейского джентльмена, Пакс предварительно постучал в нее своим хоботом.

– Войдите! – послышалось изнутри.

Дверь отворилась, и мы предстали пред дамами.

Совсем не прелестные марсианки были несколько менее ростом марсиан-мужчин и отличались от последних более мелкими и выразительными чертами лица, если только можно назвать лицом ту часть головы, на которой находился у них глаз и птицеобразный клюв. Уши у них были сравнительно небольшие и совершенно без волос. Чешуи на груди и спине не было, и кожа на этих частях была гладкая, а форма груди очень напоминала грудь наших женщин. В то время, как весь костюм марсиан состоял из одних только кальсон, вроде купальных, костюм марсианок был несколько сложнее и прикрывал собой значительную часть туловища и грудь.

– Позвольте вам представить нашего дорогого гостя с далекой Земли. Прошу любить да жаловать, – отрекомендовал меня Пакс своим дамам.

– Очень приятно, милости просим! – сказала г-жа Пакс, протягивая мне свой хобот.

– А ты, дочурка, не забывай, что это больше уже не твой брат, Экспериментус, а совсем чужой, – заметил Пакс дочери, сделавшей передо мной уморительный книксен.

– И он, и не он. Так мы вас и будем звать – Не-Он. Хорошо? – обратилась ко мне юная марсианка.

– Браво, дочурка! Браво! Это очень остроумно: Не-Он; да, именно – Не-Он; так его и будем звать, – сказал отец.

– А мы здесь давно уже сгораем от нетерпения с вами познакомиться. Ну, рассказывайте, каковы ваши первые впечатления от всего, что вы встретили здесь, на Марсе? – обратилась ко мне г-жа Пакс.

– О, сударыня, – все мои впечатления можно выразить в двух словах: я весь изумление!

– И ужас, в особенности? Не правда ли? – подхватила Либерия, так звали дочь Паксов. – Ведь я угадала? Ведь мы внушаем вам ужас и отвращение? – безжалостно продолжала она, в то время, как я совершенно не знал, что ей отвечать на это. Положение мое было довольно щекотливое. Говорить комплименты было бы и смешно, и глупо, и пошло, сознаться же, что она угадала, было бы, как мне казалось, крайне невежливо.

– Не отвращение, сударыня, совсем не отвращение, но… но… – в смущении забормотал я, решительно не зная, что должно последовать за этим но.

– Ах, Либерия, какая ты неловкая! Да разве можно задавать такие вопросы, на которые трудно отвечать правду? – с упреком заметила г-жа Пакс дочери.

От этого замечания я растерялся еще более и, чувствуя, как снова ухо на моей голове поднимается торчмя, глупо молчал.

– Ну, идем обедать! – выручил меня из затруднительного положения Пакс, беря за хобот и ведя в столовую.

Мы все четверо сели за стол. Г-жа Пакс надавила кнопку на крышке стола, и вдруг средина его исчезла и потом появилась вновь – сервированная, с четырьмя приборами и несколькими, герметически закрытыми мисками. На столе оказались и салфетки, и ножи, и вилки – словом, все, как в каком-нибудь ресторане у нас на Земле.

– Так как вы не привыкли кушать по-нашему, то мы заказали на сегодня обед по-европейски, – заметила, видя мое удивление, г-жа Пакс.

– Кто же у вас готовит этот стол и как? – полюбопытствовал я.

– Центральная кухня нашего района помещается довольно далеко – за несколько верст отсюда. Мы заранее, по телефону, заказываем нужные блюда, а доставляются они автоматически, по трубам, посредством сжатого воздуха. Не знаю, понравится ли вам наша стряпня?

– Щи? – удивленно воскликнул я, видя, что г-жа Пакс наливает мне в тарелку щей. – Русские щи, со свежей капустой?!

– Да, сегодня для вас я нарочно заказала, по особому рецепту, ваши любимые национальные блюда.

Я был поражен и тронут внимательностью своих хозяев.

– Скажите, пожалуйста, из мяса какого животного приготовлены эти щи? – спросил я, отведав и найдя, что мясо было положительно бесподобно.

– Мы не употребляем мяса животных в пищу, фи!.. – сказала Либерия. – Мясо, которое вы теперь кушаете, – искусственное, приготовленное химическим способом в нашей кухонной лаборатории, как и капуста, так как на Марсе этой овощи не растет.

– Ах, вот что! Но оно несравненно вкуснее настоящего мяса животных! Только так же ли оно питательно? – спросил я.

– Оно много питательнее обыкновенного мяса, потому что оно приготавливается специалистами, и состав входящих в него веществ известен заранее.

Следующее блюдо были жареные рябчики, которые оказались также искусственными, а на десерт были поданы марсовские фрукты, несравнимые по своему вкусу и ароматичности.

Обед прошел очень оживленно, и тут же было решено, что мы вместе с Либерией отправимся в кругосветное путешествие по Марсу. Либерия только что в этот год закончила свое школьное образование и хотела завершить его путешествием.

Во время десерта дочь Паксов вышла из-за стола и, подойдя к находившейся в комнате трубе, напоминавшей резонатор фонографа, завела какую-то пружинку.

– Чтобы вы не особенно скучали по своей далекой родине, я сделаю вам маленький сюрприз, – сказала она, и вдруг по всей комнате раздались стройные голоса хоровой русской, студенческой песни:

Из страны, страны далекой,

С Волги-матушки широкой…

Впечатление от этой песни на меня было необычайно. Мне казалось, что все это сон, что вот-вот я проснусь, и иллюзия исчезнет. Я пробовал даже себя щипать, но напрасно: пробуждения не было.

Вспоминая прошлое, мне даже теперь кажется, что я рассказываю какую-то сказку, а не действительно мною пережитое.

– Как видите, мы не совсем здесь варвары, и с вашим новейшим изобретением – фонографом знакомы уже более тысячелетия. Мы сумели уловить в него даже песни, распеваемые вами на Земле, за многие десятки миллионов верст отсюда, – заметил Пакс.

– Я прихожу к тому заключению, что для могущества разума, проявляющегося в существах, им одаренных, трудно указать пределы возможного, – сказал я.

После обеда Пакс повел меня по всем комнатам своего подводного жилища, чтобы показать внутреннее его устройство. Этот подводный домик был совершенно непроницаем для воды, а воздух в него нагнетался через трубы, имевшие сообщение с внешней атмосферой. По трубам же, посредством сжатого воздуха, это жилище снабжалось всем необходимым из особых магазинов, с которыми оно имело сообщение; так что живущим в нем не было никакой необходимости самим запасать что-либо. […]