Текст книги "О мысленной в нас брани"

Слово первое[6]6
  Далее приведено по книге: «Преподобный и богоносный отец наш Нил, подвижник Сорский, и Устав его о скитской жизни, изложенный ректором Костромской духовной семинарии епископом Иустином». Изд. 4-е. – М., 1902.


[Закрыть]

О различных действиях на нас помыслов, с которыми нужно вести мысленную брань, чтобы не дать им довести себя до страсти

Святые отцы учат, что мысленная брань, или борьба, сопровождаемая победой или поражением, происходит в нас различно: сперва возникает представление помысла или предмета – прилог; потом принятие его – сочетание; далее согласие с ним – сложение; за ним порабощение от него – пленение; и, наконец – страсть.

Иоанн Лествичник, Филофей Синаит и другие прилогом называют всякий простой помысл или воображение какого-либо предмета, внезапно вносимое в сердце и предстоящее уму. Святой Григорий Синаит говорит, что прилог есть происходящее от врага внушение: делай то или другое, как это было сделано Самому Христу Богу нашему: Рцы, да камение сие хлебы будут (Мф. 4, 3); или проще сказать – это какая-либо мысль, пришедшая человеку на ум. И, как таковой, прилог называют безгрешным, не заслуживающим ни похвалы, ни осуждения, потому что он не зависит от нас, ибо невозможно, чтобы не было приражения к нам вражеских козней, после того, как диавол с бесами получил доступ к человеку, за преслушание удаленному из рая и от Бога; в этом состоянии удаления он (диавол) может уже колебать мысли и ум всякого, говорит Симеон Новый Богослов. Разве одни совершенные и восшедшие на высокую степень духовной жизни могут пребыть непоколебимыми, и то на время, добавляет святой Исаак.

Сочетанием святые отцы называют собеседование с пришедшим помыслом, то есть как бы тайное от нас слово к явившемуся помыслу, по страсти или бесстрастно; иначе, принятие приносимой от врага мысли, удержание ее, согласие с ней и произвольное допущение пребывать ей в нас. Это святые отцы почитают уже не всегда безгрешным, но оно может быть и похвально, если богоугодно разрешится. Богоугодно же разрешается так: если кто немедленно не отразит лукавого помысла, но несколько с ним собеседует – удержит его в себе на некоторое время, и враг уже будет налагать на него страстное помышление, то пусть всячески старается противопоставить ему помыслы противные – благие, или преложить его на благое. Как же можно достигнуть того, чтобы дурные помыслы изменять на благие, мы при помощи Божией расскажем после.

Сложением святые отцы называют уже благосклонный от души прием помысла, в нее пришедшего, или предмета, ей представившегося. Это бывает, например, когда кто-либо порожденную врагом мысль или представленный от него предмет примет, вступит с ним в общение через мысленное разглагольствование и потом склонится или расположится в уме своем поступить так, как внушает вражий помысл.

О вменяемости сего святые отцы рассуждают применительно к той степени и мере духовного возраста, в которых находится подвизающийся. А именно: если кто достиг некоторого преуспеяния и удостоился получить от Бога помощь и силу отревать лукавые помыслы, но не отженет их по лености и небрежению, – такому сие не безгрешно. Если же кто, новоначальный и к отреянию прилогов и наведений еще бессильный, склонится несколько на сторону лукавого помысла, но вскоре, раскаиваясь и зазревая себя, исповедает сие Господу и призовет Его на помощь, по слову Божию: Исповедайтеся Господеви и призывайте имя Его (Пс. 104, 1), то Бог прощает ему, по милосердию Своему, ради немощи его. Вот что сказали отцы о сложении мысленном, об уступке, о склонении на сторону помысла: иногда кто-либо из подвизающихся хотя бывает побежден в мысли, но корень ума его – в глубине сердца его – твердо стоит в том, чтобы самым делом не согрешить и беззакония не совершить. Это есть первый вид сложения.

Второй вид сложения, по словам святого Григория Синаита, состоит в следующем: «Когда кто волей своей принимает от врага наносимые мысли и, согласуясь и сдружаясь с ними, побеждается ими так, что уже не только не противоборствует страсти, но и решается все сделать по внушению ее, и если не исполняет своих решений на самом деле, то не по чему-либо другому, как только по неполучению на то времени или места, или по иной причине, не позволяющей совершить преднамеренное. Такое состояние души весьма виновно и подлежит запрещению», то есть церковной епитимии.

Пленение есть невольное увлечение нашего сердца к нашедшему помыслу, или постоянное водворение его в себе – совокупление с ним, от чего бывает весьма губительно для нашей доброй, богоугодной жизни. В первом случае, когда умом твоим овладевают помыслы и он насильно – против твоего желания – уносится лукавыми мыслями, – ты вскоре, с Божией помощью, можешь удерживать его и возвращать к себе и к делу своему. Второй случай бывает тогда, когда ум, как бы бурею и волнами подъемлемый и отторженный от благого своего устроения к злым мыслям, уже не может прийти в тихое и мирное состояние.

Это обыкновенно происходит от рассеянности и от излишних бесполезных бесед. Вменяемость в этих случаях различна, смотря по тому, когда и как помысл внедряется в душу и действует: во время ли молитвы – келейной или соборной, или не во время молитвословия, – средний ли то – безразличный – не греховный помысл или прямо – злой…

Если ум находится в плену лукавых помыслов во время молитвы, – это очень осудительно, потому что во время молитвы ум должен быть весь обращен к Богу и внимать молитве, отвращаясь всячески и всяких сторонних мыслей.

Если же не во время молитвы и в необходимых для жизни потребностях входят в душу и в ней остаются мысли, то такое состояние безгрешно, ибо и святые необходимое для жизни телесной исполняли благословно и безвинно. Во всяком этого рода помысле, говорят отцы, ум наш, если соблюдает себя в благочестивом устроении, бывает с Богом неразлучен; лукавых же помыслов всегда должно избегать.

Страстью называют такую склонность и такое действие, которые, долгое время гнездясь в душе, посредством привычки, обращаются как бы в естество ее. Человек приходит в это состояние произвольно и самоохотно; и тогда помысл, утвердясь от частого с ним обращения и сопребывания и, согретый и воспитанный в сердце, превратясь в привычку, непрестанно возмущает и волнует его страстными внушениями, от врага влагаемыми.

Это бывает, когда враг, часто представляя человеку какую-либо страстную вещь, тем самым разжигает особую любовь к ней, и человек волей или неволей мысленно побеждается ею. Чаще всего это случается, когда человек, по небрежности, не обращает внимания на свои дурные мысли, а старается даже развивать их. Страсть, во всех своих проявлениях, подлежит или соразмерному с виною покаянию, или будущему мучению. Нужно непрестанно каяться и молиться об избавлении от любой страсти. Будущей же муке подлежат не за брань врага, а за свою нераскаянность. Ибо если бы за брань врага было сие (мучение), то некоторые, не достигнув еще совершенного бесстрастия, не могли бы получить избавления, как говорит Петр Дамаскин.

Обуреваемому же какой-либо страстью подобает всеми силами противиться ей, сказали отцы. Возьмем, например, страсть блудную: кто одержим этой страстью к какому-либо лицу, тот пусть всячески удаляется от него, удаляется и от собеседования и от совместного пребывания с ним, и от прикосновения к его одежде, и даже должен избегать запаха этой одежды. И кто не соблюдает всего сказанного, тот уже совершает страсть и любодействует в сердце своем, сказали отцы, и сам в себе возжигает печь страстям, вводя в сердце, как зверей, лукавые помыслы.

Так святые подвижники свидетельствуют нам, что все грехопадения человеческие совершаются не иначе, как с постепенностью. Первая степень есть прилог, когда без намерения и против воли входят в душу греховные представления, или через внешние и внутренние чувства, или через воображение. Это безгрешно, и только есть повод и близость к греху; и самые великие святые, в самые священные времена, нередко подвергались прилогам и принуждены были бороться с ними. Сочетание означает принятие прилога, добровольное размышление о нем; сие не всегда безгрешно. Сложение есть услаждение души пришедшим помыслом или образом, то есть когда кто, принимая помыслы или образы, представленные врагом, и с ними беседуя мысленно, вскоре сложит в мысли своей, чтобы так было, как внушает помысл. Здесь нужно немедленное покаяние и призывание Бога на помощь. Пленение есть то состояние души, когда принужденно и невольно отводится ум на худые мысли, нарушающие мирное устроение души, и душа с усилием, только при помощи Божией, возвращается в себя. Страсть есть долговременное и обратившееся в привычку услаждение страстными помыслами, влагаемыми от врага, и утвердившееся от частого размышления, мечтания и собеседования с ними. Это уже есть рабство греху, и не покаявшийся, не извергший из себя страсть, подлежит вечным мукам. Здесь потребна уже великая и напряженная борьба и особенная благодатная помощь, чтобы оставить грех. Вот где начало и корень нашей греховности! Приходит в душу помысл, приражается предмет, греховный или не греховный, по мысли преподобного Нила, – это все равно. Мы обращаем на него внимание, задумываемся над ним, увлекаемся им, начинаем стремиться к нему, а главное свое дело, дело спасения или пребывания в Боге и во всем Божественном, забываем. И все это делается часто без нашего ведома. Мы так слабы, рассеянны, легкомысленны, небрежны, что влаемся всяким ветром этих помыслов и предметов: они непрестанно, как вихрь какой, кружат нас, от утра до вечера, а от этого грешим постоянно. И всему этому подвергаемся мы часто бессознательно. Горе нам! Что делать, чтобы избавиться от такого, без сомнения, погибельного состояния? Необходимо твердо знать и всегда помнить, что не от слабости, не от рассеянности, не от небрежности, не от легкомысленности только нашей все это происходит с нами, а главным образом от незнания того процесса, которым помыслы доводят нас до страстей, от нежелания и неумения бороться с ними и побеждать их, от забвения о своем назначении, от неведения, что противопоставлять им. О, как нужно изучить эти разные движения помыслов в духовной брани! Как необходимо всегда помнить и употреблять в дело те средства, которые избавляют нас от поражения их и дают нам победу над ними! Иначе как и спастись нам?!

Слово второе

О борьбе нашей против страстей и как они побеждаются памятствованием о Боге и блюдением сердца, то есть молитвою и безмолвием, и как поступать при этом. Здесь же и о духовных дарованиях

Для мысленной борьбы против вышеуказанных помыслов и страстей святые отцы считают необходимым желающему бороться обладать силой, равной тому, против чего он намерен бороться, имея в виду, что он или одержит победу, или потерпит поражение в уме своем. Проще сказать: необходимо сопротивляться лукавым помыслам, насколько дозволяют нам силы. Следствием этого противоборства будут или венцы, или наказания. Победные венцы дадутся тем, кто одолел врага, наказанию же будут подлежать согрешившие и нераскаявшиеся в этой жизни. «Согрешающие, которые подвергнутся мукам, – суть те, кто от дурных помыслов переходит к дурным делам, – говорит Петр Дамаскин. – Твердо же стоящим борцам и не изнемогающим в великой борьбе со врагом, сплетаются светлейшие венцы победные».

Разумная же и искусная борьба состоит в том, говорят святые отцы, чтобы отсекать и отгонять от себя дурной помысл, то есть прилог, в самом начале и непрестанно молиться, ибо кто сумеет противиться первому прилогу помысла, тот, так сказать, одним ударом пересечет все последующие его действия. Потому что, кто борется разумно, тот отвергается корня зла, то есть лукавого прилога мыслей. Особенно нужно стараться сделать свой ум глухим и немым (к предметам посторонним, суетным) во время молитвы, как сказал Нил Синайский, и иметь сердце безмолвным ко всякому помыслу, даже по-видимому доброму, говорит Исихий Иерусалимский, ибо за бесстрастными помыслами следуют уже страстные, как известно из опыта, и вход в сердце первых бывает причиной входа последних.

Поелику, как сказано, что за добрыми помыслами следуют и дурные, то и нужно принудить себя не допускать и таких помыслов, о которых мы думаем, что они хороши, а постоянно созерцать глубину своего сердца и говорить: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя!» Нужно произносить эту молитву всю, а иногда половину ее: «Господи Иисусе Христе, помилуй мя!» или же: «Сыне Божий, помилуй мя!», как это будет удобнее для новоначальных монахов. Об этом говорит Григорий Синаит. Не нужно, впрочем, изменять речения часто.

Ныне отцы прибавляют к молитве после слов: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя» – слово «грешного». И это приятно Богу, и особенно прилично нам, грешным.

Повторяй так всегда с усердием, когда стоишь, или сидишь, или лежишь, умом и сердцем, сокращая, сколько можешь, дыхание, чтобы не так часто дышать, как говорит Симеон Новый Богослов.

Григорий же Синаит сказал: «Призывай Господа Иисуса со всем желанием, но терпеливо, с ожиданием, избегая всех злых помыслов». Опыт скоро научит тому, что святые отцы советуют сдерживать самое дыхание, чтобы дышать не часто. Это весьма полезно для сосредоточения ума в молитве.

Если же не можешь молиться в безмолвии сердца и без помыслов, а видишь даже, что они умножаются в твоем уме, – не унывай, а продолжай молитву. Блаженный Григорий Синаит, зная в точности, что нельзя нам, страстным, решительно победить лукавые помыслы, говорит так: «Никто из новоначальных сам собою не может удерживать ум и отгонять помыслы, если не Сам Бог удержит ум его и отгонит от него помыслы, ибо удерживать ум и отгонять помыслы – свойство искушенных и сильных. Но и они не сами по себе отгоняют их, а с Божиего помощью решаются на брань против них, как облеченные благодатью и всеоружием Господа! Ты же, – продолжает он, – если видишь нечистоту лукавых духов, то есть помыслы, внушаемые ими уму твоему, – не ужасайся и не дивись; если же и благими покажутся они тебе – не внимай им, но, насколько можно, сдерживая дыхание и затворяя ум в сердце, вместо оружия, призывай часто и усердно имя Господа Иисуса, и лукавые духи отбегут от тебя, палимые невидимо, как бы огнем, произнесением Божественного имени».

Когда же весьма сильно будут обуревать помыслы, тогда встань и молись об избавлении от них, потом принимайся за свое дело. А как молиться об избавлении от помыслов, об этом, при помощи Божией, скажем впоследствии. Если же и после молитвы твоей помыслы одинаково будут одолевать тебя и умножаться настолько, что и ум не будет в состоянии блюсти сердце, – говори молитву беспрестанно, усердно и терпеливо.

Если нападет тебя леность или недомогание, – призывай Бога на помощь и принуждай, сколько достанет сил, не прерывать молитвы. И тогда отгоняемые Божией помощью все искушения тебя покинут.

Когда же ум успокоится от помыслов, наблюдай за своим сердцем и опять продолжай душевную умную молитву. Много дел добродетельных, но по отношению к трезвению все они суть только частности; молитва же сердечная есть источник всего доброго и, как вода, питающая сад, услаждает всякую душу, говорит Григорий Синаит. Блаженный сей, изучивший Писания всех духоносных отцов и следовавший им, советует особое иметь прилежание к молитве, стараться, если можно, избегать во время молитвы всяческих помыслов, не только дурных, но и таких, какие кажутся нам хорошими, ибо безмолвие есть отвержение всех помыслов, чтобы мы, внимая им, как бы добрым, не потеряли большого. «Безмолвие есть искание Господа в сердце, то есть умом соблюдать сердце в молитве и этим быть всегда заняту», – говорит Симеон Новый Богослов.

Делание сие, то есть соблюдение ума в сердце, устранив все помыслы, весьма трудно не только для новоначальных, но и для долго трудившихся делателей, которые не осознали еще всей сладости молитвы от действия благодати на сердце. И из опыта мы знаем, как трудно и неудобоприложимо кажется это немощным.

Когда же сподобится кто благодати, тогда молится без труда и с любовью, будучи подкрепляем и утешаем ею. «И когда воздействует молитва, тогда действие ее покоряет себе ум, веселит его и освобождает от пленения лукавого»[7]7
  Добротолюбие. Григорий Синаит. Гл. 3, 1, 5, 7.


[Закрыть], – сказал святой Григорий Синаит. Потому нужно быть в молитве постоянным, избегая, до последней возможности, всех помыслов, и не начинать до времени пения. Да будет пребывание твое в терпении, как сказано, будьте постоянны в молитве (Кол. 4, 2). И не скоро заканчивай ее, хотя бы и ощущал болезненное томление и ослабление мысли, от внутреннего вопля и плача, поминая пророческое слово: Яко болящая егда приближается родити, болезнует (Ис. 26, 17), то есть что родильница, когда приближается время родов, бывает очень немощна, и вспоминая слова святого Ефрема, который говорит: «Боли болезнь болезненно, да минуешь суетных болезней болезни»[8]8
  То есть физические болезни избавляют нас от тех психических болезней, которые несет житейская суета. – Прим. ред.


[Закрыть].

И Григорий Синаит советует молиться особенно усердно, преклоняя главу и шею, поникнув долу и сосредоточившись умом призывать на помощь Господа Иисуса, приводя в подтверждение и слова Его, что Царство Небесное силою берется и употребляющие усилие восхищает его (Мф. 11, 12), и говорит, что Господь именно и упоминает о вышепоказанном тщании и усилии.

Когда же от напряжения, частого призывания Господа Иисуса, утомится ум, станет болеть тело и сердце, тогда надо занять его пением, давая тем ему несколько отдыха и спокойствия. Этот чин прекрасен и учение премудрых. Так должно поступать как наедине, так и вместе с учеником; и если имеешь приверженного ученика, вели ему петь или читать псалмы, а сам следи за своим сердцем. Старайся не воспроизводить в своих мыслях разных искусительных образов и того, что видел, чтобы не прельститься этим. Бывает, что, когда умом следишь за сердцем и во время молитвы, приходит рассеянность мыслей, которые не покоряются никому, кроме совершенных причастников Святого Духа, через Господа Иисуса Христа.

Так преподобный Григорий, собственным опытом прошедший путь духовный, и нам повелевает прилагать усилие к умной молитве; когда же впадаем в уныние, то хорошо произносить несколько псалмов и покаянных тропарей, но без пения, ибо таковым не должно петь, сказал Иоанн Лествичник; достаточно им, что сердечная скорбь, происходящая от благочестия, будет веселием, и теплота душевная послужит к радости и утешению, как сказал святой Марк. Повелевает же читать «Трисвятое» перед каждым пением и «Аллилуиа» – всегда по уставу древних отцов: Варсонофия, Диадоха и прочих. А святой Иоанн Златоуст назначает определенное время для делания: час читать, час молиться, час петь, и так проводить день – это хорошо, смотря по времени, мере и силе каждого подвизающегося. И это отдается, впрочем, на волю каждого; или поступай по сему завещанию, или непрестанно молись, то есть всегда работай Господу. Когда же, по благодати Божией, утвердишься в молитвенном подвиге, и молитва будет тебе уже в усладу, и воздействует на сердце, – еще более приложи и ней свое усердие. Если увидишь, что молитва производит благое действие на твое сердце, – не оставляй ее никогда и не становись на пение, пока, по смотрению Божию, она не оставит тебя. Ибо может случиться, что, и сохраняя в сердце своем Бога, ты обратишься от внутреннего богосозерцания к внешней только молитве, от высоких предметов к низшим и тем допустишь смятение в молитве и смутишь ум в его спокойствии.

Безмолвие, как показывает самое название, есть то состояние духа, когда кто пребывает в мире и спокойствии, ибо Бог есть мир, чуждый всякого смятения и беспокойства. Не знающим, как должно молиться (а молитва, по словам Лествичника, есть источник добродетелей, напояющий их, как душевные сады), – нужно совершать пение много, даже без меры, и часто сменять одно духовное упражнение другим. Из упражнений же, иные приличны живущим в безмолвии, а иные – в общежитии. То и другое прекрасно, по словам премудрых, в своей мере и на своем месте. Потому и нужно определенное время посвящать святому песнопению, более же упражняться в молитве. Разленившемуся же нужно к молитве прибавлять пение или чтения деяний и житий святых отцов. Не нужно для лодки весел, если ветер одними парусами переносит ее чрез море страстей. Но иногда на море тишина, тогда нужно употреблять или весла, или достигать берега в маленькой лодке.

А тем, кто, желая спорить, говорят, что святые отцы или некоторые из нынешних подвижников совершали всеношное стояние и непрестанное пение, святой Григорий Синаит велит отвечать из Писаний так: «Не во всех все совершенно, или по недостатку усердия, или по изнеможению сил, но и малое в великих не всегда бывает малым, равно и великое в малых не всегда совершенно. Не все подвижники всегда и древле, и ныне». О тех же, кто достиг уже духовного преуспевания и просвещения, тот же святой Григорий говорит, что им не нужно псалмопения, но безмолвие, непрестанная молитва и духовная созерцательность. Ибо они приблизились и сочетались Богу и не нужно им отторгать ум свой от Него и подвергать его смущению. Прелюбодействует ум тех, кто, оставив памятствование о Боге, с любовью пристращается к делам меньшим. Испытавший такое высокое состояние святой Исаак Сирин пишет, что когда приключится духовная неизреченная сия радость, она внезапно отнимает молитву от уст, ибо тогда умолкают и уста, и язык, и сердце – хранитель помыслов, и ум – управляющий чувствами, и мысль – скоролетящая, докучливая птица; и тогда мысль уже не имеет своей молитвы, лишается парения и самовластия и уже не наставляет, а сама, будучи наставляема и пленяема иною высшею силою, находится в непостижимом состоянии, в котором не может дать себе отчета. И это состояние не есть самая молитва, а какой-то священный ужас и духовное созерцание предметов неведомых. Тогда ум не молится, но бывает превыше молитвы, и, достигнув лучшего, оставляет молитву, бывает как бы в исступлении и ничего не желает, по слову апостола: Аще в теле, или кроме тела, не вем, Бог весть (2 Кор. 12, 3). Молитву святой Исаак называет семенем, а вышепоказанное состояние – собиранием снопов, производя которое жнец удивляется, как из плохих и голых зерен, которые он посеял, выросли такие зрелые колосья. Молитвой же отцы называют подобное состояние потому, что причиною его бывает молитва и во время молитвы оно дается святым. Имени такому неизреченному дарованию никто определить не может.

Когда же душа, подвигнутая духовным действием, приблизится к Божественному и чрез непостижимое общение уподобится Божеству и просветится в своих движениях лучом высокого света, а ум сподобится ощущения будущего блаженства, тогда забывает и себя, и окружающих теряет, так сказать, и способность к самодеятельности в чем-нибудь. И в другом месте говорит: во время молитвы ум, сверх желания, восхищается к мыслям бесплотным, и никакие чувства не могут выразить сего. Тогда внезапно возжигается в тебе радость, язык умолкает, не в силах будучи высказать всю сладость ее. И из сердца изливается постоянно некоторая сладость, которая неощутительно сообщается всему человеку; все тело его проникает такая духовная пища и радование, что язык человеческий не может и высказать сего; и продолжается это состояние, пока человек забывает о всем земном и вменяет его ни во что. И когда подобная кипящая сладость сообщается и телу человека, он думает тогда, что это-то состояние и есть Царство Небесное. В другом месте говорит: получивший радость о Боге не только не прилепляется страстям, но и не обращает внимания на свою жизнь.

Любовь к Богу для него дороже жизни, и познание Бога, из которого рождается любовь, – для него слаще меда и сота. Все это состояние души нельзя передать словами, говорит Симеон Новый Богослов. Какой язык скажет? Какой ум объяснит? Какое слово выразит? Страшно, поистине страшно и выше всякого слова! Сидя в келлии, на одре, я вижу свет, которого не видит мир, вижу внутрь себя Творца мира и беседую с Ним, и люблю Его и питаюсь одним боговидением, и, соединившись с ним, прохожу небо, и чувствую я это вполне моей душой. А где тогда мое тело – не знаю. Ибо любит меня Господь и в Самом Себе сокрывает и на объятия Свои приемлет, и Живущий на Небесах видится мне и в моем сердце, и здесь и там. Обращаясь к лицу Господню, говорит: вот Господь соделал меня не только равным ангелам, но и даже выше их поставил меня, ибо Он, невидимый для них и непреступный по существу, мне всячески видим и соединяется с моим существом. Это есть то, о чем возвещает апостол: то, что око не виде, и ухо не слыша, и на сердце человеку не взыдоша (1 Кор. 2, 9). Будучи в таком состоянии, монах не только не захочет выходить из келлии, но пожелает ископать под землей пещеру, чтобы, уединившись от всех и всего мира, созерцать Бессмертного Владыку и Создателя. Согласно этому и святой Исаак говорит: когда с человека снято покрывало страстей, от мысленных его очей, и он увидит Божественную славу, то ум его приходит в священный ужас. И если бы Бог не положил предела такому состоянию в этой жизни и не назначил времени, которое полезно человеку провести в этом состоянии, то сам человек, если бы допущено было такому состоянию продолжаться всю его жизнь, – кажется, никогда бы не пожелал прекратить оного дивного видения. Но Бог совершает так по Своей милости, чтобы на время умалялась благодать Его во святых, дабы могли они позаботиться и о братии, служа ей своим словом, то есть поучением в благочестии, как говорит святой Макарий Великий[9]9
  «У святого Макария Египетского в беседе 8-й о совершенной молитве совершенных говорится так: «Иногда, во весь день чем-нибудь занятый, на один час посвящает себя молитве, и внутренний его человек с великим услаждением восхищается в молитвенное состояние, в бесконечную глубину оного века, так что всецело устремляется туда парящий и восхищенный ум. На это время происходит в помыслах забвение о земном мудровании, потому что помыслы насыщены и пленены Божественным, небесным, беспредельным, необъятным и чем-то чудным, чего человеческим устам изречь невозможно. В этот час он молится и говорит: «О, если бы душа моя отошла вместе с молитвой!» Человеку надобно, так сказать, пройти двенадцать ступеней и потом достигнуть совершенства. В иное время действительно достигает он этой меры и приходит в совершенство. И вот благодать снова начинает действовать слабее, и человек нисходит на одну ступень, и стоит уже на одиннадцатой. А иной, богатый благодатью, день и ночь стоит на высоте совершенства, будучи свободен и чист, всегда пленен и выспрен. И такой человек, если бы так было с ним всегда, не мог бы уже принять на себя служение слова или иное какое-либо бремя, не согласился бы ни слышать, ни позаботиться, как обыкновенно бывает, о себе и об утреннем дне, но только стал бы сидеть в одном углу, в восхищении, как бы в упоении. Посему-то совершенная мера не дана ему, чтобы мог он заниматься попечением о братии и служением слову… См.: «Преподобный и Богоносный отец наш Нил, подвижник Сорский, и Устав его о скитской жизни, изложенный ректором Костромской духовной семинарии епископом Иустином». Изд. 4-е. – М., 1902.


[Закрыть] о тех, кои достигли совершенства, что они должны приносить себя в жертву от любви и сладости чудных видений. И если бы у кого одинаково продолжалась такая благодать, то он не мог бы ни научить кого, ни слышать сам что, ни говорить о чем-либо земном или о чем-либо, хотя мало, но заботиться. Это состояние облагодатствованных он поясняет притчею: будто бы нужно им взойти на двенадцать ступеней, но благодать допускает, чтобы они остановились на одиннадцатой; и потому они еще не достигли полного совершенства, чтобы имели время позаботиться о братии и послужить им словом ко спасению. Что же скажем о тех, которые, находясь еще в сем мертвенном теле, вкусили бессмертной пищи и в маловременном сем мире отчасти сподобились такой радости, которая приготовлена праведным в Небесном Отечестве? Они не прельстятся красотами и сладостями мира сего и не убоятся скорбей и злоключений. Они дерзновенно скажут с апостолом: Ничтоже возможет нас разлучити от любве Божия (ср.: Рим. 8, 39). Все же это, по словам святого Исаака, есть удел тех, кои видели таковые опыты и чувствовали их в себе самих, достигнув дара, при руководстве отцов и после ревностных стараний и труда в житии своем.

А мы, непотребные, виновные во многих грехах, одержимые страстями, мы недостойны даже и слушать о подобных предметах. Но, уповая на благость Божию, я решился сказать о них несколько слов из святых писаний духовных отцов, дабы хотя немного обратить внимание, каким окаянством мы объяты, какому безумию предаем себя, прилепляясь и пристращаясь к миру сему, скопляя вещи тленные и ради них вдаваясь в заботы и смуты со вредом для душ наших. И при всем том думаем, что мы благотворим другим и вменяем себе это в похвалу. Но горе нам, что не познаем душ наших и не рассуждаем, к какой жизни мы призываемся, как говорит святой Исаак; жизнь наша в мире сем, ее скорби, ее блага и покой почитаются нами за нечто важное; о жизни же по духу, погрузясь в леность, миролюбие и беспечность, мы говорим, будто она свойственна была только древним святым, а нам она не нужна, да и невозможны такие подвиги… Но не так это, не так! Невозможно исполнить все сие тем, кто самопроизвольно подчиняет себя страстям и не хочет искренне покаяться, истинне прилежать Духу Божию, а любит только заботу о бесполезных житейских делах. А Господь принимает всех искренно кающихся; милует, благодетельствует и прославляет тех, кто с сердечною любовью и страхом ищет Его, к Нему Одному обращается и исполняет заповеди Его. Так свидетельствует нам все Божественное Писание. И древние отцы сами проходили это поприще, и один другого назидали и укрепляли. По оскудению же таких учителей, ныне не так!

Кто же пожелает потрудиться в деле Божием, того благодать особенно вразумит и поможет ему отныне и до века. А тех, кто и сами не желают подвизаться, и других приводят только к нерадению и безнадежности, говоря, что ныне не бывает, как древле, дарований и даров от Бога, – Священное Писание называет заблуждающимися и приводящими в заблуждение других (см.: 2 Тим. 3, 13). Иные и слышать не хотели, что в наше время проявляется Божия благодать. Они омрачены бесчувствием, неразумием и маловерием, говорит Григорий Синаит. Мы же, зная все из Божественного Писания, если желаем искренно порадеть о деле Божием, – прежде всего и насколько возможно, удалимся суеты сего мира, постараемся исторгнуть страсти, соблюдая сердце свое от лукавых помыслов и во всем исполняя заповеди Божии. А чтобы блюсти сердце, нужно всегда иметь молитву. Это первая степень иноческого возраста, и иначе нельзя умалить страстей, сказал Симеон Новый Богослов.

Особенно нужно стараться о благочестивой деятельности ночью. Ночью, говорит Филофей Синаит, более очищается ум. И святой Исаак сказал: «Всякая молитва, совершаемая ночью, пусть будет в твоих глазах выше всех дел, совершенных тобою днем. Самая приятность проведенного дня зависит для постника от хорошо проведенной ночи». То же подтверждают и другие святые. «Ночь более употребляй на молитву, менее же на пение», – говорит Иоанн Лествичник. Так и нам нужно поступать; когда ум слишком будет напряжен чрез молитву; должно успокоить его или пением псалмов, или тропарей каких-либо, или чего-нибудь другого, как кто поставил себе в правило. «Многословие же часто и в молитве ведет ум к рассеянности, а малословие собирает его», говорит тот же святой Иоанн Лествичник. При рассеянности же помыслов усерднее надо заняться чтением, говорит святой Исаак; «Когда твой ум рассеян, займись более молитвою, или чтением, или рукоделием», заповедал Ангел Антонию Великому. А новоначальным, во время обуревания помыслов, рукоделие с молитвой, или какое-либо послушание, – весьма полезно, говорят отцы, особенно же полезно во время скорби и печальных помыслов.

Блаженный же Исихий Иерусалимский предлагает четыре способа в сем мысленном делании: или беречь себя от нападений врага, или иметь сосредоточенное сердце, не отзывчивое никакому дурному помыслу, и молиться, или призывать Господа Иисуса Христа на помощь, или постоянно иметь в памяти час смертный. Все это, говорит он, препятствует входить к нам лукавым помыслам, и кто исполнит что-либо из сего, он уже приобретает трезвение ума и совершает мысленное делание. Внимая всему этому, каждый из нас да подвизается тем способом, какой найдет себе по силам.