Текст книги "Зов Горящих Кораблей"

– Добро, Алан! Только мне тоже не хочется идти в волчью морду. – сказал Марк.

– Да ла-а-а-дно, тебя ещё только не хватало. – расстроенно произнёс Брендан.

– У меня есть одно недовершённое дело, здесь.

– Нет времени, Марк! – сказал я.

– На это – есть! Я быстро! Там… Делов-то – две копейки, бля.

– Ступай, но, если ты не вернёшься – плану конец, и мы умрём здесь.

– Не люблю, когда ты одобряешь, но тут же осуждаешь.

– Предупреждаю. Лишь предупреждаю… Через три часа и ни минутой позже!

***

Мне хотелось спать не по шесть часов в неделю, а столько, сколько захочу. Хотелось видеть прозрачное море, слышать звуки прибоя, крик чаек, лай любимого пса, дышать солёным воздухом, ощущать проваливание пальцев ног в мягкий песок. Хотелось избавиться от кошмаров, душевной и физической боли, шрамов прошлого. Хотелось быть простолюдином, не взращённым солдатом, быть чем-то обычным, без ярлыка «значим», но реальность – сырой запах, чумные доктора, маски которых уже не въедались мне в душу как что-то страшное, стали чем-то обыденным. Они уже не склонялись над беднягами, которые лежали на каждом тёмном углу, их кашель, свёртывания, кряхтение – стали таким же обычным явлением как шум заводов. Зелёные тела с гниющими, лопающимися ранами, но этого будто никто не замечает, кто ещё может ходить – идёт, порой наступая на разбухшие конечности больных, как по выпавшим листьям. Именно за это, я ненавижу мир. Ненавижу его за то, что он позволяет нам с безразличием смотреть на такие вещи, позволяет нам крепко спать. Может часть из тех выстрелов, что я услышал – плот моей фантазии, но как минимум, за то время, что я уже блуждаю по оловянному городу, я увидел, как ребёнок убил взрослого ремонтника за то, что тот не поделился с ним своим куском хлеба. Но как он может отдать ему этот кусок? Это его завтрак, обед и ужин, лишь этот кусок, всё ещё позволяет ему работать, если он не будет работать, он окончательно умрёт, не оставив и следа в истории. Я видел их глаза в этот момент. Ребёнок, вынужденный бороться за свою жизнь, в заштопанном пальто, которое было на пять размеров больше и в нём он выглядел смешно, сирота, потерявший родителей, оскаленные зубы от холода, боли и голода, глаза исхудавшего ремонтника, одежда на держалась лишь за счёт подтяжек, ребёнок выстрелил без колебаний, хотя ему было всего лишь восемь. Он сам сказал об этом, своей жертве. Убив, он подобрал кусок и как гепард по разбросанным ящикам перебрался на другую улицу. Второе событие, свидетелем которого я стал. Молодой солдат с уложенной причёской, настоящий красавец, спешил домой, вероятно, к своим родителям, но по дороге, на него выскочил наёмник, точно будет выразиться тот, кто был им раньше. В его руках был пистолет, который был собран из трубок, пластмассы склеенный скотчем, из всего, что, похоже, попадалось под руки. Пальцы были белыми как снег и длинными как хлебные палочки, лицо было обезображено, возможно, стал жертвой пыток или пожара, всё лицо было покрыто ожогами, но даже так, в нём можно было разглядеть не менее прекрасные черты молодого человека, ставшего жертвой, попавшей под каток жизни. Он убил его, убил за жалкий кредит, на который не купить и кусок хлеба, разве что гасолиновую воду4242
  Англ. – gasoline water.


[Закрыть]– самое мерзкое жидкое вещество, но при этом поддерживающее жизнь человеку, но то, что испытывал человек, выпивая её… Лучше просто умереть. Его нанял бывший друг солдата, завидовавший ему, потому что последний увел, как ему казалось его девушку, по словам наёмника. Никто даже не шелохнулся, когда прозвенел выстрел, за исключением пары бродяг и то, по причине того, что выстрел прозвучал как звон монеты. Почему я ничего не сделал? Я хотел, но эти события происходили так быстро и так же быстро заканчивались, что будто бы их и не было вовсе… Лекарство от одной болезни не спасёт от душевной смерти, оно не решит то, что я сейчас наблюдал. Я вначале слепо верил в одно лишь лекарство, но дело не столько в нём – сколько в нас самих, в том, что мы с собой сделали.

Я набрёл на лавку, витрины которой были плотно заколочены, но звуки заводных механизмов вырывались на улицу. Что-то неведомое мне, понесло меня к лавке. Простояв некоторое время, ударяясь головой о дверь, поглощённый слезами от испытываемой усталости и боли, я зашёл внутрь.

Если судить по пыльным практически пустым полкам посетителей здесь не было уже давно. Единственным человеком, находившимся в лавке, был сам мастер, который старательно трудился за станком, вырезая из дерева фигурку.

– Ах, Катарина! Я ещё не доделал игрушку для вашей дочери.

От такого поворота, меня чуть дёрнуло.

– Я не Катарина.

Мастер напрягся, потом наклонился выключить станок и встал из-за него во весь свой рост, который составлял два метра.

– Если вам не сложно, снимите свою маску и сложите оружие у стенки, я не сделаю вам больно. Это моя лавка – всё, что у меня есть, если вы хотите ограбить меня, то найдите место получше, я уже давно не держал кредиты.

– Я не вор.

Я всё-таки выполнил его просьбу, подтвердив свои слова.

– Я знаю вас! – воскликнул он, его безнадёжное лицо вдруг засияло.

Я рассматривал товары, которые ещё лежали, многие покрылись слоем пыли, но их качество не портилось, возможно, мастер периодически давал им вторую жизнь.

– Вы… Что вы здесь делаете? – все мышцы его лица дёргались, мастер подбирал слова, сдерживая вдруг нахлынувшие эмоции, которые давно не закрадывались к нему.

– Не стоит искать искру внутри, я уже не тот, кто может помочь продлить её горение. Я отвратительный человек.

Мастер задумался и, потянувшись за палкой, опираясь на нее, он пошёл за прилавок. Я заметил металлическую конструкцию из спиц на левой ноге. Целью его похода была вязаная повязка, которая отводила его волосы назад:

– Посмотрите на моё искажённое от розочки лицо, подрался в баре опьянённый из-за смерти любимой, а теперь на руки – эти глубокие шрамы были нанесены плетью с шипами, когда я был рабом на fyteíes portokalioú4343
  Греч. – Оранжевые поляны.


[Закрыть]. – потом он оголил свой живот, на котором виднелся отличный пресс и следы от пуль: – Это… Я получил пулю, когда служил в армии, и мы воевали на полуострове «Лисий хвост»…

Я сразу вспомнил, одну из первых операций ново созданного спецотряда – «Лев», борьба за влияние на острове – Лисий хвост, против коммунистов.

– Вы служили Альянсу? – спросил я, отвлёкшись от игрушек.

– Да, мой господин, я Плачидо Борги – капитан спецотряда Лев, для друзей я был просто Плач или Палач, созвучно с моим именем. – сказал он дрожащим голосом, вспоминая прошлое.

– Я не господин тебе, я такой же человек как ты или Катрина, которую ты ждёшь.

– Да-да, хорошо, я-я-я, хочу вам кое-что п-показать.

Ковыляя, он подошёл к одной из стен и нажал на один из кирпичей, стена отворилась, и я увидел разорванный мундир солдата Альянса, на котором красовались медали членов отряда Лев, медаль за отвагу, медаль за освобождение Лисьего хвоста, медаль «Отца Гектора», медаль золотого креста.

– Должна была быть ещё одна, но мы проиграли Спарте. – грустно вздыхая, произнёс он.

– Что с вами стало?

– Когда мы проиграли? Рабство. Я долго держался, верил и молился господу, что за мной и моими друзьями придёте вы и спасёте нас, все проклинали вас, а я верил, безоговорочно – ведь я оказался прав, вы пришли и стоите здесь.

– Я-я-я…

– Вы не можете помочь мне. Всё нормально, но вы нужны миру. Пока вы живы, жив мир и шансы на его воскрешение. – сказал он уверенным тоном. – Я знаю, что вы сломлены, по вашим глазам вишу всю боль, что вам пришлось и ещё приходится испытывать и знаю, что вас гложет чувство вины, но вы живы, кто если не вы спасёте этот мир, другого избранного не было и уже не будет. – из его глаз полились слёзы.

– Напрасно вы все так верите в меня, я уже пытался спасти мир, но впоследствии узнал, что начал играть за сторону антагонистов. – спокойно промолвил я, а в душе разыгрывалась безудержная боль. – Может, ты пойдёшь со мной? У меня есть отряд, и мы пытаемся спасти мир!

– Я? Не смешите, моя левая нога… Пострадала, я ведь тоже… Пытался спасти мир, но безуспешно. – кратко подытожил он. – У вас на руке клинок, я тоже был ассасином.

– Нет. Один мой знакомый сделал на заказ.

– Я могу помочь вам иначе. – сказал он и нажал на соседний кирпич и открылся другой отсек, на этот раз с костюмом ассасина, коричнево-бордового оттенка с чёрными хрусталями на поясе, вшитыми в виде герба ордена.

Он потянулся за гранатами и положив их в холщовый ремень, отдал его мне.

– Тень – друг, свет – враг. Одно из правил кредо. – с возгласом сказал он и помог мне закрепить этот ремень. – Это гранаты с красным дымом, которые очень быстро рассеиваются. Поможет на случай если вам нужно будет скрыться из виду.

– Благодарю. – сказал я и расставив руки, подошёл обнять его, не люблю эти нежности, да и вижу этого человека впервые, но при всём при этом, он чем-то похож на меня самого.

– Деритесь сквозь боль и слёзы, как бы не было тяжело – боритесь! Сдадитесь вы – и миру конец!

– Сделаю всё возможное! – пришлось сказать мне, чтобы хоть как-то преуменьшить его горе.

Прекратив держать друг друга в объятьях, я неохотно побрёл к двери, с нежеланием возвращаться на улицу, мне хотелось задержаться здесь на подольше, поэтому я не торопился и как можно больше замедлял то время, что шёл к двери. Преимущественно полки занимали игрушечные зверьки и ювелирные украшения из дешёвых камней. Я взял оружие и одежду и перед тем как нацепить маску на голову, я посмотрел на себя. На свою потрёпанную чёлку, синяки под глазами, небрежные губы, на которых виднелись следы от укусов, острый подбородок со шрамами от ножей и кастетов, я так давно не видел своего лица, что уже и позабыл, как выгляжу. Тяжело верится, что мне уже тридцать восемь. Меня выдавало уставшее лицо, с севшими щеками, небольшая бородка морщины на лбу и пара седых волос. Пару месяцев сна, бритва, парикмахер, спокойная и неразмеренная работа, здоровая пища, прогулки, занятия физкультурой и каким-то хобби, может музыка или в конце концов написать книгу о себе нелюбимом, моя Ло… И может быть, я буду выглядеть на двадцать.

– Я хочу подарить вам ещё вот что.

Мастер преподнёс пакет, в котором лежал макет моего самого первого корабля.

***

Барка, на которой я впервые вышел в открытое море, приложив свои маленькие ручонки в её постройку. Она имела на своём борту настоящий дом, по форме напоминавший палатку. В то время, я только попал под опеку бывшего морпеха Ричарда Норрингтона, который обучал меня военному ремеслу и выживанию в суровом мире. Спустя полгода изнурительных тренировок и совместных скитаний по диким лесам, где мы не раз сталкивались с бандитами и чудовищами. Когда мы вернулись в Блаунз, Норрингтон неожиданно для меня, дал мне задание, которое должен был выполнить в одиночку.

Грузовой корабль «Розовый кит» потерпел крушение вблизи полуострова Бьёрке. Я должен был найти затонувшее судно, застрявшее на мели и забрать уцелевший груз. Вместо наставлений, когда мы стояли на перроне, он вернул мой кольт, подаренный отцом, и толкнул меня, десятилетнего юнца на мою барку и принудил отправиться за сотни километров от столицы. Я тогда и не подозревал, что во время погрузки уцелевших ящиков, меня застанут пираты. Лишь с божьей помощью мне удалось вернуться домой. Норрингтон из-за двух разбитых ящиков, привязал меня к дереву и нанёс четыре удара плетью, а ведь про эту историю написали некролог, восхваляя мою храбрость.

В оловянном городе работала станция метро, поэтому чтобы не опоздать наверняка, я пришёл на станцию, купил билет за три кредита и уселся в углу, ожидая свой рейс. В ожидании, я хотел закурить сигару, но вместо этого до-стал из пакета барку и поджёг её. Неприятная на ощупь ткань, исполнявшая роль грота, вспыхнула как бенгальский огонь, от яркости воспламенения я прикрыл глаза, а когда открыл, уже горел нос корабля, деревянная основа, покрытая лаком, горела ещё лучше, очень красивым пламенем. Я держал его до тех пор, пока пламя не перешло с киля на мои ладони. Странно, но огонь неохотно перебегал на мои руки, бегая взад-вперёд. Когда корабль всё больше становился пылью, разлетающейся на ветру, я выбросил его в мусорное ведро.

Общественный транспорт источает само слово – отчаяние. Кислые мины с сонными мордами, раскрытые пасти из которых вытекают слюни люди валятся с ног от усталости, кашель, чихи, молчание… Особенно молчание, вот вроде все молчат, но ты просто смотришь вокруг и обнаруживаешь слова, которые не нужно произносить, чтобы понять всю ту боль, усталость, скорбь и отчаяние, что испытывают люди. Кто-то потерял близкого, кто-то ненавидит то, что его окружает и не может изменить своё положение, кто-то устал от сна, если его так можно назвать, по мне это просто мучительное созерцание тьмы, по двадцать часов в неделю ради сотни жалких кредитов, примеров сотни – результат один. От этих мыслей мне стало тесно внутри своего тела, перестало хватать воздуха, всё сжималось.

Я вышел на остановку раньше, закурил сигарету и двинул по спиральной дороге наверх, к арене, на которой должен проводиться турнир. Мой путь шёл через рабочий район, где справа располагались контейнеры без окон, а слева обзор на другие спиральные уровни города. Здесь мне довелось усмотреть и лифт, при помощи которого мы попали в город, не пойму, как крепления выдерживают несколько тонн, при такой-то тряске по всем законам он уже давно должен был сорваться вниз. Пройдя ещё три сотни метров, я забрёл в настоящий лабиринт из контейнеров, хорошо, что на каждом углу были указатели.

Контейнеры достаточно громоздкие и отвечают громоздким звуком, когда что-то или кто-то соприкасается с ними. Так и я услышал подкрадывающиеся шаги слева от себя. Ввиду этого, нападение не стало неожиданностью. Я обернулся до того, как убийца планировал атаковать и без расспросов открыл по нему огонь из кольта. Из-за плохого освещения, у меня не получилось разглядеть нападавшего, да и ни одна из моих пуль не достигла цели. Убийца, исполнив кувырок, оказался на одном уровне со мной. Идеальная возможность покончить с горе убийцей, но я знал, что семь пуль не попали в цель, впрочем, ничто не мешало просто нажать на курок и услышать тихий щелчок.

– Всё равно не твой день. – я вытащил клинок.

Мой возможный палач низкого роста, окутанный в мантию начал разбег и сделав два шага, отпрыгнул от одной из стенок контейнера, это придало удару инерции. Я успел уклониться в сторону. В меня незамедлительно отправились три сюрикена, два я отбил, третий воткнулся в левое предплечье. Вынув его, я прочувствовал, что что-то острое колит внутри. Надел4444
  Надел – от нем. – nadel, значит острый.


[Закрыть] – это, молекула, состоящая из множества маленьких иголок. Надел вызывает быструю гипестезию в том месте, куда попала молекула. Без левой руки, я лишился возможности сражаться во втором стиле йокинена, и мне пришлось перейти к четвёртому – глухая оборона, в ожидании ошибки соперника. Соперник, почуяв свободу действий, проводил режущие атаки, выверяя своей катаной форму креста, в надежде завалить меня на бок, а потом добить. Неприятель сближался со мной, скакал, как озорная обезьянка в попытках сразить меня, он выдыхался, и я знал, что, когда он устанет, ему придётся сблизиться со мной, а там – дело техники. Так и произошло, я ловким движением своего клинка выбил катану и сделал подсечку.

– Кто ты и что тебе нужно!? – спросил я у лежащего.

Сняв капюшон, я увидел Савину.

***

– Какого ты вытворяешь!? – злился я. – А если бы у меня осталась последняя пуля или я бы ранил тебя ещё до этого!?

– Кайетан попросил держать тебя в тонусе, потому что с годами ты сильно сдал.

– Да неужели? – я посмеялся.

– Ты опытный боец, но слишком самоуверенный. – сказала она с улыбкой.

– Чт… – не успел договорить я, как услышал звук стрелы из-за спины.

– Противоядие. – она отряхнулась.

И вправду противоядие, я прочувствовал, как кровь гоняет по моим венам.

– Даже не скажешь спасибо? – она по-дурацки вытянула губы.

– Зачем ты здесь?

– Петля нашёл кое-что, пробираясь по вентиляции.

– Что?

– Узнаешь! – отмахнулась девушка. – Идём же! У нас осталось мало времени, а тебе ещё нужно успеть вернуться в ложу! – она в мягкой форме подталкивала меня в спину, намекая, что нам стоит поторопиться.

***

Я порядком покрылся пылью и пропотел, таща себя по узким вентиляциям. Выбравшись в небольшой переход между вентиляциями, мы встретили петлю.

– Мистер Де Фаре, у меня назрел один вопрос? – обратился он, с горящими глазами, которые были видны даже в темноте.

– М?

– Вы же наследник престола, должны сидеть в кабине канцлера, но вместо этого лазите по пыльным, узким проёмам и подставляетесь под пули. Неужто нынче канцлеры рискуют своей шкурой, вместо того, чтобы натягивать ночных бабочек и растрачивать государственные деньги?

Весь вопрос был – одной издёвкой, которая меня ничуть не обидела, скорее раззадорила.

– А ты, наверное, носишь маску, чтобы тебя было видно в темноте, да? – стянув маску, я подошёл к Савиной, которая стояла у загадочной двери.

– Пред-ска-зу-е-мо-о-о-о-о! – вякнул стрелок.

Я обратил внимание, что её белоснежная кожа, даже в темноте излучала свет и блики.

– Что тут у нас? – озадачился я.

– Там? Непостижимое. – девушка прислонила левую ладонь к двери, а правой аккуратно схватилась за ручку и беззвучно открыла её.

Мы втроём прошмыгнули в неё. Огромная лаборатория предстала моему взору. Около тридцати человек. Десять – солдаты Альянса, пятеро – учёных, правитель города Альбано Эспозито, его свита из трёх людей, в том числе один советник, который подходил к нам сегодня, трое – из секты чёрного креста на красном овале, девять – …Котов…

Мы были на этаже сверху, и нас отделяла решётка, сквозь которую мы собственно и наблюдали за происходящим.

– Они здесь уже часа два. – поделился стрелок.

– И что делают?

– Та капсула, возле которой они столпились. – он указал на капсулу, которая стояла в середине комнаты.

По её форме, сразу стало понятно одно, в ней находится человек.

– Там человек. – констатировал я.

– Да, я только хотел сказать. Услышал из их обсуждений, что их оружие нестабильно, если план Б снова провалится – они хотят вернутся к плану А.

– Что значат план А и Б? – я вспотел от волнения.

– А – это БФ, так сказал один из котов, остальные подхватили тему, развив её в горящее разбирательство, уж часто используют эту аббревиатуру. Кто же такой этот БФ и почему они хотят его вернуть? – едва слышно произнёс стрелок, но для меня его слова прозвучали как звон колоколов.

БФ – Бакстер Флитвуд. Зачем я им? Может петля ошибся – этого ведь не может быть.

– Вы уверены в целесообразности вашего предложения, третий?

– Да, третий, вы уверены? БФ неконтролируемый социопат.

– Второй, седьмой, если ваша вера в меня также неуклонна, то доверьтесь мне.

– Прошу меня простить, третий, но, когда вы вновь хотите поставить на БФ`а, прошлое имя которого имело закреплённый за ним шот в каждой харчевне, мне тяжело верить вам.

– Я понимаю.

Хорошая слышимость даже сверху позволяла нам отлично вслушиваться в каждое произнесённое слово. Каждый «Кот» имел свой номерной позывной.

– Мы и не посягаем отрицать, что вы понимаете.

– Если вы хотите посвятить БФ`а в наш орден, то как поступить с фельдмаршалом?

– Он жив!? Сукин сын! – вслух произнесла Савина и, схватившись за решётку, едва не спустилась к ним.

Я заблаговременно закрыл ей рот и отшвырнул назад.

– Успокойся, девчонка! – я аккуратно вернул приоткрытую решётку в начальное положение.

– Он не имеет право на жизнь! – она вновь захотела прорваться, но петля обхватил её.

– Если ты сейчас поддашься гневу – мы трупы. Что бы тебя ни связывало с Ван-Мардвиком, это должно повременить. Я убью его, обещаю, у меня с ним тоже свои счёты!

Только когда девушка успокоилась, я рискнул вернуться к наблюдению. Нас не услышали. Двое учёных в момент нашей перепалки открыли капсулу. Из неё предсказуемо вывалился Брехт Ван-Мардвик. Двое учёных поймали его, но в бреду он волтузил ещё неокрепшими ногами и руками в попытках вырваться.

– Всё хорошо, Фельдмаршал! Ваша тревога пройдёт – это побочный эффект пребывания в камере. – сказала учёная.

Старуха с двумя подбородками, халат которой обтягивал тело, выявляя складки на животе.

– Где я!? Где-е-е!? Где!? Я!? Я!? Где!? – мычал фельдмаршал.

С его лица стекал обильный пот.

– Что с ним, чёрт возьми? – озадачился Триггви.

– Его лицо! – ахнула Савина.

Приходя в норму, Ван-Мардвик вцепился в учёных с такой силой, что те завопили как раненные звери. Те, кто оставались в лаборатории, как ни в чём не бывало, весьма рьяно обсуждали, что же делать с телами учёных. Яркий свет лаборатории не позволял ему видеть в полной мере, из-за чего он ориентировался на своих ощущениях, но ему не составило особого труда расправиться с ними голыми руками. Мужчине-учёному с узким лицом он свернул шею, а женщина попыталась вонзить в него нож, но Ван-Мардвик оказался расторопней. Нащупав мензурку с кислотой, он на звук шагов плеснул её содержимое в женщину. Кислота попала на челюсть, растворив её за мгновение ока. Женщина, не издав ни звука, шлёпнулась на землю.

Мясистый человек с кирпичным лицом, одетый в пальто, края которого доходили до голеней, подёргал своей кистью, на которой было золотое ожерелье, побрякивающее при движении рукой. Похоже, это было призывом к действию. Сектанты своими ножами прекратили жизни трёх оставшихся учёных.

– Сбудьте тела на органы или оставьте себе на ритуалы. – отмахнувшись сказал чем-то недовольный человек.

– Будет исполнено, Сеньор Эспозито. – сектанты поволокли тела.

Эспозито. Так вот как ты выглядишь.

Ван-Мардвик привстал на цыпочки, положив руки на столик с пробирками. Побегав по столу глазами, он чётко дал понять, что не нашёл что-то нужное, откинув столик в стену и разбив плитку.

Один из котов отодвинул подол своего мантии и дал ему флягу. Ван-Мардвик, прежде чем выпить понюхал содержимое.

– Ты нам нужен, хоти мы твоей смерти – ты бы не проснулся.

– Спасибо. – сдержанно промолвил Ван-Мардвик.

Только сейчас, я заметил, о чём говорила Савина, когда акцентировала внимание на его лице.

– Ему же разорвало пол морды! – сказал Триггви.

Я не понял, возмутился он или же удивился, впрочем, плевать. Факт был в том, что не только на лице, но и на всём теле фельдмаршала не было ни следа, он был глаже новорождённого. Его лицо блестело как луч маяка и выглядело, словно он молодой тусовщик прибывший на службу, на месте разрыва лица на две части не было и намёка на следы произошедшего, короткая чёлка выросла в два раза и стала внушительной шевелюрой. Он не был аполлоном в плане пресса, но его тело всё равно выглядело внушительно и сухо.

– Не хочется признавать, но этот парень чертовски красив. – вдруг произнёс Триггви.

– Ты сам понял, что только что сказал, кретин!? – лицо Савиной чуть покраснело от злости на петлю.

Тот быстро извинился.

– Как себя чувствуешь, Фельдмаршал?

– Как фрукты в соковыжималке. – признался Ван-Мардвик.

– Наши специалисты сказали, что твой организм не выдержит ещё одного захода. Сыворотка в твоём организме почти полностью выветрилась. – сказал один из котов.

– Я подозревал об этом. Раны, нанесённые Де Фаре, долго не заживали. – спокойно ответил Ван-Мардвик, подойдя к вешалке с одеждой.

– Эй! Это не шутки! – крикнул Эспозито.

– Они в городе.

– Я знаю, третий. – всё так же спокойно ответил он, одевая брюки.

– И что мы предпримем!? – Эспозито нервничал, потирая перстни на пальцах.

– Ничего. Раз вы подтвердили мою догадку, то всё идёт по плану. Зачем что-то предпринимать, если твой враг сам так и норовит попасть в ловушку.

Ван-Мардвик больше был увлечён клетчатым костюмом, нежели общением с человеком вроде Эспозито. По тому, с каким пренебрежением фельдмаршал разговаривал с ним, для него он был пустым местом.

– Нужно убить Брадшо!

– Нет, он нужен мне живым. – отверг Ван-Мардвик.

– Он угрожал мне, фельдмаршал или вы забыли!? – вопил итальянец.

Ван-Мардвик глубоко вдохнул.

– Ты сам виноват, Альбано! Это твой промах. – сказал третий кот.

– Мой!? – он сжал кулаки.

Коты синхронно кивнули головами.

– Вы принудили меня бездействовать, когда он копал под меня и теперь, когда мы как никогда близки к цели, вы отказываете мне, в одной единственной просьбе… Я ведь сделал всё для вас! – выражение его лица прошло несколько стадий от возмущения до принятия.

– Выведение на свет нескольких фотографий нагишом с пивным пузом и пару клочков бумаги с признаниями людей, которые давно мертвы. Вы сами понимаете, насколько ваша просьба смешна!?

Ван-Мардвик застегнул последнюю пуговицу на рукаве прямо перед его лицом.

– Я мог бы посодействовать Де Фаре, он бы не отказался от возможности насолить ордену и тебе! – Эспозито толкнул Ван-Мардвика.

Ван-Мардвик усмехнулся, обнажив зубы.

– Да, помощь Эспозито была бы кстати. – подумал я, но тут же отогнал эти мысли.

– Я сказал что-то смешное!?

– Знаете, сеньор Эспозито. Сейчас, я хочу чизбургер и нову-колу, а ещё биту, обмотанную проволокой, чтобы выбить из вас всю дурь, которую мы наивно дали вам, в надежде, что вы образумитесь. – после этих слов Ван-Мардвик влепил Эспозито по печени.

– У-у-у. – вскрикнул Триггви, почувствовав его боль на расстоянии.

– Ты! Тебя скоро заменят! – корчась на полу, выдавил Эспозито.

– Не тратьте силы. Боль ещё не скоро прекратиться. Надеюсь она заставит вас переосмыслить некоторые моменты, потому как мне надоело быть у вас на привези, но отличии от вас, я волк, а вы курица. – наклонившись к нему сказал Ван-Мардвик.

Фельдмаршал хотел сделать что-то ещё, но прозвучавший голос, заставил его остепениться.

– Хватит с него, Брехт Норрингтон!

Я обомлел. Брехт. Норрингтон. Всё внутри меня сжалось. Если… Брехт… прямой родственник Ричарда, то это… Чёрт. Нужно будет переговорить с Ричардом. Даже не знаю, что и думать.

– Не называй меня так! – сорвавшись, выкрикнул он.

Напоминание о его происхождении вызывали в нём самые тёмные воспоминания, иной раз, не значь для него эта фамилия ничего – он не стал бы выдирать ящики из столов, сваливать мензурки и колбы, сходя с ума от ярости… Или боли?

– Ещё одна ошибка и ты проведёшь остаток своих дней – в «Лазурном береге».

Эти слова подействовали на него, и он, усмирившись, поправил взъерошенную одежду. Члены совета, фельдмаршал и солдаты фельдмаршала широким шагом удалились из лаборатории. Эспозито продолжил корчиться от боли в окружении своих подчинённых.

– Брехт Норрингтон… Вот это новость… – выпалил Триггви.

– Это не твоя забота! Поэтому не трепайся попусту, петля! – пригрозил я.

– Как будем действовать дальше? – поинтересовалась Савина.

Триггви задался тем же вопросом, но предпочёл вернуться к своей изначальной позиции, взобравшись по кабелю чуть выше, где нужный нам уровень был как на ладони.

– Я что-нибудь обязательно придумаю, пока действуем как задумывали. – ответил я.

– Но Ван-Мардвик… То есть… Неважно… Он сказал…

– Я не глухой! – оборвал я. – Просто делай что говорю!

Натянув маску, я опять полез в вентиляцию.

***

Арена постепенно наполнялась, гул нарастал.

– Не нравится мне всё это. – сказал Брендан потирая нос.

– Что? – невоодушевлённо спросил Жуан-Витор.

– Посмотри на периметры. Гвардия Альянса, городские стражники и бог знает кто ещё. Их слишком много.

Я сидел молча, оценивая численность защищающейся стороны. Арена напоминала небольшой футбольный стадион, на которых играют команды низших лиг Британии. Он выглядел сжатым, но я подозреваю, что это было сделано намеренно. Зов толпы в таких условиях сильно вибрирует, пробирает до мурашек, опьяняя разум из-за чего, тебе хочется кричать и прыгать вместе с остальными, не думая ни о чём. Неплохой ход чтобы поднимать общее настроение жителей.

Я уже сомневался в том, что нам по силам вытащить Брадшо и уцелеть в ходе побега, но я должен, не потому что он отличный информатор, прежде всего он мой друг.

Коннон родился в обычной семье, мать работала официанткой, отец плотником. Окончив школу, он пошёл в полицейскую академию. Где среди студентов он имел огромный авторитет, ведь был не таким, как все. Его взгляды в корни разнились, и ему легко удавалось располагать людей. Он не верил во взгляды моего отца, равняясь на США образца середины двадцатого века. Желая, во чтобы то ни стало приблизиться к вожделенному идеалу, Коннон Брадшо организовывал демонстрации, осуждающие политику семей основателей. Не подчинялся никаким приказам своего начальства, касающихся митингующих. Все заработанные деньги тратил на спонсирование подпольных партий, желающих образовать республиканскую форму правления, участником которых и был сам. Баллотировал свою кандидатуру на пост канцлера, за что получил два месяца колонии, но это его не остановило. Вёл разгульный образ жизни, вёл себя по-хамски с теми, кто был с ним не согласен, грабил и сжигал церкви, статуи, всё, что было так или иначе связано с верой, он всегда считал, что вера – замедляет процесс прогресса. Всё это продолжалось два года, пока Норрингтон, наконец, не поймал его и не сослал на фронт. Там мы и познакомились. Увидев много общего сражаясь, рука об руку, мы договорились по возвращению объединиться, мы оба считали, что Альянсу нужны перемены! Только война изменила порывы Брадшо. Он закрылся в себе. На место размашистых речей пришли короткие предложения, укладывающиеся в пару слов. Он изменил стиль одежды – стал носить гавайскую одежду и грубые винтажные куртки и плетёные пальто, отпустил козью бородку. Открыл своё детективное агентство и всерьёз начал расследовать дела бедных слоёв населения, со временем он завёл тайных агентов, собирающих для него информацию и вновь стал сотрудничать со мной. Как он признался в одной из бесед, он всё ещё верит в свои идеалы, но считает, что изменить это может и кто-то другой, но несправедливость, происходящую среди обычных жителей – под силу только ему. Мы часто расследовали дела вместе, до тех пор, пока я не стал Фельдмаршалом. Узнав всю правду, которую я хотел скрыть от него, он присоединился к «Белой Ладони», сопротивленческое объединение, созданное Норрингтоном, для борьбы против совета.

Спустя столько лет, не знаю, смогу ли я посмотреть ему в глаза. Мы много спорили, я защищал своё дело и совет, а он… Ещё тогда пересказал судьбу, которая меня ждёт.

– Легко же нам придётся. – с иронией произнёс Марк.

Он беспокойно ёрзал на стуле, мотая головой в разные стороны.

– В чём дело, Марк? – спросил я.

– Все это… Я борюсь против подобного, ещё недавно… Я… Был тем, благодаря кому эти арены всё ещё существуют… Из-за идиотского желания отомстить…