Текст книги "Церковь воинствующая"

Протоиерей Владимир Чугунов
Церковь воинствующая

Допущено к распространению издательским Советом Русской Православной Церкви

© Чугунов В. А.

* * *

«Брань наша не к плоти и крови, но к духам злобы поднебесной»

Послание Апостола Павла

Предисловие

Слова апостола Павла о том, что «брань наша не к плоти и крови, а к духам злобы поднебесной», раскрывают сокровенный смысл духовного делания. Этот же апостол свидетельствует в послании, читаемом во время крещения, что во Христа крестившиеся, отныне усилием духовного подвига должны облечься и в Его свойства. Иначе говоря, совершенный образ Иисуса Христа, изображенный в Евангелии, отныне должен стать нравственным примером всей нашей жизни. (И образ нашей жизни заключается не только в прилежном изучении закона Божия, но так же и, прежде всего, в жительстве, согласно воли Божией.) Такая жизнь именуется праведной. Апостолу Павлу, как человеку учёному, было вверено дело проповеди языческому Риму. Знакомство с историческими и литературными памятниками того времени наглядно показывает, с какими трудностями пришлось столкнуться апостолу в деле проповеди христианства в древнем языческом мире. И слова апостола о том, что «отныне не я живу, а живущий во мне Христос», обращённые к людям, среди которых безраздельно царствовал культ плоти, раскрывают всю глубину и смысл христианского делания. Действительно, если, как утверждает тот же апостол, все члены его собственного тела отныне – члены Тела Христова, как же можно сделать их членами греха и всякой нечистоты? Не очевидно ли, что отныне цель всякого христианина, не только хранить в чистоте дарованную ему посредством таинства крещения «ризу Христову», но и восходить «от силы в силу», то есть постоянно пребывать в подвиге духовно-нравственного совершенства. Это вступление в ряды воинов Христовых, как раз, и налагает на христианина обязанность вести брань с «духами злобы поднебесной».

Многие по неведению склонны идеализировать прошлое. Особенно теперь, когда, уничтожив крестьянство, как мешающий строительству земного рая класс, досыта нажившись без Бога, как только «Боженьку разрешили», судорожно ухватились за соломинку своей суетной веры, думая, что она сразу всё и вся вытащит, что стоит только отвернуться от прежних идолов и повернуться к храму, как всё само собой устроится. Когда же этого не происходит, начинают обманывать и себя и других тем, что раньше-де и жить и спасаться было легче. Увы! Дорога в Царство Небесное во все времена лежала через тесные врата и путь скорбный.

Предлагаемая вниманию читателя книга на примере жизни святых и подвижников благочестия наших дней показывает, что Господь, по слову преподобного Серафима Саровского, «и вчера и днесь один и тот же», что не было во всю историю человечества времени лёгкого для спасения. Внимательное чтение житийной литературы, книг святых отцов, по слову святителя Игнатия (Брянчанинова), благотворно воздействует на нашу душу, уродняет её святым, делает нашу молитву предметнее, теплее, действеннее, как бывает действенно обращение к человеку близкому и родному, а ещё, и это важно знать, побуждает святых на ответную молитву вместе со всей Торжествующей Церковью. Таким образом происходит единение «Церкви торжествующей» с «Церковью воинствующей», к которой все мы, живущие на земле и верующие во Христа, принадлежим.

Протоиерей Владимир Аркадьевич ЧУГУНОВ

Ботсурманский праведник

Однажды умер в приходе отца Алексия мальчик лет двенадцати. Событие, конечно, редкое и печальное, но для жителей села Бортсурманы оно было громом среди ясного неба. Плач и рыдания вошли почти в каждый дом. Одни винили себя в этой внезапной смерти, другие сокрушались о драгоценной потере. А потеря и в самом деле была великой – по величию дара, которым наделил Господь этого дивного отрока.

Он и впрямь будто родился ангелом. Многие и принимали его за ангела. Куда бы он ни пришёл, всюду приносил с собой небо. Бывало, дерутся мужики или бабы друг дружку за волосы таскают, вдруг появится на пороге он, этот тихий ангел, застынет в дверях, не проронит ни слова, только взгляд такой необыкновенный, такой неописуемо прекрасный, что как увидят его, сразу уймутся. А он улыбнётся, станет вдруг таким ясным, светлым и выпорхнет вон. И стали замечать, что неспроста он появляется там, где шли ссоры и драки. Ибо стоило ему показаться, как тут же водворяется мир. За это и прозвали его тихим ангелом. Так и порхал он от избы к избе. Никто и никогда не слышал от него ни одного слова, разве что родителям иногда скажет что-нибудь. Но родители его были люди простые, крестьяне, и когда начинал он говорить им о Царствии Небесном, о том, что говорят ему порой ангелы, они, ничего не понимая, в страхе и благоговении крестились.

И вот пришла беда. По случаю какого-то торжества перепились мужики, пошёл разгул чуть не на неделю и завершился дракой.

А мальчик взял и умер. Когда неожиданная весть облетела село, поднялся страшный вопль. Мужики рвали на себе волосы, виня себя в смерти отрока. Бабы выли и причитали. Всем селом, окружив избу, где лежал усопший, плакали и каялись пред Богом в грехах своих, забыв и о работе, и о хозяйстве.

А мальчик лежал в гробу как живой – и на лице его, как у живого, была улыбка. И как глянут на эту улыбку, так то одного, то другого без чувств вынесут из избы. Целую неделю не хоронили отрока, пока не показались признаки тления. Принесли гроб в церковь.

Началось отпевание. От слёз и рыданий ни священник не мог служить, ни певчие петь. Всяк винил себя в этой внезапной смерти. На тех, кто пьянствовал и дрался, жалко было смотреть.

Не менее других переживал это событие отец Алексий. Старенький, согбенный, внешне очень похожий на своего современника и сотаинника по благодати преподобного Серафима Саровского, он отошёл от гроба и, войдя в алтарь, стал пред престолом с воздетыми, как на Херувимской, руками.

– Боже мой, Боже мой! – послышались проникновенные, исполненные глубокой веры слова молитвы. – Ты видишь, нет у меня сил дать отроку сему последнее целование. Не попусти же меня, раба Твоего, иерея, уйти из храма сего посрамленным, да не посмеется надо мною, Твоим служителем, враг рода человеческого, что я, по немощи прервал требу. Не по силам она мне, Господи. Внемли стенаниям и плачу раскаявшихся, внемли страданиям родительского сердца, внемли старческому моему воплю. Не отнимай от нас отрока сего, Тобою данного нам во исправление, для вразумления, для утешения и прославления Имени Твоего Святого. Не Ты ли, Господи, сказал, что дашь всё, о чём с верою будем просить Тебя! Не Ты ли, Милосердный, изрек: «Просите, и дастся вам». Боже Праведный, в Храме сем нет никого, кто бы смог подойти к отроку сему с целованием последним. Нет этих сил и у меня, Твоего иерея…

Всё стихло… Опустившись на колени перед престолом, как с живым уже беседовал отец Алексий с Богом:

– Так, Господи, так, но воскреси же его, ибо Ты всё можешь, Ты наш Господь и Вседержитель, по смирению, а не по гордости дерзаю…

И точно оглушительный раскат грома, раздался за спиной потрясённого священника пронзительный крик воскресшего отрока. Отец Алексий обернулся – мальчик сидел во гробе. Склонившись пред престолом, священник со слезами благодарил Господа. Затем с помощью дьякона поднялся, опираясь на его руку, вышел из алтаря. Что творилось в церкви, передать трудно! Женщины с плачем тянулись к мальчику, чтобы завязать ему глаза, а он, не сопротивляясь, сидел и молча глядел на них. Только к одной наклонился и сказал тихо: «Не надо…» А она возьми и закричи на всю церковь:

– Голубочек наш, ангелочек наш, не надо, так и не надо!..

Протиснувшись к гробу, отец Алексий велел дьякону отнести отрока в алтарь, посадить на стул. Сам опустился на колени, и, стоя на коленях, причастил его. От потрясения он не мог стоять на ногах. Затем велел передать отрока родителям, а сам потребовал поставить на середине церкви стул и сидя отслужил молебен Спасителю и прочитал акафист Божией Матери. На этом же стуле отца Алексия отнесли домой и уложили в постель, где он пролежал с неделю.

После этого чуда батюшка прожил ещё три года, а отрок – шесть лет и умер на девятнадцатом году.

Давно это было. И сам отец Алексий жил давно. Преподобный Серафим Саровский, ни разу не видев отца Алексия в жизни, говорил о нём приезжавшим из тех мест людям: «Зачем вы едете ко мне? У вас есть отец Алексий. Молитвами своими он подобен свече, возженной перед престолом Божиим. Вот труженик, который, не имея обетов монашеских, стоит выше многих монахов. Он как звезда горит на христианском горизонте».

* * *

Родился отец Алексий Гнеушев (по иным сведениям – Гневушев) 13/26 мая 1762 года в семье сельского священника. Скупые консисторские записи свидетельствуют: окончил Нижегородскую семинарию, на 22 году жизни вступил в брак и преосвященным Нижегородским Дамаскиным рукоположен в дьяконы к церкви Успения Пресвятой Богородицы села Бортсурманы, через тринадцать лет преосвященным Нижегородским Павлом рукоположен в священники к той же церкви. При ней служил до глубокой старости, при ней в 1848 году похоронен, при ней 17 августа 2000 года обретены его мощи, при ней 26 мая 2001 прославлен в лике святых, в ней теперь находится рака с его честными мощами. 86 лет жизни, 64 года дьяконского и священнического служения, из них долгие годы тяжелейшего аскетического подвига, молитвенного труда. Ещё раз отметим вслед за преподобным Серафимом: всё это – вне монастыря, без старческого духовного руководства, посреди мира. Подвиг этот ещё большего вызывает уважения, когда припоминаешь слова святителя Феофана Затворника, обращённые к святому Иоанну Кронштадтскому, много лет спустя возложившему на себя подобный крест. «Вы взялись за дело, – писал владыка, – за которое не только у нас в России, но и на Востоке, никто и никогда не брался, находясь вне стен монастыря, не имея опытного духовного наставника. Всё это или приведет к ужасному падению, или закончится ничем». Святитель ошибся, всё окончилось иначе.

Чтобы в полной мере понять величину подвига бортсурманского праведника, давайте непредвзятым взглядом пройдёмся по историческому полю того времени. Посмотрим, чем было оно для народа, для духовенства, для Церкви.

В 1762 году, месяц спустя после рождения будущего праведника, на престол вступила Екатерина П. В своём манифесте при восшествии на трон она осудила неправославное направление своего предшественника и обещала восстановить поколеблемое им православие. Она щедро раздавала награды, целовала руки у иерархов, соблюдала посты, заставляла говеть весь двор. Однако, религия для нее, как и для большинства оторвавшегося после Петровских реформ её дворянского окружения, была лишь важной политической силой, которую, как они считали, трогать не следует, которой наоборот нужно пользоваться, как наилучшим орудием для управления народом и для блага государства. На западе в то время вовсю шла ломка папского престола, долгое время мешавшего развитию государства. Упразднялись инквизиторские трибуналы, сжигавшие на своих кострах самых лучших представителей своего народа. Закрывались духовные школы и особенно монастыри, в кельях которых более двух столетий учёными монахами, вместо умного делания, тщательно разрабатывалось богословское учение, оправдывающее и пытки, и костры, предназначенные, как считали они, для истребления ведьм и «злых еретиков». И хотя у нас никогда не было ничего подобного, европейское направление взглядов передалось и нам. В дворянской среде уже открыто говорили и о религиозном фанатизме, и о вреде двух властей – светской и духовной, и необходимости ослабления силы духовенства, и об отнятии у него церковного имущества. Пугачёвский бунт, во время которого хотя и погибло более 230 духовных лиц, тем не менее, открыл перед правительством истинную картину настоящего положения духовенства. Несмотря на синодский указ о лишении сана всякого поползнувшегося в верности престолу священнослужителя, духовенство Самары, Саранска, Нижнего Ломова, Пензы встречало самозванца в полном составе и присягало на верность. Лишение сана по тому времени было равнозначно обречению священника и его семьи на голодную и холодную смерть. Ни земли, ни жилья своего сельское священство не имело. Надо заметить, что, практически, до революции 1917 года белое духовенство находилось под грозой этого жестокого и бесчеловечного закона. Лишённый сана священник и позже, даже после упразднения сословий, когда дети священников, наконец, получили возможность поступать в светские высшие учебные заведения, по закону не мог устроиться на работу в своей губернии в течение десяти лет. Указ о лишении сана «поползнувшихся в верности престолу» священников впоследствии пришлось всё же отменить для тех, кто примыкал к Пугачёву «из страха». Пугачёвский бунт был жестоко подавлен, но не была уничтожена духовная болезнь, породившая его, и поразившая русский народ со времён церковного раскола 1666 года. Раскол продолжал углубляться, а народное сознание дробиться на всё новые и новые раскольничьи учения.

В ноябре 1796 года покойную императрицу сменил Павел I. Он явился ревнителем власти и противником западных идей, приведших Францию к кровавой революции. Но отношение государства к Церкви в целом не изменилось, хотя стоит сказать, что во время правления Павла I Святейшим Синодом был издан указ об отмене телесного наказания для духовенства. Согласитесь, само только упоминание о практике телесных наказаний для священников, применяемое архиереями, унижало не только человеческое достоинство, но и священный сан. Но таковы были нравы того времени. И обижало духовенство не только епархиальное начальство. Ещё во времена Екатерины II в Синод и Сенат постоянно шли из епархий жалобы на обиды духовенства от помещиков, урядников, столоначальников… О материальном обеспечении духовенства того времени Арсений Мациевич писал: «У нас многие изволят лучше кормить собак, нежели священников. Иные же помещики от церквей земли отнимают, и управы на них не изыскать». Материальное положение немного улучшилось при Павле I, но в основном городского священства, получившего содержание от государства, сельское же священство, лишённое земельных наделов, жило исключительно от треб, копеечные цены на которые, так называемые таксы, вопреки церковным канонам установленные ещё при Екатерине II, со временем превратили сельское духовенство в глазах народа в крохоборов. При Павле I было отменено и всенародное избрание кандидатов в священники, в результате чего народ был окончательно устранён от участия в управлении церковном. В первые века христианства, кстати, народ не только избирал кандидатов в пресвитеры, но и кандидатов в епископы. Таким народным избранником, как и все епископы того времени, был и святитель Николай Чудотворец. Долгое время практика устройства первой апостольской Иерусалимской церкви сохранялась во всех поместных церквях неприкосновенной. Но со временем принцип государственного управления империей (назначение, вместо избрания, абсолютизм, вместо соборного мнения), вошло и в практику управления церковного. В полной мере это осуществилось после разделения Церквей на Западе и выразилось в папизме.

Царствование Александра I было ознаменовано ещё большим отходом дворянства от веры отцов, повальным увлечением высших слоёв общества оккультизмом, идеями масонства. Русский народ пережил ужасное по тем временам бедствие – отечественную войну 1812 года. В 1825 году увлечение идеями масонства привело некоторых представителей дворянства на Сенатскую площадь. Впервые на всю Россию прозвучал лозунг о свержении Богом установленной власти – монархии. Однако простой народ ещё оставался верным Богу, Царю и Отечеству, покорно нёс своё тягло, возложив всё упование на Господа Бога. Вместе со своим народом несло это тягло и духовенство, особенно же сельское духовенство, как и народ, задавленное нуждой. И вот такое непростое время (а было ли оно когда простым?) выпало на долю отца Алексия.

* * *

О детстве, отрочестве и юности будущего праведника и молитвенника за землю русскую, практически, ничего не известно. Никаких сведений не сохранилось и о его родителях. Если в житиях многих известных святых мы читаем, что тот или иной святой родился от благочестивых родителей и даже, как преподобный Сергий, избран «от утробы матери», обстоятельства рождения отца Алексия покрыты таинственным умолчанием. Более того, сказано, что первое время своего служения он проводил жизнь далеко не подвижническую и даже предавался пьянству. Но жизнь его круто изменилась после одного случая.

Как-то ночью приехали его звать к умирающему больному в соседнюю деревню. Отец Алексий рассердился, стал выговаривать, зачем потревожили его ночью по такому пустяку, что больной, верно, не так уж и плох и доживёт до утра, отослал посланного назад, и лёг спать. Но заснуть уже не смог – мучила совесть, мерещился умирающий больной. Наконец, не выдержав, отец Алексий поднялся, оделся и отправился к больному.

Застал он его уже мёртвым на лавке под образами – а рядом стоял Ангел со Святою Чашею в руках. Видение так поразило отца Алексия, что он упал на колени и всю оставшуюся ночь молился.

Домой он вернулся совершенно другим человеком и с этого дня повёл жизнь праведную, подвижническую, которой не изменил до самой кончины. Ежедневно совершал Литургию, по возможности придерживаясь монастырского устава. Келейное правило у него было такое: полуночное – полуночница, 12 псалмов избранных, житие святого того дня, из Пролога поучение того дня; утреннее – молитвы утренние, часы, акафист или преподобному Сергию, или великомученице Варваре, или святителю Митрофанию; полуденное – четыре кафизмы; вечернее – канон Спасителю с акафистом, канон Пресвятой Богородице с акафистом, канон Ангелу Хранителю, молитвы на сон грядущим, поклоны с молитвой Иисусовой. Ночью при всяком пробуждении также клал поклоны. Вообще всех поклонов в течение суток у него было полторы тысячи. Пишу вкушал только один раз в день. Мяса не употреблял совсем. По средам и пятницам не вкушал ничего горячего. Строго соблюдал посты и во время постов не вкушал ни рыбы, ни масла. В первую и последнюю неделю Великого поста никто в доме не знал, чем он питался. В эти дни, по его приказанию, ему вовсе не приносили никакой пищи. Занимался батюшка и рукоделием – плёл лапти, корзины, обихаживал пчельник, садовничал, огородничал…

Надо заметить, что любое молитвенное правило, будь оно даже и такое большое, как у отца Алексия, как и пост, и рукоделие, не есть сама добродетель, а всего лишь средство к стяжанию её, ибо суть молитвы не в числе, а во внимании, а что касается поклонов, так преподобный Амвросий Оптинский заметил, что Богу нужны не наши ноги, а наше сердце – «Сыне, даждь Мне сердце твое». То же самое можно сказать и о посте, ибо и он есть всего лишь средство к стяжанию добродетели. Святитель Игнатий (Брянчанинов) по этому поводу приводит удивительный пример из собственной жизни. Однажды в храме Сергиевой пустыни под Петербургом, где он был тогда наместником, он встретил прибывшего с Афона монаха. Проходя мимо него в церкви, он заметил исходящий от того жар. Одет же был монах легко, на ногах вообще ничего, а на дворе был лютый мороз. Святитель пригласил подвижника к себе на беседу, в результате которой выяснилось, что монах носит ещё и власяницу на теле, читает ежедневно 12000 Иисусовых молитв, сопровождающихся разными видениями, занимается сухоядением, не чувствует мороза, ежедневно делает по полторы тысячи земных поклонов, а под конец рассказа даже с видимостью смирения прибавил – не добавить ли к молитвенному правилу ещё «Иисусовых и поклонников». Святитель сразу понял, что перед ним человек, находящейся в духовной болезни – «прелести», и посоветовал попробовать (просто ради эксперимента) иной способ молитвы, а именно, чтобы во время произнесения её слов не проскользнула ни одна посторонняя мысль, а ум был совершенно свободен от всяких мечтательных образов и целиком заключён в слова молитвы, ибо, заметил он, «рассеянная молитва оскорбляет величие Божие». Монах, разумеется, согласился. На прощание святитель посоветовал ему взять номер в гостинице непременно на первом этаже. На удивлённый вопрос, ответил: «А вдруг вам во время молитвы придёт мысль, идти по воздуху из Петербурга на Афон, и вы, упав с высоты второго этажа на мостовую, разобьётесь насмерть?» На что тот с удивлением ответил, что эта мысль уже не раз приходила ему и прежде, но что он был совершенно убеждён, что его, по слову Господню, ангелы понесут на руках… Результат превзошёл все ожидания. На утро горе подвижник прибежал к святителю с упрёком, что он своим советом лишил его «всего»: теперь он не только не может молиться, как прежде, но даже и одной молитвы не может произнести со вниманием, а ещё стал мёрзнуть, когда до этого совершенно не чувствовал холода, физически ослаб, нуждается в регулярном приёме пищи, тогда как прежде мог неделями ничего не вкушать.

И подобных случаев в святоотеческой литературе множество. Поэтому к приведённому выше молитвенному правилу прибавим, что проходил его отец Алексий весьма и весьма осторожно. Не избежал он, как и многие другие подвижники и делатели молитвы, множества искушений, о чём свидетельствуют и его собственные записки и воспоминания игуменьи Арзамасского монастыря Марии, которой отец Алексий рассказывал то, что не открывал другим. К сожалению, в дошедших до нас записках помещицы Пазухиной ни слова не говорится о смысле этих видений и откровений, не объясняется, как относиться к ним, а просто о них упоминается. А надо бы сказать, что все они вполне могли привести и к «прелести», и к падению, а также послужить соблазном для не по разуму ревностного читателя. Ну, например.

«Во время опасной болезни, – пишет игуменья Мария, – когда сей праведный старец лежал на одре своём с великим терпением, он удостоился слышать такое сладкое пение, которое никакой язык человеческий передать не может, и Сама Царица Небесная с великомученицей Варварой, одеяна в белые ризы, посетила раба Своего страждущего и без всяких врачей сотворила его здрава».

Надо бы сразу заметить, что, хотя подобных случаев чудесных исцелений немало описано в житийной литературе, тем не менее, они являются всего лишь исключением, а не примером для подражания, как и питание пророка Илии воронами.

В записках самого отца Алексия о видениях и откровениях высшего порядка говорится, что однажды ночью ему явился Господь Иисус Христос в царской одежде и благословил его. Рядом со Христом стояли три девы в белых одеждах, в которых подвижник признал три добродетели – веру, надежду и любовь. Явилась затем и Царица Небесная. И слышал он голос, который вещал: «Сей есть Сын Мой единородный, Сын Божий».

Явление Господа в сопровождении трёх дев и Царицы Небесной, очевидно, произошло вовсе не для того, чтобы сообщить то, что отец Алексий и так знал – о трёх главных христианских добродетелях, например, или о том, о чём не раз пел вместе с народом в храме: «И во Единого Господа Иисуса Христа, Сына Божия, Единородного, иже от Отца рожденного прежде всех век…» Смысл видения, вероятнее всего, был в духовной поддержке, в которой он, очевидно, лично нуждался. Если святителя Феофана Затворника насторожила подвижническая жизнь отца Иоанна Кронштадского, почему же не могла насторожить она и даже восстановить против отца Алексия не только близких родственников, но и братьев-священников? Посудите сами, единственный не только на всю округу, а на всю Россию какой-то сельский батюшка вдруг взялся «чудить». И это не пустые домыслы или предположения. Ни один священник из всей округи ни разу не посетил его, не испросил совета, не оставил никаких воспоминаний. Даже близкие родственники, тот же отец Павел Вигилянский, женатый на его внучке и которому батюшка передал приход, или дьякон, присутствующий при чуде воскресения отрока, не оставили никаких воспоминаний об этом удивительном человеке, а ведь это были самые грамотные люди того времени. Что это? Нет пророка в своём Отечестве, зависть, непонимание, равнодушие?

Но продолжим об откровениях свыше.

Во время французского нашествия, в 1812 году, когда отец Алексий молился за литургией, чтобы Господь даровал России победу над врагом, он увидел Ангела, посланного Богом, который возвестил ему, что силы небесные двинулись на помощь, что враг будет сокрушён, и что возрадуется вся Россия.

Другой раз во время евхаристического канона, когда отец Алексий произносил слова: «Господи, Иже Пресвятаго Твоего Духа в третий час Апостолом Твоим ниспославый…» – он услышал глас, как бы сходящий на Тело и Кровь Христову, и голос этот вещал: «Сей есть Сын Мой возлюбленный».

А однажды отец Алексий слышал райское пение и видел Самого Господа, Который сказал ему: «Паси овцы Моя, паси избранныя Моя, внемли стаду Моему. Аз же тя поставих над оным стадом горою святою Моею и стража церкви».

14 февраля 1814 года за божественной литургией возвещено было ему от Ангела Господня, что с этого дня он начал проходить ангельскую службу, и в ту же ночь в сонном видении он поклонялся в алтаре Сущему в огне и в свете неизреченном, Самому Богу.

Сам отец Алексий никак не комментирует этих событий и это наглядно свидетельствует о его духовной мудрости – не отвергать и не принимать, ибо хорошо знал из учения святых отцов, что суть христианской жизни не в получении утешений и откровений, а в терпении находящих скорбей. Лишь спустя много лет, незадолго до смерти он расскажет о них всего лишь одному близкому ему по духу человеку, игуменье Марии. Ей же одной рассказывал он и об искушениях дьявольских.

«Во время ночных молитв и поклонов, – записывает она с батюшкиных слов, – враг так сильно смущал его, что приподымал от земли и сильно ударял об пол, и только Божие подкрепление и защита хранили его. Когда же, по немощи телесной, он успокаивался сном, то и тут бесы не оставляли его в покое, толкали и кричали: «Что ты спишь? Царь едет», или: «Пожар у тебя в келье, и ты погибнешь», или: «Воры расхитят у тебя всё!» Каждый раз, пробуждаясь от таких видений, праведный иерей сей творил поклоны или читал Псалтирь и тем укреплял телесную немощь».

В собственных записках отца Алексия есть такие слова: «Попусти Бог на мя искушение и множество многое диаволов снидеся; едва-едва мог именем Господа Бога моего избавитися от них. И литургию едва мог отправити, сопротивляхся им, и заступи мя Пречистая Богородица Владычица и святые Ангелы и угодники Христовы, а, впрочем, что скорбей и болезней от злых диаволов принял, также нощных злых видений Божиим попущением за грехи мои тяжкие, но милостию Божиею спасен был».

Однажды, измученный диавольскими искушениями, отец Алексий молился перед образом Спасителя, чтобы Господь разлучил его душу с телом – и увидел, как образ Спасителя прослезился, и услышал голос, который обещал ему венец праведный.

В одном из своих писем к игуменье Марии батюшка писал: «Терпи, надейся и получишь помощь Божию, а с ней возможешь победить и все восстания врага душ человеческих. Не было бы искушений, не было бы и венцов. Воина за то и венчают, что он грудью стоит против врага за своё Отечество. Враг же души нашей гораздо опаснее всех тех врагов, которые бывают в обыкновенном сражении».

Все эти искушения, как видим, отец Алексий побеждал смирением, считая виною попущения их исключительно свои грехи, тем самым ещё раз подтверждая свою осведомленность в святоотеческом учении, которое при любом искушении советует произносить слова благоразумного разбойника: «Достойно по грехам моим приемлю. Помяни мя, Господи, во Царствии Твоем».

* * *

Как уже было выше сказано, главным занятием отца Алексия после видения Ангела Божия была молитва, пост, бдение и регулярное совершение служб церковных. Нам, живущим в более расслабленное по духу время, уже само ежедневное совершение суточного круга богослужений кажется бременем неудобоносимым, а если вспомнить ещё, что утреня во всех храмах тогда по уставу начиналась в четыре часа утра, после чего следовал двухчасовой перерыв и служилась литургия, то и просто настоящим подвигом. А отец Алексий при этом придерживался ещё и монастырского устава. Молился он, как свидетельствуют очевидцы, постоянно и в своей келье, которую вынужден был пристроить к дому, чтобы не только не стеснять своими подвигами домашних, но и иметь возможность скрывать их от посторонних глаз.

Семейство отца Алексия к тому времени состояло уже из пяти человек: жены Марии Борисовны, женщины очень трудолюбивой и набожной, сына Льва и двух дочерей – Надежды и Татьяны. Позднее у него жили родной брат Александр, заштатный дьякон, и восприемная дочь Матрона.

Дела подвижнические для человека, живущего среди общества, в котором во все времена было немало нищих и убогих, не может не сопровождаться делами милосердия.

Так было и с отцом Алексием. Бедных и неимущих он наделял, чем мог. Часть денег, которые получал от богатых почитателей, отдавал на украшение Бортсурманской церкви, но большую часть, по слову Божию, раздавал неимущим. Поскольку все священники тогда, в том числе и священники-монахи (кстати, вплоть до 1961 года, до богоборческих хрущёвских нововведений) были на «кружке», то есть получали на руки пожертвования за исправление треб и иных богослужений, а не зарплату, как теперь, отец Алексий имел возможность с неимущих и бедных за исполнение треб и служб церковных деньги не брать. Более того, благодаря этой самой «кружке» имел возможность бедным раздавать холсты, чулки, другие необходимые вещи, от своих трудов – лапти, которые плёл обыкновенно после обедни, сидя на лавочке перед окном своей кельи. Частенько крестьяне, которых постигало бедствие (пожар или падёж скота) находили у себя неизвестно кем подкинутые деньги, которые помогали им заново отстроиться и поправить хозяйство. Никто не знал, откуда приходила эта чудесная помощь, пока однажды не увидели, как отец Алексий, подобно святителю Николаю Чудотворцу, тайком подкладывал деньги одному погоревшему мужику. Такое поведение, конечно, не могло не привлечь к доброму пастырю простых и отзывчивых народных сердец.

До выхода за штат отцу Алексию много приходилось ездить по приходу для исполнения треб, и ездил он ко всем с великой радостью и готовностью. А вот в гости ходить не любил, поскольку не любил проводить время в праздности и в пустых разговорах. Поэтому от приглашений всяких постоянно отказывался. Бывал лишь, да и то в самых крайних случаях, у своей внучки, супруги отца Павла Вигилянского, у сына Льва, бездетного священника соседнего села, да у помещика села Бортсурманы Д. С. Пазухина, которого любил и уважал. Семейство Пазухиных в свою очередь глубоко почитали отца Алексия за его многотрудную праведную жизнь. Уважали и почитали его и многие другие помещики, не только из ближайшей округи, но и из соседних губерний – ездили к нему, писали ему письма, испрашивали благословения на те или иные дела, просили совета, святых молитв. Все они признавали его за великого угодника Божия, молитвенника и целителя.