Текст книги "Церковь воинствующая"

Нет, дорогие мои, не напрасно грянул бич Божий. Помните, что Иоанн Кронштадтский говорил ещё во времена первых смут, усмиренных старанием мученика, убиенного Петра Аркадьевича Столыпина? «Если власти, – говорил он, – не примут меры и не освободят Русь от плевел, Господь пошлёт бич в лице нечестивых правителей, и они зальют всю землю кровью». Сколько этих плевел, знали бы вы, было в наших монастырях. А Лавра – сердце России. От больного сердца всему организму плохо. И тогда и впрямь – не обойтись без вмешательства Мудрого Врача. Дай Бог, чтобы пришло выздоровление.

Пришлось также келейничать мне у иеросхимонаха Николая, человека задумчивого и угрюмого. Чем-то схожи они были с покойным Никанором. И когда заболел старец, так страдал, что то и дело, завидев меня, кричал:

– Убей, убей меня, Зосима, не могу больше мучиться!

– Что говорите, старче, смерти нет. Ещё тяжелее станут ваши муки, если не покаетесь. Пока не поздно, раздайте весь этот хлам нищим, не долго вам жить осталось. Вспомните: «Блажени милостивии…»

Дал приложиться ему к Евангелию. «Легче, – говорю, – будет».

А он взял и бросил книгу на пол. Я встал на колени перед растрёпанной на полу книгой, поднял.

– Господи, – говорю, – Ты всегда беседуешь с нами посредством сей книги. И сколько ангелов вьётся вокруг неё!

Старец зарыдал, стал рвать на себе одежду.

– Если б ты знал, Зосима, какой я грешник! Если б ты знал!.. Дай облегчить душу, прими покаяние, умоли Бога, чтобы не мучиться там так, как теперь здесь!

– Старец, я кликну духовника, и вы покаетесь.

– Не смей, не надо духовника. Только тебе открою душу, никому более. Принимай покаяние, иначе убью себя… Сжалься надо мной, Зосима, ты ещё молод, я старик, когда станешь духовником, тогда и отпустишь мне грехи.

Я покорился. И чего только не наслушался от него. Представьте себе, грехов своих он никогда не открывал из стыда, к Святым Тайнам приступал всю жизнь в суд и осуждение. Несчастный извивался и корчился от душевных мук, как от физической боли.

Опустился я тогда на колени пред иконой Царицы Небесной и со слезами стал молить о помиловании кающегося грешника. Тогда я дал ему обещание, если кто попросит за него отпустить грехи, когда буду иметь на то право, то прочту разрешительную молитву. А пока не поздно стали мы с ним раздавать всё его имущество. И тоже отошёл он тихо, с молитвой.

Лишь много лет спустя, по просьбе моей духовной дочери я отпустил ему грехи на её главе. И, думаю, несказанно возрадовалась в ту минуту его душа! Ведь связь с умершими очень тесная. Было видение одному старцу адского пламени, той непрестанно текущей реки. Видел он стоящего близ неё ангела, который, заметив, как один из грешников улыбнулся, спросил его о причине. «Вот уже сто лет, – ответил он, – как я нахожусь в этих страшных муках, утратив всякую надежду на помилование, но сегодня, наконец, родился человек, который будет меня поминать и я спасусь».

Однажды послали меня по вокзалам собирать милостыню на монастырь. «Это дело по нём, пусть юродствует!» – посмеялись мне вслед.

Взял я в руки палку, котомку и пошёл. Как я уже сказал, прошло немало лет и многих из пришедших гораздо позже меня уже рукоположили, а я всё был в прежнем чине, простой монах. И не то чтобы особо кручинился об этом, но время от времени думал.

Сижу я раз на вокзале с монастырской кружкой, подошёл ко мне трёхлетний мальчик, встал напротив и смотрит в глаза. Знаете, как детки иногда? Глазки кругленькие такие, ясные! Дай, думаю, спрошу его?

– Скажи-ка, голубчик, буду ли я иеродиаконом?

– Будешь.

Да так отчётливо произнёс. Ну, думаю, ласковая душа.

– А иеромонахом?

– Будешь.

– А архимандритом?

– Будешь.

Ну, думаю, заладил. Выучил одно слово. И то сказать, ему по младенчеству ничего не жаль. И спрашиваю:

– А митрополитом?

– Не будешь.

– Это почему же? – оторопел я.

– Так Богу надо.

Пока я лазил за просфоркой, он исчез.

Немного погодя послали меня к митрополиту Иоаникию в Петербург. Пошёл я к отцу Варнаве за благословением, а тот говорит:

– Приедешь, вещи не вынимай, обратно ехать придётся.

Так и вышло. По возвращении в Лавру мы с тремя братьями занимались у архимандрита Николая науками, сдавали, как теперь говорят безбожники, экзамен на ликбез. А незадолго до рукоположения получил я письмо от своего духовника, отца Андрея Щеглова, в схиме Авраамия.

«Дружочек мой, – писал батюшка, – думал я, не придётся тебе быть в сане, а выходит иначе. Сама Царица Небесная возводит тебя на первую ступень – иеродиаконство, а получив его, готовься ко второй – иеромонашеству».

Удивительно было для меня это письмо. Среди начальства и речи не заходило об этом. Только после этого стали напоминать об этом наместнику люди совершенно посторонние.

Жила близ Лавры благочестивая полковница, Екатерина Андреевна. Рассказывали мне после очевидцы, пришла она как-то к наместнику и говорит:

– Что это вы всё Зосиму обходите? Посвящаете мальчишек, а его что?

Эконом ей и отвечает: он-де взял на себя святость, а в Лавре таких святых не любят. Жил бы как люди, давно иеромонахом был.

– Ах вы, псы! – вскричала она. – Для чего же вы в монастыре живёте, если не любите святости? Образ монашеский потеряли, жён заводите, развратничаете?

А тут ещё приехала старица из Шамордина, духовная дочь отца Амвросия. В руках у неё была палка и она грозила ею: «Ах вы убийцы! Зосиму до смети почти довели! Посвятите его хоть теперь, пока не отошёл ко Господу. Он же совершенно больной!»

Вскоре и рукоположили меня в диаконы, а затем – иеромонахи. Рукополагал преосвященный Трифон (Туркестанов).

Дали мне послушание духовника. И с той поры, как сподобил Господь узнать чужое горе, я совсем забыл про своё. Бойтесь, дорогие мои, осуждать старцев. Помните, как батюшка Серафим Саровский говаривал: «Кто против нас с Владычицей пойдёт, тому не будет покоя не в этом веке не в будущем». Поэтому, возвращаясь назад, расскажу вам один случай, проишедший вскоре после облачения меня в мантию.

В тот день постригли нас десятерых и по обычаю несколько суток прожили мы в храме, а когда вышли, я предложил сходить на поклонение к «Черниговской» и к старцу Варнаве для благословения. Пятеро согласились, остальные остались, причём один из них сказал с презрительной усмешкой:

«Чего я забыл у этого лживого пророка Варнавки?» Посмотрел я на него и восскорбел духом.

Пришли мы к старцу, народу, как всегда, много. Не ведаем, как попасть. Да заступилась Царица Небесная. Вышел старец на крылечко, кличет:

– Пожалуйте, отцы святые. Отец Григорий поставь самоварчик, напои великих старцев. А ты, Зосима, куда ни садись, всё равно духовником всей братии будешь. Всех переживёшь, и придёт время, в Лавре один останешься. А из вас, отцы, трое кресты золотые носить будут, а двое протодиаконами станут.

Так впоследствии и получилось, как батюшка сказал. Великий был старец. А вот что сталось с тем злополучным монахом.

За ослушание сослали его в Николаевскую пустынь. Пути монашеского он совершенно не понимал. Враг захватил его душу и довёл до отчаяния. Оставленный в мрачной полуразрушенной келье Николаевской пустыни, он совсем обезумел, поднял с пола нож; для чистки картофеля и перерезал себе горло. Умирал, как рассказывали, страшно, хрипел и всё обвинял других в своей смерти. Больно было слышать об этом. После долгих молитв за несчастного, однажды увидел я его во сне. Он шёл, отворачивая лицо, в рваной грязной одежде. Вокруг него прыгали бесы с дрекольями и пиками. «Где твоя мантия?» – спросил я его. «Нет у меня ее. Дай мне свою». Я снял мантию и накинул на него. С тех пор он мне не снился ни разу.

А был ещё при мне в Лавре некий отец Феоктист. Как другие некоторые накопил и он несколько тысяч. Однако помог Господь уговорить его раздать всё нищим, так что ничего в келье его не осталось, кроме двадцати рублей, о которых я узнал от покойника во сне. Кающаяся душа благая и говорить о ней приятно. Но для душевной пользы расскажу вам ещё один случай, не называя имени.

Не раз говорил я одному брату: «Покайся, ведь скоро сойдёшь с ума со своим богатством. Куда пойдут твои тысячи и на что годны? Давай почитаем акафист». А он: «Что я, баба деревенская – акафисты читать?» И сошел с ума. После смерти он явился мне во сне и душил, показывая, как томят его душу нераскаянные грехи.

А теперь расскажу я вам случай хождения по воде.

Послал раз наместник меня к отцу Агафону. Шёл я ближними путями через пруд. Вода уже пошла, но на краях был ещё снег и лёд. Я подумал: и дальше так же. Перекрестился, иду, палкой путь впереди пробую, вдруг чую, палка провалилась, тогда я помолился и за послушание пошёл по воде. Увидал меня с берега скитский иеродиакон и кричит:

– Отец Зосима, ты никак чудеса стал творить!

– Прости, – говорю, – отец диакон, думал тут лёд, а тут вода, я и пошёл за послушание, к тому же со мной икона преподобных Зосимы и Савватия и Богородичная просфора.

Никому я об этом не рассказывал, впервые говорю. И кто может этому поверить? Но по священству говорю истину, сухой вышел из воды, даже сапоги не намочил.

6

После наместника, отца Павла, доброго и отзывчивого, водворился отец Товия. При нём духовная жизнь Лавры пришла в большой упадок. Когда я стал править чреды, отнял он у меня кружку, пятнадцать лет пришлось мне служить бесплатно. И за всё я благодарил Бога. Известно, дьяволу такое дело не по нутру. И вот однажды приятель Товии Анфим попросил помочь переставить ему гардероб. Только я взялся, он вдруг повалил его на меня, и я оказался под ним на полу. Анфим насел сверху и стал давить. Давит и хохочет. Хорошо вошёл в ту минуту приезжий посетитель и помог выбраться. Анфим вскоре умер, и я прилежно молился о нём. Однажды он подошёл ко мне во сне и поцеловал руку.

Нападали много раз на меня и потом, так что раз пришёл я к старцу Варнаве и говорю:

– Благослови, батюшка, перейти в другой монастырь.

– Нет, – отвечает, – тебе на то моего благословения. Терпи и спасёшься. И запомни: выпрошено – выброшено.

А вскоре сняли отца Товию с послушания. От стыда он сделал вид, что ушел по болезни за штат. Но его так не любили в Лавре, что пришлось ему уехать. Случай этот научил его смирению. Дважды просил он у меня со слезами прощения. Вскоре принял он схиму и умер.

После него стал наместником отец Кронид и поставил меня духовником всей братии. При нём я получил крест и набедренник. Было время, запрещали мне принимать посетителей, но я не мог отказать страждущим и пойти против любви. К тому же явилась ко мне во сне Царица Небесная и велела принимать народ. Себя же я всецело предал Господу. Иногда ведь человек сам не понимает, что скажет ибо глаголет его устами Господь. И надо молиться так: «Господи, Сам во мне живи, Сам говори, Сам действуй». И когда Господь глаголет чрез уста человеческие, все слова его действенны, всё сказанное исполняется, и дивится сему говорящий. Только надо иметь твёрдую веру и отдать сердце Господу. И мудрствовать в таких случаях нельзя, а жить надо так, чтобы Господу был доступ. Не стремитесь к богатству. Отдай душу в ад, будешь богат. Живите честно и помните, нет у нас здесь постоянного града, но взыскуем грядущего. Ходите всегда пред лицем Господа и помните, каждый наш добрый поступок записан Ангелом, а грехи пишет тёмная сила. Ничего нельзя сделать тайного, чтобы потом не открылось. Кайтесь, пока не поздно, смиряйтесь и спасайте душу. Почаще читайте Евангелие. Старайтесь проникнуться им. Стремитесь, чтоб Дух Божий обитал в вас, чтобы нам быть учениками Христовыми. Надо любить людей делом, а не словами. Проявлять о всех заботу, прощать. Смотрите, не творите милостыни напоказ, как фарисеи. Пропал для вечности тот день, в который не сотворили милостыни. Милостыня помогает нам получить благодать Святаго Духа. Она может из ада вызволить грешника. Смотрите на каждый свой день, как на последний. Наше сердце хуже, чем в муках всех видов земных страданий, будет болеть об утраченном благе навеки, попав в ад. Будьте же добры и осторожны. Не унывайте, терпеливо несите свой крест, возложив печаль на Господа. Энергичнее понуждайте себя ко всему доброму, идите по узкой стезе добродетелей, которая приведёт вас в Царство Небесное. Помните, Бог дал нам свободу и насильно не берёт никого. Надо проявлять усилие воли, чтобы получить в сердце благодать Святаго Духа. Если бы Господь не дал нам свободы, Он уничтожил бы этим путь веры и привёл бы к Себе путём принудительного знания. Не говорите, как некоторые невежды: «Докажите нам существование Бога и тогда мы поверим…» Тогда не будет веры, если доказать, а будет принудительное знание и не будет дороги ко спасению. Когда же в сердце свободно совершён акт веры, тогда Господь даёт также и доказательства истинности веры, которые несравнимо выше всех научных доказательств. Всегда помните, нужно проявить в жизни свободное усилие для приобретения добродетелей и для общения с Богом в молитве. Насильно Господь к себе никого не возьмёт. Берегите жемчужину веры, она есть путь к вечному блаженству. И вашему, и близких вам людей.

Был у меня в Лавре друг, отец Ириней, архимандрит, человек высокой духовной жизни. Приходит он однажды ко мне и говорит:

– Исповедаться пришёл и проститься, хочу завтра после ранней обедни умереть.

Я возражаю:

– Что ты, отец Ириней! Ты ещё не стар, здоров, откуда такие мысли?

– Я верно говорю. Выручай, во втором пришествии будешь мне защитником.

– А может, поживёшь?

– Нет, ты будешь за меня всем отцом и наставником. Такова воля Царицы Небесной.

Исповедал я его и мы простились. Поутру, проходя мимо его кельи, говорю послушнику:

– Передай поклон другу моему Иринею.

А он мне на это:

– Твой друг на столе лежит. Причастился за ранней, пришёл, я пока самовар ставил, а он уж на кровати затих, руки скрестив.

Если кто верит в Бога, несомненно должен верить и в то, что все обстоятельства нашей жизни совершаются по Его воле или попущению. Мы должны быть бодры. И очень оскорбляем Господа, когда от печали и горести впадаем в уныние, ропот и отчаяние. Душа унылая вся горит в огне, хуже геенского, нет в ней иного чувства, кроме одного – всё убивающего, всё сжигающего. Величайший подвиг – терпеть без ропота до конца дней своих всё, что пошлёт Господь. Никогда не должно приписывать себе тяжких случаев, бывших с нами или близкими. Не от нас это, а ниспосылается, как крест, и нести его надо благодушно, воодушевляясь светлой надеждой и твёрдой верой. В вечной жизни скорбь, перенесённая с благодарением, даст и тебе, и твоим близким такую радость и такую близость к совершенной Любви и Истине, которую вообразить не можем. Если несём скорбь с терпением, свидетельствуем верность Христу, показываем свою любовь. Всё земное благополучие непродолжительно и оканчивается смертью. Будем всегда стремиться к вечному и помнить о вечной жизни, а также слова Господа: «В чем застану, в том и сужу».

7

Жил у нас в Лавре блаженный Николай. Был когда-то военным. Но по болезни сорок лет не вставал с постели. Лежал сначала на частной квартире, затем поместили его в монастырскую богадельню. Родные его примерли, ухаживать за ним было некому. Но он всё благодушно терпел и молился. За его терпение и смирение даровал ему Господь прозорливость.

Часто посещал я его, и он меня любил. Ещё в 1907 году говорил он, что царя не будет, Лавру закроют, монахов разгонят и будут все жить по частным квартирам. А мне даже сказал:

– Дадут тебе в Москве разорённое подворье, у чад своих жить будешь, и сделают тебя архимандритом. Готовься вон из Лавры.

Никто ему тогда не верил, а теперь, поди, многие затылки чешут. Однажды на моих глазах исцелил он мою престарелую сестрицу Машеньку. Благословил помазать из лампадки её ослепшие глаза – и ещё лет десять жила она зрячей.

Однажды, помню, зашёл к Николаю человек. Блаженный выхватил из его рук палку и говорит:

– Не твоя, не отдам. Твоя за выгоном валяется.

Оказалось, что тот, выйдя с выгона, увидал пьяного и рядом с ним новую палку, взял он её, а свою за выгон бросил.

Много лет подряд блаженного причащали ангелы, приходя под видом игумена и монахов. Приходили ночью. Блаженный не знал, что это сила небесная, принимал за монахов и радовался и был очень благодарен за такое отношение к себе игумена. Я же узнал об этом от него, когда братия сообщила, что в богадельне лежит болящий Николай, и что вот уж тридцать лет его никто не причащал. Пошёл я, исповедал его, причастил. Он и рассказал всё. С тех пор стал я к нему ходить.

Много, помнится, просил я Господа, чтобы он вошёл в меня, чтобы ничего не смел я говорить против Его воли. И благоговейно-страшно иногда бывает ощущать в себе силу и глас Божий. Знаю, что иногда больно делаю людям этим словом, но иначе не могу. Своего я теперь никогда не говорю ничего, и сбывается всегда слово Господне, потому как оно есть Истина и Жизнь.

Не раз, помнится, предупреждал я наместника, отца Кронида:

– Явился мне преподобный Сергий и сказал: «Разгонят вас по частным квартирам. Буду я жить у духовной дочери на Пречистенке, а ты в десяти верстах от Хотькова».

Однако все продолжали жить по-прежнему.

Незадолго до революции, в один из больших праздников, в Успенском соборе из Царских врат вышла Царица Небесная в сопровождении четырёх великомучениц, грустно глянула на нас, лаврских монахов, и сказала: «Здесь иноков нет, кроме, разве, трёх-четырёх». И пропала. Не все это видели, только некоторые, и я, грешный, сподобился.

Монашеская одежда ещё не делает человека монахом. Вступившему на этот путь надо по возможности подражать жизни ангельской. Жить в непрестанной молитве, в любви ко всем людям, исполнять все добродетели, пребывать в смирении, считать себя за ничто, никого не осуждать и всеми силами, с помощью Божией, стараться о спасении ближних. Непрестанно надо напоминать людям о вечности, не проходить равнодушно мимо гибнущих от неверия. Как пройти мимо реки, в которой неразумные дети тонут. Разве не вытащим мы их тотчас. Как же пройти мимо безбожников, грешников, еретиков, которые тонут в реке заблуждений, тонут на всю вечность, и дно адово поглощает их навсегда. Жаль их, не понимают, что верующие видят Бога куда ярче, чем они – солнце и небо.

Цель христианской жизни, как сказал преподобный Серафим Саровский, в стяжании Духа Святаго. И когда просветится Им низменная природа человеческая, тогда служат ближнему в подвиге чистой любви, примерами высочайшей мудрости и красоты. Как приобрести это сокровище, учат нас святые своею жизнью и боговдохновенными писаниями. Не забывайте об этом. Иначе не миновать беды, как не миновали её мы, лаврские монахи и весь народ русский.

Многие со слезами покидали монастырь, не хотелось уходить и мне. И если бы не преподобный, там бы и принял мученическую кончину. Всех уже выселили, один я остался. Пришли раз из администрации в бушлатах, кожанках, с наганами.

– Ты что, старик, приказ не слышал? – закричали они. – Или тебя за шкирку выкинуть?

Я провёл крестом между ними и собой невидимую черту и сказал:

– Кто переступит эту черту, падёт мёртвым.

Подействовало.

– А он ещё и сумасшедший. Слышь, старик, последнее предупреждение. К утру чтобы и духу твоего тут не было! – сказал один из них, и они ушли.

Ещё прежде подходил ко мне отец-настоятель, скорбный, прежней важности ни на грош.

– Куда, – спрашивает, – мне податься, ума не приложу?

– Ступай, – говорю, – куда меня преподобный благословил, там тебе хорошо будет, а я пойду, куда глаза глядят.

А мне ещё прежде явился преподобный во сне, не во сне и сказал: «Дух мой уйдёт, а мощи на поругание останутся. Уходи и ты». И назначил место пребывания.

Но по любви уступил я его настоятелю, а сам, прибыв в Москву, к Сухаревой башне пошёл, недалеко от неё часовенка была. Прислуживающий в ней монах спросил:

– Откуда, старче Божий?

– Из разрушенной пустыньки, – говорю.

– Оставайся у нас ночевать.

– Нет, – говорю, – боюсь, вас заарестуют.

И в ту ночь арестовали их всех.

Пробрался я на Сербское подворье, а потом тут, на Тверской оказался, да ещё с Саввинским подворьем во дворе. И служить иногда позволяли.

Простому человеку, подчас, легче спастись. Но знание основ веры всё же необходимо. Припоминается мне один трогательный случай.

Было это в нашей глухой русской деревушке. Разумеется, в прошедшие времена, ибо ныне все деревни шумные, а глухих вовсе нет. А прежде были и немало.

Жил в такой деревушке крестьянин-сирота, совершенно неграмотный, но весьма трудолюбивый. С детства навык он внимать своей совести и никогда не оскорблял её ослушанием. Если хоть раз человек ослушается совести, то и вовсе перестаёт слышать её.

Простец был постник, довольствовался малым, всегда был бодр и жизнерадостен, никого не судил, считал себя ниже всех и ко всем в батраки нанимался. Жалели и его.

Однажды услышал он от какого-то странника, что для того, чтобы спастись, надо взять крест свой и идти за Христом. Убогий ни разу не был в церкви: всё в работниках да в лугах с чужой скотиной. Крестили его в детстве, никто его не наставлял, и слова – взять крест и идти за Христом, понял буквально.

Заказал огромный деревянный крест, оставил, какое было, имущество, работу бросил, взвалил на спину крест и пошёл, куда глаза глядят. Никто его не останавливает, не спрашивает, все думают, на кладбище несёт. И так от села к селу.

Однажды наткнулся он в лесу на мужской монастырь, постучал в ворота. Отворил привратник:

– Стой, куда с крестом лезешь?

– Не подскажешь ли, как пройти мне ко Христу, из сил выбился крест свой нести.

Удивлённый монах побежал к игумену, тот велел привести простеца.

– Да нейдёт, крест свой оставить не хочет, а с крестом в дверь кельи, говорит, не пройду – больно велик.

Вышел игумен, поговорил с простецом и узрел человека Божия.

– Мы тоже идем ко Христу, можем и тебе помочь, – сказал ему игумен.

– А где же ваши кресты?

– Они в нас, мы несём их внутри себя.

– Это как?

– Оставайся – узнаешь. И вот тебе первый урок-послушание – уборка церкви. Туда снеси и крест свой.

Впервые с трепетом вошёл простец в церковь и стал убираться. Убирался, убирался, присел передохнуть, глянул вверх и обмер: над алтарём был сделан большой крест с изображением страдающего Христа. Ничего подобного он никогда не видел. Пригляделся, видит: в руки и ноги вбиты гвозди и сочится кровь, и на боку кровавая рана. Голова тоже окровавлена, лицо опухло и избито.

– Кто Ты, Человек? Видно и Ты нёс свой крест, да так и помер на нём. Как же Ты на нём всё висишь?

Сердце его обливалось кровью, он почувствовал жалость к Страдальцу.

– Жизнь бы, – говорит, – я отдал, чтоб помочь Тебе. Как же Ты без еды? Сойди с креста, я Тебя покормлю.

И на коленях всё молил:

– Научи, как и куда надо нести мне крест свой? Или может тоже распяться на нём, как Ты?

И так несколько дней и ночей припадал со слезами.

И сошёл Господь со креста и учил простеца, как надо нести крест свой, чтобы войти в Царство Небесное. И открыл Господь тайну Триединого Бога, тайну любви Святой Троицы: Отца и Сына и Святаго Духа.

– Я Сын Отца Небесного, и крестом своим искупил род человеческий. Без креста никто не войдёт в Царство Небесное, не получит в сердце благодать Святаго Духа. Только надо соединить крест свой с крестом Голгофским, обвить его ризами – делами милосердия.

Всему внял простец и принял в сердце Духа Святаго.

И открыл ему Господь, что через несколько дней отойдёт он в Царство Небесное. И стал с радостью готовиться простак к смерти. И открыл он игумену час кончины своей. Прослезился игумен и просил замолвить и за него словечко. От всего сердца стал просить простец Господа:

– Возьми и его, Господи, в Царство Небесное.

– Он ещё не готов, – был ответ.

– Тогда возьми его за ту милость, что оказал мне, за двойную порцию хлеба, половину которой я принёс Тебе, помнишь? Сотвори ему милость ради его милости. Не лиши и его Твоей милости и радости.

И внял Господь мольбам простеца, и открыл ему час смерти игумена, и поведал простак игумену час кончины его, и стал тот готовиться к переходу в вечность. В назначенный день и час отошёл простак ко Господу, а спустя две недели и игумен.

«Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят».

Без благословения Царицы Небесной ничего не начинайте. А закончив дело, благодарите Её. Возжигайте почаще лампады пред Её иконами и, если можно, заведите неугасимую лампаду. Если кто заболеет, пусть помажет себя или других маслицем, горевшим пред чудотворной иконой Божией Матери. Это будет во исцеление души и тела болящего. И когда молитесь, говорите с Царицей Небесной, как с живым человеком. Вы даже и не представляете, как она близка к нам.

Всю свою жизнь я провёл под её покровом. И покров Её, как читаем в акафисте, ширше облака, объемлет всех чад Её, всякого, кто Её почитает. Ежедневно по числу часов во дне читайте «Богородице Дево, радуйся», испрашивая при том благословение. Таким образом, вы стяжаете привычку благую и никогда не лишитесь Её благодатной помощи. Испрашивайте благословения не только себе, но и на своих близких. Радостно мне, когда кто-либо из вас исполняет Богородичное правило, завещанное Владычицей преподобному Серафиму. Такой находится под особым Её покровом. Правило это заключается в ежедневном внимательном прочтении 150 раз этого Архангельского обрадования, то есть «Богородице Дево, радуйся». Когда-то это исполняли все христиане. В келье преподобного Серафима была обнаружена книга с описанием множества чудес по молитве к Богоматери и в частности от чтения этого правила.

После каждого десятка молитесь и своими словами. Надо и к этому приучаться. Много у нас разных нужд, вознесём их к Божией Матери.

И Псалтырь, как заповедано правилом, читать должно. А когда неможется, просите кого-нибудь, если есть возможность, вам почитать, как я прошу Катю.

Почаще обращайтесь к преподобному Сергию Радонежскому. Свидетельствую своей совестью: преподобный с воздетыми руками стоит у Престола Господня и молится за нас. Если бы вы знали силу его молитв и любви к нам, то каждый час обращались бы к нему, прося помощи, заступничества и благословения для всех, о ком болит ваше сердце – и за живых, и отшедших. Любящее сердце не болеть не может. В моей епитрахили зашита частица мощей преподобного. Много чудес видел я, неся послушание у его раки. Видел, как отец Иоанн Кронштадтский подошёл к ней и сказал: «Преподобие отче Сергие, друг мой, хочу тебе подражать, по твоим стопам идти». И мы знаем, что внял его прошению преподобный Сергий. Стал и отец Иоанн печальником и молитвенником о земле русской.

Не забывайте, дорогие мои, никогда подвигов преподобного Сергия и преподобного Серафима Саровского, подражавшего ему. Оба особенно связаны с милостью Царицы Небесной. Владычица наяву являлась им, укрепляла, исцеляла. Не будем забывать о Её любви к ним, ибо Сама сказала: «Этот от рода нашего». Как можно чаще будем прибегать к их заступничеству, помнить их жития. Заучивать на память их наставления и Матерь Божия не оставит нас и наших близких за молитвы избранников своих.

Святые не на словах, а на деле любили Бога и в Боге – всех людей. Весь мир лежит во зле, но сам по себе – не зло. Не может быть злом творение Божие. И лишь человек, по причине падения, всё обращает себе во зло. И миром правят страсти. И часто люди любят их больше Бога. И тем нарушают внутренний закон и слово Господа. Мы должны стяжевать любовь – и делами любви облегчать жизнь наших близких, особенно страждущих.

Приближаясь к небу непрестанным покаянием, будем приближать и других к Богу. Бог есть любовь. Некоторые люди называют любовью совсем противоположные чувства: страсть, эгоистическую привязанность. Учитесь, дорогие мои, настоящей любви у преподобных Сергия и Серафима, подражайте их смирению.

Рассказываю и велю записывать Екатеринушку о себе, недостойном, лишь по велению Царицы Небесной. Не ради меня были явлены эти милости. И вы расскажите другим, которых не увижу телесными очами, и кто помянет меня, грешного, того и я помяну и увидимся мы в жизни вечной, ибо для молитвы нет преград и расстояний.

8. Из записок Екатерины

«Незадолго до кончины, батюшка ездил в Саров. Обитель уже была разорена и закрыта, мощи преподобного Серафима увезены в неизвестном направлении богоборцами. Память о дивном старце пытались вытравить из сознания народного. Но тропинка к источнику ни летом не зарастала, ни зимой не покрывалась снегом. Помнится, рассказывал батюшка, что всё не решался войти в холодную воду. Наконец вздохнул и сказал:

– Отче Серафиме, ты ведаешь, какой я больной, слабый, старый, не снесу холода, заболею и домой не попаду, помоги, согрей воду.

И когда вошёл в источник, вода стала почти горячей. С великим благодарением вспоминал всегда об этом батюшка.

А потом уж никуда больше не ездил. И не только по болезни. Кругом шли повальные аресты, расстрелы, ссылки. Люди боялись друг друга из-за возможности доноса. Нести горе в себе было очень трудно, а поделиться было почти не с кем. Вот и шли к батюшке, зная, что он лаврский монах.

Когда батюшка совсем ослаб и не мог себя обслуживать, ему стала помогать Грушатка, как он её звал. Образования у неё не было, опыта духовного тоже, зато – строгий монашеский ДУХ.

Как-то пришла я к батюшке, он и говорит:

– Вот, наконец, и человек пришёл.

Грушатку задело.

– А мы, разве, не люди, батюшка? – сказала она. – Человек! Ну, так я вам расскажу про неё, что она за человек.

И стала рассказывать, как на праздник в Даниловом монастыре, я будто бы причастилась за обедней три раза во всех трёх приделах.

– Зачем ты сочиняешь небылицы? – удивилась я и посмотрела на батюшку в надежде, что он сделает Грушатке замечание.

Но батюшка промолчал. Грушатка ушла на кухню.

– Ну, какая, скажи, ты мне духовная дочь, – обратился ко мне с укором батюшка. – Такой напраслины перенести не смогла, стала оправдываться. Придёт Грушатка, кланяйся ей в ноги и проси прощения.

Иногда батюшка по ночам наливал из водопровода в пустые бутылки воды и потихоньку, чтоб никто не видел и не слышал, мыл пол в келье после ухода посетителей. Поутру Грушатка набрасывалась на него:

– Опять всю ночь пол мыл? Неймётся тебе! Ведь больной! Да я в четверть часа лучше бы вымыла!

– Ты бы так не вымыла, Грушатка, – возразил батюшка. – Я, когда мою и счищаю грязь, прошу Господа, чтобы и посетившие меня так же очищали грязь греховную, чтоб убелил Христос их души, чтоб осветил ярче солнца добродетелями. Как мне не легко мыть, так и они пусть не боятся трудностей на пути покаяния. Коль мне иногда и такая молитва нужна, что ты на меня нападаешь? Я и о своих грехах плачу, готовясь к переходу в вечность.