Текст книги "Костяные корабли"

14. Собрание холодных душ

На обратном пути в вонючую комнату на Рыбном рынке Миас решила зайти к сапожнику на Хоппити-лейн, где по традиции работали те, что родились без ноги или стопы. Здесь они делали обувь. Оттуда они направились в переулок Хенди, где по традиции те, что родились без руки или кисти, занимались шитьем одежды. Пока они шли по переулку, леворукие освистывали праворуких, и наоборот, но Миас не обращала на них внимания, она направлялась к портному, которого хорошо знала. После чего они вернулись в свою комнату, чтобы еще немного поспать – Миас предупредила, что завтра их ждет трудный день.

Но сон не шел к Джорону. Он был рассержен. То, как Миас использовала его историю в качестве инструмента для манипуляции Индилом Каррадом, наполняло его яростью, причины которой он не понимал. Она отнеслась к памяти его отца так же равнодушно, как Рион Каррад к его жизни. С гневом мешалась тревога. Сапожник снял с него мерки, чтобы сделать хорошие сапоги, а портной – сшить куртку и штаны, но у Джорона не было возможности за них заплатить. Он уже давно пропил все свое железо. Как он сможет сказать об этом Миас, когда придет время?

Но сквозь обиду и дурные предчувствия пробивалось нечто другое: возбуждение. Аракисиан. Никто из ныне живущих не видел живого кейшана, и то, что он сможет стать одним из немногих, кому доведется взглянуть на потрясающего зверя, наполняло Джорона благоговением. О, он не сомневался, что их миссия будет очень опасной. Но если человеку суждено умереть, это будет достойная смерть. Морской дракон!

А если он каким-то образом сумеет доставить его кости в Бернсхьюм? Если что-то и поможет ему покинуть черный корабль, то именно такая удача. Может быть, Каррад и Миас стремятся к окончанию долгой войны, может быть, это достойное желание, настоящая мечта. Но мечта, а жизнь на Ста островах учит тому, что они никогда не сбываются. Жители Ста островов сражаются, чтобы себя защитить, а обитатели Суровых островов убивают ради удовольствия. Мысль о том, что между ними может когда-нибудь наступить мир, напоминала один из капризных трюков Девы, которые она любит устраивать слишком наивным людям.

И каково его место при таком раскладе?

Кому он будет хранить верность?

Только представить себе – сдать двух предателей и тело кейшана? Отомстить Индилу Карраду, и тогда его будут уважать. Он станет важной фигурой. Конечно, Миас придет конец, но почему это должно его волновать?

Речь не об уважении, мальчик, речь о верности.

Голос отца.

Так или иначе, но он увидит аракисиана.

Джорон все бы отдал, чтобы разделить это переживание с отцом.

Он вертелся на сырой кровати в доме на Рыбном рынке, с нетерпением ожидая момента, когда Глаз Скирит заглянет в комнату и Миас начнет новый день. И, когда это произошло – внутрь проникло копье слепящего света, полное золотой пыли, – он не отдохнул, но был полон энергии. Пока Миас мылась в тазу с грязной водой, он расхаживал взад и вперед, и доски из джиона жалобно поскрипывали у него под ногами.

– Если тебе так хочется ходить, подойди к нашей двери и выясни, что там снаружи, – сказала Миас.

Джорон остановился и наморщил лоб.

– Что?

– Просто сделай, как я сказала.

Джорон открыл дверь и с одной стороны от проема обнаружил пару сапог – он понятия не имел, как они туда попали; возможно, простояли всю ночь. Как он мог не услышать, что их принесли?

– Мои сапоги? – спросил Джорон.

– Разве я не говорила, что хранитель палубы должен ходить в сапогах? – спросила Миас.

– Да, но я хочу с сожалением признаться, что…

– Вопрос с деньгами уже улажен. – Она махнула ему рукой, потом подняла ее и стала мыть тряпкой подмышку. – Так что можешь их надеть. Сначала, пока ты к ним не привыкнешь, они будут немного жать. У тебя на ногах появятся мозоли, но тебе придется это перетерпеть. Сегодня тебе нет смысла мыться, – добавила она, – поскольку твоя одежда ужасно воняет, какой бы чистой ни была кожа под ней, но до нашего ухода сюда доставят более подходящую. И теперь ты будешь чистым, даже если мне придется каждый день швырять тебя в море. Ты теперь офицер, тебе понятно?

Джорон кивнул, но эта женщина умудрилась снова его смутить.

– Тогда надевай сапоги, – сказала она, – а потом найди еду. Под отворотом одного сапога должна лежать монета, таков был уговор.

В Бернсхьюме царили суета и шум, но найти еду оказалось совсем несложно. Хотя Глаз Скирит едва успел проснуться, торговцы уже вышли на улицы, и вонь гниющей рыбы с рынка мешалась с ароматами пекущегося хлеба и жарящегося мяса. И если еда пахла не слишком аппетитно, она хотя бы не воняла, как рыбный рынок по ночам. Джорон купил два пирога с рыбой у самой чистой торговки, женщины с изуродованной челюстью, и вернулся обратно. Миас вышла ему навстречу, когда он подошел к двери с набитым пирогом ртом, его не волновало, что в нем полно костей, зато он был горячим.

– Спасибо, хранитель палубы, – сказала она, забирая пирог, и он кивнул. – Мы сразу отправимся в доки флота, чтобы проверить, как чинят «Дитя приливов». А оттуда пойдем в гавань, посмотреть на тех, кто вольется в нашу команду. – Она замолчала и поднесла пирог ко рту. – Впрочем, сначала мы займемся другими делами. – Она повернулась и зашагала вперед, продолжая энергично жевать.

Нам предстоит трудный день, сказал он себе и последовал за ней, и очень скоро обнаружил, что начал хромать, как Миас и обещала, сапоги сдавливали пальцы и натирали пятки.

– Нам нужно найти карты, – сказала Миас.

– У меня нет денег, – ответил Джорон.

– Тебе нет нужды постоянно напоминать мне о своей нищете, – сказала она, не глядя в его сторону. – У меня полно денег, и мне они не нужны.

– Разве у тебя не конфисковали все, что ты имела, когда вынесли приговор? – спросил Джорон.

– Только то, что сумели найти, – ответила Миас. – Карты мы получим в Великом Жилище, и не важно, захотят нас там принять или нет.

– А тебя принимают в… – Джорон смолк, когда сообразил, что собрался произнести крайне неприятные слова, но было уже поздно.

Голос Миас, который до этого был вполне доброжелательным, наполнился угрозой, когда она к нему повернулась.

– Ты уже видел, как меня принимали, когда я привела в гавань «Дитя приливов». Вероятно, в Великом Жилище будет так же. Тиртендарн Джилбрин может призвать нас к себе, если меня увидят; тебе следует к этому приготовиться.

Не успел Джорон ответить, как Миас решительно зашагала вперед, и он последовал за ней, несмотря на то, что его ноги отчаянно жаловались после каждого шага по мостовой.

Доки флота были самым крупным сооружением в порту Бернсхьюма и занимали почти всю внутреннюю часть полумесяца острова. Джорон насчитал тридцать кораблей, стоявших на стоп-камнях, и еще четыре в сухих доках, в лесах из камней и костей. И лишь один корабль выкрашен в черный цвет позора. «Дитя приливов» выделялся, как дохлый цыпленок в процветающей колонии, вокруг него образовалось свободное пространство, словно другие корабли его чурались. И даже те, кто на нем работал, казалось, двигались медленнее и с меньшим желанием, чем те, кто трудился на белых кораблях, которые сияли на солнце и звенели от песен рабочих, а «Дитя приливов» поглощал свет, присев на корточки в своей колыбели.

– Кажется, Каррад обещал позаботиться о том, чтобы они хорошо все сделали? Но у меня такое впечатление, что они едва шевелятся, – заметил Джорон.

Со стороны «Дитя приливов» донесся рев.

– Вставайте, хватит валяться на сланце! Ленивые задницы! Корабль проклят? Вы будете работать с его костями не хуже, чем с любыми другими, или я сдеру с вас шкуру. – Из-под навеса из листьев джиона появился мужчина, в ширину лишь немногим меньше, чем в высоту. Из одежды на нем был только кожаный фартук и больше практически ничего. Мужчина подошел к основанию «Дитя приливов» и принялся раздавать приказы, а Глаз Скирит поднимался все выше, и дневная жара начала давить на кости корабля. Плечи, руки и бедра мужчины покрывали грязные повязки в крови от гнили кейшана, болезни, которая, рано или поздно, приходит в каждый док.

– Мастер костей? – сказала Миас, когда они подошли.

Мужчина повернулся, и Джорон увидел черную повязку приговоренного у него на руке.

– А ты, должно быть, супруга корабля, командующая этим зверем. – Он указал на «Дитя приливов». – Причем с таким пренебрежением, что он теперь окутан моей любовью и заботой.

– И, судя по повязке у тебя на руке, ты должен называть меня «супруга корабля», так что тебе требуется проявлять уважение, верно? – Мужчина ничего не ответил и не стал подносить предплечье к груди, салютуя Миас, не говоря уже о других проявлениях уважения. – За что ты получил повязку?

– Мастер костей берет кое-что для себя – тут и там. – Он раздулся, как птица в бойцовой яме, которую только что туда отправили. – Обычное дело. – Его голос поднялся и опустился, словно он рассчитывал таким способом отбросить любые сомнения по поводу краж в доке.

– Так говорит всякий мастер костей, сосланный на черный корабль? – спросила Миас.

Мужчина посмотрел на нее и прищурился.

– Здесь многие берут гораздо больше меня, – заявил он.

– Так почему же они не носят черную повязку? – поинтересовалась Миас.

– Понимаешь ли, супруга корабля… – И в том, как он произнес звание Миас, Джорон услышал похотливое отсутствие уважения. – …у них друзья получше тех, что имелись у бедного мастера костей Коксварда, поэтому они продолжают воровать богатства Ста островов, а мне придется проливать за них кровь.

– Ну, мне обещали, что мастер костей как следует поработает с моим кораблем, – сказала Миас, – и теперь я понимаю, почему эти слова были произнесены с такой уверенностью, ведь ты полетишь вместе со мной.

– Только через месяц, – ответил Коксвард. – Да, никак не раньше, чем через месяц.

– У нас есть неделя, и мы должны погрузить припасы, – сказала Миас. – Так что у тебя четыре дня, чтобы подготовить корабль к выходу в море.

– Четыре? – От ужаса зубы мастера костей едва не выпали изо рта. – Легче покорить сердце кейшана за четыре дня, чем спустить на воду твой корабль.

– Именно к этому нас и призывает флот, – сказала Миас.

Он посмотрел на нее и пожал плечами.

– Флот часто требует невозможного от наших бедных душ, и пусть Старуха плюнет в тех, кто отдает приказы, не понимая, что они означают. – Он положил руки на мощные бедра и повернулся посмотреть на «Дитя приливов». Его голос изменился, стал более серьезным, теперь говорил профессионал, оценивавший поставленную задачу. – Главный хребет я смогу починить. И корпус. Большая часть остальных повреждений носит поверхностный характер, поручни и тому подобное. – Он махнул рукой в сторону корабля. – Многое можно привести в порядок уже в море, если ты дашь мне несколько помощников. Но киль, тут совсем другое дело. – Он повернулся, и в его глазах загорелся озорной огонек. – Ты ведь понимаешь, супруга корабля, никто не думал, что этот корабль окажется на земле.

– Да, мне это известно, – кивнула Миас.

– Ну, мы можем его установить, можем приклеить. Но клею необходимо просохнуть, а для этого требуется время, и процесс нельзя ускорить. Если мы полетим в соответствии с твоим расписанием…

– У нас нет выбора, – заверила его Миас.

– Ну, в таком случае, супруга корабля… – И вновь в его словах прозвучало очевидное неуважение, однако Миас, как показалось Джорону, не обратила на него ни малейшего внимания. – …киль будет слабым, и мы ничего не сможем сделать. Тебе придется управлять кораблем, зная об этом, и беречь его по мере возможности, в противном случае киль сломается и твой черный дружок перевернется. И тогда Старуха возьмет свое от бедного Коксварда.

– Спасибо тебе, мастер костей, – сказала она. – Я знаю, что прошу о многом.

– Но не так много, как я спрошу с этих бездельников. – Он заговорил громче и указал на работников, стоявших вокруг корабля. – Валяющиеся на сланце черви! Я с вами разберусь. – И он решительно направился к кораблю, больше не обращая внимания на Миас и Джорона.

– Почему ты позволила ему вести себя так грубо? – спросил Джорон.

– Потому что он хороший мастер и знает свое дело. Он станет гордостью нашего корабля, а его умения помогут нам оставаться на плаву. Мастера костей часто бывают странными; клей делает диковинные вещи с их разумом, к тому же, у него все признаки гнили кейшана. Рано или поздно такие больные сходят с ума, поэтому я дала ему некоторое послабление. Но имей в виду, совсем небольшое.

– А как же киль?

– О, тут он совершенно прав: киль будет хрупким. Мы постараемся беречь «Дитя приливов», насколько будет возможно, и рассчитывать, что он отплатит нам тем же.

Едва ли ее слова могли успокоить Джорона.

Из доков флота они по Серпент-роуд направились к спиральным жилищам. После каждого поворота обычных людей становилось меньше, а морских гвардейцев больше, одежда была лучше, рыбья кожа более ухоженной, украшавшие ее перья длиннее, краска на лицах тщательно наложенной и яркой, а тела здоровыми, с минимальными признаками изгоев дарнов. И они игнорировали Миас Джилбрин все более нарочито.

– В городе полно мест, где продают карты, супруга корабля, – сказал Джорон, не ради нее, а потому, что богатство вокруг действовало ему на нервы.

– Конечно, Джорон. Но если я появлюсь в любом месте, кроме Великого Жилища, моя мать об этом узнает и решит, что я избегаю спиральных жилищ из-за нее, потому что мне стыдно. До того, как меня приговорили, я бы потребовала карты из Великого Жилища. И я не позволю матери думать, что ей удалось заставить меня испытывать стыд.

У входной арки в Великое Жилище стражи их пропустили, но отвернулись, когда Миас наклонилась, чтобы окунуть пальцы в красную и синюю краски. Она стряхнула ее на камни, добавив богатство оттенков к многообразию цветов, накопившихся здесь за многие поколения. Внутри к ней никто не подходил и не заговаривал. Она прошла через зал у входа, вытерла руку тканью, которую достала из сумки, и, хотя к ней никто не обращался, нельзя было сказать, что ее не замечали. Женщины и мужчины, почти все без исключения, останавливались, чтобы на нее поглазеть, пошептаться и даже указать в ее сторону.

На Джорона их интерес давил тяжелым грузом, и если даже он испытывал такие чувства, насколько же труднее приходилось Миас. Тем не менее, она этого не показывала. Миас пересекла зал, стуча сапогами по сланцевому полу, в сопровождении эха, отражавшегося от каменных стен. Внутри не было ничего мягкого, что поглощало бы звуки, и шепот сплетничавших людей вращался вокруг них, точно водоворот – ехидный ветерок злословия. Миас шагала вперед, выбрав дорогу к туннелям, ведущим от Жилища в гору. Как и все главные острова, Шипсхьюм был подвержен землетрясениям, поэтому туннели делали не слишком глубокими, они огибали основание горы, и в них находилось множество небольших помещений: арсеналы, кузницы, лавки и заведения, где продавали карты.

Именно туда и привела Джорона Миас. По темному туннелю, едва освещенному тусклосветом, в комнату, поначалу показавшуюся Джорону абсолютно темной. Прошло время, прежде чем его глаза приспособились к одинокому источнику света, в котором догорали остатки масла, и никому не приходило в голову добавить туда еще. Единственный обитатель комнаты сидел среди полок из джиона на стуле из вариска и сланца, длинные белые волосы обрамляли лицо, одежда была старой и сильно поношенной, а глаза – белыми от слепоты.

– Миас, – сказал он, и его голос был тих, словно ветер раннего утра. – Мне говорили, что ты никогда не вернешься. Но я знал, что это не так.

Когда Джорон подошел ближе, он увидел на лице старика гладкую кожу от старых ожогов, нетронутым остался лишь шишковатый кусок плоти.

– Я всегда буду возвращаться, супруг корабля, – сказала она, протянула руку и нежно взяла старика за кисть.

У него было лишь два целых пальца.

– Не называй меня так, Миас. Я больше не супруг корабля, и давно перестал им быть. Теперь я просто Йиррид, хранитель карт.

– Для меня ты навсегда останешься супругом корабля, – сказала Миас.

Он улыбнулся ее словам.

– Слишком верная и упрямая. Как и всегда. Мне не следовало удивляться, когда ты попала на черный корабль. – Он покачал головой, но его голос был полон теплоты. – И почему ты здесь?

– Карты, – сказала она. – Мне нужен полный набор. Мой корабль потерял все.

– Их наверняка продал за выпивку какой-то глупец, не понимающий, насколько они ценны, – сказал слепец, и Джорон почувствовал, что краснеет. – Но у нас полно карт. Я должен отдавать старые на черные корабли. – Йиррид встал со своего стула. – Но половина супругов корабля, которые сюда приходят, не могут отличить хорошую карту от плохой, поэтому ты получишь самые лучшие. – Он пошел вдоль полок, придерживаясь двумя пальцами за их край, касаясь колышков, прикрепленных под каждой, помогавших ему определять, что на ней находится. – Вот. – Йиррид остановился. – Самые новые от курсера Клинаса, настоящего художника карт, так мне сказали. Он говорил так, словно знает свое дело, когда навещал меня здесь. – Он взял кипу свернутых карт. – Он должен был попасть на «Ужас». Теперь он у Хастина.

– Я не питаю к нему из-за этого неприязни. Он хороший супруг корабля, пусть ему и не хватает воображения.

– Твоя ситер Кири получила новый пятиреберный «Охотник Старухи». Несомненно, в награду за то, что помогла отправить тебя на черный корабль. – Йиррид отдал карты Миас, она их взяла, а потом он наклонился и сжал ее запястье. – Будь осторожна, Миас. Ты играешь в опасные игры.

– Я знаю, – ответила она.

– И опасайся союзников не меньше, чем врагов. – Теперь в голосе Йиррида прозвучали печаль и безнадежность.

– Я и это знаю.

– Да, – сказал он, отпуская ее руку. – Наверное, так и есть.

– Я вернусь, чтобы еще раз тебя повидать, супруг корабля, – сказала Миас.

– Надеюсь, так и будет. – Йиррид отвернулся, подошел к своему стулу, сел и снова стал смотреть в пустоту, пока Миас и Джорон выходили из комнаты.

Снаружи они увидели двух морских гвардейцев, которые вытянулись по стойке «смирно», одновременно стукнув древками копий о камень и заставив Джорона подпрыгнуть от неожиданности.

Более высокий гвардеец сделал шаг вперед.

– Супруга корабля Миас Джилбрин, я пришел от имени Тиртендарн Джилбрин, правительницы Ста островов, защитницы изгоев дарнов, бабушки флота, наследницы морской гвардии, верховной Жрицы Матери, Девы и Старухи, и неиссякаемого источника нашего плодородия.

– Я знаю, кем является моя мать, – тихо ответила Миас, но гвардеец не подал вида, что слышал ее.

– Я должен привести тебя к Всеобщей матери.

Мысль о том, что он предстанет перед правительницей Ста островов, лишила Джорона мужества. Он почувствовал, как у него слабеют колени, а внутри все сжимается.

– Я благодарна за приглашение, но, боюсь, мне необходимо готовить корабль, а приливы никого не ждут. – Миас попыталась пройти мимо него, но гвардеец шагнул вперед и копьем перегородил ей путь.

В отличие от большинства гвардейцев, он не носил доспехов; его одежда походила на то, во что был одет избранник Индил Каррад, набор кожаных ремней, сконструированных так, чтобы показать миру мышцы под смазанной маслом кожей.

– Ты игрушка, а не солдат, Тассар, – добавила Миас. – Не стой на моем пути. У меня много дел.

– Я думаю, тебе предстоит узнать, что я не только игрушка, но и солдат, Миас. А теперь следуй за мной, – сказал он.

Несколько мгновений Миас смотрела, как он шагнул в тускло освещенный туннель, и свет отразился от его бронзовой кожи. Она ждала до тех пор, пока не создала видимости, что приняла решение следовать за ним, хотя в Бернсхьюме никто не отклоняет приглашение Тиртендарн, даже ее дочь.

Чтобы попасть в Великое Жилище, им пришлось выйти на свет. Чем выше ты оказывался, тем более изощренной становилась архитектура. На нижних уровнях стены были выложены специально подобранными камнями цвета блистающего золота, зеленого и красного, шедшими по спирали вдоль всего здания. Джорон и Миас поднимались по трапам вокруг внешней стены здания, все выше, выше и выше, за спинами двух морских гвардейцев, а строение постепенно становилось все изысканнее.

На Суровых островах дома строили из каменных блоков, скрепленных смесью песка и химикатов, на Ста островах их считали уродливыми и слишком практичными. Жители Ста островов возводили жилища из маленьких камней, которые укладывали камневязы, вообще не используя клей, и их части удерживались на местах лишь благодаря весу. Спиральные дома являлись лучшими образцами искусства камневязов, а Великое Жилище – самым грандиозным из всех. К тому времени, когда они добрались до самого верхнего уровня, шестого, глазам Джорона предстала паутина каменных ребер, искусно сочетавшихся с джионом – отбеленным, обработанным и истонченным до такого состояния, что он стал твердым, как железо, и прозрачным, точно воздух в ясный день.

Под паутиной ребер, купаясь в свете, сидела гордая Тиртендарн Джилбрин. Ее волосы поседели, и она не красила их в разные цвета – нарушение традиции, но она принадлежала к числу женщин, которым не требовалось подтверждения собственного величия. На ней была юбка, и плоская грудь свисала до пупка, почти скрывая следы растяжек на животе, раскрашенных яркими красками, шрамов, оставшихся от ее собственных сражений, чтобы все могли видеть знаки ее власти. Следовало признать, что от тела Тиртендарн веяло силой, именно по этой причине она его и показывала. Она гордилась своей плодовитостью. Эта женщина произвела на свет для островов тринадцать идеальных детей и получила звание Всеобщей матери.

Ее юбка была из железа, связанного птичьими кишками и покрытого эмалью, украшенной стилизованной рыбой, танцевавшей у нее на коленях. Как и Миас, она носила высокие сапоги. Но, в отличие от дочери, стоявшей на палубе позорного корабля, Джилбрин сидела на троне слез, сделанном из полированного и скрепленного между собой вариска, высеченного в виде перворожденных детей, каждый плакал, удерживая вес Тиртендарн, а через нее вес всех Ста островов.

Миас получила свою внешность от Джилбрин: властное лицо, глаза, способные заставить замолчать одним взглядом, тонкий рот, хотя у Джорона возникло ощущение, будто Джилбрин очень хотелось рассмеяться. Может быть, и так; может быть, он все придумал, чтобы не чувствовать себя неловко рядом с ней. Тассар встал перед Тиртендарн. Кроме него и тех, кто стоял перед троном, в зале никого не было. И ничего: ни инструментов, ни документов. Тиртендарн Джилбрин ни в чем не нуждалась, потому что владела всем на Ста островах, и все ей подчинялись.

– Что он здесь делает? – Тиртендарн указала на Джорона, и ему ужасно захотелось исчезнуть в сером сланце пола.

– Твайнер мой хранитель палубы, – ответила Миас.

– Вот как, – сказала Тиртендарн. Казалось, ответ Миас ее позабавил. – Ты возвысила простого мальчишку рыбака изгоя дарнов, позволила слабой крови делить с собой палубу. – Джорон чувствовал, как горит его лицо от замешательства, но Миас даже не посмотрела в его сторону. – А я думала, что близость смерти заставит тебя отказаться от безнадежных ставок. Похоже, я ошиблась.

– Вовсе не я делаю ставки против себя, – возразила Миас, и по ее лицу промелькнула быстрая горькая улыбка. – Разве не так, мама?

Веселое выражение исчезло с лица Тиртендарн, и она встала. Переход из расслабленного состояния к ярости был мгновенным, и ее лицо исказил гнев.

– Не смей так меня называть. – Слова Тиртендарн были холодными, как плавучая льдина.

– Но это истинный факт, – сказала Миас.

– Ты мое проклятие. Каждый день я спрашиваю, почему Старуха забрала девятерых моих детей на войне, а к тебе даже не прикоснулась. – Она не сводила взгляда с Миас, позволяя тишине осесть, точно осадок в корабельном вине. Через мгновение она снова села. – Тассар, отведи ее игрушку на уровень ниже; я буду говорить с моей дочерью. – Она превратила подтверждение родства между ними в насмешку. – И я буду говорить с ней наедине.

Избранник шагнул вперед и жестом предложил Джорону следовать за ним, что тот и сделал. Они спустились по трапу на следующий уровень, а за спинами у них царило молчание; Тиртендарн Джилбрин не хотела, чтобы Джорон услышал ее слова.

Тассар открыто рассматривал Джорона.

– Это необычно, – сказал он, – видеть офицера, который не является ни избранником, ни дарном, выросшим среди спиральных жилищ, но, полагаю, у Миас нет особого выбора среди мертвецов. – Взгляд Тассара скользнул по телу Джорона и остановился на клинке, висевшем у него на боку. – Ты умеешь им пользоваться? – Он шагнул к Джорону. – Хочешь, я дам тебе пару уроков? – Он приложил руку ко рту. Коснулся губы. – Я могу научить тебя, как мужчина использует меч.

– Нет. – Джорон сглотнул и отвел взгляд. – Я уже убивал этим клинком – и чувствую себя с ним вполне уверенно.

Он не успел ему помешать – Тассар наклонился вперед и одним быстрым движением вырвал курнов из крюка на поясе Джорона.

– Нет, твой меч не настоящий, – сказал Тассар, взвешивая в руке оружие. – Владеть мечом – не значит им размахивать. Для этого требуется умение. Ты удивишься, когда узнаешь, на что способен настоящий мужчина… – он сделал долгую паузу, – со своим мечом.

– Могу я получить свое оружие обратно? – сказал Джорон. Казалось, избранник его не слышал, и Джорон указал на изящные ножны на боку Тассара. – Или ты предлагаешь мне обмен?

Тассар рассмеялся.

– Остроумно! Как остроумно. Может быть, ты стал бы избранником, если бы родился более сильным. Но я слышал, что твоя мать была слабой. – Он не предложил Джорону взять меч.

– Ты ничего не знаешь обо мне или о моей матери. – Слова слетели с его губ быстро, как веревка, подхваченная ветром.

– Мне известно о тебе все, Твайнер. Я знаю, что ты встречался с Каррадом; несомненно, он хочет получить расположение Тиртендарн. И как он намерен это сделать? Если ты знаешь, я тебя награжу. – Тассар улыбнулся, продолжая небрежно держать меч Джорона в руке.

Мгновение Джорон колебался – может быть, стоило рассказать Тассару все – впрочем, его сомнения тут же отступили. Пусть Джорон и ненавидел Каррада, но он его понимал, а Тассар оставался для него загадкой. Джорон чувствовал, что за его намеками скрывались какие-то желания, но едва ли он хотел плотских удовольствий – только не в компании хранителя палубы. Кроме того, в ушах у него все еще звучало предупреждение Миас. Он ничего не знал о мире Жилищ и не понимал, кому можно верить. Джорон считал, что располагает ценными сведениями о Карраде, но только в том случае, если сообщить их правильному человеку. Однако едва ли Тассара следовало отнести к этой категории.

– Я не знаю, что обсуждали Каррад и моя супруга корабля.

– Твоя супруга корабля? – Он насмешливо приподнял бровь, и блестящая бирюзовая краска вокруг одного глаза слегка осыпалась. – Ну, тогда ты своего рода избранник. Ты хотя бы стал фаворитом Миас? Впрочем, полагаю, ты напрасно потратил свое семя. Если бы ей было суждено стать дарном, это случилось бы давно. Старуха тому свидетель, она очень старалась. И все же, лучше бросить семя в надежде на успех, чем сеять ненависть, верно? – Он наклонился ближе к Джорону и ухмыльнулся. – Впрочем, иногда, если имеют место оба случая, это добавляет жизни пряности.

– Я уверен, что Тиртендарн хотела бы услышать твои речи, – сказал Джорон.

Широкое массивное лицо Тассара стало жестким, и Джорону вдруг показалось, что избранник обнажит клинок, но вместо этого Тассар подбросил курнов в воздух, поймал его за лезвие и, крепко сжимая рукой клинок, так, что мышцы на его руке напряглись, а на ладони появилась кровь, пристально посмотрел на Джорона и протянул его ему рукоятью вперед.

– Не шути с такими вещами. – Тассар подошел к нему еще ближе. – Даже не думай повторить мои слова Тиртендарн. – Теперь он стоял вплотную к Джорону, тот сделал шаг назад, на трап, и на миг у него закружилась голова, когда он понял, что оказался совсем близко к краю, и падать ему придется очень долго. – Соблюдай осторожность, когда будешь спускаться. Многие теряют равновесие и срываются вниз, когда возвращаются из спиральных жилищ, хранитель палубы Твайнер. И нередко падение оказывается фатальным.

– Миас будет огорчена, если я упаду, – ответил Джорон.

За спиной у него была разверстая бездна.

– Ты полагаешь, что Миас выйдет из комнаты над нами, – прошептал Тассар. – Боюсь, иногда материнская любовь совсем не такая, какой должна быть.

– Она оттуда выйдет, – заявил Джорон.

– И откуда ты это знаешь, хранитель палубы? – спросил Тассар.

Джорон не знал, однако это не лишило его уверенности. Но когда Джорон не ответил сразу, на губах Тассара появилась улыбка.

– Она вернется, потому что она Удачливая Миас, морской гвардеец, – сказал Джорон, и улыбка Тассара тут же исчезла.

– Тебе следует помнить, Твайнер, что у меня титул избранника, я избранник Тиртендарн. И, если после того, что сделала Миас, ты все еще веришь, будто она вернется, значит, ты глупец. – Должно быть, Джорон как-то себя выдал, что-то у него на лице дрогнуло, и Тассар, прошедший школу обмана среди избранников и дарнов, сразу это заметил. – О! – тихонько воскликнул он. – Значит, не знаешь? Конечно, ты сидел на черном корабле, и новости до тебя не доходили. И тебе неизвестно, какого рода существу ты служишь. Но она не станет ничего рассказывать столь низкому человеку, как ты. В таком случае и я помолчу, оставайся в неведении.

Джорон не сумел придумать достойного ответа, но тут на трапе появилась Миас. Она походила на бойцовую птицу, которая, если и не проиграла схватку, то вышла из нее сильно потрепанной. Однако нельзя исключать, что она сохранила гордость и сумела избежать серьезной опасности.

– Идем, Твайнер.

Тассар улыбнулся Джорону и кивнул Миас, когда она проходила мимо него.

– Иди, Джорон, – сказал он, – и помни, что я обещал научить тебя обращаться с мечом.

Джорон его проигнорировал, догнал Миас, и, когда они начали спускаться, она прошептала:

– Скажи мне, что Тассар не сумел заставить тебя бросить ему вызов.

– Ничего подобного, но у меня возникло ощущение, что он пытался затащить меня в свою постель, – ответил Джорон.

Миас рассмеялась – и это был настоящий, искренний смех.

– Я понятия не имела, как мало тебе известно об их жизни. Корабельные правила не для избранников, Твайнер. Их жизнь зависит от надежности семени, они вышагивают с важным видом и прихорашиваются, точно самцы птиц, чтобы стать фаворитами дарнов. Обвинение в любви к мужчине для них равносильно смертельному оскорблению. Однако ты этого не знал, а потому ему не удалось спровоцировать тебя на оскорбление и вызвать на дуэль.