Текст книги "Современные проблемы Российского государства. Философские очерки"

Одна из самых сложных методологических проблем современного изучения трансформаций российского общества связана с пониманием сущности матрицы российской государственности. Историк А.И. Фурсов, занявшийся этой темой ещё в 90-е годы прошлого века, говорит о возникновении социогенетической программы русской власти, первой исторической формой которой было московское самодержавие. В дальнейшем смена конкретно-исторических форм российского государства происходила при сохранении сущностных характеристиках матрицы вплоть до сегодняшнего дня, до нынешней Российской Федерации. Эта программа задается и формируется историческим опытом существования российского государства, начиная с середины XVI века. Прежде всего, в ней закрепляются те свойства и стороны централизованных структур власти, которые позволяют ей эффективно управлять обществом. Эта оценка относится, повторим ещё раз, и к Российской Федерации.

Матрица (от лат. matrix – первопричина) означает модель, шаблон, образец, в соответствии с которым осуществляется производство (или копирование) каких-либо предметов, вещей, явлений любого, в том числе социального порядка. В отношении матрицы российской государственности это обстоятельство означает, что всякие попытки выйти за пределы задаваемой матрицей системы государственной власти-управления, сломать её и создать систему, построенную на принципиально других основаниях, неизменно должны либо оканчиваться неудачей, либо приводить к полному разрушению государства.

Отсюда и различия в оценках отечественной мыслью современного устройства российского государства. Россия стоит на распутье – вопрос стоит так, пришло или не пришло время менять матрицу российской государственности? Сегодня это предмет острой полемики между государственниками и либералами-западниками, выходящей далеко за рамки сугубо теоретического спора в область конкретной политической борьбы в обществе.

Либералы видят в сохранении высокоцентрализованной вертикали власти, поста президента как гаранта конституции незавершенность буржуазно-демократических преобразований в стране, когда их чаемой формой выступает «настоящая» парламентская республика и реальная многопартийность. Из-за этой незавершенности, по их мнению, и возникают многие сложности в отношениях с Западом, поскольку Россия не отвечает стандартам западной демократии и тем более не проявляет в последнее время особого желания им следовать. Социальная напряженность в стране 2011—2012 года была вызвана стремлением либеральных кругов, прежде всего, провести масштабную политическую реформу и в первую очередь разрушить вертикаль власти. Левые силы в отношении к сегодняшней президентско-парламентской форме государства государству были тогда близки по своей позиции к либералам. Когда начинался «болотный» процесс, их представители стояли на митингах рядом с либералами. Позиция левых напоминает во многом позицию Г.В. Плеханова, который придерживался общепринятого в тогдашней марксистской среде взгляда на последовательность исторических преобразований в России: буржуазно-демократическая революция, которую осуществляет класс буржуазии, затем успешное развитие капитализма и постепенное вызревание объективных предпосылок социализма. Наконец свершение социалистической революции под руководством рабочего класса и переход к социализму. Сегодня на очереди завершение буржуазно-демократической революции в России, и потому левые должны поддерживать те силы, которые выступают против нынешних государственников, защитников президентской республики. Но что-то не сработало здесь. Такое впечатление, что страна не собирается пока переходить к западной модели государственного устройства.

На сегодняшний день можно утверждать, что с точки зрения логики российской истории матрица выступает таким общим родовым основанием, которое в своих сущностных чертах воспроизводит себя при каждой смене исторической формы государства. Общность-преемственность и вместе с тем разрушение-созидание есть некая общая модель исторических трансформаций российской государственности. Если в эмпирической сфере наблюдается разрыв с прежней формой и её разрушение, то на уровне логики имеет место преемственность. Возникает сложнейшая проблема связи логического и исторического, логической преемственности форм государства и исторического разрыва между ними. Решение этой проблемы дает ключ к объяснению тех казалось бы неожиданных и совершенно случайных (произвол первого лица или правящего слоя) последствий радикальных трансформаций, и в первую очередь, социальных революций, происходящих в обществе как сверху, так и снизу. Вместе с тем появляется возможность связать динамику духовно-нравственных ценностей в обществе с характером изменений в каждой из форм российского государства.

Есть достаточно оснований говорить о том, что сущность матрицы имеет онтологический характер, но с известными оговорками, иначе такая неизменность и соответственно программируемость форм российского государства может приобретать мистический оттенок. Матрица имеет также и институциональный характер. Социальный институт есть совокупность устойчивых и воспроизводящихся связей и отношений между людьми в течение длительного периода времени применительно любой определенной сфере общественной жизни.. Матрица общества в целом, если можно так сказать, состоит из целого ряда базовых, основополагающих институтов, в соответствие с которыми воспроизводятся отдельные сферы жизни людей и общество в целом. В предыдущей нашей работе «Российское государство: опыт философского прочтения», в очерках 1 и 2 были подробно разобраны наиболее значимые черты матрицы, поэтому выделим здесь лишь самое главное для понимания смысла и последствий радикальных преобразований в российском обществе, прежде всего, во власти и в идейно-духовной сфере. Матрица российской государственности задает всю организационную форму властно-управленческой структуры в обществе. Это, в первую очередь, вертикаль власти, начиная с верховной власти – власти первого человека, правительства и бюрократии.

Во властной пирамиде сверху донизу имеет место непосредственное, личное господство в отношениях начальник – подчиненный. Личное доверие – основа стратегически эффективного управления властью социальными процессами и ограничитель стремлений к всеобъемлющей рационализации в деятельности государственного аппарата. Институциональная матрица экономики воспроизводит неразрывную связь государства и экономики, т.е. модель редистрибутивной (распределительной) экономики, в которой решающую роль играет государство. Это означает присутствие внеэкономического принуждения к труду, неустранимое из жизни общества, пока существует такая экономическая модель. Среди других отличительных институтов матрицы государственности, которая представляет интерес для решения поставленной проблемы, следует выделить сакральность российской государственности и соответственно каждой конкретно-исторической формы государства. Это далеко не полный перечень содержания матричной структуры государственности.

Сложности начинаются, когда встает вопрос о судьбе самой матрицы в ходе развития российской истории. Матрица складывается в эпоху Московского царства, и если она на протяжении столетий сохраняет свои сущностные характеристики, то необходимо выяснить, какие исторические обстоятельства содействуют трансформации матрицы и в каком направлении, а какие, напротив, способствуют её сохранению. Но в любом случае изменения в государственном устройстве, вызванные революционными событиями или очередным периодом реформ, могут закрепиться в матрице, если они пройдут испытания на эффективность в новой жизни общества. Вопрос в том, почему так и не удалось государству сменить матрицу?

Ответ на него следует искать, прежде всего, во влиянии внешних условий на жизнь государства. Импульсы к своему развитию периферийная империя получает извне, постепенно утрачивая внутренние импульсы к развитию. Зависимый тип развития, уже отмечалось ранее, имеет совершенно другую траекторию развития. Этот путь не приводит страну в центр капиталистической мир-системы, а напротив, ведет в тупик, выход из которого сопровождается огромными революционными потрясениями. Страны эти, по большому счету, вынуждаются к обслуживанию центра. И центр диктует им основной вектр экономического развития. Оказывается, внешний фактор способствует не разрушению матрицы, а напротив, ее сохранению и трансформированию с тем, чтобы наилучшим образом ответить на внешние вызовы и угрозы.

Сохранение матрицы означает невозможность следования страны по западному пути, невозможность стать нормальной европейской державой, какой видят Россию либералы-западники. Идея собственного, незападного пути развития постоянно присутствует в поле зрения общественной мысли на протяжении столетий. Дискуссии на эту тему вновь показали, что либералы отрицают такую постановку вопроса, считая её заведомо ложной.

Матрица может усложняться, деградировать, могут изменяться её отдельные элементы, но только не её ядро (вертикаль власти, нераздельность государства и экономики, сакральность государства). Смена ядра означает фактически смену цивилизационного кода, т.е. уход цивилизации с исторической арены. В этой связи следует подчеркнуть, что существование российской, русской, восточноевропейской, евразийской цивилизации является неоспоримым фактом. Как бы мы её не называли и как бы к ней не относились. В течение последних двух десятилетий шла острая дискуссия о природе русской (российской) цивилизации. Теоретически можно допустить, что её можно трансформировать и сделать составной частью западной цивилизации, и таким образом она перестанет существовать как самостоятельное цивилизационное образование. Но как показывает исторический опыт, пока все попытки такого рода трансформаций оканчивались неудачей. Логика революции, оказывается, определяется фактором неизменности матрицы российской государственности. Кто-то может сказать, против чего боролись революционеры разных школ, к тому они и возвращаются в итоге. Т.е. если бы они знали, чем кончится, лучше было бы для страны и для них самих не готовить и не начинать революции. Тем более что становление каждой новой формы государства сопровождается всё более разрушительными процессами в обществе, выходящими далеко за рамки практической целесообразности, и цена революции оказывается такой, что ставит под угрозу само существование российского государства. Но знание этих в общем-то азбучных истин вряд ли удержит следующее поколение революционеров от выступления, если в стране сложилась революционная ситуация. Вопрос в том, как она будет разрешена, и здесь теоретическое знание может существенно повлиять на форму разрешения возникшего в обществе общенационального кризиса. Поэтому дискуссии о природе и трансформациях российского государства – цивилизации при всей повторяемости их тематики продолжают быть нужными и полезными.

В более широком смысле можно говорить о матрице государственности как о ядре культурного кода цивилизации. Сохранение цивилизационной особенности России выступает для неё как настоятельная потребность дальнейшего развития. Это означает, не преобразование в часть западной цивилизации, а сохранение своей цивилизационной особенности и, следовательно, противостояние попыткам навязать России ложные цели, ложные модели ее трансформации. Не удивительно, что многие отечественные либералы активно выступают против цивилизационного подхода, не без оснований усматривают в нем основную антитезу либеральной концепции истории и решительно отвергают её. Они считают, что усиленное внимание в стране к концепции локальных цивилизаций в 80-е годы было ангажировано теми политическими силами, которые выступали против стремления к национально-государственному самоопределению тогда ещё советских народов, освобождавшихся от «имперских» оков и «имперского» мышления. К примеру, В.А. Шнирельман прилагает огромные усилия для того, чтобы опровергнуть значимость цивилизационного подхода, утверждая, что на самом деле он «является попыткой научного оправдания национализма, порой именно этнического национализма». Этот подход дорог его сторонникам якобы тем, что утоляет ностальгию по былому величию России, настаивая на особом пути России, он изымает её из обычной универсальной эволюционной схемы (в его трактовке либерально-позитивистской), основанной на социально-экономических критериях. А отказ от линейной схемы развития в пользу циклической дарит России надежду на возрождение и взлет[164]164
  Шнирельман В.А. Цивилизационный подход как национальная идея // Национализм в мировой истории. М., 2007. С. 82. Но этими обвинениями в адрес цивилизационного подхода автор не ограничивается. Этот подход « в своих популярных версиях формирует у учащихся культурный и расовый фундаментализм, прививает им расовое мировоззрение (в виде культурного расизма) и создает конфронтационное настроение». С. 96.


[Закрыть]. Одним словом, автор стремится ударить русским национализмом по российской цивилизации. И ни слова о том, что появление цивилизационной парадигмы было вызвано реальными потребностями в объяснении причин того, почему страны незападного мира не в состоянии следовать западным ценностям, нормам, моделям поведения и устройства общества. Это в полной мере относится и к российскому обществу. Другое дело, что цивилизационный подход не является исчерпывающим для объяснения всех «странных» поворотов в истории России, его необходимо дополнить другими подходами. Если западная цивилизация продолжает и сегодня именовать себя капиталистической, то как быть государствам, принадлежащим к другим цивилизациям, российскому государству, в том числе, если этот путь для них объективно является ложным и тупиковым.

В 90-е годы прошлого века в клубе «Свободное слово» состоялось обсуждение темы «Состоится ли Второй Мир»? В своем докладе известный философ А.С. Панарин подчеркнул, что и после крушения «железного занавеса» и советского режима желанного возвращения России в «Европейский дом» не состоялось. «Кто такая Россия, если первый мир ее почему-то не принимает и делает это ни много ни мало на протяжении сотен лет?»[165]165
  Свободное Слово. Интеллектуальная хроника десятилетия. 1985—1995. М., 1996. С. 494. В том же 1994 году Б.Г. Капустин ставит тот же самый вопрос: «Почему универсальная цивилизация, созданная Западом, не впускала Россию “в себя”»? Капустин Б.Г. Россия и Запад: пути к миру миров / Цивилизации и культуры. Вып. I. М., 1994. С. 21.


[Закрыть] По мнению А.С. Панарина, это объясняется тем, что Россия как Второй мир была и остается особой цивилизацией. Это конечно так. Но проблема в целом, как показало обсуждение, оказалась более сложной, чем простое обращение к цивилизационной специфике России, на что обратили внимание многие участники дискуссии. А если взглянуть на проблему с исторической точки зрения, как свидетельствуют хорошо подобранные материалы в Хрестоматии по истории российской общественной мысли «В поисках своего пути: Россия между Европой и Азией», то невольно напрашивается вывод о том, что Россия как цивилизация в течение ряда столетий вынашивала в себе этот «Второй мир», который реально появился на исторической арене после победы Октябрьской революции[166]166
  В поисках своего пути: Россия между Европой и Азией. Хрестоматия по истории российской общественной мысли XIX и XX веков / Составитель Н.Г. Федоровский. М., 1997. «В этом тревожном мире Россия продолжает мучительно искать пути своего дальнейшего развития. Серьезную помощь в этом поиске может оказать осмысление богатейшего опыта, накопленного российской общественной мыслью». С. 18.


[Закрыть]. Остановимся на этом вопросе подробнее.

Последовательная смена форм государства вместе с тем тесно связана со сменой отношений между Россией и Европой. Эта смена носит циклический, волновой характер. Смысл цикличности – постоянная борьба во властных структурах российского государства, в обществе и культуре, с одной стороны, между сближением с Европой и максимально возможным уподоблением государственного строя и общественных порядков западным порядкам, с другой стороны, удалением от Европы и выдвижением на ведущие роли традиционных структур и ценностей.

Европа, способствуя и всячески приветствуя на первых порах поворот России к Европе, «европеизацию» России, и в мыслях никогда не могла допустить, что российские граждане такие же европейцы, как и они. Все равно это люди другого мира, другой цивилизации. Приближать их чрезмерно к себе, означает подвергать Европу смертельной опасности. Это начинают подозревать и сами российские люди. Наступает взаимное разочарование. И тогда начинается движение в обратную сторону от Европы. Но если смысл сближения с Европой вполне понятен, тогда что означает политический вектор развития, направленный на максимально возможное удаление от Европы. Означает ли это простое возвращение к архаике, к традиции или это может означать нечто другое, например, стремление, сначала выраженное достаточно неотчетливо, к поиску собственного пути развития. В конце концов, необходимо ответить на вопрос о позитивном содержании русской (российской) цивилизации (если не капитализм, тогда какой строй вместо капитализма). Это стержневая проблема для понимания всех революционных преобразований в России.

Свой собственный путь развития складывается и формируется постепенно, из разных источников. Если удастся доказать о том, что такой путь, несмотря на все сложности и отступления, просматривается в истории России, тогда будет получен довольно четкий критерий оценки внутреннего, глубинного смысла российских трансформаций последних столетий.

Россия как цивилизация в течение ряда столетий вынашивала в себе свой собственный путь, который реально появился на исторической арене после победы Октябрьской революции. Одним из самых значительных последствий Октябрьской революции всемирно-исторического характера явилось оформление в мире трех групп стран, различавшихся между собой по наиболее важным параметрам общественной жизни – экономическим, политическим, идеологическим и культурным – Первый мир, Второй мир и Третий мир. При некоторой условности проведения этих границ одно было совершенно ясно. Второй мир – это, прежде всего, Советский Союз и созданная с его помощью мировая система социализма, которая выступила системной альтернативой капиталистической мировой системе. Советский общественный строй просуществовал в стране до 1991—1993 гг. и затем ушел в историческое небытие. Но у Второго мира оказывается своя и далеко не раскрытая ещё предыстория и вполне возможно появится новая форма его исторического бытия. Эта предыстория связана с поисками Россией на протяжении последних столетий своего национального или собственного пути развития, что требует серьезного обоснования и комментария. Предыстория Второго мира связана с поисками Россией на протяжении последних столетий своего национального или собственного пути развития.

Наибольший интерес вызывает сегодня одна из самых неотъемлемых черт матрицы российской государственности, о ней говорилось ранее,– это сакральность государства.

Сакральное, священное, святое (от лат. sacrum) обозначает такое свойство, обладание которым предает объекту не просто исключительную значимость, но абсолютную ценность. В европейской теологии определения сакрального как священного, святого, посвященного божеству, относятся к области религии. Однако вообще говоря, понятия «сакральное» и «религиозное» не являются тождественными. Сакральное представляет основу религии, но оно не обязательно относится к религии, сфера сакрального гораздо шире сферы религиозного. Сакральным может выступать нечто таинственное, недоступное, лежащее за пределами эмпирического опыта, обладающее признаками совершенства и в силу этого вызывающее у человека готовность признать сакральное высшей ценностью и следовать за ним. Антиподом сакральному выступает профанное, обыденное, повседневное человеческой жизни.

Московское царство было православным царством. Оно закладывает основу матрицы российской государственности, которая приобретает свои наиболее зрелые черты в ходе становления Российской империи на восходящей стадии её развития. В православной интерпретации московское царство выступает формой государственно-политического служения христианскому Богу. Сакральный смысл царства – создание для всех, живущих на его территории народов, своеобразного «пространства спасения». Отсюда и стремление к постоянному расширению этого пространства. Мессианизм Русь (Россия) получила от Ромейской империи (Византии), он является не русским, а вселенским. Историк А.Н. Боханов отмечает, что «с самого своего государственно-национального явления Русь созидалась не на этнических принципах, а на основе духовной общности»[167]167
  Боханов А.Н. Российская империя. Образ и смысл. М., 2012. С. 39.


[Закрыть]. Русь, Россия, пишет он далее, лишь избрана Всевышним для защиты и утверждения в мире православия как единственно истинной веры. Там, где начинается Мир Православия, национальная обособленность заканчивается. Вселенская империя есть вечная цель христианского мироустройства. Ряд авторов считает православное московское царство одним из самых свободных государств Европы в XVI—XVII веках, а другие называют его тоталитарным государством. От заложенной в те времена тоталитаристской модели власти Россия так и не смогла избавиться[168]168
  С.И. Каспэ верно замечает: « Весьма распространено отождествление имперского наследия с тоталитарным. …Личность в империи, действительно занимающая подчиненное положение, подчиняется при этом не просто определенной политической структуре, но тем универсальным ценностям, воплощением которых эта структура является». Каспэ С.И. Империя и модернизация. Общая модель и российская специфика. М., 2001. С. 211—212. Иначе говоря, если личность разделяет эти ценности, а тем более свято верит в них, а потому добровольно и осознанно подчиняется власти, то о каком тоталитаризме может идти речь.


[Закрыть].

Сакральность является органической чертой, неотъемлемым свойством царско-имперской матрицы государственности. Государство становится для верующих универсальным способом мироустройства. Жители московского царства служили государю, а Государь был помазанник Божий, призванный на престол защищать православие. Впоследствии уже при Петре I возникает различение между персонифицированным государством в виде государя и государством как отечеством, страной, как культурно-национальным явлением. Сакральный характер московского царства делает его идеократическим государством, в котором религиозная идея оказывается нераздельно слитой с высшей властью. Применительно к Советскому Союзу сакральность приобретает свои смыслы, нередко идею коммунизма называют квазирелигиозной идеей, но это не совсем точно. Далеко не всегда господствующая идея может обладать признаками высокой духовности. С таким несоответствием столкнулась как Российская империя, так и Советский Союз.

Классической модели либерально-демократического государства устойчивость придает разделение власти, система сдержек и противовесов. Динамическое равновесие противоборствующих сторон фиксируется Конституцией, которая является юридическим и вместе с тем политическим выражением Общественного договора. Существование классического либерального государства как совокупности институтов различных ветвей власти не нуждается, таким образом, в обязательных духовных подпорках. Впрочем, кризис либерально-демократической модели, начавшейся в XX веке, поставил перед западной мыслью задачу поиска новой современной формы сакральности, социальной или светской сакральности, как одного из важнейших социокультурных интеграторов, способного обеспечить целостность общества и, соответственно, легитимизацию государственной власти, на что в свое время обратил внимание французский социолог Э.Дюркгейм.

Устойчивость имперской модели государства придает не разделение власти. О разделении в ней нет и речи, устойчивость государству придает вера жителей (подданных) государства в особую миссию государства, выполнение которой возложено на первое лицо. Верховная Власть – власть первого лица есть самодержавная власть. И пока она демонстрирует, что государство наделено особыми смыслами, и она действует во имя реализации сакральных смыслов, высших ценностей, которыми наделено государство, она тем самым утверждает свою легитимность в глазах всего общества. Так поступали русские цари, императоры, руководители СССР. Когда вершина, пик развития государства пройдена, сакральные смыслы начинают размываться, терять свои очертания, в обществе становится все больше сомнений относительно действий верховной власти, государства в целом. Растет бюрократизация институтов власти, падает эффективность управления. Отсюда понятна та великая роль русской литературы (особенно классической литературы), русской культуры в целом, когда она становится защитником, творцом и распространителем духовно-нравственных смыслов для своего народа в условиях надвигающегося духовного кризиса государства. Она призывает к духовному обновлению всего общества, но духовное обновление потребует рано или поздно смены формы государства. Только наивные или наоборот глубоко расчетливые авторы могли предположить, что отжившая власть может добровольно преобразовать государственный строй. В этом отношении прав В. Соловей, который утверждает, что «отрицание государства и его сакрализация – два полюса российской жизни. Напряжение между ними составляет нерв отечественной истории»[169]169
  Соловей В. Смысл, логика и форма русских революций. М., 2010. С.33.


[Закрыть].

На протяжении всей истории российской империи идет процесс постепенного разрушения сакральности государства. Этот процесс приобретает весьма своеобразные черты. Сакральность государства есть нечто иное, более широкое понятие, чем религиозное служение царя или императора, или личная преданность и убежденность руководителей Советской страны в неизбежность наступления светлого будущего. В ходе истории всё более отчетливым становилось различие между словами первого лица и исторической миссией, предназначением государства. Сокровенные, метафизические его смыслы оказывались неопределенными, утерянными, оставшимися в прошлом. Разрыв между великим предназначением государства и его реальным состоянием не могли скрыть никакие заверения власти. Десакрализация государства ставит с неизбежностью вопрос о смене устаревшей формы государства, которое теряет духовную форму объединения людей и легитимизации власти.

Отжившая свой век форма государства рано или поздно рушится, нередко в одночасье. За три дня рухнула Российская империя в феврале 1917 года. Также практически в три дня рухнул советский социализм. 19 августа 1991 года было объявлено о создании ГКЧП, который выступил против нового союзного договора (взамен договора 1922 года о создании СССР), утверждавшего вместо СССР конфедерацию, а 23 августа Ельцин подписал указ, фактически запрещавший деятельность компартии. Когда исчезает у советских людей вера в светлое коммунистическое будущее, в социализм, в справедливость, то некоторое время люди могли ещё по инерции жить в привычном мире повседневных ценностей. Но государство обречено, если оно только не принимает срочных мер по выводу страны из духовного кризиса.

С этой точки зрения представляет большой интерес концепция, заставляющая во многом по-новому взглянуть на перспективы истории, которую разработал известный отечественный философ К.М. Кантор[170]170
  Кантор КМ. Тройная спираль истории. Историософия проектизма. М., 2002. О концепции К.М. Кантора см. подробнее; Шевченко В.Н. Карл Кантор, Владимир Маяковский и революция духа // Вопросы философии. 2012. № 12.


[Закрыть].

Одним из центральных понятий в его концепции историософии проектизма выступает понятие «революция духа», выявление его места и роли в развитии человеческого общества.

Что имеется здесь в виду под духом? Дух – это абсолют, абсолютное совершенство. И вместе с тем дух – это горение, огонь, жажда полного переустройства жизни человека и общества. Дух революционен по своему существу. Революций духа в истории человеческого общества, по К.М. Кантору, было всего три, и соответственно он выделяет три парадигмальных проекта истории:

– 1-я революция духа – явление Христа, и первым проектом истории стал религиозный проект – христианство.

– 2-я революция духа – это Ренессанс, и вторым проектом истории явился эстетический художественный проект. Искусство как средство осуществления замысла Бога о человеке. Но теперь сфера свободы охватила все стороны земной жизни человека, свобода приобрела универсальный характер.

– 3-я революция духа – это К. Маркс и его научный проект истории, который вбирает в себя, синтезирует (это важно отметить) как религиозный, так и эстетический проекты. Эти три революции духа охватывают огромные периоды времени. У каждой революции духа есть свои пророки и апостолы, святые и мученики.

Важнейшим компонентом историософской конструкции К. Кантора выступает социокультурная эволюция, которая принципиальным образом отличается от понятия истории.

В центре внимания автора находится сложнейшая проблематика непримиримой, антагонистической борьбы истории и социокультурной эволюции. Революция духа стремится изменить социум, социальные институты, людей, их образ жизни и способы деятельности. Однако возникающие здесь огромные проблемы и трудности приводят к тому, что дух постепенно перестает быть революционным и превращается в господствующую идеологию. Наступает кризис. Социокультурная эволюция постепенно заводит общество в исторический тупик. Выход из него связан с началом новой революции духа и следующей отсюда с неизбежностью революционной смены власти и формы государства.

Согласно Кантору, причины трагического развития России в последние столетия следует искать в противоборстве истории и социокультурной эволюции общества. Сначала Россия отстает исторически от Запада, находится в зависимости от него, затем история в Октябре 1917 г. стремительно выдвигает Россию на ведущее место в мире, начинается духовное насыщение истории новыми смыслами, затем общество вновь поглощает историю, или ее засасывает планктон социокультуры, по выражению К. Кантора. Так выглядит, согласно его историософской концепции, борьба эволюции общества и истории.

Резкое опережение историей социокультурного уровня развития общества имело тогда свое оправдание в своеобразии российской истории. Как впрочем нет вообще скорого и бесконфликтного пути к реализации духовных идеалов, к совершенству.

Возможна ли сегодня новая ступень, возвращение революции духа или невозможна, готовится она всем ходом событий в стране и в мире или не готовится, это конечно большой и сложный вопрос. Кризис современной цивилизации состоит в отсутствии большого исторического Проекта. Это и есть кризис истории, противоречие между социокультурным прогрессом общественных структур и потребностей людей и историей, который обнаруживается в наши дни все очевиднее.

Сегодня в российском обществе много говорят о возрождении духовности, но нередко под этим подразумевается возвращение православия. Что касается светской духовности и светской сакральности, то их современное понимание остается явлением малоисследованным и вряд ли оно может быть найдено без возвращения к истинному смыслу учения Маркса, который совершил грандиозный переворот в понимании человеческого смысла истории.

К. Кантор верно пишет о подлинной истории, когда на место эксплуатации и отчуждения приходит история как дело рук свободного человека, когда труд преодолевает порабощающую власть капитала и становится свободным, творческим, предметно-деятельностным само-осуществлением индивида, когда свободное развитие каждого становится условием свободного развития всех. Но сегодня речь идет не просто о том, что нужно вспомнить Маркса, а о том, как возможно возвращение к духовной стороне учения Маркса. К тому духу, который должен зажечь в сердце человека негасимый огонь преобразования мира. Обращение к онтологии российской государственности позволяет выявить фундаментальную значимость духовности для жизнеспособности государства.

В России сложилась весьма примечательная ситуация. Страна, бредущая по пути зависимого капиталистического развития, пытается вырваться из щупалец транснациональных корпораций, в которые она попала в 90-е годы прошлого века, и обрести реальную независимость. На это направляет огромные усилия президент республики, хотя отечественные олигархи никуда не делись. Лозунг – Россия может быть только великой державой – содержит в себе в сжатом, свернутом виде ясное и прозрачное указание на реализацию высоких, возвышенных целей, которую России ещё предстоит выполнить. Так что проблема приобретения или утери государством своего сакрального характера является центральной при анализе всех социальных трансформаций в России, как революций сверху, так и революций снизу