Текст книги "Современные проблемы Российского государства. Философские очерки"

Исходя из логики предыдущего параграфа, сама постановка вопроса, казалось бы, предполагает отрицательный ответ. В самом деле, после крушения СССР в результате холодной войны было ясно, что российское государство не могло официально заниматься развитием, создавать предпосылки для нового чуда. Перед ним победители в холодной войне совсем другие задачи поставили, а именно: унылое функционирование, повседневность, обеспечение сырьевой ориентации экономики, стабилизация данной ситуации.

Но даже такое состояние нашего государства не гарантирует ему покой и безопасность. Неявная война против России продолжается. Однако нельзя выиграть войну явную или неявную, не приняв ее вызов. Но для этого необходимо осознать, что наша страна потерпела сокрушительное историческое поражение и сейчас переживает не очередное смутное время, а находится в состоянии неявной, небывалой войны без правил. Поэтому нужно, во-первых, признать сам факт этой войны, во-вторых, понять ее сущность и, в-третьих, выработать соответствующую стратегию, ядром которой является системный мобилизационный проект. Любая двусмысленность, туманность, неопределенность в этом вопросе скажется на ходе и конечных результатах развития

России. В связи с этим возникает главная и очень трудная в современных российских условиях задача, которая заключается в том, чтобы консолидировать все общество в своего рода «народ-государство». И не просто консолидировать, но и сохранить достигнутую сплоченность на высоком уровне в течение максимально длительного времени. Только тогда можно перейти к осуществлению системного мобилизационного проекта.

Одним из условий мобилизации является знание своего врага, его ресурсов, психологии, методов политического и военного поведения. Для этого необходимо вывести из тени темную империю, неявную силу, показать, кто сегодня наш враг и в то же время мобилизовать настрой на «героическую волну».

Таким образом, в критической ситуации России вновь необходимо явить чудо, попирающее неизбежность наиболее вероятных негативных тенденций, отменяющее беспредельную власть денег, страха и душевной опустошенности. Нам нужно чудо, способное поразить народ и заставить задуматься Запад, чудо, дающее силу добру, власть мудрости и рождающее из единиц новую неодолимую силу – народа-созидателя и победителя. Без этого чуда все планы развития и программы прорывов, при всех их достоинствах и совершенствах, все ресурсы, предусмотренные на их осуществление, все технологии, обеспечивающие их выполнение, останутся не более чем ухищрениями, способными лишь несколько уменьшить масштабы катастрофы.

Прежде чем приступить к «проектированию» столь необходимого нам чуда, необходимо пересмотреть привычные теоретические установки. Строгий, механистический детерминизм, который по-прежнему доминирует в социальных науках, исключает само понятие чуда. В конечном счете он приводит к фатализму, покорности и предопределенности. Чудо не признается как явление полноценное, равноправное с детерминистскими законами. В западной литературе подобные понятия часто называют индетерминистскими, противопоставляя тем самым детерминистским законам. Такая терминология может вызвать нежелательные ассоциации, ибо под индетерминизмом часто понимают отсутствие какой-либо регулярности, порядка и определенности в мире, полное господства в нем случайности.

В действительности же чудо, как и детерминистские законы, отображают некоторую регулярность в природе и обществе, которая возникает в результате взаимодействия внешне случайных событий, хотя эта регулярность и не обладает характером необходимости, присущей детерминистским законам. Именно вследствие этого чудо имеет вероятностный характер, а не являет собой неизбежность, покоящуюся на достоверных фактах. Чудо само по себе доказывает только то, что мир не сводится к бессмысленным актам природы, что есть сверхчеловеческая реальность.

Как уже отмечалось, раньше преобладала точка зрения, согласно которой неопределенность связана лишь с недостатком знаний субъекта, в самой же природе господствует универсальная причинная связь явлений и событий. Однако многие причинные связи в силу неполноты наших знаний остаются нераскрытыми. Этот недостаток стремится компенсировать наука посредством вероятностных законов, предсказывая результаты будущих событий с помощью прошлых. Если бы человек обладал совершенным знанием всех причин и следствий явлений природы, тогда все было бы для него точно определенным. Но в отношениях между людьми, как справедливо считают многие исследователи, неопределенность возникает из-за незнания одними людьми намерений, поведения и действий других людей. И если естественные науки достигли заметного прогресса в раскрытии неопределенности в природе с помощью законов, то в общественных науках результаты оказались гораздо менее успешными. Во многом это объясняется тем, что при анализе общественных процессов приходится учитывать наряду с объективными условиями также такие субъективные факторы, как цели, ценности, интересы и мотивы деятельности людей[135]135
  См.: Рузавин Г.И. Неопределенность, вероятность и прогноз / Философский журнал. № 2 (3). 2009. С. 82.


[Закрыть].

«Отсюда нетрудно понять, – пишет Г.И. Рузавин, – что рациональная модель выбора, как и любые другие модели, значительно огрубляет и схематизирует процесс принятия решений, который происходит в действительности. Сама модель поэтому и называется рациональной, что она предполагает рационально действующего субъекта, принимающего всегда разумные, оптимальные решения, не подверженного сомнениям, лишенного эмоций, не склонного к предрассудкам и предубеждениям, не подвластного влиянию окружающих. Иначе говоря, такая модель совершенно отвлекается от психологических особенностей людей, принимающих решение. Поэтому она представляет собой идеальную конструкцию, на которую, тем не менее, должен ориентироваться, но, конечно, не бездумно следовать ей, реальный, практически действующий субъект»[136]136
  Рузавин Г.И. Указ. соч. С. 85.


[Закрыть].

Большой недостаток основного массива существующих социальных знаний, как отмечает В.М. Розин, состоит в том, что «они не учитывают аксиологическую природу социальных феноменов, т.е. присущих людям и поведению несовпадающих ценностных ориентаций и целей. Не учитывают они и такой важный фактор, как структуры обыденного сознания людей: средовые карты и хронотипы, жизненные “скрипты” (программы), архетипы сознания и т.п. Не зная подобных закономерностей, социальный проектировщик оказывается не в состоянии определить в проекте реальное сложное поведение людей»[137]137
  Розин В.М. Социально-гуманитарные технологии // Философия и культура. 2010. № 12. С. 50.


[Закрыть]. Те, кто сегодня пытается логическим путем, исключительно рационалистически и механистически просчитать проект возрождения России, чаще всего приходят в тупик. В рамках научно-технократического подхода до сих пор не удается преодолеть основные недостатки, присущие социальным преобразованиям. Социальные проекты либо утопичны, не реализуемы, либо подменяются социальными манифестами, концепциями, программами.

При формировании современной стратегии чуда также важно понять, почему и в каких исторических ситуациях явление чуда происходило, а в каких – нет. Что лежало в структуре чуда, какие элементы, осталось ли что из них сегодня или все безвозвратно потеряно? Возможно ли его появление в наших условиях? Нам надо вспомнить и понять наших недавних предков, силу их духа, их ошибки, метания и опыт преодоления своих слабых сторон. Их восхождение к высотам человеческого духа, который делал несгибаемых героев из простых и обычных людей, совсем неидеальных. Все эти вопросы имеют прямое отношение к выработке проектов развития российского государства в категориях чуда. В любом случае надо помнить, что «чудо» лежит в системе соответствующих специфических понятий и неразрывно связано с ними – это пограничная ситуация (кризис), мобилизация, выживание, которые являются базисными. Иными словами, в основе чуда, имеющего отношение к человеческому обществу, лежит мобилизация всех духовных, нравственных, физических сил народа в условиях пограничности, стояния на краю обрыва, т.е. выход этих сил на уровень запредельности.

Такой трудно постигаемый иностранцами национальный феномен, как «русское чудо», в определенной степени связан с тайной русского национального характера, с наличием в менталитете нашего народа непостижимой уму удивительной способности превращения хаоса в порядок, бегства – в контрнаступление, апатии – в волну энтузиазма. Это нашло отражение в несколько грубой и обидной в своей второй части характеристике: «русский человек – либо святой, либо – свинья». Авторство этого выражения приписывается самым разным людям, например, послу Англии в Московии, тем не менее особенность национального характера – резко трансформироваться в острые критические моменты – была замечена ещё в давние времена.

Но вместо того, чтобы изучать проблемы и перспективы «русского чуда» – условия, факторы и возможности возрождения России как великой страны, ее восхождения к великим высотам, в стране проводятся какие-то бесконечные, непонятные реформы.

У некоторых исследователей создается впечатление, что в результате неявной войны, ведущейся против России, она отстала от развитых стран навсегда, а в кризисной ситуации в руках у русских не будет весомых аргументов в защиту своего существования в качестве нации, достойной хоть какой-нибудь роли в мировом развитии будущего. Между тем наша история подсказывает нам, что возрождение возможно и носить оно будет характер чуда.

Чудесным всегда было пронизано русское народное сознание, историческая память, практическое поведение и даже государственная политика и военная стратегия. Вспомним хотя бы дипломатов Горчакова и Тютчева, или полководцев Кутузова и Суворова. Русское чудо, безусловно, будет отличаться от всех прочих чудес. Чудеса наших сказок и былин подсказывают, что Русское чудо будет связано с восстановлением целостного миросозерцания, которое является жизненной потребностью всех психически и нравственно здоровых людей. Лосев считал его синтезом знания и веры, элементом абсолютной мифологии.

Хотя катастрофичный механизм, запущенный в 1991 году, погрузил Россию в бесконечную смуту, а времена депрессии, вялости, апатии растянулись на многие годы, тем не менее, в недрах энтропии, среди шума и треска разрушения уже просыпаются новые, творческие силы. Обретение духовной мощи и политической независимости через взрыв национального самосознания – вот модель прошлого и перспектива ближайшего будущего.

Детонатором подобного взрыва когда-то послужили подвиг Александра Невского, послания патриарха Гермогена, обращение к нации Сталина. Кто возглавит этот процесс сегодня? Пока неизвестно. Ясно только одно: это должно случиться, ибо национальный характер, систему иерархий, внутренних качеств, способов мышления, доставшихся нам через язык и опыт поколений, – изменить не под силу никому.

Русское чудо, по всей видимости, как раз и означает духовное возрождение, восстанавливающую Традицию как живой источник смыслов. С прагматической же точки зрения, речь идет о социальной мифологии, о мифе, который переворачивает всю политическую структуру общества, не отказываясь от высших ценностей, но и не замыкаясь на них, не сводя любую тему к пустопорожним рассуждениям о нравственности и духовности. Русский миф не мыслим без сверхидеи – русского чуда, которое имело бы вполне реальные, ощутимые воплощения в близком будущем.

В русском сознании вера, чудо и победа слиты в нераздельное единство, помогавшее выжить в самые тяжёлые испытания, преодолеть периоды горя и разрухи. Вера есть не просто непоколебимая убежденность, знание до опыта, не требующее доказательств понимание, чувствование сердцем и умом. Вера – это стержень личности, супердоминанта индивидуальной и коллективной психики. Именно она обеспечивает динамическую скоординированность и гармоничность всех контуров, систем, установок и импринтов личности. Именно вера раскрывает неисчерпаемые силы, способности и возможности человека, именно она творит чудеса.

Русское чудо совершенно не похоже на европейское волшебство, так же как не похожи наши «сакральные конструкции», доминанты бытия и черты национального характера, которые очень точно подметила народная мудрость: «Что русскому счастье, то для немца – смерть». Мы – иные, порожденные другой историей, другой природой, другим пространством, другим предназначением, другими откровениями, приоткрывающими завесу незримого. Русское чудо и европейские чудеса – далеко отстоят друг от друга, различаясь по источнику, смыслу и последствиям.

Запроектировать русское чудо невозможно. Нельзя его рассматривать и в качестве фактора безусловной исторической наследственности. Но определенную «технологию» чуда нужно учитывать. Современная социальная «технология» чуда предполагает разработку идеологии мобилизации, т.е. ценностную, а также смысловую заданность явления чуда, что невозможно без активного представления образа будущего. Для этого необходимо обретение положительного идеала как культурного ядра российского государства, запуска и инициации различных социокультурных процессов.

Таким образом, построение модели принятия решения представляет собой творческий процесс, в котором приходится, с одной стороны, учитывать общие закономерности, которым подчиняются изучаемые явления, а с другой – конкретные особенности их проявления. Модель поэтому не должна быть слишком общей и абстрактной, но в то же время – чрезмерно детальной и подробной. Следовательно, создание эффективной модели принятия решения и рационального выбора наилучшей альтернативы представляет собой скорее искусство, чем науку. В плане российского социума о русском чуде более правомерно говорить не как о предмете «расшифровки», а в модальности сознания, рефлексии. А если обратиться к ситуации кризиса, то, как это не парадоксально, в углублении современного кризиса заключаются в то же время источники мощного импульса, способные породить вспышку активности и как следствие – чудо. Конечно, в большинстве случаев прогнозирование чуда основывается на экстраполяции прошлого на будущее: наблюдая частоту события в прошлом, люди переносят это знание на будущее. Но с течением времени события могут сильно измениться. Прогнозирование чуда всегда сопровождается появлением чего-то неожиданного, связанного с такими иррациональным феноменом, как Дух народа. Это вовсе никакая не абстракция и не спекулятивное измышление, это энерго-информационный объект, который развивается в силу собственных императивов.

Учитывая вышесказанное, российская стратегия должна принимать во внимание, что современная война – это в первую очередь борьба Духа, и только силой духа в ней можно победить. Люди тогда обладают духовной силой, когда они объединяются в едином духовном порыве. И наши враги это знают, поэтому предпринимаются всевозможные попытки ослабить нас духовно, вызвать духовную слепоту, которая мешает распознавать «знамения времен» и находить истинный путь.

Очерк 3
Влияние внешнего мира на развитие российского государства

Одним из самых драматических последствий современного этапа глобализации выступает усиление тенденций, направленных на ослабление и постепенное разрушение национальных государств, рост влияния тайных, теневых центров мирового финансового капитала, глобальной управляющей элиты при очевидном падении роли и значимости открытой, публичной политики, выборных органов государственной власти. Суверенитет государства в современных условиях подвергается сомнению, а нередко и просто третируется, откровенно высмеивается как нечто устаревшее в эпоху глобализации. При том, что глобализация все больше напоминает настоящую социальную войну богатого центра (ядра) мировой капиталистической системы и ряда развитых анклавов за ее пределами против всего остального мира. Повсеместно возрастает экономическое, политическое, информационное и военное давление этого центра на весь остальной незападный мир, в том числе и на Россию. Смысл этого давления – максимально задержать или вообще остановить развитие общества за пределами «первого» мира. Это основное противоречие XXI века, как оно видится сегодня многим отечественным исследователям. «В XXI веке развитие является основным предметом борьбы глобальных центров силы…, становится основным глобальным конфликтом XXI века («конфликтом конфликтов»)[138]138
  Кургинян С.Е. Исав и Иаков. Судьба развития в России и в мире. М., 2009. С. 212. Т. 1.


[Закрыть]. Наряду с тенденцией разрушения национальных государств сложилась другая, активно противодействующая ей тенденция, которая привела к укреплению мощных региональных государств, таких как Китай, Индия, Бразилия, Иран, отчасти Россия. Сегодня Россия продолжает поиск направления своего стратегического развития. Более того, ей приходится отстаивать на мировой арене свое право на суверенный исторический выбор, каким бы он ни был. Все эти обстоятельства побуждают к тому, чтобы переоценить, а в отдельных случаях заново осмыслить роль внешнего фактора в историческом развитии национальных государств и, прежде всего, Российского государства в прошлом и настоящем, в выборе российской властью такой стратегии, которая будет способствовать развитию национальной экономики, укреплению его безопасности, качественному повышению жизнеспособности государства, росту народного благосостояния.

Положение России продолжает вызывать сегодня растущую озабоченность. Сырьевая направленность экономики способствует дальнейшему отставанию страны в создании шестого технологического уклада, его наиболее важных направлений. Не имеющий аналога среди развитых государств открытый характер российской экономики делает ее весьма зависимой от кризисного хаоса глобальной экономики. Сохраняется реальная угроза распада страны. В зарубежной печати постоянно обсуждаются вопросы о том, кому и когда в этом случае достанутся Сибирь и Дальний Восток. Идеологи сепаратизма в российском обществе вплоть до самого последнего времени открыто высказывали в средствах массовой информации свои разрушительные идеи. (В декабре 2013 года наконец-то был принят закон, устанавливающий уголовную ответственность «за публичные призывы к действиям, направленным на нарушение территориальной целостности Российской Федерации».) Российскую власть постоянно испытывают на стойкость в связи с попытками проведения ею самостоятельной линии в международных отношениях. И, наконец, огромный ущерб стране приносит полномасштабная информационная агрессия против неё, в том числе применение организационного оружия, направленного не только на снижение эффективности властно-управленческих структур государства, но и на их прямое разрушение. Для России информационный аспект взаимодействия с западными странами имел и продолжает иметь в современную эпоху особую, можно сказать, судьбоносную значимость для ее дальнейшего развития, что предельно наглядно показывает информационное освещение в западных СМИ последних событий на Украине.

Научная литература, посвященная анализу различных аспектов взаимодействия России с внешним миром, огромна и необозрима. Ежегодно выходит большое количество печатных изданий по отечественной истории, по российской экономике, политике, военной тематике, истории культуры и т.д. Незначительные тиражи этих книг многократно перекрываются огромными их объемами по 40—50 печатных листов.

Сложнее обстоит с философским осмыслением достижений конкретных наук. Между этими двумя видами теоретической деятельности существует большой разрыв, который не только не преодолевается, но наоборот, расширяется по многим причинам. Позиции философов настолько отличаются одна от другой, что подвести их выводы к некоторому общему знаменателю практически невозможно. А, с другой стороны, значительное большинство работ по философии истории посвящено истории развития собственно философских идей, а философское осмысление реального исторического процесса на основе постоянно растущего конкретного материала все ещё остается одним из слабых мест в отечественной философско-исторической мысли. Впрочем, ситуация постепенно меняется к лучшему в науке, особенно на стыке философии и геополитики. Здесь происходит качественный скачок в осмыслении российской геополитики в прошлом и настоящем, по крайней мере, сформулирован ряд реальных первостепенных по значимости задач, стоящих ныне перед Российским государством[139]139
  В первую очередь обращают на себя внимание работы известного теоретика истории А.И. Фурсова, отличающиеся большой новизной и содержательностью анализа. Об отдельных его работах речь пойдет ниже. См. также Горбунов А.А., Кремов Б.И. Россия в новой системе международных координат: геополитика, глобализация и транспортные коммуникации. М., 2008; Панарин И.Н. Информационная война и геополитика. М., 2006; Романов И., Забаев И., Чернов В. Геополитика России: стратегия восточных территорий. М., 2008; Стариков Н.И. Геополитика: как это делается. СПб., 2014 (Стариков Н.И. – автор большого числа работ по геополитической истории России, вызывающих самые противоречивые оценки в научной среде).


[Закрыть].

Среди работ по геополитике выделяются своей оригинальностью работы известного российского ученого В.Л. Цымбурского. В 90-е годы прошлого века он выдвинул целый ряд интересных идей, связанных с пониманием отношений между Россией и Европой последних столетий. Он, в частности, отметил, «что для более или менее адекватного осмысления взаимоотношений России и Запада в последние три века наиболее плодотворным было бы именно закрепление в научном обиходе представления о возможностях таких объектов, как система цивилизаций»[140]140
  Цымбурский В.Л. //Европа-Россия. Третья осень цивилизации. Режим доступа: archipelago.ru /authors/cimbursky/71ibrary=2414


[Закрыть]. Притяжение Российского государства к западному сообществу привело к возникновению устойчивой системы, состоящей из двух цивилизаций – Россия и Европа. (Западная Европа по мере становления в ней капитализма, или в другой стилистике, общества модерн, превращается в Запад, западную цивилизацию.) Как полагает В.Л. Цымбурский, Россия в течение последних трех веков выступает «цивилизацией-спутником» Запада, а последний – цивилизацией-лидером. Он создает эвристически интересную, хотя и достаточно спорную в своей конкретике модель циклического геополитического взаимодействия между Россией и Западом. Попадание России с XVIII в. в сферу интенсивного притяжения Запада приводит к появлению у неё специфической геостратегии – «похищение Европы». Россия за три века повторила здесь однотипную событийную схему-цикл, состоящую из четырех ходов.[141]141
  Цымбурский В.Л. Циклы «похищения Европы» / Иное. Хрестоматия нового российского самосознания. Т. 2. Россия как субъект. М., 1995. С. 238.


[Закрыть] Не вдаваясь в обсуждение деталей предложенной конструкции[142]142
  См.: Межуев Б. В. Политическая критика Вадима Цымбурского. М., 2012. С. 74-92.


[Закрыть], хотел бы только обратить внимание на то, что в конце каждого цикла происходила смена вектора российской политики с проевропейского на от-европейский – евразийский.

Идея В.Л. Цымбурского о рассмотрении взаимодействия между Европой и Россией, как носящего системный характер, только намечена им и, конечно, требует своей дальнейшей конкретизации и разработки. Прежде всего, требует объяснения само притяжение России к западному сообществу. При всей значимости географической связанности территорий и политических устремлений российской власти в какие-то периоды времени (её «европомания») за ними должны скрываться более значимые объективные обстоятельства. Важное значение имеет здесь характер связей между политикой и экономикой. Именно экономические отношения создают прочную и неразрывную систему цивилизаций «Европа-Россия». Но политические отношения и экономические – не единственные отношения между цивилизациями. Отношения внутри системы в ходе развития цивилизаций становятся все более разнообразными, в которых все более значимую роль приобретают информационные отношения. И, наконец, сами цивилизации имеют глубокое историческое своеобразие, которое позволяет считать качественно разнородными цивилизациями.

Последовательная смена отношений России с Западом носит циклический, волновой характер. Смысл – постоянная борьба во властных структурах российского государства, в обществе, в культурной среде между удалением от Европы, максимально возможным развитием по собственному, национальному пути и сближением с Европой, максимально возможным уподоблением государственного строя и общественных порядков западной модели развития. Это стержневая проблема всех революционных преобразований в России – универсальный, либерально-демократический общественный строй, который предлагает Европа, или собственный, национальный путь.

Если говорить о тенденции на удаление, то Московское царство впервые указало на возможность самостоятельного и независимого пути развития. Затем Николаевская империя попыталась вступить на этот опасный и непредсказуемый в своих последствиях путь, и, наконец, запоздалые контрреформы Александра III. В годы существования Советского Союза эта линия получила максимальное воплощение. Вторая тенденция – на сближение и воспроизводство, насколько это возможно, сущностных черт общественного строя Запада. Это – деятельность Петра I с некоторыми оговорками, Александра I, Александра II, Николая II (С.Ю. Витте в особенности), М.С. Горбачева, руководителей Российской Федерации особенно в 90-е годы. Разумеется, речь идет о доминирующей тенденции во власти и обществе, которой всегда противостояли в разной степени и в разной форме другие силы и другие взгляды.

Обращение к внешнему фактору позволяют установить правильную оптику рассмотрения содержания и последствия российских революций. Сложился вполне определенный – либеральный – ход мыслей в современной литературе последних десятилетий: светлые перспективы появлялись у страны, когда Россия поворачивалась к Западу, а все трудности и тупики возникали, когда она удалялась от него.

Так, В.К. Кантор пишет о том, что «путь России, в самом деле, особый, в него входит постоянная ориентация на Запад. Это своего рода саморегуляция культуры. И каждый раз происходила… корректировка российского пути по западному образцу»[143]143
  Кантор В.К. «…Есть европейская держава». Россия: трудный путь к цивилизации. Историософские очерки. М., 1997. С. 117.


[Закрыть]. Бывший наш соотечественник А. Янов написал трехтомную историю России, в которой попытался доказать, что четырежды на протяжении двух последних столетий история предоставляла России возможность «присоединиться к человечеству», говоря словами Чаадаева.... Три шанса из четырех по разным, как мы ещё увидим, причинам были бездарно загублены. Судя по тому, что сейчас «время славянофильствует», пятого может и не быть[144]144
  Янов А. Драма патриотизма в России. 1855-1921. М., 2009. С. 55.


[Закрыть]. Удивительное дело, страна на протяжении столетий проявляет глупость за глупостью, судя по словам Янова, и только он открывает стране глаза на подлинный смысл российский истории. Список авторов, стоящих на этой точке зрения, большой, его можно приводить здесь долго, но аргументы не отличаются особым разнообразием.

Впрочем, в литературе широко распространена и противоположная точка зрения. В своей предельной крайности она трактует сложный и неоднозначный процесс приобщения российского общества к достижениям европейской культуры как чужебесие. Согласно этой точке зрения, культура московского православного царства (Святая Русь) подверглась насильственному разрушению через внедрение зарубежных образцов. Разрушение проводится влиятельной частью правящего слоя со времен Петра I и до сегодняшних дней[145]145
  См.: Платонов О. Русская цивилизация. М., 1995.


[Закрыть]. Между этим двумя крайними точками зрения лежит не истина, а сложнейшая проблема избирательного усвоения достижений Запада, поскольку сам отбор достижений зависит от тех целей, того исторического пути, по которому власть направляет развитие российского общества. Поэтому вместо абстрактных рассуждений, необходимо придать проблеме последовательно историческое измерение. Проблема заключается в том, почему имеет место, как неотменяемый факт, цикличность российской истории в отношениях с Западом на протяжении столетий и какие результаты для России давал каждый такой цикл.

Пусть это покажется весьма спорным суждением, но в самом общем плане на первое место в этом взаимодействии следует выдвинуть не приобретения, а потери и угрозы. Можно сказать, что угрозы первичны, а приобретения вторичны по той причине, что угрозы, исходившие от Запада, были вполне реальными. Как отмечал английский историк А. Тойнби: «Угроза России со стороны Запада, ставшая с XIII века хронической, только усиливалась с развитием на Западе технической революции».[146]146
  Тойнби А. Цивилизация перед судом истории. М., 1974. С. 158.


[Закрыть] Принципиальное отличие западной цивилизации от незападных цивилизаций состоит не просто в их отставании от западного мира. Это разные типы цивилизаций. Здесь находится ключ к разрешению главного противоречия эпохи глобализации, навязанного Западом всему остальному миру, – быть или не быть дальнейшему развитию незападного мира. Западная цивилизация является уникальной, наряду с другими цивилизациями, а не универсальной, общечеловеческой цивилизацией, как теперь стало очевидным после провала неолиберальной модели глобализации, по своему происхождению, настоящему и обозримому будущему.

За многообразием современных определений цивилизации явно просматривается ситуация, когда все они обнаруживают существенное единство. Практически во всех случаях речь идет об обществе, о сложном обществе, о городском обществе. Для современного западного сознания понятие цивилизации связывается, в первую очередь, с современным типом общественного устройства, характерного для высокоразвитых стран Запада, которые достигли передового уровня технологического развития. Наличие гражданских, политических, социальных и правовых институтов обеспечивает поступательное, прогрессивное развитие общества, его относительную стабильность, самостоятельность индивида[147]147
  См.: Сравнительное изучение цивилизаций. Сост. Б.С. Ерасов. М., 1999. Введение.


[Закрыть]. Если проанализировать такого рода определения, то они носят по своему смыслу социологический характер. Получается так, что общество модерн, общество классического индустриального капитализма, представленное в качестве целостной системы, просто «упаковано» в цивилизационную оболочку.

Такое понимание цивилизации занимало господствующее положение в социальных науках на протяжении долгого времени, вплоть до 70—80-х годов прошлого века. Оно существовало не только как работающее социологическое понятие, но и как модель общественного устройства для подражания и реализации его в жизнь в незападных странах. Европейское понимание цивилизации составило основу модернизационной модели догоняющего развития. Странам, освободившимся от колониального господства, была навязана в 50—60-е годы XX века модель общества, на которую они должны были равняться в своих стремлениях преодолеть в процессе догоняющего развития свою отсталость.

До сих пор продолжаются бурные споры относительно природы самой цивилизации. В.М. Межуев обращает внимание на неясность сложившейся здесь ситуации: «Что имеется в виду под “цивилизацией как таковой” – общее понятие цивилизации или понятие общей (универсальной) цивилизации? Происходит некая недостаточно обоснованная подмена, когда общее представление о том, что обозначает собой термин цивилизация, выдается за описание существования в самой действительности, по крайней мере, в отдаленной перспективе универсальной цивилизации. Всё это не может не вызывать серьезных возражений»[148]148
  Межуев В.М. На пути к универсальной цивилизации. Вечное и преходящее в культурном наследии России. М.,2010. С. 10.


[Закрыть].

В частности, понятие общей или универсальной цивилизации пытаются использовать в качестве эталона при рассмотрении состояния и перспектив развития российской цивилизации. Известно, что европейское понимание цивилизации XIX века имело в качестве дополнения и своей оборотной стороной понятие варварства. Неэффективность объяснительных возможностей европейской модели «цивилизация – варварство» рождает в ответ в общественном сознании идею множественности цивилизаций, когда каждая из цивилизаций сама решает, что она подразумевает под варварством и какими способами она преодолевает его. Идея множественности получает свое оформление в культурологической теории цивилизации. Её автором стал русский ученый Н.Я. Данилевский, который утверждал, что в мире имеется целый ряд обособленных культурно-исторических типов исторической жизни человечества или самобытных цивилизаций. Европейский культурно-исторический тип – только один из них. В основе каждого культурно-исторического типа лежит, говоря современным языком, своя культурная матрица, свой культурный код развития[149]149
  Данилевский Н.Я. Россия и Европа. М., 1991. С. 109.


[Закрыть]. На унификацию общественной жизни через принуждение к реализации проекта модерн последовал ответ в виде провозглашения самобытности локальных цивилизаций и отсутствия исторического единства между ними.