Текст книги "Тантра – любовь, духовность и новый чувственный опыт"

Я проделала это семь раз, по разу для каждой из семи чакр – семи энергетических центров в теле, – наполняясь и снова опустошаясь. Ошо не объяснял, где находятся эти чакры, и не просил нас на них фокусироваться, он просто сказал, что, если мы проделаем это меньше семи раз, медитация останется незавершенной и мы, возможно, почувствуем себя неспокойно. Сделав семь поклонов, я легла лицом вниз, так чтобы мой живот прикасался к полу, и расслабилась. Медитация закончилась, и меня переполнила внутренняя тишина.

Для меня медитация «Махамудра» оказалась простой, глубокой и естественной. Не думаю, что каждый, кто в тот вечер ее делал, испытывал точно такие же ощущения, – разным людям подходят разные техники, но для меня это было очень красивое и трансформирующее переживание. Оно напомнило мне об ощущениях на том даршане, когда Ошо попросил меня излить свою любовь на сидящего перед ним мужчину. Только на этот раз мастер не присутствовал рядом со мной и не изливал на меня свою любовь, как тогда. Ко мне пришла уверенность, что то же самое может случиться и в отсутствие мастера, может произойти само собой. Я так полюбила медитацию «Махамудра», что делала ее на протяжении года, а затем, когда начала проводить собственные тантрические семинары, стала передавать ее другим людям. В начале я сомневалась, смогут ли участники, не имеющие опыта медитации, быть затронутыми таким тонким методом, и с радостью обнаружила, что могут.

Тем временем, если вернуться в мои ранние дни в Пуне, серия бесед по Тилопе подходила к концу. Но есть еще один бриллиант в венце тантрического мастера, о котором я должна упомянуть:

 
У облаков, бороздящих небо,
нет ни корней, ни дома;
нет их и у отдельных мыслей,
бороздящих наш ум.
 

Здесь древний мистик говорит о самой основополагающей медитационной технике из всех существующих; на самом деле она настолько основополагающа, что, пожалуй, является самой сутью всех методов медитации, всех техник. В этом смысле и Тилопа, и Ошо явно говорили об одном и том же, так же как и сотни других мастеров. И хотя просветленные мистики создали десятки методов медитации, все истинные методы сводятся к одному – наблюдению ума. Ум – это главная проблема для всех духовных искателей. Почему? Потому что постоянный поток мыслей, идей, верований, настроений и эмоций занимает нас и не позволяет нам ощутить тишину, а тишина – это ворота к нашей духовной природе.

Секрет успокоения ума, опустошения его от мыслей заключается в том, чтобы не бороться с мыслительным процессом и никоим образом не пытаться его контролировать, а просто наблюдать каждую мысль, по мере того как она возникает и проплывает по экрану ума – не оценивая ее ни как хорошую, ни как плохую, ни как значительную, ни как банальную. Для Тилопы мысли подобны облакам, бороздящим внутреннее небо ума. Ошо, используя современную метафору, сравнивал мысли с движением машин в час пик на оживленной автотрассе. Но оба мастера сходятся в том, что необходимо не вовлекаться в мыслительный процесс и воспринимать мысли как нечто проходящее и непостоянное, что-то, на что можно смотреть как отстраненный наблюдатель. На самом деле это даже не метод. Для метода это что-то слишком основополагающее. Я пришла к пониманию, что это скорее искусство или навык, что-то вроде развития шестого чувства.

Вскоре после окончания этой серии бесед я приняла решение остаться в Пуне на гораздо более длительное время, чем предполагала изначально. Планируя нашу поездку в Мюнхене, мы с Говиндасом собирались некоторое время провести в Пуне, а затем отправиться в путешествие по Индии, начиная с Гоа, бывшей португальской колонии, которая находилась на несколько сотен миль южнее Пуны. Ее пляжи на берегу океана превратились в своего рода прибежище для хиппи. Когда Говиндас сказал, что настало время двинуться в Гоа, он не очень настаивал на том, чтобы я ехала с ним. Как обычно, он вел себя весьма сдержанно. Я же по-прежнему хотела следовать за ним главным образом потому, что боялась потерять любимого, если он поедет один. С другой стороны, я была глубоко поглощена всем происходящим со мной в ашраме.

Поскольку это давало мне очередной отличный повод усесться перед Ошо и задать ему вопрос, я ухватилась за эту возможность:

– Говиндас хочет ехать в Гоа. Ехать ли мне с ним? Ошо отрицательно качнул головой.

– Нет, нет, нет, я твой океан. Тебе не нужно ехать в Гоа. Оставайся здесь со мной, а Говиндас пусть едет.

Что-то внутри меня расслабилось. Именно этого ответа я и ждала. Поскольку Ошо сказал об этом так ясно и конкретно, у меня не возникло никаких трудностей с тем, чтобы отбросить мысль о поездке в Гоа. Я ощущала, что «океан Ошо» так радушно меня принимает, что нет ничего, чего бы мне не хватало.

На следующее утро Говиндас на автобусе отправился в Гоа, а я выехала из «Грин-отеля». Мои новые друзья арендовали прекрасное бунгало в Корегаон-парке, в конце той улицы, на которой располагался ашрам. Я сняла там комнату и переехала туда. Через пару дней я начала работать в ашраме. Если вы задаетесь вопросом, какое это имеет отношение к наблюдению ума, пожалуйста, продолжайте читать дальше, поскольку ничто не провоцировало мой ум больше, чем работа в ашраме Ошо. Как вы увидите, это было похоже на пребывание в своем частном кинотеатре.

Тантрическая медитация
Полый бамбук

Основной принцип Тантры – это восприимчивость к энергии. Как индивидуумы, мы имеем доступ к очень ограниченному количеству энергии, но, когда мы опустошаемся и открываемся тому, чтобы принимать от природы, от Божественного, мы можем стать каналом для безграничной энергии. Это простая, но очень мощная медитация. Как уже говорилось выше, именно этот метод Тилопа рекомендовал своему ученику Наропе. Он отражает духовную реальность: когда мы проникаем внутрь себя, мы обнаруживаем, что внутри мы пустые, что внутри нас пустая сердцевина или внутреннее пространство. Уподобившись полому бамбуку, мы соприкасаемся с этой реальностью. Эта медитация делается стоя. Вы должны чувствовать себя удобно и расслабленно.

• Закройте глаза, дышите спокойно и позвольте кончику языка прикоснуться к нёбу. Это поможет создать в теле замкнутую энергетическую цепь. Представьте, что вы – полый бамбук, пустой канал – восприимчивый, пассивный.

• Возможно, вы почувствуете, что начинаете мягко раскачиваться. Как будто налетевший ветерок мягко овевает бамбук. Сила бамбука – в его гибкости; он может выдержать сильнейшую бурю. Почувствуйте эту гибкость в себе, раскачиваясь и наклоняясь.

• Расслабьтесь в этом переживании. Вам ничего больше не нужно делать. Вам ничего не нужно ожидать. Все совершено таким, какое оно есть. В этой медитации могут произойти самые разные вещи. Возможно, вы почувствуете, что энергия начинает изливаться на вас, как водопад. Возможно, вы почувствуете, что ваши границы исчезают и внутренняя пустота сливается с еще большей пустотой, окружающей вас. Или же вы можете просто ощутить пустоту и безмолвие внутри. Каким бы ни было ваше состояние, позвольте ему быть таким, какое оно есть.

Эту медитацию можно также делать с партнером.

• Вначале каждый из партнеров стоит в одиночестве и представляет, что становится полым бамбуком.

• Затем, минут через десять-пятнадцать, один из партнеров остается бамбуком, а другой превращается в легкий ветерок.

• Ветерок: издавайте звуки, похожие на звуки ветра, дующего через бамбуковую рощу. Свободно двигайтесь по комнате, мягко прикасаясь к бамбуку или подталкивая его с разных сторон.

• Бамбук: раскачивайтесь под дуновением ветра, наслаждайтесь тем, что вы бамбук, и откликайтесь на то, что делает с вами ветер. Это так легко и просто.

• Продолжайте так около пятнадцати минут, а затем поменяйтесь ролями. Медитацию «Полый бамбук» очень хорошо делать на природе, особенно в лесу, а также на открытом пространстве, где дует сильный ветер.

Глава 4
Путь дисциплины

Освобождаясь от ума, держись середины —

до тех пор, пока…

Господь Шива

«Вигьян Бхайрав Тантра»

Происхождение Тантры невозможно проследить в историческом контексте, но его можно обнаружить в романтическом мифе о Господе Шиве. Шива принадлежит к индуистской божественной троице: Брахма, Вишну и Шива – это три аспекта единой вселенской энергии. Если воспринимать их как абстрактные силы, то Брахма символизирует все расширяющуюся созидательную силу, отражая тем самым недавние научные открытия о расширяющейся природе Вселенной. Вишну – это сила, которая сохраняет и поддерживает творение, все, что окружает нас в проявленной форме. Шива – это сила разрушения, которая кладет конец созиданию и запускает новый вселенский цикл.

На более человеческом уровне, персонифицировав этих трех богов, индуизм представил их как управляющих одного совместного божественного предприятия, которые не всегда хорошо ладят между собой. В этом смысле они скорее напоминают главных героев космической мыльной оперы, в которой, помимо них, участвуют десятки богов и богинь. Они постоянно ссорятся и воюют друг с другом, а затем мирятся; влюбляются и перестают любить и так далее. Одна из легенд гласит, что как-то раз на небе Вишну и Брахма пустились в спор и, будучи не в силах его разрешить, направились к жилищу Шивы, чтобы попросить его выступить в роли третейского судьи. Поскольку охранник спал, а двери были открыты нараспашку, боги вошли в дом и обнаружили, что Шива занимается любовью со своей супругой Дэви, известной также как Парвати.

Шива был так поглощен этим занятием, что даже не заметил их. Они вынуждены были прождать несколько часов, все больше и больше распаляясь от гнева, и, когда им наконец представилась возможность что-то сказать, они прокляли Шиву за такое пренебрежение. Они сказали ему: «С этих пор на земле тебя будут помнить не как бога, а как мужские и женские половые органы в момент соития».

Так появился шивалингам, скульптурное изображение пениса, возвышающегося над вагиной, которому по всей Индии поклоняются как символу Шивы.

Из этих мифических истоков индуистская Тантра развилась в духовный путь, в котором различные ритуалы, включая половое сношение, использовались для того, чтобы найти единение с каким-либо богом или богиней. Приверженцы этого пути верили, что благодаря такому единению можно перенять качества божественности и перенести их в свою жизнь. Это был продукт общества, которое не отвергало и не подавляло сексуальность, в котором даже у мистиков и духовных искателей были жены и любовницы и в котором такой исследователь сексуальности, как Ватсаяна, мог написать свою знаменитую «Кама-сутру», справочник по сексуальным практикам и позам.

С сексом, однако, был связан лишь небольшой процент тантрических ритуалов. Большая их часть представляла собой пение мантр, создание мандал – символических рисунков – и поклонение различным божествам. Сексуальный ритуал требовал тщательной подготовки и предполагал половой контакт между партнерами, во время которого сексуальная энергия направлялась вверх по энергетическим центрам тела – чакрам. Разные школы Тантры и йоги насчитывают разное количество чакр, но самое распространенное мнение – что существует семь главных энергетических центров, которые располагаются по вертикальной линии одна над другой, в самой сердцевине тела.

Первая чакра, Муладхара, или сексуальная чакра, – находится в области промежности, между половыми органами и анусом. Связана с сексуальностью и выживанием.

Вторая чакра – в центре нижней части живота. Связана с чувственностью и эмоциями.

Третья чакра – чуть ниже груди, в области солнечного сплетения. Связана с проявлением личной силы.

Четвертая чакра – в центре груди, между сосками. Связана с сердечностью, приятием, любовью и состраданием.

Пятая чакра – в центре горла. Связана с творческим самовыражением.

Шестая чакра, называемая также «Третий глаз», – в точке между бровями. Связана с внутренним пространством, светом и глубокой проницательностью.

Седьмая чакра, Сахасрара, – на макушке головы. Связана с отсутствием двойственности, исчезновением ощущения отдельности и обнаружением единения со всем Существованием.

Кстати, у Шивы есть божественная напарница и воплощение женского принципа, Шакти. В отличие от Дэви, Шакти – не персонифицированное божество. Шакти просто означает женский созидательный принцип, энергию, которая дает рождение всему проявленному во Вселенной, после того как оплодотворяется мужским принципом. Наша планета – это не что иное, как проявление энергии Шакти. Так же, как и эта книга. Традиционный ритуал передачи духовным гуру энергии своим ученикам называется шактипат и представляет собой еще одно проявление той же самой энергии.

Мое первое знакомство с Шивой произошло, когда мне в руки попала книга комментариев Ошо к «Вигьян Бхайрав Тантре» – древнейшему практическому путеводителю по медитации за всю историю. Индусы утверждают, что ему по крайней мере пять тысяч лет. Эти древние сутры очень красиво подаются: Дэви, возлюбленная и супруга Шивы, спрашивает его о природе медитации и о том, как достичь просветления. В ответ Шива описывает ей сто двенадцать различных методов медитации, которые, по словам Ошо, охватывают все когда-либо созданные основные техники.

Поскольку этих методов так много, комментарии Ошо растянулись на восемьдесят бесед – все они были им даны до моего приезда в Индию и опубликованы в пятитомнике под названием «Книга тайн». Я не стала читать эти тома от корки до корки. Вместо этого я периодически брала одну из книг, перелистывала страницы, пока мне на глаза не попадался один из методов. Вот этот меня особенно заинтриговал:

 
Освобождаясь от ума, держись середины —
до тех пор, пока…
 

Как именно освобождаться от ума? И держаться середины чего? Я пребывала в приятном недоумении, и хотя я прочитала комментарий Ошо к этой технике, ее смысл оставался для меня загадкой и скорее напоминал Дзэн-коан – что-то, что должно открыться в реальном переживании, вместо того чтобы быть понято интеллектом. Поэтому я переписала эту сутру на небольшую карточку и приклеила ее на стену в своей комнате, ожидая момента озарения.

Я прожила в Пуне чуть больше двух месяцев и вскоре после отъезда Говиндаса в Гоа получила приглашение от своего мастера: «Хорошо, Рада. Теперь ты готова работать. Приходи делать уборку в моем доме».

Я очень обрадовалась. В те дни получение разрешения работать полный рабочий день в разрастающемся саньясинском сообществе в Пуне воспринималось как своего рода успешно сданный выпускной экзамен. Оно подразумевало, что вам больше не нужно делать медитационные техники, которые идут на протяжении всего дня рядом с Кришна-Хаус, что теперь вы можете использовать работу как метод для развития осознанности и наблюдения ума. А приглашение работать в таком месте, как Лао-Цзы Хаус, стало еще одним подтверждением моей духовной «продвинутости».

Поэтому я была слегка удивлена, когда увидела, что молодая женщина, которая передает мне эту работу, явно с большой охотой от нее избавляется. Она не стала тратить время на пространные объяснения и сказала только самое необходимое: «Вот ведро, вот швабра. Ты должна убирать „красный коридор“ три раза в день – в шесть часов утра, в одиннадцать тридцать и в три часа дня, и делать это следует так…»

Красный коридор получил свое название по красной квадратной плитке, которой он был выложен. Начинался он довольно скромно у двери в боковой части дома, рядом с воротами Лао-Цзы. Около двери лежал коврик для ног и стояла полка для обуви. Но затем с каждым метром красный коридор набирал духовное величие, проходя мимо нескольких комнат постоянно проживающих там саньясинов, затем мимо кухни Ошо, затем мимо его огромной личной библиотеки, потом мимо его комнаты, заканчиваясь в конце концов у веранды, где Ошо давал вечерние даршаны. Лишь очень немногим позволялось ходить по красному коридору, и эти немногие старались это делать исключительно мягко и бесшумно. Почти никто не проходил дальше библиотеки.

С точки зрения уборщицы, одна из самых важных вещей относительно красного коридора заключалась в том, что он был очень узкий, не больше метра шириной. Когда по нему навстречу друг другу шли два человека, одному из них приходилось пропускать другого. Таким узким коридор стал потому, что на стенах с обеих сторон были полки с книгами, продолжающими поступать и уже не помещающимися в библиотеке. Еще одним важным фактором, опять же с точки зрения уборщицы, было то, что коридор должен был постоянно оставаться открытым для прохода. Все, кому нужно было куда-то пройти этим коридором по нижнему этажу дома, включая постоянно проживающих там саньясинов, поваров, завхозов, прачек и уборщиц других помещений, – должны были иметь такую возможность. Поэтому не было даже вопроса о том, чтобы перекрыть его по всей ширине, пробежаться по нему сначала с мокрой шваброй, затем с сухой, а потом, быстренько расправившись с работой, отлучиться, выпить заслуженную чашку чая и с кем-нибудь посплетничать.

Ничего подобного. Я была вынуждена делить коридор шириной в один метр на две части и сначала убирать на одной стороне – подметать, протирать влажной тряпкой, а затем сухой, по всей длине от одного конца до другого, – а затем уже убирать на другой стороне. Проходящим по коридору людям нужно было давать знать, какая сторона сейчас убирается, а по какой стороне можно идти. Это делалось с помощью небольших записок, которые приклеивались к деревянным стойкам на всем протяжении коридора на главных стратегических пунктах.

По индийскому обычаю, все оставляли свою обувь на полочке при входе и заходили в дом босиком. Поскольку все в ашраме носили вьетнамки, открытые сандалии, которые держались на ноге за счет одного-единственного ремешка между большим и вторым пальцем, ноги большинства людей были пыльными, а в сезон дождей даже заляпанными грязью. Иными словами, обычно мне хватало работы.

В свой первый рабочий день я еще не понимала, что как уборщица красного коридора я, по сути дела, являюсь движущимся препятствием. И препятствием являюсь именно я, а не люди, которые проходят мимо, или вещи, мимо которых прохожу я, – по крайней мере именно так я это воспринимала. Другие люди явно были заняты очень важной работой, в то время как я всего лишь делала уборку. Поэтому у них было больше прав там находиться. Следовательно, именно я была помехой и усложняла жизнь другим.

Само это ощущение уже было своеобразным вызовом, поскольку показывало мне мое отношение уязвленного сноба. Я никогда в жизни не занималась уборкой, потому что происходила из состоятельной семьи, где всегда были горничная, няня, а иногда и повар. В любом неаполитанском доме считалось, что человек, занимающийся уборкой, как считалось, находится на самой низшей ступеньке социальной лестницы, и, если перенести те же самые ценности в Лао-Цзы Хаус, этим человеком была я.

В обычной жизни такие неприятные чувства можно просто отбросить или подавить, особенно если главным мотивом для работы является зарабатывание денег. Но в ашраме, где работа была подарком и медитацией, это было невозможно. Наоборот, все переживалось с невероятной интенсивностью, а окружающая атмосфера, казалось, пульсировала энергией, как будто мы жили внутри скороварки и какая-то невидимая рука постоянно прибавляла газ. Все, что мы делали, говорили, чувствовали или думали, с огромной ясностью проявлялось на киноэкранах наших умов, примерно так же, как это было со мной, когда я впервые оказалась на даршане в присутствии Ошо.

Правда, то, что мне теперь приходилось наблюдать на личном киноэкране, не вызывало восторга. Наоборот, многие из этих вещей были отрицательными. Во-первых, я по природе очень ленива – и во многих отношениях остаюсь такой до сих пор. Я ненавижу работать и не люблю делать уборку даже в собственной комнате, не говоря уже о чужом доме. Более того, меня раздражало то, что я вынуждена убирать коридор таким сложным способом, сначала одну сторону, а потом другую, в то время как всю работу можно проделать более эффективно в одну треть того же времени.

Меня также возмущало, что люди не дают себе труда вытирать ноги о коврик у двери перед тем, как войти в коридор. Меня выводило из себя то, что люди иногда игнорируют мои записки и идут не по той стороне. Особенно меня раздражало то, что, самостоятельно поставив себя на самую низкую ступеньку иерархии Лао-Цзы, я не находила в себе смелости сказать: «Осторожно, вы, идиоты! Вы что, читать не умеете?» Меня угнетало то, что, убрав на обеих сторонах, я была вынуждена снова пройтись по всему коридору и подтереть в тех местах, где люди уже снова наследили и испортили мою работу. Я была раздосадована, что другие саньясины работают на улице, свободно передвигаются по ашраму, встречаются друг с другом, наслаждаются свежим воздухом и солнечным светом. Я чувствовала, что мне не хватает всего этого, что я превратилась в ту самую тибетскую монахиню-затворницу, которой когда-то мечтала стать, и теперь уже не могу порвать с отшельнической жизнью. Я чувствовала себя в ловушке.

Смена настроения от восторга и энтузиазма по поводу моей новой работы к страданию и возмущению произошла так быстро, буквально в течение нескольких дней, что я могла приписать ее только необыкновенной интенсивности энергетического поля, в котором я находилась. Вещи, которые в «нормальной» жизни всплывали бы на поверхность несколько недель, месяцев или лет, в Пуне вспыхнули за несколько дней, даже часов. Именно тогда ко мне пришло озарение, что в загадочной сутре Шивы есть более глубокий подтекст:

 
Освобождаясь от ума, держись середины —
до тех пор, пока…
 

Я начала осознавать, что кино, которое идет в моей голове, имеет две стороны. Не то чтобы я стала относиться к своей работе исключительно негативно. Наоборот, с равной силой проявлялся другой, совершенно противоположный набор ощущений: я очень хотела получить опыт работы в ашраме, и мое желание быстро исполнилось. Я была очень счастлива, что работаю в доме Ошо, чувствую тишину этого пространства и его мистические вибрации, знала, что многие саньясины мечтают о такой возможности и привилегии и завидуют тем, кто был ее удостоен. Я знала, что если бы получила работу за пределами дома, то мгновенно стала бы одной из тех, кто мечтает работать в доме. Понимая, что я вообще склонна к лени, я ощущала, что для меня правильно и важно придерживаться определенной дисциплины, ежедневного распорядка, оставаться заземленной в какой-то практической деятельности посреди всех тех невероятно интенсивных переживаний, которые происходят со мной на даршанах и во время медитаций.

Несмотря на то, что мой инстинкт домохозяйки говорил мне: «Давай-ка покончим с этим как можно быстрее», я знала, что не просто делаю уборку в коридоре. Как и все остальные, я использовала работу в качестве медитации, чтобы очистить стены и полы своего ума. Именно поэтому люди с докторскими степенями делали уборку в туалетах ашрама. Мы создавали пространство для внутренней тишины. Я была счастлива, что мой труд не очень тяжел. Это была очень простая и медитативная работа, и я понимала, что для меня, как для тантрики, это прекрасная возможность трансформировать мирское в священное. Каждое движение шваброй можно было делать либо автоматически, по привычке и обыкновению, либо сознательно, как акт медитации.

Выбор был за мной. Наблюдать за этой борьбой ума, за тем, как он постоянно перемещается от одной крайности к другой, – всегда желая того, чего у него нет, – было для меня новым переживанием. В повседневной жизни внешние заботы слишком занимали меня, чтобы я могла уделить внимание наблюдению своего ума. Теперь же я могла видеть, что он похож на неуправляемый механизм. Именно поэтому Шива советовал Парвати не поддаваться уму, не позволять ему переносить себя из одной крайности в другую, а просто не питать его своим вниманием – таким образом «освобождаясь от ума» – и найти точку равновесия между двумя крайностями – «держаться середины». По сути дела, на том же самом настаивал Ошо, когда говорил о «свидетельствовании» или «наблюдении» ума и необходимости не вовлекаться в его болтовню. Слова Шивы «Держись середины» вызывали у меня улыбку. В своей работе мне постоянно приходилось быть либо на одной стороне красного коридора, либо на другой, но никогда посредине, потому что всегда нужно было убирать сначала одну сторону и оставлять другую открытой для прохода. Я задавалась вопросом, не является ли это отражением состояния моего ума: всегда ли я должна находиться либо на одной стороне, либо на другой? Разве так трудно оставаться посредине?

Еще одной провокацией для моего ума была Вивек, молодая англичанка, глубоко преданная Ошо. Она ухаживала за ним и следила за его личными потребностями – питанием, одеждой, чистым бельем и так далее. Ее внешность напоминала мне изображения Клеопатры, царицы египетской. У Вивек были очень длинные прямые волосы, идеально ровная челка, голубые глаза и какой-то холодный, почти ледяной взгляд. У нее была бледная кожа, идеальной формы, чуть вздернутый нос, который придавал ей несколько высокомерный вид. Поначалу она казалась мне почти богиней, женским воплощением энергии Ошо, а потому я испытывала к ней огромное уважение и любовь, хотя она держалась со мной довольно отстраненно. Я так и не поняла, была ли она такой со всеми, или, возможно, она считала, что я ее недостойна, – думаю, что это просто было частью ее личности, поскольку она даже ходила так, как будто плыла на расстоянии пяти сантиметров над землей.

Вивек была перфекционисткой. Если с хозяйством в доме было что-то не так, она мгновенно это замечала. Если это касалось красного коридора, она никогда не обращалась ко мне напрямую, а информировала об этом координатора по уборке дома, и тот уже передавал ее сообщение мне. Два раза в день, утром и вечером, Вивек выносила из кухни еду для Ошо и проходила по коридору с подносом в его комнату. Тогда кто-нибудь выглядывал из кухни и давал знак: «Вивек идет!», что вызывало некоторую суматоху в коридоре, поскольку библиотекари, уборщицы и все остальные должны были освободить дорогу. Никто не хотел, чтобы Вивек, несущая большой серебряный поднос, споткнулась о ведро или швабру или вынуждена была огибать лестницу.

К тому времени я должна была обязательно закончить последний отрезок коридора, чтобы Вивек могла пройти по свежевымытому полу. Разумеется, я изредка не успевала закончить работу вовремя и в оцепенении замирала на месте со шваброй, веником и ведром в руках, глядя извиняющимся взглядом на строгое лицо проходящей мимо Вивек. Встретить ее в такой момент, когда моя работа еще не завершена, и предстать перед ней во всей своей нерасторопности было страшно. С другой стороны, мне хотелось ее видеть, и поэтому я старалась так распорядиться временем, чтобы пол был уже вымыт, а я все еще оставалась где-то поблизости со своими ведром и шваброй, расположившись таким образом, чтобы она меня не заметила. Иногда, например, я вставала позади кухонной двери в тот момент, когда она выходила, и наблюдала за тем, как она удаляется по коридору и направляется к тайне тайн, комнате Ошо, чувствуя, как будто я вхожу туда вместе с ней.

Я занималась уборкой красного коридора на протяжении пяти лет, с короткими перерывами, когда из-за моей нерасторопности Вивек отстраняла меня от работы и отправляла в какое-то другое место ашрама только для того, чтобы вернуть меня обратно после достаточного периода ссылки. Пожалуй, наибольшие сложности в этой работе вызывало то, что было невероятно скучно делать одно и то же снова и снова. В такие моменты я ясно видела, что трудностью является само отсутствие какой-либо трудности. В подобном настроении я обнаруживала, что завидую духовным искателям и паломникам давних времен, которые странствовали по отдаленным районам Гиндукуша или Тибета, сталкиваясь со всевозможными опасностями в поисках недоступных святых, ревностно охраняющих свои эзотерические тайны. Конечно, это было бы что-то более значительное, нежели уборка коридора…

 
Освобождаясь от ума, держись середины, —
до тех пор, пока…
 

Для меня безусловно важным уроком стало наблюдение за своими настроениями, за взлетами и падениями, за тем, как постоянно меняются предпочтения моего ума. Поскольку я работала так сосредоточенно и в таком узком пространстве, на меня иногда находили приступы клаустрофобии, и я сбегала из коридора, притворяясь, что иду в туалет за домом. Выйдя на улицу, я жадно вдыхала свежий воздух, спонтанно обнималась с кем-нибудь и быстро обменивалась сплетнями, а затем возвращалась к работе.

Но даже за пределами этого дома чувствовалось, что ашрам и все находящиеся в нем охвачены духом интенсивности и целеустремленности. Убежать на самом деле было невозможно, разве что сесть на автобус в Гоа. Чувствовалось, что Ошо постоянно подливает масло в огонь, разжигает пламя в каждом из нас, раздувает жар нашей духовной жажды, распаляет внутренний факел, с помощью которого мы сможем найти себя. Как следствие, многие из нас приобрели очень серьезный духовный вид, который был под стать нашим струящимся робам, длинным волосам и нечесаным бородам у мужчин. Мы определенно совершенно не были похожи на туристов. Кроме того, из-за эндемической проблемы дизентерии многие из нас стали худыми, почти истощенными и бледными, тем больше напоминая самим себе индийских садху. Должна сказать, что, к сожалению, это никогда не было моей проблемой. Что бы я ни делала, мое тело сохраняло свои округлые и щедрые пропорции.

 
Освобождаясь от ума, держись середины, —
до тех пор, пока…
 

В моей жизни оставалась одна сфера, в которую метод Господа Шивы, похоже, никак не вписывался, – моя любовная жизнь. Любить или не любить свою работу, пытаться находиться в середине, выполняя ее… это казалось чем-то более или менее ясным. Но любить или не любить мои романтические связи? Как такое возможно? Разумеется, любовь была чем-то желательным, а нелюбовь – нет. Разумеется, любовь всегда желательна, всегда благословение для тех, кто ее испытывает. Именно в это время у меня началось романтическое приключение с красивым индийцем по имени Чинмайя. С момента отъезда Говиндаса прошло несколько недель, и у меня появилось чувство, что после его возвращения мы уже не будем вместе. Как только он уехал из Пуны, я с удивлением обнаружила, что не скучаю по нему. Моя слепая страсть как будто сошла на нет главным образом потому, что в мою жизнь огромным потоком устремилось так много интенсивных и разнообразных переживаний. Я нутром чувствовала, что его интерес ко мне тоже иссяк – он всегда вел себя со мной крайне сдержанно, поэтому я, естественно, начала смотреть по сторонам.