Текст книги "Казахи. Путь предков"

Но и на этот раз задумка Тимура провалилась. Куюрчук был убит практически сразу. Письменные источники не сообщают о том, чьих это рук было делом, зато достаточно реалистично об этом рассказывается в кипчакском эпосе. Как повествует народное сказание, Едыге послал своего сына Нураддина преследовать Тохтамыша, сам же поспешил в Сарай. Однако “вернувшись, он не узнал прежнего города. Враг завладел им, и люди покинули его. Лишь ханский дворец “Золотой камень” остался целым среди развалин. Но и он был захвачен врагами. Эдиге с войском перебил охрану и вошел во дворец. Там на золотом троне сидел кривой чингизид Кыйгыршык. Когда Эдиге подошел к трону, Кыйгыршык сказал:

 
Гордую голову беркута
Ты преклони, Кубы-ул (прозвище Едыге – Р. Т.)!
Славный Чингиза потомок
Перед тобой, Кубы-ул!
Много рабов мы имели,
Ты лишь один из рабов
 

Разозлился Эдиге наглости чингизида, схватил Кыйгыршыка за ногу, поднял и ударил головой о землю, а визирей всех зарубил. Эдиге отстроил город заново, поселил в нем свою орду. Вышел он к людям и спросил их:

 
– Чье теперь могущество, скажите?
– Могущество Эдиге! – ответил народ.
– Чье сейчас время? – спросил Эдиге.
– Это время Эдиге! – сказала родина”.
 

Так описывает эти события эпос, но реальный Едыге, несмотря на наступление “своего времени”, понимал, что безмятежно почивать на лаврах было нельзя. Следовало еще устранить неуемного Тохтамыша, который вновь начал разворачивать активную деятельность и даже установил свою власть в Крыму. В 1398 г. Едыге разгромил Тохтамыша, которому вновь удалось бежать. На сей раз хан ушел в Киев к своему недавнему вассалу – литовскому князю Витовту. Последний принял беглого хана с радушием и без долгих раздумий согласился содействовать возвращению хана на трон. Вот как передает летописец слова Витовта, обращенные к соратникам перед походом: “Пойдем пленити землю Татарьскую, победим царя Темирь Кутлуя, возьмем царство его и разделим богатство и имение его, и посадим в Орде на царстве его царя Тахтамиша, и на Кафе, и на Озове, и на Крыму и на Азтаракани, и на Заяицкой Орде (т. е. в Ак-Орде – Р.Т.), и на всем Приморий, и на Казани, и то будет все наше и царь наш”.

В августе 1399 г., огромное войско Витовта достигло р. Ворсклы, где их встретил Темир-Кутлуг. Последний вступил в переговоры и стал тянуть время, поскольку основные силы из Ак-Орды должен был подвести Едыге. Витовт, предвкушая победу, согласился на переговоры, в ходе которых вел себя чрезвычайно надменно, а Темир-Кутлуг смиренно соглашался на любые условия мира: признавал литовского князя своим сюзереном, обязывался чеканить монету с его именем и выплачивать ежегодную дань. Пока длились переговоры, успели подтянуться и ак-ордынские войска.

Теперь тон переговоров изменился. Передразнивая князя, Едыге сразу выдвинул Витовту его же собственные требования, после чего разговоры закончились. Витовт, конечно, был раздосадован своей ошибкой, но, тем не менее, совсем не сомневался в победном исходе сражения. Его армия серьезно превосходила кипчакское войско в численности и, кроме того, была снабжена самыми передовыми средствами вооружения: арбалетами, пищалями, пушками. Витовту не терпелось поскорее раздавить хана-плута и его вельможу-нахала, потому с самого начала битвы без всякой предварительной разведки он обрушил все свои силы на кипчакское войско. Понемногу литовцы стали теснить противника, и победа уже казалась совсем близкой. Но в этот момент Витовт неожиданно подвергся нападению с тыла. Оказалось, что литовский натиск до сего времени сдерживали отряды Едыге, в то время как Темир-Кутлуг обходил Витовта по флангу. Этот блестяще исполненный маневр решил исход всей битвы. Не выдержав удара, войско Витовта бежало, побросав и пищали, и пушки. Кипчакская конница рубила деморализованного противника на протяжении пятисот километров, вплоть до самого Киева. После чего литовцам пришлось выплатить три тысячи рублей в качестве контрибуции.

Расправившись с Витовтом, Едыге объявил настоящую охоту на Тохтамыша. Эта затяжная война отнимала много времени и средств, но расправиться с Тохтамышем никак не удавалось. Это объяснялось тем, что он нашел себе новых союзников в лице сибирской династии тайбугидов.

Верный соратник Едыге, Темир-Кутлуг умер в 1400 г. Едыге без особых помех утвердил в качестве нового хана Шадибека, приходившегося покойному двоюродным братом, и продолжил неустанную работу по укреплению мощи государства. Но, несмотря на все усилия, восстановить Золотую Орду не удавалось. Слишком уж много было противников у этой идеи.

Неугомонный Тохтамыш в 1405 г. вновь обратился за помощью к Тимуру. Последний в это время готовился к самому грандиозному походу в своей жизни. На сей раз великий завоеватель избрал своей целью Китай. Тем не менее, Тимур милостиво встретил послов своего заклятого друга и пообещал после завоевания Поднебесной империи разобраться, наконец, с Едыге и вернуть трон Улуса Джучи Тохтамышу.

Помыслам Тимура не суждено было сбыться. 18 февраля 1405 г., в самом начале китайского похода эмир умер в Отраре. Поэтому, когда в Дешт-и Кипчак пришли вести о смерти эмира Тимура, Едыге начал подготовку к новой войне. На этот раз его целью стал Хорезм, в котором после разрушительных походов только начала восстанавливаться нормальная жизнь. Хорезмийцы ненавидели Тимура и его наследников и потому легко признали себя вассалами всемогущего Едыге. Уже в самом начале 1406 г. он захватил Хорезм и назначил его правителем эмира Анка. В том же году удалось, наконец, расправиться и с Тохтамышем. По русским источникам, Тохтамыш был убит в Сибири ханом Шадибеком, согласно же народным сказаниям, он пал от руки сына Едыге Нураддина.

Но гибель Тохтамыша еще не означала конца смуты, поскольку его сыновья не собирались складывать оружия и лишь на время затаились сначала на Руси, а затем в Литве, вновь найдя приют у старого приятеля своего отца Витовта. Едыге решил расправиться с этой проблемой совместно с московским князем Василием Дмитриевичем, тем более что литовцы регулярно тревожили Русь нападениями. В 1406 г. отряды хана Шадибека выступили в распоряжение московского князя, однако Василий, столкнувшись с литовцами на р. Плаве, решил заключить мир с Витовтом. То же самое произошло и на следующий год. Вновь Василий, встретив войска Витовта на р. Вязьме, заключил перемирие. Стало ясно, что московский князь просто морочит голову и не собирается предпринимать никаких серьезных действий.

Дани Василий не платил уже несколько лет, придумывая различные отговорки, хотя с населения “выход” собирался регулярно, и его просто оставляли в княжеской казне. Над ханскими послами, прибывшими для объяснений, в Москве уже просто откровенно издевались. Ехать же в Сарай для разбирательств князь отказался наотрез, так же как и выдать сыновей Тохтамыша.

Эти события совпали по времени и с первыми внутренними проблемами. Как оказалось, хана Шадибека совсем не устраивала уготованная ему роль марионетки. Как сообщает Натанзи, “он (Шадибек – Р.Т.) был царем, ищущим спокойствия, желающим безопасности. Всю свою жизнь он проводил в удовольствиях и наслаждениях. Так как Идигу установил тонкие обычаи (тура) и великие законы (йасак) и люди из привольности попали в стеснение, то Шадибек тайно хотел уничтожить его”. Но Едыге оказался готов к такому варианту развития событий и сумел быстро расправиться с мятежом. Шадибек бежал на Кавказ, где через некоторое время умер. Новым правителем Орды был назначен Булат, сын Темир-Кутлуга.

В 1408 г., Едыге отправил молодого хана в набег на Литву и повелел Василию оказать ему поддержку. Но русский князь после “стояния” на р. Угре вновь заключил мир с Витовтом. Этот эпизод переполнил чашу терпения, и Едыге двинулся на Русь. Узнав о приближающемся противнике, Василий бежал в Кострому, однако в городе нашлись люди, организовавшие оборону. Едыге не стал бросаться на лобовой штурм и просто обложил Москву со всех сторон, рассчитывая взять ее измором. В погоню за князем был отправлен один отряд, другие же направились на разорение соседних княжеств.

Но оказалось, что заключившие между собой тайный союз Василий и Витовт были готовы к такому варианту развития событий. После месячной осады Едыге вдруг получил сведения о том, что в его отсутствие на Сарай двинул свои войска сын Тохтамыша Джелал ад-дин. Кампанию пришлось прервать, удовлетворившись данью в три тысячи рублей, охотно выплаченной москвичами.

Вернувшись, Едыге быстро расправился с бунтовщиками, но не с настроениями. Чингизидов не устраивало то обстоятельство, что они оказались задвинутыми на второй план. Булат-хан как-то подозрительно быстро умер, и Едыге решил в 1410 г. утвердить ханом другого сына безобидного Темир-Кутлуга – Темира. Однако последний тоже восстал против Едыге. На этот раз справиться с взбунтовавшимся ханом не удалось. Потерпев поражение, Едыге решил бежать в Хорезм.

Эти распри сразу привлекли внимание правителей других государств. Литовский князь Витовт, одержавший победу над крестоносцами в Грюнвальдской битве благодаря поддержке конных отрядов сыновей Тохтамыша, решил воспользоваться удобным моментом. Внезапный бросок на Сарай увенчался полным успехом. Ханом в 1412 г. все-таки был утвержден литовский ставленник – Джелал ад-дин. В том же году великий князь Василий немедленно с большими дарами отправился в Сарай для того, чтобы лично поздравить Джелал ад-дина, тем самым открыто заявляя, какого царя хотят видеть на троне Бату-хана русские.

Конечно, русско-литовский ставленник не мог надеяться на долгую и сильную власть, но это и не входило в планы его покровителей. Их интересам вполне соответствовала разразившаяся смута, которая по своему размаху даже превзошла “великую замятню” 1360–1380 гг.

Понятно, что для Едыге перемена хана в Сарае ничего не изменила. Он был самым ненавистным человеком для сыновей Тохтамыша. Тем более что враги Едыге находились не только на берегах Волги. Тимуриды тоже не собирались мириться с потерей Хорезма. В 1409 г. один из сыновей Тимура Шахрух, наконец, сумел справиться со своими соперниками и объединить страну. После этого он выдавил Едыге из Хорезма в степи Восточного Дешт-и Кипчака. Потеряв Хорезм, Едыге сумел добиться успеха на Волге, где сыновья Тохтамыша резали друг друга в братоубийственной войне. В такой обстановке в 1415 г. в Сарай ворвался Едыге и, свергнув хана Кепека, сумел вновь усадить на престол своего очередного ставленника. Однако времена уже изменились.

Через несколько месяцев Едыге был вынужден уйти в Крым. Там он выдвинул нового кандидата в ханы, которым стал потомок Шибана, сын Каан-бека (Кери-хана) – Хаджи-Мухаммад. Этот молодой оглан до той поры выделялся из числа прочих только меткой стрельбой, но Едыге и не нужна была особенно заметная личность. “Ты будь со мной, если бог поправит мое дело, я сделаю тебя ханом”, – так, по словам Кадыргали-бека, сказал Едыге Хаджи-Мухаммаду, и последний согласился. Но воплотить в жизнь свое намерение Едыге так и не сумел. В 1419 г. в сражении на р. Илек с войском сына Тохтамыша Кадырберды-ханом Едыге был убит. После этого его сыновья бежали на восток, где на одной из улытауских вершин неподалеку от современного Джезказгана они и похоронили своего отца.

Как уже отмечалось, Едыге стал поистине самым легендарным персонажем в кипчакском историческом эпосе. Ему была создана даже соответствующая генеалогия, восходившая к мусульманскому святому Баба-Тукласу, что в какой-то степени приравнивало его к чингизидам. Вообще его имя, можно сказать, было одним из столпов, на котором держалась степная культура. Если, к примеру, В.П. Юдин считал, что Чингисхан для кочевников был по значению такой же фигурой как Моисей для иудеев, то в таком случае Едыге можно назвать Авраамом кочевников. Кстати, на Руси отпрыски Едыге со временем даже заняли более высокое положение, нежели чингизиды, став родоначальниками таких знатных княжеских фамилий, как Юсуповы и Урусовы.

Естественно, что нет никакой нужды в неуместной идеализации Едыге. Он легко мог нарушить данное слово, ударить в спину вчерашнему союзнику или просто переметнуться в стан врага. В общем, с общепринятой современной моралью поступки Едыге согласовываются тяжело. Но в этом отношении он ничем особенным не отличался от всех других “феодалов” своего времени. Такова была политическая культура Дешт-и Кипчака, причем в этом отношении ничем не уступали Мавераннахр, Византия, Франция или Русь.

Надо просто признать, что Едыге был коварным и жестоким, но в то же время умным и талантливым полководцем и правителем. И в этой связи вызывает непонимание тот факт, что в истории Казахстана ему уделяется такое скромное внимание. Хотя как фактический правитель Ак-Орды он должен находиться в одном ряду с другими великими степными государственными деятелями.

Созидатель[10]10
  Впервые опубликована 09.06.2013 г. в блоге radik-temirgaliev.yvision.kz/


[Закрыть]

После смерти великого хана Уруса территория Восточного Дешт-и Кипчака стала ареной для ожесточенной борьбы между различными сторонами, преследовавшими одну и ту же цель. Приходившие к власти первоначально именно здесь такие известные исторические фигуры, как Тохтамыш, Едыге, Барак, следовали по пятам хана Уруса. Престол Сыгнака рассматривался только как плацдарм для последующего броска на Сарай. Каждый из этих правителей грезил о воссоздании великой и грозной Золотой Орды. Но несмотря на кратковременные успехи, все они в итоге потерпели поражение, подтвердив своими примерами, что возрождение по объективным причинам развалившихся империй является бессмысленным делом.

В то же время территория восточных кипчакских степей была, выражаясь современным языком, экономически единым регионом. Кочевники, проводившие лето на огромном пространстве степей по берегам Яика, Тобола, Иртыша, осенью в основной массе шли к Сырдарье, камышовые берега которой являлись наиболее удобным местом для зимовий. Именно здесь на довольно ограниченной территории формировалась новая культура, определившая отличие казахов от других кочевников Дешт-и Кипчака[11]11
  Не понимавшие особого значения Сырдарьи в казахской истории некоторые советские филологи даже выражали свое удивление по поводу отсутствия явно выраженных диалектов в казахском языке, в то время как у земледельческих народов даже две соседствующие деревни могут изъясняться на кардинально разнящихся наречиях.


[Закрыть].

Единая кочевая экономика нуждалась в регуляторе. Племенам нужен был постоянный арбитр, занимающийся распределением и перераспределением мест для зимовий и летних кочевий. Во многом этой потребностью объясняется огромная роль чингизидов в старом казахском обществе. В силу своего чужеродного происхождения, находившиеся вне традиционной родоплеменной структуры, чингизиды идеально отвечали существовавшим требованиям.

Другой не менее важной объединяющей целью кочевников Восточного Дешт-и Кипчака было господство над оседлым населением той же Сырдарьи. И не потому, что кочевники от природы были более воинственны, нежели земледельцы. Просто, во-первых, кочевники в большей степени нуждались в товарах земледельцев, что позволяло последним диктовать условия и получать очень хорошую прибыль. Во-вторых, основной свой товар – сотни тысяч овец – номады пригоняли на базары сырдарьинских городов осенью, поскольку только к этому времени достигали необходимой кондиции ягнята (тохты), рожденные в апреле[12]12
  В советское время проводились эксперименты, связанные со смещением массового окота овец на январь, но данная практика оказалась неудачной, и пришлось вернуться к традиционному животноводческому календарю.


[Закрыть]. Оставлять приплод на зиму не имело смысла, и, составляя друг другу конкуренцию, скотоводы каждой осенью обрушивали цены на свой товар.

Подобный характер торгового обмена приводил к неуклонному обеднению кочевников, что, в свою очередь, порождало набеги. Лев Гумилев по этому поводу даже как-то заметил, что в набегах кочевник только возвращал то, что терял на рынке. Но бесконтрольный и необузданный грабеж приводил к угасанию земледельческой культуры на берегах Сырдарьи. Города и поселения просто вымирали, так, как это было в XIII веке, после походов Чингисхана.

Поэтому и в отношениях кочевников и земледельцев также требовался арбитр. Кочевой хан должен был сдерживать алчность оседлых торговцев и собирать ежегодную и четко определенную дань с городов, перераспределяя значительную ее часть среди родоплеменной знати. Это позволяло удерживать подвластных кочевников от нападений на дехкан, ремесленников и торговцев.

Данные обстоятельства являлись основными причинами, способствовавшими возникновению отдельной политической организации среди кочевников на территории современного Казахстана. Именно поэтому так быстро добивались объединения Восточного Дешт-и Кипчака упомянутые выше исторические персонажи. Требовался только человек, который сумеет осознать причины успехов и неудач своих предшественников и сделать соответствующие выводы. Вскоре он появился.

В 1428 г. принимавший активное участие в борьбе за власть в степи могущественный бий Ваккас после убийства урусида хана Барака провозгласил новым ханом просто подвернувшегося под руку в результате жизненных перипетий шестнадцатилетнего чингизида по имени Абулхаир. Поднятый на белой кошме юноша был сиротой, рано лишившимся родителей, не имел влиятельных близких родственников и являлся представителем практически безвестной чингизидской ветки. Ваккасу нужна была марионетка, и его не устраивали многочисленные и преисполненные фамильной гордости отпрыски ханских династий. Но, как это очень часто бывало в истории, кукловод обманулся в ожиданиях и не смог сохранить контроль над своим царственным протеже.

Абулхаир почти сразу освоился в новом статусе и с каждым днем все больше упрочивал свое положение. Принимая участие во многих сражениях, он в скором времени завоевал огромный авторитет среди кочевников. В очень важном деле раздела добычи он вел себя также соответственно ожиданиям своего войска. В 1430 г. после удачного похода на Хорезм Абулхаир приказал открыть двери казнохранилища и дозволил своим воинам взять столько сокровищ, сколь каждый из них мог вынести собственноручно.

Очень почтительно новый хан относился и по отношению к древним степным традициям. Авторы источников говорят о том, что Абулхаир неоднократно прибегал перед битвами и походами к древнетюркской магии джада, якобы позволявшей вызывать различные природные явления по мере необходимости.

В итоге степные батыры насмерть стояли за своего щедрого и справедливого хана, и Абулхаир побеждал во всех сражениях. Вскоре почти все удельные правители были разгромлены, и восточная кипчакская степь была снова объединена под единой властью. Правнуки хана Уруса Джанибек и Керей, считавшие себя законными претендентами на власть в степи, были вынуждены скитаться и казаковать, держась подальше от грозного соперника.

Завоевав любовь своего народа-войска, Абулхаир, по всей видимости, совсем перестал подчиняться своему старому покровителю. Разгневанный бий Ваккас пытался свергнуть бывшего фаворита и возвести на престол другого чингизида, но хан легко подавил этот мятеж. Впрочем, Абулхаир, избавившись от чрезмерной опеки со стороны Ваккаса, тем не менее не пытался совсем стереть его из своей жизни. Это могло скверно отразиться на репутации хана. В 1446 г. Абулхаир, захватив сырдарьинские города, отдал во владение Ваккасу Узгенд.

Сам Абулхаир по праву занял древнюю столицу восточных кипчаков – Сыгнак. Тот факт, что городское население не оказало никакого сопротивления Абулхаиру, позволяет сделать вывод о готовности сартов[13]13
  Сартами кочевники называли земледельческое население Средней Азии и Восточного Туркестана, то есть предков современных узбеков, уйгуров и таджиков. В широком смысле сартами именовались все земледельческие народы в противопоставление кошпенды (кочевникам).


[Закрыть] признать власть нового сюзерена. Тем более что Абулхаир серьезно отличался от своих предшественников тем, что его дети, а в особенности внуки, учились не просто читать и писать (что, в принципе, было делом необычным для представителей степной аристократии), а получили достаточно приличное по тем временам образование[14]14
  Любимый внук Абулхаира Мухаммад Шейбани сочинял неплохие стихи и даже являлся автором поэтического произведения «Бахр ал-Худа». Кроме того, историки полагают, что им был написан и такой исторический труд, как «Нусрат-наме».


[Закрыть]. Местная элита не обманулась в своих ожиданиях. Хан оказался способен выдержать необходимый баланс между кочевым и оседлым населением.

События, произошедшие после захвата сырдарьинских городов, показывают, что Абулхаир вполне сознательно решил отказаться от гибельного курса своих предшественников и ограничиться достигнутым. В тот момент в западных кипчакских степях не было реальной силы, способной оказать ему серьезное сопротивление. Но престол обветшалого Сарая не прельщал Абулхаира. Синица в руке была дороже. Верный этой политике, хан даже не стал пользоваться подвернувшейся ему чрезвычайно выгодной возможностью сделать территориальные приобретения за счет Тимуридского государства[15]15
  В 1447 г. умер правитель среднеазиатского государства Шахрух, и между потомками Тимура начались распри. В 1451 г. Абулхаир оказал поддержку одному из этих претендентов – Абу Саиду – и добыл ему престол Самарканда.


[Закрыть], так же, как и ранее, не стал присоединять к своим владениям Хорезм.

Причины подобного поведения Абулхаира впоследствии даже вызывали острые дискуссии при дворе его внука Мухаммада Шейбани. Но такая осторожная внешняя политика была полностью оправдана. Конечно, сейчас легко рассуждать о том, что эффективность управления неизбежно снижается при росте территории государства, и Абулхаир принял абсолютно очевидное решение, но в реальности идти по накатанному пути всегда легче, нежели вырабатывать новую стратегию.

Не растрачивая сил попусту в бесплодных затеях, Абулхаир смог серьезно сосредоточиться на внутренних делах. В результате он сумел превзойти всех ханов Дешт-и Кипчака в длительности своего пребывания у власти. 40 лет правил степью великий хан, сумевший умиротворить до того раздираемую распрями степь. И безусловно, что восторженные отзывы о нем в различных летописях были отражением и реального общественного мнения. Остается только сожалеть о том, что современные казахстанские историки в целом относятся к нему достаточно прохладно.

Видимо, потомки хана Уруса – султаны Джанибек и Керей – никогда не сумели бы вернуть власть в руки своей династии, но удача все же повернулась к ним лицом. В 1457 г. в Дешт-и Кипчак вторглись ойраты. Абулхаир, видимо, был загодя оповещен об нападении и сумел достаточно быстро собрать огромное войско. Предводитель ойратов Уз-Тимур-тайши, по всей вероятности, собирался совершить простой грабительский набег, и его обескуражило то, что Абулхаир оказался готов встретить противника во всеоружии. Ойраты вступили в переговоры, в ходе которых предложили разойтись сторонам миром, но Абулхаир принял эти предложения за проявление слабости и с презрением отверг их. Как выяснилось в тот же день, это было непредусмотрительным шагом. В последовавшей битве непобедимая доселе армия Абулхаира потерпела страшное поражение. Сам хан укрылся в Сыгнаке и, по всей видимости, был вынужден уплатить огромную дань Уз-Тимур-тайши, чтобы он прекратил грабеж оседлого населения и вернулся туда, откуда пришел. Кроме этого, Абулхаиру пришлось отдать в качестве аманата-заложника своего трехлетнего внука Махмуда.

Поражение губительным образом отразилось на авторитете хана. Промах старого вожака стал сигналом для всех его соперников. Джанибек и Керей, ставка которых в это время находилась в Могулистане, стали привлекать все больше народа под свои знамена. Абулхаир в 1468 г. решил расправиться со своими старыми противниками и их покровителем – ханом Могулистана – и отдал приказ собирать войско. Но в самом начале похода Абулхаир простудился и быстро умер.

Сын Абулахира Шайх-Хайдар не смог удержать в руках рвущиеся бразды. Он быстро был свергнут и убит. Власть в большей части улуса перешла в руки Джанибека и Керея. Собственно говоря, этот факт реставрации власти династии урусидов и считается в нашей историографии основанием Казахского ханства.

И, несмотря на то, что эта версия приобрела канонический характер, необходимо понимать то, что хан Абулхаир является точно таким же персонажем истории казахов, как и все последующие ханы. Нет причин изображать его злодеем только лишь потому, что он являлся противником потомков Урус-хана. Если Урус-хан был первым ханом, провозгласившим независимость Восточного Дешт-и Кипчака, то Абулхаир сделал для укрепления этой политической традиции больше, чем кто-либо из казахских правителей.