Текст книги "Колумб"

Глава XIII. Сети

Рокка остался ей недоволен. В тот же вечер он вернулся к Загарте, у которого она сняла две комнатки. Галлино, совершенно не доверявший его методам, пришёл вместе с ним.

– Послушай, девочка моя, это не тот случай, когда ты должна изображать благородную даму и жеманную добродетель. Ты знаешь, что от тебя требуется…

Беатрис надула губы.

– Что же вы, совсем хотите превратить меня в шлюху? Я должна и вести себя соответственно?

– Святой Боже! – раздражённо воскликнул Рокка. – Хорошенькое же у тебя настроение. Так слушай! Поменьше бы тебе думать о собственном достоинстве и побольше – о Пабло де Арана, гниющем в подземелье в компании крыс.

Тут Беатрис взбеленилась.

– Трусливые вы подонки. Обязательно вам мучить меня лишь для того, чтобы поскорее достигнуть своей мерзкой цели? Я и так достаточно окунулась в грязь, чтобы ублажить вас и вашего хозяина, который ничем не лучше…

– Заткнись! – оборвал её Рокка. – Не смей говорить так о его светлости!

– Ш-ш-ш! – одёрнул его Галлино. – Ты хочешь, чтобы тебя слышала вся Кордова? Спешка никого не доводила до добра.

– А как же нам не спешить, если времени остаётся всё меньше? Как только комиссия…

– Достаточно! – Галлино оттолкнул его, встал перед девушкой, положил руку ей на плечо.

Она отпрянула.

– Говорите, что хотите сказать, но не прикасайтесь ко мне.

– Ой, какие мы недотроги, – хмыкнул Рокка.

Но Галлино и не подумал убрать руку.

– Чем быстрее мы с этим покончим, Беатрис, тем будет лучше для нас всех, включая твоего брата. Нам представляется, что сегодня ты попусту потеряла время. Конечно, это лишь первая встреча. Когда он придёт в следующий раз, подпусти его поближе. Вот и всё! – И направился к двери, где, обернувшись, добавил: – Оставайся с Богом!

– Идите с Богом, – автоматически ответила Беатрис.

На улице Рокка не смог сдержать распиравшее его раздражение.

– Я говорю одно, ты – другое. К чему эти разногласия?

– Потому что я хочу, чтобы она выбрала именно тот путь, который сама считает кратчайшим. «Chi va sano…» – процитировал он пословицу. – «Тише едешь – дальше будешь».

После этого от Беатрис уже не требовали, чтобы она как можно быстрее заманила Колона в свои сети. Да, собственно, он сам рвался туда. Скромность Беатрис, свойственная её характеру, оказалась отличной приманкой, а распущенность, на которой настаивал Рокка скорее всего отвратили бы Колона.

Увиденное им сочетание красоты и благородства обещало нежную дружбу, в которой он нуждался более всего в те тяжёлые для него дни.

Колон едва дождался следующего дня, чтобы вновь прийти к Загарте. Он снял тот же кабинет, теперь только для себя, и просидел у окна весь спектакль, следя жадным взглядом за каждым её движением.

Она приняла приглашение, посланное ей через Загарте, пришла, смутилась, увидев, что Колон один, подалась назад, но всё-таки уступила его настойчивым просьбам отужинать с ним.

Днём позже и ещё через день он вновь появлялся у Загарте, и Беатрис каждый раз приходила к нему на ужин. Отношения их становились всё более близкими, но не выходили из жёстких рамок, переступить которые он, похоже, не решался.

Её врождённая сдержанность всё более и более будоражила его чувства. В манерах её не было лукавства. Он лез из кожи вон, чтобы развлечь Беатрис, и наградой ему часто звучал её мелодичный смех, но в нём слышалась грусть, как бы отражавшая тяжесть, лежащую у неё на душе.

И Колон не мог этого не почувствовать.

– Если я правильно понимаю, госпожа моя, жизнь жестоко обошлась с вами? – спросил он в один из вечеров.

– А разве жизнь к кому-нибудь бывает добра? – уклонилась она от ответа.

– А, так вы заметили её суровость?

– Я же одинока, защитить меня некому. Он покачал головой.

– Нет, ваш характер – надёжный щит. Но одинока? Почему?

– Так ли это необычно?

– Человек остаётся один, такое случается. Но ему необязательно быть одиноким.

– На мою долю выпало и то, и другое. – Она попыталась перевести разговор: – Но что это мы всё обо мне да обо мне. Колон, однако, гнул своё.

– Что же, у вас нет родственников?

– Есть два брата. Оба уехали из Испании. Бродят где-то по свету. А теперь расскажите мне о себе.

– Обязанность хозяина – развлекать гостя. А в моей жизни нет ничего занимательного.

– Нет занимательного? Но вы же при дворе.

– Да, но не придворный. Я лишь проситель. Терпеливый проситель.

– А о чём же вы просите?

– Для их величеств моя просьба – пустяк. Столь ничтожный, что они постоянно забывают о ней. Речь идёт о корабле, может, двух, на которых я собираюсь в неведомое. По профессии я мореплаватель.

– Какая интересная профессия!

– Интересная, когда плаваешь. В гавани же я страдаю, сердце щемит от того, что впустую уходят месяцы и годы. А обещания, которые мне дают, никогда не выполняются. На берегу мне так одиноко. – Он улыбнулся, глянув в её чёрные глаза. – В этом у нас есть что-то общее, не правда ли? Наше одиночество объединяет нас. Связывает невидимыми узами.

На мгновение, словно в испуге, она отвела глаза. Но затем они вновь встретились с его томящимся взглядом.

– Узами? Но моряки так легко рвут их.

– Даже если и так, узы эти, пока крепки, несут утешение и покой.

– А порвавшись, оставляют за собой разбитые сердца, – она грустно улыбнулась. – Какой прок женщине от таких уз?

– Не стоит упускать мимолётную радость, потому что в нашей жизни все они мимолётны.

– Однажды я в это поверила и приняла предложенную радость, не задумавшись о печали, которая может прийти следом.

– Вы страдали, – мягко заметил Колон. – Это видно по вашим глазам.

– Не только в прошлом. Я ем теперь горький плод, выросший из лепестков, пьянящих своим ароматом.

– Таков удел большинства мужчин.

– А женщин тем более. Но почему мы так отвлеклись? Разговор наш совсем не весел. Позвольте мне наполнить вашу чашу.

С неожиданной живостью она налила Колону вина. А потом, подчиняясь её вопросам, он развлекал Беатрис рассказами о своих плаваниях, чудесах, виденных в далёких землях, опасностях, подстерегающих моряков. Из прошлого она перекинула мостик к настоящему и будущему.

– Скажите мне, что за экспедицию вы готовите? Что вы хотите найти в вашем, как вы сказали, неведомом?

– Откуда мне знать, раз это неведомое?

Но отшутиться ему не удалось.

– Неведомое всего лишь слово. Раз вы плывёте туда, значит, на что-то надеетесь.

– Будем плыть наощупь, как ходим в темноте.

– То есть выйдете в море без карты? – Её глаза широко раскрылись.

Её изумление вызвало у Колона улыбку.

– О, карта есть. Если её можно назвать картой.

– Карта неведомого? Разве такое возможно? Расскажите мне о ней. – Беатрис наклонилась вперёд, опершись локтями о стол, положив подбородок на ладони, дыхание её участилось.

– Что я могу вам сказать? Карта существует, нарисованная пером воображения, которым водила рука логики.

– Должно быть, странная карта. Как портрет человека, которого художник в глаза не видел. Как бы мне хотелось взглянуть на неё.

Колон улыбнулся.

– Но почему? Вы, наверное, не представляете себе, что такое карта. Там нет моря и суши, но лишь линии, одни прямые, другие – изгибающиеся. Для ваших глаз карта – что китайская грамота. Хватит об этом! – Интонацией голоса, взмахом руки он показал, что эта тема закрыта. – Теперь вы знаете обо мне всё, а я о вас – ничего. Почему вы плаваете под чужим флагом?

Она, ужаснувшись, отпрянула.

– Чужим флагом? – Её лицо побелело, голос дрогнул.

– Называете себя Ла Хитанилья, – пояснил он, – хотя у меня нет ни малейшего сомнения в том, что вы родились не цыганкой.

Беатрис облегчённо рассмеялась.

– А, вы об этом! – Она уже взяла себя в руки. – Я родилась и не танцовщицей. Я взяла псевдоним, приличествующий моему нынешнему занятию.

– А почему вы избрали его?

– От нужды. Я могу прясть, вышивать, немного рисую, и мне повезло, что среди ненужных достоинств, свойственных женщинам благородной крови, я обладаю музыкальным слухом и врождённым чувством танца.

– Повезло? Интересно. Разве сцена – место для женщины благородной крови?

– Я же не говорю, что отношусь к их числу. Лишь обладаю некоторыми их достоинствами.

– А как иначе они могли вам достаться? – Колон нетерпеливо махнул рукой. – И так ясно, что вы – благородного происхождения.

О картах в тот день больше не говорили.

На прощание он, как обычно, поцеловал Беатрис руку и спросил:

– Вы позволите прийти к вам завтра?

Она рассмеялась, блеснув ровными, белоснежными зубками.

– Сколько хитрости таится в вашем смирении!

Колон рассмеялся в ответ, пожал плечами.

– Кто ж не пойдёт на хитрость, чтобы достигнуть своей цели?

Улыбка сбежала с лица Беатрис.

– А какую цель ставите перед собой вы, приходя ко мне?

– Дитя моё, разве я не сказал вам? Я хочу, чтобы нас связали тесные узы, отогнав прочь наше одиночество. Нет, не хмурьтесь. Подумайте об этом перед тем, как мы встретимся вновь.

И Колон ушёл, не дожидаясь ответа, оставив её в смятении, полной жалости к жертве, которая с готовностью подставляет шею под нож.

А Колон так увлёкся Беатрис, что даже мысли об экспедиции в Индии начали отступать на второй план. Два дня он сдерживал себя, не появляясь у Загарте. На третий, в воскресенье, он вместе с придворными присутствовал на мессе в Мечети, как до сих пор называют кафедральный собор Кордовы, бывшую мечеть, построенную Абдаррахманом и превращённую в христианский храм.

Он прошёл по среднему из девятнадцати проходов, образованных лесом восьмисот узких колонн из мрамора, яшмы, порфирита, соединённых мавританскими арками с чередующимися красными и белыми треугольниками. На алтаре стояла статуя девы Марии. Пел хор, благовония пропитали воздух.

Опустившись на колени у одной из колонн, он попробовал молиться, но Беатрис не выходила у него из головы. Дошло до того, что статуя девы Марии, которую он всегда считал своей покровительницей, начала улыбаться ему улыбкой Ла Хитанильи, а в её лице проступили черты очаровательной танцовщицы.

Он истово отгонял видение, умоляя деву Марию о помощи. Но случайно взглянув направо, за порфиритовую колонну, у которой стоял, увидел Беатрис, молящуюся в соседнем проходе, в нескольких ярдах от него. Поначалу он решил, что это тоже видение, иллюзия, возникшая в его воспалённом мозгу. Но потом понял, что только острый взгляд влюблённого мог распознать, кто скрывается под низко опущенным капюшоном и длинной мантильей. И действительно, неосторожное движение головки открыло ему, что он не ошибся.

В тот день он больше не молился. Его божеством стала коленопреклонённая закутанная в синее фигурка, И мечтал он не о спасении души, а о том, чтобы заговорить с Беатрис после мессы.

Надежды его не сбылись. Выйдя через громадные бронзовые двери в Апельсиновый двор, где бьющая из фонтанов вода блестела на солнце, а ряды апельсиновых деревьев образовывали точно такие же проходы, как в Мечети, он оказался в кругу придворных. И прежде чем успел выскользнуть, рядом возник Сантанхель, взял под руку. Они отступили под дерево, давая остальным пройти, и тут к ним присоединились Кабрера и его супруга, маркиза Мойя.

– Мой друг, – радостно воскликнула она, – мой дорогой Кристобаль, насколько я знаю, уже близок конец вашего долгого ожидания.

– Могу подтвердить слова маркизы, – вставил Кабрера.

– Если б всё зависело только от вас, я бы уже давно поднял паруса, – улыбнулся Колон. – Вы столько сделали для меня. Я так благодарен вам.

– Ну нет! – возразила маркиза. – Если и сделали, то слишком мало. Их величества прислушались не к нам, а к фрею Диего Деса. Именно он открыл дверь, ведущую к успеху, но теперь я приложу все силы, чтобы она не закрылась, пока не будет принято нужное вам решение.

Колон спросил себя, почему он так холоден, почему впервые её голос не волнует его, а красота не убыстряет биение сердца.

– Ваша маркиза, мой господин, – обратился он к Кабрере, – мой ангел-хранитель.

Кабрера улыбнулся.

– Она покровительствует всем мужчинам, кто того заслуживает.

– А они в ответ поклоняются ей, – бесстрастно ответил Колон. Взгляд его, да и мысли следили за Беатрис, только что вышедшей из собора. Она не шла, а плыла в длинной мантилье, под капюшоном, перебирая руками, затянутыми в перчатки, агатовые чётки. Следом за ней семенила женщина-мориска в белом бурнусе.

Сантанхель и маркиза о чём-то говорили, но Колон их не слушал. Взгляд его не отрывался от Беатрис, душа рвалась к ней. Когда она поравнялась с первым фонтаном, перед ней возник какой-то мужчина и поклонился так низко, что его шляпа коснулась земли. Она попыталась обойти его, но мужчина вновь преградил ей путь.

Колон окаменел, у него перехватило дыхание. Маркиза, Кабрера, Сантанхель не могли этого не заметить и проследили за его взглядом.

Беатрис вновь шагнула в сторону, резко дёрнула головой, капюшон чуть откинулся, открывая её профиль. Губы её быстро зашевелились, и Колон легко представил себе, какой яростью блеснули её карие глаза. Незадачливого кавалера как ветром сдуло.

– Танцовщица у Загарте, – сухо прокомментировала маркиза.

Едва ли Колон услышал её. Но когда Беатрис продолжила свой путь, он дал волю своим чувствам.

– Этого типа следовало бы охладить, искупав в фонтане, – резко бросил он.

Кабрера усмехнулся.

– Но я бы посоветовал вам не делать этого лично. Это граф Милофлор. При дворе он пользуется немалым влиянием.

– Меня бы это не остановило.

– Но почему, Кристобаль? – изумилась маркиза. – Возможно ли, что и вы тоже прихожанин этого дешёвого храма?

С трудом он сдержал негодование.

– Я не заметил никакого храма, тем более дешёвого, – ответил он ровным голосом.

– Но танцовщица!

– Каждый из нас силой обстоятельств становится тем, кто он есть. Лишь немногие сами определяют свою судьбу. Эта девочка зарабатывает средства к существованию своим голосом и танцами. И только характер защищает её от злобы этого мира.

– Вы хотите, чтобы мы пожалели её? – едко спросила маркиза.

– Не пожалели. Нет. Поняли. Вы заметили, как она одёрнула этого шаркуна. Он, похоже, тоже принял её за дешёвый храм.

Кабрера усмехнулся.

– Ради Бога, Кристобаль, не так громко, а не то вы станете жертвой своего рыцарства.

– Если я и пострадаю, то не от его рук.

– Опасность для вас скорее будет исходить не от мужчин, а от женщины, которую вы так защищаете, – вмешалась маркиза. – Многие будут завидовать её избраннику, – такого ледяного голоса он ещё не слышал. Она взяла мужа под руку, холодно кивнула. – Пойдём, Андрее.

Колон низко поклонился.

– Целую ваши руки, сеньора, и ваши, сеньор.

Рука Сантанхеля легла на его плечо, когда они ушли. Беатрис уже скрылась из виду.

Казначей добродушно хохотнул.

– Удивляться тут нечему, Кристобаль. Маркиза, зная о той страсти, которую пробудила в вас, посчитала, что вы навсегда останетесь её поклонником. Естественно, ей неприятно, что вы дарите своё внимание кому-то ещё. Неразумно, конечно. Но по-женски.

Колон, однако, не видел за собой никакой вины.

– Остаётся только сожалеть, если я нажил себе врага. Но потакать ей я не намерен.

– Похоже, эта танцовщица вам приглянулась.

– Во всяком случае, я не потерплю, чтобы кто-то презирал её только потому, что ему или ей больше повезло с родителями. В жилах Беатрис Энрикес течёт благородная кровь. Если же нет, моё уважение к ней лишь возрастёт. Значит, она обладает редким достоинством – врождённым благородством.

– Спаси мою душу, Господи, но я начинаю подозревать, что эта девушка – ведьма.

– Для вас это шутка.

– Отнюдь. Вас ждёт опасная экспедиция, и женщина эта тяжёлым грузом может повиснуть на вашей шее.

– Или вдохновить меня на подвиг.

– Пожалуй, возможно и такое… – Сантанхель пожал широкими плечами. – В конце концов, куда разумнее любить женщину во плоти, чем понапрасну сжигать себя страстью к благородной даме, от которой толку как от святого, нарисованного в окне кафедрального собора.

– Наверное, мне и самому следовало прийти к такому выводу, но случай помог мне встретить Ла Хитанилью. – Он помолчал. – Жаль, конечно, что маркиза Мойя стала моим врагом.

– Ей, разумеется, не понравилось, что вы обратили взор на другую женщину, но о чём подумают при дворе, если она открыто выразит своё недовольство? Тут волноваться вам не о чем, Кристобаль. Давайте-ка поедем ко мне и вместе пообедаем.

И они двинулись к Вратам прощения. Каждый из встреченных ими придворных кланялся Сантанхелю. Кое-кто кивал и Колону. Настроение у него заметно ухудшилось. Последние слова маркизы нарушили спокойствие его души.

Глава XIV. Возвращение дона Рамона

Следующий день принёс Колону новые разочарования. Как обычно, вечером он пришёл к Загарте, после спектакля попросил мориска пригласить к нему Беатрис, но получил ответ, что та прийти не может. Колона это не устроило.

– Это ещё почему? – взорвался он.

Загарте развёл руками, его плечи поникли.

– Женские капризы. Что я могу поделать?

– Тогда посмотрим, что смогу сделать я. Где она?

– У неё жуткий темперамент, Ваше высочество. Если её рассердить, она превращается в дикую кошку.

– Так рассердим её. Показывай дорогу.

Как он выяснил в тот вечер, Беатрис занимала две комнаты на верхнем этаже. Одна служила для неё костюмерной, из неё шла дверь в крохотную спальню. На полу спальни лежал восточный ковёр, у одной из стен стоял диван с яркими подушками. Беатрис встала, когда Колон возник в дверях, высокий, решительный. Её отказ от совместного ужина вывел его из себя.

– Вы, сеньор? Но я же просила…

– Я знаю, о чём вы просили. – Он захлопнул дверь, оставив Загарте в костюмерной. – Такого ответа я не приемлю. Я пришёл узнать, почему мне отказано?

– Разве я обязана во всём потакать вашим желаниям?

– Нет, если они уже не совпадают с вашими. Послушайте, Беатрис, чтобы отказать мне, должна быть веская причина.

– Вы разговариваете со мной так, будто я – ваша собственность. – Она опустилась на диван. – Я, однако, вам не принадлежу. И будет лучше для нас обоих, если вы вернётесь к вашим друзьям при дворе.

– Беатрис! Что всё это значит?

– Лучшего совета я вам дать не могу. – Она не смотрела на него. – Эта очаровательная дама вчера в Мечети… Такая величественная, подруга королевы. Она подходит вам куда больше, чем я.

Он подошёл ближе, опёрся коленом на диван, склонился над ней.

– Неужели я удостоился такой чести? Вы приревновали меня?

– Приревновала? Да. Я же не игрушка придворного кавалера.

– А я – не придворный кавалер. Скорее одинокий мужчина, который любит вас.

Беатрис чуть слышно ахнула, столь неожиданными оказались его слова. Медленно подняла полные страха глаза.

– О чём вы говорите? Мы знакомы едва ли с неделю.

– Мне этого хватило, чтобы полюбить вас, Беатрис, и я не могу поверить, что вы не догадываетесь о моих чувствах к вам. Вы вернули мне мужество, прогнали прочь одиночество, расцветили до того тусклую жизнь. Для меня вы не просто женщина, но воплощение женственности, которую я боготворю, благодаря двум моим матерям, тоже женщинам, одной на земле и одной на небесах.

Теперь она смотрела на Колона с благоговейным трепетом. Глаза её наполнились слезами. Губы задрожали. Но Беатрис переборола себя и рассмеялась.

– Дьявол может снабдить мужчину языком ангела, лишь бы совратить женщину.

– И вам кажется, что я преследую именно эту цель?

– Судьба многого лишила меня, но даровала умение разбираться в людях.

– Значит, во мне вы видите только плохое? Это, моя Беатрис, не что иное, как чистое упрямство, – произнося эти слова, Колон обнял её и притянул к себе.

Поначалу, захваченная врасплох, она не сопротивлялась. Но когда его губы коснулись её щёки, словно очнулась и начала вырываться, оттолкнув его от себя.

– Нет! – выкрикнула она. – Нет!

– Беатрис, – молил он, – ну почему вы не хотите прислушаться к голосу сердца?

– Моего сердца? Что вы знаете о моём сердце?

– То, что говорит мне моё.

Беатрис опустила голову, и Колон, решив, что сопротивление сломлено, сел рядом и вновь обнял её.

– Вы рады, Беатрис? Скажите мне, что вы рады. – Губы его прижались к шее Беатрис, и та, как ужаленная, вырвалась из его объятий.

– Ах, вы слишком спешите. Дайте мне время. Дайте мне время.

Её смятение удивило Колона.

– Время? Но жизнь коротка. И времени у нас так мало.

– Я… я должна увериться, – в отчаянии выкрикнула Беатрис.

– Во мне?

– В себе. Ах, оставьте меня. Умоляю, если вы действительно любите меня, как говорите, оставьте меня сейчас.

Смятение, охватившее её, было столь велико, что ему не оставалось ничего другого, как подчиниться.

Колон встал.

– Я не понимаю, почему вы так расстроились. Но не буду требовать немедленного ответа. Вы всё расскажете мне, когда мы снова увидимся.

Наклонившись, он поцеловал ей руку и ушёл.

Несколько минут спустя Загарте, заглянув в спальню, застал Беатрис в слезах.

– Что случилось? – обеспокоился он. – Этот долговязый мерзавец обидел вас?

– Нет, нет. И не смей так называть его.

– Зря вы его защищаете. На вашем месте, Беатрис, я бы не тратил на него столько времени. Как мне сказали, за душой у него ничего нет. Он даже не придворный, а иностранный авантюрист, живущий на подачки. Добра от него не жди. Да ещё он ухлёстывает за женщинами. Вот и маркиза Мойя…

Продолжить она ему не дала.

– Прикуси свой злобный язык, Загарте. А не то тебе его укоротят. Оставь меня одну. Уходи.

– Успокойтесь, моя девочка. Я ещё не успел сказать, зачем пришёл. Вас хочет видеть очень важный идальго.

– А я никого не хочу видеть.

– Ш-ш! Ш-ш! Послушайте меня. Ему нельзя отказать. Он – племянник главного инквизитора Кордовы. Только что вернулся в Испанию и утверждает, что он – ваш давний друг, граф Арияс.

Её глаза широко раскрылись.

– Кто?

Загарте потёр руки.

– Вижу, вы его знаете.

– Знаю. И тем более не хочу видеть.

– Ну перестаньте. Проявите благоразумие. Он…

– Я знаю, кто он такой. Он полностью соответствует тому описанию, которое ты дал сеньору Колону.

– Но тут же другой случай. Важный идальго. Так что мне ему сказать?

– Пусть убирается к дьяволу.

– И это всё? – в голосе Загарте сквозило раздражение.

– Слова подбери сам, но смысл должен остаться тем же.

Загарте открыл было рот, чтобы возразить, но Беатрис вскочила с дивана с таким сердитым лицом, что мориск отшатнулся.

– Ни слова больше. Уходи! Вон отсюда!

Загарте попятился к двери.

– Хорошо, хорошо. Обойдёмся без скандала. Попытаюсь всё уладить. Скажу, что вам нездоровится. Такому гостю нельзя отказать безо всякой на то причины. И ушёл, бормоча себе под нос, что только мусульмане знают, как указать женщине её место.

Беатрис же неожиданный визит в Кордову дона Рамона живо напомнил о подземелье, в котором сидел её брат. И венецианские агенты едва ли нашли бы лучшее средство ускорить дело. Тем более что Колон сам открыл ей дорогу к своему сердцу.

В тот вечер она избавилась от дона Рамона. Загарте уговорил его не тревожить девушку, поскольку ей нездоровится. Но назавтра дон Рамон появился вновь, посмотрел спектакль и опять пожелал увидеться с Беатрис.

Загарте поднялся к ней и передал просьбу посла.

– Не желаю его видеть. Ни сегодня, ни завтра. Вообще не желаю. Так ему и скажи, – ответила она.

– Я не посмею, – насупился Загарте. – Поймите это. Не посмею. Я и так зашёл слишком далеко. Заикнулся о том, что не знаю, захотите ли вы принять его. Он же заявил, что не потерпит отказа. Или уговори её, сказал он, или пеняй на себя. Так что деваться некуда, Беатрис. – Он прокашлялся. – Да и как можно отказывать идальго, испанскому гранду, отдавая предпочтение бедному иностранцу. Где же тут здравый смысл?

– Не желаю я видеть это чудовище! – воскликнула Беатрис.

Загарте пошёл на крайнюю меру.

– Тогда вам тут ни петь, ни танцевать.

Она рассмеялась ему в лицо.

– И кто от этого проиграет? Сколько народу приходило посмотреть спектакль до того, как я появилась на сцене?

– Проиграем мы оба. Но для меня лучше прикрыть спектакль, чем остаться без головы, если они найдут в нём ересь. Я не хочу участвовать в аутодафе. А одного намёка графа Арияса достаточно, чтобы отправить меня на костёр. Разве вы этого не понимаете? Я всего лишь мориск. – И после короткой паузы добавил: – Я прошу от вас лишь немного благоразумия, Беатрис! Ради нас обоих.

Монолог его оказался достаточно убедительным. Она, конечно, злилась на дона Рамона, но не хотела навлечь беду на маленького мориска.

– Хорошо, – вздохнула Беатрис. – Пусть он приходит.

Но её согласие ещё больше встревожило Загарте.

– Но вы встретите его доброжелательно?

– Раз я принимаю его, ты его поручение выполнил. Что будет дальше – моё дело.

Вот так дон Рамон попал в покои Беатрис, чтобы сыграть ту маленькую роль, что уготовила ему судьба.

Он постоял в дверях, оглядывая Беатрис. На его губах играла лёгкая улыбка. Тёмно-оливковый камзол свободного покроя, расшитый золотом, прибавлял массивности его слишком тощему телу. Голову украшала шапочка того же цвета с чёрным плюмажем и пряжкой с драгоценными камнями.

– Что вам угодно, сеньор? – сердито спросила Беатрис. – Почему вы столь назойливы?

Дон Рамон непринуждённо шагнул вперёд, улыбка его стала шире.

– Я, конечно, понимаю, что вы боитесь принять меня…

– Боюсь?!

– …После того как, ничего не сказав, убежали из Венеции. Так, моя дорогая Беатрис, не поступают с друзьями, которые не жалеют сил, чтобы помочь вам, – в голосе его слышался упрёк. – Благодарите Бога, что я не злопамятен. Во всяком случае, видя доброе ко мне отношение, я обо всём забуду.

Он взял её руку и, несмотря на слабое сопротивление, поднёс к губам. Мгновение спустя Беатрис выдернула руку и ответила сухо и бесстрастно:

– Я не считала нужным отчитываться перед вами. Я вам ничего не должна. Вы предлагали мне сделку… грязную сделку. Вот и всё.

– Как неблагодарно! И сколь далеко от истины, – нисколько не смутившись, продолжал дон Рамон. – Хотя ничего не пообещали, я сделал всё, что мог. Повидался с дожем. Попросил его об освобождении вашего брата, поступившись при этом достоинством посла, и даже добился обещания выпустить несчастного Пабло из тюрьмы. К сожалению, после нашего разговора, открылись новые обстоятельства. И так как речь шла о безопасности государства, дож, как он сам сказал мне, не смог выполнить своего обещания. Но вы даже не поблагодарили меня за участие. Вы поступили нехорошо, Беатрис, покинув Венецию без моего ведома. И это после того, как я делом доказал свою преданность.

– Вы хотели использовать моё несчастье в собственных целях, – напомнила она дону Рамону. – Но теперь всё это в прошлом.

– Отличная мысль. Перевернём страницу и подумаем о будущем.

– Будет лучше, дон Рамон, – холодно ответила она, – если вы сразу уясните для себя, что вам нет места в моём будущем, как и мне – в вашем.

– Если я в это поверю, у меня разорвётся сердце.

– Рвите его поскорее и уходите. Вы чересчур назойливы.

– Разве я так противен вам? – Он всё ещё улыбался, но теперь улыбка его скорее пугала Беатрис.

Дон Рамон пододвинул к себе стул и сел, положив ногу на ногу.

– Вы, кажется, не услышали меня. Я попросила вас уйти.

Он покачал головой, всем своим видом выражая сожаление.

– С давними друзьями так не поступают. Тем более с теми, кто может помочь и теперь, как помогал раньше.

– Я не прошу вас о помощи, дон Рамон, и не нуждаюсь ней.

– Напрасно так думаете. Этот спектакль, в котором вы играете. Довольно рискованная, знаете ли, трактовка некоторых эпизодов жизни святых. Кое-кто может задуматься, нет ли тут ереси, а сцены с вашим участием могут показаться святотатством. Решение по таким вопросам выносит Святая палата, а Загарте к тому же мориск. К ним инквизиторы относятся с особым подозрением. Конечно, ваше наказание может ограничится публичным покаянием, но кто знает, вдруг Святая палата сочтёт, что преступление ваше куда серьёзнее. Надеюсь, теперь вы начинаете понимать, сколь необходим в такой ситуации верный друг, готовый заступиться за вас?

И дон Рамон улыбнулся, видя, как смертельно побледнело лицо Беатрис.

– И в чём же выразится ваше заступничество? – спросила она.

– Вы хотите знать, чем я смогу вам помочь? Извольте, – он распахнул камзол, чтобы она увидела вышитый на жилете кинжал с рукояткой в форме цветка лилии. – Я не только пользуюсь немалым влиянием в ордене святого Доминика, но и мой дядя, фрей Педро Мартинес де Баррио – главный инквизитор Кордовы. Мои свидетельские показания могут стать вам надёжной защитой. Теперь вы понимаете, что…

– …Что Ваше влияние может как спасти меня, так и погубить. Именно это я должна понять. Не так ли, дон Рамон? Будем откровенны.

Её полный презрения взгляд разбился о добродушную улыбку графа.

– А чего вы так рассердились? В конце концов, я представил вам доказательство того, что моё отношение к вам не изменилось. – И добавил уже более жёстко: – В Венеции вы обратили в прах мои самые радужные надежды. Я не привык сдаваться без боя. И никогда не отказываюсь от принятых решений. – Он поднялся, шагнул к Беатрис, в голосе появились просительные нотки: – Беатрис, ну почему вы заставляете меня прибегать к таким средствам? Ведь достаточно одного вашего слова, и мои богатства будут у ваших ног.

Шум за дверью вынудил его замолчать. «Но я говорю вашей светлости, что к ней нельзя», – проверещал голос Загарте. «Прочь с дороги, Загарте! Прочь с дороги!» – ответил мужской голос. Затем дверь распахнулась, и на пороге возник высокий мужчина, разодетый в чёрное с золотом.

Последовала немая сцена.

– Что вам угодно? – первым пришёл в себя дон Рамон.

Лицо незнакомца стало ещё более суровым, брови сошлись над стальными глазами.

– Ну, сеньор? Вы меня слышали? Что вам угодно? Кто вы?

Колон закрыл дверь.

– Поставим вопрос иначе. Кто вы такой и по какому праву спрашиваете меня?

– Я – граф Арияс. – Дон Рамон надеялся, что его имя произведёт должное впечатление, но ошибся.

– И что из этого? Судя по тону, вас можно принять за герцога.

Дон Рамон не верил своим ушам.

– Да вы наглец, сеньор.

– Я лишь отвечаю на вашу грубость. Впрочем, я пришёл к даме. А до вас мне нет никакого дела.

– Но вы же видите, что сейчас вы – незваный гость. Сеньора Беатрис примет вас в другое время, если пожелает. – Он взмахнул рукой, предлагая Колону выйти вон.

Но тот не сдвинулся с места.

– Я не понимаю, по какому праву вы здесь командуете.

– А пора бы и понять. Я не привык к тому, чтобы мои приказы не выполнялись.

– К дьяволу вас и ваши приказы. Плевать мне, выполняются они или нет, кем бы вы ни были. – Взгляд Колона остановился на Беатрис – она обратилась в статую, устрашённая последними словами дона Рамона. Тот же продолжал бушевать.

– Я позабочусь о том, чтобы вы узнали, кто я такой. И вы ещё пожалеете о своём поведении. Вон отсюда! – Дон Рамон опять указал на дверь. – Вон! Немедленно!

Не обращая на него ни малейшего внимания, Колон продолжал смотреть на Беатрис.