Текст книги "Наука и религия"

Современные Теории Великого Объединения. В современной науке наиболее плодотворно этой проблемой занимаются физики-теоретики, стремясь построить такую теорию, из которой однозначно вытекали бы значения всех параметров элементарных частиц, полей и взаимодействий Вселенной, объединяемые одной константой связи. Более широко современный смысл Теории Великого Объединения формулируется выражением «все связано со всем», где задача теории – найти основу этой связи. Содержание такой теории уже выходит за рамки чисто физических проблем, поскольку требует непротиворечивого объединения живого и неживого.

За последние 30–35 лет в физике элементарных частиц произошла настоящая революция, связанная с созданием и развитием единых теорий слабых, сильных, электромагнитных и гравитационных взаимодействий – так называемых Теорий Великого Объединения. Слабые, сильные, электромагнитные и гравитационные взаимодействия рассматриваются как основные фундаментальные силы, которые действуют в природе и на базе которых объясняется строение и эволюция материи. Единая теория слабых и электромагнитных взаимодействий, которая объединяла две этих фундаментальных силы, была предложена Вайнбергом-Глешоу-Саламом в 60-е годы XX в. Но настоящий прогресс в этой области начался в 70-е годы, когда появились первые варианты объединения всех фундаментальных взаимодействий, включая гравитационное.

Одной из таких теорий является теория супергравитации, тесно связанная с понятием суперсимметрии, или симметрии, построенной из разных частиц – бозонов и фермионов; при суперсимметричных преобразованиях бозоны переходят в фермионы, а фермионы – в бозоны (бозоны – элементарные частицы, получившие свое название в честь индийского физика Ш. Бозе, фермионы названы в честь итальянского физика Э. Ферми).

Затем получили развитие теории типа Калуцы-Клейна. Еще в 1921 г. Калуцой была выдвинута идея, согласно которой гравитацию можно объединить с электромагнитным взаимодействием, если общую теорию относительности формулировать не в четырех, а в пяти измерениях. Начиная с 1926 г. эту гипотезу развивал Клейн. Современные теории этого типа рассматривают возникновение нашего четырехмерного пространства-времени как спонтанную компактификацию пространства большей размерности, причем в отдельных теориях размерность пространства доходит до 500 измерений.

В последнее время основные надежды на построение единой теории всех взаимодействий («теории всего») стали возлагаться на теорию суперструн. Если квантовая теория описывает точечные объекты, то суперструны – это кривые в пространстве, протяженность которых составляет приблизительно ~10^-33см. Свойства этих кривых удовлетворяют фермион-бозонной симметрии (22, 3-4; 17, т. 1, 5-26).

Создатели Теории Великого Объединения столкнулись с определенными трудностями и проблемами. Первая из них связана с непосредственной проверкой теорий в эксперименте. Для экспериментальной проверки супергравитации, теорий типа Калуцы-Клейна и теории суперструн необходимо было бы иметь частицы с энергией порядка 10¹⁹ ГэВ (ГэВ – единица энергии, гигаэлектроновольт; 1 ГэВ = 10⁹ эВ). А по оценкам специалистов, крупнейший ускоритель (он опоясывал бы Землю по экватору), который можно было бы построить на Земле, позволил бы получить частицы с энергиями порядка 10⁷ ГэВ. Единственным ускорителем, который когда-нибудь мог продуцировать частицы с энергиями, необходимыми для непосредственной проверки Теорий Великого Объединения, является Вселенная. Поэтому в настоящее время значительная часть Теорий Великого Объединения прежде всего проходит проверку на «космологическую полноценность», и только малая их доля выдерживает эти экзамены. По оценкам физиков, теория супергравитации приводит к расхождению с космологическими данными, которые получают из наблюдений, примерно на 10 порядков. Теории типа Калуцы-Клейна, основанные на рассмотрении супергравитации в пространстве размерности d = 11, отличаются от космологических данных примерно на 125 порядков. Аналогичная трудность существует для ряда теорий суперструн (22, 6–7).

Один из наиболее сложных вопросов, который стоит перед современными космологами, – первоначальное состояние Вселенной, которое называют сингулярностью (от лат. singularis – отдельный, особый). Физический смысл сингулярности заключается в том, что при времени, близком к нулю, к моменту первовзрыва, из которого образовалась Вселенная, она существует в виде точки с бесконечной плотностью вещества. Начальному же моменту времени £ = О соответствует нулевой объем пространства и бесконечное значение плотности вещества. Такое состояние Вселенной не может быть описано в рамках современных физических теорий, поскольку подобная космологическая модель отражает начальное состояние Вселенной в виде всего лишь математической точки.

Было ли что-нибудь до нулевого момента? Если нет, то как и откуда возникла Вселенная? Решение этой проблемы в рамках классической теории гравитации в современной физике считается маловероятным (22, 25). Сама природа гравитационного взаимодействия никаким образом не вписывается в реалистические теории элементарных частиц, непонятным остается механизм гравитационного взаимодействия частиц, не состоялось пока что и открытия гравитационных волн. Гравитон и гравитино также являются в физике только понятиями, а не реально открытыми частицами. Все это делает гравитацию наиболее сложным элементом – физическим фантомом, который трудно непротиворечиво вписать в Теорию Великого Объединения.

Современные физики отмечают: «Квантовая гравитация всегда представляла собой по преимуществу головоломку для теоретиков. Эксперимент мало что дает для ее решения, за исключением только констатации того факта, что и квантовая механика, и гравитация проявляются в законах природы… Реальная надежда проверить теорию квантовой гравитации всегда состояла в том, что в процессе построения последовательной теории квантовой гравитации можно понять, как гравитация должна объединиться с другими силами» (17, т. 1, 25).

Антропный принцип единой теории. Еще одна трудность создания Теории Великого Объединения заключается в соблюдении антропного принципа. Существует несколько разных версий этого принципа: слабый антропный принцип, сильный антропный принцип, окончательный антропный принцип и т. д. Все эти варианты так или иначе связывают между собой свойства Вселенной, свойства элементарных частиц и сам факт существования человека в этом мире. При этом речь идет не о причинном воздействии человека на структуру Вселенной и свойства элементарных частиц в ней, а только о корреляции (соотносительности, взаимосвязи) свойств наблюдателя и свойств Вселенной. Дело в том, что биологические организмы воспринимают окружающий мир в зависимости от сложности своей организации, поэтому человек воспринимает только то, что допускается его биосоциальной структурой. Особенности же структуры определяются эволюционным развитием. Вся информация при познании фиксируется человеком, следовательно, она невольно имеет антропоцентричную форму. Сильный антропный принцип требует, чтобы общая эволюционная модель Вселенной обладала такими параметрами, которые допускают существование создателей этой модели. Другими словами, адекватным может быть только такой наблюдатель, чьи основные константы (постоянные величины) совпадают с константами Вселенной. Эта мысль, доведенная до логического конца, вынуждает признать, что таким наблюдателем может быть только Создатель Вселенной. Ибо только он заключает в себе ее эволюционную модель, и только его константы совпадают с константами Вселенной.

Характеризуя важность антропного принципа в познании явлений, П.Т. де Шарден пишет: «В силу наивности, по-видимому, неизбежной в первый период, наука вначале воображала, что она может наблюдать явления в себе такими, какими они протекают независимо от нас. Инстинктивно физики и натуралисты вначале действовали так, как будто их взгляд сверху падает на мир, а их сознание проникает в него, не подвергаясь его воздействию и не изменяя его. Теперь они начинают сознавать, что даже самые объективные их наблюдения целиком пропитаны принятыми исходными посылками, а также формами или навыками мышления, выработанными в ходе исторического развития научного исследования» (33, 34).

Развитие антропного принципа вынудило известного физика-теоретика А. Д. Линде сформулировать следующие вопросы: «Не возможно ли, чтобы было так, что сознание, как и пространство-время, имеет свои собственные степени свободы, без учета которых описание Вселенной будет принципиально неполным? Не выявится ли при дальнейшем развитии науки, что изучение Вселенной и изучение сознания неразрывно связаны одно с другим и что окончательный прогресс в одной области невозможен без прогресса в другой? После создания единого геометрического описания слабых, сильных, электромагнитных и гравитационных взаимодействий, не станет ли следующим важнейшим этапом развитие единого подхода ко всему нашему миру, включая и внутренний мир человека?» (22, 248).

Уже сама постановка этих вопросов была большим шагом вперед в осознании единства мира. Однако оставалось неясным, каким образом объединить все это в единую схему. Вместе с тем такой подход к Вселенной привел некоторых физиков-теоретиков к мысли, что может оказаться, что проблема рождения, жизни и смерти Вселенной и аналогичная проблема в отношении к человеку не такие уж и далекие одна от другой, как могло бы казаться. Фактически это ставило вопрос о том, что вся Вселенная является единым живым организмом. Не случайно А. Д. Линде задает еще один вопрос: «…если предположить, что наша Вселенная (или та ее часть, в которой мы живем), когда-то не существовала (по крайней мере, как классическое пространство-время), то в каком смысле можно говорить о существовании «в то время» законов, которые определили ее рождение и эволюцию? Известно, например, что законы, определяющие биологическую эволюцию, записаны в нашем генетическом коде. Но где были записаны законы физики, если Вселенной не было»? (22, 257). Логика развития науки фактически вынудила физиков прийти к идее Творца, хотя в явном виде они ее и не сформулировали.

Антропный принцип требует также включения наблюдателя в определенный уровень приборных ситуаций и модельных представлений, которые эволюционируют вместе с исследователем. Если еще в первой четверти XX столетия считалось, что прибор не играет принципиальной роли в познании свойств того или иного объекта, то квантовая теория требует для непротиворечивого описания объекта учитывать связь прибор-объект. Но при этом еще существует связь прибор-субъект, которую нельзя игнорировать. Исследователь может регистрировать прибором только те явления, параметры которых не противоречат условиям его эволюционного развития как элемента Вселенной. В простом, бытовом толковании это можно хорошо проиллюстрировать так: невежда-дикарь не получит никаких результатов, пользуясь современными приборами. Более того, интерпретация самих результатов цивилизованным ученым будет также в определенной степени зависеть от его квалификации. Поэтому антропный принцип требует учитывать и связь прибор-субъект.

Сложное переплетение в ученом связей «субъект-прибор-объект» точно подметил П.Т. де Шарден: «Дойдя до крайней точки в своих анализах, – пишет он, – они (ученые. – А.Г.) уже толком не знают, составляет ли постигаемая ими структура сущность изучаемой материи или же отражение их собственной мысли. И в то же время, они замечают, – как обратный результат их открытий, – что сами целиком вплелись в то сплетение связей, которое рассчитывали набросить извне на вещи, что они попались в собственную сеть… Объект и субъект переплетаются и взаимопреобразуются в акте познания. Волей-неволей человек опять приходит к самому себе и во всем, что он видит, рассматривает самого себя» (33, 34).

Логика построения теории всех фундаментальных взаимодействий вынуждала не ограничиваться формальным физико-математическим аппаратом формул, а учитывать также и геометрические модельные представления о структуре и связях фундаментальных сил. Она настойчиво требовала создания геометрического образа этой теории, хотя было и не совсем ясно, почему это так. Это пробовали объяснить скрытым пока что фундаментальным единством пространства, времени и материи.

Левое и правое в единой теории. Еще одна проблема возникла в связи с обнаружением асимметрии Вселенной. В экспериментах, связанных с распадом материи, было выявлено равенство левых и правых электронов. Крупнейший математик XX в. Г. Вейль утверждал, что «во всей физике не имеется ничего, что указывало бы на внутреннее различие между левым и правым. Левое и правое эквивалентны так же, как все точки и все направления в пространстве» (5, 51). Однако на уровне ß-распада при слабом взаимодействии частиц было установлено, что слабое взаимодействие явно предпочитает левую систему координат правой, что в слабом взаимодействии участвуют только левые частицы, правые в наблюдаемых процессах не проявляются. Тем самым нарушается принцип симметрии как фундаментального свойства Вселенной, и на уровне слабого взаимодействия возникает асимметрия материи (несохранение четности).

Первый вопрос, который вытекает из несохранения четности, – не обладает ли Вселенная некой внутренней лево/правой асимметрией? (Известно, что асимметрия Вселенной проявляется в преобладании барионов над антибарионами). Нельзя ли сконструировать такую модель Вселенной, в которой пространство-время обладало бы внутренней лево/правой асимметрией? Теоретически такую модель построить можно, но при этом она должна непротиворечиво объединять все фундаментальные силы.

Другой результат нарушения принципа симметрии микромира связан с тем, что асимметрия свойственна живой природе, является ее незыблемым законом. Биофизик М. В. Волькенштейн пишет: «Асимметрия свойственна и белкам, и углеводам, и нуклеиновым кислотам, и низкомолекулярным соединениям, фигурирующим в клетке» (7, 80). Строго говоря, в основе мироздания и должна лежать асимметричная структура, ибо полная симметрия частиц и взаимодействий лишена возможности саморазличения и тем самым саморазвития. Это понимали еще древние греки, формулируя этот фундаментальный принцип применительно к единому и многому: «Все объединенное отлично от того, что едино само по себе. В самом деле, если оно объединено, оно некоторым образом должно постольку участвовать в едином, поскольку и говорится о нем, что оно объединено. А участвующее в едином есть и единое, и не-единое. Напротив того, то, что едино само по себе, уже не есть [одновременно] и единое, и не-единое. Если это однако допустить, [т. е. что оно] и едино, и не-едино, и если то, что находится в нем [т. е. объединенное], опять-таки едино, то оно одновременно будет иметь и то и другое вместе [т. е. будет и единым, и объединенным], и так уйдет в беспредельное [дробление], если нет ничего единого самого по себе, на что могло бы [это единое] опереться. Но если все и едино, и не-едино, то [необходимо], чтобы нечто объединенное отличалось от единого. Ибо если единое тождественно с объединенным, то возникает бесформенное множество, и то же самое [случится] с каждым [элементом] из тех, из которых состоит объединенное» (25,112).

Этот же фундаментальный принцип асимметрии, т. е. саморазличения, является и одной из необходимейших и фундаментальных истин разума. У А. Ф. Лосева находим: «Начиная действовать, разум должен родить в себе различие, ибо пока нет различия и есть только неразличимое бытие, до тех пор разума нет, он молчит. Но если появляется хоть какое-нибудь различие, то это значит, что вносится какая-то степень освещенности разумом, разная степень освещенности бытия, разная степень разумности. Это и есть начало диалектики, т. е. самосознательного самоположения разума, и тут весь Платон, Плотин, Фихте, Гегель и все, кто когда-нибудь разрабатывал диалектику. Антитеза «одного» и «иного», «эйдоса» и «меона», или, попросту говоря, света и тьмы, – необходимейший исходный пункт всякого диалектического мышления. «Если что-нибудь вообще есть, то это значит, что вместе с тем есть и нечто иное» – вот в чем первые слова всякой диалектики. Всякое «нечто» всегда предполагает вокруг себя какой-нибудь фон иного качества, чем нечто: всякое «нечто» дано в окружении «иного». Без этого – абсолютная и неразличимая тьма, и разум бездействует» (25, 93–94).

Отец Павел Флоренский в своей работе «Столп и утверждение истины» рассматривает истину как абсолютную реальность, в которой нет места для рационального закона тождества «А есть А». Он полагал, что формула закона тождества символизирует смертоподобную неподвижность, статическую изоляцию.

Истина, по его мнению, должна содержать переход от А к не-А. В истине «другое» есть в то же самое время «не другое». «Поэтому А есть А, что, вечно бывая не-А, в этом не-А оно находит свое утверждение как А», – считал он (25, 232).

Лево/правая асимметрия частиц дает возможность установить связь между материей и духом. Правые частицы не проявляются в экспериментах потому, что это запрет, который дух наложил на материю. Этот запрет со всей очевидностью проявляется в устройстве и функционировании живой природы. Известно, что в процессах метаболизма, происходящих без превращений зеркальных антиподов друг в друга, «клетка может усваивать лишь те из них, которые отвечают структуре ее биологических молекул. Организм может усваивать L– (вращают плоскость поляризации света влево. – А.Г.), но не D– аминокислоты (вращают плоскость поляризации света вправо. – А.Г.). Попав в «антимир», в котором растения и животные содержат молекулы с противоположными конфигурациями, организм погиб бы от голода, несмотря на обилие пищи» (7, 80). Вероятно, на каком-то глубинном уровне уже сам человек не дает проявиться правому. Это не покажется удивительным с точки зрения современной квантовой механики, которая описывает такие странные и парадоксальные вещи. Например, если электрон и позитрон сталкиваются, уничтожая друг друга, то создают два фотона А и Б, которые уносятся в различных направлениях. При этом фотон А не обладает таким свойством, как вращение, пока оно не будет замечено наблюдателем. В момент измерения фотона А наблюдатель придает ему некоторое вращение, в этот же момент фотон Б получает обратное вращение независимо от расстояния, на котором они находятся друг от друга. Несмотря на то что связь с фотоном А как будто бы отсутствует, фотон Б каким-то непостижимым образом мгновенно узнает о том, что делает фотон А.

В живых организмах отделение в хиральных веществах (веществах, состоящих из двух форм, – левой и правой. – А.Г.) правого антипода от левого возможно лишь под асимметрическим воздействием, таковое часто оказывает наблюдатель.

«Для отделения правого антипода от левого необходимо асимметрическое воздействие – вещество (или существо), узнающее разницу между правым и левым, – пишет М. В. Волькенштейн. Зеркальные антиподы были открыты Пастером в 1848 г. Он изучал винную кислоту и установил, что у нее имеются правые и левые формы кристаллов. Сортируя кристаллы, Пастер получил чистые антиподы винной кислоты. Очевидно, что Пастер играл роль асимметрического фактора – будучи построен из хиральных веществ, человек знает разницу между правым и левым» (7, 81).

В приведенных примерах очень четко просматривается тесная связь фундаментальных принципов не только живой и неживой природы, но и не осмысленное до сих пор воздействие человека на мироздание. Если признать структурное сходство человека и мироздания, то это воздействие может оказаться гораздо более значительным, чем предполагалось ранее.

Поскольку асимметричность является незыблемым законом живой природы, то нужно было или признать, что вся Вселенная – это живой организм и дух-таки существует, или снять это противоречие каким-то иным образом. Поэтому была разработана гипотеза о существовании зеркальных частиц и зеркального мира.

Зеркальность в единой теории. Физик-теоретик Л. Д. Ландау предложил следующий путь спасения эквивалентности правого и левого. Он полагал, что если процесс ß-распада отразить в зеркале и в отраженном процессе заменить все частицы их зеркальными двойниками, то симметрия левого и правого восстанавливается. Возникла идея так называемой комбинированной четности. Четность рассматривалась как точная симметрия гравитационного и электромагнитного взаимодействий, а комбинированная четность (процесс – зеркальное отражение) – как симметрия слабого взаимодействия. Однако последующие опыты показали, что комбинированная четность также не является строгой симметрией природы, она нарушалась (20, 126).

В гипотезе о зеркальных частицах предполагалась полная симметрия свойств обычных частиц и их зеркальных двойников. Зеркальные частицы в ней обладают своим сильным, слабым и электромагнитным взаимодействием, что делает возможным существование зеркального вещества, столь же стабильного, как и обычное. Гравитационное взаимодействие в этой теории является общим для зеркальных и обычных частиц (20, 127).

Что, собственно, представляет собой зеркальность в понимании физиков? Считается, что любой процесс и его описание в зеркале отличаются только тем, что при их описании мы должны сменить левую систему координат на правую. А все отличие этих двух систем в том, что мы меняем местами ось X и ось Y.

В левой системе координат поворот по кратчайшей дуге, при котором ось X совмещается с осью Y, происходит против часовой стрелки, в правой – по часовой стрелке.

Казалось бы, все достаточно просто и ясно и понятие зеркальности не представляет собой особой сложности. Однако при ближайшем рассмотрении оказывается, что при таком понимании зеркальности существуют определенные недоговоренности и противоречия. Во-первых, при отражении материального объекта в зеркале, если не менять точку наблюдения, левое не меняется на правое. Исключение составляют различного рода тексты и изображения. Чтобы отразить их в зеркале, мы искусственно меняем левое на правое, поскольку в них верх и низ, левое и правое жестко фиксированы. Поэтому левой точке а материального тела в зеркальном отражении будет соответствовать левая же точка a_v если смотреть на них со стороны наблюдателя. Чтобы избавиться от субъективной неопределенности левого и правого, правую систему координат можно связать с вращением земли вокруг своей оси, левую – с вращением в обратную сторону (или наоборот). Но и в этом случае возникает, например, вопрос: если планета Уран вращается вокруг своей оси в сторону, противоположную вращению Земли, то значит ли это, что одна из планет состоит из зеркального вещества, а другая из обычного?

Отметим условность этого термина и подчеркнем, что он может быть принят здесь только в значении «противоположное», т. е. как противоположность материального и идеального (ср. материальный объект и его идеальное отражение в зеркале), материального и духовного. В физическом смысле наиболее адекватно понятие зеркальности трактуется в кристаллографии. Здесь идеальное зеркало, как и реальное, имеет две стороны. Но в отличие от реального зеркала обе стороны идеального зеркала способны отражать. У кристаллографов идеальное зеркало прозрачное и не имеет толщины.

Зеркальность тесно связывается физиками с лево/правой симметрией, понимаемой в широком смысле как неизменность структуры материального объекта относительно его преобразований. Например, в органических молекулах типа можно синтезировать и выделить две формы, в которых разные атомы или группы атомов располагаются по разным углам тетраэдра, при этом сохраняется точное равенство энергий левых и правых форм.

Хиральностью обладают не только молекулы, но и кристаллы, построенные из симметричных молекул. Однако в живой природе «эти две конфигурации нельзя совместить друг с другом никаким поворотом молекулы как целого в пространстве или поворотом той или иной группы в молекуле вокруг единичной связи. Они относятся друг к другу, как зеркальные отражения, как правая и левая рука» (7, 79).

Гипотеза о существовании зеркального мира имеет свое подтверждение в так называемой скрытой массе Вселенной. Согласно этим представлениям, общую массу Вселенной составляет равное количество зеркального и обычного вещества. Один из современных физиков пишет: «Наблюдательные данные о движении периферийных звезд в галактиках и о движении галактик в скоплениях галактик указывают на то, что гравитационные поля, в которых они движутся, значительно превышают те значения, которые обусловлены видимым светящимся веществом, и требуют для своего объяснения присутствия в галактиках и вокруг них какого-то невидимого темного гравитирующего вещества» (30, 261).

Взаимодействие объектов из зеркального вещества с астрономическими объектами из обычного вещества осуществляется лишь гравитационно. Наличие в видимой области галактик гравитирующей массы, вдвое превышающей видимую массу, по мнению физиков, – жесткое предсказание существования зеркального мира. При этом роль зеркальных двойников обычных частиц не могут выполнять античастицы: в противном случае на стыках между галактиками из вещества и антивещества существовало бы аннигиляционное излучение. Зеркальные частицы представляют собой нечто иное, отличное от античастиц (20, 118-128).

Однако другая группа астрономов утверждает, что в видимой области Галактики скрытой массы в таком количестве нет, что полная плотность вещества в этой области галактики совпадает с плотностью видимого вещества – в основном звезд и межзвездного газа (20,128).

Зеркальный мир, его законы, по мнению современных физиков, даже в отдаленном будущем не смогут стать предметом прямого исследования физики, поскольку обычными физическими средствами и способами проникнуть в него не представляется возможным. Сравним с выводами современной физики религиозные учения об иных мирах и о возможности попасть в них после смерти. Они оказываются не такими далекими, как казалось ранее.

Проблема метаязыка в единой теории. Построение всеобъемлющей теории потребовало ограничить определенными рамками картину мира современной физики и допустить наличие иных, высоких, энергий, их носителей и источников. Пришлось отказаться также от важнейших наглядных понятий физики: частица, античастица, поле и т. д. Если классическая физика исходит из объективности окружающего мира, то уже в квантовой теории такая идеализация становится невозможной: здесь действует принцип неопределенности, когда не все физические величины могут иметь одновременно точные значения, например, координата и импульс. Законы природы, которые устанавливает квантовая теория, имеют статистический характер, значения физических величин определяются вероятностью и дискретностью. Квантовые системы описываются волновой функцией, которая позволяет через вектор состояния описывать системы и находить вероятности: средние значения величин, которые характеризуют ее. В современной физике не является больше главенствующим принцип: «Все, что не доказано опытом, не существует».

Характеризуя состояние современной физики, великий немецкий физик В. Гейзенберг высказывает мысль, что она осуществляет переход от принципов атомиста Демокрита к принципам идеалиста Платона. По этому поводу он замечает: «Если постижения современной физики элементарных частиц сравнивать с какой-либо из философий прошлого, то речь может идти лишь о платоновской философии; в самом деле, частицы современной физики суть представления групп симметрии – этому нас учит квантовая теория, – и, стало быть, частицы аналогичны симметрическим телам платоновского учения» (11, 173). По его мнению, современная физика со всей определенностью решает вопрос в пользу Платона. Мельчайшие единицы материи являются здесь не физическими объектами в обычном смысле слова, а формами, структурами или идеями (понятиями) в смысле Платона, о которых можно однозначно говорить только на языке математики.

Единые теории в основном и оперируют понятиями, воплощая их в формы математической физики. Большинство физических теорий имеют как бы три стадии воплощения: доказательство с помощью физико-математического аппарата формул; экспериментальная проверка теорий; анализ полученных результатов, уяснение смысла формул и эксперимента с помощью естественного языка. Поскольку в условиях Земли современные единые теории не могут пройти экспериментальную проверку, то конечным результатом осознания их истинности остается анализ смысла с помощью естественного языка. В конце концов физика также вынуждена положиться на естественный язык. А это означает, что в конечном итоге физики пришли к слову, не осознав, что ответы необходимо искать в его структуре, хотя и отмечали огромную роль слова в познании физических явлений.

В. Гейзенберг отмечал: «Вообще говоря, нет принципиальных оснований отрицать возможность полного согласования разговорного слова с искусственным языком математики, и можно задаться вопросом, почему в квантовой механике этого не произошло, тогда как в теории относительности разговорный язык вполне естественно слился с математическим» (11, 218).

В современной науке актуальным остается требование полной ясности в изложении теории и неизбежная неточность и недостаточность понятий для выражения ее полного содержания. Язык математики не решает всех проблем, поскольку, с одной стороны, требует окончательной смысловой интерпретации полученных результатов с помощью естественного языка, а с другой – остается неясным, насколько математический язык применим ко всем явлениям.

В. Гейзенберг по этому поводу замечает: «Ситуация, с которой мы сталкиваемся в наших попытках «понять», может привести к мысли, что существующие у нас средства выражения вообще не допускают ясного и недвусмысленного описания положения вещей… В атомной физике мы используем весьма развитой математический язык, удовлетворяющий всем требованиям ясности и точности… Было бы, однако, слишком преждевременным требовать, чтобы во избежание трудностей мы ограничились математическим языком. Это не выход, так как мы не знаем, насколько математический язык применим к явлениям. Наука тоже вынуждена в конце концов положиться на естественный язык, ибо это единственный язык, способный дать нам уверенность, что мы действительно постигаем явления» (11,121).