Текст книги "Наука и религия"

«Принято было считать, что проблема языка играет в естественных науках подчиненную роль. Ведь здесь речь идет о предельно точном наблюдении различных областей природы, о понимании характера ее действий. Трудности, преодолеваемые физиком или химиком, связаны с несовершенством органов чувств или исследовательской аппаратуры, они обусловлены сложностью природных взаимосвязей, строй которых представляется нам поначалу непостижимым. Но если уж результаты получены, нет, кажется ничего легче, чем рассказать о них, тем более нет никакой нужды специально обсуждать проблему языка. Правда, в истории науки часто оказывалось целесообразным, а порою и необходимым введение в язык дополнительных искусственных слов, удобных для обозначения ранее не известных объектов или взаимосвязей, и этот искусственный язык в общем и целом удовлетворительно описывал новооткрытые закономерности природы.

Когда же экспериментальные открытия новейшей физики и их успешный теоретический анализ в теории относительности и квантовой механике привели в последние десятилетия к пересмотру оснований физики, отношение к проблеме языка принципиально изменилось. По поводу некоторых принципиальных вопросов названных теорий развернулись страстные дискуссии, и уже по ходу этих дискуссий обнаружилось, что сам язык, на котором говорят о новых сфеpax исследования, стал проблематичным. Это не столь удивительно, если принять во внимание, что наш естественный язык сформировался в мире обыденного чувственного опыта, тогда как современная наука пользуется уникальной техникой, аппаратурой высочайшей тонкости и сложности и проникает с ее помощью в сферы, недоступные чувствам. Нельзя ожидать, что обыденный язык останется в силе и в этих новых областях; вот почему современный физик вынужден размышлять не только о постигаемых им закономерностях природы, но и о языке, с помощью которого он может о них говорить.

…В греческой философии со времен Сократа ограниченность наших языковых средств была центральной темой. Сократ, если верить записи его рассуждений в диалогах Платона, без устали боролся за ясность выраженных в слове понятий и стоящих за ними представлений. Ученик Платона Аристотель сделал в этом направлении решающий шаг вперед. Он исследовал формальную структуру языка и формы умозаключений, не зависящие от содержания посылок, создав в результате первую научную логику.

С другой стороны, логический анализ языка чреват опасностью слишком большого упрощения и известной односторонности в исследовании языковых возможностей. Будучи предпосылкой научного языка, обеспечивая однозначность и точность выводов, логика тем не менее не годится для описания живого языка, располагающего неизмеримо более богатыми выразительными средствами. Любое произнесенное слово вызывает у нас, конечно же, не просто определенное, вполне осознаваемое движение мысли, которое можно считать значением слова; это слово вызывает в глубинах нашего сознания множество смысловых оттенков и ассоциаций, едва уловимых, но зачастую существенных для понимания смысла услышанной фразы. Бывает, что именно это сплетение пробужденных словами полуосознанных представлений лучше передает смысл высказываемого, чем цепь строго логических умозаключений. Вот почему в особенности поэты часто выступают против преувеличения значимости логической структуры языка и справедливо подчеркивают значение других структур, основополагающих прежде всего для его художественного использования. Здесь, пожалуй, уместно сослаться на «Фауста» Гёте, на слова Мефистофеля из его разговора с учеником: «Фабрика мыслей подобна ткацкому станку, где тысячи нитей приводятся в движенье одним толчком, где челнок снует туда и сюда, незримо струятся нити и разом завязывается тысяча связей».

Жизнь языка описана здесь очень верно, и если уж в науке нам приходится строить рассуждение, руководствуясь логической структурой языка, то не следует упускать из виду и другие, более богатые его потенции.

Здесь можно спросить: с чем, собственно, связано требование предельной точности и однозначности, предъявляемое к языку естественных наук, и почему другие, более богатые средства языковой выразительности практически не используются в них? Это требование диктуется прежде всего той задачей, которая стоит перед естественными науками, – попытаться отыскать некие упорядоченности в необъятном многообразии явлений окружающего мира, другими словами, понять эти разнородные явления, сведя их к простым принципам. Надо постараться вывести особенное из всеобщего, понять конкретный феномен как следствие простых и общих законов. Формулировка общего закона допускает использование лишь небольшого числа понятий, иначе закон не будет прост и всеобщ. Далее требуется, чтобы из этих понятий можно было вывести бесконечное многообразие возможных явлений, причем не только описать их качественно и приблизительно, но и ответить максимально точно на каждый конкретный вопрос. Очевидно, что понятия естественного языка со свойственной им неточностью и нечеткостью никоим образом не допускают такой возможности. Если из данных предпосылок требуется вывести последовательность заключений, число возможных звеньев в цепи зависит от точности предпосылок. Вот почему основные понятия, используемые в формулировках общих естественно-научных законов, необходимо определять с наивысшей точностью, но это удается сделать только в строго логической системе, а в конечном счете – с помощью математических абстракций.

Поэтому в теоретической физике мы дополняем и уточняем естественный язык, сопоставляя основополагающие для определенной сферы опыта понятия с математическими символами, которые могут быть соотнесены с фактами, т. е. с результатами измерений. С тех пор как 300 лет назад Исаак Ньютон написал свой знаменитый труд… подобное дополнение и уточнение естественного языка с помощью математической схемы считалось всегда подлинным основанием точного естествознания. Эту схему можно назвать искусственным математическим языком. Значение основных понятий и сопоставленных им математических символов устанавливается благодаря системе дефиниций и аксиом. Символы связываются математическими уравнениями, которые можно считать точным выражением так называемых законов природы. Эти уравнения и выражаемые ими законы природы считаются верными, если нам удается вывести из законов природы – в качестве возможных решений системы уравнений – бесчисленное множество конкретных явлений, например если удается с высокой степенью точности вычислить время лунного затмения или траекторию искусственного спутника.

Впоследствии оказалось целесообразным вновь включить элементы этого искусственного математического языка в естественный язык, ввести в него, например, наименование некоторых математических символов, допускающих в какой-то мере наглядное эмпирическое истолкование. В результате такие понятия, как энергия, импульс, энтропия, электрическое поле, стали терминами обыденного языка. Добавлять сверх этого что-либо еще, казалось, не было нужды, и после того, как произошло отмеченное расширение языка, его сочли вполне достаточным для описания и понимания природных процессов.

Только в современной физике произошла здесь, можно сказать, пугающая перемена. С проникновением в области, непосредственно недоступные нашим ощущениям, язык наш порою тоже начинает отказывать. Подобно затупившимся инструментам, понятия нашего языка по отношению к новому ускользающему от них опыту оказываются уже некорректными. Такая возможность отмечалась в принципе уже давно, несколько веков назад. В повседневной жизни каждый понимает смысл слов «наверху» и «внизу». Тела падают вниз, а наверху синее небо. Убедившись, однако, в шарообразности Земли, заметили, что обитатели Новой Зеландии явно перевернуты относительно нас в пространстве, а с нашей точки зрения они как бы висят вниз головой. Можно было, правда, быстро успокоиться, попросту назвав направление к центру Земли направлением «вниз», а от центра – направлением «вверх», и тем самым вроде бы преодолеть трудность. Но в нашу эпоху можно запускать ракеты в космос, и вполне вероятно, что через несколько лет человек на космическом корабле более или менее надолго покинет Землю; для экипажа этого корабля понятия «наверху» и «внизу», как легко понять, вообще утрачивают всякий смысл. И все же довольно трудно представить, как чувствуют себя люди в мире, лишенным определений «верха» и «низа», как они говорят и что думают о нем.

Понятно, стало быть, что проникновение в новые области природы порой влечет за собой изменения в языке. Но в первые десятилетия XX века нам пришлось столкнуться с поразительным обстоятельством. Проникнув с помощью современных технических средств в новые сферы природы, мы узнали, что даже такие простейшие и важнейшие понятия прежней науки как пространство, время, место, скорость, становятся здесь проблематичными и требуют переосмысления.

…Такой способ формирования языка связан прежде всего с основополагающим парадоксом квантовой теории. Всякий эксперимент независимо от того, относится ли он к явлениям повседневной жизни или атомной физики, необходимо описывать в понятиях классической физики. Понятия классической физики образуют тот изначальный язык, на котором мы планируем опыты и фиксируем их результаты. Мы не в состоянии заменить его другим. Тем не менее законы природы ограничивают применимость этих понятий так называемыми соотношениями неопределенностей. Например, мы не можем точно знать положение элементарной частицы и одновременно с той же степенью точности – ее скорость. Чем точнее измеряем мы это положение, тем менее точно наше знание о скорости, и наоборот. Произведение обеих неточностей равно постоянной Планка, деленной на массу соответствующей частицы. Н. Бор говорил о дополнительности понятий места и скорости и указывал, как правило, на то, что в атомной физике мы вынуждены пользоваться разными способами описания, исключающими, но также и дополняющими друг друга, адекватное же описание процесса достигается в конечном счете только игрой различных образов. Ситуация дополнительности привела к тому, что физик, говоря о событии в мире атомов, нередко довольствуется неточным метафорическим языком и, подобно поэту, стремится с помощью образов и сравнений подтолкнуть ум слушателя в желательном направлении, а не заставить его с помощью однозначной формулировки точно следовать определенному направлению мысли. Речь становится однозначной, только если мы пользуемся искусственным языком математики, корректность которого подтверждается опытом и не вызывает сомнений» (11, 208-218).

Здесь возникает языковой парадокс: с одной стороны, язык математики позволяет наиболее точно, однозначно и непротиворечиво описывать разные явления, а с другой, – чтобы понять окончательный смысл полученных результатов, необходимо прибегать к природному языку с его менее строгим понятийно-формальным аппаратом. Кстати, это хорошо отражает парадокс копенгагенской интерпретации квантовой теории, которая исходит, с одной стороны, из положения необходимости описывать эксперименты в понятиях классической физики, а с другой – из признания, что эти понятия не точно соответствуют природе.

В современную физику фундаментальных исследований широко входят в качестве терминов слова образные: кварк (от англ. quark – образ таинственного духа, заимствованный из романа Дж. Джойса «Поминки по Финнегану»; отсюда и наименование частицы, не наблюдаемой в свободном виде и экспериментально не обнаруженной), а также аромат, ёж, пена, духи и др. Среди пяти типов кварков, или так называемых ароматов, выделяют очарованный, странный, прелестный. И в этом проявляется своя закономерность: образность физической науки приближает ее к разгадке глубинных тайн бытия, где физика и лирика смыкаются в одно целое. Строго говоря, если в начале было Слово, то непротиворечиво и адекватно описать мироздание можно только с помощью этого первичного Слова.

Начальные условия Теории Великого Объединения. Сформулировать начальные условия Теории Великого Объединения можно путем суммирования тех трудностей и проблем, которые необходимо преодолеть, чтобы теория стала непротиворечивой. Они сводятся к следующему: Теория Великого Объединения должна иметь геометрический образ; этот образ должен быть симметрично/асимметричным («зеркальным») и включать в себя наглядные понятия левого и правого – левую и правую систему координат одновременно; из геометрического образа должна однозначно вытекать природа всех фундаментальных сил и взаимодействий, в том числе гравитационного; геометрическая фигура должна включать в себя одновременно объект наблюдения, прибор, с помощью которого оно ведется, и субъекта, ведущего наблюдение, т. е. наблюдателя.

Из вопросов, только поставленных наукой, вытекает, что желательно, чтобы теория смогла ответить на следующие вопросы: каким образом Вселенная знает, что необходимо развиваться именно по этим законам (или сформулируем более открыто: не входит ли в структуру Вселенной тот, кто эти законы заложил, т. е. Бог, Творец?); и нет ли каких-либо аналогий между развитием человека и Вселенной? Применительно к начальным условиям Теории Великого Объединения это требует сформулировать принцип, что в таком случае геометрическая структура должна включать в себя Творца, Вселенную и человека как единое эволюционное целое.

Однако отсюда вытекает еще одно начальное условие, которое лежит не на поверхности, а более скрыто сам прибор, с помощью которого ведется описание, чтобы адекватно отразить структуру, также должен быть включен в этот эволюционный процесс. Иначе говоря, в Теории Великого Объединения Творец, Вселенная, человек и прибор, с помощью которого она создается, должны быть структурно изоморфными, только в этом случае можно избежать противоречий.

Необходимость поиска некой универсальной структуры, посредника, опосредствующей функции, с помощью которых можно было бы описывать все многообразие явлений, в самом общем виде осознавалась уже давно. У А. Ф. Лосева в примечаниях к «Античному космосу и современной науке» находим: «Если мы строго следуем требованиям логического единства, угроза потерять в общности логических форм обособленность каждой отдельной области и своеобразие ее принципа невелика. Если же мы, напротив, погружаемся именно в эту индивидуальность и остаемся при ее созерцании, мы подвергаемся опасности потеряться в ней и более не найти обратного пути к общности. Выход из этой методической дилеммы мог бы быть найден только в том случае, если бы удалось выделить и постичь один момент, который постоянно обнаруживается во всякой духовной форме, но, с другой стороны, ни в одной из них не повторяется в одном и том же виде… Если бы оказалось возможно обнаружить посредника, через которого осуществляется формообразование, как оно протекает в каждой отдельной духовной области, в котором тем не менее каждая из них сохраняет свою особую природу, свой специфический характер, тогда был бы получен необходимый посредующий инструмент для созерцания, а именно тот, который трансцендентальная критика предоставляет чистому познанию с его перенесением на всеобщность духовных форм. Следующий вопрос, который мы должны сами себе задать, будет, таким образом, состоять в том, действительно ли существует такая посредующая область, такая опосредствующая функция для многообразных духовных направлений, и обладает ли такая функция определенными типическими чертами, благодаря которым ее можно опознать и описать» (23, 931).

И еще одно начальное условие, которое скрыто более глубоко, но без учета которого невозможно создание Теории Великого Объединения. Нужно учитывать то обстоятельство, что никакая эволюция не может осуществляться без использования определенной энергии. Если в Теории Великого Объединения один из начальных принципов требует, чтобы Творец, Вселенная, человек и прибор составляли одно эволюционное целое, то и энергия, которая обеспечивает эту эволюцию, должна быть одна и структурно однородной. Это требование связано с тем, что при эволюционных прыжках с энергиями различных структур неизбежно выпадение одного из элементов или расхождение эволюционного процесса. В таком случае невозможно получить адекватные результаты, ибо прибор будет показывать одно, человек понимать другое, а Вселенная развиваться совсем по иным законам. Это означает, что и энергия описания в структурных отношениях должна соответствовать энергии, которая лежит в основе мироздания и обеспечивает эволюционный процесс.

Последнее, почти неразличимое начальное условие заключается в том, что само средство создания, описания теории, или метаязык, также должен быть структурно изоморфен тем элементам теории, которые описываются, иначе неизбежными окажутся противоречия. Именно этот принцип, как будет показано дальше, и вынудил создателей единой теории отказаться от важнейших наглядных понятий физики и прийти к слову. Как уже отмечалось выше, непротиворечивая и адекватная мирозданию единая теория может быть создана только с помощью первичного слова, лежащего в основе мироздания.

Таким образом, Теория Великого Объединения должна подразумевать следующие элементы: Творца, Вселенную, человека, прибор, метаязык (слово), которые в структурных отношениях должны быть изоморфными, а также единую по происхождению и структуре энергию, которая обеспечивает эволюцию и средства описания.

Более жестко можно сформулировать единственное требование к Теории Великого Объединения: она должна быть Абсолютной Истиной, или, более точно частью Абсолютной Истины, а основа мироздания (в нашем случае Слово) – частью этой части. И значит, также Абсолютной Истиной, но только не развернутой в пространстве и времени. Здесь должен быть понятен принцип: если Слово лежит в начале, то эволюция Вселенной – это развертывание начала в пространстве и времени. При этом начало (основа) должно сохраняться, в противном случае при исчезновении основы Вселенная начнет разрушаться. Но логика подсказывает, что Абсолютная Истина не может исчезнуть, иначе она не будет абсолютной.

Очень точную характеристику Абсолюта, Абсолютной Истины как целого и полной его части, как минимума и максимума одновременно давали уже античные авторы: «Абсолютный максимум есть то единое, которое есть все; в нем все, поскольку он максимум; а поскольку ему ничего не противоположно, с ним совпадает и минимум. Тем самым он пребывает во всем; в качестве абсолюта он есть актуально все возможное бытие и не определяется ничем вещественным, тогда как от него – все…» (23, 929).

Максимум и минимум, по мысли древних философов, – два диалектических полюса Абсолюта: «Абсолютный максимум пребывает в полной актуальности, будучи всем, чем он может быть, и по той же причине, по какой он не может быть больше, он не может быть и меньше: ведь он есть все то, что может существовать. Но то, меньше чего не может быть ничего, есть минимум. Значит, раз максимум таков, как сказано, он очевидным образом совпадает с минимумом…» (23, 929).

Джордано Бруно полагал, что в максимуме и минимуме противоположности сводятся к единому, происходит совпадение противоположностей, и в этом случае единое может быть всем абсолютно (4,151–206).

Отец Павел Флоренский подчеркивал, что «если Истина есть, то она – реальная разумность и разумная реальность; она есть конечная бесконечность и бесконечная конечность, или, выражусь математически, актуальная бесконечность, бесконечное, мыслимое как цельнокупное Единство…» (25, 233).

Феноменологически важное следствие, которое вытекает из приведенных положений, заключается в том, что «и в меньшем и в большем одинаково содержится целое» (А. Лосев). При любых преобразованиях целое остается невредимым как при переходе к его большей части, так и при переходе к меньшей части, т. е. тем самым сохраняется основной принцип структурного изоморфизма – тождественность структурных отношений между различными объектами.

Таким образом, если взглянуть на физические теории мироздания с точки зрения антропного принципа, то они свидетельствуют прежде всего о том, каким представляет себе научное сознание современного человека устройство мироздания. Более пристальный взгляд показывает, что фундаментальные структурные свойства мироздания, выявленные физиками, тесно смыкаются со структурными свойствами человека. Так, принцип левого и правого отражен в устройстве человека: левая и правая половины тела, левое и правое полушария головного мозга. Зеркальность также находит свое подтверждение в функциональном устройстве мозга: левое полушарие управляет правой половиной тела, правое – левой. Тем самым подтверждаются религиозные и мифологические идеи о том, что человек – это копия, микрокосм Вселенной, вмещающий в себя возможности Космического Разума. Явно или неявно пытаясь отмежеваться от религиозного и мифологичекого знания, наука неожиданным образом сомкнулась с ним.

Литература

1. Аристотель. Сочинения: в 4 т. М., 1976–1983.

2. Беркли Д. Сочинения. М., 1978.

3. Бонгард-Левин Г. М. Древнеиндийская цивилизация: философия, наука, религия. М., 1980.

4. Бруно Д. О причине, начале и едином. М., 1934.

5. Вейль Г. Симметрия. М., 1968.

6. Весе Ю. Суперсимметрия и супергравитация / Ю. Весе, Дж. Беггер. М, 1986.

7. Волькенштейн М. В. Молекулярная биофизика. М., 1975.

8. Гарднер М. Этот правый, левый мир. М., 1967.

9. Гегель Г. Энциклопедия философских наук. Т. 1–3. М., 1974–1977.

10. Гейзенберг В. Физика и философия. Часть и целое. М., 1989.

11. Гейзенберг В. Шаги за горизонт. М., 1987.

12. Гируцкий A. A. Структура слова. Минск, 2005.

13. Пруцга A. A. Структура слова: асновы Тэорьп Вялжага Аб'яднання. Минск, 1995.

14. Пруцга А. А. Структура слова: пралегомены да Тэорьп Вялжага Аб'яднання. Минск, 1995.

15. Гируцкий А. А. Тайна имени. Минск, 1996.

16. Гоготишвили Л. А. Религиозно-философский статус языка // А. Ф. Лосев. Бытие. Имя. Космос. М., 1993. С. 906–923.

17. Грин М. и др. Теория суперструн / М. Грин, Дж. Шварц, Э. Виттен: в 2 т. М., 1990.

18. Данин Д. Вероятностный мир. М., 1981.

19. Звегинцев В. А. К вопросу о природе языка // Вопросы философии. 1979. № И. С. 67–78.

20. Зельдович Я. Б. Драма идей в познании природы / Я. Б. Зельдович, М. Ю. Хлопов. М., 1988.

21. Космические легенды Востока. М., 1991.

22. Линде А. Д. Физика элементарных частиц и инфляционная космология. М., 1990.

23. Лосев А. Ф. Бытие. Имя. Космос. М., 1993.

24. Лосев А. Ф. Философия. Мифология. Культура. М., 1991.

25. Лосский Н. О. История русской философии. М., 1991.

26. Мифологии древнего мира. М., 1977.

27. Мифы народов мира. Энциклопедия: в 2 т. М., 1987–1988.

28. Мороз О. Прекрасна ли истина? М., 1989.

29. Налимов В. В. Вероятностная модель языка. М., 1979.

30. Окунь Л. Б. Лептоны и кварки. М., 1990.

31. Платон. Собр. соч.: в 4 т. М., 1990.

32. Словарь античности. М., 1989.

33. Шарден П. Т. де. Феномен человека. М., 1965.

34. Узоры симметрии. М., 1980.

35. Философская энциклопедия. Т. 1–5. М., 1960–1970.

36. Шеллинг Ф. Сочинения: в 2 т. М., 1987-1989.

37. Шри Ишопанишад. Бхактиведанта Бук Траст, 1990.

38. Шримад Бхагаватам. Бхактиведанта Бук Траст, 1990.

39. Эйнштейн и философские проблемы физики XX века. М., 1979.

Контрольные вопросы и задания

1. Что представляет собой Абсолют, или Абсолютная Истина?

2. Назовите два аспекта Абсолютной Истины.

3. Расскажите о религиозных и мифологических воззрениях на Слово как основу бытия.

4. В чем состоят основные различия между религиозным, мифологическим и научным знанием?

5. Охарактеризуйте философские учения о Слове как основе бытия.

6. Назовите основные составные части реального мира.

7. Расскажите об исторических предпосылках современных Теорий Великого Объединения.

8. Дайте общую характеристику современным Теориям Великого Объединения.

9. Что представляет собой антропный принцип единой теории?

10. В чем причина необходимости геометрического образа единой теории?

11. Охарактеризуйте проблему левого и правого в единой теории.

12. Что такое зеркальность в единой теории?

13. В чем заключается проблема метаязыка в единой теории?

14. Сформулируйте начальные условия Теории Великого Объединения.

15. Расскажите, в чем вам видится общность религиозных представлений о происхождении и устройстве мира и научных воззрений на эту проблему.

16. В индийской «Бхагавад-гите» утверждается, что один день Брахмы (Творца Вселенной) длится по земному исчислению ~ 4 триллиона земных лет, столько же длится его ночь. К каким выводам можно прийти, сравнивая эти цифры с библейскими семью днями Творения?

17. Объясните, как вы понимаете следующие слова Гегеля: «Сознание абсолютной идеи, которую мы имеем в мышлении, должно… возникать не для точки зрения философской спекуляции, спекулятивного мышления, а в форме достоверности для людей вообще; не так, чтобы они мыслили, усматривали и познавали необходимость этой идеи, – речь идет о том, чтобы она для них была достоверной, т. е. чтобы эта идея, единство божественной и человеческой природы, стала достоверностью, чтобы она обрела для них форму непосредственного чувственного созерцания, внешнего наличного бытия, короче, чтобы эта идея предстала как видимая и воспринимаемая в мире. Таким образом, это единство должно быть дано сознанию в совершенно временном, совершенно обычном явлении действительности…» (см.: Человек. М., 1995, с. 68).

18. В энциклопедическом словаре Абсолютная истина определяется как истина, полностью исчерпывающая предмет познания, окончательное знание определенных аспектов действительности. Что является такой истиной, данной сознанию «в совершенно временном, совершенно обычном явлении действительности», применительно к Богу, Творцу?

Темы докладов

1. Мифы как «переживаемая» действительность.

2. Платон и его учение об идеях.

3. Учение Аристотеля о форме и материи.

4. Учение Гегеля о духе.

5. Драма идей в познании природы.