Текст книги "Картина Сархана"

– Это абсолютная хреновина! – экзальтированно тянул кто-то.

– Саймон, я хочу от тебя детей! – кричал мужской голос.

– Деградация и разложение!

– Болото! – радостно вопил кто-то из зала.

Николь указала рукой на Лизу:

– Специально для вас подошла вплотную к безумию и, конечно, отпрянула, как и все мы, – мисс Манхэттен!

Публика снова взорвалась аплодисментами и криками. Лизу как будто током ударило. Ей казалось, что она сейчас взлетит.

– Делал вид, что не умеет играть на гитаре, только чтобы впечатлить вас и мисс Манхэттен, – Саймон! – Николь указала на него рукой. – Но такой красавчик мог вообще не играть, не так ли?

Новый взрыв аплодисментов.

– Ну а остальных вы знаете! – завершила Николь и поклонилась. – А теперь можете пойти и разграбить к чертовой матери остатки бара!

Лиза встала из-за барабанной установки, едва не уронив один из барабанов, и подошла к краю сцены. Публика продолжала неистово хлопать. Лиза взялась за протянутую Саймоном руку и спустилась со сцены. Рядом тут же возникла Николь.

– Ты хороша! – Выражение ее лица удивительным образом совпадало с выражением лица нарисованного за сценой демона. – Ты зря не играешь! Техника нужна, а безумие уже есть!

– Я как-то…

– Идем! – Николь потащила их за собой в бар. – Ты просто не понимаешь! Я же видела, что с тобой происходило! Кто-то годами играет, чтобы просто приблизиться к этому состоянию! И не у всех получается, заметь. А те, кто испытал его хоть раз в жизни, пытаются снова с ним соприкоснуться. И кстати, далеко не всегда получается!

– Ну… – Лиза не очень понимала, о чем речь.

Николь распахнула дверь в коридор, развернулась, требовательно уставившись на Лизу.

– Слушай, я не шучу! Понимаешь? Я бы даже сказала, что тебя было две в этой музыке!

– Ну здорово…

– Черт, да неужели ты не почувствовала… – Николь попыталась подобрать слова, – ну то самое состояние? Круче секса, наркотиков, круче всего, что вообще бывает?!

Она все так же продолжала двигаться, раскинув руки, касаясь пальцами кирпичных стен коридора. Лизе показалось, от этого соприкосновения должны посыпаться искры.

– Может, и почувствовала, – не совсем понимая, действительно ли пережила что-то невероятное, ответила Лиза. – Сумасшествие, видимо.

– Безумие, – поправил Саймон.

Они вышли в бар. Николь, опираясь на одну руку, перепрыгнула через стойку. Выставила на нее четыре бутылки пива.

– Я больше не буду, – возразил Саймон, – я за рулем.

– Да ты что?! – хитро уставилась на него Николь. – Ну, дело твое. А ты чего такая вареная?

Лиза и вправду чувствовала себя странно. Она посмотрела на ладонь. Казалось, будто ее рука может пройти сквозь барную стойку. Кончики пальцев странно покалывало.

– Я, кажется, действительно схожу с ума.

– Уже нет. Остаточный эффект.

– Покури, если это действительно волнует тебя, – посоветовал Саймон. – Станет легче.

Лиза оторвала взгляд от руки и посмотрела на него, потом на Николь. Ей вдруг стало ясно, что они периодически пребывают в подобном состоянии. Играя роль или музыку. Дело не в особенностях ее восприятия, не в сомнительном сбое сенсоров у нее в мозгу. То, что ей кажется ненормальным, несколько пугающим и странным, для них обыденность. Более того, им это нравится. Они стремятся к этому. Работают с таким состоянием.

– С вами такое часто бывает, да?

– Не то чтобы прямо часто, но периодически, – отхлебнув пива, кивнула Николь. – Это только первый раз странно.

– То есть все ради этого? – спросила Лиза. – Ради этого… состояния?

– Хм… как бы тебе сказать? Было бы неправдой дать односложный ответ. И да и нет. Это важная часть жизни человека, который посвятил себя творчеству.

– Я думала, дело в стремлении к славе и признанию.

– Это не главное. Не у всех, по крайней мере. Есть куда более простые пути к славе, деньгам.

– Но что тогда главное?

– То, что происходит сейчас, – ответил за Николь Саймон. – Суть в остроте переживаний. В желании этими переживаниями делиться.

– Ты же понимаешь, что вот эту куртку, – указала Николь на Лизу, – которая, судя по виду, баксов пятьсот стоит, покупают не для того, чтобы было тепло.

«Тысяча четыреста», мысленно поправила собеседницу Лиза.

– А чтобы почувствовать радость от покупки и превосходство, – отмахнулась она.

Но Николь возразила:

– Нет, все совсем не так. Чтобы не чувствовать стыд оттого, что у тебя нет такой куртки. Это как у наркоманов. Удовольствия доза не приносит. А вот временное облегчение – да.

– И к чему ты это? – потеряв нить разговора, спросила Лиза.

– Ни к чему. Мне не нужна куртка за пятьсот баксов, чтобы чего-то не чувствовать! – В ее голосе забрезжила злость. – Я могу получать удовольствие от чувств любого оттенка. Все в этом мире неважно, кроме переживаний, а желание делиться ими вполне логично.

– Ты все в одну кучу свалила, – подняла руки Лиза. – Желание переживать эмоции, желание покупать дорогие вещи, чтобы не переживать эмоции, – вообще все!

– Нет никакого «всего»! – жарко возразила Николь. – Либо ты ясно видишь суть происходящего, либо мир курток за пятьсот баксов сожрет тебя, как только ты выйдешь из этого подвала, и заставит вечно зарабатывать деньги, которые ты потратишь на новую дозу курток!

– Это реальный мир, – возразила Лиза.

– Ты все еще веришь в объективную реальность? – Николь хмыкнула. – Наверное, не случайно ты оказалась на работе Сархана. Все еще не видишь, как одной фотографией можно поставить твой реальный мир раком?

– Нет никакого Сархана. – Лиза вздохнула. – Это все махинации Хёста.

Она вдруг поняла, что это ее скорее расстраивает, чем радует.

– С чего ты взяла? – включился в разговор Саймон.

– Он сам мне сказал.

– Сказал что? – уточнила Николь.

– «Что, если я скажу вам, что никакого Сархана не существует?» – процитировала Лиза дословно, стараясь копировать интонации Хёста. – А потом предложил мне сделку.

– Вообще-то он не сказал, что Сархана не существует. – Саймон исполнил свой фирменный жест – пожал плечами, потом взял бутылку пива. – Он спросил, что будет, если он тебе скажет такое.

– Кстати, и что было бы? – внимательно глядя на Лизу, спросила Николь.

– Ну нет и нет. Немножко грустно, конечно, но что поделать?

– М-да… «Пятый круг» должен стать твоим домом, – с едва уловимым презрением протянула Николь.

– В каком смысле?

– Не бери в голову. Он не сказал, что Сархана не существует. Скорее поинтересовался, что ты будешь делать в таком случае. А что за сделка?

– Предложил исчезнуть. Это, по его мнению, должно поднять стоимость картины. А я получу долю с продажи.

Николь и Саймон переглянулись, оба хотели задать один и тот же вопрос, но Лиза их опередила:

– Нет, Парсли отказался сотрудничать с ним. Он действительно покончил жизнь самоубийством. По крайней мере, по словам Хёста.

Наступила тишина. Лиза сделала большой глоток пива, чувствуя, как горечь обволакивает горло. Горечь как будто больше не была неприятной, став просто вкусом.

– Парсли не мог ни согласиться, ни отказаться, – заметил Саймон.

– Похоже, – вздохнула Николь. – У всех свои недостатки. Зачем Хёст аккуратно подводил тебя к мысли о том, что Сархана не существует?

– Это как раз понятно! – усмехнулся Саймон. – Уныние!

– Да о чем вы?! – Лиза грохнула кулаком по стойке. На этот звук голова отозвалась вспышкой боли. – Вы вечно говорите оторванные от реальности фразы! Я ничего не понимаю!

Николь хмыкнула, загадочно улыбнулась и сделала большой глоток пива.

– Уныние, мисс Манхэттен, – это уверенность в том, что у Бога нет для тебя никакого плана.

Лиза закатила глаза:

– Понятнее не стало!

– И не должно быть на самом-то деле, – аккуратно заметил Саймон. – Я покажу тебе ключ. Ты сказала, что тебе немного грустно от идеи о том, что Сархана не существует. Так?

– Да.

– Вот ты ухватила эту грусть за хвост. А почему грустно-то?

– Не знаю. – Лизе показалось, что она застряла между двумя мирами. Реальным и миром «Пятого круга».

– Это хорошо, – кивнул Саймон. – Тогда снова ключ в чувствах. Опиши свою грусть.

– Ну… Не знаю, как вообще можно описать грусть.

– Миллионом способов! – всплеснула руками Николь, но Саймон жестом попросил ее умолкнуть.

– Попробуй обнаружить ее в теле. Каким именно местом ты ее чувствуешь? Где она?

Лиза задумалась, ей было неловко отвечать на эти странные вопросы, но она прислушалась к своей грусти, пытаясь локализовать ее в теле.

– Наверное, в солнечном сплетении, – с сомнением протянула Лиза.

– И какая она? Цвет, температура, форма, структура? Углубляйся в грусть, изучай ее.

Лиза закрыла глаза. Как грусть может иметь какую-то форму? Лиза сосредоточилась на чувстве. Оно стало будто бы расслаиваться. От грусти отделилась щемящая тоска.

– Синяя, кажется. Она не имеет конкретной формы. Ну…

– Детальнее. Очерти границы, почувствуй температуру, структуру.

Лиза снова углубилась в ощущения. Грусть стала болезненной. Чувство, которое она испытывала, теперь удивительно напоминало недавний приступ боли в животе. Лиза мысленно попробовала проникнуть в структуру и… За грустью, как оказалось, скрывался черный, тягучий страх!

Лиза открыла глаза и сделала шаг назад. Николь и Саймон уставились на нее.

– Не знаю, чушь какая-то. Ничего не понимаю.

– Дело не в понимании, а…

Николь жестом перебила Саймона:

– В общем, эксперимент не совсем удался, но суть его была в том, чтобы ты обнаружила свое отношению к тому, чего вроде бы не существует. Свое отношение к тому, кого никогда не видела. Пережитый опыт должен был показать тебе, что Сархану совершенно не обязательно существовать.

– Какие-то у вас сложные философские теории, – отмахнулась Лиза, массируя одной рукой висок. – Где тут…

– За штору, и сразу справа будет дверь, – подсказала Николь.

Лиза направилась к знакомому уже коридору. Ей навстречу шел тощий молодой мужчина. Он тепло улыбнулся и показал палец вверх, подразумевая ее выступление. Лиза неуверенно улыбнулась в ответ.

Туалет оказался приличнее, чем можно было ожидать. Лиза открыла воду и умылась. Только сейчас она поняла, что у нее горят уши. В голове снова плескалась боль. Лиза внимательно вгляделась в отражение. Проинспектировала состояние косметики, а потом обратила внимание на глаза. Что-то странное происходило со зрачками. Они чуть расширились и будто бы потускнели. Вместе с тем шум воды из крана стал более приглушенным.

Лиза покачнулась, на мгновение ей показалось, что раковина куда-то удаляется. Девушка медленно осмотрелась, потом взглянула на свои руки. В правой была открытая упаковка таблеток. Лиза с отстраненным удивлением поняла, что даже не заметила, как достала их из сумки. Выходит, приняла таблетку, не отдавая себе в этом отчета. Ну что же, приняла и приняла.

12

Лизу разбудил домофон. Проклятый звук как будто высверливал что-то в ее голове на манер бормашины. В некотором смысле девушка и вправду ощущала себя больным зубом. Лиза не принимала волевого решения встать, тело действовало машинально. Само подняло себя на ноги и отправилось в прихожую.

– Да?

– Добрый день, мисс Ру. Я хотела бы уточнить, вы будете забирать посылку?

Лиза несколько раз медленно моргнула, пытаясь понять, о чем вообще речь.

– Какую?

– Конверт… – Судя по голосу, девочка растерялась.

– Что за конверт? – Лиза окончательно проснулась и уже чувствовала, что вчера явно перебрала. Безрассудный поход до гостиной дался дорого. Голова будто раскалилась добела, подступила тошнота.

– Черный… Дня три назад принесли, сейчас посмотрю точное время…

– Не надо! Я потом заберу.

Лиза положила трубку и зачесала волосы пальцами. Сейчас ее волновал не загадочный черный конверт, а вчерашняя ночь. В памяти были провалы. Лиза помнила, как они с Николь и Саймоном пили в баре (сначала было пиво, потом таблетка), а больше ничего. Лиза отправилась на кухню за аспирином, но остановилась, с удивлением уставившись на пустое место на стене. То самое место, где должна была быть картина Матисса.

Поиски пропавшего произведения искусства Лиза решила отложить. Ее мысли занимал другой факт: вчера она осознала, что выпила таблетку, только после того, как сделала это. Случалось ли такое раньше и как часто? Возможно, из-за действия таблеток Лиза воспринимала особняк Хёста по-разному в первый и второй визит?

Существовала еще одна загадка – неестественно приподнятое настроение вопреки похмелью. Лиза чувствовала себя как в детстве, когда не надо идти в школу или на тренировку. И никого нет дома, и можно делать все, что захочешь.

Лиза вошла на кухню и удивленно уставилась на стол. На нем лежала пропавшая картина. Находка принесла некоторое облегчение – одной загадкой меньше, однако увиденное причиняло страдания. Та самая лодка теперь превратилась в бабочку. С помощью синего маркера, который лежал тут же. Причем колпачка Лиза не увидела. От этого маркер приобрел несколько трагичный вид погибшего ради искусства художника. Он как бы отдал себя без остатка и высох.

Лиза покачала головой и мгновенно пожалела об этом, потому что головная боль тут же расплескалась. Лиза решила, что лучше сначала выпить таблетку аспирина, а потом уже совершать какие бы то ни было движения. Холодная вода принесла секундное, но воистину божественное облегчение. Как будто на миг в пересохшей пустыне возник мираж. Лиза прислонила пустой стакан ко лбу и, наслаждаясь призрачной, быстро таявшей прохладой, подошла к столу. Рассмотрела картину. Надо сказать, что бабочка из лодки получилась лучше самой лодки. Особенно теперь, когда ее крылья стали куда более симметричными. Она как будто излечилась от жуткой раны и снова могла летать.

Лиза вздрогнула и едва не выронила стакан. Перед глазами мелькнуло вчерашнее воспоминание. Она сидит в машине Саймона, закинув ноги на приборную доску, смеется, держа в руке бутылку виски. Саймон что-то ей рассказывает, жестикулирует двумя руками, говорит что-то очень интересное и смешное. А потом, как будто жестами иллюстрируя свой рассказ, кладет ей руку на колено и ведет вверх. Или в данном случае вниз.

Закрыв глаза, она потерла лицо ладонью. Вспомнился другой момент. Парковка около супермаркета. Они с Саймоном, кажется, приехали, чтобы купить еще выпивки. Лиза сидит с полупустой бутылкой на капоте машины и наблюдает за тем, как Саймон на повышенных тонах разговаривает с какими-то недружелюбно настроенным бродягами. Их четверо, они обступили Саймона полукругом и явно распаляют себя, чтобы начать драку. Как ни странно, Саймон вовсе не стушевался, более того, он еще и наезжает на них.

Лиза смотрит на него и чувствует себя в безопасности. Не в своей квартире в престижном районе, а на парковке убогого магазина ночью. Иногда она ловит на себе взгляды этих бродяг. И с мрачным удовлетворением понимает, чего они хотят. Их взгляды ее раззадоривают, она отправляет одному из них воздушный поцелуй.

До драки не доходит, Саймон пугает бродяг. Не широкими плечами, а своим безумием. Ей даже кажется, что она знает, какую роль он играет в этот момент. Это рок-н-ролльщик из фильма Гая Ричи. Бродяги тушуются, с сомнением переглядываются, сбивчиво извиняются и быстро уходят, как бы желая убежать от фрустрации, вызванной столкновением с настоящим безумием. Саймон подходит к Лизе, смеется. В его глазах стремительно угасает безумие, он снимает с себя роль другого человека, как снимают пальто. И это невероятно красиво. Лиза тянется к нему и целует, потому что иначе не может.

Лиза поставила стакан мимо стола, с чем тот, конечно, не смирился, в знак протеста рухнув на пол и разлетевшись на мелкие кусочки. Лиза ругнулась и, аккуратно переступив через осколки, пошла в спальню. Мир утратил прочность, очертания предметов стали размытыми. Лиза рухнула на кровать, пытаясь собрать себя в кучу. Ее терзал стыд, выдувая на трубе жуткие звуки. Ее мучила вина, извлекавшая из скрипки что-то тягучее. Оркестром дирижировало одиночество. Лизе пришлось сконцентрироваться на дыхании, чтобы восстановить способность мыслить. Это помогло, даже тошнота отступила.

Какое-то время Лиза молча смотрела в потолок, раз за разом прокручивая немногие воспоминания ночи. Пыталась найти себе оправдание. Какие-то смягчающие обстоятельства. С опаской пыталась вспомнить, было ли что-то серьезнее, чем пьяный поцелуй на парковке. Тревога не отступала.

Наконец Лиза решилась: нужно обсудить все с Саймоном, чтобы не возникло двух трактовок произошедшего. И лучше всего сделать это немедленно. Она достала из-под подушки телефон и сняла его с авиарежима. По сложившейся привычке проверила пропущенные вызовы, с удивлением обнаружив шесть звонков от Николь. Последний буквально пять минут назад. Лиза попыталась вспомнить, как она вела себя в баре. Делала ли что-то… неприличное? Могла ли Николь стать невольным свидетелем ее падения?

Телефон завибрировал. Лиза посмотрела, кто звонит, и скривилась. Легка на помине.

– Да? – ответила она с опаской.

– Вот черт! – восхитилась Николь. – Ну хоть одной проблемой меньше!

– М-м-м… – Стыд сковал Лизу.

– Ты в порядке? – прозвучало вполне искренне.

– Похмелье…

– Это понятно! – отмахнулась собеседница. – Тебя уже отпустили или не задерживали вообще?

– М-м-м… – Сердце Лизы пропустило удар.

– Ты что, не в курсе? – удивилась Николь. – Твой мужик в тюрьме вообще-то!

Лиза вздрогнула, мир перевернулся с ног на голову, по телу прошла волна спазмов. Лиза открыла было рот, чтобы что-то ответить, но потом нахмурилась.

– Ты о ком?

– А ты?

Лиза мысленно хлопнула себя по лбу и сделала голос нарочито хриплым, изображая чудовищное похмелье.

– У меня голова раскалывается, какого черта тебе надо? Я ничего не понимаю!

– Саймона приняли за вождение в нетрезвом виде!

– Он не мой мужик, – на автомате протянула Лиза, крепко зажмурившись. В этот момент она одновременно ощутила сразу несколько чувств, хотя раньше не думала, что такое возможно, – облегчение, вину и радость. И стыд за радость.

– Еще вчера так не казалось, – разочарованно хмыкнула Николь. – Я ему говорила, что бабы его в могилу сведут. Ладно, раз с мисс Манхэттен все в порядке…

Лиза поняла, что собеседница собирается бросить трубку. Обиделась на что-то?

– Подожди! Ты можешь нормально рассказать мне, что произошло?

Николь какое-то время молчала, как будто решая, стоит ли об этом разговаривать с Лизой. Наконец сжалилась или сделала одолжение:

– Я только из новостей знаю.

– А можешь с самого начала? С бара. Я ничего не помню. – Лиза поняла, что уже не лежит в кровати, а стоит рядом с ней с закрытыми глазами и почему-то прикрывает лицо ладонью.

– Ты быстренько укаталась. Я бы сказала, стремительно. Саймон сказал, что отвезет тебя домой. Я, конечно, попыталась его остановить, но… Он бил себя в грудь, уверял, что он привез, он и увезет. Но в целом причина такой повышенной ответственности была понятна. Я бы его осадила и отправила тебя на такси, но ты вдруг сказала, что поедешь с Саймоном. Мол, он парень надежный, с ним не пропадешь и прочая муть.

– Я же пьяная была. – Лиза попыталась то ли оправдаться, то ли упрекнуть собеседницу за недостаточную решительность.

– А я тебе мамка, что ли?! – отбрила Николь. – Вы взрослые люди! Видимо, поездка оказалась неудачной. Хотя, учитывая, что уехали вы примерно в два часа, а задержали его, судя по новостям, часов в шесть утра… Он тебя сначала довез, а потом сам попал или ты была в машине?

– Я не помню, – покачала головой Лиза, – но проснулась я дома. Думаю, я не могла забыть такое событие.

– Возможно. Но, с другой стороны, к тебе-то претензии какие? Ты пассажир. Тебя вообще полиция могла домой отвезти. Кто бы не хотел подбросить пьяную мисс Манхэттен домой? Такая услуга практически социальный лифт. Ну или хотя бы на благодарность можно рассчитывать, – как-то очень зло пошутила Николь.

– Завязывай, – попросила Лиза.

– Ладно. В общем, там полный набор. Пока внятных деталей нет, но говорят и про алкоголь, и про опасное вождение с превышением скорости. До кучи открытая бутылка алкоголя в машине. Как понимаешь, это совсем хреново. С ним такое не первый раз происходит, насколько я знаю. Опасное вождение уж точно.

– Ему гарантированно светит тюрьма? – зачем-то поинтересовалась Лиза. Ей было очень стыдно, как будто произошедшее случилось по ее вине.

– Месяц при самом лучшем раскладе обеспечен. Какой-нибудь гигантский штраф, ну и права отнимут. Тут еще надо понимать, что дело громкое. Саймон – медийная личность. Будет публичная порка. Какой-нибудь прокурор с удовольствием поработает на камеру, восстанавливая закон и порядок.

– Господи… – Лиза села на кровать и вздохнула. Слишком много всего для одного утра.

– Ну ты там все на себя не грузи. – Николь уловила настрой собеседницы. – Это должно было произойти рано или поздно. Не с тобой, так с какой-нибудь другой… девушкой.

– М-м-м…

– Прости, звучит хреново, но… Так оно и есть. Саймон такой, понимаешь? Это как бы несущая конструкция его личности.

– Что «это»? – с какой-то странной злостью поинтересовалась Лиза.

– Я хотела сказать «секс», но… – Николь помолчала. – Сейчас подумала, что тут подходит другое слово.

– Какое? – Лиза чувствовала, что начинает закипать.

– «Похоть».

– О, да хватит этой паранойи с Сарханом! Нет никакого Сархана, никакой похоти, всей этой хренотени!

– Ну-ну, – усмехнулась Николь. – Ты там все еще на стадии отрицания?

– Хватит! – отрезала Лиза. – Саймон сам виноват, никакой Сархан тут ни при чем!

– Это тоже правда. Каждый сам за себя. Поэтому Парсли заплатил за гордыню, а Саймон за похоть…

Лиза положила трубку и отбросила телефон в сторону. Ее окончательно вывел из себя параноидальный тон Николь. Сархан, заговоры, метафизика! Прямо-таки рука Провидения! Лиза встала с кровати. Надо ли вытаскивать Саймона? Это вообще возможно? Сколько это стоит? Почему она должна этим заниматься? Почему всегда она? На границе сознания промелькнул еще один вопрос, но она его проигнорировала.

Лиза пошла на кухню, сунула капсулу в кофемашину и стала бесцельно ходить кругами, внимательно глядя под ноги, чтобы не наступить на осколки. Процесс требовал концентрации и отвлекал от захлестывавших ее чувств. Ей вдруг вспомнился еще один эпизод из ночных приключений. Лиза даже не могла предположить, какой ассоциативный ряд привел ее к этому воспоминанию.

– У тебя есть какая-нибудь интересная мечта?

– Наверное, потерять на время память, – глядя на дорогу и лаская руль одной рукой, ответил Саймон.

– Да брось. – Лиза усмехнулась, но поняла, что он абсолютно серьезен. – Только не говори мне про какой-нибудь груз прошлого!

– Нет, конечно. По крайней мере, не в том смысле.

– Тогда зачем?

– Я бы хотел посмотреть на свою игру. Понимаешь? – Саймон отвлекся от дороги и перевел взгляд на нее.

– Как бы со стороны?

– Да. Понять, действительно ли я чего-то стою как актер. Я вижу процесс своей работы изнутри, понимаешь? Если образно… Она как гобелен. Зрители стоят с одной стороны, а я с другой. Они видят сюжет, картину, что-то переживают. А я вижу каждую торчащую нитку. Это иногда сводит меня с ума. И даже если я смотрю с другой стороны, как зритель, вижу цельную картину на экране, я все равно знаю, что происходило внутри. Поэтому было бы здорово увидеть свою игру, не имея к ней никакого отношения.

– Зачем?

– Наверное, чтобы быть уверенным… – Саймон усмехнулся.

– В чем?

– В том, что я хороший актер, или в том, что плохой. И то и другое освобождает. – Саймон открыл окно и закурил сигарету. Положил левую руку на дверь и хмыкнул. – Это как с пенисом.

– А что с твоим пенисом? – не поняла Лиза.

– Не с моим, а вообще! – Саймон сделал жест, как бы обозначающий некую рамку. – Если у тебя большой пенис – это здорово, если маленький – ну не повезло, но, по крайней мере, ты знаешь, что надо делать.

– И что же? – с интересом уточнила Лиза.

– Либо как-то его увеличить, либо научиться им хорошо пользоваться. Либо научиться каким-то трюкам, вообще с ним не связанным, – не важно. Главное, что все понятно.

– Какие глубокие познания в теории маленьких пенисов, – хмыкнула Лиза, но Саймон на подкол не среагировал. – Подожди! – Она повернулась к нему и подняла палец вверх. – Ты сказал, что хочешь потерять память на время. Зачем вообще возвращать ее?

– Ты совсем пьяная, – рассмеялся он. – Чтобы снова стать тем, кто я есть!

– Зачем? – опять спросила она.

Зазвонил домофон, вырывая Лизу из размышлений. Она покосилась на кофе, от которого уже не шел пар, и пошла в прихожую.

– Да?

– Мисс Ру, к вам пришла мисс де Йонг.

Лиза беззвучно выругалась.

– Пусть поднимается.

Лиза повесила трубку и тяжело вздохнула. Она осмотрела гостиную в поисках последствий вчерашних приключений. Даже раскиданная в спальне одежда не выглядела совсем уж однозначно. Просто хозяйка неряха. Лиза взяла с кровати вибрирующий телефон. Ну да, забыла включить авиарежим, и теперь ей названивали журналисты. Звонил Том. Лиза поморщилась, мысленно отчитала себя за этот жест и пообещала себе перезвонить Тому, когда будет время.

Тяжелым медным колоколом ударил дверной звонок. Лиза вознесла хвалу всем богам за принятый аспирин, в противном случае этот звук отозвался бы эхом в больной голове.

Лиза поспешила в прихожую, на ходу переводя телефон в авиарежим. Открыв дверь, Лиза окинула взглядом пожилую женщину в закрытом темном платье. При ней был тот же чемоданчик. Де Йонг оставалась верна себе в каждой детали.

– Мисс Ру, – поздоровалась Абигейл.

– С утра была ей. – Лиза хмыкнула.

– Это вселяет надежду.

– Надежду на что?

– На то, что вы ей и останетесь. – Де Йонг переступила порог.

Лизе показалось, что к ней приехала бабушка. Несколько чопорная и старомодная, но что поделать, это же бабушка.

– Вы уже в курсе новостей?

– Нет, что-то случилось? – Лиза постаралась сделать равнодушный вид, а для подстраховки бросила ответ через плечо, направляясь на кухню: – Я только проснулась.

– Мистер Кокс арестован за вождение в нетрезвом виде, – сообщила де Йонг.

Лиза не знала, что ответить, чтобы ее слова прозвучали естественно. Поэтому просто обернулась, посмотрела на Абигейл и удрученно покачала головой. Потом отвернулась и пожала плечами. На этот раз жест был намеренным.

– У всех свои недостатки.

– Я думала, вы… – наверняка намеренно сделала паузу де Йонг, как будто подбирая слова, – были довольно тесно знакомы.

Откуда эта проклятая бабка может что-то знать, устало подумала Лиза, входя на кухню, и тут же уткнулась взглядом в осколки стакана.

– Аккуратно, тут стекло, я сейчас уберу. Хотите кофе?

– Да, пожалуйста.

Лиза вылила остывший кофе в раковину, сунула новую капсулу в кофемашину и принялась мыть чашку – только для того, чтобы не оборачиваться и не встречаться взглядом с Абигейл.

– Есть какие-то детали этой истории? Саймон не похож на… лихача.

– СМИ наперебой закидывают какие-то новые детали. Но пока непонятно, чему можно верить. – Де Йонг, судя по звуку, поставила свой чемоданчик на пол. – Возможно, опьянение было не только алкогольным, но и наркотическим. Нет данных экспертизы, просто домыслы журналистов.

– На основании чего журналисты делают такие предположения?

– У мистера Кокса обнаружили упаковку каких-то таблеток. Неизвестно каких. Кто-то говорит про ксанакс, кто-то про валиум.

Лиза едва не уронила чашку. Она медленно домыла ее и вытерла насухо, успокаивая дыхание и борясь с дрожью в руках.

– Секунду, уберу осколки.

Лиза вышла из кухни, подавив желание пойти в спальню и проверить, на месте ли таблетки. Де Йонг могла заметить такой маневр. Где может храниться щетка? Наверняка в кладовке. Лиза впервые заглянула в кладовку, поэтому понятия не имела, где включается свет. Она просто вошла в темное помещение и закрыла за собой дверь. Ей показалось очень ироничным то, что она прячется в кладовке от старушки, которая сидит на ее собственной кухне в ее собственной квартире. В этой темной тесной кладовке было так… спокойно.

Лиза представила, как залезает в ящик от паранджи, который напоминал гроб. Она будет стоять тут до тех пор, пока ее не отнесут в какое-то другое место. И там будут какие-нибудь другие, хорошие и добрые люди. Она потерла лицо ладонями. Как таблетки вообще к нему попали? Могла ли она зачем-то дать их ему сама? Может, это вообще не ее таблетки? Лиза ухватилась за последнее предположение, как утопающий за соломинку. Возможно, Саймону прописаны какие-нибудь обезболивающие и она зря волнуется за него. А ее таблетки сейчас лежат в сумочке. Но что, если нет? Скажет ли Саймон, откуда он их взял? Будут ли ей тогда задавать вопросы? А что, если она привлечет внимание полиции, а следом и налоговой? Да, у нее есть прикрытие, но действительно ли оно такое надежное, как ей говорили?

Возможно, если не выходить из этой кладовки, то ее никто не найдет. Лиза горько усмехнулась и включила фонарик на телефоне. Бинго! Щетка действительно была там. Как и совок. Лиза отправилась на кухню.

Де Йонг держала в руках картину Матисса, которую Лиза модифицировала, и внимательно изучала результат. По лицу невозможно было понять, что она думает. Будет ли она ругаться, восхищаться или вообще никак не отреагирует.

– Это вы сделали? – сухо поинтересовалась де Йонг.

– Да. Опять скажете, что во мне умирает художник?

Лиза принялась сгребать осколки щеткой. Этому процессу дрожащие руки мешали меньше, чем мытью чашки. Как эта бабка сделала из нее домохозяйку одним лишь своим присутствием?

– Художник умирает в каждом из нас, – все еще рассматривая картину, задумчиво сказала де Йонг. – Великими художниками становятся те, кто способен за этим процессом наблюдать.

– Ну, видимо, мне не стать великим художником. – Лиза усмехнулась.

– Художником, может, и не стать – в академическом смысле. А как высказывание – недурно. Не шедевр, конечно, но чувство тут есть.

– Чувство? – заинтересовалась Лиза.

– Наивное, конечно, но это в данном случае только плюс, – кивнула де Йонг.

Лиза подошла к ней и через плечо посмотрела на картину.

– Так что за чувство?

– Я не сторонник анализа личности художника через его творчество, но в данном случае я бы сказала, что художник влюблен.