Текст книги "Картина Сархана"

Она шла против ветра, но не чувствовала сопротивления. Ветер будто проходил сквозь нее, забирая то немногое, что еще от нее осталось. Лиза не препятствовала, она знала, что попытка удержать что-то приведет к тому, что этот ураган снесет ее. Прямо перед ней возник пышущий дымом и плюющийся искрами паровоз. Тот самый, от которого она бежала всю свою жизнь. Лиза широко открыла глаза, глядя прямо на приближающуюся махину. Если она не станет абсолютно прозрачной, он раздробит ее кости и даже не заметит. Она не закрыла глаза, даже когда фара ослепила ее, а звук гудка стал невыносимым.

Паровоз промчался сквозь нее. Исчез ветер. Наступила тишина. Лиза растерянно покрутилась на месте, подслеповато оглядываясь. Глаза привыкали к темноте после яркого и яростного света, звон в ушах постепенно стихал. Впереди, в конце темной аллеи, что-то светилось. Кажется, свет исходил из какого-то павильона. Лиза неторопливо пошла на свет. Теперь аллея не казалась темной и зловещей. Напротив, она стремительно приобретала цвета. Теперь деревья и кусты, сливавшиеся в одну жуткую массу, обрели очертания.

Лиза, продолжая движение к павильону, с интересом рассмотрела желтые цветочки алламанды, потом перевела взгляд на другую сторону аллеи и полюбовалась мощным, раскидистым фикусом. Прошла мимо ряда мезуй, гадая о том, откуда вообще знает это название, и недоверчиво покосилась на бамбук. Сложно представить более нелогичный набор растений, но она чувствовала, что они находятся на своем месте. Более того, она знала, что когда-нибудь эта аллея будет состоять из тысячи растений.

Лиза достаточно приблизилась к павильону, чтобы его рассмотреть. Небольшое деревянное здание было обращено к аллее огромным панорамным окном. Внутри под яркими лампами разговаривали две девушки. Брюнетка держала на плече спортивную сумку, видимо собираясь уходить, вторая – блондинка в смутно знакомом спортивном костюме с закатанными рукавами – что-то ей объясняла. Будто бы инструктировала. Брюнетка кивала, внимательно глядя на наставницу. Наконец они попрощались, и блондинка осталась одна.

Она посмотрела прямо на Лизу, но, очевидно, не увидела ее. Снаружи темно, внутри светло. Сейчас окно для девушки было зеркалом. Блондинка неторопливо обошла пустой зал по кругу, внимательно осматривая пространство. Она как будто искала признаки некой небезупречности – мелкого мусора, соринок. Лиза подошла ближе, внимательно наблюдая за девушкой. Она чувствовала, что сейчас случится самое главное. Что произойдет то, ради чего она прошла весь этот путь. Она почти уперлась в стекло, чтобы не упустить ни единой детали.

Девушка взяла маленький барабан, больше похожий на часы. Лиза рассмотрела ее руки. Правое предплечье покрывала татуировка, изображавшая кобру. Девушка какое-то время просто стояла посреди зала со спокойным, даже умиротворенным выражением лица, а потом нежно, одним лишь движением пальцев дотронулась до барабана. Лиза не могла слышать возникшего звука, слишком тихим он был для этого, но она его почувствовала. По телу прошла вибрация, и, кажется, весь окружающий мир на нее откликнулся. Девушка еще раз стукнула в барабан, чуть сильнее. Лизе показалось, что мир вздрогнул и сама земля пришла в движение, оживая.

Лизе все сложнее было стоять, поэтому, чтобы не потерять равновесия, ни на секунду не отрывая взгляда от девушки, она села на землю, скрестив ноги. Девушка начала танец. Лиза пыталась различить отдельные движения, но не могла. Как будто не было движений, но был танец. Мир снова рассыпался на отдельные фрагменты. Пропал контекст и логические цепочки. Каждый удар барабана совпадал со сменой позы. Парадокс в том, что между ударами барабана не было ничего. Отдельные картинки в голове Лизы не склеивались в единое целое, Лизе вдруг показалось, что у девушки не две руки, а шесть.

Скорость и сила ударов нарастали, мир закипал. Танец ускорился. Лиза пыталась ухватить все детали, но по-прежнему происходившее ускользало от нее. Вот девушка уверенно и неколебимо стоит на одной ноге, согнув другую в колене, но в тот же момент она танцует, ни на секунду не прекращая движения. Вот ее рука касается барабана, но в тот же момент она держит ее почти на уровне головы ладонью вверх и в тот же момент указывает ей на приподнятую левую ногу. Промежутки между ударами сокращались. Лиза увидела приподнятую на уровне груди руку с раскрытой вперед ладонью.

Несмотря на то что мощь барабанного ритма нарастала, затапливая весь мир вокруг, выражение лица девушки не изменилось. Оно не отражало никаких эмоций, хотя и нельзя было сказать, что девушка не испытывает никаких чувств. Скорее она с равным умиротворением принимала все, что приходило. Она позволяла происходить всему, что происходит, позволяла разрушаться тому, что должно было быть разрушено. Лиза вдруг поняла, что перестала дышать и не знает, как давно это продолжается. Танцующая девушка посмотрела в глаза Лизе и ударила в барабан.

16

Противно вибрируя под самым ухом, зазвонил телефон. Он сунул руку под подушку, достал проклятый аппарат и, не открывая глаз, прислонил его к уху.

– Алло!

– Томас?

– Да, а кто это?

– Меня зовут Джереми Суонси. Я звоню по поводу вашей рукописи.

Том сразу же проснулся. Ухватился левой рукой за поручень над кроватью и подтянул себя, чтобы сесть.

– Да, я вас слушаю!

– Знаете, это неплохо, весьма! Но есть нюансы.

Том вздохнул и приоткрыл глаза. Он пережил это семьдесят раз, переживет и семьдесят первый. Нужно собраться, нужно просто собраться и говорить.

– Например?

– Сама идея нам нравится!

Вот он, тон учителя, который вызвал к себе на разговор родителей. Ваш мальчик в целом хороший, но…

– Рад слышать. – Том вздохнул. – Переходите к проблемам, я не растаю.

Он мысленно одернул себя за эту резкость. Спокойнее, просто спокойнее.

– Ну что ж, начнем с главного. В этой книге нет конфликта. Понимаете, о чем я?

– Угу.

– В основе любого произведения лежит конфликт устремлений протагониста и антагониста. В данном случае его нет.

– Вы считаете, мистер Суонси? – Том усмехнулся, пытаясь придать голосу дружелюбный и заинтересованный тон.

– Поверьте моему опыту! – Джереми как будто поделился чем-то очень ценным. – Итак, продолжим. В любом произведении должно быть три наиважнейших элемента: завязка, кульминация и развязка.

Том одними губами передразнивал менторский тон собеседника.

– Завязка в этом произведении есть, и она, пожалуй, так хороша, что из-за нее я и звоню вам. Обычно мы не рецензируем присланные рукописи, но в данном случае решили сделать исключение.

– Благодарю. – Том почувствовал, что его тошнит. Он нащупал левой рукой стакан воды и сделал несколько глотков.

– Но, к сожалению, в книге нет внятной кульминации, а с финалом вы очевидно не справились.

– Нет кульминации? – подавляя ехидство, спросил Том.

– Я, конечно, могу ошибаться, – заманивая собеседника в ловушку, отступил назад Суонси. – Такое бывает. Возможно, вы обозначите кульминацию?

– Момент, когда Лиза рисует портрет Парсли.

– Ну рисует и рисует. – Том прямо-таки почувствовал, как собеседник равнодушно пожимает тощими плечами. – Что тут такого?

– Это момент, в который, сопереживая вдове, она прощается с собственным мужем. То, что она не могла…

– Да, кстати, все эти закадровые истории, может, и нагоняют какой-то значительности происходящему, но не делают книгу лучше. Поверьте моему опыту. В общем, это не кульминация. Но эта проблема, конечно, растет из отсутствия внятного конфликта. И да, из-за отсутствия конфликта главного героя просто нет.

– Что вы имеете в виду?

«Что-то новенькое», – подумал Том.

– Ну то есть Лиза не делает ничего. Всю книгу она просто… плывет по течению, что ли, понимаете? По законам драматургии она должна предпринимать минимально необходимые позитивные действия, направленные на достижение ее цели, встречать неадекватное ее ожиданиям сопротивление или получать неожиданный результат и снова действовать. Понимаете?

– Пожалуй, да, – вздохнул Том и задумался, не стоит ли положить трубку, пока не стало совсем тошно.

– Да, вы можете сказать, что я просто не понял ее цели. Это может быть что-нибудь вроде… ну я не знаю, просветления, например, но поверьте моему опыту: если я не понял, то читатели точно не поймут.

– Думаете?

– О! – покровительственно засмеялся Суонси. – Можете быть уверены, у них нет шансов.

Они и не должны понимать, подумал Том, скрипнув зубами, дело ведь не в этом.

– Еще давайте коснемся финала.

– Давайте. – Не надо ничего касаться, подумал Том, представив длинные сухие скрюченные пальцы.

– Хотя, честно говоря, касаться там нечего. Финала просто нет. Эта сцена в парке выводит текст в область какого-то потока бреда, простите за такой грубый термин. Финал должен давать ответы на вопросы. Нельзя обманывать доверие читателей, понимаете?

– Понимаю, – кивнул Том.

– Завязав детективную историю, – продолжал зачем-то Суонси, – вы не дали читателю ни одного ответа. Так не должно быть! Они тратили на все это время, ожидая разгадки.

– Думаете, их это интересует?

– Конечно! Кто такой Сархан? Вот единственная движущая сила всего текста. Ради нее люди даже готовы мириться с этими вечными головными болями, длинными ненужными описаниями и прочим. Так дайте им то, что они хотят!

– Но…

– Понимаю, вы не придумали достаточно неожиданного финала и решили сделать его открытым. В данном случае это неверное решение. Лучше банальный финал, чем никакого. Даже если бы Сарханом оказался мистер Хёст.

«Интересно, – подумал Том, – я для тебя просто Томас, мисс Ру для тебя просто Лиза, а вот Хёст – мистер?»

– Но ведь нет никаких внятных доказательств того, что Сархан – это Хёст.

– Ну так и книга не документальная, – возразил Суонси. – Да и честно говоря, мне кажется, тут все понятно. Мистер Хёст просто провернул хитрую операцию, чтобы накрутить цену на эту фотографию. Если бы вы написали расследование, выступили в документальном жанре, у меня бы не было претензий. Итак, продолжим.

– Продолжим. – Том вздохнул.

– На данный момент, как понимаете, финала нет, – резюмировал Суонси, видимо пытаясь вспомнить, на чем остановился. – Но, несмотря на все недостатки, интересная идея есть. Да, не могу даже сказать, что именно. Какое-то такое волшебство, понимаете?

– Угу.

– Поэтому я бы рекомендовал вам переработать текст. Могу даже подсказать, что именно нужно сделать.

– Считаете, стоит? – усмехнулся Том.

– Поверьте моему опыту, из этого можно сделать неплохую книжку.

Свернуть бы эту книжку трубочкой и засунуть тебе поглубже, подумал Том. Он взял с тумбочки наушники и сунул в уши, не боясь упустить что-нибудь в разговоре.

– Итак, вернемся к структуре.

– Давайте вернемся! – едва не рассмеялся Том, крутя в руках правый протез. Проклятые крепления.

– Нет необходимости плодить столько героев. Давайте будем честны: Джонсон в книге не нужен вообще!

– Вот именно, – согласился Том.

– Хорошо, что вы это понимаете. Миллер тоже не нужна, будем честны. Она никак не раскрывается в любом случае.

– В контексте других персонажей и булимии не соглашусь, да и финал…

– Какой финал? Какая булимия?

– Да-да, мистер Суонси, слушаю вас.

– Все это не имеет никакого смысла! Никто не будет читать три сотни страниц бессмысленной писанины. Поверьте моему опыту.

– Верю. – Том наконец приладил к ноге правый протез.

– Итак, выкидываем Джонсона и Миллер. Да, из-за этого пропадет часть символизма, но Сархана можно и переименовать.

– Ну сейчас получился Сран, – съязвил Том.

– Ну переименуйте и всех остальных, нет в этом ничего сложного. Структура важнее сомнительного символизма, которого в этой книге и так через край. Все эти символы должны к чему-то вести, в них должен быть смысл, понимаете? Чтобы главный герой что-то через них понимал!

– Понимал, ага, – как попугай повторил Том, мучаясь со вторым протезом.

– Теперь дальше. Де Йонг должна получить по заслугам. Раз уж она завистливая и злобная, то, во-первых, эти черты нужно усилить…

– Думаете, это и так не понятно?

– Представьте, что вы пишете для детей. Поверьте моему опыту, так вы не ошибетесь. Итак, усилить черты и… да, перед финалом ее зависть должна ее погубить.

– Она ее давно погубила. За всю книгу эта бабка не нарисовала ни одной картины. Она не художник, она балабол.

– Это недостаточно ярко! Зависть должна обернуться против нее! – жарко возразил Суонси.

– Хорошо-хорошо, – успокоил его Томас, постучав костяшками пальцев по протезу.

Шесть лет у него нет ног, но они до сих пор чешутся.

– Теперь Парсли. Он тварь, насильник и садист, это должно быть однозначно. Не надо петь ему дифирамбы и раскрывать его тонкую душевную организацию. Общество должно порицать таких людей, понимаете?

– Да он и сам с этим неплохо справлялся, – усмехнулся Том, вставая с кровати.

И снова этот странный эффект. Он как будто чувствует ноги ниже колен. Просто они как бы… онемели. Что-то странное с протезами.

– Справлялся с чем? – не понял Суонси.

– С порицанием себя.

– Нет, этого не нужно. Более того, самоубийство – это не то. Злодей должен расплачиваться за свои грехи.

– Куда уж больше?

– Вы не понимаете! Он сам принял это решение, он как бы контролирует ситуацию. Гордыня должна сгубить его иначе!

– Как, например?

– Вот тут самое интересное! Его убьет Саймон!

Том закатил глаза и вышел из спальни.

– Неужели?

– Да! Саймон таким образом спасет Лизу, понимаете?

– М-м-м…

– И за это он сядет в тюрьму, он не станет скрываться от правосудия, потому что он хороший парень. Он как бы избавится от своих грехов.

– В тюрьме избавится от похоти? – уточнил Том.

– Конечно! – убежденно заявил Суонси.

Том покачал головой и остановился у зеркала. Поиграл грудными мышцами, потом принял красивую бодибилдерскую позу и полюбовался на бицепсы.

– Итак, теперь Николь.

– Предвкушаю.

– Саймон должен с ней переспать.

Тому показалось, что зеркало вот-вот треснет.

– Зачем?

– Любовная история должна развиваться определенным образом. Есть свои правила. Вот смотрите. Вначале Саймон подбивает клинья ко всем подряд. Он же похотливый, для него это нормально! Но Лиза в него влюбляется на полном серьезе, не понимая, что она для него только игрушка. Им хорошо вместе, а потом кризис. Она узнает, что он спал с Николь. Понимаете?

– К сожалению, да.

– Но он сам не знает на тот момент, что влюблен. И эта любовь меняет его! Он бросает Николь, убивает Парсли, спасая от него Лизу. А потом идет в тюрьму. Как бы исцеляясь и раскаиваясь.

– О-бал-деть, – протянул Том по слогам, открывая шкаф.

– Опыт, – скромно ответил Суонси. – Вернемся к Николь. Она злится из-за того, что ее бросил Саймон, и поэтому подтверждает версию де Йонг о том, что Лиза – это Сархан.

– Сран, – поправил Том, доставая с верхней полки коробку.

– Что? – не понял Суонси.

– Джонсона и Миллер мы ведь выкинули.

– Ах, черт, да назовете как-нибудь по-другому!

– Простите, больше не перебиваю!

– А теперь Лиза.

Томас ощутил, как виски прострелила головная боль. Поморщился, покачал головой и закрыл шкаф.

– Начнем с того, что ей очень сложно сопереживать. Как я уже говорил, это связано с отсутствием конфликта. Невозможно втянуть читателя в историю человека, который ничего не делает.

– Возможно, в этом и весь секрет… – пробурчал Том. – Она просто позволяла всему происходить.

– Что? Я не расслышал.

– Да я конспектирую и проговариваю себе под нос, – отмахнулся Том.

Он пришел на кухню, открыл холодильник и изучил содержимое.

– Итак, Лиза… Да, у нее должен быть какой-то внятный мотив. Сейчас у нее просто нет причин искать этого Сархана. Деньги, конечно, не лучший мотив, но пусть будут хотя бы они. Допустим, у нее бабушка умирает и Лизе нужна кругленькая сумма на операцию.

– У нее же муж в тюрьме.

– То ли он есть, то ли его нет. Это так не работает. Если он есть, то пусть хотя бы позвонит ей. Читатель как-то должен проникнуться этой трагедией, понимаете?

– Это муж Шрёдингера, – буркнул Том, доставая пиво и сосиски. – В том-то и дело.

– Что? – не расслышал Суонси.

– Конспектирую.

– Итак, допустим, у нее умирает бабушка. Ну или муж. Но только не такой, как сейчас! Не в тюрьме и не наркоторговец!

– Угу.

– И вот обнаружение Сархана сулит ей круглую сумму. Допустим, Хёст объявил за это награду.

– Зачем?

– Чтобы создать ажиотаж вокруг фотографии и продать подороже!

– Ах да… Только он ее так и не продал.

– Это не важно! – Суонси разозлился. – Вернемся к Лизе.

– Бедная Лиза, – буркнул Том.

– Седативные можно оставить. Но она должна бросить их ради Саймона.

– Ну само собой, – вздохнул Том. – Любовь сильнее, чем наркотики.

– Да! Вы талантливый молодой человек, быстро схватываете.

Том покачал головой, сожалея, что не может быстро схватить Суонси.

– Ну и вот, думаю, в целом вы поняли.

– А как же финал?

– Очевидно! Де Йонг обвиняет Лизу в том, что она Сархан, Николь ее поддерживает. Лиза, к тому моменту слезшая с седативных, начинает понимать, что это правда. Можно даже оставить последнюю пару глав. Вам неплохо удалось описание этого… трипа. Только вот танец в конце нужно убрать, он вообще никакой смысловой нагрузки не несет. Итак, она понимает, что у нее раздвоение личности и она Сархан.

– Сран.

– Что? – сбился Суонси.

– Конспектирую.

Том вышел во двор с коробкой, пивом и сосисками. Одними глазами покосился вправо и усмехнулся, поймав на себе взгляд жены соседа. Да-да, Одри, я в одних трусах и даже без ног выгляжу намного лучше, чем твой мужик.

– Лиза понимает, что она и есть Сархан, достает деньги и оплачивает операцию бабушке.

– Великолепно!

– Спасибо. Кстати, если уж вы тяготеете к мистицизму, то можете отойти от банального раздвоения личности.

– Да что вы?

– Да. Допустим, Сархан решил забыть, кто он, чтобы зачем-то получить возможность посмотреть на свои работы со стороны. Эта мысль проскальзывает в книге. Он нашел способ потерять память, но, чтобы вернуться, оставил себе лазейку в виде фотографии.

– Невероятно! – Том поставил коробку на полочку гриля, а поверх коробки уложил сосиски и пиво. – Но как быть с тем, что Лиза исчезла?

– А? Я вам еще раз говорю, это не документальная книга. События трехлетней давности никого не волнуют.

– Это я понял. Я в целом интересуюсь.

– Я думаю, тут все понятно. – Суонси хмыкнул.

Тому показалось, что собеседник обмахивает себя какой-нибудь папкой, как бы сбивая с себя жар после удивительно бурного и плодотворного творческого процесса.

– Что понятно?

– Скорее всего, мистер Хёст решил завершить этот спектакль и Лиза оказалась не нужна. Получила отступные и живет где-нибудь в глубинке.

– Не думали, что она могла принять предложение Хёста?

– Какое? – не понял Суонси.

– Исчезнуть. Он ведь предлагал ей долю и…

– Честно говоря, об этом факте я узнал только из вашей книги. Больше ни в одной статье он не упоминается. Не знаю, откуда вы его выкопали, но думаю, что это выдумка.

– Ясно. – Том плеснул жидкость для розжига и чиркнул спичкой.

– Ну что же, Томас, я накидал вам общую структуру, дело за малым: осталось только написать.

– Так пишите.

Повисла тишина.

– Что, простите? – Собеседник перешел на какой-то змеино-вежливый тон.

– Неплохая идея, говорю. Пишите.

– Послушайте-ка, мистер! Я потратил целую кучу…

– …моего времени, – перебил его Том.

– Я приложу максимум усилий, чтобы эту книгу…

– Идите к черту! – Том нажал кнопку на наушнике, сбрасывая вызов.

Посмотрел на разгоравшиеся угли и пошел в дом за телефоном. Включил радио и вернулся к грилю. Диктор приятным успокаивающим голосом рассказывал о новостях искусства. Том уложил сосиски на решетку и открыл пиво. Покосился вправо. Поймал взгляд соседской жены и ухмыльнулся. Она его хочет, это точно. Но, видимо, никогда не решится.

Через несколько минут он снял сосиски с огня, положил на тарелку и поставил на вторую полку. Открыл принесенную из шкафа коробку и заглянул в нее. Конечно, в ней не могло появиться что-то неожиданное.

Стопка исписанных от руки листов формата А4, скрепленных с помощью канцелярских прищепок в блоки примерно по двадцать штук. Том сунул руку в коробку и вытащил один блок. Пробежал глазами по тексту. На первом листе было короткое письмо.

Здравствуйте, Томас!

Я обещала вам, что опишу события, происходившие со мной во время поисков Сархана. К сожалению, я так и не смогла понять, что важно, а что нет, поэтому подробнейшим образом записала все. Вплоть до моих ощущений. Я понимаю, что сильно запоздала с выполнением своего обещания, но тем не менее надеюсь, что это вам поможет в написании книги.

Л. Р.

Том усмехнулся, пролистал блок страниц и подумал, что в чем-то Суонси был прав. Нужно было подправить, подредактировать этот текст. Чуть-чуть вернуть его в логическое русло, а не пытаться издать в таком виде. Том бросил блок листов в огонь и, глядя на то, как чернеют и обугливаются листы, подумал, что так умирает искусство. Потом усмехнулся, взял второй блок и кинул за первым.

Нет, так рождается искусство. А умирает оно, когда какой-нибудь Суонси напихивает туда гору ненужного смысла. Один блок отправлялся вслед за другим. Том краем глаза увидел, как что-то капнуло на банку пива. Он удивленно посмотрел на безоблачное небо и утер слезы тыльной стороной ладони. Покосился на соседскую жену. Не видит ли? К счастью, она вообще пропала куда-то.

Том продолжил кидать блоки в огонь, уже не сдерживая слез. Это были не рыдания, нет. Просто из глаз почему-то текла соленая вода, облегчая боль. Он как будто избавлялся от непосильного груза, который нес эти два года. В руке оказался последний блок. Он вздохнул и посмотрел на лист, открывавший стопку. Этот блок тоже начинался с письма, как и первый.

Снова здравствуйте, Томас.

Вот и все, больше мне нечего добавить. В руках вы держите последние двадцать страниц, которые дают ответ на главный вопрос. Но я хочу вас предостеречь. Если вы их прочтете – вы все поймете. А понимание – приз для дураков.

Л. Р.

Том долго смотрел на письмо слезящимися глазами. Перечитал его три раза, не зная, как поступить. Раньше это почему-то было важным, но почему бы не прочесть теперь?

– Мистер Хантер! – Том вздрогнул, сжал банку, едва не окатив себя пивом, и посмотрел на источник голоса.

Одри стояла у забора и, смущенно улыбаясь, махала ему.

– Да?

– Вы не могли бы мне помочь? Нужно поднять кое-что тяжелое, а муж уехал к маме на весь уик-энд…

Том непонимающе смотрел на соседку. Что за чудо произошло? Два года нос воротила, а теперь…

– Да, одну минуту!

Он посмотрел на блок листов в руке и вздохнул. На эту чушь он потратил два года и просто бесконечное количество сил. Хватит. Том бросил бумагу в огонь, допил пиво и хотел было отправиться к соседке, но его внимание привлекло радио.

– …В результате адвокатам удалось добиться проверки картины, и результат независимой экспертизы показал, что в музее современного искусства хранится реплика, а оригинал, уже получивший в народе название «Бабочка Сархана», будет выставлен на частном аукционе нефтяного магната Эспена Хёста. По словам экспертов, картина Матисса, ставшая основой для новой работы загадочного Сархана, не только не испорчена, но и приобрела новый смысл, став символом нигилистического подхода в современном изобразительном искусстве, в рамках которого художник, отрицающий свои корни, отказывается от самого себя. Искусствоведы утверждают, что картина парадоксальна. Несмотря на то что в ее основе лежит нигилистический отказ от признания ценности искусства, она выражает безусловную и безграничную любовь художника. Уже сейчас понятно, что стоимость картины будет рекордной. Имя нынешнего владельца и история обнаружения полотна не раскрываются.