Текст книги "Картина Сархана"

Открылась боковая дверь, и в зал вошел мальчик лет пятнадцати. Он на секунду растерялся и заслонил рукой глаза. Лиза отметила, что прожектор, очевидно, специально направлен так, чтобы слепить всех входящих. Миллер сделала едва уловимый жест, и мужчина тяжело вздохнул.

– Следующий! – скомандовал толстяк, делая пометку в своих бумагах.

Мальчик растерялся и замер, не понимая, где допустил оплошность. Но, очевидно, никто не собирался ему ничего объяснять. Лиза даже отсюда видела, как у него скривились губы и затрясся подбородок. Мальчик развернулся и взялся за дверную ручку, чтобы покинуть помещение, но в этот момент снова подал голос толстяк:

– Нет! Через другую дверь! Через ту! – Он ткнул пальцем в противоположную сторону зала. – Сколько можно объяснять? Входите через эту, выхо́дите через противоположную!

Вероятно, таким образом выходившие не могли столкнуться с входившими в зал и никто не мог узнать о фокусе с прожектором, подумала Лиза. Мальчик вздрогнул, развернулся и торопливо пошел через зал. Три пары глаз следили за ним. Тишину нарушал только звук его шагов. Миллер вдруг наклонилась к толстяку и что-то шепнула ему на ухо. Тот кивнул.

Лиза неторопливо, стараясь не шуметь, спустилась до второго ряда и стала двигаться к Миллер. Когда она опустилась на соседнее кресло, мальчик вышел из зала.

– Что там? – спросила Анна у толстяка.

– Сейчас узнаю. – Он достал телефон, набрал чей-то номер и приложил трубку к уху.

– О чем вы хотели поговорить, мисс Ру? – поинтересовалась Миллер.

– Что он сделал не так? – невпопад спросила Лиза.

– Он не танцевал.

– Но у него не было времени, вы его сразу срезали!

– И он все равно не танцевал, – пожала плечами Миллер. – Это жизнь, тут никогда нет времени для танцев.

– Не понимаю, – нахмурилась Лиза.

– Вот именно.

В разговор вклинился толстяк. Он прикрыл рукой динамик телефона и обратился к Миллер:

– Она готовится.

– Ну подождем.

Анна снова повернулась к Лизе:

– Мне нужен танцор, а не просто мальчишка.

– И зачем тогда приглашать ребенка? – снова не поняла Лиза.

– Дело не в возрасте.

В этот момент открылась дверь, из которой недавно появился мальчик. На этот раз в помещение вошла девочка. Кажется, лет четырнадцати. Она не стала заслоняться от прожектора или даже щуриться, просто пошла вперед, выйдя из пятна света, и не останавливаясь поднялась на сцену.

Что-то в ней пугало Лизу. Девочка казалась скорее роботом, чем человеком. Она встала в какую-то танцевальную позицию и замерла. Лиза отвела взгляд, как будто не желая смотреть на что-то неприятное, болезненное и даже унизительное.

– Начинайте! – скомандовал толстяк, глядя на Миллер.

Та кивнула ему, и он сделал какую-то пометку в бумагах.

Заиграла музыка. Лиза хоть и не была большим знатоком балета, но, конечно же, узнала Чайковского. А девочка, судя по всему, будет исполнять соло Одетты. Интересно, это вообще возможно в таком возрасте? Лиза с некоторым стыдом поняла, что у нее в голове возникло множество очень глупых вопросов про балет. Почему она не задумывалась о них раньше?

– Очень плохо, – с какой-то странной улыбкой прокомментировала Миллер. – Томаш, свет.

– Секунду. – Толстяк снова взял в руки телефон.

Они оба ничуть не приглушали голос, не старались скрыть то, что они переговариваются, и вообще вели себя грубо. Видимо, это тоже часть проб? Лиза посмотрела на выражение лица девочки, но не заметила каких бы то ни было перемен. Никакой реакции на слова Миллер.

Вдруг погас свет, воцарились полная темнота и тишина. Даже экран телефона толстяка не светился. Тот предусмотрительно его заблокировал. Прошло несколько секунд, прежде чем Лиза поняла, что один звук все-таки есть. Отсутствие музыки и света не помешало девочке продолжать танец.

– Отлично, – заметила Миллер, – включай обратно.

– Хорошо.

Засветился телефон Томаша. Он, вероятно, звонил тому, кто должен был включить свет.

– Она мне подходит, больше мест нет, но просмотри остальных. Если будет кто-то подходящий, держи их в резерве. Скорее всего, освободится два места через пару недель.

– Уэсли и Чан? – уточнил Томаш.

– Да, но буду надеяться, что я ошибаюсь.

Включился свет. Миллер встала со своего места, Лиза последовала ее примеру и вышла в проход.

– У нас есть десять минут, потом у меня тренировка, – поднимаясь к главному выходу, сказала Анна. – О чем вы хотели поговорить?

– О Сархане, наверное.

– Наверное? – Миллер, не останавливаясь, обернулась, чтобы удивленно посмотреть на собеседницу. – Вы не уверены, что ли?

– Не уверена, – призналась Лиза. – Я…

Они вышли из зала и наткнулись на женщину, стоявшую прямо за дверями.

– Вы даже не дали ему станцевать! – без каких-либо прелюдий начала истерику женщина. – Это, по-вашему, нормально?

– Да. – Миллер спокойно обогнула опешившую мамашу и стала спускаться по лестнице.

Но женщина очень быстро пришла в себя.

– Вы хотя бы отдаете себе отчет в том, что своим поведением травмируете ребенка?

Миллер посмотрела на Лизу, будто бы предлагая ей оценить несусветную глупость.

– Травма – это очень точное определение того пути, который вы выбрали для своего ребенка. – В глазах Миллер появился задорный блеск.

Она сделала шаг вперед. Поднявшись на одну ступеньку, она сравнялась ростом с мамашей. Лиза снова почувствовала запах попкорна и даже поискала его глазами, прежде чем сообразила, что кинотеатр давно не работает.

– Что вы…

– Если вы хотите, чтобы он чего-то добился в танцах, вы должны его морально искалечить. Не должно быть ребенка, не должно быть вашего сыночка, человека за всем этим вообще быть не должно. Его тело больше ему не принадлежит. Понятно?

Миллер сделала еще один шаг вперед, став на полголовы выше собеседницы. Она как будто разрасталась, и дело было не только в физике. Ее тон, настрой, тембр голоса… Лизе показалось, что она видит злое индуистское божество, потревоженное истеричной теткой. Хуже того, потревоженное в собственном храме.

– Больная! – взвизгнула мамаша.

Она сделала три шага назад, не поворачиваясь спиной к Миллер, и, только когда оказалась на безопасном расстоянии, развернулась и торопливо пошла прочь.

Анна посмотрела на Лизу. Лиза зачем-то подняла руки, то ли демонстрируя, что не имеет отношения к происходящему, то ли сдаваясь на милость победителя.

– Это было… сурово.

– Я сказала правду. Бывает по-разному, конечно, но танцы – это жесткий спорт. Так или иначе, нужно понять, что ты – это не твое тело. Чем раньше, тем лучше.

Миллер продолжила спускаться по лестнице.

– Зачем?

– Иначе будешь себя жалеть, а так результата не добиться, да и вообще… – Она вдруг остановилась и посмотрела на Лизу, будто вспомнив, с кем разговаривает. – Так о чем вы хотели поговорить? У меня правда мало времени.

– Ради чего вы танцуете? То есть… Если все так… жестко, что окупает все страдания? Слава, деньги?

– Послушайте, мисс Ру, если вы хотите взять у меня интервью, то это не самое удачное время!

– Вы работали в эскорте. – Лиза не знала, зачем сказала это и какое отношение к происходящему имеет прошлое балерины.

Миллер остановилась на последней ступеньке, повернулась и удивленно посмотрела на Лизу.

– Понятия не имею, о чем вы, – очень плохо соврала Анна. – Что вам нужно?

– Я вас вспомнила, мы виделись однажды на приеме и… – Лиза потерла виски. – Простите, я сегодня сама не своя.

– Не помню такого. – К Миллер вернулось самообладание, она пошла дальше. – Вы меня с кем-то спутали.

– Вы и есть Сархан! – снова выпалила что-то странное Лиза.

На этот раз Анна долго и сочувственно смотрела на собеседницу. В конце концов покачала головой и продолжила свой путь.

– Вы сошли с ума, мисс Ру. Наверное, так у художников заведено.

– Что? – не поняла Лиза.

– Сархан – это вы.

– С чего вы взяли?

Миллер дошла до какой-то двери и скрылась за ней, Лиза поспешила следом.

– Сархан, очевидно, связан с Хёстом, пересекался со всеми запечатленными на картине и гениален. Никто из нас не отвечает всем этим критериям, кроме вас.

– Я не связана с Хёстом, – возразила Лиза, но тут же задумалась. – И уж точно не гениальна!

– Гениальность – понятие расплывчатое. В чем вы всех превзошли, так это в умении не быть собой.

Миллер вдруг стала стягивать с себя свитер. Лиза опешила, но потом поняла, в чем дело. Она даже не заметила, как оказалась в раздевалке. Миллер, ничуть не смущаясь, переодевалась. Видимо, готовясь к тренировке.

– Что вы имеете в виду?

– Ничего двусмысленного. Вы единственная из нас всех, кто не держится за себя.

– Я не понимаю.

Лиза с удивлением обнаружила, что любуется телом собеседницы. Почему-то смутилась, опустила глаза и уставилась в пол. В поле ее зрения попали ноги Миллер, и она едва не присвистнула. Мозолями это назвать было нельзя. Скорее раны. Ноги Миллер были одной сплошной раной.

– Не так красиво, как все остальное, да? – Анна, конечно, заметила, как Лиза смотрела на ее ступни.

– Нет, что вы… – Любые слова тут прозвучали бы глупо. – Простите…

– Я не знаю, зачем вы приехали и о чем хотели поговорить, но у меня больше нет времени. Я должна танцевать. А вы действительно сходите с ума. Вам нужна помощь.

– Я…

– Это здание не кинотеатр и никогда не было им, тут нет попкорна, мужчина на входе не кассир, а швейцар. Он с огромным удовольствием впустил бы вас внутрь, если бы вы не стояли перед дверью. Не силой же ему вас затаскивать.

– Откуда вы… – У Лизы закружилась голова, она сделала шаг назад и села на скамью.

– Он сам меня позвал. Думаете, я прервала бы пробы просто для того, чтобы встретить вас? Мисс Ру, вас может кто-нибудь проводить домой? – спокойно спросила Миллер.

– Да, я сейчас соберусь, все в порядке, просто что-то…

Анна кивнула и вышла из раздевалки через вторую дверь. Лиза заметила за ней зал с зеркалами. Лиза одновременно и не могла сосредоточиться на каком-то одном предмете, и замечала каждую деталь окружения. Она чувствовала прикосновения одежды к телу, удивительно ярко видела цвета и даже как будто ощущала их кожей. Звуки приобретали объем и форму. Шаги Миллер за стеной отдавались в ее теле, и ей почему-то хотелось откликаться на эти импульсы.

Она не справилась с этим штормом из ощущений, и картинка стала рассыпаться. Лиза видела стену, шкафчик, одежду, скамьи, но не могла собрать это в логически связанную картину. Ничто не связывало все эти предметы и не говорило об их общем назначении.

Лиза закрыла глаза, потому что ее стало подташнивать. В этот момент на нее обрушились ощущения в теле. Пальцы левой руки покалывало, как будто после онемения. Так бывает, например, когда просыпаешься ночью и пытаешься пошевелить рукой. Эта ассоциация будто бы открыла дорогу другим. Словно функция ассоциативного мышления была до этого временно недоступна. Программный сбой. А теперь все снова в порядке, но системе требуется проверка. Лизу повело по ассоциациям против ее воли.

Начав с бессилия и онемения в руке, она довольно скоро оказалась на заседании суда, где испытывала такое же бессилие. Оглашение приговора, пожизненное заключение. Апелляция. Суды, суды, суды.

Все кончилось. Лиза открыла глаза и посмотрела прямо перед собой. Раздевалка. Картинка больше не рассыпается на отдельные части, между предметами есть связь, все они существуют в определенном контексте. Все в порядке. Разве что пальцы левой руки покалывает. Пожалуй, не только пальцы, вся кисть как будто похолодела.

Лиза встала и хотела уйти, но почему-то повернулась к двери, ведущей в зал. Постояла так минуту и наконец тихо приоткрыла ее. Через щелочку она могла видеть только часть зеркальной стены, в зеркале отражалась Миллер.

Танцовщица не могла видеть Лизу, слишком уж маленькой была щелочка. Разве что Анна обладала каким-то неестественно острым зрением. У Лизы снова возникло ощущение, что кто-то смотрит из ее глаз. И этот кто-то наблюдал с интересом. Миллер сделала шаг вперед, потом разворот на триста шестьдесят градусов, вскинула левую ногу вертикально, а потом опустилась на одно колено. В следующий момент она вскочила и отпрыгнула назад, но не удержала равновесия, поэтому вместо элегантного приземления получилось неуклюжее падение. Миллер спокойно встала и начала сначала.

Лиза не разбиралась в танцах, но гимнастическое прошлое позволяло оценить сложность задуманного. Миллер как будто боролась с физической реальностью. Раз за разом вставала и начинала все сначала. В какой-то момент не удался прыжок, Анна неловко упала набок и, не вставая, принялась массировать ногу. Судорога? Лицо ее не скривилось, не проступила гримаса боли. Через минуту Миллер встала, попрыгала, потрясла ногами, снимая напряжение, и начала заново. На этот раз опорной стала левая нога.

Лиза наблюдала за человеком, у которого раз за разом не получалось исполнить задуманное, и пыталась понять, что заставляет Анну начинать заново. Какой мотив? Попытки не делают ее богаче, красивее, умнее, не принесут ей славы. По крайней мере в обозримой перспективе. После первой сотни неудач финансовая мотивация развалилась бы. Есть способы зарабатывать, прилагая гораздо меньше усилий. После пятой сотни неудач рассыпалась бы любая другая мотивация. Есть другие способы получить все, что угодно. Значит, существует нечто, что можно получить только таким образом? Но что?

Миллер в очередной раз упала, но на этот раз осталась лежать. Танцовщица тяжело дышала и терла лицо руками. Лиза ни секунды не сомневалась в том, что это не конец. Анна встала, подошла к станку и стала отрабатывать отдельное движение. Она опускалась на колено, держа другую ногу вертикально. Судя по тому, куда был направлен ее взгляд, ключом ко всему движению было положение стопы. Миллер что-то в нем не устраивало. Она попробовала опускаться через носок, через внешнюю сторону, через внутреннюю, но все не находила то, что искала.

Завибрировал телефон. Лиза едва не выругалась вслух, тут же отпрянула от двери и сбросила звонок. Она быстро вышла из раздевалки и почти бегом прошла через холл. Лиза сама не поняла, почему так торопится. Амит заботливо открыл дверь машины, и Лиза, скорее повинуясь привычке, чем желанию, села в нее. Снова завибрировал телефон.

– Куда ехать, мисс Ру?

– Домой.

Лиза откинулась на сиденье и закрыла глаза. Рука немела все сильнее, сердце стучало, отдаваясь в висках. Лиза медленно вытянула руку вперед, ожидая прикосновения к спинке водительского сиденья, но кончики пальцев оказались настолько нечувствительными, что она не почувствовала касания. Только по сопротивлению и давлению в фалангах пальцев она поняла, что произошло.

Что это с ней? Невралгия? Какой-то нерв пережат? Микроинсульт? Она ничего в этом не понимает! Лиза открыла глаза и внимательно посмотрела на руку. Медленно сжала и разжала пальцы. А что, если это было всегда? Просто раньше она ничего не чувствовала из-за таблеток?

Реальность снова стала рассыпаться на отдельные детали. Лиза закрыла глаза и попыталась рассуждать логически. Что-то происходит, какое-то нарушение в мозгу. Ей, наверное, нужна помощь. Амит приоткрыл окно водительской двери, в машину ворвались звуки и запахи города. Лиза ощутила движение воздуха буквально всем телом. А еще почувствовала запах сладкого попкорна и сахарной ваты. Прямо из детства.

– Остановите!

– Прямо тут?

– Да!

Водитель аккуратно прижал машину к тротуару и уже собирался выйти, чтобы открыть перед Лизой дверь, но девушка его опередила. Вышла на улицу сама. Перешла дорогу, остановилась на тротуаре и настороженно осмотрелась.

Она не узнавала это место. Куда же он ее привез? Она знает Манхэттен как свои пять пальцев, может пересечь его с закрытыми глазами, но… Лиза покрутилась, пытаясь найти какие-нибудь ориентиры. Ничего! Ни одного знакомого здания. Так не бывает, это просто невозможно! Вот этот небоскреб, он ведь называется… Нет, это не он. Лиза медленно пошла по улице. Может, она просто оказалась в каком-нибудь переулке, где раньше не бывала? Такое же возможно? Ей нужно выйти на крупный перекресток, и тогда, скорее всего, она поймет, где находится.

Но этот план не сработал. Перекресток оказался абсолютно незнакомым. Может быть, у нее что-нибудь вроде болезни Альцгеймера? Лиза заметила у себя признаки паники. Альцгеймер бывает в таком возрасте? Завибрировал телефон. Лиза облегченно вздохнула. Ну конечно! Сейчас просто посмотрит на карте, где находится, и все будет в порядке! Почему она раньше об этом не подумала? Она посмотрела на экран. Саймон.

– Алло!

– Привет! У меня две новости, хорошая и плохая. – Голос звучал весело.

Лиза подумала, что он мысленно подготовился к этому разговору, как бы составил сценарий.

– А если бы ты мог сказать мне только одну из них, ты бы какую предпочел?

Саймон задумался, потом усмехнулся:

– У меня тут шутка была заготовлена, но все пошло не по плану. В общем, суть шутки была такая. Плохая новость – мне дали месяц тюрьмы, а хорошая новость – могли дать намного больше.

– Поздравляю. – Лиза улыбнулась.

– Есть еще одна новость, но я не понимаю, хорошая она или плохая.

– Расскажи. – Лиза привалилась к углу дома.

– Я больше не буду катать наивных дурочек на своем «мустанге».

Он замолчал. Она знала, что он ждет ее реакции, поэтому спросила:

– Почему?

– По решению суда я могу использовать авто только в дневное время. А днем, как понимаешь…

– Соболезную.

– Мне? – уточнил Саймон.

– Дурочкам. Они-то в отличие от тебя ни в чем не виноваты. Подумай о том, что ты подставил девушек, которые рассчитывали на тебя.

– Сам терзаюсь, – усмехнулся Саймон.

Лиза почему-то знала, что он улыбается. Так же глупо, как и она.

– Будешь меня ждать, Крошка Ру?

– Крошка Ру?

– Это из «Винни-Пуха», – засмеялся Саймон.

Они смеялись над какой-то глупостью. Несли бред и были счастливы, но Лиза чувствовала, что это конец. Что она сделала выбор и ей придется оставить все позади. В том числе и Саймона. В этот момент связь прервалась. Лиза удивленно посмотрела на телефон и поняла, в чем дело. Села батарейка. Какое-то время девушка смотрела на черный экран, в котором отражалось ее лицо. Она зачем-то пыталась зафиксировать его в памяти.

Лиза решила выпить кофе. Убрала телефон в сумочку и только в этот момент поняла, что она не дома. Неторопливо осмотрелась. Так, наверное, нужно пройти еще пару кварталов, и тогда уж она точно сможет сориентироваться. Она встала у светофора и принялась ждать зеленый. Как она тут оказалась? Наверное, опять замечталась во время прогулки и свернула не туда. Интересно, сколько времени? Мама опять будет ругаться.

Какой-то мужчина подошел к светофору и нажал на кнопку. Загорелся зеленый. Лиза с интересом покосилась на оранжевый металлический прямоугольник с двумя кнопками, прикрепленный к столбу. На одной нарисован идущий человечек, а на другой – человечек в инвалидной коляске. Лиза перешла дорогу и вдруг поняла, кого ей напоминает изображение на второй кнопке. Это же Том! Да, она его никогда не видела, но, наверное, он так и выглядит в своей инвалидной коляске. Хороший человек этот Том. Не такой, как другие журналисты.

Она удивленно осмотрелась. Зачем она приперлась к Грамерси-парку? Ощущение было сродни тому, когда заходишь в комнату и не можешь вспомнить, что собирался делать. Правда, в данном случае осознаешь себя в нескольких километрах от дома. Лиза задумчиво посмотрела на вывеску ресторана. Она помнила, что однажды ужинала здесь с кем-то. Но вот с кем? Лиза пошла дальше по улице, пытаясь понять, что происходит. Ее взгляд уперся в очаровательную старинную деревянную вывеску.

Лиза едва не захлопала в ладоши от восторга. Вывеска одним своим видом доставляла почти физическое удовольствие. Лиза подошла к витрине и рассмотрела ее. Это оказалось просто большое окно, судя по отсутствию выставленных товаров. За окном виднелись какие-то стеллажи со всякой всячиной. Лиза, открыв рот, смотрела на статуэтки, шкатулки, старинные лампы и прочие сокровища. Надо зайти! Мама, наверное, будет ругаться… Скажу, что на тренировке задержалась!

Взявшись за ручку, Лиза толкнула дверь. Звякнул колокольчик, что-то щелкнуло. Лиза оказалась в сумраке антикварного магазинчика. Напротив нее располагалась стойка, к которой привалился высокий мужчина: щетина, очаровательная улыбка, большое зеленое яблоко в правой руке. А за стойкой сидел другой мужчина, помоложе. С растрепанными волосами и внимательными усталыми глазами. Все трое смотрели друг на друга несколько секунд, потом Лиза неожиданно для самой себя спросила:

– Где я нахожусь?

Мужчина с щетиной засмеялся и посмотрел на своего товарища, вероятно желая разделить с ним веселье. Но тот холодно зыркнул в ответ, и хохотун заткнулся. Провел двумя пальцами по губам, как бы застегивая их на молнию, откусил огромный кусок яблока и, сочно чавкая, ушел куда-то за стеллажи. Взъерошенный посмотрел на Лизу. Ей показалось, что он ее знает.

– Это сильно зависит от того, куда вы направлялись, – глядя поверх ее головы, сказал мужчина.

Лиза моргнула удивленно, по достоинству оценив безумие фразы, а потом открыла рот от изумления. Все перевернулось с ног на голову. Весь мир. Да, он прав! Все зависит от того, куда она идет! Лиза выскочила за дверь, забыв попрощаться. Она быстро шагала по тротуару, уверенно огибая прохожих. Обошла слева неторопливого грузного мужчину, потом справа пожилую женщину. Лизе казалось, что она участвует в какой-то гонке. Это было приятное чувство.

Из-за поворота показалась шедшая под руку парочка. Мужчина что-то увлеченно рассказывал, жестикулируя одной рукой, а девушка звонко смеялась. Лиза на секунду встретилась с ней взглядом. Время как будто замедлилось. Она отчетливо видела каждую черту ее лица. Веснушки, непослушные светлые волосы, брекеты на мелких неровных зубах, тонкие, ярко накрашенные губы, нос с горбинкой. Красивые ямочки на щеках. Задорный, звонкий смех. А в глазах страх: «А если я ему не понравлюсь? Я слишком некрасивая для него. Почему он со мной на самом деле? Надо смеяться над его шутками».

Время вернуло себе свой привычный темп, и Лиза разминулась с парочкой. Свернула направо, обогнала пьяного клерка и ускорилась. Прошла мимо красивой светящейся витрины, остановилась и сделала шаг назад. Присмотрелась. В красиво подсвеченном прямоугольнике был только один манекен. Все равно надетое на него платье затмило бы все остальное. Лиза приоткрыла рот от восхищения. В этом платье не было никаких лишних деталей, которыми обычно грешат плохие дизайнеры, пытаясь придать своему произведению претенциозный и дорогой вид. Минимализм, который демонстрировало это платье, могла позволить себе только очень уверенная и богатая женщина. Оно как будто излучало презрение к роскоши. Или, точнее, рентгеновские лучи, которые насквозь просветили бы всех вокруг, открыв миру их пошлость и преступное отсутствие вкуса.

Лиза вспомнила, как она в похожем платье шла через особняк мэра, одним своим присутствием вызывая неловкость и недовольство у всех женщин на расстоянии взгляда. «Куда я шла?» Лиза осмотрелась в поисках ответа. Незнакомая улица ни капли не помогла в решении этой загадки. Где я вообще? Что делать? Темнеет. Лиза неторопливо пошла прямо, рассудив, что нет никакого смысла стоять на месте. Она вышла на перекресток и сразу же увидела то, что искала. Красивый разноцветный магазин мороженого. Перед ним на тротуаре расположился прилавок, за которым стояла улыбчивая девочка.

«Кого-то она мне напоминает», – подумала Лиза. Нахмурилась, пытаясь вспомнить. Мысли ворочались лениво и неохотно. Как будто в голове образовался вакуум и электрическим сигналам просто не по чему было передаваться. «Хейли, – вспомнила Лиза. – Она напоминает мне Хейли. Кто такая Хейли?» Лиза встала в очередь за мороженым и предприняла новую попытку вспомнить. Хейли – это девочка за стойкой в холле. Она как будто разматывала клубок ниток. Тянула нить на себя, чтобы… чтобы что? Хейли, стойка, холл, что дальше? Что там еще? Лифт! Она с какой-то теплотой вспомнила, как все время приезжала не на тот этаж.

Цепочка разрасталась, восстанавливались какие-то детали. Головная боль, которую она когда-то ненавидела, теперь казалась чем-то интересным, родным. Это ведь часть ее истории, часть ее жизни!

– Добрый день, мисс! Чего желаете? – Оказывается, очередь перед прилавком с мороженым уже рассосалась.

Лиза посмотрела на улыбчивую девочку. Но она ведь совсем не похожа на… на кого она не похожа? Лиза не могла вспомнить.

– Что желаете? – повторила свой вопрос девушка.

– Я… Малиновое.

Почему малиновое? Лиза вдруг вспомнила, как шла с ним по улице и он купил ей мороженое. Такая красивая пара. Он что-то рассказывает, жестикулируя одной рукой, а она звонко смеется. Лиза нахмурилась. А как его звали? А точно ли это было с ней? Почему-то очень не хотелось терять это теплое воспоминание. Она вцепилась в него, как бы приближая к себе, вглядываясь в лица, насильно фиксируя все в памяти.

– Шесть долларов, – сказала девочка, протягивая рожок.

Лиза уставилась на девушку, не понимая, чего та от нее хочет. Этой секунды хватило, чтобы воспоминание растворилось.

– Ах да.

Лиза полезла в сумочку, достала конверт с деньгами и заглянула в него. Деньги выглядели так непривычно. И так интересно. Лиза достала купюру и внимательно рассмотрела ее. Ей десять лет, к ним приехал папа и подарил ей сто долларов. Она с интересом рассматривает красивую хрустящую купюру. Чуть позже мама отнимет ее.

– Все в порядке, мисс? – с тревогой спросила девушка.

– Да. – Лиза отдала купюру, забрала мороженое и пошла дальше.

– Постойте, мисс, возьмите сдачу!

Лиза не обернулась. Ну конечно, теперь она поняла, что случилось, и хочет вернуть папин подарок! «Мне не нужно ничего, к чему прикасались твои руки! У меня будет миллион таких бумажек, вот увидишь!» Лиза перебежала через дорогу и задумалась. Где я? В голове прозвучал чей-то голос. Зависит от того, куда ты направлялась. Лиза едва не подпрыгнула на месте. Принцип квантовой связанности. Третий курс университета. Как она могла забыть?!

Уверенно повернув вправо, Лиза зашагала по тротуару. Посмотрела на мороженое в руке. Удивленно покачала головой и лизнула. Тут же поморщилась. Ужасно сладкое! Она выкинула рожок в урну и в этот момент поймала взглядом витрину музыкального магазина. Гитары ей о чем-то напомнили, но вот о чем? Нет, нельзя отвлекаться, поняла Лиза. Это испытание! Нужно все время помнить о том, куда я иду. Меня будут заманивать красивыми витринами, приятными воспоминаниями, самой жизнью, но нельзя забывать!

Она посмотрела в переулок. Он выглядел не очень-то здорово. Намного хуже, чем хорошо освещенная яркая улица. Лиза вздохнула и решительно зашагала по переулку. По левой стороне над каменной стеной нависали ветви деревьев. Лиза покосилась на них и сразу вспомнила похороны Парсли. На этот раз она не успела сразу остановить себя. Одна мысль потянула другие. Парсли, вдова, прекрасная и вместе с тем страшная песня. Безумная, неоправданная и необъяснимая любовь… Неужели и это я оставлю позади? Оно ведь уже стало частью меня. А картина, которую я нарисовала на стене? Может, можно взять с собой хотя бы ее? Я ведь не прошу многого! Но где-то в глубине души она понимала, что нельзя. Либо все, либо ничего. По-другому быть не может.

Лиза улыбнулась, повернулась и зашагала дальше. Помнить, куда я иду, помнить, куда я иду! Но это тоже была мысль, и удерживать ее в голове было все труднее. Лиза остановилась и посмотрела на кованые ворота. Вероятно, это вход в какой-то сквер или парк. Ей не хотелось туда идти. Даже этот переулочек казался буйством света и красоты по сравнению с темной аллеей. Лиза с сомнением посмотрела влево и вправо. Может, есть какая-то другая дорога? Так ведь всегда бывает. Какой-нибудь альтернативный вариант. Даже если это не так, то она вернется сюда! Ведь она теперь знает…

Как-то удивительно знакомо зарычал мотор. Лиза повернула голову на звук. В конце переулка, в тени ветвей, тепло светя фарами, стоял «форд-мустанг». Лиза улыбнулась, хотела было помахать рукой, но вдруг поняла, что не знает, чему именно радуется. Она мысленно вернула себя к цели и решительно зашла в парк. Ей показалось, что свет и звук не имеют тут власти, потому что, едва она пересекла ворота, навалились тьма и тишина. Исчез даже привычный, успокаивающий шум города. Как будто Лиза оказалась в настоящем лесу.

Она подняла голову и вздрогнула. Сквозь сплетенные над аллеей ветви деревьев, напоминавшие скрюченные артритом пальцы, просачивался неестественно яркий лунный свет. Когда успело стемнеть? Лиза слушала звук своих шагов по гравийной дорожке. В безмолвной тишине они напоминали стук лопат, врезающихся в землю. Кому-то роют могилу, затаив дыхание и стараясь шагать как можно тише, подумала Лиза. А потом поняла, что ей.

Она замерла, не справляясь с охватившим ее ужасом, задержала дыхание и зажала рот ладонью. Прислушалась. Тут кто-то есть. Ей нельзя выдавать себя. Иначе у нее не будет даже могилы, у нее не будет вообще ничего! Он украдет ее! Лиза боялась даже пошевелить шеей, чтобы не выдать себя шуршанием одежды. Он украдет у нее последнее, что осталось. Вид из окна ее квартиры, кофе в турке, «Пятый круг», Миллер, картину Матисса и даже маму. Хоть она и сволочь, но это же не значит, что воспоминания о ней можно украсть.

Лиза поняла, что не дышит довольно долго и удушье уже становится ощутимым. Любой звук мог выдать ее, и поэтому… Она терпела. Ей хватит власти над собой, чтобы умереть от нехватки воздуха. Эта мысль совсем не пугала – наоборот, казалась выходом. «Я умру, но сохраню себя! По крайней мере, то, что от меня осталось! Этого хватит, чтобы вернуться, чтобы восстановить все». Лиза ждала. Тело безупречно повиновалось. Удушье усиливалось, но это вовсе не было чем-то непреодолимым. Просто сигналом от мозга, который можно было обуздать.

Лиза снова пробежалась по воспоминаниям, как бы пересчитывая свои сокровища, и с удивлением обнаружила воспоминание о тренере по гимнастике. Его жуткие волосатые руки, которые могли делать с ней все, что он захочет, хлесткие удары скакалкой по ногам. Неужели это она хочет вернуть? Нет, но нельзя какую-то часть прошлого выбросить, а какую-то оставить. Если забыть про ад тренировок, то она утратит и вид из окна. Нужно выбирать либо все, либо ничего.

Она опустила руку и сделала глубокий вдох. Этот звук показался ей криком, разорвавшим тишину. Она зашагала по гравийной дорожке, зная, что он слышит ее, что он движется ей навстречу. И если она испугается, то все закончится. Зашумели листья деревьев, как бы приветствуя его и кланяясь перед ним. Поднялся ветер. Странный воющий звук заполонил собой все ее органы чувств. Она видела ветер и слышала его. Лиза титаническим усилием воли подавила желание развернуться и убежать. Она, как мантру, повторяла два вопроса. Где я и куда я иду? Это позволяло осознавать себя и концентрироваться на цели, ради которой действительно стоило оставить все позади.