Текст книги "Картина Сархана"

7

Лиза не ожидала увидеть такого столпотворения. У кладбища были припаркованы десятки, если не сотни машин. Среди них особо выделялись несколько фургонов с логотипами телеканалов. Лиза думала, что они давно канули в Лету. С современными-то технологиями.

Кладбище Лизу разочаровало. Ей казалось, что она увидит нечто помпезное, готическое, сияющее не хуже врат рая. За видавшей виды калиткой действительно было сооружение из красного кирпича, отдаленно напоминавшее портал, но, во-первых, оно явно знавало лучшие времена, а во-вторых, больше походило на фабричное здание. Кое-где даже разрисованное граффити. Была еще одна вещь, которую Лиза не ожидала увидеть, – звезда Давида над воротами. Кладбище, судя по всему, было еврейское.

Лиза вышла из такси и, не зная, куда именно ей нужно идти, пошла просто прямо, справедливо полагая, что надо идти к точке наибольшего скопления людей. Вуаль скрывала лицо, поэтому Лиза могла спокойно рассматривать всех, кого захочет. Не вертя головой, конечно. Как она и ожидала, ее наряд привлекал внимание. То и дело на нее бросали заинтересованные взгляды. В том числе журналисты.

Кто все эти люди? Какое они имеют отношение к Парсли? Ожившая головная боль заставила мысли двинуться в другом направлении: через два часа надо встретиться с курьером.

– Миссис Парсли? – К Лизе подскочил мужчина с микрофоном, видимо приняв ее за вдову.

Лиза молча проигнорировала его и прошла мимо. Он сделал несколько шагов следом, но все-таки успокоился и отстал. Как только Лиза прошла через арку из красного кирпича, показался знакомый силуэт. Саймон стоял чуть в стороне от основной массы людей, привалившись плечом к дереву в лучах заходящего солнца. Лизе показалось, что он специально там встал: надеялся, что кто-то из журналистов заметит роскошный кадр и сделает фото.

Подойдя чуть ближе, Лиза поняла, что Саймон не один. Его фигура скрывала от чужих взглядов женщину в затейливой шляпке. Вероятно, Николь. Лиза неторопливо двинулась к ним, рассматривая собеседников. По жестам Саймона при большом желании можно было догадаться, о чем он говорит. Он делал плавные успокаивающие движения руками и кивал.

Николь, напротив, была очень скупа на жесты, зато даже издалека в шуме толпы были слышны неровные интонации ее голоса. Она иногда будто бы выстреливала каким-то словом. И это абсолютно не сочеталось с ее внешним видом. Не подходившая к кружевному платью ажурная шляпка, перегруженная откровенно плохо выглядевшими рюшками и цветочками, делала Николь похожей на школьницу из младших классов, которая скопила десять баксов и дорвалась до магазина сомнительной бижутерии.

– Это уже перебор! – прошипела Николь.

– Ну, ему все равно, – пожал плечами Саймон.

Он сделал это удивительно красиво. Лиза даже позавидовала. Как можно этот ужасный жест сделать таким… снисходительно-возвышенным, что ли?

– Саймон, Николь. – Лиза подошла к ним и кивнула.

– Ого! Я думала, что это вдова Парсли идет! – удивилась Николь. – Даже не буду спрашивать, как ты успела! Ты из каких соображений так вырядилась?

– Думаю, мисс Ру могла бы задать тебе тот же вопрос, – усмехнулся Саймон.

Николь посмотрела на него с подозрением:

– Зря стараешься!

– О чем вы говорили, когда я подошла? – спохватилась Лиза. – Что там за перебор?

– А что тут не перебор? – усмехнулся Саймон, обведя рукой все происходившее. – Речь шла о мадам де Йонг.

– Она была мадам, когда ты пешком под стол ходил, – выстрелила Николь.

– А что с ней не так? – уточнила Лиза.

Саймон молча, движением бровей и едва заметным кивком указал куда-то за спину Лизы. Она обернулась. Метрах в ста от них, тоже отдельно от основной массы людей, стояла Абигейл де Йонг. Какой-то журналист беседовал с ней на камеру. Слов Лиза не слышала, зато хорошо видела, что героиня сюжета выглядит намного лучше, чем во время их последней встречи. Женщина будто бы помолодела. Закрытое длинное платье делало ее похожей на гувернантку из фильмов про Англию прошлого века.

– А что она сделала? – спросила Лиза.

– Торгует лицом, – коротко пояснил Саймон.

– Я бы назвала это пляской на костях, – возразила Николь. – Она готова дать оценку творчеству Парсли, Сархана – да хоть самого Господа Бога, если у нее об этом спросят. Там уже целая очередь из журналистов. Бабка дает жару. Не удивлюсь, если окажется, что она близко общалась с покойным и знает о нем что-нибудь эдакое!

– Ему уже все равно, а ты-то чего завелась? – спросил Саймон.

– Ненавижу проституток! – прошипела Николь.

Лиза снова мысленно похвалила себя за выбор шляпы с вуалью.

– И ладно бы она была честной проституткой, но, когда эта бабка была никому не нужна, она делала вид, что бьется за искусство и презирает массовую культуру. А как только появился шанс, кинулась торговать лицом!

– У тебя тоже был шанс, – заметил Саймон. – Ты сама журналистов послала. Кстати, слишком уж грубо.

– Я лучше сдохну никем, чем буду перед камерой тем, кем не являюсь! – парировала Николь. – Надеюсь, ты тоже. Лучше отойди от меня подальше, если у тебя другая позиция.

– Я актер, я всегда тот, кем не являюсь.

– Ты нормальный актер, – нехотя сделала ему комплимент Николь, – ты всегда тот, кем должен быть.

– Ты смотрела мои спектакли? – удивился он.

– Так, некоторые. Да и те в записи. Пыталась понять, что ты за человек.

– То есть анализировала в надежде найти какую-нибудь подсказку для поиска Сархана? – уточнила Лиза.

– Да, – спокойно согласилась Николь. – Я, кстати, думаю, что, раз уж мы все собрались на похоронах, нам нужно поговорить.

– Все? – уточнила Лиза.

– Джонсон там. – Саймон повторил свой – теперь уже, без сомнения, фирменный – кивок. – Говорит с каким-то чиновником. По крайней мере, мне кажется, что он чиновник.

– О чем? – Лиза не стала поворачиваться, чтобы посмотреть.

– Не знаю.

– Спорим, он под шумок выбивает какой-нибудь контракт? – усмехнулась Николь.

– Миссис Парсли? – К ним подошел какой-то журналист.

– Вы ошиблись, – довольно холодно ответил Саймон.

– Исчезни, урод, – фыркнула Николь.

Лиза почти не была с ней знакома, но сейчас отчетливо поняла, что девушка чрезмерно груба. А Саймон слишком уж артистичен.

– Почему вы пришли на похороны? – спросила Лиза.

– По той же причине, что и ты! – выстрелила Николь. – Чтобы даже тень подозрения на себя не бросить.

– Хм… Я просто по приглашению, – слишком уж явно соврал Саймон.

– Все-таки ты хреноватый актер, – заключила Николь. – Местами. Без обид.

Саймон только пожал плечами и вздохнул. Лиза могла поклясться, что этот незамысловатый жест проложил между ним и Николь какой-то мостик. Они как будто бы уловили что-то такое, что ей недоступно.

– Прощания не было или нас на него не позвали? Как вообще проходят похороны в иудейской традиции? – зачем-то спросила Лиза.

– Не знаю. – Николь покачала головой. – Может, ничего такого у евреев и нет. Хотя я не удивлюсь, если Парсли написал целую инструкцию «Как меня правильно хоронить» и запретил проводить прощание.

– Почему ты решила, что мэр стал бы этой инструкции следовать? – поинтересовался Саймон. – Думаешь, у них в семье такие хорошие отношения?

– Понятия не имею. В этой истории вообще все ненормально. И кстати, если прощания не было, то это очень символично. Ушел не прощаясь.

– Банальная метафора получилась, – глядя куда-то поверх головы Лизы, сказал Саймон. – Кажется, начинается.

Люди стали собираться в еще более плотную массу, началось движение у входа на кладбище. Лиза посмотрела на де Йонг. Та с плохо скрываемым разочарованием наблюдала за тем, как все внимание журналистов переключается на кладбищенские ворота.

– Ты видишь? – каким-то странным тоном спросил Саймон.

– Ого! – только и сказала Николь.

Лиза посмотрела в том же направлении. Похоронная процессия уже двинулась от кирпичного здания. Шесть человек несли гроб. Лиза присмотрелась. Что же там такого? И кажется, догадалась. Гроб несли пять мужчин и одна женщина. Вдова, вероятно. Лиза не могла быть уверена, она видела ее сбоку, лицо женщины скрывала вуаль.

– Как-то это… – протянула Николь, – неправильно.

– На этих похоронах все неправильно, – со вздохом ответил Саймон. – Но это и вправду… жутко.

– Как ты думаешь, она его настолько любит, что наплевала на все правила, или настолько ненавидит, что хочет лично уложить в могилу?

Лиза не отрывала взгляда от хрупкой фигуры вдовы под огромным по сравнению с ней черным лакированным гробом. Боль буквально взорвалась в голове. Лиза зажмурилась.

– Пойдем? – неуверенно спросил Саймон.

– Нет, будем тут стоять. – Николь фыркнула и двинулась за процессией.

Лиза сделала шаг следом, и у нее тут же закружилась голова. Лиза покачнулась, Саймон аккуратно поддержал ее под локоть. Всего на секунду, но именно тогда, когда это было необходимо. Лиза посмотрела на него, но он смотрел вперед, будто бы не придав значения произошедшему.

– Где Миллер? – обернувшись, спросила вдруг Николь.

– Не знаю… – Саймон стал оглядываться. С высоты своего роста он мог смотреть поверх большинства голов.

Лизе наконец удалось собраться, хотя теперь у нее неприятно дрожали колени. Она глубоко дышала, неторопливо идя вперед.

– Да нет, не может быть, – возразила своим мыслям Николь.

– Ну, мы не можем быть уверены. – Саймон, видимо, понимал, о чем она думает.

Лиза снова удивилась их способности общаться без слов. Будто им было лень говорить то, что можно передать мысленно.

– У танцоров нет мозгов. – Николь, судя по тону, не оскорбляла, а констатировала факт. – А такое без мозгов не провернуть.

– Она хореограф, – поправил Саймон. – А мозгов нет у басистов.

– Им и не надо, – спокойно пожала плечами Николь. – В любом случае не верю!

– Это я должен был сказать, – покачал головой Саймон.

Процессия медленно двигалась по кладбищу. Лиза смотрела в спину впереди идущего, сравнивая себя с усталой лошадью, которая пытается не сбиться с пути. Ее собеседники чуть-чуть отстали, стараясь высмотреть Анну Миллер. Рассеянные до этого по кладбищу люди превратились в длинную плотную толпу, которая каким-то чудом вынесла к троице Абигейл де Йонг. Ее несколько скрипучий голос раздался за левым плечом Лизы.

– Мистер Кокс, мисс Кортез, – сдержанно, но со скрытым ликованием поздоровалась она.

Лиза поняла, что де Йонг либо не узнала ее из-за вуали, либо просто не заметила, и нашла этот эксцесс прекрасной возможностью ничего не говорить, экономя силы для борьбы с головной болью и трясущимися коленями. Будто этого было мало, Лизу вдобавок стало мутить. В глазах как ожогом отпечаталась фигура женщины, несущей гроб.

– Добрый день, – как-то неуместно поздоровался с де Йонг Саймон.

– Вон она! – выпалила Николь, игнорировавшая Абигейл. – Выгружается из машины!

Лиза не стала оборачиваться. Видимо, Анна Миллер все-таки приехала на похороны. И это сделало предсмертную записку Парсли абсолютно бессмысленной. Кому нет места на его похоронах? Кому угодно.

– А где же наша загадочная мисс Ру? – спросила де Йонг.

Лиза буквально спиной почувствовала, что Николь и Саймон переглянулись. Потом Кокс ответил:

– Где-то здесь наверняка.

– Вы думаете, что она Сархан? – серьезно спросила Николь.

Де Йонг какое-то время молчала. То ли обдумывая ответ, то ли пытаясь понять, в чем причина такой резкой смены отношения. Минуту назад Николь ее игнорировала, а теперь интересуется мнением. Нет ли в этом какого-то подвоха? Издевки? Потом де Йонг, видимо, все-таки решила, что ей показалось, и ответила:

– Я не знаю. Она не выглядит человеком, способным устроить такую мистификацию, но никого другого, более подходящего на эту роль, я не вижу.

– Почему? – искренне удивился Саймон. – Почему не мистер Джонсон, например?

– Бросьте, – каркнула де Йонг. – Он архитектор, а не художник. Для такого нужен хотя бы вкус.

– А у мисс Ру он есть? – с едва уловимой насмешкой поинтересовалась Николь.

– По крайней мере, ничего не говорит о том, что его у нее нет. Хотя…

– Что? – Николь будто заманивала добычу в силки.

– Вы видели, как она одевается? С ее-то цветом лица! Если бы я в ее возрасте выглядела так…

– То, вероятно, не стали бы завистливой старой девой. – Николь хохотнула так громко, что обратила на себя внимание окружающих.

Де Йонг ничего не ответила. Через несколько секунд Николь еще раз хохотнула, но в этот раз потише.

– Ты видел ее рожу?

– Это было слишком грубо, – едва сдерживая смех, ответил Саймон, – но почему-то смешно!

Лиза слышала сзади странное шебуршание и сдавленные смешки Николь.

– Черт, прекрати, на нас смотрят! – едва сдерживая смех, попросила та. – Боже, Лиз, ты должна это увидеть!

Лиза обернулась и тоже едва не расхохоталась. Саймон важно вышагивал рядом с Николь, выпятив грудь, он задрал подбородок и так скривил лицо, что стал действительно походить на де Йонг. Причем почему-то беззубую. На них кто-то зашипел. Саймон мгновенно сдулся. Николь зажимала рот рукой, Лиза тоже еле сдерживала смех. В этот момент все окружающие звуки стали затухать, шум толпы исчез, обнажив нараставший гул. Гул перерос в пение! Мужчины, которые несли гроб, запели а капелла какую-то невероятно сложную, многоголосую песню.

– Твою-то мать… – удивленно протянула Николь.

Громкость песни нарастала, ничуть не меняя своей сложной структуры. Лиза почувствовала, как вибрирующие низкие голоса отдаются у нее в груди, где-то в солнечном сплетении. Лиза не знала языка, на котором исполнялась песня, но по мотиву или каким-то еще признакам догадалась, что она ирландская, точнее сказать, кельтская.

Процессия остановилась, люди начали переминаться с ноги на ногу. Лиза чувствовала, как песня, с одной стороны, будто бы наполняет ее, накрывает с головой, как волна, а с другой стороны, вымывает из нее все чувства. Каждая следующая волна оставляла в ней все меньшее нее самой, обнажая какую-то гулкую, болезненную пустоту. Не прекращая петь, мужчины стали опускать гроб в могилу. Вдова сделала шаг в сторону, встав у головы покойного, и вдруг тоже запела.

Сильный, гибкий, натянутый как струна голос хлестнул по людям, оставляя шрамы на сердцах. Так могла звучать страшная, невыносимая, просто безумная скорбь. Лиза уже не слышала голосов мужчин, все ее сознание сузилось до одной звенящей струны. Лизе казалось, что вся ее жизнь – это попытка идти по этой струне. Лиза чувствовала, что происходит с вдовой. Та скорбела, хоть и ненавидела эту песню. Не хотела петь, но, начав, отдалась песне целиком, истекала кровью от этой песни и делала это сознательно.

Лиза вдруг вспомнила тот вечер и приказ Парсли: «До дна!» Песня нарастала, струна грозила порваться. Лиза нашла в себе силы посмотреть на вдову. Та давилась песней точно так же, как Лиза тем злосчастным вечером давилась кофе, и в то же время все было иначе. Никто в мире не заслуживает, чтобы его любили так, как любит вдова, подумала Лиза.

Песня оборвалась. Повисла тишина, обнажив шум ветра и щебетание какой-то птицы. Последние лучи солнца растворились в наступавшем мраке. Мужчины стояли по сторонам могилы, в которую уже опустили гроб. Один из мужчин аккуратно поддерживал вдову под локоть. Лизе показалось, что, если бы он этого не делал, она бы рухнула в могилу. Мужчины взялись за лопаты. Первый ком земли бросила в могилу миссис Парсли.

– То есть отпевать его не будут? – в полной тишине шепотом спросила Николь. – Священника вообще нет.

– Дай Бог каждому такое отпевание, какое устроила вдова этого… Парсли, – прошипел Саймон.

Лиза вдруг поняла, что в нем пробудилась странная ненависть к покойнику. И совершенно не понимала почему. Сама она была абсолютно опустошена. Лиза осторожно посмотрела по сторонам. Остальные гости пребывали то ли в шоке, то ли в шаге от него.

– Ты заметил, – спросила Николь у Саймона, – что мэра на похоронах нет?

– Боже, да уймись ты со своими поисками Сархана! – прошипел Саймон.

– Я не это имела в виду… Но теперь интересно…

– Да помолчи ты!

Саймон отошел подальше от Николь. Лиза посмотрела на него. Он удивительно напряженно наблюдал за тем, как закапывают гроб. И делал это как бы не глазами, а всем телом. Люди стояли, совершенно не понимая, чего ожидать. На этой церемонии все было не так, как обычно. Абсолютно все, буквально каждая деталь. Из толпы вышел сухощавый мужчина с папкой, сделал несколько шагов вперед, развернулся. Прочистил покашливанием горло и голосом, звучавшим убого, хило, жалко и просто некрасиво после того, что все слышали пару минут назад, объявил:

– Согласно завещанию покойного мистера Парсли, я должен довести до присутствующих его последнюю волю! Цитирую! – Мужчина открыл папку и заглянул в нее, подслеповато щурясь – видимо, сказывался недостаток света. – Все, что у меня есть, получит тот, кто найдет Сархана! – Мужчина захлопнул папку. Постоял пару секунд и добавил: – Это все!

По толпе прошла ощутимая волна возбуждения. Лиза посмотрела на вдову. Она молча стояла у еще не до конца засыпанной могилы.

– Это все приобретает нездоровый оттенок. – Николь вздохнула. – Сейчас журналисты раструбят новость, и все кинутся бороться за наследство Парсли.

– Не кинутся. – Лиза повернулась и посмотрела на часы.

– Почему?

– У него ничего нет. Кроме, возможно, костюма, в котором его похоронили. А еще завещания составляются не так, но это детали.

– Во-первых, ты не можешь быть в этом уверена, во-вторых, не все думают так же. Фигура зятя мэра надежно заслонит образ безденежного писателя.

Лиза внимательно посмотрела на Николь. У той изменилась не только речь, но и лицо: девушка явно пребывала под впечатлением от песни.

– Я синестетик, – вдруг сказала Николь, как будто отвечая на вопрос, который Лиза не задала. – Я вижу звуки. Почти буквально. Это какая-то сложная штука, но суть в том, что в моем мозгу, когда я слышу звук, раздражаются еще и какие-то визуальные… точки.

Лиза вдруг ощутила зависть. И сама ей удивилась.

– И как это выглядело?

– Как северное сияние.

Девушки замолчали. Лиза зачем-то повернулась, будто бы надеясь увидеть то, о чем говорила Николь. Но, конечно, не увидела. Зато увидела Саймона. Он что-то говорил вдове. Невозможно было понять, о чем идет разговор и заинтересована ли в нем женщина. Она смотрела, кажется, на могилу. В какой-то момент коротко кивнула. Саймон повернулся и пошел к Лизе и Николь.

– Пойдемте? – спросил он у них. – Нужно найти остальных и поговорить.

– О чем? – не поняла Лиза.

– О Сархане.

– Нет, – покачала головой Николь, – не о чем тут разговаривать.

– Но ты же хотела его найти!

– А теперь не хочу. Парсли сделал удивительную штуку. Своим завещанием он превратил разгадывание муторной, но интересной загадки в банальную пляску на костях. Теперь все будут бороться за наследство, понимаешь?

– Но мы-то это делаем не ради наследства! – возразил Саймон. – Да и какая тебе разница? Или тебе главное не быть как все?

Николь помолчала, потом указала на собеседника пальцем.

– Вот ты чего ради собираешься искать Сархана?

– Э-э… – Саймон растерялся.

– А ты? – Николь перевела палец на Лизу.

– Я обещала. – Она формально не соврала.

– А я вам вот что скажу. Сархана искать нельзя. Его поиски – это шоу. Причем чем дальше, тем оно дерьмовее. Вот есть первый слой фотографии, на нем банальнейший сюжет с семью смертными грехами. Не делайте вид, что вы эту версию не рассматривали. Сархан всех нас за эти грехи и зацепил. Мы их сами и демонстрируем, углубляясь в поиски, понимаете?

– Не совсем, – протянул Саймон.

– Не ври! – рубанула рукой Николь. – Ты знаешь, что тобой управляет. И если бы Сархан не был прав, то ты бы пожал плечами и прошел мимо! Но ты пошел на поводу у своего греха и стал искать! И чем дальше, тем глубже ты падаешь! Опять скажешь, что не понимаешь?

– Не скажу. – Саймон отвел глаза.

– И тебе я советую завязывать с этим, – обратилась Николь к Лизе, – или закончится все примерно так же. – Она указала пальцем на могилу.

– Думаешь? – спокойно спросила Лиза.

– Тут думать бессмысленно. Неужели ты не видишь? Все эти тысячи переплетающихся значений, деталей и отсылок на фотографии нужны только для одного. Чтобы твой мозг, подстегиваемый одним из грехов, носился, как голодная свинья по лабиринту. А ты бы в это время разлагалась!

– Ты перегибаешь, – аккуратно заметил Саймон, – не надо нагнетать.

– Да иди ты в задницу! – вдруг зашипела Николь, но голос у нее почему-то дрожал. – Можем начать делать ставки, кто следующий!

Лиза поняла, что Николь вот-вот разревется. Было непонятно, что с этим делать, поэтому Лиза просто стояла и смотрела. Саймон спокойным, удивительно органичным, не вызывающим неловкости жестом коснулся плеча Николь и как будто разрядил ее.

– Ты как?

– Что-то я переволновалась! – Николь стала махать руками себе на глаза, словно пыталась высушить подступающие слезы. – Вот ведь, а…

Лиза же думала о двух вещах: о курьере и о завещании Парсли. Дословно прозвучало так: «Все, что у меня есть, получит тот, кто найдет Сархана». Но что это может быть? Действительно деньги или речь о чем-то другом?

– Я не помешаю?

Все трое повернулись на голос. К ним неторопливо подходил Джонсон. За ним шли де Йонг и Миллер.

– Мне кажется, нам нужно обсудить сложившуюся ситуацию.

– Может, хотя бы не тут? – предложил Саймон, кивком указав на могилу. – Давайте поговорим в другом месте.

– Поддерживаю! – продолжая обмахивать ладонями влажные глаза, сказала Николь.

– Ну… Если никто не против, – развел руками Джонсон. Хотя было видно, что ему не хочется, едва придя сюда, идти в другую сторону.

– Добрый вечер, – невпопад поздоровалась со всеми Миллер.

Де Йонг молча остановилась, замкнув небольшой кружок. Она пару раз стрельнула глазами в сторону Лизы, видимо поняв, какую оплошность допустила недавно, но ничего не сказала. Со стороны, вероятно, они смотрелись как заговорщики, собравшиеся после заката у свежей могилы. Лиза только сейчас поняла, что кладбище в это время дня наверняка должно быть закрыто.

– Извините, но я тороплюсь, – сказала Лиза, пока не начался гвалт.

– Подождите! – растерялся Джонсон. – Несколько минут у вас наверняка найдется.

– Мне через час нужно быть в городе, – покачала головой Лиза.

– Я вас подброшу, – предложил Саймон.

– Спасибо, не нужно, – отказалась Лиза.

– Мы будем дольше препираться, чем обсуждать все, что хотели, – как бы между прочим заметила де Йонг.

– Мы ведь в любом случае не будем разговаривать тут, поэтому предлагаю пойти к парковке, а по дороге поговорим. – Саймон смог более-менее урегулировать ситуацию и сделал приглашающий жест.

Лиза с удовольствием двинулась в указанном направлении. Саймон последовал ее примеру. Остальные волей-неволей пошли за ними. Темнело стремительно, и все вокруг становилось откровенно зловещим. Особенно разбитая дорога среди длинных рядов могил, некоторые из которых явно были давно заброшены.

– Что вы хотели обсудить? – глянув на часы, поинтересовалась Миллер.

Лиза обратила внимание на то, что одета она совсем не для похорон: спортивные штаны, куртка, – такое ощущение, что Миллер решила приехать в последний момент.

– Я предлагаю объединить наши усилия в поисках Сархана. – Джонсона явно смущало то, что он вынужден презентовать свою идею на ходу, но выбора ему не оставили, и он подслеповато поглядывал под ноги, чтобы в темноте не споткнуться обо что-нибудь, при этом посматривая на лица тех, кто шел рядом с ним. – Как вы понимаете, Сархан – это человек, которого знает каждый из нас. Нам нужно собраться, выяснить, кто…

– Не сработает, – в один голос сказали Саймон, Лиза и Миллер.

Все трое переглянулись, как бы приглашая друг друга продолжать. В итоге продолжила Анна:

– Попытка вычислить общих знакомых ни к чему не приведет. Человек не может вспомнить всех, кого он когда-либо видел, вот и все. Тут должен быть какой-то ключ. Если эта головоломка вообще имеет решение.

– Бросьте, нет никакого Сархана, – отмахнулась де Йонг, внимательно глядя под ноги. У Лизы возникло ощущение, что зрение у старухи ни к черту. – Все, что происходит, – это всего лишь финансовые махинации Хёста. Он наращивает стоимость талантливой, но далеко не самой удачной с многих точек зрения работы.

– Это не значит, что Сархана не существует, – возразил Саймон. – Кстати, в предсмертной записке Парсли написал, что…

– Он мог написать что угодно! – перебила де Йонг. – На то он и писатель! С чего вы решили, что он знает, кто такой Сархан?

– Кстати, – задумчиво протянула Николь. – Он написал, что Сархану нет места на его похоронах, а Хёста на них не было.

– Да с чего бы ему тут быть? – удивилась де Йонг. – Кто ему Парсли? Зачем ему сюда приходить?

Но мысль Николь, судя по всему, возымела какое-то действие. Все задумались.

– Это, кстати, многое бы объяснило, – протянул Джонсон. – Сам придумал Сархана, сам якобы покупал его работы, сам довел все это до кульминации… И на всем этом заработал кучу денег. На фотографии могла быть любая ерунда, с таким пиаром можно обойтись без таланта. Понимаете, о чем я?

– Но талант там есть. – Де Йонг как будто выдавила это признание из себя. – Не думаю, что мистер Хёст на такое способен. Скорее всего, у него есть в запасе какой-нибудь неизвестный миру самородок. Если Сархан существует, если это не коллективный проект, то допускаю такой вариант. Но это точно не сам Хёст.

– Пока это все не приближает нас к отгадке, – оборвала рассуждения Миллер. Судя по тону, она тоже куда-то торопилась. – Давайте говорить о том, что может помочь. Например, можем ли мы быть уверены в том, что Сархана нет среди нас?

– Да, – в один голос заявили Николь и де Йонг.

– Нет, – сказали все остальные.

– Так, стоп! – выстрелила Николь. – Это все бессмысленно! Начнем с того, о чем мы все молчим!

Повисла тишина, нарушавшаяся только шагами.

– Вас реально не волнует, что из-за этой истории человек совершил самоубийство? Вы вообще не думали, что это часть плана?

– Дорогуша, такое случается с писателями, – соболезнующе, будто разговаривая с душевно больной, возразила де Йонг. – И все это шоу, скорее всего, не имеет никакого отношения к самоубийству.

– Да?! А если держать в голове, что фотография символизирует семь смертных грехов? Теперь-то несложно догадаться, что Парсли – это гордыня. И он с ней не справился! Не смог жить с тем, что Сархан сделал его частью своей… своего перформанса!

Де Йонг набрала воздуха, чтобы что-то сказать, но ее опередил Джонсон:

– В этом, конечно, виден символизм, я с вами соглашусь, но, мне кажется, вы перегибаете палку. Все-таки объективно не было причин для такого поступка.

– А больше нет ничего объективного, – как бы рассуждая вслух, заметила Миллер.

Все тут же затихли и прислушались. Анна, вероятно, уловила мысль, которую никто не высказал.

– Это прозвучит странно, я думаю… – Миллер, кажется, смутилась, – но все мы стали… объектами искусства в тот момент, как Сархан сделал фотографию. Как бы мы к этому ни относились, с чем бы ни спорили, мы теперь… шедевры в некотором смысле. – Миллер посмотрела на шедших рядом, словно в поисках поддержки. – Понимаете? – продолжала она. – Как, например, «Мона Лиза».

Лизу передернуло то ли от подувшего прохладного ветра, то ли от сравнения.

– И «Николь» Габриеля Домерга, – усмехнулась де Йонг, – «Давид и Абигейл» Шонмана. Больше совпадений с ходу не назову.

– Мисс Миллер имеет в виду не конкретные картины, – зачем-то пояснил Джонсон. – Просто речь о том, что объективная реальность в некотором смысле…

– Что нас выдернули из нее, – подсказал Саймон. – Одним движением руки.

– Чушь! – возразила де Йонг. – Вот она я! Я не какое-то там произведение искусства, я человек!

– Ну, во втором мы не можем быть уверены, – протянула Николь.

– Я бы попросила!

– Остановитесь! – загасил ссору Саймон. – Давайте просто решим, что делать дальше.

– Я даже предмета разговора не понимаю! – всплеснула руками де Йонг. – Мы просто пойдем по домам. А завтра проснемся и будем делать то, что делали всегда.

– Вы уверены? – серьезно спросил Джонсон. – Вы не всегда раздаете интервью на могилах, ваши картины не всегда разлетаются как горячие пирожки, вы не всегда так востребованы просто потому, что вы – это вы. Я не хочу никого обидеть, но давайте признаем: никто из нас сам не добился и десятой части обрушившейся на нас славы.

Поспорить с этим не мог никто. Более того, все прекрасно понимали, что эта слава не результат упорной работы или таланта, но обстоятельство, свалившееся с неба.

– Он играет в Бога, – сказала Миллер, – понимаете?

– Пока мы рисовали картины, играли музыку и так далее, он создал целый мир. Он создал нас, как произведения искусства! Неделю назад наша жизнь была совсем другой. В некотором смысле мы сами были другими, – поддакнула Николь. – Теперь вы собираетесь и говорите: а давайте схватим Бога за хвост? Вам не кажется, что это кончится так же, как у Парсли?

– Вы сами сказали, что Парсли не справился со своей гордыней, – заметил Джонсон, а потом добавил: – Если уж мы рассуждаем в божественных категориях.

– А что, всем остальным бояться нечего? – фыркнула Николь. – Ни у кого грехов больше нет?

– Да успокойте эту фанатичку! – возопила де Йонг. – Или через неделю она кого-нибудь на костре сожжет!

– Ведьму, например! И знаешь, кто у меня на примете? – вызверилась Николь.

– Не захлебнись ядом! – парировала Абигейл.

– Остановитесь!

Лизе стало дурно. Все это походило на какой-то групповой психоз. Такое вообще бывает?

– Ладно, если от этого вам станет легче, – продолжал тем временем разговор Джонсон, – давайте рассмотрим ситуацию с философской точки зрения. А потом перейдем к обсуждению конкретных действий. В некотором смысле мы стали произведениями искусства, в некотором смысле наша жизнь изменилась, но…

– Не в некотором, а в прямом! – возразила Николь.

– Хорошо, – успокаивающе согласился Джонсон, – пусть будет так. Но что это, в сущности, меняет? Я как искал Сархана, так и продолжу этим заниматься.

– Да нет никакого Сархана! – снова всплеснула руками де Йонг. – Это все проект Хёста!

– Забавно, – заметила Миллер, – это звучит как проповедь воинствующего атеиста.

– Ну, приехали, – вздохнул Саймон. – Кажется, надо признать, что независимо от того, существует ли Сархан на самом деле, он оказывает на всех нас влияние.

– Тоже религиозная риторика, – усмехнулась Миллер.

– Мы так ни к чему не придем, – покачал головой Джонсон.

– Уже пришли, – возразила Николь. – К парковке.

Они действительно вышли на парковку. Причем неожиданно. Видимо, все были так увлечены разговором, что не сразу это заметили. Лиза достала из клатча телефон и обнаружила, что он не реагирует на нажатия кнопок. Очевидно, сел аккумулятор.

– Мне пора, – сказала Миллер.

– Подождите! – заволновался Джонсон. – Так как насчет того, чтобы совместно искать Сархана?