Текст книги "Картина Сархана"

Парсли действительно понял, кто такой Сархан, но он говорил не о человеке. Люди его мало интересовали. Парсли обращался к Богу. Вот уж кому действительно не было места на его похоронах. Всю свою жизнь Парсли хотел ломать его игрушки просто за то, что Бог сделал его таким. Он не мог смириться и принять ни свой садизм, ни свою способность чувствовать. И наверное, никто бы не смог. Безумный, безвыходный замкнутый круг. Чем больше он причинял боли, тем больше чувствовал ее сам. Наверное, другого выхода действительно не было – только разорвать этот порочный круг.

Лиза шмыгнула носом, сделала шаг назад и посмотрела на рисунок глазами вдовы. Пожалуй, нет человека, который достоин ее любви больше, чем он. И нет человека, который нуждался бы в ней больше, чем он. Каждый день он просыпался только для того, чтобы спуститься в ад, а потом возвращался оттуда, чтобы рассказать об этом. Чтобы описать его и позволить людям соприкоснуться с ним. Возможно, чтобы предостеречь. А может, он писал просто для того, чтобы не сойти с ума.

И его жена прошла этот путь вместе с ним. Да, он делал ей больно, но и сам тонул в той же боли. Он хотел прогнать ее, говорил, требовал, увещевал. Но она видела все в его глазах. Она обнимала его и отправлялась в ад вместе с ним.

Слезы высыхали. Лиза поняла, что безумие закончилось. Резко, без предупреждения. Просто возникла приятная усталость и опустошенность. Она вытерла остатки слез и посмотрела на рисунок. На этот раз своими глазами. Ни одной ровной линии. Какие-то рваные, не связанные между собой полосы, штрихи и черт знает что. Это вообще не рисунок.

Лиза устало рассматривала испорченную стену. Почему это минуту назад казалось ей картиной? Это был Парсли на балконе. Она даже не спрашивала себя, почему ей взбрело в голову рисовать этого морального урода на своей стене. Лиза устало поплелась в спальню. Дальше так продолжаться не может. Ее жизнь летит в пропасть, а сама она вполне ощутимо сходит с ума.

Она зачем-то взяла телефон и сняла его с авиарежима. Некоторое время тупо смотрела на экран. Кажется, сработало. Ей пришло сообщение:

Есть важный клиент. Ты срочно нужна.

Лиза усмехнулась. Она наблюдала за тем, как в ней нарастает ярость. Что-то красно-черное рванулось от плеч и стремительно, как пожар, охватило все тело. Лиза хохотнула, почему-то скопировав Николь, и быстро написала ответ:

Ну так обслужи его!

Потом отбросила телефон и рассмеялась. Пусть все горит огнем! Вся ее жизнь! Не так уж она хороша, чтобы ей дорожить. Лиза поняла, что больше не может сидеть на одном месте. Она вскочила на ноги и пошла в гостиную. Зацепила торшер, тот упал, лампочка лопнула. Лиза посмотрела на торшер с озорным презрением. Как будто это был пьяный товарищ, не выдержавший попойки. Свалившийся в первый же час.

Лиза взяла торшер, сдернула с него абажур и пару раз махнула получившейся палкой, извлекая из воздуха приятный свистяще-гудящий звук. Потом окинула взглядом гостиную и с сожалением отметила невероятный минимализм интерьера. Просто нечего разнести. Разве что светильники, но потом придется ходить по стеклу. Она покрутилась на месте, думая, чем бы еще себя занять. Ей очень понравилось это движение. Она крутанулась еще раз и еще. А потом раскинула руки и закружилась.

Гостиная смазалась, превратившись в калейдоскоп нечетких линий. Особенно красивой оказалась картина, сильно выделявшаяся на фоне сдержанных цветов интерьера. Лиза стала ускоряться. Внутри все еще бурлила ярость, так и не нашедшая выхода. Но если раньше она охватывала все тело, то теперь скопилась возле горла. Лиза запела первую пришедшую в голову песню. Это было что-то детское, абсолютно дурацкое и бессмысленное, зато ритмичное. Она с некоторым удивлением слушала свой голос и ускоряла вращение.

Гостиная мелькала все быстрее, кровь прилила к рукам, и те неприятно покалывало, а ноги уже начинали заплетаться. Вскоре все изменилось. Ритм песенки совпал с вращением тела. Ей удалось уловить хрупкий баланс. Она превратилась в волчок. Голос стал меняться. Из песенки стали пропадать слоги и даже целые слова. Текст утратил смысл, превратившись в набор ритмичных звуков. Это происходило само собой, никаких размышлений не требовалось. Просто отсекалось все лишнее.

Детская песенка превратилась в мантру, а сама Лиза в дервиша, исполняющего танец. Она как будто бы видела себя со стороны и одновременно чувствовала все, что происходит с телом. И первая же мысль о том, что это невозможно, выбила ее из равновесия. Песня прервалась. Вестибулярный аппарат такого не простил. Перед глазами все кружилось, Лизу повело в сторону, и она наткнулась на диван. Повезло, подумала Лиза, а могла бы и в панорамное окно выйти.

Ее тошнило. Но добраться до туалета она бы не смогла. Лиза стала глубоко дышать, стараясь заглушить ощущение свежим воздухом, но это не очень помогало. Да к черту, подумала она. И намеренно перестала избегать тошноты. В каком-то смысле поступила наоборот. Сфокусировала все свое внимание на том, как именно она это чувствует. Где находится тошнота, как ощущается.

Лизе в одно мгновение представилась Миллер. Оказывается, она видела ее задолго до встречи на приеме. Она встретила девушку на работе. Тогда она была с едва ли не самым первым своим клиентом. Лизу буквально тошнило от вида этого мужчины. Она улучила момент, чтобы спрятаться от него и перевести дух. Чуть ли не вбежала в туалет и распахнула ближайшую кабинку. Там-то она и встретила Миллер. Ту рвало. Причем как-то… неестественно, что ли? Лизу эта картина почему-то завораживала, она стояла и смотрела. Миллер обернулась на секунду и зло послала ее ко всем чертям. Вот такая первая встреча, мысленно усмехнулась Лиза.

Тошнота, как ни странно, уже прошла. Она села на диване и бессмысленно уставилась на город. Все рушится. На этот раз окончательно. Бесповоротно. Рановато она послала шефа. Контора как раз таки могла оказать необходимое содействие. Может, извиниться? Или сказать, что не туда написала, перепутала номер? Нет, в такое не поверят. Сказать честно, что она была в расстроенных чувствах? Может, поймут? Лиза покачала головой. Нет, к черту все это!

Зазвонил телефон. Что это, если не рука Провидения?

– Алло.

– Мисс Ру… – Том, кажется, настолько удивился тому, что она взяла трубку, что тут же растерялся.

– Да. Извините, это очень нагло с моей стороны, но мне нужна помощь! – тут же выпалила Лиза.

– Хм…

– Пожалуйста! – Она уловила ноющие, но милые интонации собственного голоса.

– Какого рода помощь? – обреченно вздохнул Том.

– Вы ведь наверняка в курсе, где находится Саймон? Вы же можете с ним как-нибудь связаться? Отправить к нему юристов и…

– П-подождите, мисс Ру! Подождите! Почему бы вам просто не обратиться к адвокату и…

– Мне почему-то кажется, что через вас все это будет намного быстрее и эффективнее! И… ну, вы первый, кто пришел мне в голову. Вы позвонили в очень удачный момент.

– Успокойтесь. Вы хотите вытащить из тюрьмы Саймона Кокса? – Голос журналиста звучал спокойно и даже убаюкивающе…

– Да!

– Сейчас посмотрим, что можно сделать. Дело в том, что…

15

Лиза не поняла, что ее разбудило. Просто вдруг осознала себя бодрствующей. Более того, она не ощущала плавного перехода от сна к яви. Сон вроде бы и не отступал, мозг не осознавал новую реальность. Лиза не стала открывать глаза.

Какое-то чувство не давало ей этого сделать. Лиза сосредоточилась на этом чувстве. Смятение? Сомнение? Растерянность? Она не понимала, что с ней происходит, мозг вяз в мыслях, терялся в догадках и не находил ориентиров. Нужно было восстановить сетку координат реальности. Это казалось очень важным. Но Лиза поступила наоборот: оставила паникующий мозг в покое и обратилась к чувствам. Ей показалось, что она смотрит в темный колодец, точно зная, что кто-то смотрит на нее в ответ.

Мозг задергался, увязнув в паутине мыслей. Нет никакой необходимости испытывать страх, не нужно бояться, все нормально, просто открой глаза, ты себя накручиваешь! Но Лиза только пристальнее вглядывалась в колодец. Причин нет, но страх есть. Она нырнула в бездну. Мир потерял цвета, звуки, запахи. Лизу обволакивала непроницаемо-черная вода. И где-то в ней был тот, кто смотрел на Лизу из колодца. Задержав дыхание, она всматривалась в бесконечную черную толщу. Она не знала, где верх и где низ, не знала, где спасительный воздух, не знала, как найти опору. Все, что она могла, – это отдаться бездне.

Лиза вдохнула черную воду – и ничего не произошло. Легкие не обожгло, не было спазмов, более того – удушье отступило. Лиза сделала несколько глубоких вдохов и коснулась ногой илистого дна. В этот же миг пришло жуткое понимание. В этой бездне нет чудовища. Она одна. Никто не смотрел на нее из колодца, это было всего лишь отражение ее собственных глаз. Нет никакого чудовища, есть одиночество. Лиза оттолкнулась от дна.

Страх исчез, остались только его спутники – дрожь в руках и учащенное сердцебиение. Лиза сделала несколько глубоких вдохов, восстанавливая дыхание, и сфокусировалась на сердцебиении. Бум – перед глазами мелькнули большой барабан и многоглазое чудовище в «Пятом круге». А второго удара не было. Исчезли все мысли, и в этой пустоте сознания стало очевидно – второго удара не будет. Никогда.

Это не было мыслью, требующей пережевывания, переосмысления и детального рассмотрения. Это было ощущение, то самое переживание, о котором говорил Саймон. Второго удара не будет, потому что не будет следующей секунды. Лиза ощутила всем своим естеством, что она существует только в это мгновение. Потом будет другая Лиза. И сознание другой Лизы будет другим. И оно мгновенно перепишет все воспоминания и весь прошлый опыт под себя. Если это будет веселая Лиза, то весь ее опыт будет пропущен через позитивный фильтр. Но только для того, чтобы сменившая ее грустная Лиза снова переписала всю историю. И этой грустной Лизе никогда не понять веселую Лизу, хотя бы потому, что они существуют в разные мгновения. Каждая Лиза существует долю секунды и бесследно исчезает.

И это прозрение растворится. Все это великолепное осознание нелинейности исчезнет вместе с ней. И его невозможно зафиксировать, потому что для следующей Лизы оно будет просто информацией, выраженной в словах. А слов недостаточно для того, чтобы передать всю глубину осознания. Единственное, что может помочь ей снова соприкоснуться с этим открытием, – переживание. Переживание момента между ударами сердца. И единственный ключ к нему – чувства.

Перед ее глазами веером раскрывались события предыдущих дней. Де Йонг, рассматривающая бабочку на картине Матисса, Саймон, ласкающий руль, Николь, сливающаяся с гитарой в одно целое, Джонсон, шепчущийся с чиновником, Миллер в спортивном костюме, с тревогой глядящий на нее Хёст и та фотография. То самое равнодушие. Абсолютный диссонанс. Прекрасная девушка на фотографии на самом-то деле вызывает чувство тоски, утраты и даже жалости. И ключ тут – чувство. Если перестать сравнивать ее с остальными участниками фотографии или с другими предметами искусства и обратить внимание на чувства, все становится понятно.

Она поняла, что прямо сейчас через этот ключ может заново пережить то, что происходило с ней тогда. В этом не помогли бы слова, видеозаписи и вообще любой носитель, оперирующий смыслом. Смысл меняется в зависимости от того, кто она сейчас, результат анализа поступков и обстоятельств зависит от анализирующего. Но чувства… Нет того, кто чувствует, есть само чувство. Наблюдатель и объект наблюдения, слившиеся в одно целое. Чувства – ключ к осознанию себя. Искусство – способ переживания мира, дающий возможность быть кем и чем угодно. Сердце ударило второй раз, отсекая ее от мимолетного просветления, возвращая ее во тьму и порождая новую Лизу. Другую.

Лиза открыла глаза, зевнула и потянулась. Достала из-под подушки телефон и посмотрела на часы. В этот момент зазвонил будильник. Она приподняла брови, безмолвно возмущаясь таким поведением смартфона, и отключила звук. Лиза усмехнулась. Высокомерное движение бровей показалось ей подходящим для Парсли. Как ни странно, она не почувствовала отторжения. Это движение было действительно красивым, живым и интересным. За одним этим движением скрывалась история. Она вдруг поняла, что благодарна Парсли.

Скинув одеяло, она села на кровати, чувствуя себя превосходно. Возможно, это было лучшее утро за последние годы. Она неторопливо сунула в уши наушники, вбила в поисковой строке «Николь Кортез» и, болтая ногами, пролистала несколько ссылок. Пожала плечами и просто нажала наугад. В ушах заиграла веселая мелодия. Подбор инструментов, по мнению Лизы, был странным. Аккордеон, духовые, барабан и что-то электронное. Она встала с кровати и вышла в гостиную. Мимоходом нажала на кнопку, повелевавшую шторами. Те послушно поползли в стороны.

Лиза пошла на кухню, взяла капсулу и уже занесла руку для того, чтобы закинуть ее в кофемашину, как в этот момент в игру вступила гитара. Лиза прислушалась. Ей показалось, что теперь мелодия стала теплее. Появились какие-то мексиканские мотивы. Лизе представились карикатурные мексиканские музыканты в широченных сомбреро. Двое мужчин с завитыми пышными усами играли на гитарах, а один глупо улыбался и тряс маракасами с такой самоотдачей, будто от этого зависела судьба всего мира. В некотором смысле так и было, ибо весь его мир сейчас был музыкой.

Лиза поняла, что не может оставаться в стороне. Кто-то же должен поддержать мексиканского атланта, чьи маракасы хранят мир от обрушения неба. Она осмотрелась и схватила в руки кофейные капсулы. А потом самозабвенно затрясла ими, подхватывая ритм. Оказалось, что трясти импровизированные маракасы одними лишь руками невозможно. Пришлось подключить все тело. Лиза, приплясывая и смешно шлепая в такт музыке босыми ногами по плитке, отправилась в гостиную. Ближе к концу песни Лиза осознала себя трясущей кофейными капсулами перед панорамным окном. Представила, что может подумать случайный свидетель, и рассмеялась. Потом с достоинством поклонилась своему воображаемому зрителю. Снова рассмеялась и пошла на кухню.

Остановилась у кофемашины и посмотрела на свои импровизированные маракасы. Может, они и проявили себя как музыкальные инструменты, но вот пить их… Лиза высыпала капсулы обратно в коробку и стала открывать один шкафчик за другим. Долго искать не пришлось. И кофе, и джезва, прижавшись друг к другу, смотрели на нее из глубины шкафчика. Лиза попыталась припомнить, когда она последний раз варила кофе. Не смогла. Но ведь тут нет ничего сложного, да?

Лиза поставила джезву на варочную поверхность и задумчиво посмотрела на сенсорную панель. Как это работает? Вроде как этот значок означает включение, а вот эта шкала регулирует температуру. Лиза услышала, как в наушниках заиграло что-то неторопливое, нежное. Очень интимное и утреннее. На границе сна и бодрствования.

Она провела пальцем по сенсорной панели. Шкала оказалась не просто нарисованной, она была чуть выпуклой – для глаза почти незаметно, но тактильно ощутимо. Лиза поводила пальцем влево-вправо, играя температурой и одновременно наслаждаясь приятной шероховатостью шкалы. Дразня нервные окончания на кончике пальца и заигрывая с плитой. Потом усмехнулась и выставила минимальное значение.

Когда Лиза взяла упаковку кофе в руки, неожиданно вступил саксофон, поэтому вместо того, чтобы аккуратным движением раскрыть упаковку, Лиза дернула ее в разные стороны. Кофе будто бы ждал этого момента. Рванулся прочь из упаковки по непредсказуемой траектории. Засыпав собой Лизу и все вокруг. Она аккуратно отплевалась, медленно открыла один глаз, как бы опасаясь повторного всплеска, потом неторопливо вытерла второй глаз тыльной стороной ладони и усмехнулась. Экспрессивное начало.

Лиза насыпала кофе в джезву и прислушалась к песне. Как раз в этот момент Николь запела. По спине побежали мурашки. Лизе показалось, что Николь стоит у нее за спиной и шепотом напевает ей на ухо что-то очень нежное и красивое. Лиза медленно, как-то даже завороженно открыла шкафчик и достала запримеченные во время поисков кофе специи. Саксофон заставил ее добавить в джезву шафран, кардамон и немножко сахара.

Она налила в джезву воду и на секунду задумалась: не забыла ли чего-нибудь? Но ее отвлек голос Николь. Сонная и нежная мелодия набирала силу. Нежное чувство распалялось, превращаясь в настоящую страсть. Заслушавшаяся и замечтавшаяся Лиза едва успела подхватить джезву. Пена рванулась вверх неожиданно бурно. Лиза покачала головой, облизнула губы, немного подождала и снова поставила кофе на плиту.

Внимание вернулось к музыке. Снова что-то спокойное и нежное. И опять произошло то же самое. Стоило Лизе отдаться музыке, как кофе опять чуть не убежал. Но Лизе удалось в последний момент спасти джезву. Лиза нажала кнопку на наушнике. Наступила тишина. Очевидно, совмещать два дела не получается. Лиза деловито доварила кофе, налила в чашку и села за стол. Подождала немного и сделала первый глоточек. Весьма недурно. В любом случае лучше, чем капсульный.

Она потерялась во времени, разглядывая узор на чашке. Потом вернулась в реальность, вздохнула и сняла телефон с авиарежима. Проверила пропущенные вызовы. Ничего важного. Она набрала Тома.

– Доброе утро, мисс Ру! – буквально на втором гудке бодро ответил журналист. Его голос звучал… по-деловому, привычно и… как если бы он зачитывал доклад. – По мистеру Коксу новости такие. Адвокат ему предоставлен государством, не думаю, что он действительно хорош, а в данном случае это критично. При лучшем исходе он получит…

– Вы служили в армии? – спросила Лиза, понимая, что его тон все больше напоминает доклад.

– Э-э… – сбился Том. – Да, мисс Ру, а что?

– Нет, ничего, извините. – Лиза вдруг поняла, как он потерял ноги. Она представила трагедию отчетливо, и ее даже передернуло.

– Как вы и просили, я нашел хорошего адвоката. Стоимость его услуг укладывается в обозначенную вами сумму, но есть проблема.

– Какая?

– Я не могу заставить мистера Кокса принять эту помощь.

– В каком смысле? – не поняла Лиза.

– Он не желает со мной разговаривать, – пояснил Томас.

Лиза нахмурилась и задумчиво потерла лоб.

– Так, подождите, – сказала она, хотя собеседник и так ждал. – Наверное, мне надо поговорить с ним. Как это можно сделать?

– Я не уверен, что получится. Есть определенный регламент и…

– Пожалуйста, это очень важно!

– С ним сейчас адвокат, которого я нанял, попробую связать вас с Саймоном через него.

Том вздохнул. Лиза поняла, что он никак не найдет подходящего момента, чтобы о чем-то спросить.

– Пока вы тратите на меня свое время, я сяду и постараюсь письменно восстановить все события прошедших дней, – заверила она бодрым бойскаутским тоном. – Я обещаю, что больше не буду пропадать и ответственно подойду к выполнению задачи!

– Принято, мисс Ру. – Том усмехнулся. – Сейчас что-нибудь придумаем. Выйдите на связь в 12:20.

– Спасибо!

Лиза положила трубку и улыбнулась. Удивительный все-таки человек. Лиза встала из-за стола и отправилась в гостиную, намереваясь выполнить обещание. По дороге к письменному столу мимоходом сделала то, на что не могла решиться, о чем даже не могла подумать несколько лет. Написала эсэмэску:

Денег больше не будет.

Потом перевела телефон в авиарежим, достала ручку, листы бумаги и отправилась на кухню. Положила перед собой письменные принадлежности и стала задумчиво пить кофе. Что нужно записать? Какие события могут пригодиться Тому? Какие события были вообще? Несмотря на то что прошедшие дни казались ей невероятно насыщенными, по факту не произошло ничего. Кроме похорон Парсли и оглашения его последней воли.

Она усмехнулась, вспомнив слова: «Я отдам все, что у меня есть, тому, кто найдет Сархана». А все, что есть у Парсли, – это его гордыня. Вот и выходит, что он отдаст ее тому, кто ухватит за хвост Бога. Очень символично и логично. Лиза вытащила себя из размышлений и уставилась на лист бумаги. Какая-то ерунда получается. У нее жизнь перевернулась с ног на голову или наоборот, а событий-то нет. Картина Сархана? Но про это Том знает. Похороны, поездка с Саймоном…

Лиза снова проиграла в памяти его скомканное и стыдливое «прости», сопоставила со смутным воспоминанием о разбитом о чью-то голову флаконе и отказом Саймона от помощи.

– Дурак! – Лиза взялась за голову.

Она не помнила всей той ночи, он наверняка тоже. Лучшее доказательство того, что объективной реальности не существует. Для Лизы это было приключение. Ей запомнилось чувство свободы, безопасности, какой-то совсем забытый подростковый кураж. Ощущение, которое испытываешь в том возрасте, когда абсолютно все в жизни важно. Саймон в те мгновения переживал совершенно иные эмоции. Сейчас не важно, что произошло на самом деле, важно, что одной реальности нет.

Лиза встала из-за стола и заходила по кухне кругами. Конечно, возможно, Саймон помнит что-то, чего не помнит она. Но скорее всего, он просто додумывает. Зная себя, решил, что сделал или пытался сделать что-то плохое. И теперь, как мученик несчастный, будет с наслаждением искупать вину в тюрьме. Лиза не знала, смеяться или злиться. Лиза вообще не понимала, что с этой ситуацией делать. А если он и вправду пытался… Нет, не может быть. Но допустим, да. Что тогда? Она никак не могла встроить в свою реальность то, чего просто в ней не было. Она знакома с Саймоном всего несколько дней, и тем не менее он ни разу не проявил несдержанности.

Остановившись, она вспомнила первую поездку. То нечаянное прикосновение руки к ее колену. Такое ли уж нечаянное? А трюк с пистолетом-зажигалкой? Он ведь и сам не отрицал, что производит впечатление на наивных дурочек. Ушел от вопроса о том, много ли их было на ее месте. Лиза села за стол и почесала лоб, продолжая размышлять. Во время самой первой встречи он вел себя немножко странно. Заказал то же самое, что и она. Какой-то идиотский пикаперский трюк? А столкновение с официантом? А сам момент встречи? Он буквально поймал ее за руку, не дав пройти на красный.

Лиза задумчиво побарабанила пальцами, намеренно откладывая самые важные воспоминания. Поцелуй, его рука на ее ноге и разбитый флакон. «Да, поцеловала я его сама. Но это не значит, что можно меня лапать. Может, я его за это огрела? Готова ли я простить ему это?»

Ее размышления прервал домофон. Лиза ошалело покосилась в сторону прихожей и с удивлением почувствовала в себе желание помолиться. Она прошла в гостиную и сняла трубку.

– Да?

– Добрый день, мисс Ру, к вам пришла мисс де Йонг.

– Ой… Да, пропустите ее, пожалуйста.

Лиза положила трубку и растерянно осмотрелась. Визит очень несвоевременный. Ей некогда позировать. Особенно если это будет так же результативно, как и в прошлый раз. Она закусила большой палец, пытаясь понять, как ей поступить.

Тревожным колоколом прозвенел дверной звонок. Лиза открыла дверь. Де Йонг себе не изменила – закрытое до горла платье и чемоданчик.

– Добрый день, мисс Ру.

– Вполне возможно…

Лиза не успела поздороваться с гостьей, Абигейл уже прошла мимо нее и по-хозяйски направилась в гостиную.

– Пахнет приличным кофе, – заметила де Йонг.

– Да, я… – Лиза оборвала себя и, двинувшись за гостьей, решительно начала неприятный разговор: – К сожалению, я…

Лиза остановилась, едва не врезавшись в спину де Йонг. Та замерла как вкопанная, уставившись на разрисованную стену. Лиза тоже окинула взглядом полосы, точки, штрихи и почему-то испытала приступ детского стыда и смущения. Во-первых, потому, что испортила стену. Во-вторых, потому, что настоящий художник сейчас пристальным профессиональным взглядом оценивал ее каракули. Ей захотелось загородить собой стену или вытолкать бабку на кухню.

Пауза затягивалась. Де Йонг не шевелилась. Лиза аккуратно обошла ее и уже хотела что-то сказать, но замерла, открыв рот от удивления. Де Йонг плакала, глядя на стену. Не ревела в голос, не шмыгала носом, но глаза были полны слез. А одну щеку уже прочертила блестящая полоса. Лиза переминалась с ноги на ногу, заламывая руки. Ей было очень неловко из-за того, что она стала свидетелем… чего? Что произошло? Де Йонг плачет с непроницаемым лицом и смотрит на стену, разрисованную почти детской рукой. Наконец Лиза решилась:

– Вы в порядке?

Де Йонг будто только что заметила ее. Повернула голову и холодно посмотрела в глаза. Лизу передернуло.

– Стакан воды, будьте добры. – Такого ледяного тона Лиза не слышала никогда в жизни.

Она молча пошла на кухню, все еще не понимая, что произошло. Налила стакан воды, вышла в гостиную и передала его все еще стоявшей неподвижно де Йонг. Абигейл посмотрела на стакан, подумала о чем-то, потом спокойно выплеснула его Лизе в лицо. Это было так неожиданно, что Лиза даже не успела прикрыть лицо руками. Глаза застилала вода. Лиза, вытирая лицо, почувствовала, что де Йонг разворачивается и уходит.

Бабка вышла в гостиную. Лизу мгновенно охватила ярость. В одну секунду, между ударами сердца, девушка превратилась в средоточие ненависти. Лиза хотела кинуться за бабкой, но ее взгляд скользнул по стене. Ярость исчезла со следующим ударом сердца. Полосы, точки и штрихи, уродовавшие стену, превратились в картину. Размытые, расплывчатые элементы соединились. Картина напоминала зыбкую, дрожащую, нежную акварель. Призрачная, но узнаваемая фигура Парсли, опирающегося на перила на фоне заката, рассыпалась на осколки. Увидеть изображение можно было только со слезами на глазах. И де Йонг помогла найти разгадку к тому, как нужно смотреть на картину.

Лиза с сожалением наблюдала за тем, как картина тает. Высыхала вода, и рисунок превращался в несвязанные линии, точки и штрихи. В какую-то плохую пародию на супрематизм. Волшебство рассеялось. Она вспомнила про де Йонг и поспешила за ней. Выскочила к лифту, но увы. Судя по индикатору, бабка уже в пути. Лиза поморщилась – ей не очень нравилась идея ловить полоумную старуху, будучи одетой в шелковый халатик на голое тело. Еще и ненакрашенной.

Зло стукнув по кнопке, она вызвала второй лифт. К счастью, тот оказался на соседнем этаже. Она вскочила в него еще до того, как двери разъехались окончательно, и стала лихорадочно жать на кнопку первого этажа. В очередной раз за это утро Лиза поняла, что между ударами сердца может уместиться целая жизнь.

Наконец лифт открылся, Лиза выскочила в холл. На нее удивленно уставилась девочка за стойкой.

– Где старуха?

– Вышла минуту назад. – Девочка указала на дверь.

Лиза кинулась вперед. Промчалась через холл, почти пинком открыла дверь и оказалась на улице. В глаза ударил свет, она на секунду зажмурилась и потерялась в пространстве. Остановилась, чтобы не скатиться с лестницы, вытянула вперед руки, закрывая глаза от солнечных лучей, и осмотрелась.

На нее были направлены сразу несколько фотоаппаратов. Защелкали затворы. Де Йонг стояла чуть дальше, рядом с очередным журналистом. Старуха ткнула пальцем в сторону Лизы, будто желая проткнуть ее, и с перекошенным от злобы лицом каркнула:

– Вот он, этот ваш несчастный Сархан!

Лиза сделала неуверенный шаг назад, все еще глядя на де Йонг, а потом развернулась на месте и вошла обратно в холл. Массивный швейцар услужливо придержал дверь, недружелюбно глядя на журналистов, кинувшихся за Лизой. Она была благодарна этому человеку, вставшему между ней и чокнутыми охотниками за жареным.

Лиза поймала на себе озабоченный взгляд девочки из-за стойки.

– Мисс Ру, я могу чем-то помочь?

– Нет, спасибо.

Лиза посмотрела на свои босые ноги и вздохнула. Это будет вторая ее фотография без обуви. И обе сделаны за последние пару недель. И обе станут достоянием общественности. Либо Сархан страдает той же слабостью к женским ступням, что и один известный режиссер, либо это один и тот же человек.

Лиза зачесала волосы и усмехнулась, двинувшись к лифту. Проходя мимо стойки, остановилась и задумчиво посмотрела на девочку. Та с неуверенной, пока еще не очень профессиональной улыбкой ждала. Лиза прочла ее имя на красивом железном бейдже.

– Хейли.

– Да, мисс Ру?

– Как зовут того парня? – Лиза указала себе за спину.

– Э-э… – смутилась Хейли. – Остин.

Лиза почему-то поняла, что девочка соврала. Она понятия не имеет, как его зовут.

– Хорошо. Ему можно выписать какую-нибудь благодарность или премию?

– Я спрошу у менеджера, не уверена…

– Ладно, лучше я сама что-нибудь придумаю.

Лиза резко повернулась и пошла к лифту, с каким-то странным наслаждением ощущая, как мрамор холодит стопы. Она вошла в лифт и нажала кнопку. Посмотрела на себя в зеркало. Все не так уж плохо. Да, не накрашена, но все еще достаточно хороша сама по себе. Лиза хмыкнула: достаточно хороша для чего? Для кого?

Она посмотрела в глаза своему отражению, и по позвоночнику вдруг пробежал холодок. У нее возникло ощущение, что сквозь ее глаза кто-то смотрит. Она медленно, осторожно, с некоторой опаской подошла ближе к зеркалу. Неосознанно взялась двумя руками за поручень и приблизила лицо к зеркалу, все еще глядя себе в глаза. Ее лицо было так близко, что она могла разглядеть собственное отражение в зрачках. Ощущение только усилилось. Кто-то смотрит через ее глаза. Кто?

Звякнул колокольчик, лифт остановился. Лиза на секунду крепко зажмурилась и снова посмотрела в глаза отражению. Кто бы ни наблюдал за ней, он ушел. Лиза неторопливо вернулась в квартиру. Пошла в кухню, чтобы сделать себе кофе, но остановилась в гостиной. Подошла к панорамному окну и посмотрела на город.

В этот момент она вдруг поняла, что чувствовала де Йонг, стоя на этом же месте. Если этот вид принадлежит не ей, то он не должен принадлежать никому. Она припомнила, какое сегодня число, и покачала головой. Еще три дня. Осознание того, что она скоро не сможет наслаждаться этим видом, сделало его важным. Возникла тоскливая и жадная необходимость успеть насытиться им сполна, сохранить его если не в сердце, то хотя бы в памяти. Нужно же собрать все барахло из гардеробной. И Матисса, чью лодку она превратила в бабочку, забрать с собой. Лиза медленно оглядела гостиную, с запозданием понимая, что все это ей не принадлежит.

Она снова почувствовала, что кто-то смотрит через ее глаза. Интересно, он может только видеть? Или чувствовать тоже? Ощущает ли он ее тело? Слышит ли звуки? Лиза отметила, что определяет этого неизвестного зрителя для себя как мужчину. Она посмотрела на разрисованную стену, как бы показывая ему, что нарисовала.

Лиза несколько минут рассматривала картину. Точнее, показывала ее тому, кто смотрит через ее глаза, а сама пыталась уловить, что он чувствует. Ему нравится? Он понимает идею? Она пыталась наблюдать за наблюдателем, но у нее не получалось. Она не улавливала ни единой эмоции. Потому вздохнула и отправилась на поиски телефона. Нужно созвониться с Томом. Она проверила время, сняла смартфон с авиарежима и стала ждать. Буквально через минуту, ровно в 12:20, как и было оговорено, позвонил Том.