Текст книги "Картина Сархана"

– Да?

– Мисс Ру, у меня две новости – хорошая и плохая. – Его голос почему-то звучал очень успокаивающе, а на ощупь был как мягкий шерстяной плед.

– Можно я не буду выбирать? – попросила Лиза и неожиданно для себя самой продолжила: – Я не хочу ничего решать.

И в этот же момент поняла, что сказала это не для Тома, а для того, кто смотрит из ее глаз. Зачем?

– Да, конечно, – несколько смущенно ответил журналист. – Я… э… Так, в общем, Саймон позвонит вам. Вы сами сможете обсудить с ним все, что хотите.

– Это была хорошая или плохая новость? – спросила Лиза, вдруг утратив способность оценивать информацию в позитивном или негативном ключе.

– Это хорошая, – осторожно сказал Том. – О плохой, думаю, вы догадываетесь. Сейчас де Йонг в прямом эфире утверждает, что вы Сархан. Аргументы не выдерживают никакой критики, но кого это вообще волнует? Главное – кричать погромче для убедительности.

– Ну, меня и похуже называли, – пожала плечами Лиза, и ей стало очень стыдно за этот жест. Мало того что воспитанная леди не должна себе такого позволять. Так еще и тот, кто смотрит из ее глаз, стал свидетелем оплошности. Ей захотелось извиниться перед ним и пообещать ему больше так не делать.

– Согласен, пока ничего страшного не произошло, но… Общественное мнение – очень нестабильная штука. Понятия не имею, как все повернется… – Том неожиданно замолчал.

– Что случилось? – напряглась Лиза.

– Послушайте, сейчас звук погромче сделаю.

Лиза превратилась во внимание. В трубке возник голос де Йонг, вероятно доносившийся из колонок компьютера.

– На месте полиции я бы обратила внимание на эту ситуацию! – холодно прокомментировала бабка.

Лиза ясно представила себе ее поджатые губы.

– Вы считаете, что в самоубийстве зятя мэра можно обвинить ее? – спросил, по всей видимости, журналист.

– А кого еще? Все началось с этого идиотского перформанса на приеме у мистера Хёста. Я могу вам точно сказать, что он деструктивно повлиял на Парсли. Фотография стала публичным унижением! Я бы призвала мисс Ру к ответу! Она несет значительную часть ответственности за произошедшее! Это же доведение до самоубийства!

– Насколько я понимаю, эта фотография – яркий образец современного искусства. Одновременно перформанс и…

Де Йонг перебила журналиста:

– Это не искусство, это глупая игра в Бога!

Звук оборвался. Лиза услышала тяжелый вздох Тома.

– Думаю, нет смысла слушать бабку дальше. У нее, кажется, окончательно поехала крыша.

– Она пожилая женщина! – укорила Лиза собеседника, но тут же с удивлением отметила, что в ней самой нет ни капли жалости к де Йонг.

Она оборвала Тома, чтобы продемонстрировать тому, кто смотрит из ее глаз, что она хорошая. Интересно, а может ли он читать ее мысли? Этот вопрос вверг ее в пучину стыда.

– Так как на нее направлено внимание сотен тысяч человек, она очень опасная пожилая женщина, не отдающая себе отчета в том, что делает, – возразил Том, ничуть, похоже, не устыдившись. – Я бы сказал, что она обезьяна с гранатой.

– Может, вы и правы. – Лиза вздохнула.

Повисла тишина. Лиза уже даже не пыталась дать оценку происходящему. Мир сошел с ума, вот и все.

– Есть еще новость, – пытаясь не то отвлечь Лизу, не то развлечь ее, сказал Том.

Лизе показалось, что он очень хочет поделиться чем-то, но как бы сомневается в том, что оно того стоит.

– С удовольствием послушаю.

– Э-э… Час назад арестовали Калеба Джонсона.

– Проворовался? – предположила Лиза.

– Да, именно! – как будто восхитился Том. – Какие-то схемы, связанные с откатами на госконтрактах. Вот тебе и архитектор!

Лиза покачала головой. Шоу продолжается, несмотря ни на что.

– Вас это как будто радует.

– Знаете… – Том помолчал, подбирая слова. – Все-таки это красиво. Возможно, прозвучит очень нетактично, но… Каждый как бы получает по заслугам. Это новый уровень искусства, настолько реальный, осязаемый и неотделимый от жизни, что… Я даже не знаю, как это выразить. Сархан, кем бы он ни был, стер грань между фантазией и реальностью. Сложно даже придумать более наглядную демонстрацию влияния искусства на человека. Понимаете?

– Понимаю. – Лиза вздохнула, вовсе не соглашаясь с его словами.

Все совсем наоборот. Сархан просто дал их семерке возможность пожить фантазией. Он показал, как одним движением руки вырвать людей из реальности и погрузить в глубину фантазийного бреда.

– Как вы? – спросил вдруг Том.

– Не знаю, – призналась Лиза. – Я теперь, видите ли, Сархан.

– Ну, если честно, я думаю, вам повезло.

– В каком смысле? – удивилась Лиза.

– Ну… Почему бы вам им не стать?

Лиза удивленно вскинула брови. Открыла рот, потом закрыла.

– В каком смысле? – Она повторила самый глупый из возможных вопросов.

– В прямом. Кто может это оспорить? Да, возможно, это сулит определенные проблемы, но что из того? Если бы я был на вашем месте, то особо не задумывался бы. Положа руку на сердце, могу сказать, что быть Сарханом лучше, чем мной.

– Нельзя просто так взять и стать кем-то другим. – Лиза хмыкнула.

– Знаете… в какой-то момент нельзя остаться тем, кем ты был, – возразил Том.

Лиза почувствовала, как правый висок прострелила головная боль.

– Однажды я пришел в себя, а у меня нет ног. – Том говорил об этом так легко, будто рассказывал анекдот. – Очевидно, я уже перестал быть тем Томом, каким себя считал. Это был новый человек. Но следующие три года я все еще цеплялся за то, что помнил о себе. И в итоге застрял где-то между реальностью и фантазиями. Я явно не мог быть сержантом, но и гражданским без ног себя не считал.

– И что изменилось? – зачем-то спросила Лиза. Разговор неожиданно перешел к личным темам, и она, кажется, не была к этому готова.

– Не знаю, – признался Том. – Просто однажды я понял, что нет сержанта. А может, и никогда не было. Это очень странное ощущение. Как будто я воспринимал себя в прошлом сквозь призму калеки, понимаете? А каким был сержант на самом деле, я понятия не имею. Его как бы и не было никогда. Это все стало забавной игрой. Ну и вот…

– Что – вот? – не поняла Лиза.

– Не знаю, – смутился Том. – Я сам не понимаю, что именно хотел сказать. Это сложно.

Лиза помолчала, не понимая, о чем именно размышляет.

– Мисс Ру…

– Извините, пока я ничего не записала, но обещаю, что сделаю это максимально подробно!

– Хорошо. – Том вздохнул. Кажется, он не очень-то ей поверил. И напомнил: – Вам будет звонить мистер Кокс. Наверняка с незнакомого номера. Не пропустите звонок.

– Да, спасибо.

– Удачи.

Она положила телефон на стол, закрыла глаза, как бы скрываясь от того, кто смотрит через них, и помассировала виски. Стать Сарханом. В этой идее есть некоторая элегантность. Вот бабка удивилась бы, если Лиза вдруг сделала бы заявление с признанием! И сумела бы извлечь из этого большую пользу, чем де Йонг из разоблачения.

Лиза улыбнулась, представив сжатые губы старухи. Потом покачала головой. Интересно, а какой Сархан на самом деле? Ей сразу же представился взрослый, скорее даже пожилой мужчина с правильными чертами лица, с проседью в волосах. Он смотрел на нее грустными, усталыми глазами. Какие еще они могут быть? Лиза рассмеялась, поняв, что представила какого-то благообразного деда в вакууме, а не реального человека.

Завибрировал телефон, Лиза открыла глаза и посмотрела на экран. Незнакомый номер. Она медленно провела пальцем по экрану.

– Добрый день, мисс Ру.

– Не такой уж добрый. – Лиза никак не отреагировала на очередную демонстрацию осведомленности всесильного и вездесущего Хёста. Но не потому, что хорошо владела собой, а просто потому, что ждала звонка от Саймона и не успела перестроиться.

– Возможно, я смогу сделать его лучше. Вы подумали о моем предложении?

– Время вышло? – Лиза спросила это просто для того, чтобы потянуть время.

Что-то в голосе Хёста изменилось. Он все еще был снисходителен и смотрел на все сверху вниз, но будто бы по привычке. Без желания. Можно было подумать, что он заложник своего же образа и не испытывает удовольствия от такого тона, но говорить по-другому просто не может.

– Боюсь, что да. – И это не было фигурой речи. Хёста действительно что-то пугало.

– И мне нужно решить прямо сейчас? – Лиза почему-то растеряла все мысли и слова, в голове все превратилось в кашу.

– Как вы себя чувствуете? – неожиданно сменил тему Хёст.

– Мне кажется, что я сошла с ума, – сказала Лиза и только потом подумала, что подобные откровения звучат неуместно.

– Так не бывает.

– В каком смысле? – не поняла Лиза.

– Вам не кажется.

– Что вы имеете в виду?

– Если вам кажется, что вы сошли с ума, то, скорее всего, вы в достаточно трезвом состоянии ума для того, чтобы сохранять критическое мышление и способность к самоанализу. Но это, в свою очередь, означает, что вы способны адекватно оценить свое состояние и заметить какие-то изменения в поведении или восприятии, сигнализирующие о расстройстве, неврозе или чем-то подобном.

– «Уловка-22», – усмехнулась Лиза. – Если я знаю, что схожу с ума, то я нормальная, но если я нормальная и знаю, что схожу с ума, значит, так и есть.

– Не устаю поражаться разносторонности вашей личности, – тоном, подразумевавшим обратное, но с некоторой даже отеческой теплотой прокомментировал Хёст. – Но суть уловки несколько в другом, если мне не изменяет память. А теперь давайте вернемся к делу. Я могу решить все возникшие у вас проблемы.

– Нет у меня никаких проблем. – Лиза фыркнула, как четырнадцатилетняя соплячка. – О чем вы вообще?

– Лиза, не ведите себя как подросток. – И снова эта теплота в голосе. Но почему-то Хёст скорее раздражал и вызывал желание поступать вопреки здравому смыслу и логике.

– Я взрослая девочка, разберусь без ваших советов!

– Простите, вы правы, – вдруг спокойно согласился Хёст. – Давайте вернем разговор в конструктивное русло. Я могу вытащить его из тюрьмы.

– Кого именно? – Лиза усмехнулась и покачала головой.

– Кого захотите. Вам нужно только принять решение. А потом вы уедете с солидным запасом денег и новыми документами. Новая жизнь. Разве звучит плохо?

Лиза задумалась. Звучит хорошо, просто чертовски хорошо. Можно решить все проблемы разом, буквально одним словом. Но почему ей кажется, что это сделка с дьяволом? Что она заплатит за нее невозможную, непосильную цену? Отказаться от сделки было бы нелогично, глупо. Вот уже несколько дней ее мозг послушно пытается найти причины, самооправдание для отказа. И не находит. Нет оправдания той глупости, которую она хочет сделать.

– Мне нужно еще подумать, – наконец сказала Лиза.

– Решение нужно принять сегодня.

Она почему-то поняла, что Хёст медленно повел головой из стороны в сторону.

– Сегодня еще не кончилось, – кинув взгляд на часы, уверенно возразила Лиза.

– Хорошо, но если вы…

– Спасибо!

Если бы Хёст был рядом, то она чмокнула бы его в щеку, как благодарная внучка, которой разрешили пошалить еще несколько часов. Лиза положила трубку и едва не рассмеялась вслух, настолько образ озорной внучки оказался ярким и звенящим. Ей понравилось примерять его на себя. Он ей шел.

* * *

– Да?

– Привет. – Голос Саймона звучал неожиданно отстраненно, безэмоционально.

– Как ты?

– Нормально.

Повисла тишина. Лиза почему-то не понимала, как подступиться к разговору, и решила начать с главного:

– Ты помнишь, что произошло той ночью?

– Да.

Она почти увидела, как вокруг его глаз ложатся морщинки и как брови сползают к переносице.

– Точно?

– О да!

Лиза поняла, что он злится.

– Подожди-подожди! – попросила она, как будто Саймон собирался куда-то уходить. – Не злись, я просто пытаюсь понять, что происходит.

Саймон какое-то время молчал, потом ответил спокойнее:

– Да ничего. Просто я сделал глупость.

– И поэтому злишься на меня?

– Чего ты хочешь? – Он снова закипел.

Лиза ругнулась про себя. Ей вдруг стало понятно, что Саймон ходит по кругу. В некотором смысле он в трансе. Слыша ее голос, Кокс может думать лишь о том, что сделал нечто плохое. И все это усугубляется пребыванием за решеткой.

– Давай начнем с того, что ты не сделал ничего страшного, – предложила Лиза.

– Тогда я даже боюсь представить, где мы закончим. – Саймон усмехнулся.

– Не дальше тюрьмы в любом случае.

Он засмеялся. Кажется, вполне искренне. Лиза улыбнулась. Может, хотя бы сарказм приведет его в себя?

– Лиза, «не сделал» и «не пытался сделать» – совсем не одно и то же. На самом деле я дешево отделался. Посижу немножко в тюрьме, подумаю.

– Послушай. – Лиза глубоко вдохнула. Стало очевидно: ее слова не сработают. Поэтому она ляпнула нечто неожиданное даже для себя самой: – Я ничего не помню.

Повисла тишина. Саймон о чем-то задумался. Ну давай кончай ныть, подумала Лиза.

– Не совсем ничего, если честно. – Она стала говорить чуть тише. – Помню, как мы целовались на парковке, как ты прогнал тех бродяг. Как мы катались по городу и… Это было здорово, разве нет?

– Было, – то ли согласился, то ли указал на прошедшее время Саймон.

– Я не помню, что ты сделал плохого, поэтому и прошу рассказать, о чем речь. Ты врезался куда-то и уехал или?.. – Ну давай, думала Лиза, я прошу тебя, просто скажи, что поцарапал чужую тачку.

Ей казалось, что она предлагает ему выбрать, в какой реальности находиться: в той, где они целовались на парковке, где все между ними только начиналось и этот месяц тюрьмы за пьяное вождение станет маленьким испытанием, разлукой, придающей приятное напряжение и остроту тому, что происходит между ними, или в той, где все уже кончено. Дело не в правде или в совести, не в вине и не в наказании. Нужно просто сделать выбор и оставить то, что было, позади, а не хвататься за прошлое двумя руками. Так можно! Можно!

– Но я-то помню, – наконец сказал Саймон.

Ей показалось, что порвалась какая-то струна.

– Отлично, оставь эти воспоминания при себе и больше никогда так не делай! – разозлилась Лиза. – Но мне об этом знать не обязательно!

– Так неправильно. – Саймон вздохнул.

– Дурак. – Она покачала головой. – А что правильно?

– Не знаю.

Лизе снова показалось, что из ее глаз кто-то смотрит. Она закусила губу и потерла лоб. Ну что она могла поделать, если он просто дурак? Если ведет себя как мальчишка?

– Тогда хотя бы дай моему адвокату защищать тебя на суде, – попросила Лиза. – И не надо, пожалуйста, я тебя прошу, не надо долгих рассуждений о том, что правильно. Просто дай мне сделать то, что я хочу. Твой месяц тюрьмы от тебя никуда не убежит!

– Зачем ты это делаешь? – спросил Саймон.

– А зачем ты это делаешь?! – разозлилась Лиза. – Зачем ты мне делаешь больно?

– Прости, я…

– Что тебе непонятно?! Саймон, тебе не шестнадцать лет!

Какое-то время он молчал, потом тяжело вздохнул:

– Лиза, я не люблю тебя.

Ей показалось, будто порвались все струны разом, больно хлестнув по пальцам. Она открыла рот, но не смогла ничего сказать.

– Тебе же не шестнадцать лет, – вернул ей ее упрек Саймон. – Ты сама все понимала. Ты сама спрашивала, сколько было женщин на твоем месте. Таких, как ты, наверное, не было, но… Я не люблю тебя, просто хотел… Не знаю, как это назвать, чтобы не прозвучало паршиво. Почему-то все слова в этом случае звучат плохо. Повеселиться, закрутить небольшую интрижку… Ты ведь сама все понимала!

Лиза молчала, по-прежнему держась за лоб. Закрыла глаза, вздохнула и снова сказала абсолютно неожиданную для себя фразу:

– Ну и что?

Саймон молчал, кажется сбитый с толку, поэтому она продолжала:

– Я разве требую от тебя чего-то? Мне не шестнадцать лет, Саймон. Мне не нужна гарантия любви до гроба, мне не нужен брак, дом у моря, дети и лабрадор.

Саймон все еще молчал. Лиза открыла глаза, откинулась на спинку стула и посмотрела в потолок. Удивительно, но она сказала то, что даже не сформулировала в голове. И это оказалось правдой.

– Но это… это все ненадолго… Это увлечение пройдет и… что тогда? – Саймон как будто буксовал в мыслях.

– Тогда ты будешь возить другую наивную дуру на своем «мустанге», но пока это еще не в прошлом. Я ведь права?

– Не в прошлом, – почти шепотом ответил он.

– И это значит, что мы оба можем получать удовольствие.

– Ведь нам не шестнадцать и мы знаем, чего хотим? – усмехнулся Саймон.

– Да! – Лиза резко кивнула, тряхнув волосами. Жест получился до того глупым и детским, что она едва не рассмеялась.

Зато засмеялся Саймон. И она подхватила его смех, перестав сдерживаться. Он смеялся в изоляторе, она – на кухне роскошной квартиры в Манхэттене, и нельзя было сказать, что их смех чем-то отличается. Через какое-то время оба успокоились и молчали, прислушиваясь к тишине.

– Прости, – сказал Саймон.

На этот раз просьба о прощении не была выдавлена через силу.

– Я ничего не помню, – напомнила Лиза. – Но если это важно, то прощаю.

Он усмехнулся, она буквально видела, как он качает головой и красиво нашептывает что-то одними губами.

– Ты перестанешь строить из себя Раскольникова и дашь моему адвокату разгрести твои проблемы?

– Видимо, да, хотя мне не очень хочется быть тебе обязанным.

– Я делаю это для себя, а не для тебя, – четко проговорила Лиза.

– Очень странно, – задумчиво протянул Саймон.

– Почему?

– Ну знаешь… Самая красивая женщина из всех, которых я вообще видел, уговаривает меня принять дорогую помощь, чтобы я побыстрее свалил из тюрьмы, чтобы побыстрее приехал к ней и, по ее же словам, получал удовольствие без необходимости жениться, делать детей и заводить лабрадора.

– Тебя что-то не устраивает? – Лиза усмехнулась.

– Вся моя предыдущая жизнь, – уверенно заявил Саймон. – Мне кажется, что все это время я делал что-то неправильно.

– Да. Например, садился за руль пьяным. – Лиза покрутила локон пальцем и улыбнулась, слушая недовольное ворчание Саймона.

– В чем-то должен быть подвох, – театрально заявил он. – Я должен расписаться кровью, отдать свою душу дьяволу?

– Пока дьяволу достаточно твоего тела, – отмахнулась Лиза и поняла, что смутила Саймона.

Он издал какой-то неопределенный звук, потом откашлялся:

– Слушай, мне нужно идти, тут есть некоторые сложности с телефонными разговорами…

– Иди, – перебила Лиза.

Саймон молчал, как будто собираясь сказать что-то еще.

– Иди! – повторила Лиза и положила трубку.

Покачала головой и перевела телефон в авиарежим. Мир сошел с ума, и она вместе с ним. Лиза встала, потянулась и пошла в гардеробную. Пересекла ее, подошла к зеркалу и нажала на край. Раздался щелчок. Она привычными движениями отодвинула зеркало, потом открыла сейф и достала оттуда все содержимое. Вернула зеркало на место и посмотрела на свое отражение. Интересно, тому, кто смотрит из ее глаз, нравится то, что он видит? Она покрутилась на месте, усмехнулась и пошла на кухню, пытаясь свыкнуться с мыслью о том, что всю жизнь проведет с этим наблюдателем.

Остановилась в гостиной, посмотрела в окно. Да, через три дня она попрощается с этим видом, но это значит, что у нее есть три дня, чтобы им насладиться. Время как будто изменило свое значение. Оно перестало быть песком, ускользающим сквозь пальцы, и превратилось в фон всей ее жизни. Фон, который делал все ярким и интересным.

Лиза плюхнулась на диван и изучила содержимое конвертов. После пересчета обнаружила лишнюю тысячу долларов. Приятная неожиданность, особенно теперь. Лиза посмотрела на десять купюр, прикидывая, на что их может хватить. Во что их можно конвертировать в той новой жизни, которая вот-вот настанет.

Она поняла, что оставила телефон на кухне, и пошла за ним. Взяла смартфон со стола, и взгляд ее сам собой уперся в картину. Лиза задумалась. Когда-то она висела в гостиной ее дома. Она не знала, как именно картина там появилась. Наверное, он принес… Почему она ее хранила? Почему просто не оставила, когда продала дом? Она поняла, что с картиной тоже нужно будет попрощаться. Лиза не знала, что ее ждет. Не было никакого смысла тащить в эту сомнительную и легкомысленную неопределенность многострадальную лодку-бабочку.

Лиза сняла телефон с авиарежима, нашла нужный контакт и приложила телефон к уху. Прослушала одиннадцать гудков и, когда уже решила, что Николь не ответит, услышала в трубке ее голос:

– У тебя, сука, хватило наглости звонить мне?!

Лиза растерянно молчала, не понимая, что произошло. Николь требовательно и грозно дышала в трубку.

– Я не понимаю…

– Все ты понимаешь! Не строй из себя дуру! Мне только одно интересно: тебя совесть не мучает?

Лиза наконец поняла, что произошло. Николь увидела интервью с де Йонг и, видимо, поверила ее словам. Но почему?

– Ты веришь де Йонг?

– Ответь на вопрос!

– Подожди…

– Ответь на вопрос!

Лизе показалось, что Николь топнула ногой. Это была истерика. Лиза задумалась. Если бы она была Сарханом, мучила бы ее совесть? Что она чувствовала бы? Парсли покончил с собой, Саймон и Калеб в тюрьме. Что бы она чувствовала, если бы несла ответственность за произошедшее? Что бы предприняла теперь? Можно ли что-то исправить?

– Я не знаю, – вздохнула Лиза.

– Знаешь! Ты получаешь от этого удовольствие, да? От того, что делаешь с нами все, что захочешь!

– Я…

– Отвечай!

Лизе показалось, что она говорит с подростком, обиженным, возможно даже униженным, поведением взрослого.

– Нет.

– Не ври мне!

Интересно, подумала Лиза, то есть те ответы, которые не укладываются в картину мира Николь, не принимаются. Не рассматриваются. Это не разговор, конечно, а попытка утвердиться в своем мнении.

– Да, – с грустью сказала Лиза. А что еще оставалось?

– Я так и знала! Я сразу поняла, что с тобой что-то неладно! Парсли – это одно, но Саймон! Зачем ты его упекла в тюрягу, а?!

– Зачем тебе нужно это знать?

Лиза вышла из кухни, села на диван и растерянно посмотрела на панораму. В городе все было по-прежнему. Он продолжал жить, движимый какими-то неведомыми силами.

– Не надо пудрить мне мозги! Не лезь ко мне в башку! Просто отвечай на вопросы!

– Я не хотела…

– Не ври, сука! – Голос Николь сорвался и дал петуха.

Очевидно, это еще больше разозлило ее. На заднем плане что-то загремело, возможно отправленное в полет пинком. Зазвенело стекло, незнакомый голос возмутился.

– Заткнись! – рявкнула Николь в сторону от трубки, потом снова обратилась к Лизе: – Отвечай!

Лиза вздохнула. Она не помнила вопроса. Николь, вероятно, тоже. Да он и не имел значения. Лиза отчетливо увидела входящего в яростный транс ребенка. И ярость эта – праведный гнев – давала право на все, что угодно.

Где-то внутри этого транса мальчик Николас бежит от уязвимости, не сумев ее пережить. И цепляется за гнев как за последнее средство от безумия. Этот мальчик ныряет в тоннель, с которым все понятно. Который всегда ведет прямо, но это так только кажется. На самом деле он идет по кругу. Но изнутри, конечно, этого не увидеть. Как и не увидеть паровоза, который нагоняет и вот-вот раздавит.

И каждый раз одно и то же. Поезд настигает Николаса, дробит кости, рвет на части, и все начинается заново. Николас оказывается на станции метро, растерянный, напуганный, не понимающий, почему он не хочет туда идти. Лиза вынырнула из видения, зная, что сейчас произойдет. Она собиралась положить трубку, пока еще не поздно, но не успела. Недавние истерические, почти неконтролируемые крики Николь сменились сипением.

– Послушай… – Лиза хотела что-то сказать, но поняла, что это абсолютно бесполезно. Она просто не сможет ничего объяснить. И не потому, что не подберет правильных слов, а потому, что и правда выбила бы опору из-под Николь. Она просто не может позволить этому случиться.

– Просто ответь на вопрос!

Лиза покачала головой. Странная смесь инфантилизма и родительской требовательности. Лиза как будто не оправдала каких-то ожиданий. Николь показала ей музыку, пустила в свой клуб, а она… Тут нечего сказать.

– Прости.

Лиза положила трубку. Задумчиво посмотрела на экран. Могла ли она что-то сделать? Был ли хоть маленький шанс? А потом возник другой вопрос: что бы она делала, если бы была Сарханом? Лиза улыбнулась, нашла в записной книжке номер Миллер и позвонила. Долго слушала гудки, но Анна все-таки ответила:

– Да?

– Это Лиза, мы пару раз виделись…

– Мисс Ру. – Миллер сразу показала, что поняла, кто звонит, и нет смысла тратить время на дальнейшие пояснения. – Чем могу помочь?

– Мы можем встретиться?

– Зачем? – Собеседница несколько удивилась.

– Я точно не знаю, если честно, – призналась Лиза. – Мне просто кажется, что нам нужно поговорить.

– Ну, если так надо… – Миллер задумалась о чем-то. – Можем встретиться в воскресенье.

Лизе показалось, что ее слова прозвучали зловеще.

– А сейчас нет возможности?

– Я на репетиции.

– Я подъеду куда скажете.

Миллер устало вздохнула, но все-таки продиктовала адрес. Лиза положила трубку и позвонила на ресепшен.

– Да, мисс Ру?

– Вызовите мне машину.

– Конечно. Подать на подземную парковку? – правильно поняв, что Лиза намерена покинуть дом, не привлекая внимания, уточнила Хейли.

– Да.

Лиза отправилась сушить волосы и одеваться. Она с отстраненностью наблюдала за своими действиями. Дело не в самих действиях, а в абсолютной тишине, сопровождавшей их. Лиза неторопливо собралась и посмотрела на себя в зеркало. Она вдруг поняла, что тот, кто смотрит из ее глаз, не должен одобрять или не одобрять ее действия. Он может только наблюдать, не давая никаких оценок происходящему. В противном случае он повлияет на происходящее, как она сама недавно. Это бы нарушило принцип свободы воли.

Отправившись на кухню, Лиза взяла телефон и посмотрела на картину Матисса. Повинуясь спонтанному порыву, взяла ее с собой и вышла из квартиры. На этот раз лифт снова ее подвел. Она оказалась в холле. Лиза пожала плечами и хотела было нажать на нужную кнопку, но остановила себя. Вышла из лифта и направилась к стойке.

– Ваша машина ждет вас. Черный «мерседес», – сообщила Хейли.

– Хорошо. – Лиза протянула ей картину и попросила: – Передайте Остину. Это подарок.

Хейли непонимающе уставилась на нее, пытаясь понять, о ком идет речь, потом сообразила, смутилась и кивнула. Лиза вернулась в лифт и спустилась на парковку. Нашла глазами нужную машину. Водитель услужливо открыл перед ней заднюю дверцу и поздоровался:

– Добрый день, мисс Ру.

– Здравствуйте… – она прочла его имя на бейдже, – Амит.

Лиза села в машину и достала из сумочки телефон. Посмотрела на экран и поняла, что мобильник почти разряжен. Поискала глазами зарядку и, конечно, нашла. А еще заметила на приборной панели фигурку какого-то индуистского божества. Человека с головой слона.

– Есть предпочтительный маршрут? – спросил Амит.

– Нет, главное, провезите меня мимо журналистов.

– Хорошо.

Лиза сняла телефон с авиарежима и проверила пропущенные вызовы. Ничего интересного. Потом проверила сообщения. Тут же поняла, зачем вообще полезла в телефон.

Скрести пальцы, через час заседание.

Сообщение от Саймона. Лиза посмотрела в окно. Машина как раз выехала с парковки. На этот раз около дома собралась целая армия журналистов. Благо они не могли видеть ее за тонированными стеклами. Лиза вернулась к телефону. Еще одно сообщение. Это от Томаса. Какая-то ссылка. Лиза нажала на нее и удивленно приподняла брови. Она не очень понимала, зачем Том прислал ей ссылку на конкурс фотожурналистов. Пролистала вниз и усмехнулась.

Фотография называлась «Венера Манхэттена». Номинация – «Кадр года». Лиза рассматривала саму себя, запечатленную в тот момент, когда она выскочила из дома в погоне за де Йонг. Лизу ослепило солнце, и она вытянула руки вперед, загораживаясь от него. Поза получилась какой-то… картинной. Приоткрытый рот, растрепанные волосы, – все то, что должно было сделать ее некрасивой, дало обратный эффект. Тень от ее ладоней почти полностью скрывала глаза, делая выражение лица удивительно загадочным. А уж этот проклятый халат будто бы рисовал сам Рафаэль. Босые ноги создавали ощущение, что она вообще не человек и уж точно не из этого мира.

Лиза усмехнулась. В этом фото было очень много жизни и естественной, невыхолощенной красоты. Она мысленно сравнила его с фотографией, сделанной Сарханом. Если бы эти две женщины оказались рядом, то стало бы очевидно, что первая не просто равнодушна, но и смертельно опасна в этом равнодушии. Она просто неспособна к жизни. Не может позволить себе что-то чувствовать, потому что это ее убьет. И в силу происходящего пытается свести весь мир вокруг к тому же.

Дверь машины открылась; Лиза не заметила, что они уже приехали. Амит подал было руку, чтобы помочь ей выйти, но она его опередила и вышла на улицу сама.

– Подождите меня тут, – попросила она.

– Да, мисс Ру.

Лиза посмотрела на некрасивое здание и поежилась. Выглядело оно очень недружелюбно и холодно. От здания веяло неуютностью, неухоженностью и запустением. По фасаду Лиза предположила, что это бывший кинотеатр.

Ее догадка подтвердилась, когда она вошла в холл. Стандартная планировка. Лиза вспомнила, как прогуливала школу в таком же кинотеатре. Она до сих пор помнила, сколько стоил билет на утренний сеанс. Лиза почувствовала запах попкорна и отчетливо услышала звон кассы. Она хорошо отдавала себе отчет в том, что это слуховая галлюцинация, но поделать ничего не могла.

А еще она вспомнила, как однажды мама узнала о прогулах. И устроила скандал прямо в кинотеатре. Менеджер решил, что ему эти проблемы не нужны, и поэтому на следующий день Лизу просто не пустили. Как она ни упрашивала старого кассира, тот только отводил взгляд и виновато качал головой: «Нельзя, распоряжение менеджера, ничем не могу помочь». Ей стало негде пережидать школьные часы. Она как будто лишилась своего убежища.

– С вами все в порядке? – прервал воспоминания голос Миллер.

Девушка внимательно смотрела на Лизу со второго этажа, положив руки на перила так, будто это был балетный станок.

– Да…

– Понимаю. – Миллер еще несколько секунд смотрела, а потом повернулась и скрылась из поля зрения. – Поднимайтесь на второй этаж, в главный зал. Только не мешайте.

– Иду.

Лиза могла бы поклясться, что она в том самом кинотеатре своего детства, если бы не знала, что он находится в другой части города. Правда, мир не треснет пополам, если она будет считать этот кинотеатр тем самым, наплевав на географию, логику и черт знает что еще. Почему бы и нет? Можно сделать допущение, не так ли? Нужно ли строго придерживаться границ объективной реальности?

Лиза вошла в главный зал. Он почти не изменился, разве что появилась сцена. В остальном тот же амфитеатр, может даже сиденья те же.

– Следующий! – Лиза вздрогнула от неожиданности и посмотрела на источник звука.

Во втором ряду сидели два человека. Миллер и какой-то толстый мужчина с планшетом. Именно он подал команду, напугавшую Лизу. Она несколько раз повторила про себя слово «толстый», удивляясь самому факту его появления. Почему не «полный»? Не какой-то еще? Да и в целом он был не таким уж толстым, просто на фоне Миллер казался рыхлым и бесформенным.