Текст книги "Картина Сархана"

10

Машина въехала в ворота загородного особняка мистера Хёста. Лиза отвлеклась от своих мыслей, посмотрела в зеркальце. Придирчиво изучила свое отражение. Глаза, глаза, и только глаза. Она присмотрелась к смолисто-черной подводке, к стрелкам.

В голове всплыла непрошеная, несвоевременная мысль о Саймоне. Но Лиза потушила ее так же стремительно и решительно, как тушат окурок перед важным делом.

Ей почему-то представлялся Саймон, он стоял в пустом зале театра и кричал на актеров: «Ты играешь актера, а не роль! Играй роль!»

Она нахмурилась, посмотрела в зеркальце последний раз. Машина остановилась. Лакей услужливо открыл дверь, протянул было руку, чтобы помочь гостье выйти, но вдруг замешкался, смешно отдернул руку назад, сообразил, что сделал, и снова протянул ее. Хороший старт, с мрачным удовольствием подумала Лиза. Конечно же, проигнорировала руку и вышла из машины. Лакей закрыл за ней дверь.

Рядом оказался другой лакей – видимо, его присутствие оправдывалось лишь необходимостью нивелировать микроскопическую заминку, возникавшую в тот момент, когда первый лакей закрывает дверь автомобиля и тем самым оказывается за спиной гостя. Гость ждать не должен.

– Прошу следовать за мной, мисс… – Он интонационно не завершил фразу, как бы давая ей возможность подсказать ему, помочь ее идентифицировать.

Но Лиза промолчала, только медленно моргнула и посмотрела ему в глаза, демонстрируя снисходительное внимание. Лакей повернулся на месте и пошел к парадной лестнице. Лиза двинулась за ним. В этот раз машины останавливались не прямо у входа в особняк, а в некотором отдалении. До дома нужно было пройти еще метров сто пятьдесят. Все пространство перед ним занимали шатры. Невольно подумалось о цирке. Между шатрами ходили наряженные во фраки мужчины и почти одинаковые женщины в вечерних платьях.

Лиза отметила какую-то удивительную схожесть черт лица у этих женщин. Будто перед ней был съезд клиенток одного пластического хирурга. Она не могла изучить гостей детально, потому что смотрела прямо перед собой. На нее же смотрели пристально. Она мгновенно стала центром внимания. Она видела, что ее замечают мужчины, что их спутницы продолжают беседу, но, чувствуя, что их уже не слушают, оборачиваются, следят за взглядами собеседников, обращенными к ней. И если люди впереди смотрели не так уж явно, то за спиной… Лиза чувствовала, как ее поедают глазами, обсуждают и оценивают, пытаются понять и вписать в окружающий мир.

Главное сейчас – это не наступить на подол, с усмешкой подумала Лиза. Но тут же фокус ее внимания сместился. Нужно зацепить всех, кто оказался у нее на пути. Она просто пройдет мимо, но вместе с тем навсегда останется там, где ее видели.

Лакей подошел к лестнице, остановился, встал к Лизе вполоборота. Сделал почтительный полупоклон и жестом пригласил ее подниматься по ступеням. Подол, проклятый подол, подумала Лиза. Нужно было заранее потренироваться! Никто из тех, кто смотрит на нее, не должен увидеть даже каблука ее туфли, но как же тогда подняться по лестнице?

Это невозможно, поняла Лиза. По крайней мере, без долгой и упорной тренировки не получится. Придется использовать то, что есть. Лиза остановилась у первой ступеньки и подняла взгляд на массивные деревянные двери в конце лестницы. Висок прострелила головная боль, но Лиза проигнорировала ее.

Лакей выпрямился, не совсем понимая, что происходит, и посмотрел в том же направлении, что и она.

– Мисс, вы можете подняться, мистер Хёст принимает гостей в главном зале.

Лиза даже не обернулась на него. Она смотрела в одну точку не отрываясь. Со стороны можно было подумать, что она ждет, когда ночное небо осветит солнце. И если уж это произойдет, то именно в той точке, куда устремлено ее внимание.

– Мисс… – Лакей растерянно посмотрел по сторонам, жестом сделал сигнал другому лакею.

Лиза слышала, как позади нарастает шепот. Она смотрела в одну точку, ожидая появления солнца.

– Мисс… – обратился к ней кто-то сзади.

Видимо, лакей позвал за подмогой. Прием был продуман во всех мелочах, до появления Лизы сбоев не было. Ее намеренная диверсия вызывала у прислуги глупое оцепенение.

Лакей не решился обойти ее. Шепот сзади продолжал усиливаться. Судя по всему, гости стали подтягиваться к месту импровизированного представления.

– Что происходит?

– Кто это?

– Куда смотрит прислуга?

– Она сумасшедшая?

– Заткнись!

Ее окутывали голоса гостей, будто бы затягивая куда-то, стараясь задавить, усреднить и обезличить. Но Лиза ждала солнца. И оно взошло! Двери распахнулись, и на вершине лестницы появился Хёст. Он оперся на свою трость и внимательно посмотрел на Лизу. Лиза опустила голову, уперев взгляд в первую ступеньку. Шепот стих. Все внимательно следили за происходящим. Лиза услышала, как Хёст что-то сказал лакею. Слов она не расслышала, уловила только тон. Недобрый, резкий. Лакей попытался возразить, подвывая, как нянька, но получил лишь грубость в ответ.

Потом она услышала шаги. Хёст медленно и не совсем ритмично, видимо из-за больной ноги, спускался по лестнице. Но самое удивительное было в том, что Лиза не слышала стука трости по камню. Шепот за ее спиной возобновился. Правда, тональность изменилась. Слышались удивленные и откровенно завистливые возгласы. По мере того как хозяин особняка спускался, шепот становился тише. Она вдруг подумала, что фамилия Хёст, вероятно, псевдоним.

Наконец Хёст остановился перед ней. Лиза по-прежнему смотрела вниз и могла видеть только его ноги. Хёст какое-то время молча стоял, потом с теплотой и заботой сказал:

– Пойдемте.

Хёст сделал последний шаг с лестницы и повернул куда-то влево. Лиза последовала за ним, отставая на полшага. Хозяин особняка жестом подозвал лакея. Тот возник по левую его руку и всем своим видом продемонстрировал готовность исполнять приказы.

– Отмените главный лот аукциона.

– Но… – Приказ явно удивил лакея, хотя спорить он не решился. – Да, мистер Хёст.

Лакей исчез. Хозяин особняка молча двигался вперед, судя по всему собираясь обойти фасад дома. Предположение Лизы оказалось верным. Они свернули за угол особняка. В тот момент, когда здание отрезало их от взглядов, Хёст тяжело вздохнул, оперся рукой о стену и усмехнулся.

– Видит Бог, я стар для таких представлений! Но я лучше умру, пытаясь сыграть свою роль, чем даже не попробую!

Лиза с удивлением слушала молодой, по-настоящему веселый и взволнованный голос.

– Мисс Ру, вы великолепны! Я должен поблагодарить вас за это… я даже не знаю, как назвать этот перформанс! Это даже не шоу, это настоящее искусство! – Хёст возбужденно жестикулировал. – Воистину вы зажгли солнце посреди ночи!

Лиза на секунду подняла взгляд и посмотрела ему в глаза. Хёст ликовал. Его просто распирали эмоции.

– Просите все, что душе угодно! – предложил Хёст.

Лиза еще раз посмотрела на него, как будто бы не сдержавшись. Как будто это и есть все, что ей нужно, все, о чем она может мечтать. Хёст снова рассмеялся, восторженно, искренне. А потом, внимательно рассматривая ее, восхищенно сказал:

– Вы человек, у которого из глаз льется нефть.

Лиза едва не вздрогнула. Наверное, только нефтяной магнат мог сказать такое с восторгом.

– Давайте прогуляемся, мисс Ру.

Он указал рукой в сторону лабиринта из живых растений. Хёст заложил руки за спину, задумался, потом, как бы рассуждая вслух, произнес:

– Как бы парадоксально это ни звучало, но это действительно самая сексуальная паранджа, которую я когда-либо видел. Хотя я, конечно, догадываюсь, что дело далеко не только в портных. Вы очень тонко уловили, что нужно дать тому, у кого все есть. Это, несомненно, большой талант!

Хёст неторопливо двинулся в сторону лабиринта и насмешливо покачал головой.

– Приталенная паранджа, ну надо же! Насколько я понял, сегодня говорить буду только я?

Лиза, конечно, ничего не ответила. Она хотела посмотреть, как он справится с пустотой.

– Меня это устроит. Честно говоря, меня бы устроило все, что вам угодно. Какой странный парадокс, не находите? Думая о восточной культуре, мы предполагаем бесправность женщин. Наверное, так и есть, но… – Хёст задумался. – Забавно. Если у вас нет прав, то права есть у меня, потому что я мужчина, а значит, и все обязанности у меня. В тот момент, когда вы лишили себя права войти в мой дом, вы возложили на меня обязанность разобраться с этой проблемой. Это прекрасно! Есть о чем задуматься. Кстати, думаю, никто из собравшихся не мог бы заставить меня спуститься по этой лестнице. Знаете, на пару минут я действительно помолодел! Более того, я чувствовал себя каким-то Людовиком Четырнадцатым.

Он замолчал, будто бы переживая, переосмысливая недавний всплеск эмоций. И Лиза поняла, что он с ним справляется с трудом. Но уверенно выбирает направление в лабиринте.

– Вам, наверное, интересно, зачем я вас пригласил, – задумчиво протянул Хёст и посмотрел на нее.

Лиза еще раз встретилась с ним глазами. Ей удалось одним взглядом изобразить человека, которому интересно все, что скажет собеседник, но вместе с тем плевать на то, о чем именно пойдет речь. Хёст снова засмеялся. Он убегает в смех, отметила Лиза. Вся эта несдержанная многословность тоже признак смущения и волнения. Неужели и такого человека можно выбить из колеи?

– А вы, видимо, играете до конца и не намерены выходить из роли. – Хёст хотел сказать что-то еще, даже поднял руку, чтобы подчеркнуть свои слова жестом, но вдруг резко сменил тему. – Что, если я скажу вам, что никакого Сархана не существует?

Лиза непроизвольно посмотрела на его лицо. Он успел считать это движение глаз и улыбнулся в усы, в очередной раз выбрав какой-то неочевидный поворот в лабиринте.

– Что, если я скажу, что это просто большая мистификация, призванная набить цену не самой интересной фотографии? Шоу! Спектакль, цирк и карнавал!

Лизе показалось, что слово «карнавал» он использует не для обозначения костюмированной вечеринки. Хёст произнес его с уважением. Но, к счастью, она могла ничего не отвечать и не иметь никакого мнения по поводу его предположений.

– Что, если я предложу вам долю? От продажи картины?

Лиза еще раз посмотрела на него, усмехаясь одними глазами. Как бы не веря в такую милость, но с благодарностью принимая любые его слова независимо от смысла. Она просто свела ценность его слов до звука, до музыки, которая может ничего не значить и при этом радовать слух.

– Этих денег хватит на то, чтобы больше никогда не работать, – заметил Хёст. – Вы сможете заниматься только тем, что вам интересно. Разве это не прекрасно?

Лизу едва не выбило из состояния, которое она так усердно поддерживала. Окружающий мир навалился на нее своей реальностью. Может, это ее шанс? Она с трудом подавила эти мысли. Хёст внимательно следил за ее реакцией. К счастью, он мог видеть только ее глаза.

– Все, что от вас потребуется, – подыграть в этом шоу. А конкретно – исчезнуть. Вы сможете выбрать любую страну, любое имя. Как вам, например, северное побережье Испании? Вы видели, какие прекрасные там закаты? А прибрежные скалы? Это ведь просто… – Хёст хмыкнул. – Произведение искусства.

Лиза по-прежнему смотрела в пол. Ей все тяжелее давалась способность воспринимать его голос как звук.

– Если это вам неинтересно, то… Я думаю, у меня хватит влияния, чтобы какой-нибудь человек досрочно вышел из тюрьмы. У вас есть на примете кто-нибудь, для кого это было бы важно?

Лиза не подняла глаза, голову прострелила боль. Она едва не потянулась к таблеткам. Сердце рвануло вскачь. Что происходит? Ей почему-то вспомнился Парсли накануне своего самоубийства. Его странный монолог, борьба с собственной гордыней… Что, если ему тоже предложили какую-нибудь сделку? Потом Лиза допустила еще одну мысль: а было ли самоубийство вообще?

– Мне кажется, я знаю, о чем вы подумали, – покачал головой Хёст. – Да, я предлагал Парсли исчезнуть так же, как и вам. Но он отказался.

И предпочел застрелиться? Лиза удивилась. Что его так напугало в этой сделке?

– Вы, наверное, хотите узнать, почему я предлагаю это именно вам. Знаете, есть некоторая проблема с… творческими людьми. По долгу службы вынужденные иногда погружаться в безумие… Тут, заметьте, я говорю не о безумии как… ну вот как бы вы себе представили безумного человека? Речь не о помешательстве, а об отсутствии ума. Так вот, это безумие приводит к тому, что они… живут в каком-то своем странном мире, где бушуют никому не понятные страсти. И это почему-то мешает таким людям заключить со мной сделку, понимаете? И Парсли – это неприятное подтверждение моих слов. Если говорить коротко, то их грезы им дороже денег. К счастью, вы не такая. Вы деловой человек и умеете договариваться.

Лизе показалось, что перед ней какой-то змий-искуситель. Он предлагает ей сделку, а она даже не знает, какую цену ей предстоит заплатить, чтобы получить желаемое. А еще ей почему-то стало немного обидно. Хёст считает, что она самое слабое звено во всей семерке?

– Я не призываю вас решать прямо сейчас, – сказал Хёст. – Но обдумайте мое предложение. Мы можем обсудить детали в любой момент. Я попрошу кого-нибудь из слуг дать вам мой номер телефона. Личный.

Лиза вдруг поняла, что уже ни следа не осталось от той болтливой восторженности, которой фонтанировал хозяин особняка пять минут назад. А была ли она вообще?

– Прошу сюда. – Хёст указал рукой направление. – Скоро начнется аукцион. Я хочу, чтобы вы на нем присутствовали.

Лиза вдруг подумала, что устала. Куда бы она ни шла, что бы ни делала – везде звучит это проклятое имя «Сархан». Как будто весь ее мир ужался до одного слова. Она вдруг ясно осознала, что не понимает вообще ничего. Нет такой вещи за последнюю неделю, которую она могла бы однозначно понять. Ни одной фразы, ни одного поступка. Такое ощущение, что все в каком-то тумане. И как бы она ни старалась, становится только хуже. Попытка в чем бы то ни было разобраться только воспаляет сознание. Более того, Лиза не может понять, где она сама во всем этом тумане. Как она тут оказалась, что делает? Ей сразу же вспомнились слова де Йонг: «Ради чего вы все это делаете?»

Они с Хёстом вышли из лабиринта к противоположному входу в дом. Здесь не было такой помпезной лестницы, как у парадного входа, а двери были по большей части остеклены. С этой стороны особняк напоминал какое-то родовое поместье из фильмов про Гражданскую войну. Но он все еще оставался величественным.

Лакей открыл перед ними скрипучую дверь. Лиза аккуратно, чуть придержав полы паранджи, поднялась по ступенькам и последовала за Хёстом. У нее возникло ощущение, что это какой-то другой особняк. Она ведь запомнила его по первому визиту. Тогда залы казались какими-то… другими. Цвета были более тусклыми, звуки – приглушенными. Сейчас же, идя по мраморному полу, она слышала удивительно четкий, почти звенящий стук каблуков.

Они прошли через несколько пустых помещений, потом поднялись на второй этаж и остановились у небольшой деревянной дверцы. Хёст осмотрел себя, смахнул какую-то невидимую пылинку с пиджака, успокоил дыхание. Лиза тайком посмотрела на его лицо. Теперь он снова превратился в невозмутимого, уверенного хозяина особняка. Правда, в глазах появилась сумасшедшинка.

– Пойдемте, мисс Ру.

Голос тоже изменился. Стал едким. Будто бы Хёст подвергал сомнению все, что произносит. Точно ли пойдем? Точно ли мисс? Действительно ли Ру?

Лакей открыл перед Хёстом дверь, и хозяин особняка вошел в нее. Лиза последовала за ним. Они оказались на небольшом балконе, выходившем в огромный зал. Мистер Хёст подошел к резным перилам и сел на заранее подготовленный стул. Лиза остановилась за правым плечом хозяина. Почти весь зал заполняли ряды стульев. Ни одного свободного, конечно, не было. Богато одетые люди внимательно смотрели на небольшую сцену, на которой полный мужчина во фраке, сидевшем на нем как на корове седло, проводил аукцион.

– Лот номер пять! – Мужчина, тяжело опираясь на трибуну одной рукой, протер потный лоб платочком и указал на выходивших на сцену лакеев.

Двое подозрительно некрасивых слуг поставили на подставку картину и удалились. Лиза подумала, что такой подбор людей точно имеет какой-то смысл. Потом обратила внимание на саму картину. И с удивлением обнаружила, что на ней изображена Анна Миллер у балетного станка. Зрение не позволяло рассмотреть с такого расстояния все детали, но даже отсюда Лиза чувствовала изможденность и усталость нарисованной девушки.

– Начальная цена – сто семьдесят тысяч долларов! – объявил толстяк. – Предполагаемая цена через месяц – четыреста тысяч!

Лиза удивленно приподняла брови. Это не аукцион, а скорее питчинг инвесторов. Им даже доходность определенную обещают. Тут же поднялась чья-то рука.

– Двести! – объявил толстяк, указав молоточком на поднявшего руку. – Кто больше?

Поднялась другая рука.

– Двести двадцать! Кто больше? Двести пятьдесят!

Хёст невозмутимо наблюдал за аукционом. Цена дошла до двухсот восьмидесяти. Толстяк уже начал считать. Мистер Хёст вдруг сделал плавное движение рукой вверх. Будто расслабленно махнул платком, зажатым между двумя пальцами. Тут же в зале взметнулась чья-то рука.

– Двести девяносто! – огласил толстяк. – Кто больше?

Лиза с интересом посмотрела на человека, который поднял цену. Он ведь не мог видеть сигнал Хёста затылком. Это оказалась девушка. В одной руке у нее была тушь, в другой зеркальце. И она зачем-то, хотя теперь, конечно, понятно зачем, делала макияж прямо на аукционе.

– Триста тридцать! – объявил толстяк и ударил молотком. – Продано!

Девушка убрала тушь и зеркальце в сумочку. Свое дело она сделала. На сцену поднялись лакеи и бережно унесли картину.

– Лот номер шесть! – объявил толстяк. – Единственная рукопись неопубликованного романа Рубена Парсли. Начальная цена – четыреста тысяч. Предполагаемая стоимость через месяц – миллион долларов!

Сразу несколько человек подняли руки, цена росла стремительно. Шаг составлял пятьдесят тысяч. И к удивлению Лизы, цена быстро перевалила за миллион.

– Они думают, что смогут заработать на ней больше миллиона, – как будто прочитав ее мысли, пояснил вполголоса Хёст. – А еще считают, что в случае неудачи потеряют только сумму, которую потратили на покупку.

Рукопись ушла за два миллиона. Лиза задумалась о том, откуда она у Хёста. Ему ее продал мэр? Или она ненастоящая? Уже даже неважно, сколько она стоит на самом деле. Аукцион напоминал какой-то странный конвейер по производству сомнительных предметов искусства. И не столько по производству, сколько по раздуванию их стоимости. Хёст теперь казался ей человеком, который поставил себе на службу само искусство. Поработил и эксплуатирует. Тем временем толстяк снова утер лоб платочком и объявил:

– Леди и джентльмены! С прискорбием сообщаю вам, что главный лот сегодняшнего аукциона снят с торгов. Сожалею!

Вероятно, все собрались тут именно ради него, и новость вызвала у всех гостей одинаковую реакцию: толпа зашумела. Хёст поднялся с кресла. Гвалт нарастал. Лизе стало интересно, как Хёст с ним справится.

Никто не призывал к порядку, никто не пытался перекричать толпу. Все лакеи и распорядитель аукциона молча уставились на хозяина особняка. Сконцентрировали все внимание на нем. Постепенно взгляды всех зрителей тоже сосредоточились на балконе. Лиза не знала, на кого они смотрят – на Хёста или на нее.

Хозяин особняка помолчал еще несколько секунд, а потом заявил:

– Друзья! Я надеюсь, то, что вы сейчас услышите, останется между нами. Я полагаюсь на вашу честность. К сожалению, оригинал работы Сархана похищен.

По залу прошел то ли стон, то ли вздох. Громкий шепот перерос в бесконечный белый шум.

– Наклонитесь к моему уху и сделайте вид, будто что-то говорите. Но так, чтобы это было неочевидно. – Кажется, Хёст даже губами не пошевелил.

Лиза поступила как было велено. Чуть-чуть склонилась вперед и, не отрывая взгляда от публики, сделала несколько едва заметных движений головой. Это должно было вызвать шевеление ткани. Хозяин особняка подыграл. Сделал вид, что что-то сказал ей одними губами. Их маленький спектакль успокоил присутствующих, люди в зале стали затихать, внимательно наблюдая за тем, как незнакомка нашептывает что-то самому Эспену Хёсту.

– Друзья! Прошу вас не придавать значения этому инциденту. – Хёст будто бы повторял чужие слова, Лиза уловила нарочитую протокольность в интонациях. – В скором времени оригинал будет возвращен. Благодарю за внимание.

Хёст развернулся и ушел с балкона. Лиза кинула последний взгляд на толпу и пошла за хозяином особняка.

– Ну, это должно вызвать еще больше внимания, – усмехнулся Хёст, – и соответственно повысить цену работы. Что ж, мисс Ру, благодарю вас за безукоризненно исполненную роль. Обдумайте мое предложение. Время еще есть, не торопитесь. Но и не затягивайте. Понимаете?

Лиза медленно кивнула. Пожалуй, это предложение – первое за последнюю неделю, что она однозначно понимала.