Текст книги "На службе Франции. Президент республики о Первой мировой войне. В 2 книгах. Книга 1"

У меня было также совещание с министром колоний Гастоном Думергом. Правительство поручило ему организовать снабжение в освобожденных департаментах Сены и Марны, Марны, Эны и Уазы. Он излагает мне свою программу, которую я нахожу очень разумной.

Наконец Делькассе, все еще очень беспокоящийся по поводу своего сына, тоже пришел ко мне беседовать еще раз о Турции и Болгарии. Кроме того, он сообщает мне интересные депеши, в которых Клобуковский передает в своем разговоре с бароном Бейенсом, бывшим бельгийским посланником в Берлине. «Война между Австрией и Сербией, – сказал ему этот достойнейший дипломат, – была подстроена Германией; это была головешка, которая должна была зажечь пожар; эта война должна была послужить исходным пунктом для выступления против Франции, пунктом, которого желали и искали. Император Вильгельм долгое время проявлял себя весьма искренним сторонником мира, но в конце концов уступил перед напором камарильи, всегда вдохновлявшейся бисмарковским духом. За последние два года он явно был удручен, состояние его здоровья, всегда неважное, ухудшалось под влиянием тревоги, внушаемой ему постоянными наущениями его приближенных. Несмотря на сильное умственное переутомление, император не мог не сознавать страшного значения войны между Германией и Францией, но, как видно, одно основное заблуждение заслоняло перед ним эти непосредственные впечатления. Он был убежден, что Россия, находившаяся в разгаре военной реорганизации, не вмешается решительно в балканский конфликт, что Англия, обессиленная внутренними разногласиями и в общем мало склонная вступать в войну на континенте, тоже воздержится, что Италия выступит вместе со своими обоими союзниками и что в конечном счете Германия со своими огромными контингентами, долгое время готовящимися к войне, будет фактически иметь дело только с Францией. Последней же, как казалось императору, можно было не очень бояться, прежде всего потому, что у нее было меньше войск, и затем ввиду разногласий, проявившихся в парламентских дебатах по военным вопросам. Император был уверен, что наконец пришел момент установить силой оружия гегемонию Германии. В его окружении было много сторонников войны, но главным ее сторонником был кронпринц – он по крайней мере номинально (ввиду ограниченности его умственного горизонта) возглавлял партию, стоявшую за молниеносное наступление на Францию. Уже давно эта партия искала предлога, безразлично какого, для ссоры. А как известно, за этим у немцев дело никогда не станет. Таким образом, возникла австро-сербская распря».

Король Альберт тоже вел непринужденный разговор с Клобуковским. Сообщаю этот разговор в краткой письменной передаче, сделанной Клобуковским для Делькассе. «Оборонительная тактика, – сказал его величество, – была единственно возможной перед лицом столь мощных массовых армий, и я чрезвычайно счастлив, что французское командование прибегает к ней с такой систематичностью и с такой силой сопротивления. Выдержка и борьба – это должно быть лозунгом как для Франции, так и для Бельгии. Германия могла рассчитывать на успех только при том условии, что не встретит задержки при своем внезапном натиске. Ее план был разбит в самом начале, и для Бельгии великое счастье, что она содействовала этому результату. Поэтому так велико раздражение императора Вильгельма против нас и против меня, оно даже больше, чем думают… Воистину тот способ вести войну заслуживает всеобщего осуждения. Такое поведение нисколько не удивительно со стороны военной олигархии, высокомерной и тщеславной. Она завистлива, распутна, злостна, она завидует нашим прекрасным памятникам, нашим столь прелестным городам, очарованию наших пейзажей, нашей активности в промышленности. Наш собор в Малине был подвергнут бомбардировке, потому что он чудо красоты, наша Лувенская библиотека, которую пощадили даже иконоборцы, была сожжена умышленно, потому что она была единственной в мире. Старый император Вильгельм, который был человеком простым, устоял бы против внушений этого ограниченного и грубого окружения, но его внук склонен к мелкому тщеславию, он восхищается поверхностной и театральной стороной, он слишком любит играть роль перед галеркой, чтобы оставаться равнодушным к лести тех, которые прельщают его грандиозной перспективой осуществления его всегдашней мечты: он – великий император, повелитель мира, все перед ним трепещет и преклоняется».

Словно для того, чтобы одним более лестным штрихом ретушировать эти живые портреты кайзера и его будущего преемника, агентство Вольфа упорно провозглашает, что армия кронпринца осаждает и бомбардирует крепость Верден. Жоффр телеграфирует, что это известие ложно от начала до конца, и просит нас опровергнуть его. Но наше опровержение не проникнет в Германию, и все будут там вполне искренне приписывать кронпринцу славу великого военного успеха. Между тем на самом деле все попытки 5-й немецкой армии закончились неудачей. В первых числах текущего месяца она пыталась обойти левое крыло нашей 3-й армии генерала Саррайля, отрезав его от 4-й армии генерала де Лангля де Кари. Но Саррайль перебросил в промежуток между обеими нашими армиями новый корпус, а именно 15-й, и кронпринцу не удалось пройти здесь. Зато на правом фланге нашей 3-й армии бомбардированы были некоторые форты Вердена, а в тылу этой армии немецкие части, пришедшие из Воэвры, приблизились севернее Сент-Мигиеля к форту Тройон. Раз или два они атаковали последний, но не в состоянии были завладеть им. 10 сентября последовала еще одна безуспешная атака кронпринца на нашу 3-ю армию, а 13-го 5-я немецкая армия отступает. Сегодня войска 5-го немецкого корпуса, которые занимали правый берег Мозы в окрестностях форта Тройон, сами отступают на равнину Воэвры. Но какие развалины неприятель оставил после себя в смеющемся крае, где нет ни одной деревни, ни одного ручейка, ни одного леса, которые не были бы мне родными!

Среда, 16 сентября 1914 г.

Наступление, начатое нашими войсками после битвы на Марне и, к несчастью, прерванное, чтобы дать краткий отдых войскам, достигло вчера и третьего дня на всем фронте арьергарда неприятеля. Последний остановился, чтобы дать нам бой, и получил теперь подкрепления от главной массы немецкой армии. Итак, предстоит новое генеральное сражение на линии, на которой неприятель быстро укрепился; эта линия тянется от Уазы до Аргонн, через Нойонский округ, ряд плато на север от Вик-сюр-Эн и Суассона, Лаонский массив, высоты вокруг Реймса и окрестности Вилль-сюр-Тюрб. Позиции немцев, уже укрепленные, тянутся далее на восток от Аргонн, от Варенн до Воэвры на север от Вердена. Впереди освобожденных Люневилля и Сан-Дидье наша территория почти совершенно очищена от иноземцев. Но будут ли у нас завтра еще достаточно свежие войска, будет ли у нас достаточно артиллерии и снарядов для предстоящих боев с искусно окопавшимся неприятелем? Вчера телеграмма Жоффра (№ 5342) благоразумно приглашает наши армии принять систематические меры и постепенно укрепить завоеванную территорию. Главнокомандующий не желает повторения иллюзий и ошибок первых дней войны. Если немцы укрепляются перед нами, то располагаем ли мы, кроме храбрости, всем, что необходимо для их вытеснения? Мы желали бы, по крайней мере, чтобы Россия облегчила давление, оказываемое на нас неприятелем. Делькассе просил Палеолога еще раз настаивать перед Сазоновым на том, чтобы русское наступление безотлагательно было направлено против Германии. После аудиенции у императора Сазонов ответил²¹⁷*: «Как только будут уничтожены австрийские армии в Галиции, можно быть уверенными, что энергично проявится прямое наступление против Германии». Но когда будут уничтожены австрийские армии в Галиции? Правда, русские армии перешли Сан и преследуют левое крыло австрийцев, которые, как нам сообщают, бегут в беспорядке. Конечно, центр и правое крыло австрийской армии отброшены к Перемышлю²¹⁸*. Конечно, согласно последней телеграмме Палеолога, отправленной нам сегодня²¹⁹*, австрийские армии уходят из Галиции, оставляя позади себя двадцать пять тысяч убитых и раненых и сто тысяч взятых в плен; пришедшие на помощь им немецкие корпуса сами тоже отступают. Но в таком случае зачем России ожидать еще более полного уничтожения австрийских армий в Галиции, прежде чем приступить к решительным действиям против Германии? В настоящий момент 1-я русская армия совершенно оставила территорию Восточной Пруссии, и нам более не говорят ни слова об осаде Кенигсберга²²⁰*.

Зато наша победа, по крайней мере, придала бодрости некоторым нашим друзьям. В Румынии состоялись большие демонстрации в честь Франции. Во главе этого народного движения стал бывший военный министр Филиппеску. Наш посланник Блондель даже уверен, что еще на этой неделе румынское правительство приступит к мобилизации и объявит себя на нашей стороне. Король должен будет дать свою подпись или отречься от престола²²¹*. Такие же надежды питает Лаговари. Но я очень боюсь, что оба они принимают свои желания за действительность.

Четверг, 17 сентября 1914 г.

К полковнику Пенелону вернулась его сияющая улыбка. Мой верный офицер связи привез мне сегодня целую охапку оптимистичных известий. Он приехал скорым поездом из Реймса, куда переведена главная квартира. «Как, – спрашиваю я, – разве там не проходит теперь линия огня?» Полковник признает, что, возможно, несколько поспешили, выбрав для этой цели город в таком непосредственном соседстве с неприятелем, и что там невозможно будет исполнять функции командования. В действительности у нас не ожидали, что немцы так быстро создадут новый фронт. Неприятель обстреливает Реймс из батарей, помещенных им в фортах на востоке от города. Однако генерал Жоффр полагает, что немцы приняли сражение против воли, что их вынудила к этому сила нашего преследования. Правда, они окопались так основательно, что уже невозможно будет выбить их из позиций фронтовыми атаками. Но мы принимаем теперь меры, чтобы обойти их с обоих флангов, 13-й корпус, взятый из армии Дюбайля, вчера перевезен на наш левый фланг и усилит армию Монури. С другой стороны, армия Кастельно маневрирует на востоке с целью обхода левого фланга немцев. Сражение, быть может, продлится два-три дня, но Жоффр твердо надеется, что мы выиграем его. Он даже думает, что немецкое командование решилось дать это сражение, только будучи связанным волей кайзера, который в своем суверенном нетерпении, вероятно, потребовал немедленного реванша.

Если наши успехи не разбили немцев, они, по крайней мере, подняли дух бельгийцев. Бельгийская армия только что провела удачные наступательные операции²²²*. Антверпен быстро приводится в состояние обороны. Западная Фландрия, часть Восточной Фландрии, провинция Антверпен и Люксембург в настоящее время освобождены от немецкой оккупации. Напротив, Генегау, Брабант, провинции Льеж, Памюр и бельгийский Люксембург остаются во власти неприятеля. Многие города разрушены или получили большие повреждения. Поля опустошены. Какой ценой Бельгия и мы платим за наши победы!

Глава 7

Письмо папы Бенедикта XV. – Фронт стабилизируется. – Попытки маневрировать на левом фланге. – Неприятель бомбардирует Реймсский собор. – Наши орудия и снаряжение. – Разрушенные города и деревни. – Тщетные попытки окружения. – Взятие Сен-Мигиеля. – Антверпен под угрозой. – Разбитые надежды

Пятница, 18 сентября 1914 г.

В то время как Франция в сражении, не имеющем прецедента, была спасена от непоправимого несчастья, в Риме был избран новый духовный глава христианского мира. Болонский архиепископ Джакомо, маркиз де ла Кьеза, был объявлен папой под именем Бенедикт XV. Он лишь в мае этого года был сделан кардиналом. Это аристократ по рождению и дипломат по карьере. Трудно предвидеть, какой линии он будет придерживаться, но он назначил государственным секретарем монсеньора Феррату, который активно содействовал его избранию, – позиция Ферраты по отношению к нам оставалась до сих пор благожелательной. Кардинал Аметт написал мне по своем возвращении в Париж письмо, полное благородства и достоинства: «Париж, 12 сентября 1914 г. Господин президент республики. При отъезде моем из Рима наш святейший отец папа Бенедикт XV удостоил меня поручением доставить Вам прилагаемое письмо, в котором его святейшество извещает Вас о своем вступлении в верховный понтификат. Ввиду Вашего отъезда из Парижа для нужд национальной обороны я лишен чести лично передать Вам это письмо на аудиенции, которой я просил бы у Вас. Вместе с тем я счастлив был бы принести Вам благодарность по поводу того, что Вы согласились принять мое приглашение и Ваш представитель присутствовал на заупокойной мессе, отслуженной в соборе Богоматери по почившем верховном понтифексе. Этот Ваш шаг был оценен по достоинству во Франции и в Риме. Я сказал бы Вам также, в какой мере Франция должна приветствовать избрание нового папы, благожелательность которого ей обеспечена. Примите, господин президент, вместе с выражением пожеланий успеха нашему оружию, которые я беспрестанно воссылаю к Богу, уверение в моем высоком уважении. Леон-Адольф, кардинал Аметт, архиепископ Парижский».

К этому столь патриотическому письму приложено было письмо нового папы: «Perillustri viro Galliarum reipublici Praesidi. Benedictus P. P. XV. Perillustris vir, salutem. Insrutabili Dei consilio ad suscipienda Ecclesia gubernacula vocati, munus impositae dignitatis Tibi nunciare properamus, eidemque atque nobillissimae Gallorum genti omnia fausta feliciaque adprecamur. Datum Romae apund S. Petrum die III septembris anno MCMXIV, Pontificstus nostri primo. Benedictus P. P. XV» («Знаменитейшему мужу, президенту республики Галлии. От папы Бенедикта XV. Привет тебе, муж знаменитейший. Призванные неисповедимым промыслом Божьим к кормилу церкви, желаем известить тебя о возложенном на нас достоинстве и возносим молитвы о всяком счастье и благополучии для тебя и благороднейшего народа галлов. Дано в Риме, у Святого Петра, 3 сентября 1914 г., в первый год вашего понтификата. Бенедикт XV, папа».)

Казалось бы, что по получении обоих этих писем мне оставалось только ответить на них с возможной быстротой и учтивостью. Но по закону церковь отделена от государства, кроме того, мы порвали всякие дипломатические отношения с Ватиканом, что, впрочем, не оправдывалось упомянутым законом. Переписка президента с папой помимо правительства – это было бы одним из тех личных действий, которые часть общественного мнения республики, пожалуй самая чувствительная, не преминула бы найти заслуживающими осуждения; это был бы своего рода секрет короля, которого не позволит себе уже ни один конституционный король нашего времени. Итак, из корректности, приличия ради я сообщил про оба письма правительству. Решено было, что я должен ответить на них, но что ввиду характера этой корреспонденции ответ мой будет составлен министерством иностранных дел. Это было поручено, если не ошибаюсь, Филиппу Бертело, который находится в Бордо вместе с канцеляриями министерства.

Мне были присланы следующие тексты: «Его высокопреосвященству кардиналу Аметту, архиепископу Парижскому. Монсеньор. Подтверждая получение письма, при котором Вы передаете мне извещение его святейшества папы о своем вступлении в верховный понтификат, прибегаю к Вашей любезности и прошу передать по назначению прилагаемое письмо. Очень тронут чувствами, выраженными Вами при сем случае, и Вашими пожеланиями успеха нашему оружию. Прошу Ваше высокопреосвященство верить в мои чувства глубокого уважения». «Его святейшеству папе. Святейший Отец. Спешу подтвердить Вашему святейшеству получение извещения о Вашем вступлении на святой престол, с каковым извещением Ваше святейшество соизволили обратиться ко мне. Благодарю Ваше святейшество за пожелания благополучия французской нации и мне лично и прошу принять мои пожелания Вашему святейшеству и величию его понтификата».

Я охотно подписал бы оба эти текста, хотя они показались мне скорее несколько сухими, но решено было, что их должен обсудить совет министров. Поэтому я представил их правительству, причем решено было выкинуть одно слово, которое шокировало некоторых министров, – слово «величие». Допускалось, что я приношу свои пожелания папе и его понтификату, но нельзя было терпеть, что я могу желать величия этому понтификату! Какая ничтожная мелочность! В виде реванша оставили в письме к кардиналу слова: «тронут чувствами», конечно, для того, чтобы смягчить этим двойным уверением во взаимных чувствах холодность, которую считали необходимой из политических соображений. После этого решено было, что я отправлю свое письмо без скрепления его подписью Делькассе, чтобы не делать кабинет официально ответственным за мое письмо. Я так и поступил, не без сознания, что эти придирки не совсем красивы.

Мы начинаем задавать себе вопрос, что означает молчание главной квартиры. Что происходит на фронте? Нам было сказано, что неприятель остановился против воли и что мы наверняка сможем выбить его из его позиций. Теперь нам заявляют, что ранее двух-трех дней не наступит никакого «решения» и что ситуация остается почти без перемен. В чем секрет этого? Вчера в директиве № 5657 Жоффр указывал генералу Монури: «По-видимому, неприятель перебрасывает войска на северо-запад под защитой укреплений, возведенных на всем фронте. Необходимо создать на нашем левом фланге кулак, способный не только парировать обходное движение неприятеля, но также обеспечить окружение последнего». В исполнение этого приказа наше левое крыло несколько продвинулось вперед, но ему отнюдь не удалось окружить правое крыло неприятеля. Нам придется бороться за то, кто кого обойдет. Но на флангах, как и в центре, против нас находятся войска, твердо укрепившиеся. На Марне, как мне сообщают офицеры связи, окопы, оставленные немцами, замечательно построены, хотя их приходилось импровизировать. Они достаточно глубоки для прикрытия солдат, снабжены через каждые двадцать метров убежищами и помещениями для отдыха. Несомненно, когда неприятель остановился на новых позициях, эти последние уже предварительно были сильно укреплены войсками, оставшимися в тылу у сражавшихся.

Англия предложила нам на днях высаживать войска в Дюнкирхене для диверсионных операций в Северной Франции и в Бельгии. Генерал Жоффр согласился на эту идею. Но перед ним встает вопрос, будут ли британские войска прибывать в достаточном количестве, чтобы позволить в ближайшем будущем этот маневр. Хотя доминионы и Индия все без исключения проявили замечательное воодушевление и обещали свою помощь метрополии, большое расстояние осуждает Англию на долгое ожидание эффективного сотрудничества. Объявлено о прибытии войск из Индии, но они будут в Марселе не раньше чем через двенадцать дней. Подкрепления, которые сама Англия послала через Сен-Назер, уже отправлены на фронт армии маршала Френча. Таким образом, для Северной Франции и Бельгии речь может идти в данный момент только о новых контингентах, которые мог бы создать и обучить Китченер.

Россия опять выступила с новой инициативой: на сей раз Сазонов не является ее единственным виновником, однако она не более удачна²²³*. Великий князь Николай Николаевич обратился к народам Австро-Венгрии с манифестом, призывающим их сбросить иго Габсбургов и осуществить наконец свои национальные устремления. В этом же духе русское правительство советует румынскому правительству занять Трансильванию и предлагает ему участвовать вместе с русскими войсками в оккупации Буковины. Как ни относиться к этим проектам, они носят чисто политический характер, они затрагивают важные вопросы и предрешают условия мира. Недопустимо, чтобы Россия открыто устанавливала их по-своему, не посовещавшись ни с Англией, ни с Францией.

Суббота, 19 сентября 1914 г.

Телеграммы префекта Мааса: при своем отступлении немцы подожгли большую часть деревень, которые они занимали во время битвы на Марне. В Триокуре, где мой брат Люсьен с женой обычно проводили свои каникулы среди деревьев и родников, немцы сожгли двадцать девять домов и расстреляли без оснований десять человек, в том числе мать и жену мэра Просе. Только южная часть департамента избежала разорения и опустошения.

Я делаю над собой усилие, чтобы отогнать от себя эти печальные картины и заняться текущими делами. Сэр Френсис Берти извещает нас, что англичане собираются высадить в Дюнкирхене три тысячи человек, в том числе две тысячи четыреста человек из морских частей и шестьсот строевых солдат, а также шестьдесят автомобилей. Этого, конечно, хватит для исполнения полицейских функций в северных департаментах, но, к несчастью, этого недостаточно, чтобы провести в тылу неприятеля диверсию решающего значения. По словам одного из офицеров связи, коменданта Эрбильона, генерал Жоффр надеется, что теперь можно будет, по крайней мере, использовать в этом же районе бывшую армию д’Амаде, на поиски которой мы исчерпали свое терпение и которая наконец реорганизована. Командование ею поручено генералу, который, можно сказать, победил время, прежде чем пытался победить неприятеля. Это генерал Брюжер, ныне в отставке, но все еще бодрый, несмотря на свой возраст, и очень довольный тем, что возвращается на действительную службу. Он никак не ожидал этого в сентябре 1913 г., когда мы с ним поднимались по крутым улицам его прелестного родного города Узерш²²⁴*. Территориальные войска и запасные, составляющие армию Брюжера, получили приказ окопаться перед Амьеном, чтобы поддерживать в случае надобности движения нашего левого крыла. В самом деле, главная квартира будет добиваться решения уже не на правом крыле, маневр перенесен на другой конец фронта. Армия Кастельно, продвигаясь на этих днях по равнине Воэвры к небольшому городу Этену, натолкнулась на так крепко окопавшиеся неприятельские войска, что мы предпочли отказаться от всякой попытки окружения с этой стороны. Впрочем, если бы и было возможно пойти на риск такой попытки, это, вероятно, было бы ошибкой и отвлекло бы нас от более важной и безотлагательной операции. В самом деле, немцы, видимо, значительно усилили свое правое крыло и готовятся нанести свой главный удар на нашем левом фланге – это, очевидно, их обычный прием. Поэтому армия Кастельно оставляет лотарингскую землю, которую она в течение шести недель орошала своей кровью, она будет переброшена по железной дороге с востока на запад, в своем прежнем районе она оставляет один корпус, который перейдет под начало генерала Дюбайля, командующего первой армией. Два других ее корпуса, 14-й и 20-й, будут переброшены между Амьеном и Нойоном и останутся вместе с 8-м и 4-м корпусами и кавалерийским корпусом Конно под командованием генерала де Кастельно. На них будет возложена задача совершить наступательное движение на фланг неприятеля и ударить сбоку, на север от Эны, на стабилизованные позиции немцев. Для окончания этой переброски, говорит Жоффр, понадобятся еще целых три дня. Итак, «решение», которое считали столь близким, снова откладывается. В сущности, это равносильно признанию, что мы ошибались, думая, что заставили неприятеля принять сражение в условиях, благоприятных для нас, и что мы сами выбрали и час и место этого сражения. В действительности же неприятель по собственной воле укрепился на позициях, чтобы не продолжать своего отступления. Он уцепился за нашу землю. Возможно даже, что он усиливает теперь свое правое крыло, как мы усиливаем свое левое крыло, и что переброшенная на запад армия Кастельно завтра снова увидит перед собой 6-ю немецкую армию, против которой она вчера сражалась в Лотарингии. На какую сизифову работу оставляет нас обреченными наша победа!

Между тем главная квартира продолжает составлять ежедневные сводки в таком оптимистичном духе, что, если бы Мильеран благоразумно не взял на себя задачу изменять и урезать их, общественное мнение каждый день кормили бы новыми иллюзиями. Военный министр озабочен также состоянием нашей артиллерии и нашего снаряжения. Наши военные запасы очень оскудели. Мы израсходовали с начала сентября невероятное количество снарядов всех калибров, особенно 75-миллиметрового. Производство не шло в ногу с потреблением. Необходимы срочные меры. Озабоченный ускорением их, я прошу Мильерана доставить мне, по возможности в ближайший срок, детальные таблицы относительно армии на боевых позициях, регулярной армии, резервов и запасных батальонов, равно как армии второй очереди, а также территориальных войск и их резервов. Эти таблицы должны содержать перечень «необходимого, имеющегося и недостающего» в области человеческого состава, артиллерийских орудий, пулеметов, ружей образца 1886 г., снарядов и патронов, экипировки, предметов лагерного оборудования, упряжи, лошадей. Кроме того, я требовал точных данных о принятых или предполагаемых мерах для пополнения «недостающего», будь то французское производство или покупки за границей. Теперь, когда, по всей видимости, война затягивается, мы должны принять целый ряд мер для ускорения производства. При нынешнем темпе расходования снарядов у нас осталось снарядов 75-миллиметрового калибра только на один месяц.

Тем не менее генерал Жоффр уверяет нас, что общая ситуация остается хорошей. Мы взяли одно знамя южнее Нойона. На Краоннском плато, где сто лет и несколько месяцев назад Наполеон разбил союзников, мы пытались возобновить историю и после жаркого боя взяли много пленных из 7-го и 15-го корпусов неприятеля, а также из императорской гвардии. Неприятель выбился из сил, пытаясь снова взять Реймс. В отместку он бомбардировал город, с особым ожесточением он обрушился на старый собор, словно испытывал какое-то извращенное удовольствие, повторяя свой варварский поступок с Малинским собором. Естественно, что главная квартира не могла оставаться в такой близости к линии огня. Она переехала в Об на Ромилли-сюр-Сен.

Воскресенье, 20 сентября 1914 г.

Наши войска топчутся на месте. Им не удалось пройти вперед в лесистой местности вокруг Нойона. Они дают в Вогезах невразумительные бои с неопределенным результатом. Они взяли массив Помпелль близ Реймса, но потеряли высоту Бримон. Сегодня бомбардировка Реймса возобновилась с удвоенной силой. Она направлена была главным образом против собора, который частично разрушен. Архиепископская библиотека превращена в груду дымящихся развалин. Загорелось здание супрефектуры. Убит помощник мэра доктор Жакен²²⁵*. По соглашению с советом министров Делькассе рассылает всем нашим дипломатическим представителям циркулярную телеграмму, в которой мы указываем цивилизованному миру на эти акты вандализма. Но до сих пор цивилизованный мир имеет глаза, чтобы не видеть, и уши, чтобы не слышать.

Между тем надежды главной квартиры еще раз оказались обманутыми. Мы не двигаемся вперед. Зато неприятель перешел в энергичное наступление против нас и против англичан на север от реки Эны и выше Суассона. На Краоннском участке, где первые бои были для нас благоприятными, вершина Шмен-де-Дам и ферма Эртебиз неоднократно переходили из рук в руки в жестоких штыковых боях. По прошествии ста лет мы слышим снова те же названия битв, и наши командиры могут напомнить нашим солдатам славные традиции полка имени Марии-Луизы. Он тоже в марте 1814 г. взял эту ферму, где свист пуль соперничает с завываниями ветра.

На наших восточных окраинах войска неприятеля, вышедшие из Метца и воспользовавшиеся, конечно, уходом армии Кастельно, продвинулись через Воэвру к цепи Маасских высот (Hauts de Meuse), тянувшейся вдоль правого берега Мааса с юга на север со своими лесистыми склонами, узкими ущельями и многочисленными фортами.

Встревоженный, вероятно, нашей неподвижностью, великий князь Николай Николаевич обратился к генералу де Лагишу с настоятельной просьбой сообщить ему в возможно скором времени план операций, которого генерал Жоффр намерен держаться в результате нашей победы на Марне. Он спрашивает, собираемся ли мы ограничиться тем, чтобы отбросить неприятеля за пределы Франции, или же мы намерены гнать его до самого сердца Германии, с тем чтобы диктовать ему условия мира. В зависимости от того, ставит ли генерал Жоффр себе ту или другую из этих целей, план великого князя будет совершенно различен²²⁶*. Во втором случае, но только в этом случае великий князь отдаст распоряжения о походе на Берлин всех свободных войск, как только Австрия выйдет из строя. В сравнении с прежними заявлениями это шаг назад. Палеолог и сэр Бьюкенен обратились к Сазонову с согласованной нотой, в которой указывали, что, так как союзники обязались не заключать сепаратного мира, вопрос, поставленный русским главнокомандующим, носит более политический, нежели стратегический характер и зависит от трех правительств. По собственному почину оба посла прибавили, что настало время для союзников установить окончательную цель их борьбы и что, поскольку австрийские армии в Галиции выведены из строя, остается уничтожить германские силы, чтобы установить в Европе новый режим, гарантирующий на долгие годы всеобщий мир²²⁷*. Сазонов ответил сэру Бьюкенену и Палеологу²²⁸*, что главной целью России в этой войне тоже является установление в Европе такого режима, который гарантирует на долгие годы всеобщий мир, и что император всецело одобряет мысли великого князя Николая Николаевича. Делькассе прочитал эти секретные депеши в совете министров. В прениях, последовавших затем, не могли принять участие Думерг и Томсон, так как оба находились в служебной поездке в департаментах, освобожденных от неприятельского нашествия, не мог принять участия также Оганьер, бывший в отъезде, на судостроительных верфях в Сен-Назер. Но все присутствовавшие министры, Мальви наравне с Мильераном, Самба наравне с Делькассе, Жюль Гэд наравне с Рибо, Бьенвеню-Мартен наравне с Брианом, Фернан Дави наравне с Сарро, заявили, что правительство республики не может обязаться рассматривать войну как законченную в тот день, когда неприятель очистит национальную территорию, даже со включением Эльзаса и Лотарингии, и что правительство республики должно проявить такую же решимость, как Россия, покончить с гегемонией прусского милитаризма. Делькассе было поручено телеграфировать в этом смысле в Петроград.

Президент Вудро Вильсон ответил на посланный ему мною по телеграфу протест против обвинения в употреблении пуль «дум-дум». Великий арбитр не раскрывает свои карты. «Уверяю Ваше высокопревосходительство, – пишет он мне, – что я глубоко чувствую честь, которую вы оказываете Соединенным Штатам, обращаясь к ним в это критическое время, как к нации, питающей отвращение к антигуманным способам ведения войны. В этом смысле ваше доверие к народу и правительству Соединенных Штатов направлено не по ложному адресу. Настанет время, когда этот великий конфликт придет к концу и можно будет беспристрастно установить истину. Когда настанет этот момент, на тех, которые ответственны за нарушение правил войны среди культурных наций и взвели ложные обвинения против своих противников, падет приговор всего мира». Но на каких документах будет построен этот процесс? И кто ручается нам, что общественное мнение того мира, от которого Вильсон без нетерпения ожидает беспристрастного вердикта, не будет введено в заблуждение коварной пропагандой вроде той, изумительные образцы которой нам ежедневно посылают наши дипломатические представители? Так, в берлинской газете Tag от 10 сентября помещен фотографический снимок пачек патронов, найденных в Лонгви и выдаваемых немцами за пули «дум-дум». Открытие этих пакетов послужило предлогом для всей кампании германцев. Но достаточно присмотреться к рисунку, и становится совершенно ясно, что мы имеем здесь дело с небоевыми патронами, изготовленными для стрельбы в тире и совершенно непригодными на поле сражения. Как только германские власти увидели, что публикация Tag опровергает их клеветнические утверждения, они изъяли и уничтожили тираж газеты, но один номер ее попал в руки нашего генерального консула в Женеве, который и послал нам его. Делькассе уведомил об этом показательном инциденте всех наших представителей за границей. Итак, Вильсон тоже будет осведомлен Жюссераном.