Текст книги "На службе Франции. Президент республики о Первой мировой войне. В 2 книгах. Книга 1"

Итальянский торговый атташе граф Сабини, который несколько недель назад проявил такую активность перед Клемансо и передо мной, посетил Баррера в Риме²²⁹*. Он произвел на нашего посла вполне определенное впечатление человека, находящегося в курсе тайных переговоров, начатых Италией в Вене и Берлине. Сабини утверждал, что Австро-Венгрия обещала маркизу ди Сан-Джулиано Трентино и преобладание в Албании, если Италия останется нейтральной, и дал понять, что, несмотря на эти предложения, Италия, несомненно, выйдет из нейтралитета, если Франция согласится на выпрямление границы в Тунисе. Барреру намерения его собеседника показались столь же темными, сколь путаными, и он счел нужным держаться замкнутой выжидательной позиции.

Братиану, сторонник немедленного вмешательства Румынии в войну, отправился в замок Синайя, чтобы сделать последнюю попытку перед королем Каролем²³⁰*. Король принял его любезно, но не связал себя никаким обещанием. Соединенные Штаты, Италия, Румыния принадлежат к тем нейтральным государствам, которые сами выберут свое время и перед которыми лучше не затрагивать важных вопросов.

Понедельник, 21 сентября 1914 г.

«Почему, – спрашиваю я министров, – почему мы остаемся в Бордо? Париж, конечно, не гарантирован от повторения наступления неприятеля, но укрепленный лагерь выручен из опасности, и у нас нет более оснований удлинять свое пребывание в Жиронде». «Возможно, – отвечает Мильеран, – но Жоффр предпочитает, чтобы мы оставались еще здесь». Мне думается, что Жоффр не один такого мнения. Административные канцелярии, в первую очередь канцелярии военного министерства, устроились в Бордо, привыкли на новом месте и по мере возможности отсрочивают новый переезд. Итак, я вынужден снова вооружиться терпением. В свою очередь, офицеры связи должны ежедневно совершать длинную поездку на автомобиле и держать постоянную связь между правительством и главной квартирой. Разумеется, это не идеальные условия для работы.

Сегодня опять приехал полковник Пенелон и по обыкновению возвещает нам, что «все идет как следует». Таково данное ему поручение. Он признает, однако, что мы потеряли три дня на первоначально принятый план. По мысли генерала Бертело, начальника генерального штаба при Жоффре, этот маневр должен был быть произведен правым крылом. Маневр оказался неосуществимым. Мы надеялись, что достаточно будет одного 13-го корпуса для перехода в наступление на левом фланге, но этот корпус действовал неудачно, и надо все начинать сначала. Теперь нужны три дня, пока будут на месте другие войска. Тогда мы сделаем попытку погнать немцев на западе. Шестьдесят тысяч человек территориальных войск, находящихся под командованием генерала Брюжера и окопавшихся близ Амьена, выступят по направлению к Камбре, как только армия Кастельно тоже в состоянии будет сражаться. Фланг этих шестидесяти тысяч территориальных войск покрывает кавалерийская бригада под командованием генерала Бодмулена, моего бывшего генерального секретаря по военным делам. Армия Кастельно состоит из 4-го корпуса и одной марокканской дивизии, 13-го корпуса с другой марокканской дивизией, 14-го и 20-го корпусов и двух кавалерийских дивизий. 14-й корпус должен быть перевезен в Сент-Жюст-ан-Шоссе, 20-й – на юг от Амьена. Затем они пойдут по направлению к Уазе, чтобы ударить по неприятелю с фланга. Но три дня – это целая вечность; сколько сюрпризов могут подготовить для нас тем временем немцы!

Жоффр телеграфировал Мильерану, что, как видно, немцы собираются с большой силой драться в этом предстоящем сражении, но он, Жоффр, предпочитает, чтобы это сражение было дано лучше на Эне, нежели на восточных окраинах, потому что если французские армии должны будут гнать неприятеля до Мааса, то разрушение искусственных сооружений затруднит для нас транспорт войск и провианта. На этом основании, а также потому, что главная квартира считает стратегическую ситуацию благоприятной, Жоффр, как повторяет мне полковник Пенелон, все еще доволен тем, что «заставил» немцев остановиться на Эне. Однако главнокомандующий находит, что наши войска еще уступают немецким в области военной подготовки и стрельбы. У наших войск – только их храбрость и пыл, никогда не ослабевающие.

Наша адриатическая эскадра высадила в Антивари две батареи, которые должны быть перевезены на вершину горы Ловчен. Как только они будут установлены там, они откроют огонь по австрийским военным кораблям, укрывшимся в бухте Каттаро. Все эти имена, еще недавно вызывавшие у меня воспоминания о моей поездке на крейсере и о залитых солнцем ландшафтах, теперь звучат для меня воинственно. Мы предупреждаем Италию о своих намерениях. Они не могут ей не понравиться.

Вторник, 22 сентября 1914 г.

Префект департамента Мааса Обер посылает мне новые подробности об опустошениях в этом несчастном департаменте. С начала враждебных действий разрушен полностью или частично ряд городов и многочисленные деревни: Озекур, Брабант-ле-Руа, Лагейкур, Лемон, Луппи-ле-Шато, Мюссей, Невилль-сюр-Орн, Претц-ан-Аргонн, Ревиньи, Сомейль, Триокур, Вассенкур, Вобекур, Вилотт близ Луппи, Виллерс-о-Ван, Бозе, Рамберкур-о-По, Нюбекур, Клермон-ан-Аргонн, Монфокон, Варенн-ан-Аргонн, Эриз-ла-Птит, Моньевилль; в этот перечень не вошли коммуны на севере и востоке. Весь округ Монмеди и значительная часть Верденского округа еще заняты неприятелем. Разрушений здесь, вероятно, не меньше, чем на юге. Прелестный городок Этен, надо думать, представляет собой теперь только груду развалин среди опустошенной равнины.

Принц Альберт Монакский, который сохранял столько иллюзий о Вильгельме II до их последнего свидания в Киле, телеграфирует мне из Монте-Карло: «Преступный акт, совершенный в Реймсе диким неприятелем Франции, является вызовом цивилизованному миру, он характерен для армии, для нации, для царствования. Я так же поражен им, как лучший из французов».

Думерг возвратился из своей поездки в департаменты Марны, Уазы и Сены и Марны и сделал мне доклад о ней. Санлис частично разрушен, ряд других городов был поврежден, целые деревни сделались жертвой пламени. Однако те крестьяне, которые не были мобилизованы, вернулись к своей работе, и поля почти всюду приняли свой обычный вид, шоссейные дороги не слишком пострадали, местности, подвергнувшиеся нашествию, имеют менее мрачный вид, чем можно было опасаться. Снабжение гражданского населения обеспечено. Думерг встретился в Шалоне с генералом Фошем и очень хвалит мне этого военачальника, восторгается ясностью его ума и его хладнокровием.

Главная квартира узнала сегодня, что неприятель подвозит войска в Камбре и, как видно, готовит новый маневр. Жоффр предписал генералу де Кастельно продвинуть к северу, как это было предусмотрено, два корпуса левого крыла 2-й армии с целью обойти правый фланг неприятеля. Но в этот момент 13-й корпус, образующий правое крыло армии Кастельно, вовлечен в жаркий бой на лесистом массиве Лас-синьи, он окопался здесь и не имеет возможности двинуться.

Среда, 23 сентября 1914 г.

Оганьер вернулся в Бордо и сообщает в совете министров, что у входа в Шельду потоплены три английских крейсера довольно большого тоннажа, но, к счастью, устаревшего типа. Неизвестно, подверглись ли они нападению подводных лодок или натолкнулись на мины.

На этих днях в Марсель прибывают индусские войска. Английское правительство затребовало поезда для транспортировки их; эти поезда должны будут останавливаться на три часа для омовений индусов и на час для варки риса. Для нашего успокоения нам обещают, что на поле сражения не будут делать подобных поблажек.

Гальени обратился к Мильерану с двумя письмами: одним официальным и другим – личного характера; он требует на случай возможной защиты Парижа три армейских корпуса и, кроме того, семьдесят две тысячи человек территориальных войск. Мильеран находит эти требования чрезмерными в момент, когда Парижу уже не угрожает никакой непосредственной опасности и требуются значительные силы для фронта перед Парижем. Мне представляется все более необходимым, чтобы мы отправились туда и на месте ознакомились с положением. Я снова говорю об этом военному министру и с радостью констатирую, что он того же мнения. Он согласен, что мы вскоре отправимся вместе в ставку и к армиям.

Братиану возвратился из Синайи в некотором замешательстве. Он уже не находит момент столь благоприятным для немедленного выступления. Впрочем, видимо, он остается согласным с Таке Ионеску, что необходимо обсудить вопрос об отречении короля²³¹*.

Сербия умоляет нас послать ей горные орудия²³²*. К несчастью, наша бедность никак не позволяет нам быть щедрыми по отношению к своим друзьям.

Четверг, 24 сентября 1914 г.

Жоффр по телеграфу запросил у военного министра разрешения назначить генерала Фоша своим заместителем (ad latus) с обеспеченной перспективой стать преемником Жоффра. Каждый раз, когда полковник Пенелон говорит мне о Фоше, он заявляет: «Это бог войны!» Бесспорно, из всех подчиненных Жоффра на Фоша знающие его возлагают больше всего надежд. Но в силу состоявшегося и неотмененного постановления преемником Жоффра намечен Гальени. Положение военного губернатора Парижа слишком значительно теперь, чтобы можно было ставить Гальени на второе место после главнокомандующего. Они приблизительно одинакового возраста, и в колониях Жоффр служил под началом Гальени. Личность последнего плохо подходила бы для подчиненного поста. Если же обещать теперь Фошу наследование, это лишит Гальени признанного за ним эвентуального права и вряд ли будет ему по душе. Между тем Жоффр, которому приходится справляться с тяжелейшей задачей, несомненно, имеет право на помощника, и невозможно найти для него лучшего помощника, чем Фош. Мы оставляем за собой рассмотрение этого серьезного и деликатного вопроса в совете министров.

Ввиду опустошений, произведенных неприятелем в департаменте Мааса, я просил своего друга сенатора Рене Гродидье, мэра коммуны Коммерси, распределить от моего имени несколько персональных пособий. Я получил от него следующую трогательную телеграмму: «Наши несчастные соотечественники из сожженных и разрушенных деревень нашли приют и помощь в Коммерси и Сен-Мигиеле. Они, равно как все наше патриотичное население, поручили мне передать вам свою благодарность и уверения в своем несокрушимом доверии к правительству национальной обороны. Да здравствует Франция!» Ах, милые люди, среди развалин своего добра они больше думают о том, чтобы послать нам слово ободрения, чем о том, чтобы требовать от нас помощи!

Вечером мы узнали, что завязалось сражение на участке между Нойоном и Перонн. Все силы армии Кастельно участвуют в этом сражении от Уазы до Соммы. Продвижение чередуется с отступлением, но амплитуда колебаний все уменьшается, как колебания маятника, который собирается остановиться.

Пятница, 25 сентября 1914 г.

Сегодня у полковника Пенелона гораздо менее уверенный вид, чем в последние дни. Мы все еще надеемся выиграть это сражение, о котором утверждали, что мы заставили неприятеля принять его на условиях, весьма для нас благоприятных. Но теперь мы ожидаем уж только посредственного результата. Мы рассчитываем лишь на то, что армия Кастельно завладеет Сен-Кантеном и таким образом помешает связи немцев с Бельгией. В таком случае неприятель отойдет назад, но не так далеко, как мы предполагали, а лишь на канал за Сен-Кантеном и на восток от города. Итак, в общем это будет очень небольшим выигрышем, за который, однако, придется дорого заплатить.

На нашем правом фланге, если верить главной квартире, генерал Саррайль допустил тяжелую ошибку. Он хотел пройти на север и прорваться через неприятельские позиции, через которые не мог прорваться генерал де Кастельно. Это ему удалось, а так как он оставил на Маасских высотах на восток от Сен-Мигиеля только одну резервную дивизию, немцы подошли близко к городу. Итак, уверения, полученные мною вчера от главной квартиры, еще раз оказываются в противоречии с фактами. Мой бедный департамент Мааса все более подвергается теперь нашествию неприятеля с востока, как прежде с севера.

В совете министров Мильеран ставит вопрос о назначении заместителя для генерала Жоффра согласно просьбе главнокомандующего. Все министры признают, что выбор Фоша как ближайшего сотрудника и возможного преемника Жоффра превосходен и что невозможно отклонить предложение главнокомандующего. Но большинство министров считает, что необходимо щадить законное самолюбие Гальени. Как отнять у него, не оскорбляя его, находящийся у него письменный приказ? И как оставить его в простой роли губернатора Парижа, если Париж скоро окажется свободным от всякой опасности? Мильеран правильно считает, что должен урегулировать этот вопрос устно с Жоффром и Гальени. Он соглашается, стало быть, что мы не можем более откладывать свою поездку в главную квартиру, и говорит об этом совету министров, который единодушно присоединяется к нашему мнению.

Депутаты, бывшие или будущие министры опять начинают охотиться за официальными назначениями. Куйба, который так красиво примирился с потерей своего портфеля, восхищен тем, что Бьенвеню-Мартен дал ему занятие по надзору за снабжением мирного населения. Зато Морис Рейно обижен тем, что ему не поручено еще, как он надеялся, изучение усовершенствования транспорта. У меня были парижские депутаты Игнас и Брюне, которые от имени своих товарищей указали мне на грубые пробелы в нашей санитарной службе. Я уже получил множество жалоб по этому поводу и сообщил о них Мильерану. Еще вчера в госпитале, оборудованном бордоской адвокатурой, – мадам Пуанкаре работает там в качестве сестры милосердия, – был такой случай: алжирские стрелки, раненные под Суассоном, доставлены были только после шестидневного путешествия. Их сначала отправили в Генкан, а оттуда повезли в Бордо. Здесь тоже нужны реформы, а также карательные меры.

Плохие известия с нашего левого фланга. Мы понесли территориальные утраты. Радио немецкой кавалерии сообщает, что один батальон нашего 14-го корпуса был застигнут врасплох, причем взято было много пленных. Однако остальная часть 14-го корпуса и 20-й корпус могли продолжать предписанный им марш на север к востоку от Амьена. Жоффр продолжает думать, что им удастся совершить обходное движение, предусмотренное в юго-восточном направлении и в направлении Сен-Кантена. Однако он все менее и менее рассчитывает на важный результат.

В конце дня я получил от префекта департамента Тасса телеграмму, которая меня глубоко опечалила: «Немцы – господа Сен-Мигиеля и Кан-де-Ромен». Мы с женой с тоской думаем об этом прелестном небольшом городе у подошвы старых скал над рекой, мы думаем об оставленных там друзьях, о старых книгах и предметах искусства, которые попадут в руки неприятеля, особенно о шедевре Лижье Ричье «Возложение в гроб», которым мы часто наслаждались летом в тихой церкви Святого Стефана. Мы недоумеваем, по какой превратности судьбы немцам удалось так легко завладеть фортом Кан-де-Ромен, о котором главная квартира полагала, что он продержится по крайней мере несколько дней. Но не успели пройти перед нашими глазами эти печальные картины, как мы узнаем, что наши батареи, наши прикрытия, наши казематы если и не сослужили нам большой службы, зато используются теперь неприятелем. «Немцы, – читаем мы в телеграмме префекта, – бомбардируют Сампиньи из Римского лагеря». Им повезло, их мишень оттуда как на ладони. С возвышенности, которую укрепили еще кельты, а потом занимали римляне, немецким артиллеристам открывается вид на несколько километров вперед, на другой берег Мааса, на мирную деревню, где я с женой и моими стариками-родителями провели столь счастливые дни. Далекие, благословенные времена! Теперь, среди общего несчастья я не имею права даже наедине с собой вызывать меланхолическое воспоминание о вас!

Суббота, 26 сентября 1914 г.

Предназначенные для печати сводки снова содержат досадные пробелы, на которые я указываю совету министров. В этих сводках нет никакого намека на капитуляцию Римского лагеря. Говорится, что мы взяли обратно Берри-о-Бак и Рибекур. Но не было сказано, что мы их потеряли. Я еще раз требую, чтобы нам говорили правду. Я требую также, чтобы нам объяснили, по какой небрежности один из наших фортов, имеющих целью задерживать неприятеля, мог пасть так быстро. Там, где неприятель окапывается на ровной местности, нам не удается выбить его с позиций; а между тем на Маасских высотах мы не умели продержаться полдня на заранее укрепленной позиции. Немцы нарушили нейтралитет Бельгии из страха перед нашими восточными фортами, а теперь они завладевают ими чуть ли не без боя. Добро бы еще, если бы Римский лагерь был сокрушен 420-миллиметровыми снарядами, как недавно форт Бадонвиллерс, – можно было бы понять, что он был взят в несколько часов; но нам даже не говорят, что он пал в результате интенсивной бомбардировки. Я требую выяснения виновных в этой непонятной пока потере. Мильеран с оттенком раздражения отвечает, что вопрос этот касается только ответственного министра. Я возражаю, что имею право быть осведомленным. Некоторые министры, в том числе Марсель Самба, поддерживают меня, и совет министров становится на мою сторону. К тому же почти все члены правительства находят, что их слишком часто оставляют в неведении относительно военных операций. Вивиани жалуется, что ему ничего не сообщают. Он даже сказал Рибо, который передал мне его слова: «Я не знаю, что происходит на фронте. Я не могу добиться никакой информации. Когда соберется парламент, я буду жаловаться на виновных и подам в отставку». Конечно, это просто причуда, но она показывает, в какой мере председатель совета министров находит недопустимыми замкнутость и безмолвие главной квартиры.

Вечером Мильеран снова телефонирует мне ежедневный лозунг командования: «Все идет хорошо». Как видно, неприятель атаковал на всем протяжении фронта и был отбит с большими потерями. Прекрасно. Но вчера полковник Пенелон заявлял мне, что мы сами перейдем в центре в наступление, между тем сегодня мы оказываемся атакованными и обороняемся. На нашем левом фланге, говорит мне Мильеран, мы несколько продвинулись вперед, но неприятель не уступает. На нашем правом фланге «положение без перемен». Это значит, что немцы, которые совершили вылазку из Сен-Мигиеля и перешли по большому мосту Мааса, не были отброшены в город. Что же случилось, если на фронте, который казался столь мощным, могла вдруг открыться такая брешь?

Префект департамента Мааса телеграфирует мне: «Бомбардировка Сампиньи произвела незначительные повреждения. Точно так же в Кло». Кло – усадьба, с которой связана большая часть моих фамильных воспоминаний. Но могу ли я в этот момент думать о том, что касается меня и моих близких? Впрочем, я не строю себе никаких иллюзий. Теперь, когда немецкая армия засела в Римском лагере, откуда она может выбрать мишенью Сампиньи и Кло, ни моя родная деревня, ни мой дом не будут пощажены. Позже, в 1918 г., когда был освобожден Сен-Мигиель, мне рассказывали, что немецкие офицеры, потешаясь, говорили моим друзьям в этом городе: «Сегодня утром мы будем стрелять в вашего Пуанкаре».

Почта переслала мне телеграмму следующего содержания: «Труа, 25 сентября 1914 г., 18 часов. Информация. Париж. В Нюбекуре (Маас) немцы построили отхожие места на фамильном кладбище семьи Пуанкаре. Разгромлены все дома, в которых находился портрет Пуанкаре». Я не получил подтверждения этого известия в том виде, как оно передается здесь в заметке для прессы, но брат мой Люсьен имеет точные сведения, что немцы взяли у него в Триокуре мои портреты и увезли их; что возмутительнее этого – в деревушке Нюбекур они взломали ворота нашего мирного фамильного кладбища и похоронили несколько своих офицеров рядом с могилами, в которых спят под барвинками мои родители, мой дед и бабка и где будем похоронены также мы с женой, чтобы соединиться с теми, кто нас так любил. Несмотря на все, мне трудно не думать об этих ужасах.

Правительство предложило бельгийской армии сотрудничать в операциях, которые Жоффр намерен предпринять, чтобы наконец освободить наши северные департаменты и Бельгию. Клобуковский беседовал с де Бруквиллем²³³*. Он пишет, что нашел последнего таким же, как всегда с начала враждебных действий: энергичным, очень уверенным и с твердой решимостью выдержать до победного конца. Король воодушевлен той же решимостью. Наш посланник прибавляет: «Я получил самое лучшее впечатление об операциях, которые подготовляются с большой энергией и в которых бельгийская армия с энтузиазмом примет участие».

Между тем как мы с союзниками составляем эти прекрасные проекты, немцы продолжают бомбардировать Реймсский собор, причем их пропаганда сочинила новую легенду, чтобы оправдать это преступление. Германский посланник в Копенгагене вручил датскому правительству ноту, в которой ответственность за поджог собора возлагается на Францию. Если немецкие гаубицы стреляли по башням собора, то это, видите ли, потому, что мы якобы поставили на них сигнальный пост; для спасения немецкой армии необходимо было разрушить этот наблюдательный пункт. Наша главная квартира выступила с самым категоричным опровержением этого; но нынешнее датское правительство питает такой страх перед империей Гогенцоллернов, что инспирируемая им датская пресса почти единодушно комментирует в благожелательном духе эту попытку оправдания²³⁴*.

Воскресенье, 27 сентября 1914 г.

Я подписал представленный мне Вивиани и министром торговли Томсоном новый декрет об отсрочке квартирной платы для мобилизованных и владельцев патентов. В силу необходимости мы должны были прибегнуть к исключительному режиму, конца которого теперь невозможно предвидеть.

Министр финансов Рибо замечательно ясно излагает содержание другого декрета, который он, в свою очередь, тоже представляет мне на подпись. Этим декретом вводится на октябрь мораторий по торговым платежам по выдаче банковых вкладов. Однако изданные прежде распоряжения изменены в ряде пунктов таким образом, чтобы постепенно подготовить переход к нормальной экономической жизни.

Во второй половине дня я снова посетил госпитали в Бордо и окрестностях. Состояние духа раненых по-прежнему превосходно. В госпитале Тондю я видел скорбное зрелище: много несчастных, пораженных столбняком и бившихся в страшных конвульсиях. В отдельной зале находились немцы, страдающие той же болезнью; они издавали крики и стоны. Французы, сказала мне старшая сестра, в общем более терпеливы и выносливы. Правда, их физические страдания не усугубляются здесь горечью плена. Но там у немцев имеются также наши раненые, которым приходится переносить двойные муки, и как не думать при виде этих мучающихся немцев о французских военнопленных, страдающих на чужбине!

Резкий контраст с больничными палатами – на улицах и в предместьях города я вижу веселую воскресную толпу, как будто совершенно забывшую про войну. Но сколько людей затаило печаль под этой веселой внешностью!

Главная квартира передает мне через коменданта Эрбильона, что «решение» может снова затянуться до среды. На нашем левом фланге у немцев опять оказалось больше войск, чем мы предполагали, и мы, конечно, должны будем перебросить новые войска на Сомму. Сегодня на боевые позиции введен 11-й корпус, взятый из 9-й армии, но его недостаточно, чтобы обеспечить успех нашей операции. Так как командование желает, чтобы битва была закончена до нашего приезда в главную квартиру, Мильеран и я вынуждены отложить свой отъезд на четверг.

Англичане продолжают систематическое завоевание германских колоний. Австралийские войска заняли форт Фридриха-Вильгельма, главный город немецкой Новой Гвинеи.

Понедельник, 28 сентября 1914 г.

Война принимает затяжной характер. В разговоре с глазу на глаз Мильеран признается мне в своем беспокойстве. Перед другими он поступает так же, как и я, – скрывает свои опасения. Я могу поставить ему в упрек лишь то, что часто он и со мной так же сдержан и молчалив, как и с чужими, и не проявляет даже в наших личных отношениях той сердечной близости, которая отличала их в наши молодые годы. Так или иначе, мы более не двигаемся вперед ввиду усиленного правого крыла немцев.

Еще более серьезные опасения встают передо мной по вопросу о нашем снаряжении. Согласно документам, полученным мной от военного министерства, наше снаряжение находится в гораздо худшем положении, чем считали Мессими и за ним Мильеран, полагаясь на доставленные им неполные данные. Неверно, что мы, как утверждалось, производим в сутки пятьсот ружей образца 1886 г.; неверно также, что мы ежедневно переделываем тысячу ружей образца 1874 г. на ружья образца 1886 г. Мы не производим непосредственно ни одного ружья 1886 г., мы производим карабины и рассчитываем заменить на ружья 1886 г., которыми вооружены пограничная охрана и лесничие; эти карабины мы намерены дать армии. Что касается переделки, то она требует довольно длительных подготовительных мер и может быть налажена только позднее. Еще более тревожно положение с нашими пушками 75-миллиметрового калибра.

Стоящий во главе этого дела генерал Годен передал мне подробную докладную записку и не скрыл от меня своей тревоги.

Наш генеральный запас орудий 75-миллиметрового калибра исчерпан. Как видно, в мобилизационном плане не предусматривалось производство ни одного нового орудия. Перед апрелем мы заказали на заводах артиллерийского ведомства 135 штук 75-миллиметровых орудий образца 1913 г., они находятся теперь в производстве. С тех пор мы заказали на частных заводах 40 полных батарей, в которые входят 160 орудий; первые из них будут выпущены не раньше 31 января 1915 г. Так же обстоит дело с зарядными ящиками. Так же со снарядами. В первый день мобилизации у нас значилась как «необходимая» общая цифра 3 552 000 снарядов, не считая 281 000 специально для войск, служащих для прикрытия. Наш генеральный запас составлял 360 000 штук. Войсковые части нуждались в 800 000 штук. Однако с начала враждебных действий потребление превзошло все ожидания. Между тем в первый день мобилизации можно было заказать на частных заводах только 360 000 шрапнельных снарядов, и поставки их начинаются только в настоящий момент. К тому же впоследствии этот заказ был сокращен до 100 000, так как главнокомандующий потребовал замены шрапнельных снарядов гранатами. Призвали на помощь все силы отечественной промышленности с целью довести производство до 60 000 снарядов в сутки. Но мы еще очень далеки до этой цифры. Производство составляет не более 10 000. К 15 октября оно достигнет 15 000, к 1 ноября – 20 000, к 8 ноября – 35 000, к 8 декабря – 52 000. Пора покончить с этими черепашьими темпами, стимулировать фабрикантов и в случае надобности реквизировать заводы.

Что касается пулеметов, наша «наличность» составляла во время мобилизации только 4906, тогда как цифра «необходимого» для армии и крепостных гарнизонов равнялась 5645. Дефицит должен был быть устранен к концу 1914 г. и в 1915 г. с помощью кредитов, потребованных в рамках программы национальной обороны. Заводы в Сент-Этьенне и Шателльру выпускают не более ста пулеметов в месяц. Мы ведем переговоры с торговыми фирмами в Америке и Великобритании, но и здесь требуется прямой нажим, а для этого нужны безустанная деятельность правительства и ежедневный надзор.

Перехожу к самолетам. В начале августа у нас было только 24 эскадрильи, каждая из 6 самолетов с необходимым оборудованием и персоналом, кроме того, запасные самолеты на случай замены, грузовики и повозки. Со времени открытия враждебных действий были созданы 12 новых эскадрилий. Кроме того, у нас было 6 дирижаблей, готовых к действию. Один из них был уничтожен, другой находится в ремонте, третий не годится для использования. Строятся четыре. Итак, наша отсталость в области авиации носит ужасающий характер. Такие же проблемы имеются в области обмундирования, обуви, общей экипировки, лагерных принадлежностей, одеял, теплой одежды, индивидуальных палаток. Мы сделали закупки в Англии, Испании, Соединенных Штатах, Канаде. Но в скольких предметах мы еще терпим недостаток! Война буквально застала нас врасплох в период реорганизации и бедности. Впрочем, немцы отлично знали это по последним дебатам в парламенте и по разоблачениям в сенате. Перед Мильераном стоит колоссальная задача, требующая всей его чрезвычайной трудоспособности, всей творческой силы его упорного и упорядоченного ума.

Сегодня я со своим милым генеральным секретарем Феликсом Декори посетил небольшой госпиталь, организованный на собственные средства моими коллегами-адвокатами Бордо, восхитительным Руа де Клотт, воплощающим в себе все очарование Жиронды, Габаском, Бразье, Бертеном, бывшими и нынешними председателями корпорации адвокатов. Я был встречен ими, а также их сестрами милосердия, в число которых записались моя жена и жена моего брата Люсьена. Здесь, у изголовья раненых, я еще раз мог констатировать, какую храбрость, какое душевное благородство внушает в этот момент Франция тем, кто проливает за нее свою кровь.

Я принял артиллерийского полковника Пелле, которому генерал Жоффр поручил дать мне новые сведения о нашем снаряжении. Полковник смотрит на дело менее пессимистично, чем генерал Боден, но тоже признает, что у нас не хватает снарядов 75-миллиметрового калибра и что мы не имеем возможности поддерживать расходование их на нынешнем уровне. На другой день после мобилизации у нас было 1350 снарядов на орудие, в том числе и 80 000 снарядов в несобранном виде; из этой цифры 700 были израсходованы за тридцать пять дней, причем в эти тридцать пять дней расходовалось меньше, чем теперь. У нас остается теперь только 450 снарядов на орудие. Итак, одного форсирования производства будет недостаточно. Нам придется ограничить действия нашей артиллерии и в случае нужды сократить батареи до двух-трех орудий. Но каковы будут результаты этого! Полковник Пелле утверждает, что генерал Жоффр получил сведения только об израсходованном количестве снарядов. Некоторые командиры батарей были слишком расточительны, особенно же молодые офицеры, вследствие смерти своих начальников внезапно очутившиеся на посту, для которого не имели еще опыта.

Вторник, 29 сентября 1914 г.

Полковник Пенелон, который служит для меня выразителем настроения главной квартиры, каждый день теряет новую иллюзию. Он боится теперь, что никакого решения не произойдет и что мы будем вынуждены отныне вести длительную осадную войну перед окопами неприятеля. Мы еще раз усилили наше левое крыло, 2-й корпус пытался сегодня продвинуться в район Тьепваль, но натолкнулся на выдвинутую позицию немцев и был остановлен ими. 10-й корпус, взятый из 3-й армии, расположился влево от 2-го. Прибыли или должны прибыть также другие подкрепления, резервные дивизии Барбо и Файолля, 8-я кавалерийская дивизия, вскоре также 21-й корпус. Так как фронт 2-й армии в результате этих перебросок значительно удлинился, генерал де Мод Гюи, уроженец Метца, из стрелков, назначен сегодняшним приказом командовать частью этой армии под высшим начальством генерала де Кастельно. Немцы, в свою очередь, тоже усиливают свой правый фланг и окапываются на очень прочных позициях к северу от Соммы и между Соммой и Уазой.