Текст книги "Золотые пауки (сборник)"

– Боюсь, что я не понимаю вас.

– А ведь все так просто! Я слыхал их разговор. В тот же вечер миссис Фромм была убита, вы причастны к этому, а я располагаю…

– Чушь! Я причастен к ее убийству? Я литератор, мистер Гудвин, и привык работать со словами, но беда в том, что многие употребляют их, часто не отдавая себе отчета в их подлинном значении. Я готов согласиться, что вы употребили слово «причастен» ошибочно, так как в противном случае вы клеветник. Я – не причастен.

– Ну хорошо, хорошо. Вы обеспокоены?

– Конечно, обеспокоен. Я не был близок к миссис Фромм, но относился к ней с большим уважением и гордился знакомством с ней.

– Вы были в гостях у Горанов в пятницу вечером и одним из последних видели ее живой. Полицейские по-своему тоже специализируются в употреблении слов, а они уже задавали вам много вопросов и будут задавать еще. Вы говорите, что обеспокоены. Вот я и подумал, что вы согласитесь заплатить пять тысяч долларов за то, чтобы больше не беспокоиться.

– Это начинает походить на шантаж.

– Убейте – не знаю. Вы специалист по употреблению слов, а я ведь невежда.

Липскомб резко вытащил руки из карманов, и я даже подумал, что он может ударить меня.

– Если это шантаж, – заметил он, – значит, вы намерены мне чем-то угрожать. Предположим, я заплачу вам. Что же дальше?

– Я вам не угрожаю. Вы получите информацию, вот и все.

– Ну а если я вам не уплачу?

– Вы ничего не узнаете.

– А кто узнает?

– Я же сказал, что ничем не угрожаю, – сказал я, пожимая плечами, – а лишь пытаюсь продать кое-что.

– Угроза может и подразумеваться. В прессе сообщалось, что Вульф расследует убийство миссис Фромм.

– Верно.

– Но она не поручала ему этого расследования, не могла же она предполагать, что ее убьют. Как я себе представляю, она поручила Вульфу что-то выяснить или проверить и в тот же вечер погибла. Вульф же счел себя обязанным расследовать ее убийство. Вы не можете предлагать мне информацию, которая, по мнению Вульфа, имеет отношение к ее смерти. Без его согласия вы также не скроете эти сведения от полиции. Кстати говоря, вы и не собираетесь это делать, не так ли?

– Да.

– Следовательно, вы предлагаете мне информацию не об убийстве миссис Фромм, а о том, что она рассказала Вульфу, правильно?

– Воздержусь от ответа.

– Так не пойдет! – Липскомб покачал головой. – Я не могу разговаривать с вами, не зная, о чем идет речь. Я вовсе не обещаю, что мы с вами договоримся и после того, как вы расскажете мне все, а сейчас вообще ничего не могу решить. – Он повернулся ко мне спиной, некоторое время стоял так, глядя в окно, затем принял прежнюю позу и продолжил: – Не думаю, Гудвин, что нашей беседе поможет, если я назову ваше предложение тем словом, какого оно заслуживает. Бог мой! И вы подобным образом зарабатываете деньги! Я, например, отдаю все свое время, весь талант и всю энергию, пытаясь облагородить человеческую натуру, а тут появляетесь вы! Вас, конечно, это не трогает – вас интересуют только деньги. Боже милосердный! Деньги! Хорошо, я подумаю и позвоню вам… А может быть, и нет. Номер вашего телефона?

Я дал ему номер Ниро Вульфа и, не желая более выслушивать нотации о том, какой я нехороший, особенно по сравнению с ним, вышел из кабинета. Маленькая жизнерадостная штучка у телефонного коммутатора, возможно, и хотела бы меня ободрить, но я гордо прошел мимо, решив, что ей вредно даже краткое общение с таким отвратительным типом, как я.

Из ближайшего телефона-автомата я набрал номер Ниро Вульфа.

– Закончил с номером четыре, Липскомбом, – доложил я.

– Продолжай, но без вопросов.

Это означало, что он не один. Я подробно рассказал ему все, включая мое мнение о борце за облагораживание человеческой натуры. Закончив доклад, я, чтобы не заставлять Вульфа глядеть на часы, сообщил, что сейчас уже двадцать минут первого и что мне следует отправиться дальше к номеру пять – Полу Каффнеру, консультанту по связям с прессой, который так ловко вышел из положения, когда увидел меня в обществе Джин Эстей.

– Нет! – оборвал меня Вульф. – Немедленно возвращайся. Мистер Пол Каффнер здесь, и я хочу тебя видеть.

Глава десятая

По тону Вульфа, да и по самой формулировке приказа, я сразу понял, что меня ожидает, и поэтому вовсе не удивился тому сердитому взгляду, которым встретил меня Вульф, когда я вошел в кабинет. Пол Каффнер сидел в красном кожаном кресле. Он, правда, не приветствовал меня такой же радостной улыбкой, как в субботу, однако выражение его лица я не назвал бы враждебным. Наверное, его профессия исключает открытую враждебность к кому бы то ни было.

Я сел за свой письменный стол.

– Не туда, Арчи! – крикнул Вульф. – Твое право сидеть за этим столом пока аннулируется. – Он показал на одно из желтых кресел. – Сядь вон там.

Я был прямо-таки потрясен.

– Что?! В чем дело?

– Садись, – сурово произнес Вульф.

Сев в желтое кресло под уничтожающим взглядом Вульфа, я изобразил на своем лице изумление, непонимание и обиду.

– Мистер Каффнер выдвинул против тебя кошмарное обвинение, – гневно заявил Вульф. – Я хочу, чтобы он повторил его в твоем присутствии. Мистер Каффнер?

Каффнер всем своим видом попытался показать, как ему больно говорить об этом. Он поджал толстые губы и, обращаясь ко мне, сказал:

– Мне стало известно, что сегодня утром вы сделали одно предложение женщине, за кристальную честность которой я ручаюсь, а в правдивости совершенно уверен. Она утверждает, что вы предложили передать ей содержание беседы миссис Фромм с мистером Вульфом в прошлую пятницу, потребовав за это пять тысяч долларов наличными.

Я не подскочил в кресле от возмущения. Как опытный детектив, работающий под мудрым руководством Ниро Вульфа, я мог выслушивать самую презренную ложь с известным достоинством. Вздернув подбородок, я спросил:

– Фамилия женщины?

Каффнер отрицательно покачал головой:

– Я не называл ее мистеру Вульфу, так как она просила меня не делать этого. Конечно, вам-то уж ее фамилия известна.

– Я забыл. Напомните.

– Нет!

– Бог мой! – раздраженно воскликнул я, но Каффнер продолжал настаивать:

– Мне кажется, все очень просто. Я прошу вас только ответить на вопрос: делали ли вы сегодня утром подобное предложение одной женщине?

– Предположим, что я отвечу на ваш вопрос. А потом вы заявите, что, по словам одного человека, вчера вечером я украл кусочек сыра из поставленной им мышеловки, и спросите – так ли это. Я отвечу. Затем вы заявите, что одна лошадь пожаловалась вам, будто я отрезал у нее хвост, и…

– Довольно! – прервал меня Вульф. – Знаете, мистер Каффнер, ведь в том, что говорит Гудвин, есть смысл. Анонимные обвинения всегда сомнительны.

– Но это обвинение вовсе не анонимно! Я знаю эту женщину.

– Тогда назовите ее.

– Меня просили этого не делать.

– Боюсь, что мы в тупике, если вы действительно дали подобное обещание. Меня не удивляет, что мистер Гудвин требует сказать, кто эта женщина. С его стороны было бы непростительной глупостью вести себя иначе. Таким образом, вопрос исчерпан, и я заниматься им больше не намерен. Если у вас нет права ждать ответа на анонимное обвинение, в такой же степени это относится и ко мне.

Каффнер поджал губы, растерянно достал сигарету из портсигара, взглянул на нее и спросил:

– Можно закурить?

– Нет! – отрезал Вульф.

Это правило не было у нас незыблемым. Исключения делались не только для части посетителей, но даже и для избранных посетительниц, которые вовсе не были возможными клиентами. Каффнер поспешно сунул портсигар в один карман, а сигарету в другой и, пытаясь скрыть смущение, выпалил:

– Я говорил о мисс Анджеле Райт.

Я отреагировал на эти слова так, как подобает мужчине:

– Вам сообщила об этом мисс Райт?

– Да.

– Будто я обратился к ней с подобным предложением?

– Да.

Я встал и направился к своему письменному столу.

– Что ты хочешь делать? – спросил Вульф.

– Позвонить мисс Райт и спросить ее. Если она подтвердит заявление мистера Каффнера, я назову ее злостной клеветницей.

– Но ее нет дома, – сказал Каффнер.

– А где же она?

– На похоронах.

– Ты сделал предложение мисс Райт, о котором говорит мистер Каффнер? – спросил Вульф.

– Нет, сэр.

– Но, может быть, ты сказал ей нечто такое, что можно было принять за подобное предложение?

– Нет, сэр.

– Кто-нибудь присутствовал при твоем разговоре с ней?

– Нет. Если, конечно, в комнате не было микрофонов.

– В таком случае можешь сесть за свой стол! – сказал Вульф и повернулся к посетителю. – Если вы правильно изложили сказанное вам мисс Райт, возникает вопрос, кому следует больше верить – ей или мистеру Гудвину. Я лично больше верю мистеру Гудвину. У вас есть еще какие-нибудь доказательства, которые позволили бы опровергнуть его слова?

– Доказательства? Нет.

– Вы по-прежнему верите мисс Райт?

– Да, верю.

– Вот видите. Как я полагаю, вы понимаете, что для меня вопрос заключается не только в том, верить ли мисс Райт или мистеру Гудвину. Ведь то, что она сказала вам, известно мне только с ваших слов.

Каффнер улыбнулся. Он уже понял, куда клонит Вульф, и успокоился.

– Мистер Вульф, мы с вами находимся в равном положении. Я не говорил об этом, но мисс Райт полагает, что мистер Гудвин явился к ней с подобным предложением не по своей инициативе, а по вашему наущению. Так что и я должен делать выбор не только между утверждениями мисс Райт и мистера Гудвина.

Вульф равнодушно кивнул и взглянул на часы.

– До обеда остается двадцать минут. Мы в тупике и можем поставить на этом точку, если, конечно, вы не намереваетесь выдвигать новые гипотезы. Предположим, что мисс Райт, или вы, мистер Гудвин, или мы с ним оба – лжецы. В качестве точки отсчета нашей дискуссии я вполне готов взять последнюю часть этого предложения. Для вас это лучший из вариантов. Что же дальше?

Каффнер тоже был готов дать отпор.

– В таком случае я спрошу вас, чем вы можете оправдать эту угрозу шантажа по отношению к мисс Райт?

– А я отвечу, что у вас нет никакого права квалифицировать мое поведение. Что дальше?

– Тогда мне остается только информировать полицию о том, что вы незаконно вмешиваетесь в официальное следствие по делу об убийстве.

– Чепуха! Я своевременно сообщил полиции о содержании моего разговора с миссис Фромм, но не давал обязательства не использовать его по своему усмотрению. Я не адвокат, и на мои беседы с клиентами не распространяется положение закона, обязывающее адвоката хранить их в тайне. В следствие я не вмешивался, законов не нарушал и никому шантажом не угрожал. Я располагаю записью беседы, которая принадлежит мне на совершенно законном основании, и я вправе продать ее. Ваше решение сообщить об этом в полицию меня не интересует.

Каффнер улыбнулся:

– А я вижу, что вы подготовились к нашему разговору.

– Как же иначе? Одну мою гипотезу мы проанализировали. Что дальше?

Улыбка исчезла с лица Каффнера.

– Давайте перестанем говорить о гипотезах. Если бы даже я мог доказать, что подобное предложение было сделано, – а я не могу сделать этого, так как располагаю лишь утверждением мисс Райт, а вы говорите, будто можете его опровергнуть, и допустим на минуту, что вы правы, – что это даст мне? У нас мало времени, мне нужно ехать на похороны. Давайте вернемся к делу.

– К вашему или моему?

– К тому и другому. Моя профессия, мистер Вульф, заключается в том, чтобы давать юридические советы клиентам и удовлетворительно вести их дела. Миссис Фромм была моим клиентом. Ассоциация помощи перемещенным лицам была и остается одним из моих клиентов. Я чувствую себя обязанным перед миссис Фромм, и ее смерть не только не освободила меня от моих обязательств, но, наоборот, я сделаю абсолютно все от меня зависящее, чтобы память о миссис Фромм не была запятнана. Также беспокоит меня и вопрос об Ассоциации. Насколько мне известно, нет никакой связи между смертью миссис Фромм и делами АСПОПЕЛ, но возможность такой связи исключать нельзя. Вам известно что-нибудь об этом?

– Продолжайте, мистер Каффнер.

– Хорошо. Я полагаю, возможно, даже весьма возможно, что имеется определенная связь между смертью миссис Фромм и ее беседой с вами в прошлую пятницу. Насколько мне известно, она никого не предупредила, что поедет к вам на консультацию, а следовательно, беседа эта была конфиденциальной. Иначе она посоветовалась бы со мной. Вопрос, несомненно, был важным, по какому-либо пустяку она не обратилась бы к частному детективу, тем более к вам. Если этот вопрос в какой-то степени связан с причиной или виновником ее смерти, тогда он был не просто важным для нее, но жизненно важным. Я хочу знать… Нет, я должен знать об этом! Я интересовался у полицейских, но они отказались что-либо мне сообщить. Вы только что заявили, что якобы на вполне законном основании обладаете записью вашей беседы и считаете себе вправе продать ее. Я заплачу вам за нее пять тысяч долларов. Если вы хотите получить деньги наличными, а не чеком, я вручу их вам сегодня же.

Вульф нахмурился:

– О чем вы говорите, мистер Каффнер? Вы намеревались заявить в полицию об этом отвратительном предложении, а теперь готовы согласиться с ним! Поразительный моральный кульбит!

– Не более поразительный, чем ваш, – возразил Каффнер. – Вы осуждали и даже хотели уволить Гудвина, а затем стали утверждать, что предложение вполне законно.

– Так оно и есть. Ведь мистер Гудвин хотел продать нечто, принадлежащее не ему, а мне. Однако ваш казуистический талант хотя и вызывает изумление, но в данном случае не имеет отношения к делу. Вопрос заключается в том, принимаю я ваше предложение или нет. Отвечаю вам – нет. Я должен его отклонить.

– Как отклонить? Вы не можете этого сделать!

– Не могу?

– Да, не можете! Как представитель интересов миссис Фромм, я имею полное право требовать эту запись. Вы не можете мне отказать! Ваши действия – не что иное, как неуместное вмешательство в выполнение моих прямых обязанностей адвоката миссис Фромм.

Вульф покачал головой:

– Я опасаюсь иметь с вами дело, и одного этого достаточно, чтобы я отказался продать вам запись, даже если бы не было других причин. Слишком уж вы проворны. Всего несколько минут назад мое предложение продать информацию вы назвали незаконным и неправомочным, а теперь вы так же характеризуете мой отказ сделать это. Вы сбиваете меня с толку, и я должен иметь хоть немного времени, чтобы все продумать. Как связаться с вами, мне известно. – Вульф посмотрел на часы. – Вы опаздываете на похороны.

Так оно и было. Каффнер тоже взглянул на часы и поднялся. По выражению его лица можно было подумать, что он доволен результатами разговора. Он улыбнулся мне, потом Вульфу.

– Вы уж извините, – заметил он, – что я тут слишком свободно разбрасывался обвинениями. Надеюсь, вы поймете меня. Я еще ни разу не оказывался в таком положении. Ни разу. Буду ждать вашего звонка.

Я проводил Каффнера, а когда вернулся в кабинет, Вульфа там уже не было – он ушел в столовую.

Глава одиннадцатая

В тот же вечер, в половине седьмого, я сидел на деревянном стуле в маленьком кабинете помощника прокурора Мандельбаума и давал объяснения.

В этом кабинете даже троим было бы тесно. Нас же там собралось четверо: Мандельбаум, полный лысеющий человек – за письменным столом, рядом с ним – Рандолл, высокий и худой детектив из уголовной полиции, сбоку от меня – мисс Джин Эстей.

Наша беседа, состоявшая главным образом из вопросов Мандельбаума и ответов, которые давали я или мисс Эстей, продолжалась уже минут десять, и я решил, что настало время выступить с речью.

– Я не виню вас в том, – начал я, – что вы напрасно тратите не только свое, но и мое время, ибо хорошо понимаю, что в расследовании всякого убийства примерно девять десятых времени тратится впустую. Однако сейчас позволительно спросить – не слишком ли затянулся наш разговор? Мы ни о чем не смогли договориться, и вне зависимости от существа изложенных фактов я должен покинуть вас. Если мисс Эстей придумала все это, вы можете и без моей помощи попытаться выяснить, почему она так поступила. Если же она говорит правду и я сделал ей подобное предложение по своей инициативе, о чем вы уже сообщили мистеру Вульфу, тогда он, а не вы, подвергнет меня самому тщательному допросу. Если же, как вы склонны верить, меня с этим предложением к мисс Эстей послал Вульф, тогда при чем тут я? Он имеет полное право даже опубликовать объявление в газете с предложением продать запись его разговора о миссис Фромм кому угодно, и хотя это будет выглядеть не очень порядочно и вам не понравится, но какое обвинение вы можете ему предъявить? Я пришел к вам по вашему вызову, а сейчас намерен вернуться домой и попытаться убедить своего босса в том, что я вовсе не змея, которую он пригрел на своей широкой груди.

Конечно, все оказалось не так просто, но тем не менее минут через пять я получил разрешение удалиться почти по-хорошему. К сожалению, Джин Эстей не выразила желания поцеловать меня на прощание.

Я действительно хотел вернуться домой и успеть поужинать, чтобы в назначенное время встретиться с Орри Кетером. Он уже приходил около пяти часов с важным сообщением, ради которого я счел возможным нарушить уединение Вульфа в оранжерее, рискуя вызвать его недовольство. Вульф, конечно, рассердился, но все же выслушал Орри. Продавец ювелирного магазина фирмы Боде никогда не видел ни золотых, ни каких-либо других сережек в виде пауков, но дал Орри список фабрикантов, импортеров, оптовых и розничных торговцев ювелирными изделиями. С каждым из них Орри поговорил по телефону и к четырем часам уже готов был утверждать, что никто в Нью-Йорке не видел в продаже сережек в виде пауков, когда закупочный агент одной оптовой фирмы посоветовал ему побеседовать с сотрудницей фирмы мисс Граммон, работа которой состоит в том, чтобы следить за ценами и ассортиментом других фирм.

Мисс Граммон подтвердила, что несколько недель назад (она не помнила точной даты) видела в витрине магазина на Сорок шестой улице большие золотые серьги в виде пауков в коробочке с зеленой подкладкой. Сережки показались ей настолько ужасными, что у нее и мысли не появилось рекомендовать их хозяевам своей фирмы. Вместе с тем ее поразил сам факт появления таких сережек в витрине ювелирного магазина Джулиуса Герстера, который славился тем, что большинство продававшихся там изделий были отмечены хорошим вкусом.

Все шло хорошо, но как только Орри появился в магазине Герстера, он натолкнулся на совершенно неожиданное препятствие. По его словам, он объяснил Герстеру, что видел такие сережки в витрине его магазина и хотел бы приобрести их, однако Герстер с самого начала уклонился от разговора на эту тему. Он не отрицал, что у него могли быть подобные сережки, но и не признавал этого. Его позиция, изложенная очень кратко, выражалась в том, что он не помнит, когда и кому их продал. Мнение же Орри, подробно изложенное Вульфу и мне, выражалось в том, что Герстер самый настоящий лжец. Он довел Орри до такого состояния, что тот был готов, если мы разрешим, облить ювелира бензином и поджечь.

Было решено, что в тот же вечер мы с Орри нанесем визит Герстеру, причем без предварительной договоренности.

Больше в тот день не произошло ничего заслуживающего внимания. Неоднократно звонили Сол Пензер и Фред Даркин, докладывающие, что у них нет ничего нового.

Мы встретились с Орри в восемь часов на углу Семьдесят четвертой улицы и Коламбус-сёркл и под унылым мелким дождем направились к дому на западной стороне Центрального парка. Если все многоквартирные дома Нью-Йорка можно разделить на две категории – с тентом над входом и без него, то этот представлял собой нечто среднее: от дверей до мостовой шли стойки, но без парусины. В вестибюле мы бросили швейцару: «К Герстеру» – и, не останавливаясь, прошли к лифту. Лифтер сообщил нам, что Герстер живет в квартире номер одиннадцать.

Дверь открыл подросток, возрастом и фигурой похожий на Пита Дроссоса, но очень аккуратный и чистенький. Увидев его, я немедленно отбросил стратегию, разработанную нами заблаговременно, и решил применить другую.

– Спасибо, что проводили меня, – сказал я Орри. – Встретимся позднее.

Ему потребовалось не меньше секунды, чтобы понять, в чем дело.

– Не стоит благодарности, – ответил он и направился к лифту.

Мальчик поздоровался со мной, я назвался и сказал, что хотел бы видеть мистера Джулиуса Герстера.

– Я сейчас скажу ему, сэр. Пожалуйста, подождите, – ответил он и ушел.

Почти сразу же появился мужчина. Прежде чем заговорить, он подошел почти вплотную ко мне. Герстер был несколько ниже меня, постарше, с маленьким, чисто выбритым лицом, гладко зачесанными назад черными волосами, такой же аккуратный и прилизанный, как его сын. Во всяком случае, я надеялся, что это его сын.

– Вы хотели меня видеть? – вежливо и холодно осведомился он.

– Да, хотел, если можно. Моя фамилия Гудвин, я работаю помощником у детектива Ниро Вульфа. Мне хотелось бы задать вам несколько вопросов по делу об убийстве мальчика. Двенадцатилетнего мальчика по имени Пит Дроссос.

Выражение его лица не изменилось – как мне предстояло позднее убедиться, оно вообще никогда не менялось.

– Но я ничего не знаю об убийстве мальчика, – заявил Герстер.

– Нет, знаете, – возразил я, – но еще не отдаете себе в этом отчета. Мистер Вульф полагает, что полученные у вас сведения могут сыграть важную роль в поимке убийцы. Могу я зайти минут на пять и все объяснить?

– Вы полицейский?

– Нет, сэр. Я частный детектив. Это было зверское убийство, мальчик был умышленно сбит машиной.

– Заходите.

Он провел меня в маленькую комнату с книжными шкафами вдоль стен и с картинами над ними. В углу стоял небольшой письменный стол, у окна – шахматный столик и два кресла. Он жестом показал мне на одно из них, а сам сел в другое.

Я рассказал ему о Пите – не очень подробно, но достаточно для того, чтобы у него составилось подробное впечатление о беседе Пита с Вульфом и со мной, о втором его посещении на следующий день, всего за несколько часов до появления Стеббинса с сообщением о его смерти, о приходе к нам миссис Дроссос и о четырех долларах тридцати центах. Я ничего не драматизировал, а просто рассказал все как было, затем перешел к цели моего визита.

– В связи с этим делом возникли некоторые осложнения, – продолжал я. – Я не буду их касаться, если, конечно, вы не пожелаете узнать детали. Так вот, на миссис Фромм, когда ее убили вечером в пятницу, были сережки в виде золотых пауков. Ваша помощь мне нужна лишь для того, чтобы выяснить, кто убил мальчика. Ни полиция, ни мистер Вульф пока выяснить ничего не смогли. Мистер Вульф полагает, что единственная возможность выйти на след убийцы – это попытаться проследить судьбу сережек, которые, по словам Пита, были на женщине, сидевшей за рулем. Мы не нашли никого, кто видел бы женщину с такими сережками (за исключением миссис Фромм, конечно), и поэтому мистер Вульф решил провести расследование с другого конца. Он поручил человеку по фамилии Кетер найти сегодня кого-нибудь, кто когда-либо видел подобные сережки. Сегодня Кетер был уже готов заявить, что такого свидетеля вообще не существует в Нью-Йорке, как вдруг ему повезло. Один человек, имя которого в случае необходимости я могу назвать, сообщил, что несколько недель назад видел такие сережки в витрине вашего магазина. Кетер пытался поговорить с вами об этом, но вы ответили, что не помните.

Я замолчал, рассчитывая, что Герстер сделает какое-нибудь замечание, однако он промолчал. Его маленькое лицо по-прежнему оставалось бесстрастным.

– Конечно, я мог бы повысить голос и разговаривать с вами совсем иначе, – продолжал я. – Я мог бы сказать, что мне представляется невероятным, как это вы ничего не помните о такой необычной вещице, которая продавалась в вашем магазине. Вы бы ответили мне, что как бы там ни было, но это факт. Я возразил бы, что в таком случае придется помочь вам вспомнить, но поскольку у меня нет ни права, ни возможности применить соответствующие эффективные способы развязывать языки, мне пришлось бы предоставить это тому, кто имеет такое право, а именно инспектору Кремеру из уголовной полиции. Разумеется, я поступил бы так против собственного желания. Однако я не повышаю голос, так как хочу дать вам возможность самому принять решение. Мальчик был умышленно убит кем-то, кому он не причинил никакого вреда. Произошло это пять дней назад, а никаких следов убийцы до сих пор не обнаружено. Вполне возможно, что их так и не удастся обнаружить, если мы не найдем женщину из этой самой машины, женщину с сережками в виде пауков. Судя по всему, в Нью-Йорке видели только одну пару таких сережек – меньше месяца назад в витрине вашего магазина. Я спрашиваю вас, мистер Герстер, эти сведения помогают вам вспомнить что-нибудь?

– Вы ставите меня в очень трудное положение, мистер Гудвин, – ответил Герстер, облизывая губы.

– Только не я. В такое положение вас поставил человек, который убил Пита.

– Да, да, конечно. Я ничего не знал об этом. Обычно я не читаю в газетах заметки об убийствах, но сообщение об убийстве миссис Фромм прочел, включая и ту деталь, что на ней были серьги в виде пауков. Вы, разумеется, правы – эти серьги уникальны. Мой поверенный в Париже, закупающий там оригинальные безделушки, прислал их мне в конце апреля. Сделал их Леркари.

– И вы выставили их в витрине?

– Да. Сегодня, когда меня спрашивали о них… Как, вы сказали, его фамилия?

– Кетер.

– Сегодня, когда мистер Кетер спросил о них, я предпочел сделать вид, что не помню. У меня возникло подозрение, что передо мной полицейский, ведущий расследование убийства миссис Фромм, а я избегаю всего, что может создать дурную репутацию моей фирме. Мне было бы неприятно увидеть свою фамилию в газетах. Я не знал, что серьги представляют важность для следствия. Я буду очень вам признателен, если моя фамилия не появится в прессе. Я продал серьги в понедельник одиннадцатого мая, во второй половине дня. Женщина увидела новинку в витрине, зашла и приобрела их. Она выписала чек на сто долларов. Это была миссис Фромм.

– Вы уверены в этом? – спросил я.

– Да. Чек был подписан, и я узнал ее на газетных фотографиях. После вашего рассказа об убийстве мальчика я понял, что обязан рассказать вам о серьгах, хотя понимаю – теперь это уже бесполезно, поскольку за рулем той машины сидела миссис Фромм, а она мертва.

Конечно, я мог бы тут же сказать ему, что за рулем той машины, которая сбила Пита, сидела не миссис Фромм, но промолчал, так как еще своей бабушке обещал, что никогда ни перед кем не буду хвастаться осведомленностью. Я поблагодарил Герстера, сказал, что не вижу основания для появления его фамилии в газетах, и встал, чтобы уйти. У двери он вежливо пожал мне руку, причем выражение его лица было точно таким же, как и тогда, когда я пришел.

Орри ждал меня в вестибюле.

– Ты расколол его? – спросил он, как только мы вышли на улицу под моросящий дождь.

– Конечно! Плевое дело! Он сказал, что сообщил бы это и тебе, но воздержался, поскольку схватил тебя за руку, когда ты пытался стянуть с прилавка браслет.

– Не валяй дурака. Что это нам даст?

– Не могу знать – не по моему департаменту. Думать – обязанность Вульфа. Я лишь мальчик на побегушках, выполняющий поручение, которое ты провалил.

Вместе с Орри я вернулся домой на такси. Вульфа мы нашли в кабинете, где он смотрел телевизор. Как только мы с Орри вошли в кабинет, Вульф выключил телевизор. Я доложил боссу обо всем, что мне удалось выяснить, и добавил:

– Не могу отрицать, что мне пришлось пойти на риск. Если бы встретивший меня мальчик оказался не сыном Герстера, а, предположим, племянником, от которого он мечтал избавиться, я бы проиграл. Если мы решим передать эти сведения полицейским, мне хотелось бы рекомендовать сделать это без ссылки на него. Ну а вот Орри еще хочет знать, что это нам даст.

– Мне это тоже хотелось бы знать, – проворчал Вульф. – Звонил Сол. Он зацепился за что-то, а за что именно, и сам еще не знает.

– Я уже докладывал вам, что видел его в канцелярии АСПОПЕЛ.

– Да, да, я помню. Он выступает там как Леопольд Хейм, проживающий в дешевой гостинице на Первой авеню, – это записано в моем блокноте. У него состоялась короткая беседа с мисс Райт и ее помощником, неким мистером Чейни. Он просил их помочь ему, сообщив, что прибыл в страну нелегально, а сейчас очень боится, как бы его не арестовали и не выслали. Райт и Чейни ответили, что не имеют права помогать нарушителю законов, кем бы он ни был, и рекомендовали посоветоваться с адвокатом. Когда он ответил, что не знает ни одного адвоката, они предложили ему обратиться к некоему Деннису Горану… Рыба сегодня была пересолена, и меня томит жажда. Орри, ты будешь пить пиво?

– Да, спасибо.

– Арчи?

– Благодарю вас, нет. Пиво любит меня, а вот я его не люблю.

Вульф нажал кнопку звонка, вызвав Фрида, и продолжил:

– Сол побывал сегодня у мистера Горана и поведал ему о своих злоключениях. Горан тщательно расспросил его, делая подробные замечания, а затем сказал, что при первой же возможности займется делом Сола и свяжется с ним. Сол вернулся в гостиницу и стал ждать. Часов около восьми вечера к нему зашел некто, не пожелавший назваться. Он сказал, что уже осведомлен о переживаемых Солом трудностях, сочувствует ему и хотел бы помочь. Правда, обойдется это дороговато, так как придется «подмазать» полицию и ФБР. Сказал, что это будет стоить около десяти тысяч долларов.

Вульф достал из ящика стола золотой консервный нож с благодарственной надписью от нашего бывшего клиента, откупорил бутылку и налил себе пива. После того как Фриц сделал то же самое для Орри, Вульф продолжил:

– Разумеется, Сол в отчаянии заявил, что не в состоянии добыть такую сумму, но посетитель сказал, что, возможно, удастся несколько смягчить условия – заплатить деньги не сразу, а недельными или месячными взносами, пусть Сол подумает. Он добавил, что попытка скрыться может иметь катастрофические последствия, и пообещал зайти к Солу на следующий день. Сол решил проследить за ним. Вообще говоря, в подобной ситуации наблюдение за таким объектом не под силу самому квалифицированному сыщику. Даже для Сола это было опасно. Но он все же справился и провел этого типа до ресторана на Третьей авеню близ Четырнадцатой улицы. Сейчас клиент ужинает в ресторане – Сол звонил минут двадцать назад из автомата напротив.

Вульф глотнул пива. Я тоже подумал, не налить ли себе бокал побольше, чтобы приглушить воспоминание о мелком холодном дожде на улице, но тут же отказался от этого намерения. Я представил, как чувствует себя Сол, стоящий под дождем на Третьей авеню, как он торчит там, не сводя глаз с входа в ресторан, отчаянно надеясь, что его объект сейчас не звонит по телефону, прося какого-нибудь своего дружка заехать за ним на машине. Правда, зная Сола, я не сомневался, что где-нибудь за углом и его уже ждет такси, но все-таки…