Текст книги "Где Цезарь кровью истекал (сборник)"

– Я действительно держал его так.

– Что же с ним стало?

– Оно сгорело в огне и улетучилось с дымом.

– Снова бык, – я присвистнул. – Что ж, попытайтесь меня убедить… Кстати, почему бы вам не перестать рассказывать всем и каждому, что я разбил вашу машину о дерево? Чего вы хотите этим добиться? А если вернуться к нашему делу, то оно, видимо, теперь безнадежно. Эта деревенщина прокурор собирается в четверг утром услаждать себя видом того, как Ниро Вульф, поджав хвост, покатит на юг. Или мне стоит продолжить перечисление вариантов, пока один из них вам не приглянется? Дейв убил его, потому что два года назад, в тот день, когда его уволили, пропустил свой завтрак и с тех пор так и не возместил потерю. Бронсон убил его… между прочим, я только что видел Бронсона.

– Бронсона?

– Ага. Сидит в библиотеке и читает газеты, как у себя дома.

– Приведи его. – Вульф пошевелился и едва приоткрыл глаза.

– Сейчас?

– Сейчас.

Я двинулся в библиотеку. Но по пути мне пришла мысль сделать кое-какие приготовления на случай, если разговор затянется. Поэтому сначала я заглянул в кухню и похитил из холодильника кувшин гернсейского молока. С кувшином в руке я, напустив на себя важный вид, направился в библиотеку и сообщил Бронсону, что мистер Вульф выразил желание побеседовать с ним.

Бронсон отложил газету и сказал, что начал уже опасаться, не собираются ли им пренебречь.

– Ни в коем случае, – ответил я. – Сейчас он развеет ваши опасения.

Глава тринадцатая

Бронсон сел в кресло, которое до него занимал Макмиллан. Выглядел он по-прежнему самодовольным. Вульф сидел неподвижно, закрыв глаза, и, казалось, скорее спал, чем бодрствовал. Это могло провести Бронсона, но не меня. Я зевнул. Свет падал на Бронсона так, что его нос выглядел еще более тупым, как будто приплюснутый к лицу, а умные серые глазки казались еще меньше. Наконец он вежливо произнес:

– Насколько я понимаю, вы желаете меня о чем-то спросить?

– Да, – кивнул Вульф. – Многое ли вы услышали из нашего разговора с мисс Осгуд сегодня днем?

– Не особенно. Вернее, даже мало. – Бронсон улыбнулся. – Вы задали этот вопрос, чтобы посмотреть, оскорблюсь ли я? Разрешите мне сделать вам предложение. Нам не нужно хитрить друг с другом. Я кое-что о вас слышал. Я знаю о ваших способностях, но и сам их не лишен. Почему бы нам не прийти к согласию, раз мы оба не дураки?

– И впрямь. – Вульф поднял веки. – У вас действительно здравый ум. Тогда, слава богу, мы можем спокойно и без лишнего шума обсудить некоторые факты, которые сообщила мне мисс Осгуд. Например, что вы, как сказали бы мистер Осгуд и многие другие, мошенник.

– Я не… – Бронсон махнул рукой. – Ладно. Называйте как хотите.

– Я называю вас мошенником, чтобы уточнить наши позиции. Я – детектив, а вы – мошенник, и мне хочется посоветоваться с вами по поводу своей и вашей работы. Я рассчитываю, что вы поможете мне в расследовании убийства, а взамен готов высказать предложение относительно одного из ваших дел – того, которое привело вас сюда. Что касается убийства…

– Может быть, сначала лучше поговорим о моем деле? Я всегда готов принять разумное предложение.

– Как вам будет угодно! – Вульф выпятил и поджал губы. – У вас есть бумага, подписанная Клайдом Осгудом. Вы показывали ее мисс Осгуд сегодня утром.

– Расписка в получении денег, которые я дал ему.

– С указанием характера услуг, которых вы потребовали в обмен.

– Да.

– Оказание которых сделало бы мистера Осгуда-младшего подлецом в глазах его отца.

– Верно.

– Мне нужна эта расписка. – Вульф пошевелился. – Подождите! Я не оспариваю вашего права получить свои деньги. Но мне не нравятся ваши методы. Сегодня мисс Осгуд меня восхитила, и я хочу ей помочь. Я предлагаю вам передать расписку мистеру Гудвину. Она будет у него в полной сохранности. Максимум через десять дней я либо сам заплачу вам десять тысяч долларов, либо добьюсь, чтобы вам их заплатили, либо верну расписку. Я обещаю это без всяких условий. Отдайте расписку ему. – Вульф показал на меня большим пальцем.

Бронсон медленно покачал головой:

– Я же говорил о разумном предложении.

– Не хотите отдавать?

– Нет.

– Я предлагаю вам полную гарантию. Я даю обещания редко, потому что готов выполнять их, говоря банально, ценою собственной жизни.

– На что мне эти обещания? Ваши гарантии, может, и надежны, но расписка Осгуда надежнее. И она выдана мне. Чего ради я должен ее отдавать?

Я вопросительно взглянул на Вульфа.

– Не надо, Арчи. Забудем об этом, во всяком случае на время. Я надеюсь, мистер Бронсон, что ваша враждебность…

– Никакой враждебности нет, – прервал его Бронсон. – Не поймите меня превратно. Сказано же вам: я не дурак, а чтобы сделать вас своим врагом, надо быть круглым идиотом. Я прекрасно понимаю, насколько уязвим, и знаю, что́ вы можете против меня предпринять. Если мы станем врагами, мне лучше сразу убраться из Нью-Йорка. Я приехал туда лишь два месяца назад, но, если вам вздумается раскопать мое прошлое, сделать это будет нетрудно. Тюрьма мне не грозит, однако вы способны отравить мое существование. И даже очень. Бог свидетель, я не хочу, чтобы вы меня преследовали. Поверьте, я не питаю к вам вражды. Стоит ли обижаться на меня за то, что я не желаю отдавать расписку? Во всем остальном я готов вам помочь.

– Без хитростей, мистер Бронсон?

– Да.

– Отлично. Где вы родились?

Бронсон опять покачал головой:

– Я сказал, что готов помогать вам, а не удовлетворять ваше любопытство.

– Вы же признали, что я могу проследить ваше прошлое, если постараюсь.

– Тогда постарайтесь.

– Ладно, задам еще более прямой вопрос. Вы когда-нибудь имели дело со скотом?

Бронсон пристально посмотрел на Вульфа и коротко рассмеялся:

– Бог мой, неужели мне придется взять назад свои слова о том, что вы не дурак? Намереваетесь впутать меня в убийство?

– Вы когда-нибудь имели дело со скотом?

– Никогда не имел к скоту ни малейшего отношения. Откуда берутся мясо и молоко, знаю только из книг.

– Где дубинка, которая была у вас вчера вечером, когда вы шли с Клайдом Осгудом на ферму к Пратту?

– Дубинка?

– Да. Дубинка, обломок молодого деревца.

– Ну… я не помню… Ах да. Вспомнил, конечно. Она была у сарая, мимо которого мы проходили, и я просто…

– Где она?

– Вы хотите сказать, где она сейчас? В конце концов…

– Где вы ее оставили?

– Ну… я не… Ах! Конечно. Когда мы дошли до ограды, Клайд пошел дальше, а я повернул назад. Он прихватил дубинку с собой.

– Зачем?

Бронсон пожал плечами. Он снова взял себя в руки.

– Просто так, наверное. Вот вы ходите с тяжелой тростью. Зачем?

– Не затем, чтобы бить себя до потери сознания. Клайд сам попросил дубинку? Вы ему ее предложили?

– Не помню. Это произошло мимоходом. А что, разве его ударили этой дубинкой? Я думал, его убили киркой, согласно вашей…

– Вы собирались помогать мне, сударь, а не болтать чушь. Мне нужна правда об этой дубинке.

– Вы ее услышали.

– Ерунда. Вы явно пришли в замешательство, когда я спросил о дубинке. – Вульф погрозил ему пальцем. – Берегитесь, если не хотите сделать меня своим врагом. Сейчас вам выпала самая благоприятная возможность рассказать правду – здесь, в сравнительно дружеском частном разговоре. Вы сами отнесли дубинку на ферму к Пратту?

– Нет. Я не ходил туда.

– Вы настаиваете на этом?

– Да.

– Я снова предупреждаю вас: берегитесь. Но если мы предположим на мгновение, что это правда, ответьте мне: зачем Клайд отправился к Пратту? Что он собирался там делать?

– Не знаю.

– Что он говорил о своих намерениях?

– Ничего.

Вульф закрыл глаза. Я заметил, что его указательный палец выводит кружки́ на ручке кресла, и понял, что от ярости он не способен произнести ни слова.

– Я могу… – прервал паузу Бронсон.

– Молчите! – Веки Вульфа вздрогнули, и он открыл глаза. – Вы делаете ошибку. Очень серьезную ошибку. Послушайте меня. Вы требовали немедленного возврата денег. Будучи не в силах собрать нужную сумму в Нью-Йорке, Клайд приехал просить денег у отца. Вы так спешили или же настолько не доверяли ему – или то и другое сразу, – что поехали вместе с ним. Вы не хотели отпускать его от себя. Осгуд-старший отказался дать сыну денег, поскольку Клайд не хотел говорить, зачем они ему. Вы были готовы рассказать отцу всё и получить свой долг у него. Тогда Клайд в отчаянии заключил пари. Даже в случае выигрыша он не сумел бы с вами рассчитаться до конца недели. А какие гарантии успеха мог предоставить? Только одно заставило бы вас ждать – убедительное объяснение того, как он собирается выиграть пари. И вы получили объяснение. Не пытайтесь этого отрицать. Я не такой простак. Вот и расскажите мне об этом.

Бронсон помотал головой:

– Я могу сказать только, что вы ошибаетесь. Он не говорил…

– Чушь! Я не ошибаюсь. Я знаю, когда я прав. Берегитесь, молодой человек!

– Я не могу рассказать о том, чего не знаю.

– Говорил ли вам Клайд Осгуд, как он думает выиграть пари?

– Нет.

– Или что он намеревается делать на ферме Пратта? С кем хотел там встретиться?

– Нет.

– Не делал ли он каких-нибудь замечаний или намеков, которые позволили бы вам догадаться об этом?

– Нет.

– Вы допускаете очень большой промах.

– Нет. Может быть, это поссорит меня с вами, но я ничего не могу поделать. Бога ради…

– Молчите! Вы все-таки оказались дураком. – Вульф повернулся ко мне и приказал: – Арчи, забери у него расписку.

Он мог бы предупреждать меня хотя бы взглядом, прежде чем отдавать подобные распоряжения. Но, когда я жалуюсь ему на это, он отвечает, что у меня прекрасная реакция и при моей находчивости никаких предупреждений не требуется. В ответ я обычно говорю, что мне нужна не лесть, а простое уважение.

В данном случае это, однако, не играло роли. Бронсон был приблизительно моего роста, но в его силе я сомневался. Я протянул руку:

– Прошу!

Он покачал головой и не спеша поднялся, отпихнув стул ногой и не спуская с меня глаз.

– Это глупо, – сказал он. – Чертовски глупо. Не берите меня на пушку.

– Вам нужна расписка, мистер Вульф? – спросил я, не поворачивая головы.

– Да.

– Отлично… Что ж, приятель, мне придется взять ее.

– Нет, – улыбнулся он. – Драться я не стану, хотя я не трус. Просто закричу. Появится Осгуд и наверняка захочет узнать, из-за чего загорелся весь сыр-бор.

– Закричите?

– Закричу.

– Посмотрим. Если вы закричите, я сделаю из вас отбивную. Предупреждаю: только раскроете рот – и я не остановлюсь до тех пор, пока не приедет карета скорой помощи. А когда Осгуд прочтет расписку, он попросит меня начать все сначала, да еще заплатит за это. Стойте спокойно.

Я протянул руку, и, черт побери, он попытался ударить меня коленом. Я мгновенно уклонился. Портить ему физиономию не было необходимости, но проучить стоило, и я хорошим хуком уложил его на пол.

Когда Бронсон начал открывать глаза, я нагнулся над ним.

– Не двигаться, – предупредил я. – Я не знаю, в каком кармане расписка. Отдайте ее по-хорошему.

Он потянулся к нагрудному карману, но я сунул туда руку раньше и вытащил кожаный бумажник с платиновой, а может, оловянной монограммой. Он попытался выхватить его. Я оттолкнул его руку, велел ему подняться и сесть, а сам отошел на шаг, дабы изучить свой трофей.

– Ого! – присвистнул я. – Сколько тут денег! Тысячи две, а то и больше. Можешь не дергаться, я у мерзавцев не ворую. Но я не вижу… Ага, вот. Потайной карманчик.

Я развернул бумагу, пробежал ее глазами и передал Вульфу.

– Остальное возвратить?

Он кивнул, читая расписку. Я протянул бумажник Бронсону, который уже поднялся на ноги. Он выглядел слегка потрепанным, но спокойно встретил мой взгляд. Я вынужден был признать, что Бронсон не слабого десятка. Обычно тому, кто только что сбил тебя с ног, в глаза не смотрят.

– Спрячь, Арчи, – сказал Вульф и протянул мне расписку.

Я достал коричневый с золотым тиснением футляр, который Вульф подарил мне на день рождения, и спрятал туда сложенную бумажку.

– Мистер Бронсон, – начал Вульф, – я намеревался задать вам и другие вопросы. В частности, осведомиться о причине, которая подвигла вас совершить поход на ферму Пратта сегодня утром. Но это бесполезно. Начинаю подозревать, что вы готовитесь совершить еще одну, более тяжкую ошибку. Что касается расписки, которую взял у вас мистер Гудвин, то я гарантирую: через десять дней вы получите назад либо ее, либо ваши деньги. Не пытайтесь хитрить. Я уже достаточно зол на вас. Спокойной ночи.

– Я повторяю… Я же говорил…

– Я не желаю вас слушать. Вы глупец. Спокойной ночи.

Бронсон вышел.

Вульф глубоко вздохнул. Я налил себе стакан молока и принялся пить, когда заметил, что Вульф присматривается ко мне. Через минуту он пробормотал:

– Арчи, где ты взял молоко?

– В холодильнике.

– На кухне?

– Да. Там пять или шесть бутылок. Принести?

– Мог бы сделать это сразу и сэкономить время. – Он залез в карман, вытащил горсть пробок от пивных бутылок, пересчитал их, нахмурился и сказал: – Принеси две.

Глава четырнадцатая

На следующее утро, в десять часов, мы погрузились в осгудовский седан и поехали в Кроуфилд. За исключением Ниро Вульфа, все выглядели измотанными. О себе ничего сказать не могу, но Осгуд хмурился и огрызался. Бронсон надел тот же франтовской костюм, что и в понедельник. Челюсть у него распухла, он был угрюм и молчалив. Нэнси сидела за рулем бледная, с заплаканными глазами и машину вела рывками. Ей уже пришлось съездить в Кроуфилд, на вокзал, за двумя приехавшими родственниками. Похороны были назначены на четверг, и большинство родных намеревались приехать лишь завтра. Видимо, Вульф не спешил успокоить восхитившую его девушку, поскольку не велел мне сообщать ей о том, что расписка брата находится у нас.

За время поездки никто не проронил ни слова, за исключением Осгуда и Нэнси, которые договорились встретиться позднее днем, по завершении всех дел. Сначала мы высадили Осгуда на главной улице перед заведением с пальмовыми и папоротниковыми ветками в витрине и маленькой вывеской «Похоронные принадлежности». Затем Нэнси остановилась у гостиницы. Бронсон покинул нас в атмосфере гнетущего молчания и всеобщего недружелюбия, которые всегда осложняют жизнь мошенника.

«Теперь в гараж Томпсона?» – тихо спросила Нэнси и через три минуты высадила меня у гаража, а сама повезла Вульфа на ярмарку. Счет составил шестьдесят шесть долларов двадцать центов, что было совсем немало, даже если учесть буксировку. Торговаться, конечно, не имело смысла, поэтому я тщательно осмотрел машину, заправил ее бензином и маслом, расплатился и отправился по делам.

Я должен был отыскать Лу Беннета, секретаря Гернсейской лиги. Я заехал в гостиницу, затем потерял двадцать минут, безуспешно пытаясь дозвониться ему, но все-таки выяснил, что он, вероятно, на ярмарке. Я отправился туда и, оставив машину на стоянке, устремился сквозь толпу, чтобы попробовать счастья в дирекции. Там я узнал, что сегодня какой-то особенный скотоводческий день, у Беннета забот по горло и он должен находиться в павильонах племенного скота на другом конце ярмарки. Я снова стал пробираться сквозь толпы мужчин, женщин и детей, сквозь воздушные шары, дудки, пищалки, кукурузные хлопья и всеобщее помешательство.

Эту часть ярмарки я еще не видел. Здесь рядами стояли огромные павильоны, каждый длиной ярдов пятьдесят или больше. Людей попадалось немного. Я заглянул в первый павильон. Пахло коровами, что неудивительно, когда вокруг полно скота. Посередине павильона во всю длину шла пятифутовая перегородка, к которой с обеих сторон были привязаны быки, коровы и телята. Ни один из них не принадлежал, однако, к той породе, которая после знакомства с Гикори Цезарем Гринденом сделалась мне ближе всего. Вдоль длинного прохода слонялись несколько посетителей. Я пробрался туда, где невысокий парнишка в комбинезоне расчесывал гребнем спутавшийся кончик коровьего хвоста, и сказал ему, что ищу Лу Беннета из Гернсейской лиги.

– Гернсейской? – Лицо его выразило презрение. – Не знаю. Тут только джерсейцы.

– О! Прошу прощения. Но лично я предпочитаю гернсейскую породу. Здесь есть павильон, куда допускают и ее?

– Конечно. За выводным кругом. Может быть, ваш человек там. С утра там судят айрширскую и швицкую породы, а очередь гернсейцев наступит в час дня.

Я поблагодарил и, двинувшись в указанном направлении, вскоре оказался на большой площадке, разделенной натянутыми канатами на несколько прямоугольников. С внешней стороны канатов толпились несколько сот человек. Внутри мужчины и юноши держали за веревки черных с белыми поясами коров. Зрители пристально разглядывали скотину со всех сторон. Их сопровождали люди, вооруженные авторучками и картонными карточками. Один тип стоял на коленях и с таким интересом изучал вымя, словно на нем было написано, кому достанется главный приз. Беннета нигде не было видно.

Я нашел его во втором от площадки павильоне, который был предоставлен гернсейской породе. Там наблюдались бурная деятельность и нервное возбуждение: коровам чистили шкуры, мыли копыта и морды, расчесывали хвосты. Беннет как метеор носился по всему павильону. Он не узнал меня, и мне пришлось остановить его чуть ли не силой. Я напомнил ему о нашем знакомстве и сообщил, что Ниро Вульф желает видеть его, где ему будет угодно, в главном цветоводческом павильоне или в любом другом месте, как можно скорее. Срочно.

– Это отпадает, – свирепо объявил Беннет. – Я даже позавтракать не успел. Жюри начинает обсуждение в час.

– Мистер Вульф пытается раскрыть убийство сына мистера Осгуда. Ему нужна от вас важная информация.

– Я такой не располагаю.

– Он хочет расспросить вас.

– Я не могу сейчас с ним встретиться. Просто не могу. После часа дня, когда жюри приступит к работе… вы говорите, в главном павильоне? Я забегу к нему или дам ему знать.

– После часа он будет в закусочной у методистов. Постарайтесь поскорее его найти.

Он пообещал постараться.

Пока я добрался до нашего стенда в главном выставочном павильоне, наступил полдень. В этот день призы присуждали не только скоту гернсейской породы, но и орхидеям. Вульф был в павильоне, опрыскивая и прихорашивая свои цветы. Опрыскиватель, великолепный, сделанный на заказ, вмещал два галлона жидкости, имел камеру сжатия и электрический моторчик, а весил при всем том не более одиннадцати фунтов. Когда я подошел к Вульфу, он вместе со своим заклятым врагом Шэнксом как раз восхищался опрыскивателем. Я сказал, что с машиной все в порядке, сообщил стоимость ремонта и передал разговор с Беннетом.

– Тогда мне придется стоять здесь до часу дня, – скривил рот Вульф.

– Вам полезно постоять.

– И ждать, а уже среда. Я звонил Уодделлу. Дубинку так и не нашли. Быка полиция не фотографировала. Фу! Далеко им до инспектора Кремера с его педантизмом. Мисс Осгуд сообщила, что никто из слуг не видел, как возвратился Бронсон. Наш следующий шаг зависит от Беннета.

– Он сказал, что у него нет никакой информации.

– Есть. Только он сам этого не знает. Если бы ты рассказал ему побольше и объяснил…

– Разве что силой. Он не успел даже позавтракать.

Это, конечно, заставило Вульфа умолкнуть. Он хрюкнул и обернулся к Шэнксу.

Я прислонился к краешку стола с георгинами и зевнул. Меня переполняло чувство неудовлетворенности. Я не смог выполнить то, за чем меня посылали, что случалось редко и всегда меня раздражало. Мне пришлось заплатить больше шестидесяти долларов из денег Вульфа. Ужинать и ночевать в этот день нам предстояло в доме, где готовились к похоронам. Вульф только что заявил, что в деле об убийстве, которое должны раскрыть, мы держим в руках одни разрозненные концы. Все это вместе выглядело совсем неутешительно. Вульф и Шэнкс без конца пережевывали взаимные старые обиды, не обращая внимания на посетителей, расхаживавших вдоль прохода, а я стоял, прислонившись к столу и не делая никаких попыток преодолеть уныние. Должно быть, я задремал и очнулся оттого, что почувствовал, как меня потянули за рукав.

– Проснитесь, Эскамильо, и покажите мне орхидеи.

Я открыл глаза.

– Добрый день, мисс Роуэн. Проваливайте. Я ушел в себя.

– Поцелуйте меня.

Я наклонился и поцеловал ее в лоб.

– Ну и неотесанный же вы тип!

– Я вас сюда не приглашал.

– Это ярмарка, – улыбнулась она. – Я заплатила за вход. Вы же экспонент. Так что давайте, экспонируйте. Покажите мне всё.

– Вот именно, что экспонент. И вообще, я человек подневольный.

Я взял ее за локоть и перевел через проход.

– Мистер Вульф, мисс Роуэн просит показать ей орхидеи.

Он поклонился:

– Перед таким желанием я всегда капитулирую.

Она посмотрела ему прямо в глаза:

– Я хочу вам понравиться, мистер Вульф. Или хотя бы не вызывать у вас неприязни. Мы с мистером Гудвином, вероятно, станем друзьями. Вы мне подарите орхидею?

– Я редко испытываю неприязнь к женщинам, а приязнь – вообще никогда, мисс Роуэн. Здесь у меня только альбиносы. Вы получите орхидею в пять часов, после присуждения призов. Куда мне ее послать?

– Я сама за ней приеду.

Все это кончилось тем, что она вместе с нами пошла в закусочную.

У методистов народу было больше, чем вчера. Миссис Миллер, очевидно, работала без выходных, поскольку фрикасе с клецками оказалось таким же вкусным, как и в прошлый раз. Подумав, что, наверное, в последний раз посещаю это богоугодное заведение, я позволил себе по примеру Вульфа заказать две порции.

Вульф, как всегда за хорошей едой, был настроен общительно и пребывал в приподнятом состоянии духа. Узнав, что Лили бывала в Египте, он рассказал ей о своей жизни в Каире. Они увлеклись болтовней, как пара верблюдов, наслаждающихся обществом друг друга посреди аравийской пустыни. Больше говорил он, но и она заставила его несколько раз рассмеяться. Я нашел, что она вовсе не банальная, а даже очень приятная собеседница.

Когда я допил кофе и отставил чашку, Вульф заметил:

– Беннета все еще нет. Уже половина второго. Далеко отсюда до животноводческих павильонов?

Я ответил, что не очень.

– Тогда выясни, пожалуйста, где он. Черт побери, я должен с ним увидеться. Если он не может прийти сейчас же, скажи ему, что я пробуду здесь до трех, а потом пойду к своим орхидеям.

– Хорошо.

Я поднялся. Лили тоже встала, заявив, что пришла на выставку с Праттом и Кэролайн и те уже, наверное, ищут ее. Мы вышли из закусочной, и я сообщил Лили, что сейчас нахожусь на службе и буду слишком энергично прокладывать себе дорогу в толпе, чтобы наслаждаться приятной компанией. Она объявила, что до сих пор в моем характере ей не удалось обнаружить никаких приятных черт и что в пять часов мы снова увидимся. Лили отбыла в направлении трибун, мой же путь лежал в другую сторону.

На выводном кругу представление было в полном разгаре. Я не без удовольствия убедился, что гернсейцы пользуются гораздо более широкой популярностью, чем швицы или айрширцы. Народу кругом стояло не в пример больше, чем два часа назад. Беннет находился за загородкой вместе с судьями, секретарями, быками, коровами и сопровождавшими их лицами.

Мое сердце на секунду остановилось при виде быка, который – я мог бы в этом поклясться! – был не кто иной, как Гикори Цезарь Гринден. Потом, впрочем, до меня дошло, что он немного светлее и белое пятно на его морде гораздо меньше.

Я пробрался на другую сторону, как вдруг меня потянули за рукав. Я решил, что настигнут Лили Роуэн, но это оказался Дейв, приодетый, в рубашке с галстуком, костюме и блестящей соломенной шляпе.

– Я же говорил, что вы всегда там, где происходит что-нибудь важное! Видели, как эти идиоты, чтоб им пусто было, ради этой Силвервилл отобрали первое место у Беллы Грасли? А ведь у нее же стать как у лани!

– Не может быть! – посочувствовал я. – Ужасающая несправедливость. А вон и наш друг Монт Макмиллан.

– Ага, я привез его утром. – Дейв покачал головой. – Бедный старина Монт, ему приходится начинать все сначала. Хочет купить здесь несколько коров, если цены будут подходящие. Нужно заводить новое стадо. Год назад никто бы и не подумал…

Остальное я прослушал, поскольку полез под канат и бросился к Беннету, который на мгновение отстал от остальных, вытирая со лба пот. Он взглянул на меня, щурясь от яркого солнечного света, и извинился, что не смог прийти. Я принял извинения и вежливо попросил его немедленно отправиться в методистскую закусочную. Беннет ответил, что это просто невозможно, потому что сейчас судят племенной молодняк. К тому же ему все равно нечего сказать Ниро Вульфу.

У меня на этот случай была уже подготовлена маленькая, но убедительная речь: «Вульф работает над убийством и утверждает, что не может действовать дальше, пока не увидится с вами. Кто вы, в конце концов, честный гражданин и друг Фреда Осгуда или же судебный пристав на коровьем трибунале?»

Беннет ответил, что не принадлежит к близким друзьям Осгуда, но явится в закусочную через полчаса, не позже.

Я снова пролез под канаты, но решил не уходить, а подождать Беннета. Несколько минут я наблюдал за работой судей, однако этому мешало скопление народа, и я стал прогуливаться перед павильонами. Здесь никого не было – все толпились у выводного круга, – так что, естественно, я сразу же заметил знакомую фигуру. Нэнси Осгуд. Она опасливо оглянулась, перед тем как войти в один из павильонов, если только у меня не разыгралась фантазия. Это было, конечно, не мое дело, но какой ты детектив, если интересуешься лишь собственными делами? Я подошел к павильону и проскользнул внутрь.

Нэнси я не увидел. В павильоне было полно коров, на этот раз черно-белых. В дальнем конце болталось несколько посетителей. Я не спеша зашагал между двумя рядами коровьих хвостов. В середине павильона слева выгородили загончик, где не держали скот. Я увидел там только Нэнси Осгуд, Джимми Пратта и кучу соломы, из которой торчали вилы. Мне стоило пройти дальше, но меня заметили. Голос Джимми звучал угрюмо и неприветливо.

– Ну, как дела?

Я пожал плечами:

– Неплохо. Надеюсь, у вас тоже.

Я двинулся дальше, но Джимми еще более неприветливо промолвил:

– Что же, подождите, посмотрите, послушайте. Чем больше увидите и услышите, тем больше донесете.

– Не надо, Джимми! – Нэнси, очень расстроенная, повернулась ко мне. Глаза у нее были еще сильнее заплаканы, чем утром. – Вы следили за мной, мистер Гудвин? Зачем?

Несколько посетителей, проявляя нездоровое любопытство, задержались около нас, и я вошел в загончик, чтобы не делать наш разговор всеобщим достоянием.

– Да, – ответил я, – следил. Секунд сорок. Случайно заметил, как вы с заговорщическим видом входите в этот павильон, и из любопытства пошел за вами. – Я перевел взгляд на молодого Пратта: – Хорошо, что вы учитесь на архитектора, а не на дипломата. Вам не хватает обходительности. Если это тайное свидание и вы подозреваете, что я могу донести, меня лучше умаслить, а не раздражать.

– Ну, в таком случае…

Он полез в карман. Я не остановил его. Он вытащил небольшую пачку денег, из которой выдернул десятку, с неуверенной улыбкой сунул ее мне и спросил:

– Этого хватит?

– Премного благодарен. Необыкновенная щедрость с вашей стороны.

Моим первым побуждением было сунуть деньги в карман к Нэнси – пусть купит на них чулки. Однако в этот момент к нашей троице присоединился долговязый парень в комбинезоне и с вилами. Едва взглянув на нас, он принялся перетаскивать солому. Я прервал его труды, сунув под нос праттовскую десятку.

– Слушай, приятель. Я из дирекции. Мы там решили, что вам здесь приходится слишком много работать. Прими это как выражение нашей признательности.

– Чего-чего? – вылупился он.

– Не пытайся понять. Бери, раз дают. Перераспределение богатства. Как при коммунизме.

– Чтоб мне пусто было! Вы, видать, с ума посходили. – Он взял бумажку и положил в карман. – Что ж, спасибо.

– Не стоит благодарности, – отмахнулся я.

Парень подцепил вилами чуть не четверть всей соломы и куда-то ее понес.

– Вы же сказали – умаслить, разве не так? – с обидой произнес Джимми Пратт. – Откуда мне было знать, что вы станете строить из себя Робин Гуда? – Он повернулся к Нэнси: – Он все равно знает о Бронсоне и расписке Клайда. Что касается того, что твой отец может узнать о нашей встрече…

Я очень обрадовался, когда он обернулся к Нэнси и позволил мне кое-что сделать. Признаться, у меня хватает самообладания, но все же я не деревянный. До сих пор удивляюсь, как это ничто в моем лице не дрогнуло, выдав меня с головой. После того как рабочий унес часть соломы, я кое-что заметил. Слегка двинув ногой, я дотронулся носком до открывшегося взгляду предмета, явно не имевшего ничего общего с соломой, и осторожно посмотрел вниз. Из-под вороха сухой травы выглядывал модный коричневый полуботинок, полоска коричневого же носка и край штанины.

Как уже говорил, я обрадовался, когда Джимми повернулся к Нэнси, потому что сумел невзначай, одним движением ноги прикрыть ботинок соломой.

Нэнси обратилась ко мне:

– Наверное, мне не следовало этого делать, после того как мистер Вульф пообещал помощь. Но сегодня утром я встретилась с Джимми, и мы… мы поговорили. Я сказала ему о расписке и о том, что она все еще у Бронсона… Он хотел что-нибудь предпринять, но я сказала, что ничего не следует делать, не посоветовавшись сперва с мистером Вульфом. Мы решили встретиться здесь в два часа и все обсудить.

Я незаметно подвинулся, чтобы приблизиться к рукоятке вил, торчащей из середины соломенной кучи. Не спуская вежливого и внимательного взгляда с Нэнси, я начал одной рукой лениво перебирать солому, которой так приятно касаться, и без особых усилий обнаружил место, где рукоятка переходила в вилы. Кончиками ногтей – они не оставляют отпечатков – я провел вдоль зубца и довольно скоро, всего через пару дюймов уперся во что-то твердое. Несколько секунд я аккуратно ощупывал то, что находилось под соломой, потом медленно убрал руку.

– Зачем вы водите ее за нос? – вскричал Джимми. – Либо вы и ваш Вульф будете вести себя порядочно, как он обещал…

– Водим за нос? – Я усмехнулся. – Ни в коей мере. Не знаю, как насчет порядочности, но мы с Вульфом всегда выполняем свои обещания. Только вы нам помешаете, если будете так опрометчиво вести себя на ярмарке. С Осгудом и без того достаточно возни. Ради бога, отложите воссоединение на день-другой. Вас же все знают, а вы стоите здесь вдвоем на виду. Если послушаетесь меня, гарантирую, что мы с Вульфом будем беспорочны, как ангелы, и мистер Осгуд никогда не увидит той бумаги.

– Чего вы от нас хотите? – нахмурился Джимми.

– Разойдитесь. Разлучитесь. Немедленно. Джимми пойдет в одну сторону, а мы с Нэнси – в другую.

– Он прав, Джимми. Это было глупо, но ты настаивал…

– Прекращайте. Пойдемте, мисс Осгуд. За последние три минуты человек десять останавливались поглазеть на нас.