Текст книги "Гимн жизни. Истории жизни детей, победивших рак"

II. Аня: «Выход из болезни – в Жизнь!»

Жизнь – шанс, воспользуйтесь им.

Этой чудесной девушке всего 21 год, и у нее уже такая биография, которой можно только позавидовать.

Аня в Барретстауне, 15 лет.

Аня заболела раком в 14 лет. Через 8 месяцев после второй операции, когда ей было уже 15, она поехала в Международный лагерь для детей с онкологическими заболеваниями. Барретстаун как будто спрыснул ее живой водой: после возвращения она позвонила мне и сказала, что хочет поехать в Барретстаун волонтером, когда вырастет. Я ответила, что для этого надо учить английский. «Хорошо», – спокойно сказала Аня и тут же начала заниматься английским языком с учителем, да так, что к концу школы смогла сдать экзамены на соответствующий международный сертификат.

После окончания школы Аня поступила на отделение ландшафтного дизайна в Тимирязевскую сельскохозяйственную академию. Увлеклась цветоводством. Когда ей минуло 19 лет, мне удалось организовать ее поездку волонтером-переводчиком в Барретстаун (учтите, что все характеристики она получила сама и собеседование на английском тоже сдала сама!) с условием, что родители оплатят ей дорогу. За пару дней до начала смены заболела переводчица, и Аня, по моему совету, написала письмо в Барретстаун (см. ниже), где подчеркнула, как много дал ей этот лагерь, и что она готова работать переводчиком бесплатно. В лагере она так замечательно проявила себя как переводчик, что Барретстаун возместил ей траты на дорогу. После окончания работы в Барретстауне она успела немного попутешествовать по Ирландии.

На 3-м курсе Аня обратилась в Международный отдел своей Тимирязевской академии, и ей предложили поехать на сельскохозяйственную практику в Швейцарию, если она успеет сдать экзамен по немецкому языку… в течение 2-х дней. Она сдала, конечно. Летом 2010 года Аня 3 месяца проработала на ферме в Швейцарии, где получила блестящую характеристику за свою практику. На заработанные деньги она путешествовала по Германии и Австрии.

Практику в Москве она проводила в качестве волонтера-садовода в «Аптекарском огороде» – Ботаническом саду на Проспекте Мира. На 4-м курсе Аня снова подала документы на международную сельскохозяйственную практику от Тимирязевской академии: конкурс выдержали только 8 человек, в том числе и Аня. После 4-го курса она пробыла на сельскохозяйственной практике в Баварии два месяца. Перед отъездом Аня успела сдать еще один экзамен по немецкому языку и получила приглашение на 5-м курсе учиться по студенческому обмену в университете имени Гумбольта в Германии. Ее дальнейшие планы – получить международный сертификат по немецкому языку (в 2012 году – получила), защитить диплом бакалавра на кафедре ландшафтного цветоводства Тимирязевской академии (в 2012 году защитила) и продолжить дальнейшее обучение на магистра. Да, еще ее ждет французский язык и органическое садоводство. Аней могут гордиться все: ее родители, врачи и медперсонал, который ее вылечили, учителя, преподаватели в вузе. Аня – моя особая гордость! Я счастлива, что поездка в Барретстаун 5 лет назад оказалась для нее не развлечением, а стартом в новую, активную, достойную жизнь, которой она радуется каждый день.

ПИСЬМО В БАРРЕТСТАУН

с просьбой принять ее работать волонтером – переводчиком

(в первый раз она волонтером ездила в 18 лет, в 2009, Москва)

Я была в Барретстауне, когда мне было 15 лет. Эти 10 дней невероятно помогли мне после всего того, что я перенесла, когда болела раком. Я стала гораздо увереннее в себе. У меня появились мечты и – даже амбиции. Друзья, с которыми я там познакомилась, остались моими друзьями до сих пор. Наконец-то я смогла почувствовать себя как обычный подросток (не больной ребенок, не ребенок, перенесший рак). В лагере я встретила таких же ребят, которые испытали то же, что я, у которых были похожие проблемы и трудности. Обмен опытом помог мне понять, что пережитое было не просто несчастное время моей жизни, но это путь: необходимость изменить свои приоритеты и ценности в жизни, увидеть другой мир, где люди нуждаются в помощи и поддержке.

Барретстаун все расставил по местам. Я перестала переживать по поводу своей болезни, перестала жалеть себя. Я стала чувствовать себя счастливой и сохраняю это чувство и сегодня. Уже прошло больше 5 лет со дня моей последней операции, и каждый день я выкраиваю минуту, чтобы отвлечься от внешней суеты, улыбнуться и поблагодарить Бога за жизнь и счастье быть здоровой и довольной своей жизнью.

Я окончила школу, выучила английский, сдала экзамен на международный сертификат и поехала волонтером-переводчиком в Барретстаун, как только мне исполнилось 18 лет. Это был потрясающий опыт. Я получила огромное удовольствие, работая с детьми, я видела, как они становятся храбрее, веселее и открывают свои души радости с каждым днем. Я проводила все время с детьми и была счастлива от того, что чувствовала себя на месте, видела, как нужна и полезна моя работа.

Я хотела бы снова поехать волонтером на следующее лето, потому что Барретстаун изменил мою жизнь, когда я была ребенком, сделал меня сильной и счастливой. Я хочу сделать что-то, чтобы помочь тем детям, которым еще предстоит дорога к выздоровлению и избавлению от болезни. Я хочу помочь им почувствовать себя более уверенными, счастливыми и сильными, независимо от того, что их ждет в будущем.

Сейчас я учусь в Тимирязевской сельскохозяйственной академии, на отделении ландшафтного дизайна. В прошлом году я провела 3 месяца на практике в Швейцарии, что также помогло мне улучшить мои знания немецкого языка.

Беседа с Аней, 2011 год

Аня: Сейчас мне 20 лет. Когда я заболела, мне было 14 лет.

Р.: Ой, завидки берут! Ты вообще в курсе, что ты еще молодая девушка?!

Аня: Ну, не совсем молодая!

Р.: Постеснялась бы, мне недавно 75 стукнуло! Скажи, пожалуйста, тебе легко вспоминать это время? Ты можешь откровенно поговорить о том времени, когда ты болела? Тебе не тяжело? Я недавно с одной мамой разговаривала. Так у нее сразу слезы на глазах, дыхание перехватило, комок в горле, а прошло уже несколько лет, как ее девочка выздоровела.

Аня: Ну, конечно, мне не всегда приятно вспоминать то время, когда мне делали операцию, когда я таскалась по больницам, но теперь я уже могу более или менее спокойно говорить об этом.

Р.: Итак, прошло больше 6 лет со дня твоей первой операции. И ты здорова и живешь интересной активной жизнью. Это же просто здорово! Аня, я просила бы тебя поделиться тем, что ты испытала во время своей болезни, хотела бы проговорить с тобой откровенно. Расскажи о том, что ты чувствовала в то время, ребятам, которые сейчас находятся в больнице и лечатся от рака. Пойми, как это важно для них – видеть фото и читать про девушку, которая когда-то перенесла то, что они испытывают сейчас. Помоги им понять, что болезнь может пройти, что они могут выздороветь, надо только очень верить, очень любить жизнь, очень хотеть жить и очень стараться выздороветь.

Аня: Я попробую.

Р.: Когда тебе врач сказал, что у тебя онкология, что ты чувствовала? И вообще, как ты поняла, что это рак?

Аня: Я просто обнаружила большую твердую шишку на руке. Она выросла довольно быстро и незаметно и совсем не болела. Мы с мамой побежали в больницу, врач сказал, ничего страшного, подождем месяц и посмотрим.

Р.: Думал, она рассосется?

Аня: Наверно. А шишка все росла и росла. Но не болела. В общем, я себя нормально чувствовала. Через месяц мы опять пошли к врачу, потом нас послали еще к одному специалисту, а он сразу направил нас на Каширку, чтобы мне сделали пункцию. Мы поехали туда, а потом врачи долго решали, что это такое, это было уже на Каширке (Институт детской онкологии и гематологии).

Р.: Вот когда ты туда шла, что ты думала, что чувствовала?

Аня: Я была безумно напугана, напугана этим огромным серым зданием. Мне было очень страшно, я не могла поверить, что у меня рак, хотя я и раньше догадывалась: у меня явно неладно. Но когда сделали пункцию, врачи нашли что-то, я не знаю, как это называется. Р.: Атипичные клетки.

Аня: Вроде. Там такие порядки, что если врачи точно не уверены в диагнозе, то они посылают в другую больницу, где удаляют простые доброкачественные опухоли. А там сидят два врача, и один говорит другому: «Ну что, будем оперировать?» Другой отвечает: «Вроде это не рак» А я еще думаю: «Ничего себе! Они не уверены? Один говорит, что это рак, а другой говорит, что нет. Правильно ли они оперируют? А вдруг у меня рак?»

Р.: А сколько тебе тогда было, 14 лет? Рановато же ты начала задумываться!

Аня: Ну да! В этой больнице я пробыла неделю, мне сделали операцию и послали анализ на гистологию. Оказалось, что это рак 2-й степени. И тогда меня послали снова на Каширку. Там мне уже сделали вторую операцию почти через полгода после первой и велели наблюдаться у них каждый месяц. Ну, это я уже потом точно узнала, что опухоль злокачественная. Первый раз я лежала в больнице неделю, а второй раз, через полгода, когда мне сделали вторую операцию на Каширке, в больнице не было мест, и нам предложили лечиться амбулаторно. Меня родители привозили на все процедуры и исследования на машине, иногда каждый день приходилось ездить. Во второй раз мне вырезали достаточно большой кусок вокруг опухоли, удалили все радикально. Но не стали делать ни химию, ни облучение. Вроде при этом виде опухоли это лечение не имеет смысла. Только наблюдают постоянно до сих пор и делают все необходимые анализы и исследования раз в полгода. Теперь там шрам, и, когда меня спрашивают, в чем дело, я шучу, что это меня медведь укусил.

Р.: Понимаешь, меня интересует не столько медицинская сторона дела, сколько твои ощущения и мысли. Врачи прямо говорили тебе?

Аня: Нет, они прямо не говорили. Но я же чувствовала! Мне очень не нравилось, что я должна была каждый месяц, а то и чаще, ездить на Каширку. Да я просто стеснялась того, что у меня вообще была какая-то операция. Я никому не говорила об этом в школе. Р.: В каком классе ты была?

Аня: Уже в 9 классе. Нет, я хотела как можно скорее забыть, что у меня была какая-то операция. Я ужасно стеснялась вообще, что меня оперировали, я старалась максимально скрывать, ну может, одной – двум подружкам сказала, но ни с кем это не обсуждала, никому ничего не говорила. Потом я перешла в другую школу. Р.: Ты сознательно перешла, или так совпало?

Аня: Вообще-то, я специально готовилась к экзаменам в лицей. Нет, это не относится к болезни. Мне просто не нравилась старая школа. Я вслед за своей подружкой перешла в лицей. Меня приняли, и я радовалась, что должна идти в новую школу. И тут в августе мне сказали, что у меня опухоль злокачественная, и мне надо срочно делать вторую операцию. Я говорю: «Да вы что, я же в новый лицей иду, неужели нельзя подождать?» – «Нет, – говорят врачи, – иначе будет саркома или еще что-то похуже».

Р.: Врачи начали настаивать на срочной операции?

Аня: Ну да! В конце августа назначили, а в первых числах сентября уже сделали. Я утром приехала на Каширку. Мне сразу же сделали операцию под общим наркозом, я день пролежала в реанимации, а вечером меня перевезли в палату. Там было ужасно тесно, очень страшно и невыносимо жарко. И вечером врач сказал: «Если хочешь, можешь здесь переночевать, а если хочешь домой и тебя отвезут на машине, можешь ехать». Я, конечно, сказала: «Домой, домой!» Р.: Ну, так ты отделалась легким испугом!

Аня: Я отделалась абсолютно легким испугом. Потом мы, конечно, ездили в больницу: снимать швы, на УЗИ, томографию и всякие прочие анализы каждую неделю, иногда по два раза.

Р.: Значит, сильного стресса, связанного с длительным пребыванием в больнице, у тебя не было?

Аня: Видимо, нет. Но все равно, когда я каждый раз ехала на Каширку, у меня сердце екало, и душа в пятки уходила. Потом я посчитала, сколько времени прошло между апрельской операцией и сентябрьской, целых полгода, а потом зимой выяснила, что прошло уже больше времени, чем между операциями, ну, и я подумала: «Жизнь налаживается, может, все еще будет хорошо».

Р.: Так ведь действительно все хорошо!

Аня: Все хорошо, в самом деле!

Р.: Даже я считаю, что все в 150 раз лучше, чем хорошо. Посмотри, чего ты добилась за эти прошедшие годы!

Аня: Конечно, тот год был очень сложный для меня. Потому что я стеснялась, я ужасно стеснялась своей болезни, я не могла говорить ни с кем на эту тему, ну, может, с парой подружек. Но в школе я не могла говорить об этом. Я скрывала, думала, что ребята меня не примут.

Р.: Ну, так и не принимают. Бывают такие ситуации, что люди вообще думают, что рак заразен.

Аня: Ну да, бывают. Я старалась ни с кем это не обсуждать. Ну, прошло, и прошло.

Р.: Ты задавила эти мысли о болезни в себе?

Аня: Да. Я молчала об этом. Даже с мамой. Может, с папой, разговаривала, но потом, уже гораздо позже.

Р.: Он говорил с тобой как с ребенком, или вы скорее обсуждали это серьезно, как взрослые люди?

Аня: Скорее, как взрослые люди. Я помню, как я сидела и причитала: «Как же это могло со мной случиться, как же это могло со мной случиться?!» А папа спокойно говорил: «Все нормально. Тебе сделали операцию. Если опять надо будет, сделают еще операцию, будешь лечиться. Все хорошо. Тебя вылечат. Ты будешь бороться».

Р.: То есть родители не охали и не ахали, а все время настраивали тебя на борьбу.

Аня: Да, мне даже больше нравилось ходить в больницу с папой, потому что он не жалел меня, потому что не было слез и нервов. Р.: А мама плакала все время?

Аня: Нет, мама плачет в крайних случаях. Но все равно чувствовалось, что ходить со мной в больницу для нее – жуткое напряжение. Р.: Но вы старались не обсуждать с ней эту тему?

Аня: Нет, почти не разговаривали об этом. Эта тема замалчивалась. Когда у меня в первый раз обнаружили опухоль и сказали, что надо делать операцию, мама даже сказала: «Чепуха! Может, мазь Вишневского приложим?» Может, не стоит об этом писать?

Р.: Да, наоборот, это же нормальная реакция нормального человека! Я бы еще сказала: «Давай компресс из лука сделаем!» Понимаешь, это очень важно знать, потому что люди не готовы ни к каким серьезным испытаниям. А в таких случаях необходимо как можно скорее обратиться к профессионалам.

Аня: Да, это тяжело. Я помню, как после операции я была жутко напугана, потому что долго обсуждали вопрос, делать ли мне химиотерапию или облучение. Потом оказалось, что этот вид опухоли не поддается такому лечению. Ну, я так и не разобралась толком, в чем дело.

Р.: Ну это дело не твое, это дело специалистов. Ты должна бороться за свое здоровье – вот твоя работа.

Аня: Ну да, я понимаю. Но я помню, как наткнулась на всякие стопки распечаток, которые у мамы лежали на столе – про химию, про лучевую, жутко испугалась и отчаянно плакала. Я думаю, что я просто жуткая трусиха.

Р.: Нет, ты вовсе не трусиха, это – естественная реакция. Кому-кому, но мне ты не говори этого. Я-то знаю, какая ты храбрая!

Аня: По правде говоря, я безумно боялась потерять волосы, облысеть.

Вот больше всего я безумно боялась потерять волосы! Смешно, наверно?

Р.: Ни капельки не смешно. Девочке в 14 лет это так важно! Да и в любом возрасте это непросто пережить.

Аня: Сейчас мне кажется это глупым, потому что потерять волосы – это меньшее из всех зол, что случаются во время этой болезни. Я все время думала: «А что подумают другие?!» Может быть, я была настолько не уверена в себе, может, я слишком боялась чужого мнения?

Р.: Это совершенно естественно, что ты нервничала. Мне хотелось бы, чтобы ты рассказала, что ты чувствовала, когда поняла, что у тебя рак.

Аня: Я не знаю, как объяснить. Ужасный стресс. В школе нам говорили, что рак не лечится, еще в младших классах. Что если у человека рак, то он не проживет больше 2 лет. И у меня это засело в мозгу. Но это не так! Детский рак лечится! Р.: А что дальше?

Аня: Да, потом следующий год тоже был непростым. Мне ужасно не хотелось пропускать уроки в новой школе, я была в 10 классе. Мы долго, месяца два, ездили каждую неделю, иногда чаще, в больницу. Но на самом деле я, кажется, всего неделю подряд пропустила. Как только смогла, я сразу побежала в школу и сказала, что ничего не хочу пропускать. Это был физико-математический лицей. Р.: Ты с удовольствием училась?

Аня: Мне, конечно, не все предметы даются одинаково легко, но я занималась с удовольствием. В этом лицее были очень квалифицированные учителя, было интересно. Р.: А ты с новыми ребятами подружилась?

Аня: Нет, сложно было. У нас в классе было всего 4 девочки. А остальные, человек 20 – мальчики. Я помню, они меня дразнили. Р.: Из-за руки?

Аня: Нет, никто не знал. Я помню, меня дразнили «японкой» из-за того, что у меня узкие глаза. Мне было ужасно обидно. Р.: Но ты же такая хорошенькая!

Аня: Но все равно мне было ужасно обидно.

Р.: Подумаешь, а меня дразнили: «Рыжая, в очках» Я еще училась в женской школе, и когда шла с портфелем, все мальчишки из соседней школы выстраивались в ряд и орали: «Рыжая, в очках»»!

Аня: Но все равно мне тяжело было среди мальчишек. Но к болезни это не имеет отношения.

Р.: Меня интересует отношение твоих друзей к твоей болезни.

Аня: Вообще-то, я старалась это ни с кем не обсуждать. Иногда приходилось выкручиваться, потому что надо было ехать к врачу или на анализы в больницу. Один раз мне пришлось сказать правду одной моей подружке. Она испугалась и стала меня утешать: «Но ведь это лечится, лечится!»

Р.: Аня, но ведь это действительно теперь лечится! Выздоравливает около 70–80 % детей, заболевших раком. А еще 50 лет назад статистика была совсем иной. Ты должна гордиться тем, что выздоровела. Ты только посмотри, какую силу духа, мужество и волю к выздоровлению ты проявила. Молодец! Что ты хотела бы сказать вот этим детям, которые сейчас находятся в больнице? Самое главное, в одну фразу!

Аня: Во-первых, рак лечится! Необходимо знать, что сейчас рак у детей лечится. Во-вторых, Жизнь продолжается, это просто – переломный момент! Надо набраться терпения и пережить его!

Р.: Скажи, пожалуйста, а когда твоя жизнь была более полной, емкой:

когда ты была еще совсем здорова или сейчас, после того, как ты пережила эту болезнь?

Аня: Сейчас, конечно! Р.: Почему?

Аня: Я не знаю, каким образом это мне помогло, но, наверно, после Барретстауна, когда я перестала причитать, как это могло со мной произойти, когда я перестала себя жалеть, когда я увидела, что есть много людей, у которых гораздо больше проблем, чем у меня, и они не боятся об этом говорить.

Р.: Это – самое главное!

Аня: Да, это – самое главное! В Барретстауне я увидела, что я не одна такая. И плюс в том, что в лагере к нам не относились как к больным. С нами не цацкались, к нам относились, как к обычным детям. Ну, конечно, если что, сразу к врачу. Но, главное, не перестраховывались. Я там опять почувствовала себя человеком.

Р.: Сколько времени прошло после окончания лечения, когда ты поехала в Барретстаун?

Аня: Наверно, месяцев 8.

Р.: Тебе уже было 15 лет. Что тебе дал Барретстаун?

Аня: Наверно, уверенность в себе. Может быть, храбрость. Р.: А почему может быть? Ты же такая храбрая!

Аня: Да, да, храбрость сражаться с неприятными, пренеприятными обстоятельствами нашей жизни, а также новых друзей, из тех, кто переболел.

Р.: А что в эмоциональном плане?

Аня: В эмоциональном плане он поднял мою самооценку. Потому что в лагере нам всячески помогали проявить себя как-то, сделать то, что мы не могли делать раньше.

Р.: И тогда тебе захотелось по-настоящему языки учить?

Аня: Ну, языки я и раньше учила. У нас в лицее был французский. Р.: У тебя еще и французский в запасе?!

Аня: Английский я начала учить после Барретстауна. А французский – пока не очень. После Барретстауна я начала серьезно задумываться, что надо учить языки, потому что я с детства мечтала поехать учиться за границу. Это была моя самая большая, большая мечта.

Р.: Но ты забыла сказать, что ты к этой мечте готовилась изо всех сил.

Аня: Да, даже когда я не могла из-за болезни ходить на курсы, родители мне нашли учительницу, которая приезжала два раза в неделю и готовила меня к сдаче экзамена на международный сертификат. Сдала, конечно! Потом я стала с ужасом считать, сколько стоит поехать учиться в Англию или еще куда-нибудь, и поняла, что надо еще и немецкий учить, один язык – это мало.

Р.: Я прочитала в какой-то книге, что если ты хочешь чего-нибудь добиться, надо быть в десять раз лучше, чем все остальные. Почему ты стала активнее других? Чем твоя болезнь помогла становлению твоего характера?

Аня: Ну, думаю, что в результате болезни я стала более уверена в себе, стала активнее принимать решения сама. Понимаете, до болезни мне было бы страшно вдруг сорваться и поехать работать на ферму, совсем одной, в другую страну. А сейчас – запросто. И вкалывала там изо всех сил! А на заработанные деньги объездила всю Швейцарию. Раньше я бы не решилась.

Р.: А почему твоя болезнь помогла тебе учить языки?

Аня: Ну, я сдала на один международный сертификат, потом смотрю: ни в один серьезный университет с таким низким уровнем знания английского не поступишь, и стала дальше заниматься.

Р.: А помнишь, как ты позвонила мне в 18 лет и сказала, что хочешь поехать волонтером в Барретстаун, я ответила: «Мне нужен международный сертификат по английскому языку, и только тогда я могу хлопотать».

Аня: Да, и меня взяли, потому что у меня такой сертификат уже был. Это было чудо!

Р.: Извини меня, это чудо ты сама готовила, когда так упорно занималась. Знаешь, есть такая песня Галича: «А из зала мне кричат: “Давай подробности!”». Я-то их помню: сначала ты выучила английский как следует, потом поступила в Тимирязевку, потом мы добились разрешения тебе просто ехать волонтером, а потом заболела переводчица, и ты написала замечательное письмо о том, что сделал для тебя Барретстаун и почему ты готова бесплатно работать переводчиком. Это же важные пути становления взрослого человека.

Очень важный вопрос: какая разница между твоими ощущениями, когда ты поехала работать как ребенок, только что переболевший, и как взрослая личность, уже способная помогать другим.

Аня: Когда я была ребенком, я приехала туда очень неуверенной в себе. Все было новое, незнакомое, интересное. Время пролетело быстро, и только потом я поняла, что Барретстаун – это был поворотный момент в моей жизни. А когда я поехала уже взрослой, мне понравилось работать с детьми, мне понравилось изучить эту систему изнутри, как она работает, мне нравилось чувствовать себя полезной. В какой-то момент я сказала девушке из Ирландии, с которой я работала в одном коттедже: «Я чувствую себя счастливой и полезной». А она ответила: «Так в этом и есть весь смысл жизни!»

Р.: Представляешь, как здорово! Ты – счастливая не из-за того, что у тебя есть какое-то шмотье, и, на самом деле, не из-за того, что ты ездишь за границу, а из-за того, что твоя жизнь осмысленна!

Аня: Когда я ехала взрослой, самое главное для меня было ощущение, что я помогаю другим. Я поняла, что моя болезнь, хоть это был и неприятный и мучительный опыт, но она привела меня к прекрасному моменту в моей жизни: к ощущению пользы и осмысленности моей жизни. Там были ирландские дети, и когда у них брали интервью, они говорили практически то же самое, что я поняла сама: они чувствовали, что их болезнь была «правильной», помогла все расставить на свои места, дала им силы для будущего. Я помню, что еще до болезни я была в стрессовой ситуации, я хотела быть, как все, у меня это не получалось. Но я рада, что прошла через это испытание, через эту болезнь, через рак, через понимание того, что я – есть я, и все встало на свои места.

Р.: Я хотела бы знать, чем помогла тебе работа волонтером в Барретстауне в дальнейшей жизни.

Аня: Понимаете, когда я только поехала работать, я все еще чувствовала себя ребенком, хотя мне было уже 18 лет, но когда я вернулась, я поняла, что стала абсолютно взрослая. Р.: Потому что ты впервые отвечала за других.

Аня: Да! Мама даже вздрогнула и сказала: «Как ты повзрослела!»

Р.: Да уж, мамам очень тяжело с этим примириться. Я тебя поздравляю: некоторым и за всю жизнь не удается повзрослеть внутренне. Ты уже училась на 2-м курсе Тимирязевской академии. Помнишь, как я посоветовала тебе поискать программу международных связей твоего университета, и ты мне позвонила и сказала, что случайно наткнулась в Тимирязевке на международную программу летней практики. Ты уверена, что это случайно? Мне кажется, само ценное в этих поездках в Барретстаун, что он научил тебя активно строить свою жизнь.

Аня: Точно! Раньше я знала про международную программу обмена, но собеседование пропустила, а после лагеря я уже сама искала, сама подала все документы. Успешно прошла собеседование и поехала работать в Швейцарию на практику, хотя была всего на 3-м курсе.

Р.: Мне интересно, как ты после болезни ко всему новому относилась? Что тебе дала Швейцария в этом смысле? Стала ли ты больше ценить свою жизнь, свою молодость? Понимать, что каждый день должен быть наполнен до краев?

Аня: В Швейцарии я работала 6 дней в неделю. Вкалывала по-настоящему. Но там вся семья вкалывала как следует. На улице я надевала рубашку с длинными рукавами, а дома ходила в футболке. У меня довольно большой шрам на руке. Хозяйка спрашивает: «Ты что, руку ломала?» Я отвечаю: «Нет, опухоль, но все прошло». – «Прошло, ну и хорошо!» – они довольно легко к этому относятся. Я чувствовала себя здоровой, и, хотя работать по 10 часов в день нелегко, но я справлялась. Я там многому научилась, и в первую очередь, работать как следует. Здесь, в России, мы, безусловно, более расхлябаны и неорганизованны, да и темп работы куда медленнее. И хотя я здесь кажусь организованным человеком, там все были куда шустрее, чем, я, и мне казалось все время, что я ползу в конце поезда, далеко от паровоза. Это немного понизило мою самооценку, но мне кажется, тем не менее, что стоит поучиться их организованности и работоспособности. Они действительно много работают, но они знают, зачем это делают. Их ферма существует триста лет.

Р.: Ну да, у нас все хотят жить, как швейцарцы, но работать по-прежнему, по-русски, спустя рукава.

Аня: Они живут довольно скромно, но дом очень крепкий, стоит 300 лет, в хорошую погоду видны Альпийские горы. Красота!

Р.: Ну, какие планы – минимум? Про максимум пока не будем.

Аня: Вот я сейчас поеду на практику в Баварию. Там многому интересному можно научиться, а потом госэкзамены и диплом. А там хочу подать документы в магистратуру за границу, раз уже немецкий активный. Буду искать университет, где дают стипендию. Р.: А если не дадут, на родителей понадеешься?

Аня: Нет, буду подрабатывать, с детьми сидеть или еще что-нибудь. Я работы не боюсь.

Р.: А ты иногда думаешь о болезни?

Аня: Ну, не часто. Тут у меня был грипп, и распухли железки подмышками. Я, конечно, занервничала, но папа меня успокоил: «У меня всегда так». В любом случае, я, конечно, благодарна Богу за эти прекрасные, полнокровные яркие 6 лет. Это – счастливые годы после выздоровления, и они есть у меня, и никто их у меня не отнимет. Дети, которые сейчас в больнице, должны знать: выход есть. И этот выход – в ЖИЗНЬ!

2012 год

Письмо, написанное Аней по моей просьбе в Морозовскую больницу девочке, у которой начался рецидив и которая проходит повторный курс химиотерапии.

ВНИМАНИЕ!

Р.: Мне кажется исключительно важно поддерживать такие контакты между теми, кто уже выздоровел, и детьми. которые только находятся на трудном, мучительном пути к выздоровлению (см. VI).

Привет! Меня зовут Аня, 6 лет назад я тоже, как и ты, ездила в Барретстаун (после болезни), а потом, когда мне исполнилось 18 лет, я ездила туда волонтером-переводчиком. Сейчас мне 21, я заканчиваю Тимирязевскую академию и буду ландшафтным дизайнером. Я много занимаюсь языками, так что если у тебя есть какие-либо вопросы по языкам, я могу тебе чем-то помочь или что-то подсказать насчет экзаменов, сертификатов и т. д.

Моя поездка в Барретстаун особенно вдохновила меня заниматься английским. Я подготовилась и сдала экзамен на международный сертификат Кэмбриджского университета на уровень В 2. Потом я решила, что на этом не хочу останавливаться, продолжила готовиться и через полтора года сдала экзамен на сертификат на уровень выше. Эти экзамены сдать совсем несложно! Просто нужно заниматься языком как следует и идти к поставленной цели.

После этого я начала изучать немецкий, и тут я увидела в своем университете объявление о возможности пройти летнюю практику в Швейцарии. Я сразу же подала заявку, и меня без проблем взяли. В 2010 году я провела в Швейцарии 3 месяца, жила в очень милой швейцарской семье, говорила по-немецки и работала. Так как работа в Швейцарии оплачивалась, то в выходные дни вместе с девочками из моего университета мы объездили Швейцарию вдоль и поперек, и я ни на секунду не пожалела, что поехала туда.

А прошлым летом я провела 2 месяца на юге Германии, в Баварии, где я проходила практику на фирме, которая занималась ландшафтным дизайном и озеленением. Было очень здорово, ко мне очень хорошо относились мои коллеги, а по выходным вместе с большой компанией студентов мы ездили на экскурсии и знакомились с Германией.

Еще в Тимирязевке была возможность поехать учиться по обмену в Берлине в университет имени Гумбольдта. Я прошла собеседование, и меня взяли. С октября 2011 года по март 2012 года я жила и училась на немецком языке в университете, в Берлине, мне выплачивали стипендию, которой хватало, чтобы полностью оплатить проживание и все остальное, если, конечно, очень скромно жить. А потом я подготовилась на курсах в Москве и сдала экзамен на международный сертификат по немецкому языку.

Мне было очень интересно во время учебы и практики пожить в Германии и Швейцарии, познакомиться совсем с другой культурой, встретить много замечательных людей.

Сейчас я совершенно свободно говорю по-английски и по-немецки и занимаюсь французским.

Когда ты учишь иностранный язык, перед тобой будто открываются все двери, появляется так много возможностей!

В начале обучения всегда бывает сложно, но с каждым днем ты учишь что-то новое, становится интереснее, понятнее, потом ты начинаешь говорить, и изучение приносит радость.

Если хочешь, я могу тебе подробнее рассказать о том, как сдать международные экзамены по иностранным языкам или что-нибудь рассказать про изучение языков. В общем, пиши, задавай вопросы, я буду рада ответить!

Аня

Аня в Швейцарии – 20 лет, 2010