Текст книги "Роза и кинжал"

Огонь

Воздух дрожал от скопившейся злобы. И ненависти.

Из-за этого было сложно мыслить рационально. Хотя, кажется, собравшиеся в шатре безрассудные глупцы не так уж сильно и ценят благоразумие.

Омар аль-Садик хмуро осмотрел присутствовавших и решил промолчать.

Военный совет не задался. Для всех вовлеченных сторон на кону стояло слишком многое.

Тем не менее шейх внимательно выслушал полученные Резой бин-Латифом донесения о халифе Хорасана, который завел обыкновение подолгу исчезать. А также о печальном состоянии разрушенной столицы.

Многие из личной дворцовой стражи погибли в ночь судьбоносной грозы. Достаточно большое количество воинов регулярной армии либо умерло, либо сбежало из Рея. Теперь Халид ибн аль-Рашид призывал вассалов помочь в восстановлении и укреплении города.

Столица – и сам халиф – находились сейчас в уязвимом положении.

После этого заключения со всех сторон послышались выкрики:

– Сейчас самое время нанести удар в самое сердце Хорасана!

– Убьем ублюдка, пока он не оправился!

– Почему мы еще сидим здесь? Нужно срочно атаковать город!

Омар нахмурился еще сильнее, но все же промолчал, лишь передвинул свою подушку в самый угол, откуда и продолжил следить за разгоравшимся спором.

Шейх полагал, что в данной ситуации ему и его людям не следует вносить еще больше сумятицы своими возражениями. Лучше всего пока не привлекать внимания, а наблюдать за событиями со стороны. Кроме того, Омар пока не располагал полной информацией, так что собирался сначала разузнать абсолютно все о войне, которая, вероятно, докатится и до его земель. О войне, которая может угрожать его племени.

Омар навел справки о Резе бин-Латифе, и полученные новости отнюдь не радовали. Совсем недавно шейх попросил убрать его своих воинов от границ поселения. Это собрание будет последним на территории бедуинов. Последним шансом собственными глазами взглянуть на ростки сей усобицы. Нельзя, чтобы кочевников заподозрили в пособничестве мятежу. Они и без того сильно рисковали, предоставив заговорщикам лошадей и оружие.

Кроме того, Омар пока не решил, чью сторону принять.

Он искренне привязался к юному Тарику и находил удовольствие в общении с Резой бин-Латифом, однако Аиша продолжала настаивать, что никому из них нельзя доверять. Один был ослеплен любовью и безрассудной отвагой, другой же прятался за спинами наемников и скрывал что-то.

А жена никогда не ошибалась, когда дело касалось оценки характеров.

Спор тем временем выходил из-под контроля, и шум вырвал Омара из задумчивости. Воины стучали ногами по полу и махали руками в воздухе, требуя внимания.

Наконец в центр шатра выступил Реза.

По бокам от него встали двое мускулистых телохранителей зловещего вида. Их лица скрывали опущенные капюшоны. Когда несколько человек попытались выскочить следом, один из подручных Резы преградил им путь, многозначительно положив ладонь на рукоять своего скимитара.

При этом на секунду стала видна отметина на внутреннем предплечье наемника.

Скарабей фидаи.

Омар откинулся на подушки и задумчиво пригладил ладонью бороду.

Наемные убийцы здесь, в его поселении. Аиша оказалась права. Нельзя больше участвовать во всем этом. Слишком велик риск для семьи и для племени.

– Друзья мои! – Реза поднял обе руки, призывая к тишине. – Хотя и кажется, что сейчас наступил подходящий момент для нападения на Рей, все наши усилия пойдут прахом, если не удастся захватить земли на границе между Хорасаном и Парфией, чтобы обеспечить себе безопасную крепость, откуда будут отправляться припасы. Призываю смирить свой гнев – хотя бы ненадолго. – Он криво усмехнулся. – Сберегите его до часа, когда настанет пора наконец призвать к ответу кровожадного мальчишку, который смеет называться халифом.

Шатер взорвался от обезумевших яростных криков.

Омар пригладил усы, сдерживая вздох. Список вопросов к Резе рос с каждой секундой. Слишком уж легко он разбрасывался призывами к войне. Слишком легко разбрасывался золотом, хотя и не желал раскрывать личность таинственного благодетеля. Чем лишь сильнее возбуждал подозрения.

Ситуацию лишь усугубляло наличие в поселении бедуинов наемников фидаи. А еще это нападение на жену халифа… Омар даже не присутствовал при свершении правосудия, хотя эти земли принадлежали ему.

Он не желал терять контроль над событиями. Шахразада и ее семья пользовались гостеприимством шейха. Здесь была его территория, его люди.

Омар хотел, чтобы воины Резы убрались из поселения. Хотел уберечь своих подопечных от опасности. И с болью осознавал, что пока не понимает, от кого исходила эта опасность.

Обводя взглядом собравшихся, шейх заметил в противоположной части шатра человека, который тоже хмурился. Хотя юноша сохранял обеспокоенное молчание с самого начала совещания, Омар удивился, что тот и сейчас не присоединился к обсуждению нападения на Рей, а лишь мрачно наблюдал за происходящим, явно размышляя над чем-то.

Хмурый юноша, на лице которого читалось замешательство, стоял на почетном месте по правую руку Резы, не участвуя в споре и не произнося ни слова. И не выказывая ни следа радости от новости о пошатнувшемся положении врага.

Омар наклонился вперед, чтобы лучше рассмотреть взаимодействие между дядей и племянником, и заметил между ними некое напряжение. Странную неуверенность.

Возможно, дело в борьбе за власть. Или в недопонимании.

Следовало побеседовать с Тариком Имраном аль-Зийядом как можно скорее.

***

Шахразада почти сразу пожалела о своем решении, но отступать было уже поздно.

Если она покинет поселение, то поползут слухи. Недоброжелатели станут распускать самые ядовитые сплетни. И бегство только докажет их правдивость. Докажет, что Шахразада испугалась.

Что презрительные взгляды и ненависть уязвили ее в самое сердце.

Страх являлся распространенной валютой среди воинов. Но сейчас было не время и не место демонстрировать врагам свою слабость. Особенно если Шахразада хотела выяснить наилучший способ ускользнуть из поселения завтра вечером. Если хотела отправиться к Мусе Сарагосе.

Поэтому сейчас она сидела в общем кругу, вытянув ноги к огню. Десятки глаз наблюдали за ней, мерцая в отсветах костра алым, будто тлеющие угли. Будто стая волков, которые только и дожидались команды вожака, чтобы напасть.

Шахразада медленно обвела взглядом мужчин, сидевших вокруг потрескивавшего пламени, отмечая и то, что происходило за их спинами: расположение часовых, их количество и время патрулирования.

Языки огня танцевали, превращая все в хаотический, искаженный узор из света и теней. Теней, которые помогут скрыть тайны Шахразады. По крайней мере, она надеялась на это.

Ирса нервно трясла ногой и выбивала лихорадочную дробь пальцами по щеке, затем повернулась к сестре и предложила:

– Давай уйдем.

– Нет, – бросила Шахразада, едва шевеля губами и не глядя на Ирсу. – Еще рано.

К горевшему в самом центре поселения большому костру начали постепенно стягиваться мужчины с военного совета. Они рассаживались вокруг огня, передавали друг другу сосуды с пряным вином. На лицах новоприбывших читались досада и настоятельная потребность забыться.

Очевидно, военный совет прошел не слишком удачно. Шахразада жаждала узнать причины, но сильно сомневалась, что кто-то расскажет ей, поэтому просто наблюдала за процессом подготовки кальянов.

Старик с узловатыми пальцами насыпал угли на железные жаровни, после чего принялся начинять сладко пахнущим муасселем несколько резервуаров. Обернутые шелком длинные трубки держали аккуратно свернутыми вне досягаемости искр от костра.

Вокруг пары кальянов расположилась группка молодых женщин. Они тихо переговаривались и хихикали, дожидаясь, когда разгорятся угли. Пестрые платки-пашмины лежали на плечах девушек, защищая от прохладного вечернего ветра спины, пока огонь опалял лица жаром.

Из шатра бедуинского шейха показался хмурый Рахим. Следом появился Тарик. Не замедляя шага, он подхватил сосуд с пряным вином и принялся пить прямо на ходу, затем вытер свободной рукой рот и направился к костру. Как всегда, эмоции безошибочно читались на лице юноши. Он нес их, словно знамя. Печаль. Раздражение. Гнев. Разочарование. Надежда. Впервые Шахразада всерьез задумалась над тем, чтобы сбежать с посиделок, но вместо этого взяла себя в руки, подняла голову и встретила взгляд Тарика.

Он даже не сбился с шага. И не отвел глаза.

Шахразада едва обратила внимание, что Рахим занял место рядом с Ирсой, вызвав своим движением сноп искр и упреки с разных сторон, так как в этот момент боролась с желанием отстраниться от Тарика, который опустился на подушки справа и положил левую руку на песок за спиной Шахразады. Теперь они сидели плечом к плечу, слишком близко, чтобы кто-то принял позу за дружескую.

Скорее, она была вызывающе собственнической.

Шахразада напряглась всем телом и сощурилась, желая оттолкнуть Тарика.

Он прекрасно знал, насколько она ненавидела подобное поведение.

Но почти сразу стали ясны причины этого поступка: готовые напасть волки отступили – осуждающие, враждебные взгляды стали просто оценивающими.

Словно по волшебству.

Тарик все рассчитал. Шахразаде претило прибегать к подобным манипуляциям, но она не могла не заметить перемену отношения к ней окружающих.

Они прислушиваются к своему предводителю.

Неужели это друг детства, бывший возлюбленный стоял за нападением на столицу? Неужели это он отправил наемников фидаи в покои Шахразады?

Нет. Тарик не мог так поступить.

Несмотря на его жгучую ненависть к Халиду, любовь к ней перевесила бы и побудила бы отказаться от столь радикальных мер. Остановила бы от обращения к наемным убийцам из опасения навредить Шахразаде.

Так ведь?

Она ощутила вспышку сомнения, но тут же прогнала ее. Как можно не верить тому, кого знал и любил всю жизнь?

Сидевшая слева Ирса продолжала нервно трясти ногой. Только Шахразада собралась отпустить комментарий, чтобы попросить прекратить, пока она не сошла с ума, как Рахим положил ладонь на колено сестры и остановил подергивание.

– Эти движения отгоняют удачу, Ирса аль-Хайзуран. А она нам вскоре очень пригодится.

Глаза юноши метнулись к шатру шейха, откуда продолжали выходить люди. К месту, где совсем недавно проводился военный совет.

Ладонь Рахима так и осталась лежать на колене Ирсы.

Даже в неверном свете пляшущих языков пламени Шахразада разглядела легкий румянец на щеках сестры. Затем внимательнее посмотрела на друга Тарика, отметив странную улыбку на его губах, и подумала:

«Ирса и… Рахим?»

Шахразада вырвала полупустой сосуд из рук Тарика и поднесла к губам.

Жар от костра согрел вино, отчего вкус пряностей стал ярче. Гвоздика и корица. Легкий оттенок имбиря. Богатая сладость меда и резкая цитрусовая нотка кардамона.

Напиток был крепким и вкусным.

Ударяющим в голову.

Шахразада выпила гораздо больше, чем следовало.

– Шази, – в голосе Тарика звучало не осуждение, но предостережение.

Она посмотрела на него, встретив взгляд из-под нахмуренных бровей, откашлялась после пряного вина и бросилась в атаку:

– Почему тебе позволено пить сколько душе угодно, а мне нет?

– Потому что мне нечего доказывать окружающим, – проворчал Тарик, пытаясь отобрать сосуд.

– Зануда, – отдергивая его, фыркнула Шахразада. – Ты мне не надсмотрщик, как бы тебе этого ни хотелось. – Она планировала всего лишь поддразнить друга, но пожалела о сказанном сразу же, как только слова слетели с губ: Тарик сразу же замкнулся.

– Благодарю за это небеса, – проговорил он безжизненным тоном.

Шахразада наклонилась, желая принести извинения, но не представляя, с чего начать.

Внезапно Тарик обхватил ее, стремительно протянул длинные руки и вцепился в сосуд, прошептав на ухо:

– Отдай сейчас же, иначе я помогу утопить печали в вине и опрокину его тебе на голову.

В голосе сына эмира отчетливо слышалась угроза пополам с насмешкой. Его дыхание щекотало кожу Шахразады, заставив ее замереть без движения.

– Только посмей, и я укушу тебя за руку, – прошипела она наконец. – Будешь кричать и молить о пощаде, как мальчишка.

– Мне казалось, ты устала от кровопролития, – смех Тарика был густой смесью воздуха и звука. – Может, следует перебросить тебя через плечо и унести прочь на глазах у всех?

Не желая сдаваться без боя, Шахразада ущипнула предплечье наглеца, заставив его поморщиться, но все же выпустила сосуд, пообещав:

– Это еще не конец.

– Даже не сомневаюсь, – ухмыльнулся Тарик и отхлебнул отвоеванное вино.

Хотя Шахразада и уступила в этом сражении, она почувствовала облегчение от того, что впервые за неделю с момента, когда Рей остался позади, они с Тариком разговаривали без повисших между ними напряжения и боли.

Без воспоминаний о предательстве.

Впервые Шахразада позволила себе надеяться, что их дружеские отношения могут пережить все случившееся, и почувствовала, как с сердца свалился тяжкий груз. Она запрокинула голову и посмотрела вверх, на звездное небо: глубочайшего оттенка темно-синего, тянущееся до самого горизонта, где смыкалось с песком. Яркий серпик месяца то и дело затягивало легкой дымкой набегавших облаков. Светящиеся точки перемигивались – одни весело, другие проказливо, третьи многозначительно – стараясь затмить друг друга.

В Рее их не было видно так отчетливо.

Вспомнилась поговорка, которую любил повторять отец: «Чем темнее небо, тем ярче звезды».

Шахразада глубоко погрузилась в свои мысли, поэтому раздавшийся рядом взрыв смеха заставил ее вздрогнуть. Девушек, сидевших возле кальянов, развлекали юноши, которые то и дело прикладывались к сосудам с вином.

– Чего бы там ни требовал старый шейх, неважно, где мы встанем лагерем. Важно то, что мы скоро захватим Рей, – заявил нетрезвым голосом один из молодых воинов. – И когда это произойдет, я первым помочусь на могилу Халида ибн аль-Рашида! – Он отсалютовал сосудом с вином.

Девушки захихикали. Другие юноши присоединились к тосту, поднимая бутыли высоко, а голоса еще выше.

Всеобщее ликование ледяным острием вонзилось в сердце Шахразады.

– Такое чудовище, как халиф, не заслуживает могилы, – прокомментировал еще один воин. – Нужно отрубить ему голову и насадить ее на пику. Хотя такая смерть кажется слишком легкой после того, что он сотворил с бедными, ни в чем не повинными девушками. Лучше разорвать чудовище конями и бросить на поживу воронам. – Раздался хор согласных возгласов. – Или еще лучше – пусть птицы клюют плоть заживо.

Одобрительные крики привлекали к группе все новых участников, как мед привлекал пчел.

Шахразада ощутила, как от ярости кровь вскипает в жилах, а от ужаса волоски на руках встают дыбом. Халид!

Угрозы пьяных глупцов нарисовали перед мысленным взором такую яркую, живую и беспощадную картину, какую точно не скоро удастся забыть: сильный и гордый халиф, прекрасный и сломленный юноша, которого Шахразада любила больше всего на свете, лежал четвертованный.

Она никогда не подпустит этих кровожадных юнцов и близко к Халиду. Скажет и сделает что угодно, обманет, будет плыть по течению в этой отравленной ненавистью воде вечно… Пока не утопит в ней всех врагов, если потребуется.

Не страх вызывал в Шахразаде столь безрассудные мысли. А безудержный гнев.

«Я уничтожу следующего, кто посмеет произнести имя Халида», – яростно подумала она, и тут поймала на себе волчьи взгляды сидевших вокруг огня и посмотрела на Тарика.

Он притянул Шахразаду к себе еще ближе, стараясь защитить. Не только из беспокойства за ее безопасность, но и из жалости. Это чувствовалось в том, с какой заботой он погладил ее по волосам, словно без слов пытался заверить…

– Давайте спросим Белого сокола! – Первый из юнцов обернулся к Тарику. – Предполагаемого лидера нашего движения. – Собравшиеся, не скрываясь, одобрительно загудели. – Какой смерти ты хотел бы предать чудовище?

Тарик напрягся, заслышав вызов, но затем расслабился и напустил на себя снисходительный вид, при всех гладя Шахразаду по черным кудрям.

«Пожалуйста, покажи мне, что тобой движет не только ненависть, – взмолилась про себя она. – Покажи, что за твоими действиями стоят благородные мотивы. Что я еще могу до тебя достучаться».

– Я не совсем согласен, – начал Тарик спокойным тоном, и все вокруг замолчали, прислушиваясь. Шахразада тоже замерла, не осмеливаясь даже дышать. – Тело халифа должно быть достойно погребено… – Он поднял ладонь, пресекая поток возражений. – После того, как я насажу его голову на пику и выставлю на всеобщее обозрение.

Шахразада едва расслышала взрыв одобрительных воплей из-за эхом гудевшей в ушах горькой ярости. Из-за всхлипов разбитого сердца.

Когда мужчины вернулись к вину и кальянам, Тарик с мрачным, слегка виноватым, но решительным выражением лица отдал девушке сосуд.

Она отпила пряный напиток, не чувствуя вкуса, и уставилась в огонь. Наблюдая, как в нем сгорают все недавно обретенные надежды, обращаясь пеплом.

***

– Мне не нужна твоя помощь. – Шахразада оттолкнула Тарика, едва не упав при этом сама.

– Знакомая песня, неблагодарная ты девчонка, – вздохнул он и сложил руки на груди, наблюдая, как она, шатаясь, бредет по поселению бедуинов на заплетающихся ногах в противоположном от своего шатра направлении.

Если бы ситуация не была настолько грустной, Тарик бы рассмеялся. Что за ирония судьбы! Он оказался привязанным к той самой особе, которую всеми силами стремился избегать, хотя планировал совершенно иное завершение ночи.

Тарик надеялся заглушить вином накопившееся раздражение. От постоянных попыток уклониться от ответа Шахразады и дяди. От почти открытых насмешек воинов по поводу бесполезности Белого сокола. С каждым днем становилось все яснее, что он представляет собой лишь пустое место, громкое звание без реальной силы. Но когда вообще Реза давал ему что-то, кроме номинальной власти?

Тарику становилось не по себе в обществе мужчин, готовых без всяких вопросов уничтожить то, что осталось от несчастного Рея. Готовых пролить кровь невинных ради достижения своей цели.

Тарик не был готов к такому.

Когда Шахразада в очередной раз начала заваливаться на бок, он подбежал и подхватил ее, хотя при этом и сам едва не растянулся на песке, однако сумел удержать равновесие благодаря длинному факелу на шесте. Расставленные по поселению, они слабо освещали путь.

– Я же сказала, что мне не нужна твоя помощь, – невнятно пробормотала Шахразада, хотя и цеплялась при этом за камис Тарика, чтобы стоять прямо.

Он чувствовал ее руки на своей груди. Ощущал исходивший запах пряного вина и весны. Волна черных кудрей так и манила прикоснуться. Вообще все в Шахразаде казалось притягательным. Обворожительным в присущей только ей манере – девушке, которая завлекала без всякого на то намерения. Девушке, которой по-прежнему принадлежало его сердце.

Когда она подняла глаза, складывая свои идеальные губы для вопроса, Тарик едва сумел сдержаться, чтобы не ответить на него поцелуем.

– Это был ты? – прошептала Шахразада.

– Что? – переспросил Тарик, стряхивая с себя наваждение.

– Это ты послал убийц фидаи? – чуть громче спросила она, крепко сжимая ткань камиса у него на груди.

– Не понимаю, о чем это ты?

– Ты бы никогда так не поступил, правда? Как бы ни ненавидел Халида, не поступил бы так со мной? – с жалобными нотками в голосе спросила Шахразада, еще сильнее натягивая лен камиса Тарика.

– Шази… – Он заморгал, пытаясь прогнать легкое опьянение.

– Ты слишком благороден для такой подлости, – покачала она головой и отвела взгляд, после чего тихо добавила, будто озвучивала мысли вслух: – Я никогда не смогла бы полюбить человека без чести.

– Однако отдала же сердце халифу, – не скрывая негодования, парировал Тарик, просто не в состоянии упустить возможность уязвить Шахразаду в ответ.

– Халид – человек чести! – Она снова подняла на собеседника свои ореховые глаза, в которых сейчас полыхало возмущение. – Если бы ты только…

– Не хочу слышать, как ты оправдываешь его, – перебил Тарик и выпустил шест с факелом, намереваясь довести Шахразаду до ее шатра и покончить с этим мучением.

– Если бы ты только знал… – Спотыкаясь, она побрела следом.

В круг света вывалилась из темноты группа воинов. Судя по походке, они уже были изрядно пьяны, но не выглядели при этом веселыми, а скорее напряженными: руки сжаты в кулаки, брови нахмурены.

Так обычно ведут себя нетрезвые дебоширы в поисках драки.

Тарик поспешно притянул к себе Шахразаду, изображая страстный поцелуй, специально встав в густой тени сразу за кругом света от факела, а когда она попыталась слабо запротестовать, заглушил слова, прижав лицо возлюбленной к своей груди.

Лучше не давать возможности подвыпившим воинам схлестнуться с женой халифа.

Неизвестно, кому придется хуже в этом поединке.

Шахразада постепенно обмякла в объятиях Тарика, под действием вина потеряв желание сопротивляться. Когда она закрыла глаза и положила голову ему на грудь, юноша глубоко вздохнул, остро переживая чувство недавней утраты. Острее, чем когда-либо раньше. Затем прошептал:

– Тебе лучше лечь спать.

– М-м.

– Я отнесу тебя к шатру, – снова вздохнул Тарик, мысленно проклиная себя.

– Смотри им на руки, – кивнув в знак согласия, пробормотала Шахразада.

– Что?

– Ищи отметку в виде скарабея. И не доверяй ее обладателю.

– Хорошо. – Тарик пожал плечами и быстро оглянулся, проверяя, ушли ли пьяные воины, после чего поднял Шахразаду на руки и слегка покачнулся под ее весом, пусть и совсем небольшим.

Вино действовало и на Тарика. Сражаясь с туманом в голове, он медленно побрел к шатру сестер аль-Хайзуран.

– Я очень сожалею, кстати, – едва слышно прошептала Шахразада, обнимая спутника за шею.

– О чем? – Он едва не рассмеялся, услышав это абсурдное извинение именно сейчас.

– О том, что тебе приходится общаться со мной. Заботиться. Тебя не должно… – Шахразада осеклась, распахнула глаза и так резко вскинула голову, что едва не врезалась макушкой в подбородок Тарику. – Где Ирса?

– С Рахимом.

– Даже не сомневайся, я изобью его до смерти, – посулила воинственная девушка, озабоченно хмурясь.

– Что?

– Этот верзила еще свое получит, – пробормотала Шахразада, снова роняя голову Тарику на грудь. – Я не потерплю такой дерзости. Отправлю за ним Бич Индостана с огненным тальваром…

Тарик дернул плечом, решив отложить разговор на потом, и внес Шахразаду в шатер, едва не уронив ее, когда проходил в низкий проем. Тканевый полог остался отброшенным, впуская лунный свет, чтобы хоть немного рассеять кромешную тьму внутри.

Аккуратная Ирса скатала и убрала походную постель в сторону. Шахразада же не стала утруждаться, и сейчас одеяло лежало отброшенным в центре шатра, а подушка валялась чуть поодаль.

Не скрывая веселья, Тарик сгрузил свою ношу на матрас и потянулся, чтобы подобрать одеяло и подушку.

– Не надо. – Шахразада заворочалась, схватила его за руку и слегка приоткрыла глаза.

– Или что? – прошептал Тарик, слегка дернув уголком губ. – Пустые угрозы меня не пугают.

Шази наморщила нос, но тут же свернулась в клубок, прижимая ладонь ко лбу.

Тарик снова попытался подобрать подушку и подсунуть ее под голову девушке, но вскоре понял тщетность своих усилий и решил оставить ее спать как есть. Он двинулся к выходу, но тут заметил выпавший из складок одежды Шахразады листок пергамента, поднял его и поднес к свету от луны.

Судя по заломам на сгибах, записку явно сворачивали и разворачивали много раз. Очевидно, ее содержание имело для кого-то огромное значение.

Тарик бросил на спящую Шахразаду быстрый взгляд, поколебался пару мгновений, но все же развернул пергамент.

Шази,

Синий цвет я предпочитаю всем остальным. Запах сирени, исходящий от твоих волос, служит источником постоянных терзаний. Ненавижу инжир. И последнее: в моем сердце на всю жизнь останутся воспоминания о прошлой ночи. Ибо ни солнце, ни дождь, ни самая яркая звезда в самом темном небе не сравнятся с настоящим чудом – тобой.

Халид.

Тарик осторожно сложил записку, хотя больше всего на свете мечтал смять ее в кулаке. Порвать на мелкие клочки. Сжечь и развеять пепел по ветру.

Шахразада любила халифа-юнца, это было ясно давно. Как и то, что и тот тоже тепло к ней относился. Теперь же стало понятно: он отвечал ей взаимностью.

Несмотря на слова капитана дворцовой стражи в ту грозовую ночь, Тарик не желал верить, что безумный убийца способен кого-то или что-то любить. По крайней мере, не так, как нормальные люди.

Но это?

Чувства, выплеснутые в записке, Тарик понимал.

Понимал и разделял.

В коротком послании ненавистный халиф Хорасана сумел облечь в слова именно то, что сам Тарик чувствовал к единственной девушке, которую когда-либо любил. Любил, но никогда не мог выразить эмоции так просто и красноречиво.

Безумцы так не пишут.

Впервые за все это время Тарик начал понимать, кого именно видела перед собой Шахразада, когда смотрела на Халида ибн аль-Рашида.

Юношу, который ее любил. Любил больше жизни.

И Тарик только сильнее возненавидел его за это.