Текст книги "Степные кочевники, покорившие мир. Под властью Аттилы, Чингисхана, Тамерлана"

Тюркский царь, или тудун, Ташкента, называемый на китайском Цзю-би-шэ, неоднократно приносил присягу на верность Китаю (743, 747, 749). Однако в 750 г. Гао Сяньчжи, в то время «протектор», то есть губернатор или имперский комиссар Кучи, упрекнул его в том, что тот не выполняет свой долг по охране приграничных областей. Гао Сяньчжи отправился в Ташкент, отрубил тудуну голову и завладел его сокровищами. Этот акт насилия спровоцировал восстание на западе. Сын погибшего обратился за помощью к тюркам-карлукам, жившим в Табаргатае и на Урунгу, от западной оконечности озера Балхаш до Иртыша, а также к арабским гарнизонам Согдианы. Арабский военачальник Зияд ибн Салих, который как раз только что подавил последнее восстание в Бухаре, выступил с юга, тогда как карлуки ударили с севера. В июле 751 г. Гао Сяньчжи был полностью разгромлен силами этой коалиции в битве на берегах Таласа, неподалеку от современного Аулие-Ата. Традиционно считается, что Зияд ибн Салих пригнал в Самарканд несколько тысяч китайских пленных. Как заметил Бартольд, этот исторический день решил судьбы Средней Азии. Вместо того чтобы стать китайской, к чему ее подводил весь ход событий, она скоро станет мусульманской. Что же касается карлуков, после этой битвы они расширили свои владения предположительно на весь Илийский край на юг от Балхаша и на север от Иссык-Куля. Древние царские резиденции западных тукю перешли под их власть, и их вождь принял титул ябгу, очевидно удовлетворившись им, чтобы не раздражать кагана уйгуров.

Возможно, китайцы еще могли бы исправить последствия таласской катастрофы, но они стали необратимыми из-за начавшихся мятежей, внутренних раздоров и переворотов, ознаменовавших в Китае окончание царствования Сюань-цзуна. Охваченный восьмилетней гражданской вой ной (755–763) Китай разом потерял свои центральноазиатские владения.

Мятеж, едва не свергнувший династию Тан, возглавил кондотьер-кидань, то есть монгол, на китайской службе, по имени Ань Лушань. Этот авантюрист последовательно захватил обе китайские столицы: Лоян (755) и Чанъан, тогда как император Сюань-цзун бежал в Сычуань. Сын Сюань-цзуна, император Су-дзун (756-62), попытался отвоевать свои владения. Он обратился за помощью к тюркам-уйгурам, в то время владыкам Монголии[73]73
  Хотанский царь Вэй-чэ Шэн (из династии Вэй-чэ) также прибыл со своим войском, чтобы помочь Танам против мятежников.


[Закрыть].

Мы уже знаем, что в 744 г. тюрки-уйгуры сменили в Монголии восточных тукю. Уйгурский каган, называемый китайцами Мояньчо, или Ко-ло каган (745–759), откликнулся на просьбу императора Су-дзуна. В благодарность ему отдали в жены китайскую принцессу. Уйгурское войско, пришедшее из Монголии, стало действовать совместно с императорскими войсками и серьезно помогло им в возвращении захваченного мятежниками города Лоян (757). Император Су-дзун осыпал уйгурских вождей благодарностями и титулами и, перед их отъездом на родину, пообещал ежегодный подарок в 20 000 штук шелка. Но гражданская война в Китае не закончилась. Трону династии Тан угрожали новые мятежники. Преемник Мояньчо, новый уйгурский каган, называемый по-китайски Ден-ли Моу-ю (759–780), обманутый посланцами мятежников, поначалу решил воспользоваться трудностями Танов[74]74
  В манихейском фрагменте Карабалгасунской надписи, датируемой приблизительно 820 г., имя этого кагана сопровождается целой серией эпитетов: «Улуг илиг (великий царь), тенгрида кут булмыш (от Неба получивший величие), эрдеин иль тутмыш (по своим заслугам владеющий царством), алп (героический), кутлуг (величественный), кюлюг (славный), бильге (мудрый)».


[Закрыть]. Он даже выступил с войском в поход на Китай с намерением действовать заодно с мятежниками, но в пути один ловкий китайский дипломат убедил его переменить решение, и он вновь стал союзником империи, отбил для нее у мятежников Лоян (20 ноября 762 г.). Впрочем, он добросовестно разграбил город. Хотя он, несомненно, спас династию Тан, но оставался несколько стеснительным покровителем и весьма опасным союзником. Наконец, в марте 763 г. он возвратился в Монголию.

Продолжительное пребывание уйгурского кагана в Лояне имело важные последствия в духовной жизни. Он познакомился там с манихейскими миссионерами, очевидно согдийского происхождения, которых увез с собой в Монголию и которые обратили его в манихейство. Эта древняя персидская религия, рожденная из странного маздеитско-христианского синкретизма, преследовавшаяся арабами в Ираке и Иране, воспользовалась неожиданным подарком судьбы: обратить в свою веру уйгурскую империю, находившуюся в тот момент в зените своего могущества, властительницу Монголии, союзницу Китая. Манихейство даже стало государственной религией уйгуров. Тот же самый каган, что правил в 759–780 гг., назван в Карабалгасунской надписи «эманацией Мани», zahag i Manî. Высокопоставленный манихейский священник, му-чэ (китайская транскрипция титула можак на согдийском и може на пехлеви), поселился в стране уйгуров в качестве главы новой государственной церкви. Скоро манихейское духовенство приобрело большое политическое влияние. Китайский текст того периода говорит нам, что «уйгуры всегда обсуждают с манихеями государственные дела».

При следующих каганах уйгурская империя оставалась доминирующей державой Центральной Азии. Алп Кутлуг, которого китайцы называют Хо Ко-ту-лу (780–789), попросил и получил руку китайской принцессы. Танский двор ни в чем не мог отказать этим тюркам, враждебность которых могла их уничтожить, а союз с которыми спас их и которые общались с ним – новый факт в отношениях между китайцами и варварами – на равных[75]75
  В этот период Китай сильно нуждался в союзе с уйгурами против тибетцев. Около 787 г. тибетцы выбили последние танские гарнизоны из Кучи, но сразу же после этого были изгнаны уйгурами. В 791 г. они атаковали китайское пограничное укрепление Лин-у около Нинся, в Ганьсу, и опять-таки благодаря уйгурам были оттуда выбиты. С 783 по 849 г., потом снова, вплоть до 860 г., они упрямо захватывали области Синин и Линчжоу на юго-западе Ганьсу.


[Закрыть]. Затем Карабалгасунская надпись перечисляет целую группу других каганов, чьи имена сопровождаются теми же эпитетами: Тенгриде булмыш кюлюг бильге (789–790), Тенгриде булмыш алп кутлуг улуг бильге (795–805), Тенгри бильге (805–808), Ай тенгриде кут булмыш алп бильге (808–821). При этом «небесном кагане» и во славу его возле Карабалгасуна, на левом берегу Орхона была выгравирована эта хвалебная надпись на трех языках: китайском, тюркском и согдийском, из которой мы черпаем данные сведения. Он тоже попросил руку китайской принцессы. Вследствие различных задержек она вышла замуж лишь за его сына и преемника Кюн тенгриде улуг булмыш кутлуг бильге чин-дэ, который царствовал с 821 по 824 г.

Проповедь манихейства, содержащего элементы христианской и маздеитской философии, а также иранского искусства, способствовала приобщению уйгуров к цивилизации. Карабалгасунская надпись сообщает нам, что «эта страна с варварскими нравами, напоенная дымящейся кровью, превратилась в страну, в которой питались овощами, страна, где убивали, в страну, где поощряют творить добро»[76]76
  Отметим, что манихейский запрет пить молоко и есть масло, трудноисполнимый в стране скотоводства и кумыса, вместе с рекомендацией питаться овощами побудили уйгуров отказаться от пастушеского образа жизни в пользу земледельческого.


[Закрыть]. Неоднократно (770, 771, 807) уйгурские посольства выступали при танском дворе защитниками манихейских общин, обосновавшихся или собиравшихся обосноваться в Китае. С 768 г. каган добился от Сына Неба указа, дозволяющего проповедь манихейства в Китае; манихейские храмы были возведены (771) для уйгурских постоянных представителей в Цзинчжоу в Хубэе, в Янчжоу в Ганьсу, в Шоусине в Чжэцзяне и в Нанчане в Цзянси. В 807 г. уйгурское посольство попросило разрешения построить новые манихейские храмы в Лояне и Тайюане.

В Турфане[77]77
  По свидетельству Карабалгасунской надписи на согдийском, Бешбалык, Турфан, Карашар и др., «Четыре Тугри» были покорены уйгурами около 800 г.


[Закрыть], оказавшемся включенным в уйгурские владения, также имелись процветающие манихейские общины, о чем свидетельствуют относящиеся к этой религии фрески и миниатюры, обнаруженные, в частности, в Идикут-шахри экспедицией фон Ле Кока. Интересно отметить присутствие на миниатюрах рядом с уйгурскими донаторами портретов манихейских священников в белых одеяниях, тем более что это первые известные персидские миниатюры. Именно из Персии, одновременно со своей религией, манихейские проповедники принесли эту живописную технику, обоснованно рассматривавшуюся ими как превосходное средство пропаганды. Уйгурские донаторы присутствуют и на некоторых буддистских фресках Турфанской группы, в частности в Муртук-Безеклике. Изображенные в полном парадном одеянии, в прекрасных придворных костюмах, с чем-то вроде митры или тиары на голове, с женщинами, несущими цветы, со слугами и музыкантами, они свидетельствуют о богатстве и блеске уйгурской культуры. Чуть дальше на тех же самых буддистских фресках другие донаторы – бородатые, тюрко-иранского типа, похожие на современных кашгарцев, в плоских шлемах, сопровождаемые своими верблюдами и мулами и кем-то вроде буддистских царей-магов, напоминают тех согдийских караванщиков, через посредство которых уйгурская империя вступила в контакт с религиями Ирана. Наконец, в уйгурском Турфане имеется несколько прекрасных несторианских фресок. Но это турфанское уйгурское искусство, в частности в Муртук-Безелике, достигнет расцвета уже в следующий период, после 840 г., во второй половине IX и в начале X в., когда уйгуры, изгнанные из Монголии, в большом количестве убегут в Турфан, где создадут новое княжество. Похоже, что именно этим вторым периодом и датируются самые красивые изображения донаторов.

В то же время, когда уйгуры заимствовали из Ирана и Внешнего Ирана манихейскую религию, из того же региона, точнее, из Трансоксианы, они заимствовали согдийский алфавит, возникший на основе сирийского, и на его основе создали свою особую уйгурскую письменность, которая в том же IX в. заменит старый тюркский (тукю) алфавит, распространенный на Орхоне. При помощи этой новой письменности они создадут национальную литературу, первую по времени у тюркских народов, в рамках которой создадут переводы с иранского многих манихейских текстов, а с санскрита, кучанского и китайского – многочисленных буддистских текстов. Уйгуры в культурном развитии ушли далеко по сравнению с другими тюрко-монгольскими народами; вплоть до эпохи Чингисхана они будут их учителями.

Но очевидно, что, цивилизуясь, уйгуры одновременно слабели. В 840 г. их столица Карабалгасун была захвачена, их каган убит, а империя разгромлена тюрками, оставшимися дикими, – енисейскими киргизами, жившими между Минусинском и озером Косоголь[78]78
  Последний каган уйгуров У-цзе (Уге?) пытался, больше как авантюрист, чем как монарх, удержаться в Гоби, ведя войну одновременно против киргизов и китайцев. В 847 г. он погиб при невыясненных обстоятельствах на Алтае.


[Закрыть]. Китайский двор, на протяжении целого века дрожавший перед этими слишком могущественными союзниками, воспользовался их падением, чтобы избавиться от их протеже манихеев, преследуя их по всем правилам (843).

В «императорской Монголии» киргизы заняли место уйгуров в верховьях Орхона, вокруг современных Карабалгасуна и Каракорума. Но эти сибирские племена отбросили Монголию обратно в варварство. Киргизы оставались властителями страны приблизительно до 920 г., когда они были побеждены монгольским народом киданей и отброшены в енисейские степи.

Уйгуры же, лишенные монгольской империи, закрепились в озисах Северного Тарима, в Кара-ходже или Хочо, бывшем Турфане, в Гучэне, ставшие тюркским Бешбалыком, Карашаре и Куче (843). Другая группа уйгуров, известная с того времени как сары-уйгуры (желтые уйгуры), приблизительно в 860–866 гг. расселилась в Западном Ганьсу, вокруг Ганьчжоу[79]79
  Уйгурские цари Ганьчжоу претендовали на титул кагана.


[Закрыть]. Уйгурское княжество в Ганьчжоу просуществовало до 1028 г., когда оно было завоевано тангутами (расцвет буддизма в Дуньхуане в X в. показывает нам, что эта группа уйгуров довольно быстро отказалась от манихейства в пользу местного варианта буддизма[80]80
  Что, очевидно, подтверждается упоминаниями уйгурских «небесных каганов» Ганьчжоу на многочисленных буддистских табличках Гротов Тысяч Будд в Дуньхуане.


[Закрыть]). Уйгурское царство Бешбалык-Куча просуществует до эпохи Чингисхана, до XIII в. Там, на старой тохарской, точнее, кучанской, то есть индоевропейской, основе, на которую они наложились, уйгуры, продолжая кучанскую культуру, развили интересную буддистскую, несторианскую и манихейскую цивилизацию. Во времена Чингисхана бешбалык-кучанские уйгуры будут либо буддистами, либо несторианами.

Весьма вероятно, что переселение уйгуров в Турфан и Кучу, повлекшее тюркизацию этих древних индоевропейских земель, происходило поэтапно, и смешение уйгуров с коренным населением создало на некоторое время двуязычие. Кажется, именно на это указывают мусульманские источники, говорящие нам, что, наряду со своим диалектом тюркского, жители Уйгурии долгое время имели еще и другой язык, на котором разговаривали между собой. Во всяком случае, уйгуры воспользовались достижениями литературы тохарского мира, которую они продолжат, и уйгурская литература, как ксилографированная, так и рукописная, обнаруженная германской, французской и английской экспедициями в современном Сянгане, свидетельствует, что эта страна, тюркизируясь, сохраняла свою былую интеллектуальную деятельность. Так что уйгуры заслужили право стать «преподавателями цивилизации» для тюрко-монгольских государств Алтая и Орхона найманов XII в. и Чингисхановых монголов XIII в., которым они предоставили и кадры писцов, и свою письменность.

Китайская династия Тан, которой суждено будет рухнуть в 907 г., уже в 880-х гг. едва не была свергнута народным восстанием под предводительством некоего Хуан Чао. Столица империи Чанъан и крупный город Лоян попали в руки этого мятежника, и двор обратился с просьбой о помощи против него к новой тюркской орде, чолей, в китайской транскрипции чу-юэ, в китайском переводе шату – «люди песчаной пустыни»[81]81
  Однако китайские источники, подчеркивающие близкое родство шату и чу-юэ, все-таки различают их: первые в VII в. кочевали к востоку от озера Баркуль, а вторые – к западу от него.


[Закрыть].

Бартольд пытается вывести происхождение чолей, чу-юэ или шато из группы племен токуз огуз, как минимум часть которой будет кочевать с X по XII в. к северу от Аральского моря[82]82
  «Книга Тан» в переводе Шаванна сообщает нам, что шату из рода западных тукю и, в частности, чу-юэ, тюркского племени, которое в VII–VIII вв. кочевало между Гученом и озером Баркуль.


[Закрыть]. В действительности шато отделились от основной массы западных тукю в VII в. и с того времени жили восточнее озера Баркуль. В 712 г., когда тибетские банды опустошили район Баркуля, шато откочевали немного к западу, в направлении Гучена. В 808 г., изгнанные набегами тибетцев и с этого нового места, они попросили о покровительстве Китай. Танский двор поселил их в качестве федератов на северо-востоке Линчжоу (возле Нинся), на севере Ордоса.

Шату так и жили в Ордосе, никуда оттуда не выходя, вплоть до 878 г. В этом году, воспользовавшись гражданской войной, раздиравшей Китай, один из их вождей, Ли Кэюн, захватил приграничный округ Датун, на севере Шаньси, откуда он мог вмешаться в царившую в Китае анархию. В 880 г., когда страшное восстание, возглавляемое Хуан Чао, лишино Танов их столицы, они обратились к Ли Кэюну. Молодой вождь (ему было 28 лет) описан китайскими источниками как человек смелый и верный. Похоже, он всерьез воспринял свою роль спасителя Танов, и его преданность им ни разу не была поставлена под сомнение. Он изгнал мятежников из Чанъана (883) и в качестве награды был назначен министром императорского правительства, которое только что спас. Одновременно он получил пост губернатора Тайюаня, то есть современного Шаньси. В какой-то момент могло показаться, что этот молодой китаизированный тюрок наследует находящейся при последнем издыхании династии Тан и взойдет на трон Китая. Но похоже, ему не позволила это сделать его верность. Это сделал бывший бандитский главарь, вовремя переметнувшийся на сторону императора, Чжу Вэнь, который взял верх в борьбе, низложил последнего из Танов и провозгласил себя императором и основателем династии Хоу Янь (Поздняя Лянь, 907 г.). Тем не менее Ли Кэюн остался властителем Шаньси, и после его смерти (908) его сын Ли Цуньсюй (ум. в 926 г.) удержался там с титулом царя Цзина со столицей в Тайюане. В 923 г. Ли Цуньсюй сумел свергнуть династию Старая Лян и стать императором Китая (со столицей в Лояне), основав недолговечную династию Хоу-Тан (Поздняя Тан), просуществовавшую всего тринадцать лет. В 936 г. последний из Поздних Танов был при поддержке орды киданей свергнут военачальником Ши Цзинтаном, тоже тюрком-шато, который провозгласил себя императором Китая и основателем династии Хоу-Цзинь (Поздняя Цзинь), со столицей в Кайфэне (Пянь). Но этот дом оказался еще менее долговечным, чем предыдущий, и просуществовал лишь десять лет (936–946). В 946 г. его полностью китаизированные бывшие тюрки были разгромлены настоящими варварами монгольского происхождения – киданями, о которых мы сейчас и поговорим.

Кидани (в китайской транскрипции), хитаи (в арабо-персидской) или китаты (в монгольской) появились в китайских летописях с 405–406 гг., когда они поселились на западе от Ляохэ, между этой рекой и ее притоком Шара-мурэном, в современном Джехоле. Они принадлежали к монгольской семье, язык их был диалектом монгольского, сильно палатализированным вследствие контактов с тунгусскими говорами. С 696 г. они через Шань-хайгуаньский проход в Великой стене стали совершать грабительские набеги на Хэбей со стороны Юнпина, доходя даже до Пекинской долины, но танский двор (императрица У-хоу, в то время регентша) натравил на них кагана восточных тукю Мочжо, находившегося тогда на вершине своего могущества, который ударил им в спину и нанес такое сокрушительное поражение, что их экспансия была остановлена на три века (397). Пограничная война между киданями и китайцами в 734–735 гг. не изменила ситуацию. В 751 г. северо-восточнее Пин-лу (возле нынешнего Пин-цюйана) они разгоромили китайскую армию вторжения, которой, отметим в скобках, командовал полководец их расы, знаменитый Ань Лу-шань, поступивший на китайскую службу и ставший фаворитом императора Сюань-цзуна. Это тот самый Ань Лушань, который впоследствии попытался свергнуть Сюань-цзуна, чтобы самому стать императором (755).

Кидани по-прежнему занимали северо-западную часть бассейна Ляохэ и ее притока Шара-мурэн, когда в начале X в. их объединил энергичный вождь, называемый (в китайской транскрипции) Елюй (родовое имя) Абаоцзи (Елюй Амбагай) (ум. в 926 г.), сумевший закрепить ханское достоинство за своим кланом, кланом Е-лю. Согласно сообщениям хронистов более позднего времени, Абаоцзи будто бы начал поверхностную китаизацию своей орды, которой его преемник в 947 г. даст династическое имя Ляо, под которым кидани войдут в историю Китая. В 924 г. он вторгся в Монголию, дошел до Верхнего Орхана, вступил в Карабалгасун, изгнал оттуда тюрок-киргизов, занимавших этот район с 840 г., и вытеснил их к верховьям Енисея и в западные степи. Любопытно, что тогда он предложил тюркам-уйгурам из Западного Ганьсу возвратить в их владение область Орхона, которой их прежние каганы владели с 743 по 840 г., но уйгуры, ставшие оседлыми, отклонили эту перспективу возврата к кочевой жизни[83]83
  Культурное влияние уйгуров на киданей представляется довольно значительным. Один из двух вариантов киданьской письменности, вероятно, основан на уйгурском письме, другой происходит от китайского.


[Закрыть]. На востоке Абаоцзи (он умер во время этого похода) в 926 г. разрушил тунгусско-корейское царство Бохай, включавшее в себя Северную Корею (на севере по 40-й градус) и Маньчжурию к востоку от Ляотуна (от Харбина и Владивостока до Порт-Артура). Тунгусы-чжурчжэни из Северо-Восточной Маньчжурии, жившие в Уссурийских лесах, сами стали вассалами киданей.

Абаоцзи также попытался воспользоваться гражданскими войнами, опустошавшими Китай, чтобы завладеть Хэбеем, но в Ваньду, на юге Баодина был остановлен Ли Цуньсюем, основателем китайской династии Поздняя Тан (922).

После смерти Абаоцзи (926) его вдова[84]84
  Называемая «из клана Шу-лу», в китайской транскрипции Шу-лу Ши.


[Закрыть], женщина железной энергии, как и многие вдовы тюрко-монгольских правителей (какой позднее будет мать Чингисхана), добилась избрания ханом своего любимого, второго, сына. «Она созвала собрание народа (то, что во времена Чингисхана будет назваться курултаем), посадила на коней своего старшего сына Туюя и второго Дэгуана (китайская транскрипция) и сказала знатным людям, предупрежденным заранее: „Я одинаково люблю обоих моих сыновей, присутствующих здесь, и не могу решить. Возьмите уздечку того, кто кажется вам более достойным!“ Они, разумеется, взялись за уздечку коня Дэгуана, и Дэгуан стал ханом (927–947). Поначалу мать правила совместно с ним, и, между прочим, на свой особый манер. Всякий раз, когда кто-то из вождей ей не нравился, она оправляла его «доставить новости своему покойному мужу». Стражники, стоявшие у могилы Абаоцзи, лишали посланца жизни. Но однажды китайский сановник Чжао Сы-вэнь, получив такое поручение, заявил, что эта честь в первую очередь должна принадлежать вдове. Хатун заявила, что ее жизнь, к сожалению, необходима орде, но, будучи хорошим игроком, отрубила себе кисть руки и приказала похоронить в королевской могиле. Здесь мы видим любопытный пережиток старинного обычая убийств жен при погребении вождя, обычая, с незапамятных времен существовавшего в степи, как у скифов, так у гуннов и монголов. Несмотря на эти варварские нравы, хатун без колебаний сделала своим доверенным лицом министра-китайца Хань Яньхуэя, который начал цивилизовывать киданей.

Новый киданьский хан Елюй Дэгуан скоро получил возможность вмешаться в китайские дела. В 936 г. он принял под свое покровительство императорского военачальника Ши Цзинтана, поднявшего мятеж против династии Поздняя Тан, во главе пятидесятитысячной армии выступил из Хэбея через проход Ку-бей-коу и помог Ши Цзинтану разгромить императорские войска и сесть на китайский престол в качестве основателя династии Поздняя Цзинь.

Став императором благодаря киданям, Ши Цзинтан в благодарность уступил им север Хэбея, включая Ю-чжи или Янь-чжи, современный Датун (936). Это означало поселение варваров внутри Великой стены, в северных пограничных округах, откуда они отныне могли контролировать всю китайскую политику. Измена Ши Цзинтана пробила в целостности старой империи первую брешь, которая в дальнейшем будет только расширяться и через которую различные орды в конце концов завоюют в XII в. весь Северный Китай. Пекин, завоеванный Дэгуаном, перейдет от киданей к чжурчжэням, от чжурчжэней к Чингизидам и, таким образом, останется во власти кочевников с 936 по 1368 г. В 938 г. Дэгуан сделает его своей южной резиденцией (нан-кин по-китайски) – его северная резиденция находилась в Линь-хуане, на Шара-мурэне, в Маньчжурии, а восточная – в Лояне.

Ши Цзинтан, китайский император милостью киданей, вплоть до своей смерти (942) оставался их покорным вассалом, но его племянник и преемник Ши Чунгуй (943–946) захотел освободиться от их опеки. Это неосторожность имела для него тяжкие последствия. Кидани разгромили его армию возле Хоцзяньфу, перешли Хуанхэ и появились перед столицей империи Кайфэном (в то время Даляном), куда их хан Дэгуан вступил в первый день 947 г.

Видимо, хан киданей подумывал о том, чтобы провозгласить себя императором Китая. Действительно, в захваченном Кайфэне он демонстративно одевался в китайский костюм. Но в тылу у него восстало китайское население, перебившее (в первую очередь в Чжан-тэ) разрозненные киданьские отряды. Дэгуан в отместку перерезал жителей Кайфэна, но потом, перед угрозой всеобщего восстания, отправился назад в Джехол, таща с собой весь китайский двор, взятый в плен. Достигнув Чжэн-дина, он умер. Эта смерть, да еще в такой момент, внесла смятение в ряды киданей, из-за чего они, очевидно, упустили шанс завоевать Китай (947).

Во время отступления киданей один китайский военачальник, губернатор в Шаньси Лю Чжэ-юань, тюрок-шато по происхождению, был провозглашен своей армией императором (февраль 947 г.). Энергично поддержанный китайским народом, в апреле того же года он взошел на императорский трон и стал основателем династии Поздняя Хань.

Кидани, у которых преемниками Дэгуана стали Елюй Юань (947–951) и Елюй Цзин (951–968), упустили бы шанс вмешаться в китайские дела, если бы этот шанс китайцы не предоставили им сами. В 951 г. имперская семья Поздняя Хань, свергнутая с трона новой династией Поздняя Чжоу, нашла убежище в Центральном Шаньси, в котором основала местное княжество, названное Северная Хань, просуществовавшее с 951 по 979 г. со столицей Тайюанем. Началась бесконечная война между императорскими династиями, царствовавшими в Кайфэне, – сначала Поздней Чжоу (951–960), затем Сун, с одной стороны, и, с другой стороны, царями Северной Хань в Центральном Шаньси, царствовавшими в Тайюане. Из ненависти к тем, кто лишил их трона, и ради защиты своего маленького царства в Шаньси Северные Хани отдались под покровительство киданей. Разумеется, кидани не упустили возможности вернуться в игру, и их войска спешили на помощь Северным Ханям всякий раз, когда имперцы пыталась отбить Тайюань.

Такое положение сохранялось до того момента, когда на китайский трон взошла великая национальная династия Сун (960) и начиная с 975 г. занялась восстановлением государственного единства Китая, за исключением как раз тайюаньского царства Северная Хань.

Основатель династии Сун великий император Тай-цзу (личное имя Чжао Куанъинь) в 968 г. уже пытался завоевать Тайюань; ему в этом помешали кидани, примчавшиеся, по своему обыкновению, на помощь городу. Второй сунский император, Тай-цзун, был более удачлив. В 979 г., несмотря на вмешательство киданей, он сумел принудить Тайюань к сдаче и присоединить шаньсийское царство Северная Хань. После этого он решил отнять у киданей территории к югу от Великой стены, которыми они владели с 936 г.: Датун и Пекин. Но царствовавший тогда киданьский монарх Елюй Сянь (968–982) и его военачальники оказали такое сопротивление китайской армии, что ее наступление захлебнулось. Китайский император дошел до Пекина (в то время называвшегося Ю-чжи или Янь-чжи), осаду которого начал, но был разбит киданьским полководцем Елюй Сяу-ко возле реки Гао-Лян-хэ, северо-западнее Пекина, и вынудил к поспешному отступлению до Чжо-чжоу по дороге от Пекина на Баодин (979). В свою очередь, кидани предприняли попытку вторжения на китайскую территорию из Хэбея, но их полководец Елюй Сяу-ко был разбит перед Чжэн-дином.

В 986 г. император Тай-цзун предпринял новую попытку. Киданьский хан Елюй Сянь умер, а ему наследовал двенадцатилетний ребенок Елюй Лунсюй (983–1031) при регентстве вдовствующей ханши Сяо-ши. Случай казался благоприятным. Китайская армия под командованием полководцев Цао Бина, Пань Мэя и Ян Е была разделена на многочисленные колонны, которые должны были наступать одни на Датун, другие на Пекин. Левофланговые колонны сумели овладеть районом Датуна, а вот правофланговые не сумели продвинуться дальше Чжо-чжоу и в конце концов были разбиты киданьским полководцем Елюй Сяу-ко при Цзи-гоу-гуане, к юго-западу от Чжо-чжоу, возле И-чжоу, и отброшены к реке Цзю-ма-хэ, на полпути между Пекином и Баодином[85]85
  Цзи-гоу находится в 30 ли к юго-западу от Чжо-чжоу. В конце правления династии Тан там был насыпан «вал» (kouan). По сведениям комментатора Ху Сан-шэна, преграда находилась севернее истока реки Цзю-ма в районе северо-западнее Силина и проходила чуть южнее И-чжоу.


[Закрыть]. Остатки китайских сил побежали на юг. Елюй Сяу-ко их догнал, рассказывает исторический труд «Тун Цзянь кан му» («Продолжение подборки цитат к „Всеобщему зерцалу, помогающему управлению“») при переходе через Ша-хэ, очевидно, реку с таким названием, протекающую в Синь-ло-сяне, на севере Чжэн-дина и Хоцзяньфу. Он сбросил китайцев в реку, в которой они погибли в большом количестве. Кидани взяли Шэнь-чжоу (близ Чжэн-дина), Тэ-чжоу и Шэнь-тэ, но, к великому счастью Китая, не стали развивать свои успехи дальше на юг (986). Только в 989 г. китайцы смогли собраться с силами и разбить их при Баодине.

Северный Китай в киданьскую эпоху

Трудности Китая увеличились из-за тангутов.

Тангуты, народ тибетской группы, основали в начале XI в. в Ордосе и Алашане новое государство, царство Си Ся, которое стало источником постоянной угрозы для китайской провинции Шэньси. Основатель этого государства Чжао Бао-цзи, также называемый Ли-цзи-цзянь (ум. в 1003 г.), в 990 г. был признан в качестве царя Си Ся киданями, в то время сюзеренами всех орд Восточной Гоби. В 1001 г. он отнял у Китая важную крепость Линчжоу или Лин-у, возле Нинся. Недалеко оттуда находился Халачар, который цари Си Ся сделали своей столицей. Империя Сун оказалась одновременно под угрозой удара киданей с северо-востока и Си Ся с северо-запада.

В царствование третьего сунского императора Чжэнь-цзуна киданьский царь Елюй Лунсюй в 1004 г. возглавил набег на юг от Хэбея, в ходе которого овладел Баочжоу (современный Баодин), Цзичжоу (Дамин), даже Тэцином, ныне Цинфонсянь, напротив китайской столицы Кайфэна, от которой его отделяла только река Хуанхэ (русло 1000 г., измененное в 1007 г.). В Кайфэне трусливые придворные советовали императору Чжэнь-цзуну перенести резиденцию в Нанкин или в Сычуань. Он не только отказался, но и принял весьма героическое решение. На северном берегу Хуанхэ стояла крепость Шэнь-чжоу или Чэнь-чжоу, по-маньчжурски Кайчжоу, в настоящее время Пу-ян-сянь. Доблестный китайский полководец Ли Килон, осажденный в ней киданями, заманил их в засаду, где те потеряли много людей. Достаточно посмотреть на карту, чтобы увидеть, что Шэнь-чжоу преграждает дорогу на Кай-фэн. Если бы она пала, кидани вышли бы к Хуанхэ как раз напротив столицы. Императору Чжэнь-цзуну хватило мужества выйти из Кайфэна и отправиться с подкреплениями в Шэнь-чжоу, «на фронт». Его твердость произвела впечатление на киданей, которые прямо в этом городе подписали мирный договор (1004). Сохранилась граница 936 г.: Пекин и Датун остались у киданей, Баодин и Нин-во у китайцев. Эта граница разрезала Хэбей по северному предместью Бао-чжоу (который остался за китайцами) и Шаньси к северу от У-тай-шаня (основная часть которого также осталась китайской территорией).

Заключенный в 1004 г. мир продержался целый век. Кидани, удовлетворенные тем, что царствуют над Пекином и Датуном, довольствовались этим, а династия Сун, которая, за этим исключением, владела всем Китаем, отказалась от попыток возврата двух этих городов. Кидани перенесли свои амбиции на Корею и Гоби. На корейском направлении их атаки были отражены, потому что корейцы добились отвлекающего удара по киданям со стороны чжурчжэней – тунгусского народа, жившего на Уссури (1014 г.). В Гоби кидани предприняли попытку завоевания Кашгарии и района Иссык-Куля, страны, которая, как мы увидим позднее, принадлежала исламизированной тюркской династии Караханидов. Они продвинулись до расстояния восьми переходов от одной из караханидских столиц – Баласагуна на Верхней Чу, западнее Иссык-Куля, но были отброшены караханидским ханом Кашгара, Туганом. Тангуты из Си Ся также посматривали на запад. В 1028 г. их царь Чжао Дэмин (1006–1032) отобрал у уйгуров город Ганьчжоу (захватившие его в 1009 г. кидани в нем не удержались). Его сын Чжао Юань-хао (1032–1048) отнял в 1036 г. Сучжоу и Дуньхуан у тибетцев. В 1044 г. он отразил нападение киданей со стороны Ордоса. В его царствование тангуты создали своеобразную письменность Си Ся, производную от китайской. В 1908 г. на севере Ганьсу, в Хара-хото, бывшем И-цси-нае, Эдзине Марко Поло, экспедицией Козлова была обнаружена целая библиотека печатных и рукописных книг.

Со своей стороны кидани создали свою особую письменность, образцов которой мы вплоть до последнего времени не имели. Обнаруженные в 1922 г. в Монголии две надписи, сделанные на этой киданьской письменности, датируются первыми годами XII в.