Текст книги "Механический хэппи-лэнд (сборник)"

Глава 2
Босс Лос-Анджелеса

Его разыскивали. Впервые в его жизни за ним по-настоящему охотились. Те же люди, которые вытолкнули его в трущобы, уморили голодом его родителей, обрекли его на угольные шахты, отказывали ему в грошах на кофе, теперь пришли в ужас от его существования, забеспокоились о его благополучии и о том, что он собирался предпринимать каждый день.

Гневными, резкими движениями Брогман разорвал утреннюю газету вдоль, поперек и опять вдоль.

Джулия поставила дымящийся кофейник на стол в номере мотеля и повелела ему:

– Выпей. И перестань читать газеты. Они врут, как дышат.

Он оглядел свои большие загорелые руки и пистолет, поблескивающий на синей скатерти.

– Ради бога, Джулия. Я же не преступник. Я человек.

– Конечно. Мы оба человеки. Сам понимаешь, самосохранение.

Он научился ходить солидно, выпрямившись, втянув живот. Она научила его быстрее говорить, стремительно, самым безопасным способом выхватывать пистолет, ближе прижимать пистолет к телу, чтобы его заметили лишь несколько человек. Она могла бы книгу написать про банки. Она написала эту книгу на своем языке для него. Существовали приемы ударов по нервам острым, как нож, ребром ладони, чтобы вырубить человека, как пистолетом… она показывала ему, как это делается. На верхней губе у него появились светлые усы. На затылке отросли русые волосы, причем так, как приказала она.

По большей части они занимались актерством и репетировали.

Во сне ее чеканный голос опять и опять наставлял его:

– Нет, нет, Джонни! Не так, а вот так!

В тот день, когда Джулия купила новый автомобиль и отправилась в Викторвиль, Брогман, обливаясь потом в комнатушке два на четыре, копался в ее дорожном саквояже, вытаскивая носовые платки, помаду, пачку фотографий.

Высыпав снимки из конверта, он разложил их рядком под солнцем на покрывале. Ему понадобилась минута, чтобы осознать, что он видит.

Сначала показалось, что на фото изображен он.

Вот он стоит возле седана в темном костюме. Было нечто в черном сукне, облачающем его длинные, мускулистые конечности. Что-то такое в осанке наводило на размышления. А этот снимок. Он. Почти. В походных брюках, на непокорную шевелюру нахлобучена помятая шляпа. И последний снимок – Джулия обнимает мужчину, который и не похож на Джонни Брогмана и вместе с тем похож.

Он был ошеломлен, словно его тело оказалось одновременно в двух местах.

– Черт возьми, – прошептал он.

Спустя несколько минут, пока он все еще разглядывал фото, дверь распахнулась. Резкий силуэт Джулии стоял в квадрате солнечного света. На ее лице едва дрогнули мускулы, выдав удивление. Затем она захлопнула дверь, упершись рукой в бок.

– Узнаешь себя?

– Это не я.

– Достаточно похоже на тебя, чтобы стоить сотню тысяч, если быстро провернуть дельце. Миллион – если продержаться пару лет. Эти фотки были сделаны, когда ты был боссом Лос-Анджелеса, и если не заколачивал по двадцать тысяч в месяц, то считалось, что дела идут очень плохо.

Он сидел в ожидании.

Она медленно вышла вперед, с глазами, исполненными странного резкого света. Ее голос походил на распевную молитву:

– Рики Вольф больше не мертв. Он восстал из могилы, в этой самой комнате, здесь, сидит и сам об этом не догадывается. Он возвращается. Возвращается в Лос-Анджелес, чтобы снова стать боссом. – Она посмотрела на черты его лица, и ее глаза загорелись янтарем. – Что скажешь, Рики Вольф?

До него все дошло. Дошел смысл ее слов, который был как тычок в зубы. Он отшатнулся и закричал:

– Я знаю, что у тебя на уме, и это не пройдет!

– Пройдет. Должно пройти!

– Людей не облапошишь! Такое бывает во сне, в книжках. Никто не поверит, что я – это он. Я не похож на него! Нам это с рук не сойдет. Такого не бывает!

– Бывает, Рики Вольф, бывает!

– Черта с два бывает. – Он привстал.

Она трижды сильно отхлестала его по щекам. Ее губы дрожали, глаза почти обезумели.

– Бывает. С нами!

* * *

Новый темный костюм сидел как пересаженная кожа. С одной стороны костюм слегка выпирал: так носил пистолет Рики Вольф. Высокие каблуки прибавляли Брогману роста. Он научился говорить, слегка шепелявя, пожевывать сигару, но Джулии он сказал:

– Говорю же тебе, ничего не получится. Я не похож на него. Только на мгновение, при тусклом освещении, если бросить мимолетный взгляд. Ты свихнулась. Хочешь убить нас обоих!

– Заткнись! – прошипела она. – А не то я начну убивать прямо сейчас.

Он яростно стискивал зубами сигару.

Нужно было усвоить перечень фактов, имен и алиби, которыми Джулия пичкала его. Листки опадали с календаря, как при сильном ветре. Затем однажды Джулия подняла кружку пива, желтого, как ее глаза, и сказала подобревшим голосом:

– Завтра – великий день. Лос-Анджелес, мы идем. – Она пригубила пиво. – Каково быть Рики Вольфом?

Его рука задрожала. Он посмотрел на искаженное отражение своего лица в коричневой полупустой бутылке. Сигара. Усы. Ему хотелось выпалить: «Это не сработает. Такими старыми трюками никого не проведешь». Но ее взгляд, раскаленный, как расплавленное золото, заставил его промолчать.

Она заговорила, почти что про себя:

– Не знаю, на что это было похоже в тот день, в банке. Ты стоял. И что-то в твоей осанке, в лице напоминало Рики, только в немного другой, новой упаковке. Боже, как меня передернуло!

Он подумал, что это было бы красивым жестом – он звякнул свою кружку об ее кружку.

– Давай выпьем за нашу новую жизнь… вместе.

Она вознегодовала.

– Нет! – взорвалась она. – Это я должна говорить такие вещи. Сколько можно повторять!

Глядя на нее, силясь понять, что происходило под ее рыжей шевелюрой, он покорно выпил свое пиво.

* * *

Наверное, хорошо, что всю дорогу до Лос-Анджелеса машину вела она. Денек так и просился на открытку. Она давила на скорость, не снижая, когда это было безопасно. Ее волосы развевались, как алое знамя… Они свернули на углу Спринг-стрит и Третьей, припарковались и направились в букмекерскую контору – два темных костюма отражались в витринах магазинов. Он ничего не понимал. Это было безумием, но ему нравилось.

Брогман знал это место по язвительным описаниям Джулии. Огромный, тускло освещенный магазин, пропахший ветхими макулатурными журналами и старинными книгами, сложенными в затхлые пирамиды. В полумраке слоняются люди, в двадцати проходах и на сотнях столов трезвонят телефоны.

В этом пропыленном заведении, где хилые оголенные лампочки свисали с высоких потолков, крупнейший беговой тотализатор Лос-Анджелеса прятал свои прибыли и заманивал простаков.

Врата ада. Брогман чувствовал, как колотится его сердце. Что, если он забудет цифры и факты, имена и слова…

Джулия втолкнула его внутрь. Понадобилось время, чтобы глаза привыкли к темноте после солнечного света. Лица расплывались в сумраке, и его жесткие каблуки гремели словно костяшки. Он следовал за угрюмой рыжеволосой женщиной походкой враскачку.

Многие сидящие мужчины встрепенулись, многие читающие оторвались от чтива, многие говорящие придержали языки за зубами, многие курильщики раздавили окурки. Все напоминало бросок булыжника в стоячий пруд и расходящиеся туда-обратно круги.

– Рики! Боже мой, парни! Это он!

– Рики?

– Померещилось!

Зашумели заерзавшие тела, заметались тени, а потом один голос отчетливо произнес:

– Это не Рики Вольф. – И повторил: – Это не Рики.

Сказано было категорично.

Брогман ощутил, как пистолет выскользнул из его руки, как напуганное животное. Его дыхание свистело в ноздрях. В воцарившейся тишине он встал как вкопанный, и раздавалось только цоканье высоких каблучков Джулии на дощатом полу, которое тоже медленно, словно застыв от страха, прекратилось.

Брогман обернулся. Из тени выскользнул парень, чересчур хорошо одетый для своего положения. Вытянутое белое лошадиное лицо, лоснящееся от пота, и усталые глаза с красными кругами. Редеющие волосы. Его черты тотчас отозвались в памяти Брогмана. Мерритт. По описаниям Джулии. Мерритт из старых добрых времен. Подручный Рики. Ревнивый субъект. Мерритт. Имя всплыло.

Что-то проступило в выражении глаз Джулии. Почти страх. Он был ей не к лицу. Неуместен. Заблудилась. Заблудилась и плачет в темноте. Ее рука неопределенно шарила по черной сумочке.

Брогман знал, что это бесполезно. Совершенно без толку.

– Правильно, – согласился еще кто-то. – И вовсе это не Рики. – Голос прозвучал изумленно, странно, разочарованно.

Мерритт сказал:

– К чему ты клонишь, умник? Ты и эта рыженькая?

Брогман стиснул челюсти.

– Нет, – признал он непринужденно. – Нет. Я не Рики.

Он услышал вздох Джулии и продолжал:

– Я не Рики Вольф. Вовсе нет. С какой стати мне быть Рики Вольфом? Я – это я. Собственной персоной! Ты, ты, Мерритт, не разменивайся на мелочи!

Темнота начала расплываться. Всех заворожил голос Брогмана.

– Такими старыми уловками нас не проведешь, – быстро ответил Мерритт. – Вы что, дети малые, что так себя ведете?

Брогман выхватил пистолет: ведь темнота сгущалась, перед ним стоял Мерритт, а остальные ждали. Он ругнулся, собрался с духом и трижды выстрелил.

Мерритт сложился пополам, впитывая в себя пули любопытствующими, вбирающими, помогающими пальцами. Он, задыхаясь, упал плашмя на спину.

– Рики! – раздался голос Джулии. Он заметил проблеск разинутых металлических челюстей ее сумочки. Ее рука в перчатке закопошилась, как белая белка, и вытащила иссиня-черный пистолетик.

– Я в деле! – сказал Брогман. В его словах прозвучала властная сила. Он как бы возвысился над самим собой. Казалось, костюм стал сидеть на нем лучше. Все остальные по-прежнему стояли, уставившись на его лицо, словно узрели дьявола и не могут удрать.

* * *

Брогман запомнил все лица. Имена, данные, цифры, факты, сообщенные Джулией. Вот. Одно лицо. Красное, разъевшееся. Изо рта разит пивом.

– Келли! – выпалил он, взмахнув пистолетом. – Ты знаешь свое дело. Избавься от трупа!

– Есть, Босс! – Келли задвигал своим обвислым брюхом, мясистыми плечами и руками.

Брогман оглянулся по сторонам:

– Родс, помоги ему. Подгони свою машину в переулок. Пошевеливайся.

Родс стоял в нерешительности.

– Ну? – вопросил Брогман.

– Я мигом, – засуетился Родс, – я мигом, Босс.

Остальные тени поочередно, одна за другой, обретали очертания людей. Кто-то схватил Мерритта за ноги, кто-то за руки. Послышалось шарканье бегущих ног в недрах конторы, команды, чертыханье.

Пусть бегают, чтобы времени не было размышлять, сходить с ума, думал Брогман. Пусть остаются взвинченными, пусть их взоры будут прикованы к чему-нибудь другому, тогда сможешь обводить их вокруг пальца, дурить им голову.

Минуты не прошло, как тело исчезло через черный ход в переулке. Снаружи взревела машина. У входа в магазин собралась кучка людей.

– Разгоните их! – Брогман взмахнул пистолетом в воздухе. – Сэмми, займись, – сказал он одному из них. Сэмми с пистолетом в руках выбежал через заднюю контору. Остальным Брогман сделал короткое внушение: – Если кто-то хочет отвалить, пусть отваливает сейчас. Если я кому-то не по нраву, пусть скажет. Я – в деле.

С заднего двора пришел Келли, шумно дыша и вытирая пот с огромного розового лица.

– Всё в порядке, Рики. – Он прикусил язык. – Я хотел сказать… – И запнулся в поисках имени.

Брогман ему подсказал:

– Если нравится, зови и меня Рики.

Келли понравилось. Он оскалил зубы.

– О’кей… Рики. Мы же всегда ладили. – Он замялся. – Ну, почти всегда. – И замолк.

Через минуту нагрянет полиция. Брогман покачал головой. Он, Джулия и Келли прошли в заднюю контору с двумя другими парнями. Прежде чем закрыть дверь, он ткнул пальцем в юношу по имени Найт.

– Копам скажешь, что это ложная тревога. Ничего не случилось. Ты ничего не знаешь.

Он громко хлопнул дверью. Руки у него задрожали, так что пришлось их спрятать в карманы.

Вцепившись в сумочку, Джулия все это время наблюдала за ним, за его лицом.

– Это случилось, – сказала она. – Это случилось, когда ты застрелил Мерритта.

– Что? – спросил он.

Она не ответила. За нее все сказало треснутое зеркало на засаленной стене. Он увидел в нем свои глаза и содрогнулся.

Из прошлого донеслись слова Джулии: «Ну, какой из тебя убийца. У тебя же все на лице написано. Для убийства у тебя глаза слишком вытаращены».

Теперь же в зеркале его глаза сузились до суровых щелей.

Может, Рики Вольфом можно стать разными способами. Может, внешнее сходство излишне. Зато можно действовать подобно ему. Всё решают дерзость и глаза.

Он оторвал глаза от собственного отражения.

– Пошевеливайтесь. В Брентвуде мой дом, с бассейном, так, Джулия?

– Конечно, – сказала она. – Так и есть.

– Тогда поехали. И ты, Келли. И вы, парни. У нас полно дел.

– Да, Босс.

Эти слова дорогого стоили: Да, Босс.

Они вышли все вместе.

Глава 3
Оружие – это немодно

Дом в Брентвуде был большой и солидный. По невнимательности можно было угодить в бассейн. Зеркальные двери ванных комнат сверкали.

Прогуливаясь по огромному саду, окружавшему дом, Брогман соображал, как все происходило: Мерритт не пользовался популярностью. Место Рики освободилось. Мерритт был не в счет. Спустя несколько недель после гибели Рики лавочка еще не закрылась.

Так что многим ребятам хотелось, чтобы Рики вернулся. Когда людям чего-то очень хочется, они это получают. Даже если приходится тешить себя фантазиями. Так что Брогман занял вакантное место. Он был весьма близок к оригиналу, поэтому они превратили его в некий дубликат старого босса. Прямо как в учебнике по психологии. Пусть мозгоправы разбираются в инстинктах толпы, в инстинкте лидерства, в потребности возвести кого-то на пьедестал.

…Какого черта! Он теперь в деле. Вот что важно. Как бы там психиатр ни объяснял… принятие желаемого за действительное, новая форма старого содержания. Он – в деле!

Но, глядя на дом и сад после того, как волнение улеглось, он понял, что они ничего для него не значили. Ровным счетом ничего. Тогда какого же черта ему надо? Чего? Даже с Джулией не все было ясно…

Нужна была вечеринка.

Чтобы Лос-Анджелес встречал парня по имени Брогман.

На вечеринку он купил Джулии корсаж с цветком. Он вручил его в пластиковой коробке и при этом следил за выражением ее лица. Она открыла коробку, разодрала цветок на мелкие кусочки и швырнула на пол.

– Это не то, чего я хочу. Сколько можно твердить. Не дари мне ничего такого.

Она ушла.

Он подобрал истерзанный цветок, понюхал. Запах был приятный. Он покачал головой.

* * *

Дом затянуло сигаретной мглой, которая наплывала и уносилась большими никотиновыми тучами. Бутылки звенели друг о друга, в бокалы разливалось шампанское. Все говорили сверх меры. Вечер пятницы. Мерритт был убит и исчез в среду. Брогман стоял посреди всего этого гама. В этом цирке верховодила Джулия, чтобы все большие львы могли посмотреть на нового укротителя, сесть на задние лапы, ревниво поприветствовать, может, пожать руку. Все шло гладко. Джулия позаботилась, чтобы мелкая сошка оставалась на периферии, а крупная рыба могла пройти внутрь. Их было полным-полно…

– Так, значит, они тебя тоже величают именем Рики?

Седовласый старик по имени Ваннинг, связанный с одним из крупнейших адвокатов. Мягкое розовое лицо, вытянутое, интеллигентное на вид, слегка морщинистое. Постоянно курит импортные сигары.

– Хотелось бы увидеться с тобой, Рики, после вечеринки, – вежливо сказал он.

– На предмет чего?

Ваннинг усмехнулся:

– Мы удивлены твоим появлением, Рики. Мы уважаемые бизнесмены. А тут словно призрак появился среди нас. Но должен признать, ты очень умен. Воспользовался психологическими приемами. Весьма похвально.

– Говори, я слушаю.

– Несмотря на то что ты проявил определенную смекалку в том, как ты занял место Рики, ты все же остаешься гангстером старой закалки, вроде тех, кто грабит банки с пистолетами.

– Что же в этом плохого?

– Ненаучно это. Мы… деловые люди. Мы делаем нашу работу намеками, словами, оказывая немного давления то тут, то там. Заключаем тихие сделки. Мы тоже применяем психологию, но непрерывно. – Старик откинул назад свои мягкие седые волосы. – Теперь послушай меня, молодой человек. Отныне преступность работает, сидя за офисным столом. К этому шло давно, но теперь это окончательно и бесповоротно. Наука позволяет тебе не высовываться. Люди не пойдут на это.

– Так о чем же пойдет речь после вечеринки?

– О том, что тебе пора угомониться, мой мальчик. Ты привлекаешь внимание. Ты старомоден, от тебя слишком много шума.

– Значит, я должен измениться!

– Мы выделим тебе офис в центре города…

– Я из другого теста!

Старик продолжал улыбаться, в глазах его плясали огоньки.

– В определенных обстоятельствах, если нас вынудят, мы можем вернуться к старомодным гангстерским методам, позволь тебе сказать. Мы можем тебя убить, на законных основаниях, в любой момент, да еще запишем на свой счет оказанную обществу услугу. Видишь, какие мы предусмотрительные?

У Брогмана заколотилось сердце, на мгновение он взглянул на Ваннинга, и его глаза сузились до беспощадных щелей.

Ваннинг перехватил взгляд Брогмана.

– Угол Хилл-стрит и шестой, «Лейтон-билдинг», после полуночи.

– Я подумаю.

Когда Ваннинг отошел, лицо Джулии промолвило Брогману: «Нет», причем с восклицательным знаком. Но выпивка и сознание собственной силы затуманили ему мозги, и он едва ее видел.

Оставшаяся часть вечеринки даже толком не запомнилась. Ее заглушило какое-то возбуждение, то самое, какое преследовало его с тех пор, как он встретил Джулию, подобное большому барабану, бьющему в его голове все громче, громче и громче.

Дверь захлопнулась за последним уходящим гостем. Джулия схватилась за дверную ручку. Вся сталь вытекла из нее, словно из потайного клапана. Она уже не была пышущей здоровьем кошкой. Она дрожала.

Во внезапно притихшем доме они прошли по лестнице наверх, не проронив ни слова. Они затворили дверь в ее комнату, и первое, что она сказала, было:

– Ты не пойдешь ночью встречаться с Ваннингом. Он знает, что ты ему не по зубам. Он тебя боится. Поэтому он тебя убьет!

Он поцеловал ее в полные упрямые губы. После никотина и выпивки она источала свежесть. Он поцеловал ее в шею, уши, щеки и снова в губы, и она ответила взаимностью. То был долгий поцелуй.

Ее пальцы впились ему в плечи.

– О, Рики, Рики, – вздохнула она.

Он выпустил ее.

Он отпрянул, словно она ударила его по лицу.

Она подняла руку, словно хотела поймать те слова, но опоздала. Она не могла их вернуть.

Он посмотрел на нее, словно она стала невидимкой:

– Что ты сказала?

– Я не хотела.

– Ты сказала «Рики»! Сказала же!

* * *

Тихо, затем смущенно он повторил ее слова, а затем сказал:

– Ты любишь его. Ты любишь мертвого. Как же я не догадался. Подвергая себя риску, ты вынудила меня стать похожим на него. Ты заставила меня ходить, говорить, как он, чтобы он снова мог тебя обнять, поцеловать, снова причинить тебе боль!

– Прошу… Джонни!

Его глаза снова вытаращились.

– Ты не любишь меня. Ты попыталась выкопать Рики из могилы. Я должен был догадаться, когда вся банда так себя повела в журнальном магазине. Они тоже хотели, чтобы Рики вернулся. Они согласились на суррогат за неимением настоящего товара. И все остальное…

Он зашарил в поисках двери, как слепой.

– Ты не хотела, чтобы я тебя целовал. Ты целовала меня. Так у вас было заведено с Рики. Ты оказывала ему знаки внимания. Когда я что-то делал, ты возмущалась, отвешивала оплеухи. Это не вязалось с его характером. Рики был вовсе не такой. Ты не захотела принять от меня цветок. Рики никогда не дарил цветов. И если я говорил тебе комплименты, ты приходила в ярость…

Джулия загородила собою дверь, шумно дыша:

– Тебе нельзя выходить! Ваннинг тебя убьет.

– Боишься, что меня убьют? Боишься, что Рики снова умрет? – Он швырнул ей эти слова в лицо, словно ударил кулаком, нашаривая онемевшей рукой пистолет в кожаной кобуре под мышкой. – Боишься, Рики снова умрет! Ты этого не перенесешь? Не перенесешь, если его снова убьют!

– Нет. – Она произнесла это так обыденно и непринужденно. – Не перенесу. Извини, Джонни, но так уж все обстоит.

Она покачала головой, словно пытаясь стряхнуть остатки сна.

– Как ты не видишь, Джонни? Мы оба одинаковы. Я не Джулия. Ты меня не хочешь. Ты хочешь свою мамочку. Чтобы прильнуть. Чтобы кто-то о тебе позаботился. Мамочку, которой у тебя никогда не было, Джонни. А я… я хочу Рики. Мы встретились перед банком, Джонни, ты и я, и мы оба чего-то хотели и пытались заполучить, и все разлетелось вдребезги. – Она вцепилась в него и лихорадочно заговорила: – О, Рики, держи меня крепко…

Рики! Это имя вонзилось в его мозг, словно железный прут, переворошило все его сомнения и порывы, мучившие его. Он ничего не сказал, но в алкогольном чаду он подумал: «Я Джонни Брогман! Я – это я! К черту… пошли они все к чертям собачьим. Мне не нужна женщина, чтобы к ней прижаться. Ни моя мать, ни Джулия… никто. Я Джонни Брогман… нет никого сильнее меня!»

Он попытался оттолкнуть ее, но она вцепилась в него пуще прежнего. Она, как пиявка, впитывала его силы, пытаясь превратить в кого-то, кто не был Джонни Брогманом. Как будто Джонни Брогман недостаточно хорош…

Что не могли сделать его руки, сделал за него пистолет.

Он не хотел этого. Но так уж вышло. Его глаза сузились, почти как у Рики. Его пистолет выстрелил дважды, и ее отбросило назад. Он почувствовал, как ее руки оторвались от него, цепляясь до последнего. Она упала, неподвижно распростершись на полу.

Он оперся о дверь, глотая слюну, протирая затуманенные глаза. Затем спустился вниз, не выпуская пистолета из рук. С каждым шагом он ощущал прилив новых сил. Теперь он свободен. Ему не нужна женщина для опоры, и теперь он это доказал.

Он убил дважды и теперь снова будет убивать. Старик Ваннинг с розовым лицом. Тот, который величал себя бизнесменом и воображал, будто способен превратить Джонни Брогмана в офисную крысу. Ваннинг, который думал, будто может помыкать Джонни Брогманом, как помыкал Рики Вольфом. Джонни Брогман будет похлеще Рики Вольфа. Джулия в этом убедилась.

Брогман открыл парадную дверь… Не успел он прошагать полпути до своей машины, как получил свое. Люди Ваннинга в черной машине, припаркованной в тени развесистых деревьев, достали его из автоматов «томми». Его прошила очередь, и он отпрянул назад, словно ударился о невидимую стену.

Автоматы продолжали изрыгать пули и после того, как Джонни Брогман свалился, как малое дитя на лужайку для вечернего сна…

* * *

Вот и вся повесть о Джонни Брогмане. Хотите – верьте, хотите – нет. Не прибегая к скальпелю. Вся без остатка – на прозекторском столе.

Теперь я возьму сердце Джонни Брогмана и помещу обратно в его тело, где это сердце не имело ни единого шанса любить, а только пребывало в одиночном заключении. Я помещу обратно все внутренности Джонни, где им и место. Все исступление, всю ненависть и весь тлеющий огонь Джонни вернется в холодную пещеру изрешеченного пулями тела, и я зашью его иглой и ниткой. Стежок, другой. Зашьем Шалтай-Болтая, чтобы можно было похоронить. А я займусь другими телами. Но я не смогу написать про них рассказы, как про Джонни. Я не смогу разъять скальпелем те, другие, мозги, чтобы узнать, как билось их сердце или сводило желудок от гнева.

Джонни Брогман был моим братом.

– Сестра, подайте мне шовный материал.

– Следующий!

1943