Текст книги "Женщина в бегах"

Натали покачала головой.

– Они играли шесть часов подряд. Сидячих мест не было, все стояли. Клянусь, я была как будто под кайфом, в воздухе было так много дыма от травки. И я больше никогда в жизни не буду слушать альбом Джорджа Клинтона и группы «Парламент», и ты не заставишь меня, нет, я не буду этого делать, точно не после прошлой субботы.

Доминик полил картофель фри кетчупом.

– Я не думал, что тебе так сильно нравится «Пи-Фанк».

– А мне и не нравится.

Она откусила большой кусок бургера.

– Не настолько. Шесть, блин, часов?

– Дай угадаю: ты пошла из-за парня.

Натали покраснела.

– Ему нравятся духовые инструменты. Группы «Парламент», «Тауэр оф Пауэр»…

– А потом?

– А потом ничего не произошло. Я стояла шесть часов, и он меня не обнял, не поцеловал, ни черта… Козел.

Он весело приподнял бровь.

– Это уж точно.

Они засмеялись громко, как с Виктором. Обычная студентка колледжа с любимым агентом ФБР, коллегой ее отца.

Он отвез Натали обратно на Линдон-авеню. Зеленые деревья вздымались вверх, в невероятно голубое небо, смягченное морской солью и непрекращающимся грохотом волн. Перед тем как поехать обратно в Сан-Франциско, Доминик проверил Виктора. Затем он обнял Фэй и пошел с Натали обратно к своему «Форду».

– Для него это много значит, – сказала Натали со слезами на глазах, – что ты так навещаешь его. Ты ему как сын.

Он смотрел на качающиеся ветви сосен.

– Дважды в месяц – этого недостаточно. Этого вообще недостаточно.

Она ухмыльнулась.

– Потому что у тебя так много свободного времени.

– Я знаю. Я все еще…

– Осталось совсем недолго.

Эти слова застряли у нее в горле.

– Мама хочет, чтобы я вернулась в колледж, ведь я выпускаюсь, но чувствую, что это будет переломный момент.

– Ты мне позвонишь?

– Он говорит, мне надо знать наизусть твой номер.

– Слева направо и справа налево?

– Ага.

– Я буду рядом, – сказал он, встретившись с ней взглядом. – Всегда.

Глава 19

Мысли Грей вернулись к ее визиту в квартиру Изабель Линкольн. Та одежда на полу в спальне – она принадлежала Ноэль Лоуренс? Были ли Ноэль и ее парень каким-то образом причастны к исчезновению Изабель?

Грей точно этого не знала, но зато знала, что Ребекка Лоуренс устала от выкрутасов своей дочери. Проблемы все еще ходили по пятам за этой собранной женщиной, как запах мокрого мусора от ее дизайнерских туфель. Несмотря на «Кадиллак» и дорогую сумочку, брючный костюм и прическу, Ребекка Лоуренс все еще занималась этим дерьмом – все из-за Ноэль. А теперь подруга Ноэль, Изабель, исчезла, и какой-то случайный П.И. появился в ее доме?

– Вот дерьмо, – сказала Грей.

Полуденное солнце пекло сквозь окна «Камри». Грей не только не поговорила со вчерашними людьми, но и добавила в свой список еще одно имя: Ноэль Лоуренс.

И, несмотря на черную семью, было странно, что Ребекка Лоуренс действительно не знала Изабель, хотя ее фотография теперь хранилась в квартире и на рабочем месте пропавшей женщины.

Еще один взгляд на «ОРО» – никаких недавних уведомлений – и Грей поспешила из Инглвуда.

Африканская методистская епископальная церковь на горе Гефсимания была известна не только своими потрясающими службами, но и своим расположением – через дорогу от лучшего ресторана традиционной пищи афроамериканцев в Лос-Анджелесе. Ресторан «Дулана на Креншоу» был даром свыше в те вечера, когда Грей хотелось хорошей еды. Такую еду готовила мисс Фрэнсин, еще одна из ее приемных матерей. Коронными блюдами мисс Фрэнсин был сладкий картофель с маслом и коричневым сахаром. Пирог из зелени с ветчиной, нарезанной кубиками. Тушеный цыпленок, который обжигал языки и набивал животы.

Пастор Бернард Данлоп съел много свиных отбивных с фасолью. На обоих толстых безымянных пальцах этого крупного человека были кольца с множеством драгоценных камней, а на золотой веревке на его толстой шее висел крест размером с дорожный знак. Но у него была милая улыбка, которая словно говорила Грей, что она может сказать ему все, что угодно, и что все, что она ему скажет, он расскажет только если Богу в молитве. Он сделал это для Изабель Линкольн, хотя по факту даже не знал ее.

– Я знаю, что она подруга сестры Ти, – сказал он, размешивая заменитель сахара в чае. – Они встретились сразу после того, как родители Ти погибли в автокатастрофе, еще в 2017 году. И она, и сестра Изабель однажды упали в обморок во время призыва к алтарю, после того как я поделился словом о свободе из восьмой главы книги Иоанна. Как Иисус прощает и побуждает нас идти из тьмы к свету. «Ибо если ты не веришь, что я – это Он, ты умрешь в своих грехах». Сестра Изабель была очарована этим посланием, и она просто… плакала. Я понимал, почему сестра Ти плакала, и, признаюсь, я думал, что Изабель была во внебрачных отношениях и что мои слова до нее дошли. Но я здесь не для того, чтобы судить. Я всего лишь служитель Божий.

Он потянулся к тарелке с печеньем на журнальном столике.

– Угощайтесь. Должно быть, вы любите сладкое.

– Печенье, пончики, мороженое… Я пытаюсь ограничивать себя, но…

Грей взяла овсяное печенье с изюмом. Кто она такая, чтобы отказывать себе в восхитительных десертах, предложенных одним из служителей Божьих?

– После этого Изабель спускалась к алтарю еще несколько раз, – продолжил пастор Данлоп. – Однажды я говорил о победе и преодолении отчаяния – она плакала, слушая это. А затем я говорил о поиске выхода из суматохи мира. Ей снова стало нехорошо, и хотя я считаю себя талантливым оратором…

Он постучал ложкой по краю чашки.

– Что-то случилось с этой молодой девушкой, и после этого я отвел ее в сторону и предложил помолиться с ней. Она приняла мое предложение и…

– Да? – Грей отпила из своей чашки.

Его взгляд упал на руки.

– Сестра Изабелла доверилась мне. Она сказала мне, что подверглась насилию. Эти слова сами по себе не шокировали меня – в церкви, к сожалению, достаточно забытых женщин, женщин, с которыми никогда не обращались достойно. Нет, я был шокирован, когда она рассказала мне о том, кто ее изнасиловал. Ее молодой человек, врач. Она сказала мне, что он заставил ее помимо всего отрицать свою черноту и угрожал убить ее. Она сказала мне, что никто никогда не поверит ей, если она расскажет об этом. А потом она сказала мне, что она сама в этом виновата.

Чашка в его руках дрожала.

– А потом она подняла рубашку и показала мне синяк, вот здесь.

Он показал на левую часть груди.

– Она сказала, что он толкнул ее на комод. А потом она показала мне синяки от его пальцев на левом бицепсе. Когда она показывала мне это, на ее лице было особое выражение. Выражение неповиновения. Выражение гордости.

Грей хотела уронить голову, которая стала тяжелой от воспоминаний о синяках по всему телу. Она вспомнила тот позор, когда медсестры заморозили ее раны и снова сшили окровавленные, рваные части кожи на спине. В такие моменты она никогда не испытывала гордости. Или неповиновения. Никогда. Даже сейчас, когда прошли уже годы.

Чем тут гордиться? Тем, что она выжила? Тараканы могут пережить ядерную войну, но они вряд ли заслуживают оваций.

Рак. Цунами. Крушение самолета. Этого дерьма никто не ожидал, но те люди выжили. Она знала, что Шон – злобный засранец с распущенными руками и камнем вместо сердца. Опасность, опасность, опасность. Она всегда исходила от него, и когда-то давным-давно это возбуждало ее. И это делало ее глупой, она была чертовски глупой. И чтобы не думать о своей глупости, о его жестокости и фетише к насилию, она выпивала. И это происходило постоянно. Она не всегда напивалась в сопли. Далеко не всегда. Но прикладывалась к бутылке постоянно. Все время.

Она не чувствовала подобных искр в отношениях с Ианом О’Доннеллом, хотя не то чтобы она была любителем абьюзивных отношений. И тем не менее… ни единой искры?

– Она просила вас что-нибудь сделать? – спросила Грей у пастора Данлопа. Например, помочь ей найти что-то, что поможет избавиться от Иана О’Доннелла?

– Я спросил ее, рассказала ли она властям? Она сказала, что они никогда не поверят ей на слово, что они встанут на сторону доктора. Она также не хотела запретительного судебного приказа – мы все знаем, что такой документ и полиция лишь могут усугубить проблему.

– И?

– И я молился с ней, просил Господа защитить ее. Я хотел помочь больше, но она перестала приходить в церковь в конце мая, а Ти перестала приходить около двух недель назад.

Дрожащей рукой пастор Данлоп прикрыл лицо, и его добрые глаза наполнились слезами.

Грей коснулась его руки.

– Она в порядке. Я переписывалась с ней. Я думаю, она ушла, чтобы избежать худшего. Я тоже надеюсь на лучшее. Вы продолжаете молиться. Вы сохраняете веру.

Потому что некоторые женщины выжили. Некоторым женщинам удалось сбежать. Да, они выжили. И несмотря на отрицание Грей, несмотря на ее нежелание считать себя таковой, она была одной из них, она была выжившей.

Глава 20

Было уже почти одиннадцать, а ресторан «Дулана» еще не открылся. Поэтому Грей вернулась к своей «Камри» и к Олете Адамс, уговаривая ее поехать.

Вернувшись в квартиру Изабель, у бордюров все еще стояли полные мусорные баки, а черный «Шеви Малибу» последней модели был припаркован там, где вчера припарковала ее Грей. Единственное доступное место было около кондоминиума, напротив потрепанного «СААБа» с номерами Аризоны.

Кевин Томпкинс, хороший солдат, вышел через ворота. Сегодня на нем были синие джинсы и масляно-желтая футболка поло. Он оглядел Дон-Лоренцо-драйв и побежал к серому внедорожнику «Хонда», припаркованному за черным «Шеви». Он открыл багажник, вытащил сумку «Таргет» и пошел дальше по кварталу. Он остановился у трех мусорных баков перед очередным домом, где закончилась застройка. Он снова осторожно оглядел улицу, затем открыл крышку среднего мусорного ведра и затолкал сумку глубоко в контейнер.

С невозмутимым видом Кевин Томпкинс зашагал обратно к входным воротам, которые были общими с Изабель Линкольн и его матерью.

– Что же в сумке? – вслух задумалась Грей.

Кровь текла по ее венам, словно газировка. Это не имело отношения к делу Изабель Линкольн, но кому не нравятся загадочные тайны? Она всегда была любопытной девочкой, черной Нэнси Дрю. Может быть, не задающей постоянно вопрос «почему?», но всегда удивляющейся, относившейся ко всему с подозрением, всегда жадной до открытий… Например, «открытий», из серии что мама Твайла и тетя Шарлин были вместе в романтическом смысле этого слова: целовались и обнимались, когда думали, что никого нет рядом. Ей было всегда интересно, почему ее бросили двое людей, которые ее и «создали». Она была подозрительной к каждому человеку, которого она когда-либо встречала, включая Ника, включая ее саму, включая Фэй и Виктора, которые наконец удочерили ее и спасли от системы.

Что же в этой чертовой сумке?

Ее любопытство вынуждало разгадывать эту загадку. Но потом она услышала худший звук в мире. Звук, который возвещал о начале конца, как только вам нужно было что-то вытащить из мусорного ведра, которое вот-вот будет опорожнено. Это звук, который она услышала через несколько кварталов позади себя, взглянув в зеркало заднего вида, она убедилась в своих опасениях: бело-голубой мусоровоз спускается с холма.

Кевин Томпкинс улыбнулся, когда грузовик медленно двинулся по Дон-Лоренцо-драйв.

Что, черт возьми, он выбросил в мусорный бак?

Что бы это ни было, ему нужно, чтобы это исчезло. И теперь он стоял перед входными воротами, ожидая, когда мусоровоз заберет это.

У мусоровоза было еще две остановки, и он завыл, когда его металлический коготь поднял мусорное ведро с обочины.

В сумке не может быть ничего хорошего. Иначе зачем он ждет этот мусоровоз?

Пистолет? Окровавленный нож? Мышьяк? Поддельные долларовые купюры?

Ворота открылись. Миссис Томпкинс в розово-фиолетовом домашнем халате с цветочным рисунком сказала:

– Кевин, если ты не собираешься этого делать…

– Мама, – рявкнул он, отворачиваясь от мусоровоза. – Я сказал тебе…

– И я сказала тебе, – ответила она, погрозив ему пальцем.

– Он сломан, и я скучаю по своему сериалу, потому что ты не хочешь прекращать то, что делаешь.

– Можно отстать от меня на пять минут? Всего пять минут?

Он снова взглянул на мусоровоз.

Тот не двигался. Мусорщики трепались со стариком в комбинезоне.

– Ты ведешь себя как засранец, – пригрозила старушка. – Точно так же, как твой папаша.

Кевин Томпкинс не сдвинулся с места.

– Мальчик, не заставляй меня просить тебя снова.

– Мама.

Он бросил еще один взгляд в сторону грузовика – грузовик снова завели. Отлично.

Он зашел обратно через ворота.

Грей видела, как солдат на секунду помедлил у двери. Мусоровоз был в конце квартала.

Входная дверь миссис Томпкинс захлопнулась. Кевин вошел внутрь.

Грей открыла дверь и прошмыгнула наружу на тротуар. Она выглянула из-за багажника своей машины.

Кевина и его матери на улице уже не было, но починить телевизор – дело недолгое.

Пригнувшись, Грей перебежала от «СААБа» к «Тойоте», от «Вольво» к «Плимуту». Было жарко – около 32 градусов, но отнюдь не нервные перебежки от машины к машине были виноваты в том, что она вся взмокла.

Мусоровоз стоял так близко, что она могла ощущать весь спектр ароматов, исходивших от него. Грузовик подъехал как раз в тот момент, когда Грей углубилась в средний бак для мусора.

– Дай угадаю, – сказал мусорщик, – выбросила что-то по ошибке?

Грей покраснела:

– Дочка пакет выбросила, в котором… – в этот момент она, морщась дотронулась до ручки среднего бака и углубилась в него, чтобы найти искомый пакет.

Покачиваясь от запахов, она отступила от бака, когда машина подхватила его своим железным когтем. В пакете что-то елозило. Что же это? Какие-то бумаги? Журналы? Что бы там ни было, теперь это ее по праву – таков закон. Она не хотела возвращаться к машине, не хотела, что бы Кевин увидел ее с этим пакетом. На подкашивающихся ногах она прошла квартал и завернула за угол.

Ей нужно было вымыть руки и осмотреть пакет.

Двоякие мысли роились в ее голове, когда она наткнулась на маленький парк, один из тех зеленых оазисов в городе, где часто зависают старшеклассники, пожилые люди занимаются гимнастикой, а молодые мамочки занимают своих детей звонко лопающимися мыльными пузырями. Все это промелькнуло перед ее глазами, пока она садилась на скамейку. Она глубоко вздохнула и открыла пакет.

На первый взгляд она ничего особенного не заметила. И тем не менее Кевин охранял этот пакет так, будто там лежала последняя здоровая почка в мире, полном умирающих диабетиков.

При более внимательном рассмотрении она обнаружила: две пары шелковых трусов, тюбик лавандово-эвкалиптового лосьона, черная резинка для волос. Еще там лежали вырванные из тетрадки на пружинке листы, все исписанные синей ручкой.

Ты прекрасна и у тебя прекрасная душа. Я люблю тебя. Это довольно жутко слышать от кого-то, кого ты едва знаешь, но я не могу перестать думать об этом.

О чем думать? Автор оставил неоконченной фразу и бросил мысль. Вторая записка была написана зелеными чернилами:

Изабель, почему ты не отвечаешь на мои письма????

Третья записка, печатным шрифтом, черные чернила:

Дорогая Изабель, время поджимает. Твое молчание причиняет мне невероятную боль. Я готов умереть за тебя, и это не пустые слова. Если ты будешь и дальше игнорировать меня, я не знаю, что я с собой сделаю. Или с тобой.

Искренне твой К.

Руки Грей дрожали, дыхание замерло. Солнце светило ослепительно ярко, молодые мамочки превратились в призраков, а медленно шагающие старшеклассницы в плывущие по воздуху облака.

Неужели Кевин Томпкинс преследует Изабель?

Это ее шелковые трусы?

Что еще важнее, так это то, как они расстались, когда виделись в последний раз. Изабель вся дрожала и на подкашивающихся ногах она поплелась к Дон-Лоренцо-драйв.

«Хонда» Кевина Томпкинса исчезла – вероятно, он уехал в надежде на то, что его жуткий тайник уже на пути на свалку, где навсегда затеряется среди другого мусора. Впрочем, он знал далеко не все.

Кое-кто все-таки нашел этот тайник, и его проблемы на этом далеко не заканчиваются.

Глава 21

День был полон тревожных сюрпризов – сообщение от Шона, потом еще тревожные сюрпризы с первого по шестой, а ведь еще и 12 часов нет. Вот о чем думала Грей, когда возвращалась к дому Изабель Линкольн? Что да и когда? Да и кто, черт возьми…

Какой-то белый парень стучал в дверь Изабель своим здоровым кулаком, в то время как его второй кулак висел в районе пояса, напоминая собой кусок жареного окорока. Своей фигурой он походил на английского бульдога, которого запихнули в плохо сидящий на нем синий костюм. Он выглядел влажным и липким, и пахнет от него, должно быть, пивом и бананами.

Грей проскользнула мимо ворот, аккуратно прошла квартал и заскочила в «Камри».

Если бульдог вышел не из ворот для охраны, значит, его кто-то впустил, но кто?

Если же он уехал, то зачем в первую очередь приезжать сюда?

Она положила сумку на переднее пассажирское сиденье, затем проверила заряд телефона – 80 процентов. Она направила объектив камеры на ворота, убедившись, что на этот раз она нажала на красную кнопку записи. Она проговорила дату, время и все, что она видела до этого в этот день. После она стала молча ждать, какие бульдог предпримет дальнейшие действия.

К счастью, долго ждать не пришлось. Мужчина вышел из ворот, прижимая телефон к уху. Он перешел улицу и сел в черный «Шевроле Малибу». Все это время он продолжал разговаривать по телефону. Он завел двигатель, однако уезжать пока не стал.

Грей записала номер его автомобиля и позвонила Клариссе.

– Эй, – раздался голос молодой девушки, – я почти нашла номер Омара…

– Отлично, я тут веду наблюдение, и мне нужно, чтобы ты пробила один номер прямо сейчас.

Через несколько секунд последовал ответ – «Шевроле Малибу», 2008 года выпуска, зарегистрирован на… Стюарта Ардиццоне.

– Ты можешь прошерстить это имя?

– Прошерстить где?

– Не знаю, в любой базе, которая что-то да выдаст.

– Хм…

– Короче, выбирай сама, я подъеду к офису через пару часов.

– О! Заказать столик в том французским ресторане? Бардо Брассери, который в «Арии». Можем сходить туда на мой девичник.

– Звучит заманчиво, надо сходить. Скоро увидимся.

«Шевроле» развернулся прямо поперек Дон-Лоренцо-драйв и промчался мимо «Камри» Грей. На нее он не обратил никакого внимания.

А вот ей удалось разглядеть его получше – неудачный прикус, ухо, больше похожее на завязь цветной капусты, которое выглядело не менее мускулистым, чем его руки. С таким ухом он мог бы быть полицейским или боксером. Возможно, это и не был Стюарт Ардиццоне, может, он просто сидел за рулем его «Шевроле». Но кем бы он ни был, он явно не знал, что Изабель Линкольн не заходила и не выходила из своей квартиры с 27 мая.

Мне поехать за ним, или… Грей сидела, вцепившись в руль обеими руками, не зная, что ей делать дальше. У нее был план, но в него вмешался этот Бульдог… Больше минуты она сидела и думала. И вопрос о том, следовать ли за ним, отпал сам собой – он уже давно скрылся из виду.

Миссис Томпкинс совсем не понравился тот человек. Старушка вышла на дорогу, как только Грей закрыла ворота.

– Вы видели того парня, который только что ушел? – спросила она.

Миссис Томпкинс кивнула.

– Он так стучал, словно мертвого разбудить пытался.

– Она никогда не стала бы тусить с таким парнем. Вы видели его тут раньше?

– Один раз, где-то в последних числах июня. И мне он и тогда не понравился, да и сейчас он лучше не стал.

– А вы не видели, чтоб кто-то еще подозрительный приходил?

– Хм, – старушка почесала свой подбородок, – еще была девушка с пурпурными косичками, она иногда гостила у Изабель.

У Ноэль Лоуренс были фиолетовые волосы.

– Она позвонила в мою дверь, после того как не смогла зайти к Изабель. Но я не открываю свою дверь всяким сумасшедшим, еще и с этими железяками в носу и на губах и этими всеми татуировками… – Миссис Томпкинс нахмурилась, – кто знает, может она меня зарезать хотела. Ну уж нет.

Должно быть Ноэль хотела забрать почту, которую миссис Томпкинс хранила для Изабель.

Старушка покачала головой.

– Я вот что не понимаю, как Изабель могла жить в доме Гарднеров? Они ведь ссорились часто, и в итоге Изабель выгнала ее.

– Когда в последний раз приходила девушка с пурпурными волосами?

– Где-то через неделю или две после отъезда Изабель. Выглядела она все так же сумасшедше.

– А еще кто-нибудь приходил?

– Ну я ж говорила тебе уже о другом мужчине. Здоровый такой, темнокожий, болван неотесанный. Он-то знал, что лучше не стучать в мою дверь. – Она облизнула зубы. – И все эти проходимцы появляются тут ни с того ни с сего.

– А когда это было? Когда приходил этот темнокожий здоровяк?

– Через неделю после девки с пурпурными волосами.

Неужели это был головорез от Ноэль?

– Кто-нибудь еще?

– Не, я стараюсь не лезть в чужие дела.

Грей виновато улыбнулась.

– Мне очень неудобно вас просить, но не могли бы вы впустить меня. Я только…

– Конечно, Майя. – Она сунула руку в карман, вытащила оттуда две таблетки от кашля, аккуратно сложенный носовой платок и розовую ленточку, на которой висели три ключа. – Только вернуть не забудь потом. Тут один ключ от почтового ящика, второй от двери, а третий… Не знаю, для чего третий. В любом случае не потеряй их. Мне бы не хотелось, чтобы она думала, что не может доверять мне. Ой, пока не забыла.

Старушка заторопилась вглубь своей квартиры.

Грей осталась стоять в дверях.

По телевизору с оглушительной громкостью крутили ток-шоу.

Миссис Томпкинс нажала на кнопку отключения звука на пульте.

– Кевин только что починил его мне, вот буквально перед твоим приходом, так что я не хочу выключать его. Он у меня хороший сын.

Хороший сын и извращенец.

– Это очень мило с его стороны. Он заходит к вам, когда бывает в городе?

Миссис Томпкинс рылась в ящике буфета.

– О, сейчас он нигде не работает. Но я этому даже рада, он может заботиться обо мне, как сын и должен заботиться о матери. Его бывшие жены никогда этого не понимали. Но он-то знает – мама всегда на первом месте. Вот какой славный мальчик. Где же это? Должно быть где-то здесь…

Славные ребята. Парень, который и мухи не обидит, которых всегда неправильно понимают, которые влюбляются в распутных девок, которым от них нужны только деньги и которые ставят под сомнение их мужское начало. Славные парни, вроде Иана О’Доннела, которые просто оказались не в том месте, не в то время и вуаля. Эта Изабель заставила его ударить себя, заставила украсть или даже убить…

Так думала мама Шона. В ее глазах он не мог ошибаться. Синяки это из-за тонкой кожи, порезаться, где угодно можно, а угрозы это просто слова. Не будь такой чувствительной. У тебя хорошая машина, хороший дом, а он приходит по ночам домой. Тебе даже не нужно работать. Не звони больше с этой ерундой.

Так было и с миссис Томпкинс и ее замечательным мальчиком Кевином.

– Мы им никогда не нравились, – фыркнула старушка, – я про бывших его. Джесмин, его первая жена, была просто ужасной, ужасной женщиной, еще и пила. Вторая, как бишь ее… Кэлли, Кэлси… Она работала и всегда прикрывалась этим: «Я работаю, Кевин, я устала». Паршивкой она была, вот что. Она перестала общаться со мной и Арни, когда он еще был жив. А меня это вполне устраивало. – Она подтянула подбородок и вздернула нижнюю губу.

– Значит, Кевин теперь холост? – спросила Грей.

Старая леди отвлеклась от копаний в комоде и ухмыльнулась:

– С какой целью интересуетесь?

Грей пожала плечами, изображая застенчивость.

– Ты на них совсем не похожа. Видишь ли, Джесмин была с ним только из-за его военных льгот. А другая все время ворчала, потому что он не получил повышение. Она не оставила ему ни единого шанса, так еще и ревновала ко мне.

– Иззи несколько раз упоминала Кевина.

Миссис Томпкинс отмахнулась.

– Мне нравится Изабель, она его постоянно подстегивала. – Она выложила конверты на буфет. – Она улыбалась ему, даже я видела это. А потом говорила: нет, это я не хочу, это я не буду. Если б он ей цветы отправил, то она бы их мне вернула и сказала, что это все, конечно, очень мило, но ей бы не хотелось вводить его в заблуждение. На следующий день она ему снова улыбалась, а потом опять отказывала. А ведь он просто хотел позвать ее на ужин.

– А может, это Кевин ошибся? – спросила Грей. – И ее улыбка не более чем просто вежливость.

Старуха сердито оглядела ее.

Что это еще за мысль такая? На свидании мужчина беспокоится, что женщина откажет ему, а женщина о том, что ее убьют?

Грей была вежлива с мужчинами, которые, наверное, думали, что ее улыбка означает «сделаю минет». Мужчины кидали бутылки в ее сторону за то, что она не реагировала на их освистывания. Или же подсыпали ей кетамин в коктейль, когда она отвечала: «Нет, спасибо», и отворачивалась от них. Они все время вытягивали из нее улыбку, а если она не улыбалась, то они называли ее стервой.

– Иногда мужчины просто не понимают, – сказала Грей, и от этих слов ее затошнило. – К сожалению, они попадают в такие ситуации из-за недопонимания.

Старушка взглянула на безмолвно работающий телевизор.

– Эта девушка отказалась бы от своих обвинений, но только если бы он дал ей немного денег. Они встретились в Вашингтоне. Он не хотел ей зла. Все это было недоразумением.

– Вот видишь, он был в ее квартире. И вообще, что за девушка живет одна? В любом случае он был у нее и, по ее словам, он пытался украсть что-то, какие-то личные вещи. Но мне Кевин сказал, что он раньше уже там останавливался на ночь и что он оставил кое-что из своей одежды там, ее-то он и искал.

Грей еле сдерживалась, чтоб не закричать. Твой сын лжец! Гребаный сталкер! Вор белья!

– Я, кажется, понимаю, почему могло возникнуть недопонимание.

– Все, что ей нужно было – это деньги.

– И какую сумму она хотела получить?

– Около шести тысяч.

Миссис Томпкинс вернулась в прихожую.

– А, вот же он.

Она дошла до двери и сняла с ручки пакет с почтой.

– Раз уж ты тут, давай я отдам тебе.

И она протянула пакет с письмами.

– Просмотри там все и отсортируй. Я забирала ее почту с тех пор, как она уехала.

– Сегодня этим займусь, Иззи писала мне утром. Она задерживается и вернется только в воскресенье или около того. Сегодня у нее день рождения, и мы все немного удивлены столь спешным отъездом.

Миссис Томпкинс нахмурилась и плюхнулась в кресло.

– Ох, Кевин не очень обрадуется, когда узнает об этом. Он очень ждал встречи с ней. – Она ненадолго замолчала. – Вы сегодня не собираетесь в торговый центр «Фокс-Хиллз»?

– Может быть.

– Не могла бы ты передать ему обед. Я забыла. Он работает в отделе кадров, рядом с фуд-кортом. Я бы и сама съездила, но мое бедро… – Она поморщилась и потерла левый бок. – Мне, наверное, лучше не садиться за руль.

– Все, что угодно, только бы вам было полегче. Вы мне так помогли… В нашем последнем разговоре с Иззи мы как-то вспомнили про Мориса, она так плакала. А я так и не узнала, почему он умер, его отравили?

Миссис Томпкинс вздохнула.

– Мне тяжко на душе от этого. У нас были проблемы с грызунами, и я сказала Кевину, чтоб он немного потравил их. А потом там каким-то образом Морис оказался. – Она сжимала в кулаке свой домашний халат. – Я пособолезновала Изабель, даже денег ей дала, целых две тысячи, хотя он и не был каким-то породистым. Просто старый рыжий кот. Но я чувствовала себя просто ужасно.

Так… Ну в конце концов, Иан О’Доннелл не убивал кота. Но Изабель была уверена, что это он его отравил. Но зачем? Чтобы он выглядел в моих глазах хуже, чем он есть на самом деле?

– Знаешь, что еще я тебе дам? – Миссис Томпкинс прошаркала на кухню и вытащила из-под магнита на холодильнике конверт. – Друг – полагаю, ты – должна была еще в июне забрать его. А он висит тут у меня, и никто про него даже и не спрашивает. Я не хотела класть его в сумку с другой почтой. Я думаю, там внутри денежный чек.

Грей осмотрела конверт.

– Страховые услуги JCI, – и сказала: – Наверное, нужно позвонить туда, чтобы получить его.

– Наверное. Я не особо слежу за доходами. Просто проследи, чтоб она получила их.

– О, не сомневайтесь, я расскажу ей. И тогда мы наверняка встретимся. Деньги всегда доставали людей из темных глубоких мест.