Текст книги "Сталь и Золото. Книга 2. Смерть и Солнце. Том 1"

В тот раз дан-Энрикс и парень, которого он назвал «Дарнторном», разошлись, не сказав друг другу ни слова, и Линар, последовавший за южанином, не осмелился расспрашивать, кто это был и в чем причина их взаимной неприязни. Если с сэром Иремом все было совершенно ясно – тот едва терпел присутствие Линара и уж точно не желал бы, чтобы тот все время путался у него под ногами, то Рикс как будто не имел ничего против того, что Лар повсюду следует за ним. И, тем не менее, Линар боялся лишний раз привлечь к себе его внимание, чтобы южанин, спохватившись, не прогнал его. Сейчас он запоздало пожалел, что не спросил дан-Энрикса о том, кто такой этот Дарнторн. Было очевидно, что темноволосый сшиб его на землю не только от скуки, но и потому, что видел его в обществе оруженосца коадъютора. Еще очевиднее было то, что Дарнторн с куда большим удовольствием проделал бы такую шутку с самим Риксом.

Руки у островитянина горели от вдавившихся в ладони камешков. Лар поднялся на ноги и выпалил:

– По-островному «эсвирт» – значит «раб». А я больше не раб!..

Голос постыдно дрогнул. На секунду его объяснение как будто привело мальчишек в замешательство, но потом они засмеялись.

– Сопли подбери, – велел один из спутников Дарнторна, подходя поближе. – И катись отсюда – нечего шататься у шатров. А то еще сопрешь что-нибудь.

Лар покраснел от незаслуженного унижения и от мучительного осознания собственного бессилия. Но не успел он выдумать какой-нибудь ответ – и, вероятно, получить по шее уже по-настоящему – как из-за ближайшего шатра вышел «дан-Энрикс». Заметив Линара, он ускорил шаг и через несколько секунд остановился рядом. Друг Дарнторна, посоветовавший Лару убираться, сплюнул себе под ноги, чуть не попав на сапоги «дан-Энрикса». Южанина он явно недолюбливал еще сильнее, чем его приятель. Несколько секунд все трое молча мерили друг друга недоброжелательными взглядами.

– Слушай, Льюберт, тебе что, заняться больше нечем?.. – грубо спросил Рикс, привычным жестом сунув пальцы рук за пояс. – Когда тебе в следующий раз захочется к кому-нибудь цепляться, подбери себе противника по росту.

Льюберт презрительно сощурился.

– А я все думал – где же наш герой, защитник слабых и обиженных, – сказал он своему приятелю, проигнорировав слова «дан-Энрикса». Скучающие интонации наверняка были поддельными; Лар мог поклясться, что заметил в глазах Льюбета азартный огонек. Но, не считая этого, Дарнторн ничем не выдал, с какой радостью он предвкушает ссору. Создавалось впечатление, что эта ленивая, надменная небрежность была у него в крови. Лар еще никогда не видел настоящего аристократа ближе, чем за добрых сто шагов, но сейчас смутно чувствовал, что Дарнторн сродни вельможам, чьи роскошные кортежи изредка можно было увидеть на широких улицах Росанны. – Я смотрю, тебе еще не надоело корчить из себя странствующего рыцаря?..

Линар поежился. Вводные фразы, заменяющие в таких случаях приветствия, были произнесены. Линар часто видел подобное на Филисе, когда компании мальчишек из разных кварталов сталкивались на углу двух улиц и принимались всячески насмешничать, накручивая себя перед предстоящей дракой. Самого Линара никто в таких случаях не замечал – он мог спокойно пройти мимо двух враждующих мальчишеских ватаг, и ни один не посмотрел бы ему вслед. Другое дело, что ему, рабу, любой из них мог при случайной встрече безнаказанно подставить ногу (как сегодня), а то и расквасить нос. Он был слугой, и у него не было своего квартала и друзей, обязанных вступаться за него перед другими. В сущности, нанесение ущерба чужой собственности, каковой являлся Лар, могло повлечь за собой претензии от его господина или его управляющего, но сам хозяин вряд ли помнил о существовании Линара, а у Дарсия обыкновенно не было ни времени, ни, уж тем более, желания выяснять, почему Лар вернулся с рынка в испачканной одежде и с подбитым глазом. Так что все подобные истории кончались тем, что Лара лупили еще и в хозяйском доме. В результате он довольно скоро научился избегать любого столкновения с ребятами из города, а заодно приобрел полезный навык отличать среди мальчишек наиболее воинственно настроенных. Судя по манерам Льюберта Дарнторна, молодой аристократ намерен был, во что бы то ни стало, довести ссору до конца.

Сердце Линара сжалось. Если будет драка, то «дан-Энриксу», который сейчас был один против двоих, наверняка не поздоровится. Лар понимал, что от него самого проку будет не много, и горько жалел о той минуте, когда вообще решился выйти из шатра.

А вот «дан-Энрикс» будто не осознавал их положения.

– Пошли отсюда, – коротко велел он Лару, словно энонийцу даже в голову не приходило, что уйти им не дадут. Эта необъяснимая самоуверенность «дан-Энрикса» порой почти пугала Лара. Вот и на сей раз Рикс прошел мимо Льюберта так близко, что чуть не задел его плечом, однако, к удивлению Линара, тот не сделал ни одного движения, чтобы остановить южанина. Даже слегка посторонился, чтобы дать ему пройти.

Лар ничего не понял, кроме главного: каким-то чудом ссору удалось замять. Придя в себя и догадавшись, наконец, захлопнуть удивленно приоткрытый рот, он поспешил за Риксом.

– С чего тебе вдруг в голову взбрело бродить по лагерю? – мрачно осведомился тот, когда они немного отошли. – А главное, какие фэйры тебя понесли к шатру Дарнторна?..

Лар виновато заморгал. Он сам не знал, что отвечать. В действительности ему просто захотелось наконец-то ощутить себя свободным человеком – тем, кто может однажды утром взять и пойти туда, куда ему захочется, ни у кого не спрашивая позволения. Отчасти в этом был виноват сам «дан-Энрикс». Наблюдая за ним две последние недели, Лар проникся непоколебимым убеждением, что энониец никого и ничего на свете не боится. Достаточно было вспомнить, как он спорил с коадъютором в тот самый день, когда привел Линара на корабль. У самого Лара при одном лишь взгляде в льдисто-серые глаза рыцаря язык мгновенно прилип к нёбу, а взгляд уткнулся в собственные грязные босые ноги. Оставалось совершенно непонятным, как южанину удается так уверенно держаться в разговоре с рыцарем, да еще и смотреть прямо на сюзерена дерзкими зеленоватыми глазами. Даже о войне с такийцами «дан-Энрикс» говорил с азартом, будто совершенно не боялся умереть. Линара это повергало в суеверный ужас.

– Я же не знал… – пробормотал он.

– Ну, так запомни и держись подальше от всех мест, где кто-то носит такой знак, – Крикс дернул головой в сторону черно-белого штандарта с поднявшимся на дыбы единорогом. – Это герб Бейнора Аракса Дарнторна. Он – один из лордов, возглавляющих поход, – пояснил Рикс с едва заметным отвращением. – С его племянником ты уже познакомился. А парень с лошадиным лицом и каштановыми волосами – это Грейд Декарр. Он всегда вертится где-нибудь рядом с Дарнторном… у нас в Лаконе говорят, что, когда Льюберт скалит зубы, Грейд кусается. По сути, верно. Если не желаешь неприятностей, держись от этой парочки как можно дальше. И от остальных, кого хоть раз увидишь с Льюбертом. Я слышал, что лорд Бейнор притащил сюда всю троицу. Племянничка – чтобы Льюс заработал себе рыцарские шпоры, а Декарра с Тинто – чтобы те прислуживали ему в качестве пажей.

Линар кивнул, хотя не понял больше половины.

Отпущенная лордом четверть часа давно истекла, и Крикс немного пожалел, что пропустил начало военного совета. Когда энониец проскользнул внутрь шатра, оставив Лара ждать снаружи, коадъютор говорил:

– …Дан-Хавенрейм рассчитывает, что мы или попадем в их клещи, или должны будем отступить обратно к морю. Полагаю, мы поступим прямо противоположным образом. Вы, монсеньор Кейр, встанете с вашим отрядом в дельте Ины, чтобы задержать Бешеного принца с его шеддерами на болотах. Ну, а мы сейчас же снимем лагерь и начнем двухдневный марш-бросок к Сокате. Если повезет, мы будем у Раш Лехта раньше, чем шпионы Хавенрейма донесут ему о нашем приближении, и он подставит нам незащищенный фланг. Но даже если нет, то айшериты обязательно запаникуют, полагая, что мы продвигаемся к Тронхейму. Мы станем держаться к северо-востоку от Тинхэл Окрос или, как ее здесь называют, Бронзовой гряды, чтобы до последнего сохранить видимость того, что мы намерены дать генеральное сражение, а сами уклонимся от прямого столкновения и вместо этого займем Сокату.

Отведя взгляд от Ирема, Крикс посмотрел на остальных участников совета. Некоторые из них, казалось, слушали речь коадъютора вполуха. На лице Бейнора Дарнторна застыло выражение вежливой скуки. Несмотря на то, что представители старой аристократии сейчас поддерживали Императора, истинного единодушия между вчерашними мятежниками и фамилиями, всегда остававшимися верными дан-Энриксам, не наблюдалось. Бейнор Аракс Дарнторн, как обычно, вел свою игру, смысл которой был вполне понятен даже Криксу. Спорить с сэром Иремом Дарнторн не станет ни при каких обстоятельствах. Во-первых, потому, что в тактике глава Совета разбирался скверно, а в Каларии и вовсе был впервые, так что ничего не знал о здешней местности, а во-вторых – и в-главных – потому, что любой промах Ирема был выгоден той партии, к которой принадлежал сам Дарнторн. Если коадъютора постигнет неудача, то лорд Бейнор всегда сможет заявить, что с самого начала относился к планам каларийца с крайним скептицизмом. Причем никто из тех, кто был сегодня на совете и мог видеть выражение его лица, не сможет что-то возразить на это заявление. Крикс с раздражением подумал, что искусством корчить такие многозначительные рожи и сам Бейнор, и его племянничек владели в совершенстве. Замечательно удобный навык – для того, кто хочет ни за что не отвечать, но оставаться в выгоде при любом повороте дела.

Расположившийся рядом с Дарнторном лорд Эльтейн Лан-Дарен, относившийся к «имперской» партии, напротив, слушал коадъютора очень внимательно, но, несомненно, слабо вдумывался в то, о чем он говорит, заранее сочувствуя любым идеям рыцаря и одобряя скопом его настоящие и будущие планы. В своем роде это было даже хуже, чем скептичная полуулыбка на губах его соседа. Лорды из имперской партии, казалось, с нетерпением ждали момента, когда можно будет выслушать, что скажет коадъютор, дружно согласиться с ним и разойтись. Крикс запоздало понял, что имел в виду лорд Ирем, говоря о тех, кто смотрит на войну как на какую-то особенную разновидность рыцарских турниров и знать не желает ничего другого. Было очень странно убедиться, что принятие решений, несмотря на видимость всеобщего согласия, всей тяжестью ложится на плечи одного-единственного человека.

Выскользнув из шатра, Крикс обнаружил, что Линар все это время переминался с ноги на ногу у входа, явно разрываясь между чисто мальчишеским любопытством и боязнью, что кто-нибудь из собравшихся в шатре поймает его за подслушиванием. Южанин потянул Линара за рукав.

– Пойдем. Там не на что смотреть. Сейчас все просто разойдутся.

– Как, уже?.. – лицо Линара вытянулось. Крикс пожал плечами и подумал: толку-то от этого «совета»? Кончился – и фэйры с ним. Теперь, по крайней мере, лагерь будет свернут, а войска готовы к выступлению к намеченному сроку.

* * *

Мелкая пыль набилась в рот и оседала в горле, не давая сделать вдох. Легкие у «дан-Энрикса» горели. Когда, мечтая о войне, Крикс представлял себе стремительную конную атаку, он не думал, что это окажется так шумно и так пыльно.

Их отряд перехватил не ожидавших нападения такийцев в самом узком месте Заячьего лога. Растянувшееся по долине войско даже не успело толком перестроиться для боя. Но и для самого Рикса, с самого начала знавшего о планах сэра Ирема, события на сей раз развивались слишком уж стремительно. Мгновение назад он еще видел впереди плащи имперских рыцарей и спрашивал себя, как поведет себя во время боя беспокойный Фэйро, а потом все вокруг пришло в движение, и думать стало некогда. Мчавшиеся в атаку всадники что-то кричали, но понять, был это каларийский боевой пеан или просто многоголосый рев, «дан-Энрикс» никогда бы не сумел. Кипучая смесь ярости, восторга и пронзительного ощущения опасности буквально разрывала энонийца изнутри, и он до хрипоты кричал вместе со всеми остальными.

Это была единственная подлинная жизнь, в сравнении с которой все, что не было войной, казалась пресным, как разбавленное на три четверти вино.

Бледное солнце хлынуло в просвет низко висящих облаков, ударив по глазам, и энониец пропустил момент, когда первая линия имперцев, ощетинившаяся длинными копьями, врезалась в ряды такийских всадников. Чудовищный шум этого столкновения был слышен даже через толстый стеганый подшлемник и тяжелый шлем, из-за которого «дан-Энрикс» чувствовал себя почти глухим.

А потом Крикс увидел мчавшегося прямо на него такийского копейщика с подвешенным через плечо щитом. Это было похоже на турнир – если забыть, что острие копья на этот раз заканчивалось не плавно скругленной деревяшкой, а трехгранным стальным жалом. Как во сне, оруженосец коадъютора увидел узкоскулое чернобородое лицо и темные глаза в подглазьях шлема. Никто и никогда не смотрел на лаконца так, как этот человек. Даже Галахос. Даже Гирс, чуть не прикончивший его когда-то в тупике за Вдовьей долей.

Крикс отбил краем щита удар чернобородого, позволил Фэйро до предела сократить разделявшее их расстояние и ткнул такийца острием меча под подбородок. Закрывающая шею копьеносца кожаная бармица вполне могла бы уберечь такийца от шальной стрелы, но острие меча прошло через нее, как гвоздь сквозь масло.

Их отряд успел заметно потеснить такийских всадников, когда что-то внезапно ударило Рикса под ключицу, чуть левее правого плеча. Мир исполнил пьяное акробатического сальто, и перед глазами Рикса оказалось пасмурное небо. Энониец запоздало понял, что упал с коня. Когда он попытался приподняться, боль волной ударила в плечо и растеклась по шее, ребрам и руке до самых пальцев. Крикс скосил глаза и сразу же увидел торчавшее между пластинками на его нагруднике древко с коротким жестким оперением. Неоднократно слышавший о том, как раненые воины вытаскивали стрелы прямо в гуще боя, чтобы продолжать сражаться, Крикс ухватился за древко второй рукой, рванул… и чуть не прокусил себе губу от тошнотворно-сильной вспышки боли, от которой у него мгновенно онемели пальцы, а перед глазами вспыхнули багровые круги.

Мгновение спустя кто-то неловко, но довольно бережно приподнял его голову, и Крикс увидел над собой лицо Линара – непривычно бледное, с решительно закушенной губой. В широко распахнутых карих глазах островитянина плескался такой ужас, словно он боялся, что оруженосец коадъютора вот-вот испустит дух. «Дан-Энрикс» открыл было рот, намереваясь объяснить, что от подобных ран не умирают – и только тогда подумал, что Линару вообще-то полагалось находиться в дальнем арьергарде вместе с фуражирами и остальной прислугой.

…Сам Линар в эту минуту чувствовал себя блохой во время схватки двух дворовых псов. Он с наслаждением отдал бы все на свете за возможность снова оказаться дома и скоблить застывший жир в каком-нибудь котле, мечтая завоевывать себе свободу и испытывать лишения и трудности когда-нибудь потом. В далеком неопределенном будущем… Опасности и испытания – милое дело, когда подвергаешься им только в собственном воображении и не рискуешь в самом деле свернуть себе шею. Но когда тебя почти физически мутит от страха, а вокруг мелькают люди, кони и разрытая копытами земля, все начинает выглядеть совсем иначе и больше всего напоминает страшный сон.

Возможно, это все и было сном… только во сне он в самом деле мог решиться сделать то, что сделал. Когда он нырнул под брюхо Фэйро, который черным гранитным монументом возвышался над своим упавшим всадником, и смог чуть ли не на карачках подползти к «дан-Энриксу», по спине Лара ручьем лил холодный липкий пот.

«Убьют. Меня сейчас убьют, – на разные лады стучало в голове островитянина. – Или случайно рубанут мечом, или затопчут лошадьми. И, в любом случае, мгновение спустя уже и думать обо мне забудут».

Лар напомнил самому себе, что он не для того покинул свое безопасное укрытие и с таким риском добирался до оруженосца коадъютора, чтобы теперь трястись и предаваться жалости к себе.

Нащечные пластины шлема закрывали почти все лицо «дан-Энрикса», и можно было видеть только побелевшие от боли губы и запавшие глаза. Лар завороженно смотрел на вымазанное кровью древко, торчавшее из-под погнутого наплечника южанина. Никогда не видевшему таких ран Линару чудилось, что энониец при смерти, но тот сейчас же опроверг эту догадку, попытавшись приподняться и даже в какой-то мере в этом преуспев.

– Ты?.. – просипел «дан-Энрикс», глядя на Линара недоверчиво, как на какое-то видение. – Что ты тут… тьфу. Неважно. Пошел вон! Тебя же здесь убьют, дурак!

Лар мог бы возразить ему, что, если он попробует сбежать прямо сейчас, его убьют еще быстрее, но во рту у него пересохло, и он только резко мотнул головой. Оруженосец коадъютора разлепил губы для еще какого-то категоричного и бесполезного приказа, но так и не придумал, что сказать, и только заскрипел зубами от бессильного негодования. Лар мужественно выдержал сердитый взгляд южанина – и чуть не подскочил от неожиданности, когда стоявший рядом Фэйро согнул шею и внезапно ткнулся мягким храпом в его влажные от пота волосы.

– Ну ладно, – сдался энониец. – Может, это даже к лучшему, что ты сюда добрался… Наконечник зашел под ключицу, его просто так не выдернешь. А сам я не сумею обломить древко – слишком уж больно. Сделай ты, я потерплю.

Лар побледнел.

– Зачем?..

Губы энонийца сжались в жесткую прямую линию.

– Сражение еще не кончилось.

– Но ты же все равно не можешь драться, – жалобно сказал Линар, уже догадываясь, что «дан-Энрикс» думает совсем иначе.

– Еще как могу! – отрезал он. – Хватит болтать. Возьми мой нож, подпили древко так, чтобы тебе хватило сил его сломать, и действуй.

Крикс тревожно огляделся, будто человек, который что-то ищет. Лар уже хотел спросить, что ему нужно, но южанин обошелся без него. Зубами стащил с руки перчатку, крепко закусил потертую коричневую кожу и кивнул Линару: приступай.

Островитянин потянулся к перевязи Рикса и достал прямой широкий нож. Когда он так бездумно рисковал, чтобы добраться до упавшего «дан-Энрикса», он не рассчитывал, что от него потребуют чего-то в этом роде.

– Я так не могу, – выпалил он, глядя на Крикса. – Я боюсь.

– Угм м-ммм, – отозвался энониец, и Линар едва сдержал истерический смешок, поняв, что это значило «я тоже».

Следующие пару минут запомнились Линару на всю жизнь. Пока бывший эсвирт отчаянно кромсал ножом древко, Рикс все сильнее сжимал зубы, так что под конец у него побелели мышцы вокруг рта.

Сначала Лар пугался и бросал работу, когда энониец начинал мычать от боли. Потом перестал, поняв, что лучшее, что он сейчас способен сделать для «дан-Энрикса» – это сосредоточиться на своем деле и закончить его побыстрее. Пальцы у кусающего губы Лара были перепачканы в крови. Несколько раз он был уверен, что его сию секунду вырвет прямо на южанина, но почему-то ничего подобного так и не произошло. В конце концов, Лар все-таки решился обломить древко, и, к его удивлению, оно поддалось с первой же попытки. Оглядевшись, Лар увидел, что сражение успело откатиться к Заячьему броду, давшему название долине.

Иззелена-бледный энониец выплюнул перчатку и утер со лба испарину.

– Что дальше?.. – обреченно спросил Лар. Умных идей он от южанина уже не ожидал – и оказался прав.

– Подай мне щит, – распорядился Крикс, с трудом поднявшись на ноги.

В походный лазарет не допускали посторонних, но мессеру коадъютору, конечно же, никто не запретил войти. В крестьянском доме, на скорую руку превращенном в госпиталь, лорд Ирем выглядел таким высоким, что, казалось, его голова вот-вот заденет закопченный потолок.

Льюберт Дарнторн подозревал, что его дядю тоже не посмели бы остановить, если бы он надумал навестить племянника. Но лорду Бейнору такая мысль, похоже, просто-напросто не приходила в голову. Оставалось только примириться с этим и с подавленной досадой наблюдать за Пастухом, который занимал лежак напротив. Рикс смотрел на своего сеньора с выражением тревоги и надежды одновременно.

– Мы выступаем завтра?

– Нет, уже сегодня, к ночи. Тебе лучше? – спросил лорд участливо, делая вид, что истинный смысл вопроса ему непонятен, хотя мысли Рикса, с точки зрения Дарнторна, понял бы сейчас даже глухой. У Пастуха, как говорится, все на лбу было написано.

В ответ на заданный ему вопрос южанин встрепенулся.

– Я почти здоров, мессер!

Cветловолосый калариец только усмехнулся углом рта.

– Здоров, конечно. Кстати, тебе очень повезло, что та стрела не зацепила легкое.

– Нет, правда. Вот увидите, я удержусь в седле, когда настанет время ехать, – продолжал настаивать «дан-Энрикс».

– Даже если у тебя это действительно получится – в чем я, говоря по правде, сомневаюсь, – то сейчас ты не проедешь даже четверть стае. Извини, но мы не сможем ждать больных и раненых. Лечись, поменьше двигайся, и через три-четыре дня ты в самом деле встанешь на ноги.

Смотреть, как Пастух унижается ради заведомо невыполнимой цели, было забавно. Но, к несчастью, больше ничего веселого в необходимости в самом начале столь блестяще начатой кампании отстать от войска и остаться вместе с остальными ранеными в вонючем, пахнущем лекарствами и кровью лазарете, не было. Льюберта тошнило от всей здешней обстановки: низких потолков, метавшихся в бреду людей, противно-сладковатого запаха мази, пропитавшей, кажется, не только плотную повязку у него на голове, но даже его собственную кожу. Поселение, в котором они вынуждены были разбить лагерь, было, по мнению Дарнторна, редкостной дырой. Десятка полтора дворов с запуганными, словно мыши, обитателями и неровной покосившейся оградой.

– Встать я и сейчас могу, – упрямо возразил южанин, приподнявшись на локтях и собираясь спустить ноги с лежака. – Вот, посмотрите сами.

Рыцарь перестал посмеиваться и скомандовал:

– Лежать! Я не затем пришел тебя проведать, чтобы объяснять, как следует себя вести, когда из тебя вытащили двадцать гран железа. Будь добр, перестань сходить с ума и успокойся. Что бы ты сейчас ни говорил, ты остаешься здесь.

Пастух откинулся обратно на скамью, застеленную его собственным плащом и заменявшую ему постель. Лицо у него от чрезмерного усилия сделалось белым, как покрашенная известью стена за его изголовьем.

– …А что будет с Линаром? – спросил он, немного отдышавшись. «Это он, наверное, про того сопляка, с которым возился в лагере», – подумал Льюберт.

Рыцарь с деланой небрежностью пожал плечами.

– Он будет меня сопровождать. Должен же кто-то выполнять твои обязанности, пока ты не встанешь на ноги и снова не присоединишься к нам.

Крикс несколько секунд молча смотрел на сюзерена, а потом негромко и как-то убито произнес:

– Спасибо.

– Не за что. А теперь отдыхай, – велел «дан-Энриксу» лорд Ирем, собираясь уходить. Но Крикс опередил его, мрачно сказав:

– Не стоило мне делать все по-своему и выкупать Линара. Получается, я только навязал лишнее дело вам на шею, а у вас и без того забот хватает. Если бы я это понял раньше, я бы…

– Ради Всеблагих, – поморщился сэр Ирем. – Прибереги-ка эту речь до того дня, когда я буду умирать. Тогда, по крайней мере, если ты решишь пообещать, что станешь исполнять мои приказы, будет хоть какой-то шанс не стать клятвопреступником. А Лара я беру с собой не для того, чтобы доставить тебе удовольствие, а потому, что он действительно способен быть полезным. Он, конечно, трусоват, но не настолько, как я поначалу думал. Ведь полез же он за тобой в эту кашу… Правда, за такое надо не хвалить, а хорошенько выдрать, чтобы думал в следующий раз. Но, в общем-то, не так уж глупо было с твоей стороны его освободить. И кстати. Он уже второй день порывается пробраться к тебе в лазарет, так что перед отъездом я позволю ему зайти попрощаться. Постарайся подбодрить его, а главное – не вздумай ляпнуть, что раскаиваешься в своем поступке на торгу.

– А вы… еще зайдете? – как бы между делом спросил коадъютора Пастух. Наверное, он думал, что это звучит небрежно.

– Вряд ли. Я и так-то еле нашел время, чтобы выбраться сюда. Пока мы еще здесь, нужно найти какого-то коня взамен моего Роспина, – рыцарь вздохнул и с чувством выругался – Хеггова война!.. Я еще понимаю, когда гибнут люди – они сами заварили эту кашу. Но лошади-то при чем? Сказать по правде, именно про этого коня я почему-то никогда не думал, что с ним может что-нибудь случиться. А потом мне самому пришлось его добить. Ничего не имею против карсов, но до Роспина им далеко.

– Возьмите Фэйро, – предложил южанин. Льюберт сомневался, что кто-то, кроме него, заметил мимолетную запинку энонийца, но помимо воли посочувствовал «дан-Энриксу». Конечно же, к любимому коню относятся совсем не так, как к дорогой красивой вещи, но южанин был привязан к вороному жеребцу куда сильнее, чем кто-либо из известных Льюберту людей. Дарнторн подозревал, что даже та привязанность, которую он сам испытывал к оставшемуся в доме лорда Бейнора Граниту, не шла ни в какое сравнение с любовью Рикса к Фэйро. После продолжительных прогулок по окрестностям Эрхейма Льюберт всякий раз собственноручно чистил постаревшего Гранита и вычесывал из его жесткой гривы мелкие хвоинки и репьи, но Рикс пошел гораздо дальше. Как-то раз Льюс подловил южанина на том, что тот сидел на полу в деннике тарнийца, сунув в рот какую-то соломинку, и пресерьезно разговаривал с конем, косившим на него блестящим темным глазом. Льюберт тогда, разумеется, не преминул поднять старого недруга на смех и чуть не нарвался на драку, но в глубине души впервые ощутил к Пастуху нечто вроде уважения.

Но, если «дан-Энрикс» в самом деле на какую-то секунду захотел забрать свои слова обратно, то такие колебания испытывал не он один. По глазам каларийца было видно, что щедрое предложение южанина поставило его в тупик. С одной стороны, ни один нормальный человек не стал бы искушать судьбу, пытаясь сесть на Фэйро, признававшего только «дан-Энрикса» – возможно, потому, что энониец обходился с ним не как с конем, а как с особой королевской крови. С другой стороны, нельзя было представить себе каларийца, который признался бы, что не способен сесть на ту или иную лошадь. Особенно если этим каларийцем был сэр Ирем.

– Думаю, ты прав, – сказал он Пастуху, помедлив. – Фэйро, несомненно, лучший конь, которого можно найти в этой дыре… Значит, так мы и сделаем. Получишь своего коня обратно сразу же, когда нагонишь нас. Удачи, Рикс.

Когда сэр Ирем вышел, Льюберту послышался тяжелый вздох. Жалел ли энониец о своем поспешном предложении или расстраивался, что придется оставаться здесь, пока отряд мессера Ирема заканчивает триумфальный марш-бросок к Сокате – сказать было сложно. Льюберт покосился на него, пытаясь угадать, о чем тот думает. В другое время близкое соседство с Пастухом нисколько не обрадовало бы Дарнторна, но сейчас «дан-Энрикс» был единственным знакомым ему человеком среди разношерстных, обезличенных страданиями раненых, и это заставляло относиться к нему как-то по-другому.

В лазарет «дан-Энрикса» привел какой-то пехотинец. Оруженосец лорда Ирема все время порывался идти сам, но его спутник – коренастый парень с грудью и плечами кузнеца – не обращал на это ни малейшего внимания и продолжал крепко держать южанина за локоть, явно собираясь подхватить его, если тот вдруг осядет на пол. Возможно, латник был не так уж и не прав, потому что из-под погнутого наплечника энонийца торчало обломанное древко стрелы, а выглядел Пастух ничуть не лучше, чем в тот день, когда он на глазах у Льюберта хлопнулся в обморок на заднем дворе Академии.

Увидев Пастуха, Дарнторн даже слегка пришел в себя, хотя ему тоже пришлось несладко. С него всего несколько минут назад сумели снять помятый от удара шлем, и голова у Льюберта гудела, как Лаконский колокол. Ему все время чудилось, что лавка, на которую его уложили, медленно покачивается под ним, как лодка, спущенная на воду. Стоило Дарнторну чуть-чуть пошевелиться или даже просто повести глазами из стороны в сторону, как к горлу сразу же подкатывала тошнота. Сознание, что его старый враг тоже не наслаждается одержанной победой, несколько примирило Льюберта с действительностью. Еще утешительнее была мысль, что из него, по крайней мере, не придется выковыривать такийскую стрелу, как из «дан-Энрикса».

Работавший за перегородкой лекарь занимался другим раненым, и Крикса усадили ждать в углу. Люцер ценился слишком высоко, чтобы расходовать его на несерьезные ранения, поэтому помощник лекаря походя сунул в руки Риксу кружку с водкой, заменяющей все остальные болеутоляющие. Но, как только лекарь отошел, южанин незаметно отодвинул кружку в сторону. «Дан-Энрикс» всякий раз кривился от одного запаха ячменной водки, и Дарнторн подозревал, что это связано с давней историей, когда-то стоившей его сопернику серьезных неприятностей с лаконскими Наставниками. Прислушиваясь к глухим стонам за стеной, Льюберт совершенно искренне подумал, что на этот раз южанину не стоило бы привередничать.

Когда настала его очередь, Рикс поднялся с места и довольно твердым шагом прошел за подручным мэтра Кербина за загородку. Льюберт со странным напряжением прислушивался к наступившей тишине, продлившейся, по правде говоря, гораздо дольше, чем рассчитывал Дарнторн.

«Подох он, что ли?.. – мрачно думал Льюберт. – Сколько можно?..» Что именно «можно», он и сам не очень понимал. Когда пару минут спустя южанин все же закричал, Дарнторн попробовал злорадно улыбнуться – но улыбка получилась вымученной и не слишком убедительной.

Пару часов спустя проведать раненого зашел сам лорд Ирем, но южанин крепко спал и не проснулся, даже когда рыцарь поднял свесившуюся с лежанки руку Рикса и пристроил ее поверх укрывавшего южанина плаща. Глядя на «дан-Энрикса», Дарнторн отчаянно завидовал. Сам он заснуть так и не смог – мешали головная боль и тошнота. Они немного поутихли после горького, будто полынь, отвара, данного ему целителями, но исчезать совсем не собиралась. Многочасовое неподвижное лежание с окостеневшей шеей начинало все сильнее походить на пытку.

Мессер Ирем между тем ужасно удивил Дарнторна, проведя рукой по растрепанным темным волосам «дан-Энрикса».

– Как он?.. – осведомился каларийский лорд, остановив спешившего куда-то лекаря. – Скоро придет в себя?

– Трудно сказать, мессер, – честно ответил тот, взглянув на спящего южанина. – Он потерял довольно много крови, когда мэтр Кербин вытащил из-под ключицы наконечник. Само по себе ранение довольно заурядное, но, если поступить, как ваш оруженосец – обломить древко стрелы и продолжать махать мечом, – то есть все шансы оказаться в лазарете уже без сознания. Позвольте вам заметить, что людей такого склада иногда не нужно даже убивать – они и сами превосходно с этим справятся.