Текст книги "Долгое прощание"

4

В последний раз мы сидели у «Виктора» в мае. Терри заехал за мной раньше обычного, в начале пятого. Он похудел и осунулся, но разглядывал бар с умиротворенной улыбкой.

– Как же я люблю бары сразу после открытия, когда внутри еще прохладно и свежо, поверхности блестят, а бармен поправляет галстук перед зеркалом. Эти аккуратные ряды бутылок и сияющие бокалы. Но главное – предвкушение. Бармен смешивает первый коктейль, ставит бокал на подставку, кладет рядом сложенную салфетку. Первый обязательно нужно смаковать. Вечереет, в баре тихо, а ты попиваешь свой «Гимлет» – что может быть лучше!

Я согласился.

– Алкоголь как любовь, – продолжил Терри. – Первый поцелуй – волшебство, второй – залог близости, а третий – рутина. После остается лишь снять с женщины платье.

– Что в этом плохого?

– Не спорю, любовь – чувство высшего порядка, но в основе своей нечистое. В эстетическом смысле. Я не против секса, нужно только держаться в рамках. Миллиардная индустрия пытается придать этому нехитрому занятию некий лоск, и каждый цент из этих миллиардов потрачен не зря.

Терри оглядел зал и зевнул.

– В последнее время я плохо сплю. До чего здесь славно! Но скоро набегут любители пропустить рюмку, поднимут шум и гам. Чертовы дамочки примутся призывно помахивать руками, хихикать и звенеть дурацкими браслетами, а ближе к вечеру сквозь мишуру проступит явный запах пота.

– Смотри на вещи проще. Люди потеют. Женщинам, как и мужчинам, время от времени необходимо принять душ. Или ты воображаешь, что женщины – золотистые бабочки, парящие в розоватой дымке?

Терри опустошил стакан, перевернул его и некоторое время наблюдал, как дрожащая капля медленно сползает по стеклу.

– Мне жаль ее, – произнес он с усилием, – хоть она и редкая стерва. Может быть, меня привлекает в ней именно это. Если когда-нибудь я ей понадоблюсь, то окажусь единственным среди ее друзей, кому нет дела до ее миллионов. А еще вернее, в нужный момент меня рядом не окажется.

– Да уж, продавать себя ты мастак, – заметил я после недолгого молчания.

– Не спорю. Я – ничтожество. Ни воли, ни амбиций. Думал, схватил удачу за хвост, а вышло наоборот. Таким, как я, только раз удается взлететь под купол. А потом жизнь идет под откос, и тут уж лишь бы устоять на ногах и не свалиться в канаву.

– И ради чего это все? – Я достал трубку и принялся ее набивать.

– Пойми, она напугана. До смерти напугана.

– Чего она боится?

– Не знаю. Мы почти не разговариваем. Может быть, своего старика. Харлан Поттер – черствый сукин сын. Корчит из себя викторианского джентльмена, а внутри безжалостен, как гестаповец. Сильвия – шлюшка. Он ненавидит ее за это, но ничего не может поделать. Затаился и ждет. Стоит Сильвии вляпаться в серьезный скандал – и папочка разорвет ее пополам и закопает половинки в тысяче миль друг от друга[3]3
  Аллюзия на убийство 22-летней Элизабет Шорт по прозвищу Черный Георгин, совершенное в Лос-Анджелесе в январе 1947 г. и так и оставшееся нераскрытым.


[Закрыть].

– Ты ее муж.

Терри поднял стакан и ударил им по столу. Стакан звякнул и раскололся. Бармен посмотрел на нас, но промолчал.

– Вот именно, муж. В документах записано. Я – муж. Три белые ступеньки, ведущие к зеленой двери. Постучи три раза бронзовым дверным молотком – один долгий, два коротких, – и прислуга любого впустит в этот бордель – сто долларов за ночь.

Я встал и швырнул на стол деньги.

– Болтаешь слишком много. Только и умеешь, что болтать. Счастливо оставаться.

Я пошел к выходу. В полумраке бара на бледном лице Терри проступило изумление. Он что-то сказал мне вслед, но я не оглянулся.

Спустя десять минут я пожалел о своем уходе, но было поздно. Терри больше не заезжал за мной в контору. Ни разу. Видно, мои слова задели его за живое.

Он не давал о себе знать целый месяц, а когда объявился, на часах было пять утра и едва начинало светать. Настойчивый звонок поднял меня с постели. Спотыкаясь, я поплелся к двери. Терри выглядел так, словно не спал неделю. Легкое пальто с поднятым воротником, черная фетровая шляпа надвинута на глаза. Его била дрожь.

В руке Терри держал пистолет.

5

В меня Терри не целился, просто держал пистолет в руке. Автоматический, среднего калибра, иностранный, определенно не «кольт» и не «сэвидж». Сам Терри – бледный, со шрамами, с поднятым воротником пальто и в надвинутой по самые брови шляпе – словно сошел с экрана зубодробильного гангстерского боевика.

– Отвези меня в Тихуану. Рейс в десять пятнадцать, – выпалил он с порога. – Паспорт и виза есть. Поезд, автобус и самолет мне не подходят. Поработаешь таксистом за пять сотен?

Я стоял на пороге, загораживая проход.

– Пять сотен баксов и пистолет?

Терри рассеянно посмотрел на пистолет и сунул его в карман.

– Это для защиты, – сказал он. – Твоей, не моей.

– Заходи. – Я отступил в сторону.

Терри вошел и устало плюхнулся в кресло.

В гостиной висел полумрак – хозяйские кусты давно требовали обрезки. Я зажег лампу и вытащил сигарету. Закурил, не сводя с Терри глаз, зачем-то взъерошил и без того всклокоченные со сна волосы. В конце концов я натужно улыбнулся:

– Надо же, чуть не проспал такое утро!.. На десять пятнадцать, говоришь? Времени уйма. Пойду сварю кофе.

– Я угодил в серьезный переплет, сыщик.

Терри впервые назвал меня так. Впрочем, это вполне вязалось с его внезапным появлением, беспорядком в одежде и пистолетом в руке.

– Погодка сегодня на зависть. Старые добрые эвкалипты шепчутся о старых добрых временах в Австралии, когда под их кронами скакали кенгуру, а коалы ползали по веткам. Да вижу я, что ты вляпался, только давай обсудим это позже. Спросонья я туго соображаю. Нужна помощь мистера Хаггинса и мистера Янга.

– Марлоу, сейчас не время для…

– Тихо, дружище, тихо. Мистер Хаггинс и мистер Янг знают толк в своем деле. Кофе «Хаггинс – Янг» – лучший на свете, гордость и смысл жизни его производителей. Я исправно выкладываю за него денежки, но, согласитесь, не все измеряется деньгами. Мы еще услышим, как прогремят их имена.

Продолжая молоть вздор, я вышел, включил на кухне кран с горячей водой и достал с полки кофейник. Отмерил порцию кофе. От воды поднимался пар. Я наполнил нижнюю колбу, поставил ее на плиту и со щелчком соединил верхнюю и нижнюю части.

Подошел Терри, на миг прислонился к дверному косяку, затем пересек кухню и тяжело опустился на скамью. Его бил озноб. Я вытащил бутылку «Олд гранд дэд» и доверху наполнил стакан. Меньшим сегодня было не обойтись. Терри обеими руками поднес стакан ко рту и сделал жадный глоток. Стакан с глухим стуком выпал у него из рук, а Терри грузно откинулся на спинку.

– Чуть не отрубился, – пробормотал он, – словно не спал неделю. Всю ночь глаз не сомкнул.

Кофеварка забулькала. Я уменьшил пламя и внимательно следил, как поднимается вода. Затем повернул ручку на полную мощность и за секунду до критической отметки снова уменьшил газ. Размешал, накрыл кофейник и выставил таймер на три минуты. Аккуратный малый этот Марлоу. Кофе не терпит суеты. Даже револьвер в руке отчаявшегося гостя не может помешать приготовлению божественного напитка.

Я снова плеснул Терри бурбона.

– Посиди тут. И ни слова больше.

Второй стакан он поднес к губам уже одной рукой. Я быстро умылся и вернулся на кухню как раз к тому времени, когда зазвонил таймер. Я выключил газ и перенес кофейник на соломенную подставку в центре стола. К чему эти ненужные подробности? Бывают минуты, когда важен любой механический жест. Сверхчувствительные мгновения, когда привычные движения становятся волевым актом, и ощущаешь себя как переболевший полиомиелитом, который заново учится ходить, а все вокруг зыбко и шатко, и ничему нельзя доверять.

Осадок опустился на дно, с шипением вышел воздух, поверхность забурлила и успокоилась. Я снял верхнюю колбу и поставил ее в раковину. Наполнил две чашки и плеснул Терри еще немного бурбона.

– Тебе – черный.

Себе я добавил два куска сахара, машинально открыл холодильник и достал пакет сливок.

Наконец я уселся напротив Терри. Некоторое время он молчал и не двигался с места, но внезапно уронил голову на стол и начал всхлипывать.

Я спокойно вытащил из его кармана пистолет. «Маузер» калибра 7,65. Ничего не скажешь, красавец. Понюхал дуло. Магазин полный, в патроннике пусто.

Терри поднял голову, увидел чашку и отхлебнул несколько глотков. Он старательно избегал моего взгляда.

– Я никого не убивал, – произнес он.

– Во всяком случае, не в последнее время, иначе пистолет пришлось бы почистить. Из этого оружия не стреляли.

– Я все расскажу.

– Постой. – Обжигаясь, я проглотил содержимое чашки и снова наполнил ее. – Так-то лучше, но предупреждаю – выбирай слова. Если хочешь, чтобы я отвез тебя в Тихуану, ни в коем случае не рассказывай мне двух вещей. Первое. Ты слушаешь?

Уставившись в стену, Терри еле заметно кивнул. Шрамы на мертвенно-бледной коже сегодня особенно бросались в глаза.

– Итак, первое, – продолжил я не спеша. – Если ты замешан в чем-то серьезном, в том, что закон именует преступлением, – не говори мне. Второе. Если тебе известно о преступлении, совершенном кем-то еще, тоже не говори. Если, конечно, хочешь, чтобы я доставил тебя в Тихуану. Ясно?

Терри поднял глаза. На безжизненном, лишенном красок лице появилось осмысленное выражение. Кофе делал свое дело. Я плеснул ему еще немного, не забыв про бурбон.

– Я уже сказал, что серьезно влип.

– Это я понял. Не хочу знать, во что именно. У меня лицензия, она меня кормит.

– А у меня пистолет.

Я усмехнулся и швырнул «маузер» на стол. Терри смотрел на него, но руки не протянул.

– Собираешься держать меня на мушке до самого трапа? Мне приходилось иметь дело с оружием, поэтому предлагаю забыть о твоем несчастном «маузере». Хорош я буду, рассказывая в полиции, как подчинился под дулом пистолета! Конечно, если эта история дойдет до полиции, в чем я сомневаюсь.

– Решай сам. Раньше полудня к ней никто не войдет. Прислуге не велено будить хозяйку. Только около двенадцати горничная постучится и обнаружит, что спальня пуста.

Я молча прихлебывал кофе.

– Тогда она пойдет в гостевой дом позади главного здания. Свой подъезд, отдельный гараж и прочее. Иногда Сильвия там ночует.

– Похоже, задавать вопросы придется с осторожностью. А что, если она провела ночь в городе? – спросил я, нахмурившись.

– Одежда в спальне будет раскидана по полу, – не моргнув глазом продолжил Терри. – Сильвия аккуратностью не отличается. Прислуга сообразит, что хозяйка в халате поверх пижамы отправилась в гостевой дом.

– Ну, это еще вопрос.

– Так все и было. Неужели ты думаешь, будто никто не догадывается, что там творится? Прислуга знает все.

– Продолжай.

Терри с силой провел пальцем по здоровой щеке, оставив на коже алую полосу.

– А в гостевом доме, – медленно промолвил он, – служанка обнаружит…

– …мертвецки пьяную, надравшуюся в хлам, нализавшуюся под завязку Сильвию, – перебил его я.

– Пьяную? – Некоторое время он усиленно размышлял. – Пусть так. Сильвию не назовешь запойной пьяницей, неудивительно, что ее развезло.

– Вот и конец истории, – закончил я. – Или почти конец. Попробуем додумать на ходу. В последний раз, когда мы сидели в баре, я нагрубил тебе и ушел не простившись. Ты со своими признаниями у меня в печенках сидел. И только потом я понял, что ты вел себя так из-за нехорошего предчувствия. Ты рассказал мне, что загодя приготовил паспорт и визу – мексиканцы кого ни попадя в страну не пускают. Стало быть, уйти ты задумал давно. Мне и самому интересно, что заставило тебя терпеть так долго.

– Наверное, чувствовал, что должен быть рядом, что сгожусь на что-нибудь поважнее, чем ограждать ее от неумеренных амбиций ее папаши. Кстати, около полуночи я звонил тебе…

– Я сплю крепко и ничего не слышал.

– …а не дозвонившись, отправился в турецкие бани. На все процедуры ушла пара часов. Оттуда я тоже кое-кому позвонил. Машину оставил на углу Ла-Бриа и Фаунтин. К тебе пришел пешком. Никто не видел, как я сворачивал на твою улицу.

– Ты звонил мне из бань?

– Не тебе, Харлану Поттеру. Старик вчера улетел в Пасадену по делам. К нам он не заглядывал. Мне с трудом удалось его разыскать. Я сказал, что сожалею, но не останусь.

Терри не сводил глаз с кустов текомы за окном.

– Как он отнесся к твоим словам?

– Огорчился. Пожелал удачи. Спросил, нужны ли деньги. – Терри издал сдавленный смешок. – Деньги. Первые шесть букв в его алфавите. Я ответил, что в деньгах не нуждаюсь. Затем позвонил сестре Сильвии. Снова та же история.

– Тебе случалось заставать Сильвию с другими?

Терри покачал головой:

– Это было несложно, но я никогда не пытался.

– Твой кофе остынет.

– Спасибо, мне хватит.

– Так, говоришь, она не стеснялась? Однако ты снова на ней женился. Должно быть, твоя Сильвия – горячая штучка, иначе…

– Я не говорил, что святой. Какого черта я ушел от нее тогда? Почему не мог спокойно смотреть на нее потом? Да я лучше сдохну в канаве, чем возьму ее деньги! Она была замужем пять раз, не считая меня. Любой из ее бывших приползет обратно, стоит Сильвии поманить. И не только из-за ее миллионов.

– Она точно горячая штучка. – Я посмотрел на часы. – Почему ты решил лететь этим рейсом?

– Там всегда есть свободные места. Никому не хочется тащиться из Лос-Анджелеса через горы на «дугласе», если можно сесть на «конни» – и спустя семь часов ты в Мехико[4]4
  Имеются в виду двухмоторный ближнемагистральный Douglas DC-5 на 20 пассажиров, выпускавшийся в 1940–1949 гг., и четырехмоторный авиалайнер Lockheed Constellation на 100 пассажиров, выпускавшийся в 1943–1958 гг.


[Закрыть]. Вот только «конни» не приземляется там, где мне нужно сойти.

Я встал и прислонился к раковине спиной.

– Давай подытожим, только не перебивай. Сегодня утром ты явился ко мне сам не свой и попросил отвезти тебя в Тихуану. У тебя в кармане лежал пистолет, хотя это не значит, что я его видел. Ты сказал, что долго терпел, но вчера вечером не выдержал, обнаружив жену мертвецки пьяной в объятиях любовника. Ты решил подождать до утра, отправился в турецкие бани, откуда связался с ближайшими родственниками жены, чтобы сказать им, что сваливаешь. Куда – не мое дело. У тебя были документы, чтобы переправиться в Мексику. Как – меня не касается. Мы друзья, поэтому я не стал задавать лишних вопросов. Ты был не в состоянии сесть за руль, поэтому попросил отвезти тебя в Тихуану. Меня и это не удивило – ты человек эмоциональный, получил увечье на войне. Наверное, стоит отогнать машину в гараж.

Терри покопался в кармане и бросил на стол кожаный чехол с ключами:

– Думаешь, прокатит?

– Смотря с кем. Но я не закончил. С собой ты взял только ту одежду, что на тебе, и деньги, которые дал тесть. Все, что дарила Сильвия, оставил, включая ту красотку, что припаркована на углу Ла-Бриа и Фаунтин. Хотел начать все с нуля. Ладно, пойдет. А теперь я иду бриться и умываться.

– Зачем тебе эти хлопоты, Марлоу?

– А пока я бреюсь, выпей что-нибудь.

Я вышел. Он по-прежнему горбился в углу: шляпу и пальто не снял, но выглядел бодрее.

В спальне я повязал галстук. В дверях показался Терри.

– На всякий случай я вымыл чашки, – сообщил он и запнулся. – Я тут подумал… Может быть, лучше вызвать полицию?

– Вызывай. Мне нечего им сказать.

– Ты этого хочешь?

Я резко обернулся и сурово посмотрел на Терри.

– Да прекрати ты дергаться, в самом деле! – Я еле сдерживался. – Назад пути нет.

– Извини.

– Он извиняется! Парни вроде тебя только и умеют, что извиняться. И всегда не вовремя.

Терри развернулся и вышел в гостиную.

Я оделся и запер заднюю дверь. Когда я вернулся в гостиную, он спал в кресле, склонив голову на плечо, бледный и обмякший. Выглядел он жалко. Я тронул его за плечо. Терри проснулся не сразу и долго не мог понять, где находится.

– А чемодан? – спросил я. – Твой белокожий красавец все еще стоит на верхней полке в моем шкафу.

– Все равно он пуст, – равнодушно ответил Терри. – И слишком бросается в глаза.

– Совсем без багажа ты будешь бросаться в глаза еще больше.

Я вернулся в спальню, открыл шкаф и стянул чемодан с верхней полки. Квадратный люк на чердак был прямо над моей головой. Я размахнулся и зашвырнул чехол с ключами от автомобиля Терри на балки, стропила… как их там.

Стерев с чемодана пыль, я закинул внутрь пару новых пижам, пасту, запасную зубную щетку, пару дешевых полотенец, упаковку носовых платков, пятнадцатицентовый тюбик крема для бритья и одну из тех бритв, которые прилагаются к упаковке лезвий. Все новехонькое, ничего подозрительного. Хотя лучше бы, конечно, засунуть туда что-нибудь из вещей Терри. Добавил пинту бурбона, еще в магазинном пакете. Ключ оставил в замке. Терри в гостиной снова уснул. Я не стал его трогать. Открыл дверь, отнес чемодан в гараж и поставил на переднее сиденье «олдсмобиля». Затем вывел машину, запер гараж и отправился будить Терри.

Мы ехали быстро, но скорость не превышали, чтобы не привлекать внимания. За всю дорогу обмолвились парой слов, даже не остановились перекусить. Времени было в обрез.

Пограничники нас не тронули. На вершине горы было ветрено. Пока Терри покупал билет, я ждал в машине. Пропеллеры «дугласа» уже крутились, прогревая мотор. Красавец-пилот в серой форме болтал с четырьмя пассажирами. Один из них – мужчина ростом не меньше шести футов четырех дюймов – держал в руке оружейный футляр. Еще там были девушка в брюках, мужчина средних лет и высокая седовласая женщина, рядом с которой ее спутник казался еще ниже и тщедушнее. Были еще три-четыре путешественника, по виду мексиканцы. Похоже, посадка уже началась, но никто не спешил подняться по трапу. Стюард-мексиканец спустился вниз по ступенькам, и его соотечественники начали карабкаться вверх. Красавец-пилот продолжал болтать с американцами. Кажется, здесь не было даже громкоговорителей.

Рядом со мной был припаркован большой «паккард». Я высунулся из машины и скосил глаза на номерной знак. Когда уже я перестану совать нос в чужие дела и займусь своими? Я втянул голову в окно и заметил, что на меня смотрит высокая седая американка.

Вернулся Терри:

– Ну вот, все готово. Пора прощаться.

Я пожал протянутую руку. Терри держался почти молодцом, только выглядел смертельно усталым.

Я вытащил чемодан и поставил на пыльную щебенку. Терри сердито посмотрел на него.

– Я же говорил, мне он не нужен, – буркнул он.

– Внутри пинта превосходного бурбона. Пара пижам. Все новое. Не хочешь брать, снова сдай на хранение. Или выброси.

– Повторяю, мне он не нужен.

– И мне.

Внезапно он улыбнулся, подхватил чемодан и сжал мое плечо:

– Ладно, будь по-твоему. Запомни, что бы ни случилось, ты тут ни при чем. И ничего мне не должен. Мы несколько раз вместе выпивали, и я наговорил тебе кучу лишнего, только и всего. Да, в жестянке из-под кофе я оставил пять стодолларовых банкнот. Не сердись на меня.

– Напрасно.

– Мне не потратить и половины того, что у меня есть.

– Удачи, Терри.

Американцы начали подниматься по трапу. Из здания аэропорта вышел загорелый широколицый коротышка и принялся махать руками.

– Пора на посадку, – сказал я. – Я знаю, ты ее не убивал. Поэтому я здесь.

Терри вздрогнул, тело напряглось. Он отвернулся, затем снова посмотрел на меня.

– Прости, – тихо промолвил он, – но ты ошибаешься. Сейчас я медленно пойду к самолету – и у тебя будет время передумать.

Терри медленно шел к зданию аэропорта. Я смотрел ему вслед. Коротышка в дверях спокойно ждал. Кажется, его не слишком раздражала медлительность пассажира. Мексиканцы все такие. Коротышка с улыбкой похлопал чемодан по боку и посторонился. Терри скрылся внутри, а спустя несколько секунд вышел из противоположной двери и направился к самолету. У трапа Терри оглянулся. Не кивнул, не махнул мне рукой. Как и я ему. Он поднялся, и трап втянули внутрь.

Я сел в машину, завел мотор, дал задний ход и выехал со стоянки. Высокая седовласая женщина рядом со своим низеньким спутником махала платочком. Подняв пыльную бурю, «дуглас» медленно отъехал в конец поля и развернулся. Взревели моторы. Самолет начал медленно набирать скорость, за ним вилось пыльное облако.

Наконец «дуглас» оторвался от земли, и крылатый силуэт растворился в безоблачной синеве на юго-западе.

Затем я уехал. На границе никто на меня не взглянул, словно я был пустым местом.

6

Обратный путь показался мне бесконечным. Дорога из Тихуаны – одна из самых скучных в штате, а сам городишко – дыра. Местные спят и видят, как бы выкачать из проезжего доллар. Парнишка с громадными печальными глазами робко подходит к машине и выпрашивает десятицентовик – и тут же предлагает вам свою сестру, чтобы развлечься. Тихуана не Мексика. Приграничному городишке никогда не стать чем-то большим. Так порт всегда остается только портом. Взять Сан-Диего: одна из прекраснейших гаваней в мире – лишь причал для военных кораблей и рыбацких лодок. Ночью порт превращается в сказку, и нежнейшая зыбь бежит по воде, словно старуха мурлычет церковный гимн. Однако Марлоу пора домой – пересчитать ложки в буфете.

Дорога на север монотонна, как заунывная матросская песня. Город, за городом – холм, за холмом – пляж, снова город, снова холм, за которым еще один пляж.

Домой я вернулся в два часа пополудни. Меня поджидал темный седан без опознавательных знаков и красных огней. Правда, с двойной антенной, но такие ставят не только на полицейских машинах. Я успел подняться до середины лестницы, когда меня окликнули. Типичная парочка в стандартных пиджаках, они двигались с тяжеловесной ленцой, словно весь мир подобострастно притих в ожидании их указаний.

– Вы Марлоу? Есть разговор.

Один из них сунул мне в физиономию бляху – рассмотреть ее я все равно не успел бы. Этот тип вполне мог оказаться из санитарной инспекции. Седой, надменный. Его красавчик-партнер, высокий и подтянутый, производил впечатление костолома, причем образованного костолома. У обоих были внимательные и цепкие глаза – спокойные и холодные, высокомерные и пронзительные. Такие глаза копам вручают вместе с дипломом на выпускном вечере в полицейской школе.

– Сержант Грин, центральный убойный отдел. А это детектив Дейтон.

Я отпер дверь. Копы никогда не протянут тебе руки. Слишком много чести.

Они уселись в гостиной. Я открыл окно, впуская в комнату свежий воздух.

Начинал Грин.

– Вам знаком некий Терри Леннокс?

– Да, иногда выпивал с ним в баре. Он живет в Энсино, правда я там никогда не был. Женат на богачке.

– «Иногда», – повторил Грин. – Насколько часто?

– Сложно сказать. Раз в неделю, раз в месяц.

– Знакомы с его женой?

– Видел мельком – еще до того, как они поженились.

– Где и когда вы видели Леннокса в последний раз?

Я потянулся за трубкой и не спеша набил ее. Грин подался вперед. Его высокий партнер сидел неподвижно, держа на коленях ручку и блокнот с красным обрезом.

– Здесь я должен поинтересоваться, какого черта вы спрашиваете, и услышать в ответ, что вопросы тут задаю не я.

– Так отвечайте.

Я разжег трубку. Табак слегка отсырел. Мне пришлось повозиться и спалить по меньшей мере три спички.

– Времени у меня уйма, – заметил Грин, – хотя мы давно тут ошиваемся. Я жду, мистер. Мы знаем, кто вы такой. И мы тут не для того, чтобы нагулять аппетит перед обедом.

– Я просто задумался. Чаще всего мы ходили к «Виктору», реже – в «Зеленый фонарь» или в «Быка и медведя» – наверняка вам знаком этот бар в конце Стрипа, таверна в английском духе…

– Хватит вилять, – поморщился Грин.

– Так кого убили? – спросил я.

– Отвечайте на вопрос, Марлоу, – вступил в разговор Дейтон, его тон не допускал возражений. – Мы проводим стандартное расследование. Это все, что вам нужно знать.

Наверное, в последнее время я выдохся. Возможно, меня мучило смутное чувство вины. Но я возненавидел этого молодчика с первой секунды и без долгих размышлений с удовольствием заехал бы поганцу в челюсть.

– Да пошел ты, легавый. Нашел малолетку. Это просто курам на смех.

Грин хмыкнул. На лице Дейтона не дрогнул ни один мускул, но внезапно он как будто стал на десять лет старше и лет на двадцать злее. Он шумно засопел.

– Дейтон сдал экзамен на адвоката, – заметил Грин. – Его вокруг пальца не обведешь.

Я медленно встал, снял с полки Уголовный кодекс штата Калифорния и протянул Дейтону:

– Будьте так любезны, найдите тут статью, в которой говорится, что я обязан отвечать на ваши вопросы.

Внешне Дейтон был спокоен, но у него явно чесались кулаки. Он ждал подходящего момента, но, похоже, не был уверен, что напарник его прикроет.

– Каждый гражданин, – произнес он сурово и четко, – обязан сотрудничать с полицией, включая физические действия и дачу показаний, если предоставляемые им сведения не направлены против него.

– Вполне годится, чтобы запугивать простофиль, но в законе этого нет. Никто, нигде и ни при каких обстоятельствах не обязан свидетельствовать в полиции.

– Хватит! – Грин начал терять терпение, – у вас рыльце в пушку, вот вы и виляете. Сядьте. Жена Леннокса убита в гостевом доме в Энсино. Самого Леннокса и след простыл. Мы разыскиваем убийцу. Такое объяснение вас устраивает?

Я бросил книгу на кресло и вернулся на диван. Теперь от Грина меня отделял стол.

– Я-то тут при чем? Еще раз повторяю: я и близко не подходил к их дому.

Грин поглаживал себя по ляжкам и спокойно улыбался. Дейтон молча поедал меня глазами.

– Номер вашего телефона записан на отрывном календаре, который нашли в комнате Леннокса. Листок со вчерашней датой вырван, но цифры отпечатались на следующей странице. Мы не знаем, когда он звонил вам, не знаем, куда, когда и зачем он подался, но собираемся узнать.

– Но почему в гостевом доме? – спросил я, не особенно рассчитывая на ответ.

– Кажется, она проводила там почти все ночи, – слегка покраснев, ответил Грин. – Принимала гостей. Между деревьями прислуга видела огни. Машины подъезжали и уезжали, иногда поздно, иногда очень поздно. Вот вам и мотив, а значит, Леннокс – тот, кто нам нужен. По словам дворецкого, он зашел в гостевой дом около часу ночи. Вернулся один, минут двадцать спустя. Свет в доме горел до утра. А утром Леннокса уже не было. Когда дворецкий вошел внутрь, она лежала на кровати, нагая, как русалка, а вместо лица – кровавые ошметки. Убийца разнес его бронзовой статуэткой обезьяны.

– Терри Леннокс на такое не способен, – сказал я. – Конечно, она ему изменяла. История стара как мир. Она изменяла ему всегда, они разводились, потом снова сошлись. Понятно, что ее привычки не слишком радовали Леннокса, но ради чего убивать ее сейчас?

– Кто ж его знает? – пожал плечами Грин. – Такое случается сплошь и рядом. Жены убивают мужей, мужья – жен. Парень терпел-терпел да и не выдержал. Наверняка он и сам не в состоянии объяснить, почему внезапно впал в ярость, а нам теперь с трупом возиться. И хватит увиливать, не то заберем вас в участок.

– Он ничего не скажет, сержант, – процедил Дейтон. – Он у нас умные книги читает. Как и все болваны, он думает, что закон прописан в книгах.

– А ты записывай да помалкивай, – огрызнулся Грин. – А за хорошее поведение позволим тебе спеть на полицейской вечеринке.

– Со всем уважением, сержант, не пошли бы вы…

– Вы еще подеритесь, – подначил я Грина. – А я его подхвачу, когда рухнет.

Дейтон с преувеличенной аккуратностью сложил блокнот и ручку на кресло. В его глазах зажегся опасный огонек. Он пересек комнату и склонился надо мной:

– Вставай, умник! Если я закончил колледж, это не повод, чтобы мне хамили разные гниды.

Не успел я встать с дивана, как левый хук Дейтона заставил меня рухнуть обратно. Зазвонили колокола, но не к обеду. Я потряс головой. Дейтон все еще стоял надо мной и ухмылялся:

– Еще разик? Этот удар ты пропустил, но положение было неравным.

Я взглянул на Грина. Он пристально рассматривал заусенец на большом пальце. Я ждал, пока он поднимет глаза. Если я снова попытаюсь встать, Дейтон ударит еще раз. Но если он меня ударит, ему конец. Он знал, куда бить, но чисто по-боксерски, так что до нокаута далеко. Не ему со мной тягаться.

– Умница, Билли, не оплошал. Теперь из него слова не вытянешь, – равнодушно заметил Грин и спокойно добавил: – Еще одна попытка, Марлоу. Для протокола. Когда, где и при каких обстоятельствах вы последний раз видели Терри Леннокса и о чем говорили? И где провели сегодняшнее утро? Отвечать будем?

Дейтон спокойно стоял надо мной, упираясь ногами в пол. На губах его блуждала довольная ухмылка.

– А как насчет другого? – спросил я у Грина.

– Какого другого?

– Того парня, который был в постели с Сильвией в гостевом доме. Кажется, вы упомянули, что она удалялась туда не ради того, чтобы пасьянс разложить.

– Пока это не главное. Сначала возьмем мужа.

– Ну еще бы, зачем вам лишние хлопоты. Козел отпущения у вас уже есть.

– Будете много говорить, загремите в участок, Марлоу.

– Как свидетель?

– Черта с два! Как подозреваемый в соучастии. За помощь в побеге с места преступления. Я уверен, вы Леннокса куда-то отвезли. Доказать пока не могу, но хватит и подозрений. Начальник участка последние дни не в духе. Он знает законы, но иногда смотрит на них сквозь пальцы. Вы еще пожалеете о своем упрямстве, Марлоу. Так или иначе, но мы вышибем из вас показания. Чем больше будете упираться, тем хуже для вас.

– Он считает, что все это чушь собачья, – хмыкнул Дейтон, – раз этого нет в законе.

– Так оно и есть – чушь собачья, – спокойно ответил Грин. – Однако до сих пор наш метод не давал осечек. С меня довольно. Вставайте, Марлоу. Едем в участок.

– Ладно, черт с вами. Терри Леннокс – мой друг, и он слишком дорог мне, чтобы я предал его доверие только потому, что на меня наехал какой-то коп. Наверняка у вас есть на него что-то еще, кроме того, что вы мне рассказали. Что именно? Мотив, возможность совершить преступление и то, что Терри бежал. Мотив давно прокис – поверьте, они сто лет как обо всем договорились. Признаться, я не одобряю подобных сделок, но такой уж он, Терри, мягкий и великодушный. Больше тут говорить не о чем, за исключением того, что он прекрасно понимал: когда ее найдут убитой, все свалят на него. На слушании – если будет слушание и если меня вызовут – я отвечу на вопросы. Вам я отвечать не стану. Вы – хороший коп, Грин, в отличие от вашего припадочного напарника, который умеет только упиваться собственной крутизной. Хотите, чтобы я по-настоящему угодил в переплет, дайте ему ударить меня еще раз, и я сломаю его чертов карандашик.

Грин встал и печально улыбнулся. Дейтон застыл на месте. Ненадолго же его хватило. Видно было, соображал Дейтон небыстро.

– Ладно, позвоню начальству, – сказал Грин, – но я заранее знаю ответ. Вы чокнутый, Марлоу, совсем чокнутый. Прочь с дороги. – Последнее адресовалось Дейтону, который схватил блокнот и отступил в сторону.

Грин подошел к телефону и медленно снял трубку. Неблагодарная служба в полиции оставила глубокие морщины на его простом лице. С копами всегда так. Только решишь ненавидеть их всех скопом, как окажется, что среди них затесался приличный человек.

Капитан велел Грину тащить меня в участок и не слишком церемониться.