Текст книги "Женщина в озере"

3

Альтаир-стрит тянулась по краю глубокого каньона, расширяющегося у залива. К северу до мыса Малибу голубела прохладная водная гладь. Южнее на крутом берегу лепился над прибрежным шоссе пляжный городок Бэй-Сити.

Улица оказалась маленькой, всего три-четыре квартала, и кончалась тупиком – высоким железным забором, отгораживающим чье-то большое поместье. Сквозь прутья с позолоченными пиками виднелись деревья, кусты, край лужайки, кусок подъездного пути, но сам особняк был скрыт. На противоположной от каньона стороне улицы выстроились большие ухоженные дома, а те, что раскинулись по краю обрыва, были так себе. Вблизи железного забора стояли всего два бунгало, почти точно одно против другого. На том, что поменьше, висел номер 623.

Я проехал мимо, сделал разворот у тупика, вернулся и заглушил машину чуть дальше, у соседнего участка. Дом Лейвери жался ласточкиным гнездом к склону обрыва: парадная дверь немного ниже уровня улицы, патио на крыше, спальня в полуподвальном этаже, а гараж свисал вниз, как сетка бильярдной лузы. По фронтальной стене дома вилась темно-красная бугенвиллея, а дорожку, выложенную из плоских камней, окаймлял корейский мох. Дверь была узкая, решетчатая, с острыми зубцами полукругом вверху. Под решеткой висел железный дверной молоток. Я постучал.

Никто не ответил. Тогда я надавил кнопку звонка сбоку двери, услышал, как близко в доме зазвенело, и подождал: опять ничего. Пришлось снова взяться за молоток. Безрезультатно. Я вернулся по дорожке к улице, спустился к гаражу, и мне удалось чуточку приоткрыть дверь. Там стояла машина с белыми ободками на покрышках вокруг колпаков. Я снова пошел к передней двери.

Из гаража на противоположной стороне выполз задом аккуратный черный «кадиллак», развернулся и, проезжая мимо дома Лейвери, замедлил ход. Худощавый человек в черных очках строго оглядел меня, словно я не имел никаких прав торчать тут. Я ответил ему холодным взглядом, и он покатил дальше.

Подойдя к двери, я снова взялся за молоток. На этот раз повезло. Окошечко в двери распахнулось, и сквозь прутья решетки на меня уставилось красивое лицо с блестящими карими глазами.

– Черт, ну и грохот!

– Мистер Лейвери?

Он кивнул и спросил, что мне нужно. Я просунул сквозь решетку визитную карточку. Большая загорелая рука забрала ее. Через секунду карие глаза вонзились в меня снова.

– Пардон, но сегодня мне сыщики не требуются.

– Я работаю на Дераса Кингсли.

– К чертям и вас, и его, – сказал он и захлопнул окошко.

Надавив на звонок, я свободной рукой достал сигарету, чиркнул спичкой о косяк, но тут дверь распахнулась, и из нее вышел здоровенный парень в плавках, пляжных тапочках и белом махровом халате.

Я убрал палец с кнопки и ухмыльнулся:

– Ну что, не выдержали?

– Позвони еще раз, – сказал он, – и полетишь кувырком через всю улицу.

– Бросьте глупить, – сказал я. – Ясно же, что нам не избежать разговора.

Я вынул из кармана бело-голубую телеграмму и поднес к его блестящим глазам. Он угрюмо пробежал текст, закусил губу и проворчал:

– Проходите, черт вас дери.

С этими словами Лейвери широко распахнул дверь, и я прошел в приятный полумрак гостиной с дорогим китайским ковром абрикосового цвета, глубокими креслами, белыми цилиндрическими плафонами ламп, длинным, очень широким диваном под мохеровым пледом бежево-шоколадных тонов и камином с резной доской светлого дерева и медным экраном. В камине за экраном лежали дрова, прикрытые большой веткой толокнянки. Ее соцветия уже местами пожухли, но были все еще красивы. На стеклянной столешнице низкого круглого столика из орехового дерева стояло медное ведерко для льда, а на подносе – бутылка виски «Ват 69» и бокалы. Комната тянулась через весь дом и кончалась аркой, за которой виднелись три узких окна и белые перила ведущей вниз железной лестницы.

Лейвери хлопнул дверью и сел на диван. Потом вынул из чеканной серебряной папиросницы сигарету, прикурил и раздраженно уставился на меня. Я сел напротив и тоже принялся его рассматривать. Снимок не наврал – парень был действительно хорош. Потрясающий торс, роскошные ноги. Кофейные, с сероватыми белками глаза. Волосы длинные, слегка вьющиеся на висках. Кожа загорелая, абсолютно гладкая. Призовой бык, да и только – на мой взгляд, во всяком случае. Хотя понять, почему женщины вешались ему на шею, было нетрудно.

– К чему скрывать, где она? – спросил я. – В конце концов, мы так или иначе узнаем. А скажете сами, от вас быстрей отстанут.

– Отстанут? Так я и испугался какого-то частного шпика!

– Зря. Частный шпик может попортить нервы кому угодно. Народ мы упорный, к оскорблениям привычный. Да и платят нам за время, так что не все ли равно, как его проводить?

– Послушайте! – Он наклонился вперед и ткнул в мою сторону сигаретой. – Вашу телеграмму я посмотрел. Чушь собачья! Ни в какой Эль-Пасо я с Кристл не ездил. А в последний раз мы виделись… в общем, задолго до той даты, что стоит на бланке. Кингсли я уже говорил – ничего я о ней не знаю.

– Он не обязан вам верить.

– А какой мне смысл врать? – удивился Лейвери.

– А какой смысл говорить правду?

– Послушайте, – сказал он с серьезным видом, – вы, видно, совсем не знаете Кристл. На Кингсли ей плевать. А если ему не по душе ее поведение, пусть ищет себе другую. Меня просто тошнит от этих ревнивых мужей.

– Если вы не ездили с ней даже до Эль-Пасо, с какой стати она дала эту телеграмму? – спросил я.

– Откуда мне знать?

– Неубедительно, – сказал я и показал на ветку толокнянки. – Сорвали у Оленьего озерца?

– Тут на склонах полно толокнянки, – бросил он презрительно.

– Но цветет она совсем не так.

Он рассмеялся:

– Если уж вам так хочется знать, я был у нее во второй половине мая. Все равно пронюхаете. Но с тех пор вообще не видел.

– Вы собираетесь на ней жениться?

– Подумывал. – Он пустил струйку дыма, – у нее есть деньги. А деньги никогда не мешают. Но уж больно тяжело они бы мне доставались.

Я кивнул, но промолчал. Лейвери снова посмотрел на ветку толокнянки в камине, пыхнул сигаретой и откинулся назад, демонстрируя крепкую загорелую шею. Я все еще молчал. Почувствовав себя неуютно, он стал разглядывать мою визитную карточку.

– Значит, нанимаетесь копаться в чужом белье? И хорошо платят?

– Хвастать нечем. Доллар тут, доллар там. Кое-что перепадает.

– И все в дерьме?

– Бросьте, мистер Лейвери. Зачем нам ссориться? Просто Кингсли считает, что вы знаете, где его жена, но не хотите сказать. То ли по злобе, то ли из чувства такта.

– А какие чувства он бы предпочел? – Губы на красивом загорелом лице насмешливо изогнулись.

– Ему один черт. Главное – получить информацию. Его не волнуют ни ваши с ней отношения, ни поездки, ни даже развод. Он просто хочет быть уверенным, что у нее все в порядке и она не влипла в передрягу.

Лейвери заинтересовался:

– В передрягу? В какую передрягу? – Он катал это слово во рту, словно пробуя на вкус.

– А то вы не знаете, что он имел в виду.

– Не знаю. Расскажите, – попросил он с сарказмом. – Буду счастлив просветиться.

– С вами каши не сваришь, – сказал я. – Хлебом не корми – дай похохмить, а о деле ни слова. Мы правда не собираемся таскать вас по судам за то, что вы умыкнули ее за границу штата.

– Какие, к черту, суды? Сначала надо доказать, что я вообще уезжал.

– Чего же она отправила телеграмму? – гнул я свое. Мне показалось, что я уже много раз повторял эти слова.

– Вероятно, шутка. Она без этого не может. А все шутки у нее или глупые, или злые.

– А тут-то зачем шутить? Не вижу логики.

Он осторожно стряхнул пепел на стеклянный столик, метнул в меня взгляд и тут же отвел глаза в сторону.

– Я ее обманул, – медленно произнес он. – Вот она и мстит. Должен был приехать на выходные, но не приехал. Она… она мне надоела.

– Угу, – буркнул я и спокойно уставился на него, – но мне больше нравится другой вариант: вы отправились с ней в Эль-Пасо, там поругались и разъехались. Согласны, что так оно правдоподобнее?

Его загорелое лицо побагровело.

– Черт вас подери! Сколько раз повторять, что никуда я с ней не ездил. Никуда! Неужели трудно запомнить?

– Запомню, когда поверю.

Он наклонился и затушил сигарету. Потом не спеша, без усилия встал, туго затянул пояс халата и сделал шаг в мою сторону.

– Все, – сказал он четким звенящим голосом. – Теперь вон отсюда! Уматывайте! Мне этот дурацкий допрос надоел. Только отнимаете у меня время. И у себя, если оно хоть чего-то стоит.

Я тоже встал и ухмыльнулся:

– Стоит оно не много, но мне все же платят. А не могло, к примеру, случиться, что вы нарвались на неприятности в каком-нибудь универмаге? Скажем, в трикотажном или ювелирном отделе?

Нахмурив брови и плотно сжав губы, Лейвери внимательно посмотрел на меня.

– Не понимаю, – сказал он, но по голосу чувствовалось, что он задумался.

– Вот и все, что мне хотелось узнать, – сказал я. – Спасибо за внимание. Кстати, где вы устроились после того, как ушли от Кингсли?

– А вам какое дело?

– Никакого. Но это легко выяснить, – ответил я и двинулся к двери, но ушел недалеко.

– В настоящее время я не работаю, – заговорил он холодно. – Со дня на день жду призыва во флот.

– Там вам самое место, – сказал я.

– Точно! Прощай, топтун. И не вздумай являться снова. Меня не будет дома.

Я подошел к выходу и толкнул дверь. Внизу у порога ее заклинило – разбухла от морской влаги. Справившись с ней, я обернулся. Он стоял, сузив глаза, едва сдерживая ярость.

– Может быть, я приду еще, – сказал я. – Но не обмениваться остротами. Если что-то раскопаю, придется поговорить.

– Все еще уверен, что я вру? – взорвался он.

– Вас явно что-то тревожит. Мне пришлось повидать людей, и я редко ошибаюсь. Может быть, это меня не касается. Но если касается, у вас будет случай выгнать меня снова.

– С удовольствием, – сказал он. – Только в следующий раз захватите с собой приятеля, чтобы было кому отвезти домой. Бывает, хлопаешься задницей, а отшибает мозги.

И ни с того ни с сего он вдруг плюнул прямо на ковер. Меня покоробило. С него слетело все показное, и внезапно оскалило зубы мурло. Так коробит, когда интеллигентная на вид женщина вдруг начинает говорить непристойности.

– Прощай, красавчик, – бросил я и взялся за дверь.

Пришлось поднажать, чтобы она закрылась. Я выбрался по дорожке на улицу и остановился на тротуаре, рассматривая дом напротив.

4

Это был приземистый, широкий дом с выцветшей до приятных пастельных тонов розовой штукатуркой и тускло-зелеными оконными переплетами. Крышу покрывала круглая чешуйчатая черепица зеленого цвета. Парадная дверь вдавалась глубоко внутрь, а нишу облицовывала мозаика из разноцветных плиток. За низкой оштукатуренной оградой с ржавеющей на морском воздухе решеткой виднелся небольшой цветник. Слева от ограды стоял гараж на три машины с дверьми во внутренний дворик, по которому к боковому входу в дом вела цементная дорожка.

На воротах висела бронзовая табличка: «Альберт С. Олмор, доктор медицины».

Пока я все это разглядывал, в соседнем квартале из-за угла вывернул тот же черный «кадиллак». Мягко урча, он замедлил ход и стал выруливать перед гаражом, но, решив, что моя машина ему мешает, доехал до тупика, развернулся у железного забора с позолоченными пиками, медленно вернулся и вполз в пустой отсек.

Худощавый человек в темных очках и с докторским саквояжем направился по дорожке к дому. На полпути он остановился и посмотрел в мою сторону. Я пошел к своей машине. У дверей дома он вынул ключи и, отпирая дверь, снова оглянулся.

Я залез в «крайслер», закурил и стал думать, не стоит ли кого нанять, чтобы повисел на хвосте у Лейвери. Решил, что пока не стоит.

Занавески в нижнем окне рядом с боковой дверью, за которой скрылся доктор Олмор, шевельнулись. Худощавая рука развела их в стороны, и за стеклом блеснули очки. Через некоторое время занавески сомкнулись.

Я оглянулся на дом Лейвери. С этого места было видно, что от крыльца черного хода с крашеными деревянными ступеньками шла дорожка, которая – опять по ступенькам, но теперь бетонным – спускалась к мощеному проулку.

Я снова перевел глаза на дом Олмора и стал лениво гадать, хорошо ли доктор знает Лейвери. Вероятно, хорошо, раз в квартале всего два дома. Правда, из врачей обычно ничего не удается вытянуть. Тем временем занавески в окне окончательно раздвинулись.

На среднем стекле жалюзи не было. Я видел, что худощавый доктор смотрит оттуда в мою сторону с очень хмурым видом. Я стряхнул пепел за дверь машины. Олмор отвернулся и сел за письменный стол, на котором стоял его саквояж. Он сидел прямо, нервно барабаня пальцами по столешнице. Его рука вдруг потянулась к телефону, коснулась трубки, отдернулась. Он закурил сигарету, резким взмахом погасил спичку, снова подошел к окну и снова уставился на меня.

Меня это заинтриговало. Ведь Олмор врач, а врачи, как правило, самые нелюбопытные люди на свете. Еще на практике они узнают столько секретов, что хватает на всю жизнь. Нет, доктор Олмор явно мной интересовался. Более того, нервничал.

Когда я уже нагнулся, чтобы включить зажигание, парадная дверь в доме Лейвери распахнулась. Я снял руку с ключа и откинулся на сиденье. Быстрым шагом Лейвери поднялся по дорожке, окинул взглядом улицу и повернул к гаражу. Одет он был, как и прежде, только с руки теперь свисали махровое полотенце и пляжная подстилка. Я услышал, как лязгнули ворота гаража, открылась и закрылась дверь машины, со скрежетом завелся мотор. Покашливая белыми облачками выхлопных газов, по крутому склону на улицу выбралась задом небольшая ладная машина голубого цвета. Верх был откинут, и над дверью виднелась прилизанная голова в темных очках с широкими белыми дужками. Машина скользнула вдоль квартала и, сделав изящный вираж, исчезла за поворотом.

Мне не было дела, если мистер Кристофер Лейвери поехал на берег бескрайнего Тихого океана, чтобы полежать на солнышке и дать девицам полюбоваться его роскошными статями.

Я снова переключился на доктора. Сейчас он прижимал к уху телефонную трубку, но не говорил, а, покуривая, ждал. Затем, чуть дернувшись, склонился, как обычно бывает, когда на том конце провода наконец раздается голос, что-то выслушал, положил трубку и сделал запись в блокноте. На столе перед ним тут же появилась толстая книга с желтым обрезом. Доктор раскрыл ее приблизительно посередине и кинул быстрый взгляд на мой «крайслер».

Найдя наконец нужное место, он пригнул голову и окутал страницы облаками сигаретного дыма. Потом сделал в блокноте еще одну запись, отодвинул книгу, снова набрал по телефону номер, подождал и, покачивая головой, жестикулируя сигаретой, быстро заговорил.

Кончив разговор, доктор положил трубку, откинулся на спинку кресла и задумчиво уставился на стол, не забывая, однако, каждую минуту поглядывать в окно. Он чего-то ждал, и я ждал вместе с ним, сам не зная зачем. Врачи часто звонят по телефону, разговаривают со множеством людей. Врачи смотрят из окон, врачи хмурятся, нервничают, думают, переутомляются. Другими словами, врачи – это обычные люди, рожденные для страданий и борьбы в этом мрачном мире, как и все мы.

Однако в повадках этого врача меня что-то интриговало. Я глянул на часы, решил, что пора перекусить, но закурил и… остался на месте.

Прошло пять минут. Из-за поворота выскочил зеленый седан и покатил вдоль квартала. Качнув длинным хлыстом антенны, он замер у дома Олмора. Из машины вылез крупный блондин с блеклыми волосами и пошел к парадной двери. Нажав на звонок, он наклонился и чиркнул спичкой о ступеньку. Голова его повернулась в мою сторону.

Дверь щелкнула и впустила его внутрь. Невидимая рука задвинула занавески в окне кабинета. Я сидел и смотрел на темную в солнечном свете ткань. Время тянулось медленно.

Наконец дверь снова отворилась, и блеклый не торопясь сошел по ступенькам к воротам. Он отшвырнул от себя окурок, взъерошил волосы, потом пожал плечами, потер подбородок и направился по диагонали через улицу. Его шаги звучали в тишине четко, но лениво. Занавески в окне доктора раздвинулись опять. Олмор стоял у окна и наблюдал за происходящим.

На край открытого стекла моей машины легла большая веснушчатая рука, и ко мне склонилось крупное, изрезанное складками лицо. Поблескивающие холодом голубые глаза внимательно оглядели меня.

– Кого-нибудь ждете? – раздался хриплый бас.

– Сам не знаю, – ответил я. – А что, похоже?

– Вопросы сегодня задаю я.

– Черт возьми! – сказал я. – Вот и ответ на пантомиму.

– Какую пантомиму? – Голубые глаза смотрели тяжело и недружелюбно.

Я ткнул сигаретой в дом напротив.

– Вон тот неврастеник все возился с телефоном. Вероятно, узнавал мое имя в автоклубе, потом искал его в телефонном справочнике и звонил в полицию. Чем могу служить?

– Ваши права.

Я посмотрел ему в глаза.

– Может, сначала предъявите полицейский значок? – сказал я. – Или достаточно одного хамства, чтобы я понял, с кем имею дело?

– Когда я начну хамить, ты это сразу почувствуешь, приятель.

Я наклонился, включил зажигание и нажал на стартер. Мотор завелся и заурчал.

– Выключи, – приказал блондин со злобой и поставил ногу на подножку.

Я выключил мотор, откинулся на сиденье и посмотрел на него.

– Дьявол! – сказал он. – Добиваешься, чтобы тебя вытащили из машины и повозили мордой по тротуару?

Я протянул ему бумажник. Он вынул оттуда целлулоидную корочку, просмотрел мои водительские права и копию удостоверения, засунутую с другой стороны. Потом презрительно вложил их обратно и отдал бумажник. Когда я его убрал, в руке у него появился голубой с золотом полицейский значок.

– Лейтенант Дегармо, уголовный отдел, – представился он своим грубым басом.

– Рад знакомству, лейтенант.

– Оставим это. Лучше скажите, какого рожна шпионите за Олмором?

– Ни за кем я не шпионю, как вы изволили выразиться. В жизни не слышал о докторе Олморе, лейтенант, и никаких оснований шпионить за ним у меня нет.

Он повернул голову и сплюнул. Сегодня мне прямо-таки везло на верблюдов.

– Тогда что вы тут делаете? Частных ищеек мы не жалуем. В нашем городке их вообще нет.

– Ни одного?

– Ни одного. Так что давайте выкладывайте как на духу, а то придется попотеть в участке.

Я молчал.

– Вас наняли ее родственники? – неожиданно спросил он.

Я отрицательно мотнул головой.

– Последнего, кто пытался это сделать, отправили за госсчет дороги строить.

– Прекрасно, – сказал я. – Только я ничего не понимаю. Что он пытался сделать?

– Прижать доктора, – сказал блондин неуверенно.

– Жаль, что я этого не умею, – сказал я. – Но судя по виду, прижать его ничего не стоит.

– Такой тон до добра не доведет, – сказал он.

– Ладно, – сказал я. – Давайте по-другому. Знать не знаю этого Олмора, ни разу о нем не слышал, и мне нет до него дела. Приехал я сюда повидаться с приятелем и полюбоваться видами. Если же занимаюсь кое-чем еще, то это никого не касается. А если вам что не по душе, поехали в участок и поговорим с дежурным офицером.

Он тяжело повозил ногой по подножке и с недоверием взглянул на меня.

– Правда? – спросил он тягуче.

– Правда.

– Дьявол! Наш доктор явно сбрендил. – Он оглянулся через плечо на дом. – Ему бы самому надо показаться доктору. – И, невесело рассмеявшись, он убрал ногу с подножки и взъерошил свои жесткие волосы. – Ладно, валите отсюда. И держитесь подальше от нашей резервации – меньше наживете врагов.

Я снова включил стартер и, когда мотор завелся, вежливо спросил:

– А как поживает Эл Норгаард?

– Вы знали Эла? – уставился он на меня.

– Знал. Пару лет назад мы вели тут одно дело… Тогда начальником полиции был еще Уэкс.

– Эл сейчас в военной полиции. Мне бы на его место, – сказал Дегармо со вздохом и, уже отходя, резко повернулся на каблуках. – Валите отсюда, пока я добрый.

Тяжелым шагом он пересек улицу и вошел во двор Олмора.

Я выжал сцепление и тронул. По дороге в город я прислушивался к собственным мыслям. Они судорожно метались из стороны в сторону, словно тонкие пальцы доктора Олмора, сдвигающие и раздвигающие занавеску.

В Лос-Анджелесе я пообедал и забежал в Кауэнга-билдинг проверить в своей конторе почту. Оттуда я позвонил Кингсли.

– С Лейвери я виделся, – сообщил я. – Он наговорил мне кучу пакостей, и вполне искренне. Попытка его подзавести особых результатов не дала. Мне по-прежнему кажется, что они поссорились, но он все же не теряет надежду снова наладить отношения.

– Тогда он, видимо, знает, где она, – сказал Кингсли.

– Может, знает, а может, и нет. Кстати, на улице, где живет Лейвери, со мной произошла любопытная история. Там в квартале всего два дома. И второй из них принадлежит некоему доктору Олмору.

Я вкратце рассказал ему про свое приключение. Немного помолчав, он спросил:

– Доктора зовут Альберт?

– Да.

– Одно время он лечил Кристл. Несколько раз приходил к нам, когда… в общем, когда она перепивала. Сразу же хватается за шприц. А жена у него… обождите-ка, что-то там было с его женой… Ну да, покончила самоубийством.

– Когда?

– Не помню. Довольно давно. Я с ними не особенно общался. Что собираетесь делать дальше?

– Собираюсь на Пумье озеро, хотя ехать уже немного поздновато.

Он сказал, что времени у меня достаточно, к тому же в горах темнеет на час позже.

Я ответил, что тогда все прекрасно, и мы положили трубки.